CC BY
19
© 2005 г. Т.М. Зуева, И.В. Глушко
ПЕРЕСЕЧЕНИЕ СОЦИОКУЛЬТУРНЫХ МИРОВ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭЛИТЫ И ЭЛЕКТОРАЛЬНЫХ ГРУПП СОВРЕМЕННОГО РОССИЙСКОГО ОБЩЕСТВА
(СУБКУЛЬТУРНЫЙ ПОДХОД)
Исследования проблем социальной структуры российского общества разных авторов (Л. Беляевой, Л. Гордона, 3. Голенковой, Т. Заславской, Н. Лапина, Е. Старикова, Н. Тихоновой, М. Черныша и др.), несмотря на их различные методологические основания, выделяют в социальной структуре реформируемого российского общества такой социальный слой, как элита, или так называемый «верхний слой». Это реально правящий класс, выступающий, по Т.И. Заславской, в роли основного субъекта реформ. К нему относятся элитные и субэлитные группы, занимающие наиболее важные позиции в системе государственного управления, в экономических и силовых структурах [1].
Эти группы объединяет факт нахождения у власти и возможность оказывать прямое влияние на процессы реформ. Однако узкосоциологический подход к проблеме, сводящий исследование элиты к элементу анализа социальной структуры, должен быть существенно дополнен. В целом российские социологи и политологи в своих исследованиях опираются на разработанный классиками зарубежной элитологии Г. Моска, В. Парето, Р. Михель-сом, Г. Лассуэллом и др. категориальный аппарат и концептуальную базу элитологии (правящая элита и контрэлита, политическая формула, циркуляция элит, «железный закон олигархии» и др.). Благодаря исследовательской инициативе классиков, дихотомия «элита - массы» становится ведущим принципом в методологии анализа западной политологии и служит для социологического измерения таких категорий политологии, как «политическое руководство», «центры принятия решений», «управляющие структуры политической системы» и т.п.
Однако, с нашей точки зрения, социологический и политологический аспект рассмотрения элиты следует дополнить анализом с позиций культурологии. При этом теоретико-методологическим основанием нашего исследования являются концепции множественности, плюрализма элит (С. Келлер, Д. Рисмен, О. Штаммер, и др.), признающие, что элита не является единой привилегированной относительно сплоченной группой. Существует множество элит, и ни одна из них не способна доминировать во всех областях жизни. Мы выбираем в качестве одного из основных направлений исследования анализ внутренних связей и поведения политической элиты как одной из основных элитных структур. Характер, состав и ориентация правящей элиты - важнейший элемент политической системы, определяющий ее качество. Политическая элита принимает решения, связанные с использованием государственной власти или непосредственным воздействием на нее.
Многие аналитики элиты (Г.К. Ашин, Д.В. Бадовский, О. Крыштановская, А. Магомедов, А.В. Понеделков, A.M. Старостин и др.) приходят к выводу о том, что говорить о наличии в нынешнем российском обществе политической элиты сегодня преждевременно. В России все
еще продолжается «плазменный период» в становлении новой политической элиты как на уровне федерального центра, так и регионов. Несмотря на особенности становления российской элиты как социального слоя, мы соглашаемся с теми исследователями, которые говорят о формировании особой элитарной субкультуры в российском обществе. Анализ реальных мотивов и смысла деятельности групп, относимых к элитным (субэлитным), изучение формальных и теневых взаимоотношений внутри их, а также элиты и других общественных групп подтверждают наличие тенденции к образованию особой элитарной субкультуры российского общества
Во всех классических и современных теориях элита представляет собой более или менее сплоченную группу, которую выделяют среди другого населения общие психологические, социальные и политические качества, а также групповое элитарное сознание, восприятие себя особым руководящим слоем. Например, В.П. Таранцов в своем исследовании выделяет следующие признаки (силовые оси) элитарности: образованность, богатство, страсть, гибкий ум, политическое чутье, интуиция, ответственность, самосознание, смелость и мужество, воля, компетентность, практическая осведомленность, жизненный опыт и решительность, умение объединять людей, язык (красноречие), манера поведения, умение самостоятельно действовать и принимать решения, традиция [2].
