CC BY
58УДК 303.446.4
Н. Л. Корсакова, Б. Ф. Егоров
Памяти Арсения Борисовича Рогинского
18 декабря 2017 г. после тяжелой болезни ушел из жизни Арсений Борисович Рогинский — историк, правозащитник, председатель правления Международного историко-просветительского, правозащитного и благотворительного общества «Мемориал», человек, сделавший невероятно много для восстановления исторической памяти.
А. Б. Рогинский родился 30 марта 1946 г. в семье репрессированного инженера завода «Электросила» Бориса (Бера) Соломоновича (Залмановича) Рогинского (1905-1951) — в месте его тогдашней ссылки, городке Вельске Архангельской области — и Елены Абрамовны (урожд. Ельяшевич; 1907-1995). Закончил историко-филологический факультет Тартуского университета, став любимым студентом Ю. М. Лотмана. По окончании университета работал в Ленинграде: библиотекарем в публичной библиотеке им. М. Е. Салтыкова-Щедрина, преподавал русский язык и литературу в вечерних школах, зани- оо мался историей России ХХ в. В течение шести лет составлял и редактировал Ц самиздатовские исторические сборники «Память»1. Это была одна из первых ™ попыток организовать в СССР независимое гуманитарное периодическое из- ^з дание. Девиз работы А. Б. Рогинского и его единомышленников можно, вос- ¡з пользовавшись его собственными словами, обозначить как «необходимость 3 возвращения исторической памяти» и «воссоздание независимой исторической науки». -2 В 1981 г. А. Б. Рогинский был арестован в Усть-Нарве, где отдыхал с семьей; К суд Октябрьского района Ленинграда приговорил его к четырем годам лишения ^ свободы за «подделку отношений в архив». На суде, 4 февраля 1981 г., вместо полагавшегося осужденному «последнего слова» А. Б. Рогинский произнес речь 1ц о положении историка в СССР, коснувшись, в частности, вопроса о порядке -Л
'Й
со
допуска исследователей в архивы. Под категорию «не имеющих права» работать с архивными материалами тогда подпадало большинство историков и филологов с высшим гуманитарным образованием, которые хотели заниматься наукой, но не имели возможности получить требовавшееся для занятий в архивах ходатайство («отношение») с места работы, так как трудились не в научных и высших образовательных учреждениях, а в школах, техникумах, экскурсионных бюро, районных библиотеках и т.п., не дававших такого рода ходатайств. Другой темой, которой уделил внимание А. Б. Рогинский в своей речи, была недоступность для исследователей многих архивных фондов из-за их «закрытости»2. Осужденный по уголовной статье, А. Б. Рогинский в 1970-х гг. был, кажется, единственным политзаключенным, фактически осужденным за свою научную деятельность. И если в настоящее время в архивы, наконец, допускаются практически все исследователи, то проблема закрытых фондов остается актуальной и сегодня.
Меня с Сеней познакомил его друг Л. Я. Лурье в 1977 г., с тех пор и до момента ареста я часто бывала в гостях у Сени и жены Наташи3, всегда теплой и заботливой, в их небольшой двухкомнатной квартире на улице Фрунзе, где с ними тогда жили мама Сени, величественная и красивая дама, и маленький Боря Рогинский — ныне известный философ и литератор. В этом гостеприимном доме всегда было много народа. Туда приходили не только единомышленники Сени, работавшие с ним над подготовкой сборников «Память», но и многие представители «второй литературной действительности» Ленинграда (по укоренившейся с тех времен привычке фамилии, теперь всем известные, не называю, «иных уж нет, а те далече...»). Собирались обычно на кухне, говорили, как тогда было принято, при включенном водопроводном кране или в ванной комнате, опасаясь прослушки. В доме со скромным достатком гостей всегда угощали чаем, а порой устраивались настоящие обильные, шумные и веселые застолья, в центре которых всегда был блистательный Сеня. Никогда 2 больше я не встречала человека такого яркого, такой силы убеждения, такого
личного обаяния, столь же остроумного и настолько же ироничного. ^ Вместе с друзьями Сени, которых всегда было великое множество, я была « на суде, слышала его «последнее слово», выступления в защиту Сени Б. Ф. Его-
ей
рова и Я. С. Лурье, личным секретарем которого числился Сеня. Затем изредка ^ получала почтовые открытки из лагеря, которым всегда радовалась. Сеня отбыл 5§ весь срок в уголовных лагерях Коми АССР, Мурманской и Кировской области. у Согласно рассказам сидевшего вместе с Сеней в одном из лагерей О. А. Волко-ЦЧ ва4, Сеня сумел добиться уважения даже у уголовников — такова была сила его £ мужества и стойкости, обаяние его личности. Любопытно, что Олег и Сеня уму® дрялись и в лагере тайно слушать «вражеские голоса», так как Олег, умевший § многое делать руками, смастерил там практически из ничего радиоприемник. ^ А. Б. Рогинский был полностью реабилитирован в 1992 г.
