CC BY
110
УДК 94(470.1/2)«1870/1900»:27-788:343.8
И.Н. Ружинская, Н.Ю. Кузнецова
Пенитенциарная практика в монастырях Русского Севера
в последней трети XIX в.: по материалам А.С. Пругавина
В статье анализируется роль, которую сыграли в развитии краеведения на Русском Севере в XIX - начале ХХ в. народники. Автор рассматривает одного из ярких публицистов конца XIX в. А. С. Пругавина (1850-1920) и его вклад в изучение жизни на Русском Севере. А. С. Пругавин, ставший известным исследователем религиозной жизни в Российской империи, провёл в статусе политического ссыльного в северных губерниях страны в общей сложности около десяти лет. Материалы, собранные в этот период, составили базу для его дальнейших исследовательских изысканий. В статье рассматривается один из частных аспектов его исследований, а именно, вопрос о пенитенциарной практике монастырей на Русском Севере.
The article examines the populist's role in the development of local history in the Russian North in the 19th - early 20th century. The author considers one of the brightest writers of the late XIX century A. Prugavin (1850-1920) and his contribution to the study of life in the Russian North. A. Prugavin was located in the status of a political exile in the northern provinces of the country, a total of about ten years. He became a well-known researcher of religious life in the Russian empire after the removal of police surveillance. The materials collected by him during the arrest formed the basis for further research studies. The question of the penitentiary practice of monasteries in the Russian North is considered in the article as an example of one of the private aspects of his research.
Ключевые слова: А.С. Пругавин; Русский Север; народничество; монастыри; пенитенциарная функция; старообрядчество
Keywords: A.S. Prugavin; Russian North; populism; monasteries; the penitentiary function; Old Believers
Пенитенциарная практика была свойственна русским монастырям на протяжении практически всей истории православия на Руси. Но если в Древней Руси практика заключения в монастырь рассматривалась «как более строгая внешняя форма принесения публичного покаяния» подвергавшегося наказанию человека, то уже в Московском государстве практика заключения в монастырь подверглась «процессу обмирщения» и на деле стала аналогом государственного наказания [9, с. 237]. Церковная практика,
направленная на приведение нарушителя закона к покаянию (от лат. «покаянный, исправительный»), в XVIII в. была введена государством на законодательном уровне. К XIX в. система официаль-
© Ружинская И.Н., Кузнецова Н.Ю., 2015
107
ных наказаний в империи полностью включила в себя и монастырскую ссылку, усилив в ней карательную функцию.
Часто можно было встретить описание монастырской ссылки у краеведов, историков и публицистов XIX в., непосредственно соприкоснувшихся с данным явлением. Одним из таких авторов стал Александр Степанович Пругавин. А.С. Пругавин был известным в России исследователем религиозной жизни народа. Но, кроме того, он являлся ярким представителем народничества и сам побывал в десятилетней ссылке, в том числе и на Русском Севере (1871-1872 гг.). И, безусловно, он не мог обойти своим вниманием такие темы, как политическая ссылка и пенитенциарная монастырская практика. Находясь на жительстве в небольшом городке Кемь Архангельской губернии, А.С. Пругавин оказался в непосредственной близости от одного из центров монашеской жизни - Соловецкого монастыря.
Рассмотрим особенности пенитенциарной практики монастырей Русского Севера в работах А.С. Пругавина. Более подробно с исследованиями северных монастырей у А.С. Пругавина можно познакомится в его одноимённой статье [2]. Представляется интересным выделить особенности восприятия и описания этой темы у данного автора, так как он сам долгое время находился в статусе ссыльного, а значит, мог непредвзято подойти к освещению указанной проблемы. Кроме того, исследовательские интересы А.С. Пругавина, связанные с религиозной жизнью русского народа, позволяли ему освещать обозначенный вопрос наиболее полно. При этом следует сразу отметить, что сам автор не оказывался в монастырском заключении ни разу, но имел возможность непосредственно общаться с узниками и монахами, проживающими в таких монастырях.
Итак, авторам этой статьи необходимо было решить следующие исследовательские задачи:
- изучить труды А.С. Пругавина, в которых рассматриваются и/или упоминаются монастыри на севере Российской Империи;
- выделить и проанализировать особенности пенитенциарной практики в северных монастырях, описанные А.С. Пругавиным, выявить отношение автора к проблеме.
Материалы по интересующему нас вопросу содержаться в следующих опубликованных текстах А.С. Пругавина: «Соловецкие узники», «Монастырские тюрьмы в борьбе с сектантством (К вопросу о веротерпимости)», «Раскол и сектантство в русской народной жизни», «Старообрядческие архиереи в Суздальской крепости».
