CC BY
91
ИСТОРИОГРАФИЯ
ВСЕОБЩЕЙ И ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ИСТОРИИ
Вестник Омского университета. Серия «Исторические науки». 2015. № 4 (8). С. 126-130.
УДК 930.2
М. К. Чуркин
ПЕРЕСЕЛЕНЧЕСКОЕ ДВИЖЕНИЕ В СИБИРЬ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XIX -НАЧАЛЕ XX В.: КРИЗИС ИСТОРИОГРАФИЧЕСКОЙ ТРАДИЦИИ И НОВЫЕ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЕ «ВЫЗОВЫ»
Выявляются причины и обстоятельства, предопределившие формирование кризисной ситуации в историографической традиции и научно-исследовательских практиках изучения переселенческого движения в Сибирь во второй половине XIX - начале XX в. Отмечается стабильное снижение эффективности позитивистских моделей в процессе подбора, аккомодации и интерпретации источников. Устанавливаются факторы региональной локализации в осмыслении спектра проблем, связанных с миграционными процессами в России в пореформенный период, а также консервации устаревших методологических принципов в данной исследовательской сфере. Также озвучиваются перспективы «переформатирования» подходов к истории крестьянских переселений с учётом внедряемых на современном этапе исследовательских практик, фиксируются возможности применения специалистами апробированных методик деконструкции дискурсов, что может позволить вывести тему переселенческого движения в Сибирь на новый качественный уровень.
Ключевые слова: переселенческое движение; кризис; историографическая традиция; дискурс.
M. K. Churkin
MIGRATION MOVEMENT IN SIBERIA IN THE SECOND HALF OF XIX -EARLY ХХ CENTURIES: CRISIS HISTORIOGRAPHICAL TRADITIONS AND NEW RESEARCH "CHALLENGES"
The article identifies the causes and circumstances that determined the formation of the crisis in historiographical traditions and research practices the study of resettlement movement to Siberia in the second half of XIX - early XX centuries, there is a stable decrease in the efficiency of positivist models in the selection process, accommodation and interpretation of sources. Are the factors of regional localization in the reflection spectrum of the problems connected with migration processes in Russia in the postreform period, as well as conservation of the outdated methodological principles in this research area. In the work, also sounded the prospects of "reformatting" approaches to the history of peasant resettlement, taking into account implemented at the present stage of research practices, recorded the possibility of using experts approved methods of deconstruction of discourses that can afford to bring the topic of resettlement movement to Siberia to a new level.
Keywords: migration movement; crisis; historiographical tradition; discourse.
Тема переселенческого движения в Сибирь во второй половине XIX - начале ХХ в. прочно закрепилась в пантеоне исследовательских штудий, обретя к настоящему времени отчётливые признаки историографической традиции. Специалистами в области
аграрных миграций были произведены титанические усилия, определившие значительный прирост фактического материала, благодаря вовлечению в научный оборот широкого спектра источников законодательного, делопроизводственного, справочно-статисти-
© Чуркин М. К., 2015 126
Переселенческое движение в Сибирь во второй половине XIX - начале XX в.
ческого характера, что позволило составить мнение о причинах переселенческого движения, обстоятельствах перемещения народных масс в районы аграрной колонизации, условиях водворения и обустройства миграционного контингента, принципах и мероприятиях переселенческой и аграрной политики, вносивших существенные коррективы в организацию переселенческого процесса в исследуемый период [1].
Признавая легитимность и во многом продуктивность действий корпуса исследователей переселенческой проблематики, основы которой были заложены в историкоэкономических и научно-публицистических трудах второй половины XIX столетия, а также специалистов в данной сфере, ставших правопреемниками старшего поколения учёных, нельзя не обратить внимание на ряд обстоятельств, которые к настоящему времени привели к консервации означенной темы, фактическому исключению её из предметной области научной рефлексии.
Автор статьи, декларируя проблему «массового исхода» представителей научного сообщества из сферы исследования актуальных вопросов переселенческого движения, не ставит перед собой задач (точнее, сверхзадач) глобально социологического характера, предполагающих установление причин индифферентности коллег к аграрной теме вообще, а также её коннотациям, что во многом было бы несправедливо по отношению к тем немногим, кто остаётся в «зоне» интенсивной деятельности, направленной на обнаружение новых ориентиров в осмыслении российского опыта аграрных миграций. Полагаем, что в сложившейся ситуации, которую можно определить как кризис «школы», или кризис научного направления, следует сфокусировать внимание на имманентном состоянии историографии переселенческого вопроса, а именно историографической традиции, в параметрах которой хронологические демаркации в виде выделения досоветского, советского и российского периодов представляются нам не только условностью, данью долгосрочной исследовательской практике, но и ложным посылом, не позволяющим многим специалистам аграрнопереселенческого контента вырваться за пределы шаблонного восприятия исторической
действительности, отказаться от привычных оценочных суждений прошлого.