Полагаем методологически корректным структурировать оси элитарной субкультуры следующим образом: ось «власть-богатство» и ось политических, деловых и психологических качеств. Объединяющим стержнем должно выступать элитарное самосознание. Представленная таким образом модель элитарной субкультуры обладает, на наш взгляд, значительным эвристическим потенциалом.
Вошедшие в нашу модель признаки элитарной субкультуры достаточно выражены, представители современной российской элиты в той или иной степени все эти качества демонстрируют. Опросы общественного мнения и социологические исследования разных авторов -С.Г. Климовой, О.В. Крыштановской, В.С. Тапилиной, С.Г. Якушевой и др. - способствуют выявлению таких обобщенных ценностных характеристик политической элиты, как реальная дееспособность, высокие моральные качества и личностная определенность. Однако мы установили, что именно характер самосознания выступает объединительным стержнем всех определяемых выше осей элитарности. В соответствии с этими фундаментальными основаниями формируются основные модели внут-риэлитного поведения и кросскультурного взаимодействия.
Во-первых, политик может видеть в коллегах соперников, для достижения победы над которыми хороши любые средства. Чаще соперничество ведется по определенным «правилам», которые включают в себя и общепринятые критерии оценки профессиональных качеств.
Руководствуясь этими критериями, члены элиты могут в некоторых ситуациях уступать заведомо более опытным и заслуженным соперникам.
Во-вторых, возможна ситуация, когда все члены элиты рассматривают себя как сплоченную группу с общими интересами, которые нужно защищать от всякого рода «чужаков», т.е. проявлять элитную солидарность.
Наш анализ поведенческих моделей элиты показывает, что обе поведенческие модели (как конкурентного типа, так и солидарного) вполне совместимы и проявляются либо ситуативно, либо относительно других социальных групп и субкультур.
Как известно, солидарность подразумевает:
1) ценностно-целевую координацию общества;
2) принятие массовых решений в отношении направления основного вектора исторического процесса;
3) выдвижение наиболее активных социальных групп на политическую арену [3].
И если первые два способа определяют степень социальной солидарности общества как определенного морально-политического единства общества на основе социальных реформ, или социального долга, или даже «квазидоговора», то последний способ описывает характер солидаризации именно политических элит общества. Условием возникновения солидарности социальной группы является осознание собственной социальной идентичности ее членов, поскольку содержание таковой раскрывается через создание оппозиций, основывается в первую очередь на социально-структурные отличиях, таких как «свои - чужие», «мы - другие» и т.д. Например, Ш. Эй-зенштадт и Б. Гизен утверждают, что коллективная идентичность создается посредством проведения границ и разделений, которые устанавливают демаркационные линии между «внутренним» и «внешним», «нами» и «ими», строя при этом образ и «нас» и «их» [4].
Такое состояние идентификационных побуждений способствует укреплению социально-солидарного комплекса на основе формирования сетей персональных, семейных, клановых социальных связей. Элита политическая или экономическая представляет собой не просто социальное меньшинство общества, которое объединяется за счет тесных неформальных социальных связей, что также выступает основой солидарных моделей поведения перед социальными «чужими». Таковыми в данном случае выступают те, кто не обладает властью и ее инвариантом собственностью. В то же время логику деятельности и отношения внутри правящих групп, а также формы рекрутации определяют клиентарные связи [5].
Характерно, что население в принципе принимает эту ситуацию. Так, по данным общероссийских опросов, проводимых фондом «Общественное мнение» в середине 90-х гг., в оценках большинства российских политиков явно преобладают деловые качества, следом идут качества нравственные, тогда как идеологические (политические) критерии отступают на задний план. По мнению С.Г. Климовой и Т.В. Якушевой, «это бесспорное свидетельство наличия ценностной основы восприятия -люди обращают внимание в первую очередь не на идеологемы, которыми оперирует лидер, а на то, что
он делает и в какой мере его действия соответствуют этическим нормам» [6].
