Переходная экономика России в контексте институциональной теории Карла Поланьи

Санчес-Андрес А.

Экономический вестник Ростовского государственного университета Д 2005 Том 3 № 1

в СОВРЕМЕННАЯ ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ

ПЕРЕХОДНАЯ ЭКОНОМИКА РОССИИ В КОНТЕКСТЕ ИНСТИТУЦИОНАЛЬНОЙ ТЕОРИИ КАРЛА ПОЛАНЬИ

А. САНЧЕС-АНДРЕС

профессор факультета прикладной экономики, Университет Валенсии (Испания)

Перевод с испанского A.A. КУРЫШЕВОЙ

По прошествии десяти лет переходного периода в экономике России до сих пор не существует теоретического анализа, который бы давал ему ясное толкование. Пробовались различные аналитические подходы, среди которых особую важность имеют те, которые идут вразрез с неоклассической (ортодоксальной) точкой зрения. Согласно этим подходам, разрушение традиционных институтов, связанных с центральным планированием, гарантирует возникновение рыночной экономики. Это разрушение позволяет экономическим агентам свободно взаимодействовать, создавая то, что называется экономическим рынком [1; 6; 31]. Тем не менее такой подход оказался довольно ограниченным при объяснении трудностей продолжения и укрепления реформ и, соответственно, их положительных результатов. Предпринимались попытки объяснить часть появившихся проблем путем рассмотрения определенных политических факторов, таких как коррупция [52-54]. Однако такие подходы не принесли успеха при решении проблем ортодоксального подхода.

Ответом неоклассическому подходу выступил эволюционный анализ, но чаще всего последний характеризуется больше как критика ортодоксальной концепции, чем как познание каких-либо новых специфических путей разрешения этого экономического феномена. Однако стоит заметить, что эволюционные экономисты предложили некоторый анализ глобального характера [26; 34; 35]. В отдельных случаях было опробовано множество новых подходов, изменяющих гипотезы анализа [50] или представляющих другое экономическое видение переходных периодов, особенно шумпетерианского типа [17; 27].

Явные проблемы ортодоксального подхода, также как и ограничения альтернативных взглядов, образовали очень важный теоретический вакуум, касающийся анализа переходного периода в экономике Восточной и Центральной Европы [32]. В данной статье мы попробуем заполнить этот аналитический вакуум. Предполагается, что более глубокое понимание переходного периода в экономике не может сразу прояснить то, что частные интересы экономических агентов наряду с отсутствием государственного вмешательства

образуют достаточные условия для возникновения экономического рынка, но взамен должно освещать институциональный аспект процесса. К тому же использование аналитических подходов естественно, когда требуется более углубленное видение экономического рынка. Первым шагом может служить предположение, что рынок - организованный и институционализированный обмен [22, р. 174]. Однако точный анализ переходного периода завершается, будучи слишком общим и неточным.

В этой статье материал будет раскрываться при помощи институциональной концепции, выдвинутой Карлом Поланьи. Содержание данной работы будет разбито на две части. В первой будут излагаться основные идеи Поланьи, касающиеся его интереса к анализу переходного периода (в Англии). Эти идеи будут применены к предмету изучения и затем станут определяющим критерием для анализа современного переходного периода в экономике. Во второй части полученные результаты будут приложены к случаю России и мы попытаемся сделать заключение относительно того, движется ли Россия к рыночной экономике.

Институционализм Поланьи и переход к рыночной экономике

Хотя некоторые отдельно взятые части работы Поланьи могут представлять большой интерес при анализе переходного процесса в странах, которые до 1990-х гг. были организованы по принципу центрального планирования, в данной статье будут упомянуты только те аспекты, которые наиболее тесно связаны с построением рыночной экономики. Согласно По-ланьи, коммерциализация факторов производства и деньги - одни из определяющих элементов для построения экономического рынка. Что касается понятия коммерциализации, необходимо остановиться на нескольких деталях. Во-первых, при настоящей коммерциализации необходимо, чтобы факторы производства (и деньги) были «свободными», чтобы продаваться и покупаться; это предпосылка для того, чтобы агенты могли извлекать выгоду посредством обмена. В отношении этой «свободы» следует заметить, с одной стороны, что это должно происходить не спорадически, а постоянно (социальный институт) [55, р. 596], а с другой - что рыночные отношения должны установиться и занимать отдельную нишу среди всех остальных социальных отношений. Во-вторых, надо, чтобы рыночные отношения вовлекали факторы производства, необходимые для процесса социальной репродукции. В частности, Поланьи подчеркивал фактор труда, а также земли, учитывая их релевантность по отношению к объекту изучения - переходу к рыночной экономике в Англии. Поланьи также уделял особое внимание изменениям, которые претерпели деньги в качестве стратегического механизма расширения в международных рыночных отношениях и интегрирующего механизма на внутренних рынках.

При таких обстоятельствах Поланьи отмечал, что система институтов, составляющих рыночную экономику, функционирует, когда рыночные отношения распространяются и становятся доминирующими, определяя логическое и динамическое функционирование земли, труда и денег [40]. Тем не менее примечательно, что доминирование рыночных отношений в обществе, по-видимому, определяется той ролью, которую играют остальные соци-

альные отношения, а также наличием явной политической готовности той части государства, которая обращает свое внимание на эту трансформацию.

Если следовать теоретическим положениям Поланьи [33], понятно, что после разрушения организационной и институциональной структуры, поддерживавшей центральное планирование, основы для спонтанного возникновения рынка не существует. В том контексте, где рыночные отношения занимают вторичную позицию в организации общества, определяя поведение экономических агентов второстепенно, несправедливо принимать гипотезу, согласно которой полное разрушение части существующей институциональной структуры в центрально планируемой экономике обратило бы рыночные отношения в доминирующую силу. В результате расформирование организационной структуры центрально планируемой системы привело к расширению децентрализованных отношений между экономическими агентами. Но трудно тут же признать, что само ядро этих отношений было бы определено только обменом, посредством которого социальные агенты пытались бы извлечь денежную прибыль.