По возвращении из лагеря Сеня поселился в Москве и возобновил научную
£ работу. Ряд его исследований были опубликованы под псевдонимами в истоки
С
рических сборниках «Минувшее». Но главной составляющей жизни А. Б. Ро-гинского стала работа в Историко-просветительском и правозащитном обществе «Мемориал». С 1989 г. он был членом Рабочей коллегии «Мемориала» (в то время — Всесоюзного общества), с 1996 г. и до конца жизни возглавлял правление «Международного Мемориала». В это время мы уже виделись изредка, только в Петербурге, когда Сеня приезжал повидаться с детьми (в период его пребывания в лагере у него и Наташи родилась дочь Анастасия) и на заседания Правления Международного благотворительного фонда им. Д. С. Лихачева.
В 1991-1993 гг. А. Б. Рогинский был одним из экспертов Комиссии Верховного Совета по передаче архивов КПСС и КГБ на государственное хранение и Комиссии Верховного Совета РФ по реабилитации жертв политических репрессий. Он автор целого ряда исследований и документальных публикаций по истории общественного движения в России Х1Х-ХХ вв., массовых репрессий в СССР, составитель и редактор книг по этим темам, замечательный историк, возвративший имена и достоинство людям, чьи судьбы искалечил террор. И хотя А. Б. Рогинский никогда не имел ученой степени и не занимал научных должностей, вся его жизнь была связана с научными исследованиями. И можно лишь удивляться тому, как много он успел сделать за свою жизнь!
Светлая память удивительному человеку...
Н. Л. Корсакова
Сеня Рогинский
Уход учеников особенно больно ранит душу. А Рогинский — мой ученик по Тартускому университету, он всегда был именуем «Сеня». Более того, я — почти крестный его отец! В 1962 г. из-за недобора студентов на отделении русской филологии ТГУ я отправился в августе на филфак ЛГУ, в день, когда абитуриентам сообщалось, кто принят, а кто нет. Тогда, в продолжение сталинских времен, очень важны были «хорошие» анкетные данные, и, кажется, един- С! ственный вузовский ректор в СССР (тогда — директор), мой фамильный тезка ^ А. Г. Егоров, директор Ленинградского пединститута им. М. Н. Покровского5, ^ пренебрегал анкетными минусами при приеме. =3
Мне удалось набрать яркую группу ребят, не принятых в ЛГУ отнюдь ^ не по баллам экзаменов, предложить им Тартуский университет и привезти -д к началу учебного года. Их многосторонняя активность доставила нам потом много хлопот, но до чего же талантливая оказалась молодежь!6 Группу возглав- ^ лял Арсений Рогинский. Начинали эти юноши как ученики Ю. М. Лотмана, ^ так как занялись русской литературой и общественной мыслью конца XVIII — £ начала XIX в. Арсений уже на младших курсах жадно углубился в архивные ^ поиски, увлекся декабристами и масонами.
Потом, когда он окончил ТГУ, я познакомил его с известным саратовским историком профессором В. В. Пугачевым7, который предложил ему заочную аспирантуру. Арсений тогда ушел в политику, в нелегальные архивные публикации, и, давно выслеживаемый, оказался пойман соответствующими органами, увы, пойман на пустяке (досадное легкомыслие!). Мы в те годы часто пренебрегали обильными бюрократическими требованиями — могли, например, запросто подписываться именем товарища на документах. Тем более на такой ерунде, как заверенное печатью отношение руководителя в некий архив с просьбой допустить такого-то аспиранта к работе над такими-то фондами. И Арсений браво включился в эту «уголовщину», лихо подписываясь за В. В. Пугачева на отношениях в Ленинскую библиотеку и ЦГАЛИ (а чтобы получить реальную подпись, надо было ехать к профессору в Саратов).
Но органы не дремали, была доказана подделка подписи на каком-то бланке, и Арсений был судим (реально — конечно, за его политическую антисоветскую деятельность). Я предложил себя адвокатам и выступил на суде свидетелем защиты, подчеркивал творческую, научную талантливость подсудимого. Но моя защита не помогла, Арсений был осужден на четыре года (1981-1984), а мне это событие аукнулось абсолютным запретом командировок за границу.