Солидарность социальной группы не является величиной постоянной, но проявляется ситуационно. Представители социальной группы могут вполне вести себя как социальные конкуренты до того момента, когда возникнет реальная или потенциальная угроза их социальному положению и материальному благополучию именно как группы. Причем угроза должна исходить от определенных «чужих». Разрабатывая данную проблему, С.Ю. Барсукова пришла к выводу, что групповая солидарность возникает из стечения следующих моментов:
1) жизненные обстоятельства, присущие группе, осознаются как неблагоприятные;
2) характер угроз и несчастий должен быть осознан представителями группы как универсальный для всей группы;
3) находятся «виноватые» в сложившейся ситуации;
4) ситуация обретает устойчивую дискурсную форму, т.е. облачается определенной риторикой и публичной интерпретацией [7].
Потенциально-реальная угроза положению элитных и субэлитных групп исходит от антиэлитарного комплекса, присущего сознанию россиян, в отношении которого обостряется групповая солидарность и элитное самосознание. Этот антиэлитарный комплекс не является простым отрицанием элиты. Попытки его анализа приводят к конгломерату различных, иногда противоречивых идей. С одной стороны, мы наблюдаем признание необходимости частной собственности, согласие с социальными ценностями рыночного общества - богатством и неизбежным результатом рынка - социальным расслоением. С другой - особенности протекания социально-экономических реформ обусловили неприятие «новых» богатых и власть имущих. Богатство и социальное расслоение, соответственно выдвижение кого-либо на вершины социальной пирамиды признавалось возможным как результат справедливого вознаграждения. Методы обретения богатства через финансовые пирамиды, аферы в финансовой сфере, через передел собственности посредством приватизации признавались однозначно несправедливыми.
Кроме негативно окрашенных отношений, антиэлитарный комплекс подпитывает наличие стремления россиян к высшим коллективным гражданским солидарно-стям. В.А. Ядов в своем исследовании пишет о социокультурном синдроме мировосприятия «простого человека», в котором заложены «глубокое человеческое достоинство и стремление к традиционной справедливости с несомненным ощущением солидарности с такими же простыми людьми [8].
Именно этот идентификационный комплекс «простых людей» как основа солидарности в отношении элитных слоев питает социокультурные стратегии элитной солидарности и элитного самосознания. Субкультурная солидарность укрепляется не политическими или административными методами, но в ходе реализации именно социокультурных практик, понимаемых как повседневная жизнь людей, в которой «закрепляются и реализуются культурно значимые формы социальной деятельности и взаимодействия...» [9].
Воспроизводя в ходе таких социальных практик специфические образцы и стили жизни, образцы деятельности и модели поведения, социокультурная общность конструирует собственную идентичность, укрепляет собственную солидарность, а процессы социокультурной экспансии выступают механизмами легитимации данной социальной группы, а в данном контексте также и фактором, влияющим на интеграцию ценностных миров и образа жизни «народа» и «элит».
Базисные схемы деятельности, ценностные ориентации и нормы социального взаимодействия элиты закрепляются в чувственно воспринимаемых символических формах, формируя воспринимаемую остальным обществом социокультурную ткань элитарности.
Как писал еще Т. Гоббс, «репутация могущества есть могущество, ибо она влечет приверженность тех, кто нуждается в покровительстве» [10].