Учитывая все обстоятельства, в то время как с ортодоксальной точки зрения децентрализация и рыночные отношения отождествляются друг с другом, подход Поланьи позволяет ввести дополнительные элементы, которые проводят между ними разграничение. Так, теоретические статьи Поланьи, особенно касающиеся различных принципов социальной организации (форм объединения) и неспонтанности доминирования рыночных отношений над всеми остальными в обществе, предлагают новые аналитические аспекты в объяснении процесса перехода в экономике.

Хотя институциональные идеи Поланьи в целом применимы к объяснению переходного периода в центрально планируемых экономиках, более глубокий анализ экономического феномена нуждается в адаптации и спецификации идей этого автора. Что касается первого, существенные факторы, необходимые для оценки перехода к рыночной экономике, относятся к расширению рыночных отношений до охвата определенных существенных элементов общества, заставляющих функционировать и воспроизводиться данное хозяйство, т.е. к охвату тех элементов, которые определяют процесс производства: земли, труда и средств производства. Следует отметить, что, следуя объекту анализа Поланьи - построению рыночной экономики в Англии, факторами производства, которым он придавал большую важность, были первые два [40; 43, р. 10-11]. В результате изменения объекта изучения - обращения к переходному периоду в экономике - подробно будут рассмотрены средства производства.

С другой стороны, согласно Поланьи, следует добавить другой фактор -деньги. В частности, деньги должны обеспечивать общую обратимость различных факторов производства, т.е. создавать основу, позволяющую отношениям обмена распространяться. Эти требования очевидны, когда деньги имеют дополнительную цену, т.е. выгоду. В этом контексте можно говорить о коммерциализации денег [40, р. 69].

Таким образом, проблемы перехода к рыночной экономике в обществах, организованных посредством центрального планирования, могут быть сформулированы при использовании институциональных идей Поланьи в обеих сферах. Во-первых, факторы производства (земля, труд и средства производства) должны быть «либерализованы» так, чтобы сделать их обмениваемыми.

Как утверждал сам Поланьи, «все вовлеченные факторы должны быть в продаже, то есть они должны быть доступными в необходимых количествах всем, кто готов платить за них» [40, р. 41]. Во-вторых, деньги должны быть коммерциализированы, чтобы обобщить взаимозаменяемость факторов производства.

Идеи, выдвигаемые по этому вопросу, позволяют установить некоторые критерии анализа перехода к рыночной экономике. Тем не менее, как было отмечено ранее, более глубокий анализ этого феномена требует наполнения указанных критериев определенных содержанием. Уровень внедрения отношений обмена можно проиллюстрировать с помощью таблицы.

Уровень внедрения отношений обмена

Уровень 0 1 2 3 4

Возможны ли отношения обмена? Нет Да Да Да Да

Устанавливаются ли цены посредством отношений обмена? Нет Да Да Да

Являются ли отношения обмена саморегулирующимися? Нет Да Да

Преобладают ли отношения обмена над остальными видами отношений? Нет Да

На нулевом уровне не возникает никаких рыночных отношений. Уровень 1 отражает некоторые отношения, но эквивалентность между обмениваемыми товарами (ценами) определяется не в ходе самого обмена, а посредством других отношений (к примеру, некоторыми привычками или определенной практикой). На уровне 2 рыночные отношения устанавливают эквивалентность, т.е. определяют цену на основе подсчета издержек и спроса. Однако они охватывают лишь часть обмениваемых продуктов. На уровне 3 цена устанавливается в результате взаимодействия глобального спроса и предложения или, иными словами, посредством механизма спроса и предложения. Тем не менее эти отношения обусловлены существованием других типов отношений, которые ограничивают функционирование обменных отношений, и в частности долгосрочное развитие факторов производства (воспроизводство факторов производства). На уровне 4 отношения обмена определяют краткосрочное и долгосрочное развитие и воспроизводство факторов производства и создают условия для существования и поддержания других социальных отношений - это означает, что обмен доминирует. Только в последнем случае мы может фактически говорить о собственно рыночной экономике. Если проанализировать ситуацию для каждого фактора производства, эти уровни можно объяснить следующим образом.

Что касается трансформации земли в товар, это предполагает возможность ее свободного обмена, т.е. что она может быть мобилизована для извлечения выгоды, связанной с ее эксплуатацией. Структура рыночной экономики требует приватизации собственности на землю, так чтобы права частной собственности распространялись на нее. Для полной коммерциализации земли также необходимо либерализировать ее использование, позволив собственнику полностью распоряжаться произведенной им продукцией, в то же время разрешив полную передачу прав собственности на землю между возможными покупателями (купля-продажа) и между разными поколениями (наследование). Ограничение приватизации или прав собственности является

Экономический вестник Ростовского государственного университета Д 2005 Том 3 № 1

препятствием трансформации земли в товар. На протяжении советского периода особое внимание уделялось государственному контролю над аграрным сектором. Это было провозглашено во время интенсивной коллективизации 1930-х гг. Единственная возможность негосударственной собственности появилась в форме индивидуально используемых участков, которыми сельскому и в меньшей степени городскому населению разрешено было распоряжаться. Продукция, полученная таким образом, была предназначена для собственного употребления, но в некоторых случаях продавалась, хотя и не регулярно. То есть рыночные отношения по поводу земли на протяжении советского периода если и существовали, то были особенно маргинальными.

