CC BY
0
DOI 10.17150/2411-6262.2024.15(4).1381-1390
Научная статья УДК 341, 342 EDN ENANFR
И.А. Умнова-Конюхова1, 2 ©
1 Институт научной информации по общественным наукам Российской академии наук, г. Москва, Российская Федерация, [email protected]
2 Южно-Уральский государственный университет, г. Челябинск, Российская
ПАКТ ООН ВО ИМЯ БУДУЩЕГО И ВЗГЛЯД РОССИИ НА НОВЫЙ МЕЖДУНАРОДНЫЙ ПРАВОПОРЯДОК
аннотация. Актуальность статьи обусловлена необходимостью анализа позиции Российской Федерации в отношении содержания Пакта ООН во имя будущего 2024 г., принятие которого нацелено на формирование нового международного правопорядка. Новизна проявляется в разъяснении международно-правовых разногласий между Россией и группой присоединившихся к ней государств, которые внесли поправки в Пакт, с одной стороны, и большинством стран, проголосовавших за данный документ без поправок, с другой. Раскрывается разница в понимании целей и задач будущего развития и приводятся аргументы в обоснование правомерности требований России. Цель исследования состоит в том, чтобы показать последствия неучета российской позиции, а именно значительное снижение гуманитарного смысла поставленных в Пакте задач, создания риска поведения, нарушающего принципы обеспечения прав и свобод, мира, безопасности и устойчивого развития на основе уважения и невмешательства во внутренние дела государств, справедливости и равноправного диалога. Статья опирается на формально-юридический и сравнительно-правовой методы исследования. В результате проведенного анализа сделан вывод о том, что необходимо обратить внимание на более серьезную консенсусную проработку целого ряда положений Пакта, в том числе с учетом мнения России, для повышения его значимости в формировании нового миропорядка и последовательного продвижения к лучшему будущему.
ключевые слова. ООН, Пакт по имя будущего, Россия, новый миропорядок, принцип невмешательства во внутренние дела государств, разоружение, Глобальный цифровой договор.
информация о статье. Дата поступления 26 ноября 2024 г.; дата принятия к печати 17 декабря 2024 г.; дата онлайн-размещения 20 декабря 2024 г.
Original article
I.A. Umnova-Koniukhova1, 2 ©
1 Institute of Scientific Information for Social Sciences, Russian Academy of Sciences,
Moscow, Russian Federation, [email protected]
2 South Ural State University, Chelyabinsk, Russian Federation
abstract. The relevance of the article is due to the need to analyze the position of the Russian Federation regarding the content of the UN Pact for the Future 2024, the adoption of which is aimed at forming a new international legal order. The novelty is manifested in the clarification of international legal differences between Russia and a group of States that joined it, which amended the Pact, on the one hand, and the majority of countries that voted for this document without amendments, on the other. The difference in understanding of the goals and tasks of future development is revealed and arguments are given to substantiate the legality of Russia's demands. The
© yMuoea-Konrnxoea HA., 2024
UN PACT FOR THE FUTURE AND RUSSIA'S VIEW OF THE NEW INTERNATIONAL LEGAL ORDER
purpose of the study is to show the consequences of not taking into account the Russian position, namely, a significant reduction in the humanitarian meaning of the tasks set out in the Pact, creating a risk of behavior that violates the principles of ensuring rights and freedoms, peace, security and sustainable development based on respect and non-interference in the internal affairs of states, justice and equal dialogue. The article is based on formal legal and comparative legal research methods. As a result of the analysis, it was concluded that it is necessary to pay attention to a more serious consensus study of a number of provisions of the Pact, including taking into account the opinion of Russia, in order to increase its importance in shaping a new world order and consistently moving towards a better future.
keywords. UN, Pact for the Future, Russia, new world order, principle of non-interference in the internal affairs of states, disarmament, Global Digital Treaty. article info. Received November 26, 2024; accepted December 17, 2024; available online December 20, 2024.
Введение
22 сентября 2024 г. в международную неделю мира государства — участницы ООН одобрили на Генеральной Ассамблее «Пакт во имя будущего» (далее — «Пакт будущего»), а также два приложения к нему — Глобальный цифровой договор и Декларацию о будущих поколениях. Этот документ анонсировался как план объединения все более разделяемых стран мира для решения проблем XXI века: от противодействия изменению климата и трансформации общественных отношений под влиянием искусственного интеллекта до преодоления проблем эскалации конфликтов, дальнейшего увеличения неравенства и роста бедности. «Пакт будущего» на сорока двух страницах призывает государственных лидеров 193 стран, входящих в ООН, превратить обещания в реальные действия, которые изменят жизнь более чем 8 миллиардов человек в мире. В нем говорится о наступлении времен надежды и возможностей «защитить потребности и интересы нынешнего и будущих поколений посредством действий в рамках Пакта будущего.