Поскольку силовые оси элитарности образуются прежде всего в направлении «власть-богатство», то демонстрация именно этих параметров, символическая репрезентация обладания социальными и экономическими ресурсами выступает основой данной символической формы. Причем символы обладания этими ресурсами, отличаясь ситуативной или культурно-исторической обусловленностью, образуют определенное единство - символизацию жизненного стиля. Поскольку деньги есть функция власти, то демонстрация власти и могущества политической элиты зачастую определяется наличием и объемом такой символической формы, как деньги. Один из самых распространенных способов отметить факт обладания этим ресурсом - демонстрация определенного уровня обеспеченности жизни, объема находящегося в пользовании личного имущества. В этом мы согласны с Т. Вебленом, утверждавшим, что способом подтверждения денежной силы в глазах окружающих есть постоянная демонстрация высокой платежеспособности посредством стандартов потребления [11].
В экономике даже существует понятие «эффект Веб-лена», означающее рост продаж в результате повышения цены товара.
Характерными признаками образа жизни богатых, кроме уверенности в завтрашнем дне, россияне считают именно высокую степень потребительских стандартов: качество их жилищных условий, возможность провести отпуск за рубежом, доступность приобретения дорогой мебели, бытовой техники, уровень медицинского обеспечения, возможность для детей добиться большего, чем большинство их сверстников, возможность получения хорошего образования и проведения досуга.
Добавим, что структура и характер действительного потребления практически соответствует массовым представлениям. Так, Н.Е. Тихонова отметила, что впервые за время наблюдений жилье вышло на авансцену как важнейший стратифицирующий признак [12]. То же самое можно сказать о наличии второго, как правило, загородного, пригодного для круглогодичного проживания жилья, которое имеют более половины богатых в выборке данного исследования. Второй характерный признак принадлежности к богатым - иномарки, их имеют около трети семей пограничного слоя, свыше 70 % богатых и свы-
ше 90 % очень богатых. Та же тенденция в отношении других предметов потребления.
Механизмом легитимации современного российского элитного социокультурного стиля жизни выступает Запад как глобальный источник социокультурных стандартов, что связано с формированием глобальной социальной общности на основе бурного прогресса современных информационных технологий, развития средств связи, электронных средств обработки и хранения информации, создания мощных коммуникативных систем типа сети Интернет и пр.
В данном случае национальная элита использует культурные стандарты более сильного, богатого и вследствие этого престижного образования для упрочения собственных позиций в рамках национального государства. Культурная гегемония Запада, как и экономическая, означает практику глобального неэквивалентного обмена, предполагающего, по мнению А.С. Панарина, не только экономическое ограбление периферии, но и духовную власть над ней - ту самую власть, которой дано наделять авторитетом и престижем, освящать или отлучать, легитимировать или лишать легитимности [13].
Кризисное состояние современной российской науки и культуры, падение социального статуса и комплекс невостребованности человека вообще, преобладание логики выживания, деформация системы ценностей, характеризующаяся одновременно апатией и нетерпимостью, агрессивностью, социальным расколом - все это накладывает свой отпечаток на субкультуры разных общественных групп, обусловливая, с одной стороны, различия между ними, а с другой - некоторые общие черты и факторы, влияющие на интеграцию их ценностных миров и образа жизни. Все вышесказанное актуализирует возможность использования субкультурного подхода к анализу взаимодействия различных социальных групп российского общества.
Сразу оговоримся, что выделить отдельные субкультуры внутри современного реформируемого российского общества, четко вычертив их контуры, представляется весьма сложным по многим известным обстоятельствам. Поэтому мы не претендуем на полноту охвата всего спектра современных субкультурных образований, а выбираем диаметрально противоположные по своим социокультурным мирам (ценностным ориентациям, моделям поведения, жизненным стилям, образу жизни) социально-демографические группы населения, выделенные рядом аналитиков (З.Т. Голенковой, И.В. Казариновой, С.Г. Климовой, Э.Г. Элбакян и др.) в социальной структуре современного российского общества, а также рассмотрим отдельные моменты их социокультурного взаимодействия с субкультурой политической элиты. Выделим субкультурные образования, во-первых, по доминантному демографическому (возрастному) признаку (молодежь и пенсионеры) и, во-вторых, по поведенческим характеристикам (интеллигенция и девианты). Обозначенные группы можно отнести и к электоральным группам, отличающимся друг от друга своими политическими пристрастиями и предпочтениями, своеобразием политической культуры.