Что касается коммерциализации труда, он зависит от денежной заработной платы, связанной с качеством выполнения работы в рамках производственного аппарата. Распространение рыночных отношений на труд предполагает полное отнесение его к сфере производства с потенциально совершенной географической и функциональной мобильностью и его высокую зависимость от дохода, порождаемого в результате производственной деятельности (зарплаты), или полную связь с ним. В этом смысле в период центрального планирования процесс индустриализации очень слабо связывал население с производственной деятельностью общества. Тем не менее, несмотря на то, что рабочим выплачивали денежный доход (зарплату), большая часть этой компенсации выплачивалась в натуральной форме и не была непосредственно связана со спецификой их производственной деятельности (распределение жилья, социальное и коммунальное обслуживание и т.д.). Таким образом, коммерциализация труда требует устранения доходов, соответствующих тем, что были получены при прямом распределении в производственном аппарате, поскольку эти доходы ограничивают необходимость ориентировать труд на продажу.

В отношении средств производства, как в случае земли, их трансформация в товар означала приватизацию производственных единиц, производящих их (фирм), возможность приобретения средств производства и полную доступность их использования владельцем. Однако, что касается средств производства, нужно разграничить два аспекта вопроса: во-первых, те, что относятся к их собственным средствам произведенной продукции (например, инвестиционные блага), и, во-вторых, те, что связаны с механизмом производства, производящим последние. Что касается первой сферы, должна существовать институционализация купли-продажи средств производства. Что касается второй, очень важно регулировать поток продукции посредством оценки экономической прибыльности/жизнеспособности соответствующей деятельности. Последний аспект предполагает исключение непроизводственной деятельности, которая регулируется законодательством о банкротствах. Укрепление рыночной экономики ведет к появлению и расширению рынка ценных бумаг, посредством которого, помимо вышеупомянутой, осуществляется дополнительная оценка прибыльности/жизнеспособности производственной базы. Этот целостный процесс оценивания средств производства и базы осуществляется посредством установления финансовой системы, и в частности путем развития банковской системы. Эти элементы позволяют либерализиро-вать ресурсы и устанавливают ситуацию коммерческого предложения и спроса, в то же самое время устанавливая цены, при которых будут совершаться обмены. В течение периода центрального планирования цели производства и

распределения, также как и цены, устанавливались административным путем за пределами предприятия так, что практически не приносили выгоды. Соответственно, согласно концепции Поланьи, отношения фирм друг с другом и с населением нельзя было расценивать как коммерческий обмен.

Последнее, что осталось, - коммерциализация денег. Согласно Поланьи, «нам хорошо знаком процесс, при котором торговля, использование денег и рыночные элементы объединяются в рамках рыночной системы. Способ этой интеграции, однако, в отсутствие преобладающей рыночной системы неясен» [42, р. 191]. Если факторы производства не коммерциализированы, существование рыночной системы непостижимо, и в подобной ситуации деньги не принимают своей собственной роли в рыночной экономике. В этой связи Поланьи указывал, что в современных обществах различие между разным использованием денег не имеет практического значения. Тем не менее для анализа переходного периода в России может оказаться полезным обратиться к некоторым типичным способам функционирования денег, так как их контраст с российской действительностью позволяет более ясно оценить не-ком-мерциализацию денег. Деньги могут выполнять по крайней мере четыре типа функций: средство платежа, мера ценности, средство сохранения богатства и средство обращения [43, р. 102-109]. Эти функции появились отдельно в центрально планируемых экономиках, потому что деньги выполняли функцию ратификации заранее установленных административных решений. Во-первых, фирмам предписывались производственные цели и планы снабжения, а их продукция была определена. Во-вторых, в соответствии с производственным планом им выдавали денежные средства, предназначение которых в зависимости от поставщика и достигаемого выпуска устанавливалось заранее, без каких-либо возможных изменений в этом плане. Таким образом, деньги не выступали в качестве распространенной формы ни выплат, ни обмена. Крайний случай подобной неконвертируемости возник по отношению к межфирменным трансакциям, которые осуществлялись посредством банковских трансфертов (неконвертируемых в наличность), в то время как взаимодействие фирм и рабочих осуществлялось наличными деньгами [16]. С другой стороны, при завершении плана прибыль (или убыток) фирмы поглощалась правительством, и деньги не выполняли накопительную функцию, т.е. деньги не выполняли функцию накопления богатства для фирм. Также необходимо указать на то, что на административном уровне планирования был разный тип рассматриваемых единиц, так что деньги не исполняли функцию единой единицы исчисления. Короче говоря, пока деньги не могут по крайней мере одновременно выполнять эти функции, они не приобретут характера универсальных денег [41, р. 264], являющихся необходимым элементом для обеспечения возможности перехода от рынков к саморегулирующимся рыночным системам.

Структура рыночной экономики предполагает, что факторы производства регулируются отношениями обмена, т.е. не только земля, средства производства и труд становятся товарами, то также и сами деньги. Когда этот процесс коммерциализации достигает своего пика и воспроизводит сам себя, можно сказать, что рыночная экономика в странах переходного периода установилась. Коммерциализация факторов производства (и денег) определяет поведение агентов и, соответственно, превращается в важнейший институт рыночной экономики.