Нам представляется существенным, что фундамент историографии переселений на восточные окраины страны закладывался в условиях крайней актуализации в обществе переселенческого вопроса, постулирования его в качестве одной из главных текущих задач внутренней политики и экономики Российской империи. Обсуждение переселенческой темы, начиная с 1870-х гг., стремительно прирастало работами экономистов, статистиков, этнографов, государственных деятелей (чиновников центрального и регионального уровней), являвшихся не только сторонними наблюдателями, статистами, но и непосредственными участниками переселенческого дела. В известной степени реакция данной категории людей на сложные и многоаспектные проявления миграционной активности населения, потенциальную готовность переселенческого контингента к принятию сложных и ответственных решений, долгосрочные перспективы переселенческого движения как существенного, но частного эпизода российского колонизационного опыта сводилась к выдаче и тиражированию «рецептов» и рекомендаций, которые преследовали вполне благородную цель: способствовать эскалации / ограничению переселений с целью окончательного урегулирования аграрного вопроса в стране. Публицисты с присущей данной категории авторов эмоциональностью оперировали фактами, «загружали» тексты обильным статистическим материалом, ссылались на своих сторонников и оппонентов, демонстрируя осведомлённость и эрудицию, формируя тем самым общественное мнение, обрастая сторонниками и противниками.
Весьма симптоматично, что подобная публицистическая активность развивалась в рамках позитивистской методологической модели, сообразно с которой во главу угла была поставлена идея установления фактов, обнаружения типологически сходных явлений в истории и разработки законов, поверяемых исторической практикой. Реакция непосредственных участников переселенческого дела носила по преимуществу сиюминутный характер, не учитывала мировой и европейский колонизационный опыт и, соб-
127
М. К. Чуркин
ственно, имперский контекст российской колонизации. В результате факты переселенческого движения рассматривались сквозь призму количественных показателей, когда на первый план выводилось механистическое понимание миграционных процессов, в рамках которых обезличенная масса земледельцев искала спасения от голодной смерти во вновь колонизуемых районах Российской империи. В заданном методологическом формате специалисты, погружаясь в проблему и формируя источниковую базу исследования, ориентировались прежде всего на подбор доказательного материала, отражавшего в документах делопроизводственного характера содержание властного дискурса, с соответствующим ему прагматическим подходом к организации переселенческого дела при общей негативной оценке крестьянских миграций.
Плотность «рецептурной» публицистики во второй половине XIX - начале ХХ в. была настолько велика, что за ней с невероятным трудом усматривается другая тенденция в отношении к переселенческому вопросу, в семантических границах которой происходило формирование колониального дискурса, поднимавшего проблему определения места Сибири в составе России, факторов формирования сибирской региональной идентичности, а также отношения к ней в идеологически неоднородном обществе, специфики выбора имперской колонизационной стратегии и способов её практической реализации.
Последующая институциализация переселенческой темы в историографии реализовывалась в условиях сохранения позитивистской методологии, усиленной мощным идеологическим прессом, за чем последовало формирование круга незыблемых авторитетов и авторитетных суждений, запустивших переселенческую проблематику в русло бесконечных статистических подсчётов численности миграционных потоков, описания обстоятельств водворения и обустройства мигрантов, обратного их движения. При этом с завидной регулярностью распространялось фатальное, основанное на доверии и передаваемое из работы в работу заблуждение об отсутствии взаимодействия, «сцепления»
между властью и обществом в решении пе-
реселенческого вопроса. Произошёл закономерный «дрейф» в направлении изучения структур имперского процесса, вывод за пределы научного осмысления практик и дискурсов, формирующих имперскую ситуацию. В результате собственно «имперское» рассматривалось в рамках контента «национальное государство», что лишало исследователей, находившихся под прессом идеологических штампов, возможности понять логику империостроительства в России. За границами научных задач оставались проблемы формирования общественно-политического и властного дискурсов аграрной колонизации, влияния дискурсивных практик на проектную деятельность имперских властей, а также разработки практических решений и конструирование моделей их реализации в процессе аграрного освоения региона.