А.С. Пругавин прослеживал историю возникновения и развития монастырской пенитенциарной практики как одной из важных функций монастырей Русского Севера на примере Соловецкой тюрьмы. Данный пример позволил автору не только изучить проблему, основываясь на истории монастыря, но и углубиться в правовой контекст
108
вопроса. Кроме того, А.С. Пругавина интересовала связь монастырской ссылки и борьбы государства с вероотступниками, в частности, особенно подробно он останавливался на случаях заключения в монастыри старообрядцев.
Однако, несмотря на то, что большая часть материала в книгах и статьях А.С. Пругавина освещает именно историю Соловецкого монастыря, и много информации также представлено в его работах о Спасо-Евфимиевском монастыре (хотя это монастырь центральной России), сам автор отмечал, что не только «эти два монастыря служили у нас местом ссылки и заточения» [4]. Уже сам факт подробного описания А.С. Пругавиными северной обители, и обители, располагавшейся в центре страны, даёт возможность утверждать, что он изучал этот вопрос на различных примерах, пытаясь, возможно, понять специфику в данном случае именно северных монастырей. Безусловно, наиболее подробно рассмотрены лишь два примера, но в целом в своих исследованиях А.С. Пругавин обозначал целый список таких обителей именно на Русском Севере, являвшихся местами ссылки и заточения для самых разных категорий преступников. Так он упоминал в данном ключе Николаевский Ко-рельский монастырь (Архангельская губерния), Сийский монастырь (р. Северная Двина), Спасо-Прилуцкий монастырь (Вологда), Новго-род-Северский и Кирилло-Белозерский монастыри, Валаам и ещё ряд др. При этом А.С. Пругаивн отмечал, что пенитенциарную функцию осуществляли как мужские, так и женские обители.
А.С. Пругавин даёт подробный ответ своим читателям на три вопроса о монастырской ссылке: кто, за какие провинности и каким образом мог оказаться в заключении в монастыре. В монастырском заключении могли оказаться лица, вина которых описывалась следующими формулировками: «наиболее важные преступники против государства и правительства», лица «так или иначе провинившиеся против церкви и религии», «сектанты и другие еретики», «за старообрядчество», «за буйство и дерзкие поступки», «лица, совершившие особенно тяжкие уголовные преступления», «за произнесение дерзких слов», «виновные в противоестественных преступлениях» [4]. Автор отмечает, что в монастырской тюрьме человек мог оказаться и «по ходатайству своих родственников», и даже если он был «только заподозрен» в совершении преступления [4].
Таким образом, автор, описывая большое количество известных ему вариантов обвинения монастырских узников, показывает, что испытать на себе пенитенциарную монастырскую практику мог любой житель империи, стоило ему лишь преступить закон. При этом, как сам же А.С. Пругавин отмечал, оказаться в заключении в монастыре преступник с 1835 г. мог «не иначе, как только по Высочайшему повелению». Это замечание даёт возможность его читате-
109
лям осознать, что данная мера наказания в XIX в. рассматривалась как достаточно серьёзная. И здесь мы можем видеть некое противоречие: частую несоразмерность обвинения мере присуждённого государством наказания (например, «только лишь заподозренный») [4].
Категории узников, отбывавших наказание в монастырях, также интересовали автора. А.С. Пругавин указывает, что в монастырской тюрьме оказывались как уголовные преступники, так и политические и религиозные узники. То есть этот вариант наказания употреблялся для всех видов преступлений, хотя традиционно пенитенциарная монастырская практика все-таки была направлена, прежде всего, на вероотступников. Автор также выделяет несколько категорий узников, используя собственную их градацию: лица, совершившие преступления против государства и церкви (сосланные туда за дерзкие и оскорбительные слова) и лица, сосланные за реальные преступления (религиозного характера, уголовные, против государства и власти).
Алгоритм шагов официальной власти, после которого обвиняемый оказывался в монастырском заключении, также детально освещается А.С. Пругавиным. Для этого первыми, кто должен возбудить «ходатайства о ссылке и заключении в монастырь», изначально являются священники и(или) миссионеры, то есть «местные духовные власти». Именно они могли обращаться в свои епархии с жалобами и донесениями, а уже «через епархиальное начальство» эти материалы «направляются в Святейший Синод». В дальнейшем, при условии, что в Синоде ходатайство из епархии признавалось значимым, то «г. обер-прокурор Синода входил с
всеподданнейшим докладом по этому поводу» [4]. То есть мы видим, что цепочка шагов для вынесения приговора о монастырской ссылке начиналась местным священником, а заканчивалась государем, которому лично представлялись данные сведения. И это ещё раз подтверждает как уровень серьёзности выносимого решения, так и тот факт, что монастырская пенитенциарная практика в XIX. практически полностью оказалась на службе у светской власти [9, с. 237-238].