Экономический вестник Ростовского государственного университета Д 2005 Том 3 № 1

Переходный период б экономике России

Коммерциализация земли в России уходит своими корнями в процесс приватизации. Несмотря на то, что Советский Союз принял законодательство, в течение последних лет его существования разрешившее развитие частного сельского хозяйства в сельских районах России [57], утверждено это важное законодательство было лишь в 1991 г. В декабре был утвержден указ Президента, разрешивший реструктуризацию советских колхозов в акционерные общества. В процессе реструктуризации учитывалась возможность передачи земельных долей членам колхозов, которая делала их новыми владельцами частной собственности. В 1992 г., после распада Советского Союза, был принят закон о земле. Он утверждал законодательство о приватизации, вышедшее к тому времени, но надо отметить, что в конце этого же года купля-продажа земли была разрешена парламентом, хоть и с временными оговорками и очень жесткими ограничениями относительно покупателей проданной земли. В 1993 г. была утверждена резолюция правительства, в соответствии с которой устанавливались специфические нормы, регулирующие куплю-продажу земли, утвержденную в предыдущем году. Этот закон о приватизации земли был закреплен институционально путем утверждении двух необходимых правовых документов: российской Конституции в декабре 1993 г. и Гражданского кодекса в октябре 1994 г. [46, р. 175-178]. Наряду с этим, как бы на фоне, вплоть до конца 1994 г., каждый колхоз на совете, собранном из его членов, решал, как он будет реорганизован и какую форму собственности примет. Каждый член колхоза имел возможность решать, останется ли он в колхозе, в случае чего причитающаяся ему земельная доля становилась общественной собственностью. В противном случае он мог уйти из колхоза и выбрать между получением земельной доли и денежной компенсации, в зависимости от каждого конкретного хозяйства [59].

Реструктуризация аграрного сектора имела результатом приватизацию колхозов и совхозов, которые были преобразованы в акционерные общества. Однако никаких существенных перемен в управлении, организации или использовании собственности не произошло. Можно отметить, что в этом экономическом секторе появились частные арендаторы, которые могли стать ядром возможной коммерциализации земли. Тем не менее этот вопрос остается открытым из-за малого числа арендаторов, незначительного количества и плохого качества имеющейся земли, а также низкого производственного стимула в этом секторе в целом [60]. С другой стороны, передача собственности, принадлежащей частным арендаторам, была проблематична. Во-первых, в случае если владелец хотел передать землю, право ее преимущественной покупки принадлежало первоначальному колхозу. Во-вторых, если владелец земли был из другой области, требовалось специальное разрешение. В-третьих, использование земли нельзя было изменить. Вдобавок первоначальный колхоз имел право снова завладеть участком, если он не использовался в течение года [46].

Другой заслуживающий внимания этап реорганизации относился к раздаче маленьких участков земли городскому населению (около городов). Хотя этот способ семейного использования существовал в советский период, в начале 1990-х гг. он приобрел более общий характер, и каждый, кто жил в городе, мог приобрести такой участок для производства сельскохозяйствен-

ной продукции для личного потребления. Что характерно, в каждом регионе земельный банк был организован так, чтобы быть разделенным подобным образом, хотя его использование в несельскохозяйственном секторе было ограничено, в то время как были введены дополнительные ограничения, касающиеся опыта в сельском хозяйстве и образования реципиента. Подобным же образом установилась возможность купли-продажи этих участков жителями города, хотя и так же ограниченная сельскохозяйственным использованием [59]. Что касается семейного использования, в первой половине 1990-х имело место важное явление, касающееся обмена участков, обычно в бартерной форме и без цели извлечения денежной выгоды, при том что конечным стремлением было владеть земельным участком, чтобы производить продукты для личного, семейного потребления.

Таким образом, земельная реформа в сельской России сформировала трех агентов: аграрные фирмы, которые унаследовали собственность старых колхозов, частные арендаторы и собственные семейные участки. Однако в условиях производства крупные аграрные фирмы до сих пор остаются важнейшими поставщиками всей аграрной продукции, в то время как размеры поставок частных хозяйств скромны. Семейные хозяйства оказались в особой ситуации, так как хотя они практически незначимы в смысле производства, они обеспечивают основной объем той продукции, которая необходима для поддержания самой семьи.

Поэтому, что касается аграрной земли, хотя формально определенная коммерциализация была произведена, на практике ограничение к доступу, продаже и использованию этой земли с самого начала служило помехой ее коммерциализации [5; 58]. Тем не менее стоит также упомянуть демографические и социокультурные проблемы, типичные для сельских областей, которые демонстрируют неприятие этих внезапных изменений, и особенно приватизации [61]. К слову, вмешательство государства препятствовало развитию саморегулируемости рынка, а также поддерживало роль бюрократического регулирования, проистекавшего из советского периода.

Что касается коммерциализации труда, существование заработных плат и зависимость населения от его работы - это наследие индустриального общества, созданного в советский период. Нужно пояснить, что в то время связь между удовлетворением важнейших потребностей и заработной платой практически отсутствовала, притом что большинство этих потребностей удовлетворялось государством. В течение переходного периода зависимость населения от официальной зарплаты становилась все меньше. Даже несмотря на то, что рабочая сила получает официальную заработную плату, следует отметить, что разница между денежными и неденежными доходами очень велика. Кроме основной заработной платы, часто имеется денежный доход от дополнительной или спорадической работы [47].

Итак, беглый взгляд выявляет, что заработная плата существует, и мы можем расценивать ее как цену рабочей силы. Однако более глубокий анализ экономической ситуации, возникшей в переходный период, ставит под сомнение это утверждение. Во-первых, слаба взаимосвязь между изменениями уровня занятости и изменениями в производстве, и в то же время между последними и изменениями заработной платы. Следует сказать, что заработная плата не является мобилизующим элементом такого фактора, как производительный труд. К этим рассуждениям необходимо добавить, что, с одной

Экономический вестник Ростовского государственного университета Д 2005 Том 3 № 1

стороны, снижение занятости - результат решений, принятых самими рабочими, а с другой - нельзя утверждать, что географические барьеры в России одолеть труднее, чем барьеры развитых капиталистических стран. Кстати, невозможно доказать, что последние два элемента являются препятствием, задерживающим использование заработной платы как цены, мобилизующей рабочую силу. В то же время следует отметить серьезные различия в заработных платах. Заработная плата не связана с уровнем производительности и степенью квалификации, но зато связана с историческими традициями и зависит от секториальных факторов, элементов, которые все более отдаляют ее от определения в качестве цены факторов производства [11, р. 37-46].