Ещё одним печальным итогом доминирования позитивистских методологических схем и приёмов стал типологический подход к прочтению и интерпретации источников, когда случайные высказывания, внесистемные статистические данные позиционировались в качестве доказательной базы, надёжной аргументации исследовательских выводов. Регулярная практика введения в научный оборот материалов официального делопроизводства имела свои естественные пределы, а опубликованные документы законодательного и справочно-статистического характера, тексты, извлечённые из общественно-политических журналов и газет второй половины XIX - начала XX в., служили главным образом иллюстративным целям. Всё это в конечном счёте порождало иллюзии исчерпанности переселенческой темы, утверждало научное сообщество в необходимости прекращения исследований в заданном направлении.
Консервация исследований в области аграрных переселений в Сибирь в пореформенную эпоху происходила не только в силу игнорирования историками имперской составляющей миграционного процесса и не только по причинам доминирования позитивистского подхода к анализу и интерпретации источниковой базы. Общим фоном функционирования гуманитарной науки вообще и исторической в частности в ХХ столетии становилась её регионализация. Меня-
128
Переселенческое движение в Сибирь во второй половине XIX - начале XX в.
лись идеологические конструкты, но неизменной оставалась «имперская ситуация», диктовавшая каноны и схемы взаимодействия центра и периферии, в которых всё рельефнее обозначалась дискретность социокультурного и научного пространства России. Регионализация научной сферы, в частности в связи с рефлексией переселенческого движения, способствовала крайней локализации исследования проблемы, в результате чего вопросы подготовки и выхода мигрантов из регионов-доноров стали прерогативой исследовательских усилий историков центра, а всё, что касалось собственно сибирской проблематики, региона-реципиента, передавалось на «откуп» региональным авторам.
Справедливости ради стоит отметить, что снятие многих идеологических «табу», произошедшее на стыке ХХ-ХХ1 вв., позволило частично реанимировать переселенческую проблематику, о чём свидетельствует появление работ, в которые усилиями авторов стали проникать такие понятия, как «единое колонизационное пространство», что открыло некоторые перспективы к преодолению локализации исследований. Обращение к научным практикам «новой локальной истории» дало возможность сфокусировать внимание на стратегиях поведения локальных сообществ - субъектов переселенческого движения и принимающих обществ в аспекте их интеграции в социокультурный контекст региона. Благодаря усилиям адептов «новой истории империи» открылись видимые перспективы осмысления переселений в формате имперских проектов и вариантов их реализации [2].
К разряду продуктивных действий, призванных сегодня содействовать переформатированию моделей изучения переселенческого движения, следует отнести новые практики прочтения и интерпретации источников, количественный прирост которых, по всей видимости, весьма ограничен. В такой ситуации на первый план выходит восстановление дискурса эпохи, механизм которого изящно обозначил М. Фуко: «Восстановить дискурс, отыскать безгласные, шепчущие, неиссякаемые слова, которые оживляются доносящимся до наших ушей внутренним голосом, [означает] восстановить текст, тонкий и невидимый, который проскальзывает
в зазоры и между строчками и потом раздвигает их» [3].
Реконструкция дискурса при этом предполагает отказ от порочной исследовательской практики подбора одиозных выборочных суждений и их использования в качестве доказательных доводов. Максимально обширный спектр обрабатываемых текстов даёт шанс специалистам обнаружить именно те «зазоры», о которых образно говорил М. Фуко, изменить локус видения исторического горизонта. Так, например, детальное вчитывание в либеральные и национал-консервативные тексты второй половины XIX в., репрезентировавшие на страницах отечественных периодических изданий стратегии организации переселенческого дела и задачи колонизации, позволяют, вопреки шаблонным, поверхностным утверждениям, говорить о том, что несмотря на непреодолимые оппозиции во взглядах, в общественнополитическом дискурсе наблюдались и варианты сближения общественных позиций. В очной и заочной полемике таких либеральных изданий, как «Русская мысль», «Русское богатство», «Восточное обозрение», с одной стороны, и консервативных - «Русского вестника» и «Московских ведомостей» - с другой, обнаруживается абсолютное сходство в признании крестьянства главным субъектом колонизационного процесса [4]. Именно в данной точке происходило не только сближение общественных сил империи, но и подготавливалась почва для своеобразного «сцепления» власти и общества, что коренным образом подрывает традиционную гипотезу об автономности названных структур. Становится очевидным, что властный дискурс так или иначе являлся естественным продолжением дискурса общественно-политического, а имперские проекты и практики колонизации выстраивались с ориентацией на общественное мнение.