Продвижение общества по пути социальных реформ, степень их успеха зависит от достижения общественного согласия, которое в современном мире во многом определяется возможностями интеграции ценностных миров и образа жизни разных социальных групп.
Наиболее значимой социальной группой, обладающей потенциалом властного воздействия, как мы выяснили, выступает политическая элита российского общества. Другие социальные группы вступают в социокультурное взаимодействие с нею следующим образом: во-первых, выступая социальным ресурсом ее формирования, таким способом передавая поведенческие модели, социальные нормы и ценностные ориентации; во-вторых, политическая элита, выступая референтной группой для других социальных общностей, изменяет их субкультурные модели.
Поскольку субкультуры, по определению, закрытые социальные образования, культивирующие собственное отличие, их взаимодействие друг с другом зачастую носит опосредованный характер. Наиболее значимым средством, каналом трансляции социокультурной информации выступают средства массовой коммуникации, воздействие которых на социокультурные процессы следует рассматривать отдельно.
Включение политической коммуникации в область публичной политики приводит к значительным изменениям самой политической сферы общества. В настоящее время структура политической деятельности, способы политической борьбы, характер политических отношений во многом определяются коммуникативными процессами в обществе. Тем самым роль политической коммуникации возрастает многократно. Средства коммуникации предлагают обществу не только информацию, но системы мировосприятия, создают базовые формы публичного дискурса.
Переход к коммуникативным каналам функции интеграции общества как существенный признак его современности отмечается многими исследователями. Хотя еще А. де Токвиль писал: «В условиях, когда люди больше не связаны между собой прочными и длительными узами, становится невозможным достичь объединения большого числа людей до тех пор, пока вам не удастся убедить каждого, на помощь которого вы рассчитываете, в том, что в его интересах добровольно объединить свои требования, с требованиями других. Это может обеспечить только газета... ей одной дано посеять одну и ту же мысль одномоментно в умах тысяч людей. Газета - это советник, которого не надо искать, так как она сама приходит к вам и ежедневно беседует с вами, не отвлекая вас от ваших повседневных забот» [14].
Социокультурным следствием указанных процессов, отмеченным Г. Лассуэллом, является снижение разнообразия субкультур, сведение культуры всего общества к единым социокультурным стандартам, интеграция ценностных миров субкультур различных общественных групп в единый социокультурный комплекс. Отметим, что развитие технической базы социальных, культурных и политических коммуникаций усиливает процесс социокультурной консолидации. Основой анализа может выступить методологическая идея Маклюэна - «The medium
is the message» - «Средство (посредник) есть сообщение, информация». То есть содержание сообщения в принципе не существенно, важнейшие эффекты СМИ вытекают прежде всего из характера этого средства. Странное на первый взгляд высказывание в настоящее время стало тривиальным и разделяется практически всеми специалистами в области организации массовых коммуникаций. Действительно новые технологии, изменение материальных носителей информации существенно изменяют навыки восприятия и мышления человека и приводят к изменению парадигмы формирования знаний на уровне всего человечества. Так, высоко оцениваемая А. де Ток-вилем газета как фактор политической и социокультурной интеграции не может соперничать с телевидением. Но средства современной коммуникации - информационные сети формируют социокультурное единство на уровне глобальной общности. Как полагал Маклюэн, современная коммуникация способна сделать человека представителем единого мира, так как сам этот мир постепенно из множества разрозненных государств и отдельных сообществ превращается в «глобальную деревню» [15].
В условиях глобализации средства массовой коммуникации включают в национальное культурное пространство инокультурный материал, инокультурные стандарты и стереотипы политического мышления и практической деятельности. Причем данный процесс затрагивает представителей всех социальных субкультур, но представителей элитных слоев гораздо сильнее вследствие их большей открытости международным политическим и культурным контактам.