Более того, население получает выгоду от всей социальной инфраструктуры, созданной в советский период, которая, несмотря на частичное ухудшение, обеспечивает необходимую поддержку. Фактически эту инфраструктуру можно рассматривать как доход в натуральном выражении за то, что живешь в России. В пределах этой инфраструктуры, нужно отметить, жилье предоставляется практически бесплатно, коммунальные услуги субсидируются и иногда даже предоставляются бесплатно (телефонная связь, электричество, проточная вода, горячая вода и отопление), или обеспечиваются социальные услуги (здравоохранение и образование) [14; 38]. Эти факторы приобретают значимость, поскольку старые производственные подразделения, как частные, так и государственные, продолжают воспроизводить советскую модель поведения. Эта модель гарантирует определенные социальные услуги рабочим и их семьям. Как было отмечено ранее, с начала 1990-х гг. население в основном было обеспечено участками земли, которые обрабатывались в течение летних месяцев и обеспечивали семье основную долю необходимых продуктов питания. В отсутствие такого участка продукты часто доставали с помощью тесных связей, поддерживаемых с родственниками, живущими в сельской местности.

Это показывает, насколько мелкие рабочие зависят от своих зарплат (что является показателем низкого уровня коммерциализации труда); эту ситуацию отражает тот факт, что даже частые и длительные задержки выплат заработных плат, а также неспособность их выплаты не влияют решающим образом на выживание рабочих в целом [28]. Даже члены нового частного сектора, где зависимость от заработной платы выше и где доступ к бесплатным службам сокращен или отсутствует [12; 13], не ограждены от того, чтобы пользоваться, в частности, социальными службами и инфраструктурами как наследием советского периода, потому что они получают эти выгоды через родственников.

Короче говоря, трудовые отношения в течение переходного периода, по-видимому, в большой степени зависели от наследия советского периода. Советским людям зарплата не гарантировала их выживание; государство или фирма обеспечивали большую часть необходимого; продукция для собственного потребления, выращиваемая на дачах или получаемая от охоты и собирательства в лесах, покрывала недостаточность государственного снабжения; и наконец, семейные и локальные родственные отношения формировали третью среду обеспечения, в которой преобладали отношения взаимодействия и обмена. Немалое количество таких механизмов в самом деле присутствует, и они ограничивают зависимость рабочих от зарплат. Следует сказать, что стойкость унаследованных отношений перераспределения и взаимодействия не-

гативно отражается на продаже рабочей силы на рынке. Тем не менее относительная коммерциализация в этой среде существует: это дополнительная работа, которая оплачивается по свободной договоренности относительно цены, хотя в сущности является лишь дополнительной.

Приватизация частной собственности сформировала основу для коммерциализации средств производства. Трансформация происходила в два этапа: первый - с 1992 по 1993 г. (характеризуется ограничениями приватизации) и второй - после 1994 г. (когда деньги использовались как механизм приобретения собственности). С тех пор фирмы обрели свободу принимать решения относительно поставок, технологии и продукции. Получение прибыли также занимает важное место в процессе выживания фирмы [7; 30].

Несмотря на то, что сначала все средства производства могут быть приобретены за деньги и путем административных распоряжений, выступающих как обязательные условия, более не требующиеся для мобилизации этих ресурсов, необходимо отметить, что на практике такая коммерциализация не завершена. Если быть точнее, огромное количество долгов не заплачено, аннулирование долгов путем уплаты товаром или расширение бартера ставят под вопрос коммерческие отношения обмена как детерминанты того, что происходит со средствами производства. То есть в зависимости от ситуации, формы оплаты или клиента средства производства имеют ту или другую цену, вдобавок к тому, что передача средств производства может быть основана на отношениях, не связанных с обменом. Кроме того, невозможность расчета издержек производства ставит под вопрос саму основу формирования цен на средства производства [15]. В действительности, в формировании издержек, также как и в установлении розничных цен, играют роль оба экономических фактора, и особенно неэкономические факторы. Поэтому мы не можем согласиться с тем, что существует жесткая трансформация средств производства.

Закон о банкротстве должен использоваться как индикатор эффективности исключения фирм, не представляющих ценности в рамках рыночных отношений, т.е. не имеющих характеристик товара. На новом рынке капитала займут место те фирмы, которые имеют более высокий уровень коммерциализации. Это создаст точку сравнения для оставшихся. То есть фондовая биржа становится символом укрепления рыночных отношений как определяющих в обществе. Банковская система укрепится в качестве механизма контроля за фирмами, особенно при помощи предоставления займов, которые будут регулировать практическую активность экономики. Нужно отметить, что банки могут также влиять на деятельность фирм посредством контроля за их собственностью.

Массивная коммерциализация не означает, что деятельность фирм (средства производства) будет строго руководствоваться отношениями обмена. Фактически большое количество управленческих течений предопределяется обменом товарами и услугами, денежным компенсированием, скоплением неоплаченных долгов, поддержанием экономических отношений, определяемых историческими траекториями фирм, и т.д. [39].