Новый глобальный документ был принят на открытии двухдневного «Саммита будущего», созванного Генеральным секретарем ООН Антониу Гутерришем, который поблагодарил глав государств и дипломатов за то, что они открыли «дверь» в лучшее будущее, назвав, правда, эти действия лишь первыми шагами. «Мы здесь для того, чтобы повернуть с края пропасти к многостороннему взаимодействию», — подчеркнул Генеральный секретарь. «Теперь наша общая судьба — пройти намеченный путь. И это требует не просто соглашения, а действий»1.
По значимости поставленных целей и задач и призывам к общей солидарной ответственности Пакт будущего в какой-то мере близок с Декларацией тысячелетия ООН 2000 г. Оба документа — глобальное право, основанное на общих принципах, одни из которых общепризнанные императивные, другие диспозитивные, составляющие так называемое мягкое международное право.
В начале века Декларация тысячелетия установила своеобразную ценностную и целеполагающую матрицу вхождения в новый миллениум. Настоящее и будущее было объединено вокруг таких ценностей как свобода, равенство, солидарность, терпимость, уважение к природе и общая обязанность. Главными целями были названы мир, безопасность и разоружение, развитие и искоренение нищеты, охрана общей окружающей среды, права человека и защита уязвимых, демократия и благое управление, удовлетворение особых потребностей Африки и укрепление ООН.
1 UN Nations Endorse a «Pact for the Future», and the Body's Leader Says It Must Be More Than Talk. The U.N. General Assembly has approved a blueprint to bring the world's increasingly divided nations together to tackle 21st-century challenges. 22 September 2024. Associated Press. URL: https:// www.usnews.com/news/world/articles/2024-09-22/un-nations-endorse-a-pact-of-the-future-and-the-bod-ys-leader-says-it-must-be-more-than-talk.
Все эти идеи были ретранслированы и развиты в Пакте будущего, который в отличие от Декларации тысячелетия в большей мере ориентирован на практические результаты и наполнен алармизмом. Конкретные меры ожидаются как в общих формулировках (например, об обязательстве реформы Совета Безопасности ООН, необходимости обеспечить защиту гражданских в вооруженных конфликтах, соблюдать обязательства по разоружению), так и в специальных задачах развития, среди которых особо выделены вопросы повышения созидательной активности молодежи и управления искусственным интеллектом. Если в Декларации тысячелетия подтверждается приверженность уже определенным в Уставе ООН универсальным целям, принципам и нормам, неподвластным времени, то в Пакте будущего говорится, что мировые лидеры собираются «во время глубоких глобальных преобразований», и в нем предупреждается о «растущих катастрофических и экзистенциальных рисках», которые могут подтолкнуть людей повсюду «к будущему постоянного кризиса и распада».
Задачи сделать мир лучше распределены в Пакте будущего по следующим разделам:
— устойчивое развитие и финансирование развития;
— международный мир и безопасность;
— наука, технологии, инновации и цифровое сотрудничество;
— молодежь и будущие поколения;
— трансформация глобального управления.
Пакт включает 56 действий по разнообразным вопросам, обозначенным ранее в Программе ООН «Повестка дня в области устойчивого развития до 2030 года (ЦУР)».
Несмотря на претенциозность Пакта определить судьбу будущего для всего человечества, он не стал, к сожалению, консенсусным международно-правовым актом. Если в вопросах противодействия искоренению бедности, смягчения последствий изменения климата, достижения гендерного равенства, содействия миру и защиты гражданского населения государства в основном солидарны, то задачи Пакта по активизации многосторонней системы управления для использования возможностей сегодняшнего и завтрашнего дня, вызывают разные оценки. Среди тех государств, которые призвали усовершенствовать Пакт в этом контексте до его принятия и не были, к сожалению, услышаны оказалась Российская Федерация.
Основной текст Взгляд России на Пакт во имя будущего
Российская Федерация дистанцировалась от Пакта и его приложения — «Глобального цифрового договора» из-за непринятия российской поправки о невмешательстве во внутренние дела других государств, уточнения положений о разоружении, а также из-за неопределенности в границах участия неправительственных организаций и 1Т-компаний в глобальном цифровом правопорядке.