При работе Арсения в «Мемориале» мы встречались уже в более спокойной и творческой обстановке. Осенью и зимой 1988 г. он мне очень помог технически при дико длительных хлопотах: я был приглашен на семестр преподавать в университете им. Дж. Вашингтона в американском Вашингтоне и в полной мере познал, что такое советская бюрократия, тем более относящаяся к поездке в США. И Арсений был постоянным моим помощником в Москве: оформление десятков страниц документов, добывание номеров в гостиницах, добывание авиабилета («Аэрофлот» продал все билеты на год вперед!). Очень я ему благодарен за помощь: может быть, без нее я так бы и не прошел вообще через 2 тянувшуюся пять месяцев бюрократическую Голгофу.
О -
Я был дружен с Рогинским и семейно. Когда у него родилась дочь и стар-^ шие долго перебирали женские имена — как назвать! — я предложил имя люби-« мой матери — Анастасия, оно было принято, и теперь Настя Рогинская — тоже
как бы моя крестница... ^ Да не иссякнет наша память об Арсении Рогинском!
5§ Б. Ф. Егоров
ы
о
V
V
а ¡^
о н
в На закате 1981 г. (Дневник за январь 1982 г.)8
«
а
Й Главное событие конца 81-го года — это суд над Сеней Рогинским, нашим
бывшим тартуским студентом. ¡^ За подозрение в подделке отношений с просьбой заниматься в рукописных Й отделах библиотек и просто в архивах его арестовали летом, а в конце ноября —
суд. Первая экспертиза установить что-либо путное не могла, дали на вторую экспертизу, которая подтвердила, что закорюки на бланках сделаны рукой Ро-гинского. Кажется, речь идет о бланках Саратовского университета, тогда главный виновник — В. В. Пугачев. Он, наверное, не прогнозируя грозных последствий, выдавал своему прикрепленному (или аспиранту?) бланки.
Меня тоже вызывала следователь — видимо, обшарили все архивохранилища Москвы и Ленинграда и установили, что и я выдавал Сене два бланка «Литературных памятников». Но моя подпись, слава Богу, была самая настоящая. Я рассказал следователю М. Ф. Бобровской, что знал Сеню еще с начала 60-х годов, когда он начал учиться в Тартуском университете, он заметно выделялся среди студентов. Пояснил, что бланки я ему выдал после того, как редколлегия «Лит<ературных> памятников» утвердила заявку группы московских и ленинградских историков на однотомник Германа Лопатина — среди этих участников был и Рогинский (реально эту книгу должен был готовить один А. Б. Рогинский; из-за его несчастий издание не состоялось).
Затем, когда начался суд и когда выяснилось, что свидетели обвинения (обвинял то ли архив Географического общества, то ли конкретное лицо из этого общества!) какие-то недотепы (один начал говорить, что он видел в рукописном отделе Публички приказ о лишении Рогинского прав посещать библиотеку и т.д. — а когда адвокат спросил его, где находится рукописный отдел, так он даже не удосужился сходить посмотреть — как там что расположено, т.е. не смог ответить, где же находится рукописный отдел!), когда стали разворачиваться серьезные обвинения, то дельный Сенин адвокат попросил меня и Я. С. Лурье (у которого С<еня> числился личным секретарем9) явиться свидетелями защиты, то мы явились (последние числа ноября). Я, если не считать моего лжесвидетельствования по идентификации имен Григорьевна и Гиршевна у Зары Минц10 четверть века назад, фактически впервые был в суде, где и адвокат в великом напряжении дрался за защищаемого, и прокурор с дубоватым, совершенно не интеллигентным лицом, нападал на Рогинского, да и судья какой-то непонятный: то ли дубина, то ли трус, но мямлил, жевал резину удивительно (в кулуарах мне говорили, что этот судья попался на больших взятках от спеку- G лянтов и расхитителей — и верноподданически замаливает грехи — черт знает, 21 это трудно проверить, но по виду судьи — похоже; такой не только взятку возь- "g мет, но и зарежет в темном переулке). g
Наши ходатайства, добрые слова не помогли, Сене влепили 4 года... Не ис- ^ ключено, что мои свидетельства явились основанием зарезать мне поездку -а на январь по Средиземному морю. "й
К
__ад
1 Недавно появилось специальное исследование, посвященное истории создания и авторам самиздатского сборника. См.: Исторический сборник «Память»: Исследования и ма- £ териалы. Москва, 1976 — Нью-Йорк, 1978 / Сост. и комментарии Б. Мартина, А. Свешникова. М.: Новое литературное обозрение, 2017.