Законодательство о банкротстве пока не оказывает ощутимого эффекта. Поэтому фирмы, производящие продукцию, не имеющую рыночной ценности, не получают прибыль, но продолжают существовать, даже несмотря на то, что во множестве таких случаев производство продукции уменьшается и их долги другим фирмам растут. Что касается рынков капитала, они представлены в

Экономический вестник Ростовского государственного университета Д 2005 Том 3 № 1

долевой форме (разделенные на сектора, регионы и даже участки экономической деятельности) так, что не был сформирован ориентир оценки коммерциализации фирм и они остались почти исключительно в спекулятивной сфере, не связанной с основной экономикой страны. Что касается банковского сектора, его вовлеченность в производственный сектор была очень мала и его кредитная деятельность была основана на спекуляции [25; 39]. Этот последний фактор ухудшил ситуацию благодаря явной неспособности государства контролировать банковскую деятельность, что проявилось в периодическом возникновении серьезных банковских кризисов [10].

Совместно с вышеперечисленными ограничениями, связанными с коммерциализацией средств производства, наблюдается отсутствие монетизации экономики. Эта проблема проявляется, в сущности, в трех формах: неоплаченные долги, бартер и выпуск долговых обязательств (векселей). Неоплаченные долги появились в российской экономике в самом начале переходного периода [24], разрушая основу коммерческих отношений обмена. Впоследствии они принимали другие формы, такие как отсрочка выплаты, и затем, когда численные значения не индексировались, процесс инфляции «обесценил» на деле часть долгов. Невозможность осуществления денежных выплат привела к расширению бартерных отношений.

Бартер означает прямой обмен множества разнообразных продуктов, деятельность, основанную, по-видимому, на основе оценки собственного использования, которая приписывается продукту, являющемуся объектом обмена. Подсчитано, что в 1992 г. бартерный обмен составлял 6% коммерческих операций, а в 1997 г. его доля достигла 41% и, по всей видимости, увеличивалась [3; 51, р. 873]. Первоначально бартер принимал простую форму, затрагивая фирмы, приобретающие товары, в которых они непосредственно нуждались. Однако распространение этого явления трансформировалось в нечто более сложное. Определенно, были установлены некоторые системы разнообразных компенсаций (клиринг) между группами фирм, которые сделали механизм более плавным [4; 63]. Несмотря на эту трансформацию, сущность бартера сохранилась: поиск ценности использования, а не ценности обмена. Кроме того, установление бартера определило отношения между отдельными взаимодействующими агентами, притом что некоторые были исключены (например, из-за того, что их продукция предположительно мало использовалась потенциальными клиентами), тогда как некоторая производственная деятельность способствовала другим, в смысле возможностей, которые предоставил бартер. В целом, бартерная деятельность нанесла ущерб отношениям между различными экономическими агентами и стала препятствием на пути формирования цен. Так, передача информации о количестве и качестве обмениваемых продуктов была затруднена, что препятствовало расширению конкуренции между участвующими агентами [45, р. 162-163].

Более сложным способом поддержания отношений фирм друг с другом, с населением или с государственными институтами стал выпуск долговых обязательств как альтернатива использованию денег в условиях обмена и погашения долгов. Этот тип финансового рычага одинаково использовался и фирмами, и региональными государственными институтами. Подсчитано, что более 25% торговых сделок в России полагаются в некоторой степени на долговые обязательства. С другой стороны, отсутствует всеобщее признание таких финансовых инструментов, хотя в то же время для них не существует эквива-

лента. Поэтому генерализация финансового рычага этого типа затруднила создание единого финансового пространства в России и сделала невозможным создание единой сферы для ведения однородных сделок, основы рыночных отношений, поддерживающей рынок как институт.

Три указанных случая объясняют несостоятельность рубля стать в ранг универсальных денег, потому что он не объединяет в себе четыре необходимые функции денег как товара. Широкое распространение бартера показывает, что рубль используется в качестве механизма погашения долгов (как платежное средство) лишь незначительно. С другой стороны, выпуск долговых обязательств порождает массу средств обмена, действенность которых зависит по меньшей мере от регионального окружения, типа клиентов и выпускающих учреждений, а также типа совершаемой сделки. То есть рубль только отчасти осуществляет функцию средства обмена. Что касается денег как масштаба цен, даже если сначала рубль использовался как счетный механизм, распространение бартера и долговых обязательств в конечном результате изменит его применение в этом качестве. И наконец, рубль выполняет функцию накопления богатства в остаточной степени, из-за высокой инфляции, а также в результате его ограниченного использования в коммерческих сделках. В то же время использование долговых обязательств и других благ также не осуществляет эту функцию, по причине их недолговечности. Сверх того, проблемы, касающиеся становления рубля в качестве универсальной денежной единицы, усугубляются высокой степенью долларизации экономики [9], захватывающей ограниченное пространство, в котором русская валюта поддерживает рыночные отношения.

Заключение

С точки зрения институционализма Поланьи можно сделать вывод, что одно из тех препятствий, которые могут возникнуть при построении рыночной экономики в России, связано с трудностями преобразования различных факторов производства - а именно земли, средств производства, труда и денег - в товары. В этом смысле устранение институтов, ранее связанных с центральным планированием, не подразумевает спонтанной коммерциализации этих факторов и, следовательно, не означает возникновения нового процесса производства, опосредованного рыночными отношениями.

В России принятие решений децентрализовано, хотя нельзя признать, что отношения обмена (рыночные институты) организуют функционирование факторов производства. Прежде чем трансформироваться в основной признак, отношения обмена (рыночные институты) в настоящее время являются теми отношениями, которые наряду со множеством других определяют поведение экономических агентов в России. Что характерно, степень коммерциализации факторов производства до сих пор неясна, и деньги на практике не становятся мобилизующим элементом производственных ресурсов. Следовательно, можно заключить, что в случае России главный механизм функционирования рыночной экономики не внедрен.