Данный факт - двойственную церковно-светскую природу монастырской пенитенциарной практики в XIX в. - А.С. Пругавин пытается пояснить для своих читателей, подробно описывая сами цели монастырской ссылки в данный период. Автор подчёркивал, что, прежде всего, государство хотело «наказать; затем - лишить его возможности распространять свои заблуждения, пресечь пропаганду идей; и, наконец, исправить его, заставить его раскаяться в заблуждениях, по возможности привести его снова в лоно православной церкви» [4].
110
Таким образом, А.С. Пругавин разъяснял, как важнейшая функция монастыря - духовно-нравственная - служила государственным интересам. «Монастырь в качестве острога и монах в роли тюремщика», по мнению, А.С. Пругавина представляли собой яркий пример того, как власть пыталась контролировать абсолютно все сферы жизни общества и сделать Русскую Православную церковь своим помощником даже в системе исполнения наказаний [5; с. 178]. И эта служба, по мнению автора, часто оказывалась для монастырской братии сродни тяжёлому долгу, так как для контроля за исполнением наказания и присмотра за арестантами в обителях размещали целые солдатские команды. Нередки были, как отмечает А.С. Пругавин, даже случаи «совращения» этих солдат идеями арестованных.
Изучив взгляды А.С. Пругавина на монастыри Русского Севера и на их пенитенциарную функцию, можно сделать следующие выводы:
• вопрос о практике монастырской ссылки и об истории использования монастыря в качестве подобия тюрьмы интересовал А.С. Пругавина на протяжении всей его исследовательской деятельности, эти проблемы поднимались в нескольких его известнейших работах,
•А.С. Пругавин проанализировал особенности пенитенциарной практики в северных монастырях, подробно описав как состав узников, так и обвинения, по которым было возможно заключение в монастырь,
•автор изучил алгоритм, по которому подданные империи, обвинённые в преступлениях, могли оказаться в монастырской тюрьме.
Отношение автора к заинтересовавшей его проблеме было неоднозначным. С одной стороны, А.С. Пругавин признавал, что монастырские тюрьмы играли «важную, огромную роль в общественной, народной жизни России» [4]. С другой стороны, автор подчёркивал, что узниками таких тюрем становились иногда те, чья вина была под сомнением, и что наказание зачастую было чересчур суровым (некоторые узники находились в заточении более 15-20 лет).
Можно также предположить, что пенитенциарная функция монастырей интересовала автора ещё и потому, что монастыри нередко служили местом ссылки не только для духовных лиц и уголовных преступников, но и для политических ссыльных. А именно к данной категории лиц сам А.С. Пругавин принадлежал почти десять лет. Вероятно, он пытался дать оценку тем вариантам развития наказания для противников режима, которые были возможны в Российской империи (ссылка под гласный/негласный надзор, тюремное заключение, монастырская ссылка) и пытался понять алгоритм назначения наказаний. Кроме того, вариант использования именно
111
монастырского заключения для противников светского или духовного режима представлялся А.С. Пругавину интересным для изучения, так как здесь прослеживалась религиозная идея «покаяния». Вероятно, автор пытался проследить, каким образом государство перенимало опыт церкви по «излечению» оступившихся подданных.
Список литературы
1. Иваняков Р.И., Круглова Е.А. Пенитенциарное служение Русской Православной церкви в истории государства Российского // Материалы VI Междунар. Александро-Невских чтений (Псков, 9-10 июня 2015 г.). - Псков, 2015. - С. 100— 103.
2. Кузнецова Н. Ю. Монастыри Русского Севера в исследованиях А.С. Пру-гавина и С. А. Приклонского // Науч. электр. журн. CARELICA. - 2014. - № 1(11). -С. 42-50.
3. Павлушков А.Р. Пенитенциарная практика северных монастырей XVIII-XIX вв.: дис. ... канд. ист. наук: 07.00.02 / А.Р. Павлушков. - Вологда, 2000.
4. Пругавин А. С. Монастырские тюрьмы в борьбе с сектантством (К вопросу о веротерпимости). - М., 1905.
5. Пругавин A.C. Раскол и сектантство в русской народной жизни. С критическими замечаниями духовного цензора. - М., 1905.
6. Пругавин A.C. Соловецкие узники. К вопросу о монастырских заточениях // Рус. мысль. - 1881. - № 11. - С. 46-62.
7. Пругавин A.C. Старообрядческие архиереи в Суздальской крепости. -М., 1908.
8. Рожина А. В. Пенитенциарная практика монастырей Вологодской губернии в конце XVIII - начале XX вв. // Науч. ведомости Белгор. гос. ун-та. - 2011. -№ 7 (102). - Вып. 18. - С. 116-122.
9. Шаляпин С. О. Церковно-пенитенциарная система в России XV-XVIII веков: моногр. - Архангельск, 2013.
112