Идеальным средством для распространения западных культурных стандартов выступают кино и телевидение. При этом сила телевизионного воздействия основывается на том, что в отличие от печати оно апеллирует к трем из пяти модальностей восприятия (зрению, слуху и кинесте-тике) и способно вызывать эффект вовлеченности зрителя в коммуникативный процесс. Происходит визуализация форм социальных взаимодействий и эмоциональное вовлечение зрителя в процесс самоидентификации с экранными героями. Кроме силы эмоционального воздействия, значимость имеет его продолжительность: по подсчетам некоторых специалистов, в одной среднестатистической семье телевизор работает до 7 часов в сутки.
Но если роль коммерческой рекламы в социокультурном диалоге заключается прежде всего в распространении социокультурных моделей и стилей жизни, формировании поля притязаний для различных социальных групп, то политическая реклама обозначает параметры диалога политической элиты и народа через конструирование видео - и аудиоряда рекламных роликов. Несмотря на значимость такого способа политической коммуникации (по данным социологических опросов, избиратели получают информацию о кандидатах преимущественно по телевидению - до 98 %), исследований рекламы не так уж много. Значимые результаты показало исследование знаковой структуры политической рекламы с применением методологии семиотики и контент-анализа М.М. Назарова и М.А. Папантиму [16].
Интересно, что сконструированная нами ранее модель культуры политической элиты работает. Политические
партии и их лидеры, рекламируя свою деятельность, подчеркивали способности решать актуальные проблемы, акцентируя личные и профессиональные качества политиков (честность, активность, профессионализм, опыт, сила) и конкретные достижения, положительные результаты их деятельности. При этом негативный образ конкурентов формировался при помощи указаний на отсутствие у них необходимых профессиональных навыков и/или на наличие отрицательных личных качеств.
Не нужно забывать, что в политической рекламе как коммуникативном канале преобладает одно направление: воздействие элит на поведение электората. Такая особенность превращает рекламу в одно из основных средств политтехнологий. Их возникновение качественно меняет характер диалога между политическими элитами и обществом. Возможно усиление тенденции к аморализму элиты, воображающей себя «творцом» политической жизни, хозяином народа.
Как фактор моделирования общественно-политического дискурса, конструирования смыслового поля широких социальных масс политическая коммуникация превращается в средство кросскультурного воздействия, передачи ценностно-нормативных структур одной социокультурной общности к другой и тем самым включается в число средств обеспечения «диалога» субкультур различных общественных групп.
Поскольку политическая коммуникация не рассматривается как аналог коммуникации межличностной, выделяются, как правило, институционально оформленные акторы политико-коммуникативного процесса (информационные структуры государства; многообразные корпоративные структуры; специализированные информационные структуры: СМИ, спонсоры, медиамагнаты и рекламодатели; различные сегменты социума: корпус политически активных граждан и др.).
Такой способ структурирования акторов политико-коммуникационных процессов не отражает всю субкультурную матрицу общества, но даже институционально оформленные субъекты политической коммуникации выступают носителями определенных культурных традиций интерпретации образов власти, способов знаково-символического кодирования информации, а также социокультурных стереотипов.
Многие исследователи отмечают, что особенностью современной политической коммуникации в России является ослабление прямого политического диалога власти и народа. С одной стороны, присутствует отказ неэлитных слоев населения от этого общения, уход в частную жизнь, пассивный конформизм избирателей. С другой - налицо увлечение политических элит политтехнологиями, средствами одностороннего влияния на позиции избирателей, манипулирование общественным мнением, восприятие народа исключительно как «электората». Мы полагаем, что в ситуации отказа от прямого политического взаимодействия усиливается социокультурная составляющая этого процесса.
Субкультуры разных общественных групп различны, но при этом имеются некоторые общие черты и факторы, влияющие на интеграцию их ценностных миров и образа жизни.