В процессе переходного периода формируется совокупность социальных связей, среди которых те, что охватывают обмен, играют роль комплементарных по отношению к остальным связям (взаимодействие и перераспределение). В этом контексте структура социальных и институциональных связей,

Экономический вестник Ростовского государственного университета Д 2005 Том 3 № 1

находящаяся в стадии становления, не гарантирует, что российская экономика эффективно трансформируется в рыночную экономику. Поэтому будущие тенденции российской экономики - под вопросом; кроме того, совершенно неясно направление переходного процесса в этой стране.

ЛИТЕРАТУРА

1. Aslund A. How Russia Became a Market Economy. Washington, D.C.: Brookings Institution, 1995.

2. Aslund A., Boone P., Johnson S. How to Stabilize: Lessons from Post-Communist Countries // Brookings Papers on Economic Activity. 1996. № 1. P. 217-313.

3. Aukutsionek S. Industrial Barter in Russia // Communist Economies and Economic Transformation. 1998. V. 10. № 2. P. 179-188.

4. Aukutsionek S. On Types of Barter // Russian Economic Barometer. 1998. № 2. P. 45-47.

5. Barnes A. What's the Difference? Industrial Privatization and Agricultural Land Reform in Russia, 1990-1996 // Europe-Asia Studies. 1998. V. 50. № 5. P. 843-857.

6. Blanchard O. The Economics of Post-Communist Transition. Oxford: Clarendon Press, 1997.

7. Bornstein M. Russia's Mass Privatization Programme // Communist Economics and Economic Transformation. 1994. V. 6. № 4. P. 419-455.

8. Boycko M., Shleifer A., Vishny R. Privatizing Russia. Cambridge, Mass.: MIT Press, 1995.

9. Brodsky B. Dollarization and Monetary Policy in Russia // Review of Economies in Transition. 1997. № 6. P. 49-62.

10.Buchs T.D. Financial Crisis in the Russian Federation. Are the Russians Learning to Tango? // Economics of Transition. 1999. V. 7. № 3. P. 687-715.

11. Clarke S. The Formation of a Labour Market in Russia. Cheltenham: Edward Elgar, 1999.

12. Clarke S., Borisov V. New Forms of Labour Contract and Labour Flexibility in Russia // Economics of Transition. 1999. V. 7. № 3. P. 593-614.

13. Clarke S., Kabalina V. The New Private Sector in the Russian Labour Market // Europe-Asia Studies. 2000. V. 52. № 1. P. 7-32.

14. Commander S., Jackman R. Firms and Government in the Provision of Benefits in Russia / In Enterprise and Social Benefits after Communism, edited by Rein M., Friedman B.K., Vorgotter A. Cambridge: Cambridge UP., 1997. P. 95-114.

15. Commander S., Mumssen C. Understanding Barter in Russia // EBRD Working Paper. 1998. № 37.

16.Dembinski P.H. Quantity versus Allocation ofMoney: Monetary Problems of the Centrally Planned Economics Reconsidered // Kyklos. 1988. V. 41. № 2. P. 281-299.

17.Egidi M. Creative Destruction' in Economic and Political Institutions / In Economic Institutions, Markets, and Competition, edited by Bruno Dallago and Luigi Mittone. Cheltenham: Edward Elgar, 1996. P. 252-273.

18.Ernst M., Alexeev M., Marer P. Transforming the Core: Restructuring Industrial Enterprises in Russia and Central Europe. Boulder: Westview Press, 1996.

19. Gaddy C.G.,IckesB.W. Russia's Virtual Economy // Foreign Affairs. 1998. V. 77. № 5. P. 53-67.

20. Gregory P.R., Stuart R.C. Russian and Soviet Economic Performance and Structure. Massachusetts: Addison-Wesley, 1998.

21. Grossman P.Z. On the New Institutionalist Story about the Former Socialist Economies // Journal of Economic Issues. 1997. V. 31. № l. P. 251-254.

22. Hodgson G.M. Economics and Institutions: A Manifesto for Modern Institutional Economics. Philadelphia: University of Pennsylvania Press, 1988.

23.Humphreys S.C. History, Economics, and Anthropology: The Work of Karl Polanyi // History and Theory. 1969. V. 3. P. 165-212.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

24.Ickes B.W., Ryterman R. Roadblock to Economic Reform: Inter-Enterprise Debt and the Transition to Markets // Post-Soviet Affairs. 1993. V. 9. № l. P. 231-252.

25.Johnson J.E. The Russian Banking System: Institutional Responses to the Market Transition // Europe-Asia Studies. 1994. V. 46. № 6. P. 971-995.

26.Koslowski R. Market Institutions, East European Reform, and Economic Theory // Journal of Economic Issues. 1992. V. 26. № 3. P. 673-705.

27.Kuznetsov E. Post-socialist Transition from a Neo-Schumpeterian Perspective. - The Case of the Former Soviet Union // Communist Economies and Economic Transformation. 1992. V. 4. № 4. P. 469-499.

28.Lehmann H., Wadsworth J., Acquisti A. Crime and Punishment: Job Insecurity and Wage Arrears in the Russian Federation // Journal of Comparative Economics. 1999. V. 27. № 4. P. 595-617.

29.Leitzel J. Russian Economic Reform. N.Y.: Routledge, 1995.

30.Linz S., Krueger G. Enterprise Restructuring in Russia's Transition Economy: Formal and Informal Mechanisms // Comparative Economic Studies. 1998. V. 40. № 2. P. 5-52.

31.Lipton D., Sachs J. Creating a Market Economy in Eastern Europe: The Case of Poland // Brookings Papers on Economic Activity. 1990. № 1. P. 75-133.