2 «Последнее слово» А. Б. Рогинского приводится в кн.: Исторический сборник «Память». .5 С. 364-375. ¿о
3 Наталья Андреевна Рогинская (урожд. Фрумкина) — филолог, сотрудник Всероссийского музея А. С. Пушкина, позднее — преподаватель русского языка и литературы в петербургской школе № 610 (Классическая гимназия).
4 Олег Алексеевич Волков (1940-2005) и Юлий Андреевич Рыбаков (ныне известный политик), в то время — художники-нонконформисты, были осуждены на 7 и 6 лет лагерей за «порчу государственного имущества в особо крупном размере», после того как в августе 1976 г. на стене Государева бастиона Петропавловской крепости сделали огромными литерами надпись: «Вы распинаете свободу, но душа человека не знает оков!».
5 В 1957 г. объединен с Институтом имени А. И. Герцена.
6 Подробнее об этом см.: Душечкина Е. В. Набор 1962 года // Вышгород (Таллинн). 1998. № 3. С. 118-120.
7 Владимир Владимирович Пугачев (1923-1998), доктор исторических наук, профессор Саратовского университета, заведующий кафедрой истории дореволюционной России, заместитель декана исторического факультета университета (1969-1998).
8 Отрывок из дневника Б. Ф. Егорова, изданного в «Вестнике истории, литературы, искусства» (Т. XII. М., РАН, 2017. С. 403).
9 После обысков в 1977 и 1979 гг. в квартире А. Б. Рогинского он был по требованию КГБ уволен из школы, где работал и, чтобы избежать обвинений в тунеядстве, оформился на работу в качестве литературного секретаря писательницы Н. Г. Долининой и историка и филолога Я. С. Лурье, в то время сотрудника Отдела древнерусской литературы Пушкинского Дома.
10 Зара Григорьевна (Гиршевна) Минц (1927-1990) — литературовед, доктор филологических наук, профессор Тартуского университета, жена Ю. М. Лотмана. Суд был в Тарту. Часть документов Зары с одним отчеством, часть — с другим, ученый секретарь ЛГПИ Покровского отказалась брать документы на защиту кандидатской диссертации, и пришлось — через суд. Зара вызвала двух свидетелей, которые якобы вместе с ней сдавали кандидатский экзамен — меня и Алю Кудашеву. Перед судьей лежал лист — форма № 6, где были перечислены фамилии экзаменовавших Зару. Я браво читал их перевернутыми и называл — якобы тогда и я был. Суд присудил идентифицировать два отчества.
References
Istoricheskij sbornik «Pamyat»: issledovaniya i materialy. Moskva, 1976 — Nyu-York, 1978 / Sost. i kom-mentarii B. Martina, A. Sveshnikova. M.: Novoe literaturnoe obozrenie, 2017.
EGOROV B. F. Na zakate 1981 g. (Dnevnik za yanvar 1982 g.) // Vestnik istorii, literatury, iskusstva.
и
X T. XII. M., 2017
« Список литературы
Исторический сборник «Память»: Исследования и материалы. Москва, 1976 — Нью-Йорк, 1978 /
о Сост. и комментарии Б. Мартина, А. Свешникова. М.: Новое литературное обозрение, 2017.
^ Егоров Б. Ф. На закате 1981 г. (Дневник за январь 1982 г.) // Вестник истории, литературы, искус-
Ц ства. Т. XII. М., 2017. С. 403. о н о
а
=8 Памяти Арсения Борисовича Рогинского «
^ 18 декабря 2017 г. после тяжелой болезни ушел из жизни Арсений Борисович Рогинский — историк,
^ правозащитник, председатель правления Международного историко-просветительского, правозащитного и благотворительного общества «Мемориал», человек, сделавший невероятно много для восста-
^ новления исторической памяти. Этого яркого человека вспоминают его коллеги и друзья Б. Ф. Егоров
С и Н. Л. Корсакова.
In memory of Arseniy Roginsky
18 December 2017, after a serious illness died Arseny Borisovich Roginsky — historian, public figure, human rights activist, Chairman of the Board of the International Historical, Educational, Human Rights and Charitable Society «Memorial», a man who has done incredibly much for the recovery of historical memory. This bright person is remembered by his colleagues and friends Boris Egorov and Natalia Korsakova.
d
o
X
&D
3
-Q
Oi
g
CO