Прежде всего углубляется амбивалентность и противоречивость субкультурной психологии; во-вторых, усиливается значимость одних общих для всех групп ценностных оснований, таких как семейные ценности; в-третьих, ослабляется значимость других - самоидентификации со своей профессиональной группой, работы и ее функций (как места, где можно заработать и самореализоваться в профессиональном и личностном плане), проблем нравственности, отношений между людьми. Что касается взаимодействия с политическими элитами, то многие исследователи констатируют, что в обществе наблюдается тенденция к равнодушию (абсентеизму), отказ от многих форм взаимодействия.
Происходит это по разным причинам: стиль жизни (молодежные субкультуры), социальная депривация (пенсионеры), «комплекс вины» и разочарование во властных институтах как таковых (интеллигенция). Результат -скатывание населения (причем, как правило, более образованного и искушенного в политическом смысле) к пассивному конформизму. Результатом такого политического и социокультурного отторжения может стать потеря легитимности политического режима.
В этом отношении полагаем, что политическим элитам, как наделенным большей властью по определению, следует пересмотреть принципы взаимоотношений с различными социальными группами. Такие попытки со стороны власти имеют место в последнее время, хотя и вызваны они рядом трагических событий (в том числе в г. Беслане), заставляющих власть пересмотреть и организационные формы диалога властной элиты и общества. Одни из них уже существуют реально, например прямое общение Президента с народом; другие заявлены на перспективу (введение института негосударственного контроля - Общественной палаты, одна из функций которой - проведение экспертизы законопроектов). Возможны и другие меры, которые, по нашему мнению, должны в перспективе способствовать изменению направления и характера межгрупповых взаимодействий реформируемого российского общества, развитию межгрупповой коммуникации, пересечению социокультурных миров политической элиты и народа.
Литература
1. Заславская Т.И. Социоструктурный аспект трансформации
российского общества // Социологические исследования.
2001. № 8.
2. Таранцов В.П. Специфика самосознания политической эли-
ты и его выражение в имидже // Политико-
административная элита и государственная служба в системе властных отношений: Сб. тез. докл. и сообщ. Всерос.
науч.-практ. конф. Ростов н/Д, 1996.
3. Горяинов В.П. Групповая солидарность и ценностные
ориентации // Социологические исследования. 1997.
№ 4.
4. Бокшаньский З. Идентичность социального актора и соци-
альное изменение // РЖ Социология. 1999. № 1.
5. Афанасьев М.Н. Клиентелизм: историко-социологический
очерк // Политические исследования. 1996. № 6. С. 97.
6. Климова С.Г., Якушева Т.В. Образы политиков в представле-
ниях россиян // Политические исследования. 2000. № 6. С. 68.
7. Барсукова С.Ю. Солидарность участников неформальной
экономики на примере стратегий мигрантов и предпринимателей // Социологические исследования. 2002. № 4. С. 4.
8. Ядов В А. Социальные и социально-психологические меха-
низмы формирования социальной идентичности личности // Мир России. 1995. № 3. С. 168.
9. Социология / Под ред. Г. В. Осипова. М., 1990. С. 85.
10. Гоббс Т. Левиафан. М., 2001. С. 66.
11. Веблен Т. Теория праздного класса. М., 1984. С. 78, 84.
12. Тихонова Н.Е. Особенности дифференциации и самооценки статуса в полярных слоях населения // Социологические исследования. 2004. № 3.
13. Панарин А.С. Искушение глобализмом. М., 2000. С. 181.
14. Жвитиашвили А.Ш. Концептуальные истоки идеи глобализации // Социологические исследования. 2003. № 6. С. 6.
15. McLuhanH. Understanding Media. N.Y., 1963.
16. Назаров М.М., Папантиму М.А. Знаковая структура телевизионной политической рекламы // Политические исследования. 2001. № 2. С. 147-158.
Азово- Черноморская государственная агроинженерная академия 18 марта 2005 г