32.March J.M., Sanchez A. Consideraciones metodologicas sobre la transicion // La transicion rusa. Cambio estructural e institucional / Ed. by J.M. March, A. Sanchez. Valencia: Universitat de Valencia, 1999. P. 11-21.

33.March J.M., Sanchez A. La transicion rusa y La Gran Transformacion // La transicion rusa. Cambio estructural e institucional / Ed. by J.M. March, A. Sanchez. Valencia: Universitat de Valencia, 1999. P. 23-35.

34.Murrell P. Evolutionary and Radical Approaches to Economic Reform // Economics of Planning. 1992a. V. 25. № 1. P. 79-95.

35.Murrell P. Evolution in Economics and in the Economic Reform of the Centrally Planned Economies // Emerging Market Economies in Eastern Europe / Ed. by C.C. Clague, G. Rausser. Cambridge: Blackwell, 1992. P. 35-53.

36.Neale W.C. Institutions // Journal of Economic Issues. 1987. V. 21. № 3. P. 1177-1206.

37.Neale W.C. Society, State, and Market: A Polanyian View of Current Change and Turmoil in Eastern Europe // Journal of Economic Issues. 1991. V. 25. № 3. P. 467-473.

38.OECD. Russian Federation. Paris: OECD, 1995.

39.OECD. Russian Federation. Paris: OECD, 1997.

40.Polanyi K. The Great Transformation. Boston: Beacon Press, 1957.

41.Polanyi K. The Economy as Instituted Process // Trade and Market in the Early Empires / Ed. by K. Polanyi, C.M. Arensberg, H.W. Pearson. Glencoe, II.: The Free Press, 1957. P. 243-270.

42.Polanyi K. Primitive, Archaic, and Modern Economies. Boston: Beacon Press, 1969.

43.Polanyi K. The Livelihood of Man. N.Y.: Academic Press, 1977.

44.Poser J.A. The Interrelationship between Inter-enterprise Arrears and Macroeconomic Aggregates in Post-Soviet Economies // Communist Economies and Economic Transformation. 1998. V. 10. № 1. P. 35-46.

45.Poser J.A. Monetary Disruptions and the Emergence of Barter in FSU Economies // Communist Economies and Economic Transformation. 1998. V. 10. № 2. P. 157-177.

46. Prosterman R.L, Rolfes L.J. (Jr.), Mitchell R.G. Russian Agrarian Reform: A Status Report from the Field // Communist Economies and Economic Transformation. 1995. V. 7. № 2. P. 175-193.

47. Sanchez A. Politica economica y nivel de vida en Rusia // Quadernos de Politica Economica. 1997. № 3. P. 43-57.

48. Sánchez A. Transiciyn y construcciyn de instituciones de mercado en Rusia. El problema del sistema bancario en March J.M., Sánchez A. La transición económica: resultados y perspectivas. Valencia: Universitat de Valencia, 2001. P. 53-67.

49.Schaniel W.C, Neale W.C. Karl Polanyi's Forms of Integration as Ways of Mapping // Journal of Economic Issues. 2000. V. 34. № 1. P. 89-104.

50. Schlack R.F. Economies in Transition: Hypotheses toward a Reasonable Economics // Journal of Economic Issues. 1996. V. 30. № 2. P. 617-627.

51. Shlapentokh V. Bonjour, Stagnation: Russia's Next Years // Europe-Asia Studies. 1997. V. 49. № 5. P. 865-881.

52.Shleifer A. Government in Transition // European Economic Review. 1997. V. 41. № 3-5. P. 385-410.

53. Shleifer A., Vishny R.W. Corruption // Quarterly Journal of Economics. 1993. V. 108. № 3. P. 599-618.

54. Shleifer A., Vishny R.W. Politicians and Firms // Quarterly Journal of Economics. 1994. V. 109. № 4. P. 995-1025.

Экономический вестник Ростовского государственного университета Д 2005 Том 3 № 1

55.Stanfield J.R. The Institutional Economics of Karl Polanyi // Journal of Economic Issues. 1980. V. 14. № 3. P. 593-414.

56. Stanfield J.R. The Economic Thought of Karl Polanyi. N.Y.: St. Martin's Press, 1986.

57.TyagunenkoA.V. Agrarian Reform in Russia // Communist Economies and Economic Transformation. 1993. V. 5. № 4. P. 461-471.

58. Wegren S.K. Land Reform and the Land Market in Russia: Operation, Constraints, and Prospects // Europe-Asia Studies. 1997. V. 49. № 6. P. 959-987.

59. Wegren S.K. The Conduct and Impact of Land Reform in Russia // Land Reform in the Former Soviet Union and Eastern Europe / Ed. by S.K. Wegren. L.; N.Y.: Routledge, 1998. P. 3-34.

60. Wegren S.K. Socioeconomic Transformation in Russia: Where Is the Rural Elite? // Europe-Asia Studies. 2000. V. 52. № 2. P. 237-271.

61. Wegren S.K., Durgin F.A. The Political Economy of Private Farming in Russia // Comparative Economic Studies. 1997. V. 39. № 3-4. P. 1-24.

62. Wooddruff D. Money Unmade: Barter and the Fate of Russian Capitalism. Ithaca; London: Cornell U.P., 1999.

63. Yakovlev A. Barter and Clearing Schemes: How to Define Basic Concepts // Russian Economic Barometer. 1998. № 2. P. 38-45.

Переходная экономика России в контексте институциональной теории Карла Поланьи Текст научной статьи по специальности «Экономика и бизнес»

Аннотация научной статьи по экономике и бизнесу, автор научной работы — Санчес-андрес А.

Похожие темы научных работ по экономике и бизнесу , автор научной работы — Санчес-андрес А.

Текст научной работы на тему «Переходная экономика России в контексте институциональной теории Карла Поланьи»