Восстановление дискурса как средства переосмысления вопросов переселенческого движения в Сибирь может быть перспективным и в том отношении, что даёт возможность выслушать мнения и понять позиции тех представителей профессиональных сообществ, чьи голоса никогда не были слышны в общем хоре общепризнанных демиургов - правительственных чиновников, вид-
129
М. К. Чуркин
ных экономистов, лидеров политических партий и движений. Выход за пределы традиционно осваиваемой канвы источников позволит вовлечь в круг акторов дискурса более широкую аудиторию, в числе которой земские врачи, публицисты и беллетристы второго «эшелона», и непосредственно самих крестьян, которые в отечественной историографической традиции воспринимались лишь в качестве пассивного субъекта исторического процесса [5].
Таким образом, обращение к практикам деконструкции дискурсов (колониального, имперского, переселенческого) уже взято на вооружение частью представителей исторического сообщества, настраивает на оптимистический тон в плане «оживления» и наполнения новыми смыслами сложной и многогранной темы крестьянских переселений в истории России. Выявление и расширение круга адресатов и адресантов дискурса, установление обстоятельств и условий создания текстов, диалог автора и источника, самих источников должны позволить различить новые грани в осмыслении причин и логики переселенческого движения, уточнить и обосновать роль имперской компоненты в миграционных процессах второй половины XIX - начале XX в.
ЛИТЕРАТУРА
1. Кауфман А. А. Переселения и колонизация. -СПб. : Тип. т-ва «Общественная польза», 1905. - 349 с. ; Исаев А. А. Переселения в русском народном хозяйстве. - СПб. : А. Ф. Цинзерлинг, 1891. - 192 с. ; Скляров Л. Ф. Переселение и землеустройство в Сибири в годы столыпинской аграрной реформы. - Л. : Изд-во Ленинградского универ-
ситета, 1962. - 588 с. ; Тихонов Б. В. Переселения в России во второй половине XIX в. -М. : Наука, 1978. - С. 215 и др.
2. См., например: Ремнёв А. В. Региональные
параметры имперской «географии власти» (Сибирь и Дальний Восток) // Ab Imperio. -2000. - № 3/4. - С. 343-358 ; Его же. Самодержавие и Сибирь Административная политика второй половины XIX - начала XX века. -Омск : ОмГУ, 1997. - 253 с. ; Шанин Т. Понятие крестьянства // Великий незнакомец: крестьяне и фермеры в современном мире / под ред. А. В. Гордона. - М. : Прогресс, ПрогрессАкадемия, 1992. - 432 с. ; Родигина Н. Н. «Другая Россия»: образ Сибири в русской журнальной прессе второй половины XIX -начала XX века. - Новосибирск : НГПУ, 2006. - 343 с. ; Чуркин М. К. Переселения крестьян черноземного центра Европейской России в Западную Сибирь во второй половине XIX -начале XX вв.: детерминирующие факторы миграционной мобильности и адаптации. -Омск : ОмГПУ, 2006. - 376 с. и др.
3. Фуко М. Археология знаний. - Киев, 1996. -
С. 28.
4. См., например: Ядринцев Н. М. В стране чудес и курьёзов // Восточное обозрение. - 1882. -№ 12 ; Поземельный вопрос в Сибири // Там же. - № 13 ; Переселение и межевое дело в Западной Сибири // Там же. - 1887. - № 3 ; Сибирская жизнь и переселенческое дело // Там же. - 1888. - № 5 ; Собрание передовых статей Московских ведомостей. 1877 год. -М., 1898 ; Собрание передовых статей Московских ведомостей. 1883 г. - М., 1898 ; Русский вестник. - 1885. - Май. - Т. 177 ; Исаев А. А. Как относятся в Сибири к переселенцам? // Русская мысль. - 1890. - № 11 ; Беляков И. Е. Переселенец о Сибири // Русское богатство. - 1899. - № 3 ; Кауфман А. А. Наш Дальний Восток и его колонизация // Русская мысль. - 1909. - № 12 и др.
5. Коцонис Я. Как крестьян делали отсталыми. Сельскохозяйственные кооперативы и аграрный вопрос в России. 1861-1914. - М. : Новое литературное обозрение, 2006. - 313 с.
130