По мнению заместителя Министра иностранных дел РФ С.В. Вершинина, представлявшего Российскую Федерацию на Саммите, координаторы подготовки текста включали в него то, что им диктовали страны Запада, а спорные моменты по тексту накапливались и не решались с самого начала до самого конца. Из-за претензий к тексту Россия предложила отложить его принятие и продолжить переговоры. От имени группы государств — Российской Федерации, Республики Беларусь и Никарагуа была внесена поправка к проекту «Пакта во имя будущего» и его приложениям. Предложенная поправка отражала принцип невмешательства во внутренние дела других стран (на основе п. 7 ст. 2 Устава ООН). Рассмотрение поправки, однако, отклонили на заседании Генеральной Ассамблеи ООН всеобщим голосованием. Против отклонения поправки помимо России, Беларуси
и Никарагуа, выступили также Северная Корея, Сирия, Судан и Иран. Еще 15 стран воздержались от голосования, в то же время 143 государства поддержали предложение об отклонении [1].
Произошедшее показало, что стремление государств к единству во имя будущего происходит без внимательного подхода к сложившемуся международному правопорядку. Принимая Пакт будущего большинство государств, в сущности, проигнорировало значимость принципа невмешательства во внутренние дела несмотря на то, что он является общепризнанным и закреплен в Уставе ООН (ст.2), Декларации ООН о принципах международного права, касающихся дружественных отношений и сотрудничества между государствами 1970 г. и Декларации принципов, которыми государства-участники будут руководствоваться во взаимных отношениях, утвержденной Заключительным актом СБСЕ 1975 г.
Необходимость особого внимания к соблюдению принципа невмешательства во внутренние дела государств обусловлена многолетней международно-правовой практикой реализации ст. 5 Устава ООН (права на коллективную самооборону) с весьма широким толкованием пределов ее применения.
Современные эксперты, в частности Кристин Чинкин и Мэри Калдор, отмечают, что в условиях XXI в. толкование права на самооборону было расширено, чтобы охватить меры, принимаемые для реагирования на нападения негосударственных субъектов (теракт 11 сентября, ИГИЛ (запрещенная в России террористическая организация)); для защиты негосударственных образований — непризнанных государств (Южная Осетия) и от внутренних нападений (Йемен); в ожидании (упреждении) внешних нападений (Ирак и Афганистан) [2] и др. В этом отношении показательны дебаты по поводу писем по ст. 5 Устава ООН от государств (в частности, от США, Бельгии, Соединенного Королевства, Германии, Норвегии) в Совет Безопасности ООН, в которых утверждается, что поскольку Сирия не желает или не может помешать ИГИЛ (запрещенная в России террористическая организация) совершать нападения со своей территории, то есть основания для признания принципа самообороны для оправдания применения военной силы в этой стране [3—5]. В настоящее время НАТО обосновывает свои поставки вооружения на Украину именно применением ст. 5 Устава ООН, с чем не согласны не только российские эксперты. В частности, финский политолог Йохан Бекман считает, что поставки оружия Украине являются нарушением норм международного права из-за внеблокового статуса данной страны 2.
Тенденция расширительного толкования прав на коллективную самооборону и гражданскую интервенцию, а также относительно новой доктрины К2Р (Ответственность за защиту), привела к тому, что многие государства, особенно, Юго-Восточной Азии, Латинской Америки, Африки стали призывать к более строгому соблюдению основополагающего принципа невмешательства во внутренние дела государств. Хотя доктрина К2Р не включает право на одностороннее вмешательство в отсутствие разрешения СБ ООН, некоторые государства обеспокоены риском избирательного применения и злоупотреблений этой доктриной со стороны могущественных государств по причине того, что неясно, кто определяет порог для действий [6]. Как обоснованно замечает С.Р. Субрамян, до сих пор нет ответов на вопросы: когда, на какой стадии должно быть вмешательство, какое государство должно им руководить, какова цель вмешательства и может ли стать целью смена режима, в частности если этот режим ответственен за массовые пре-
2 НАТО применила пятую статью устава из-за Украины, заявили в Финляндии // РИА Новости. 2022. 2 сент. URL.: https://ria.ru/20220902/nato-1813888131.html?utm_source=yxnews&utm_ medium=desktop.
ступления особой жестокости [7]. Неопределенность создает благоприятную почву для злоупотребления правом и двойных стандартов.
О необходимости соблюдения невмешательства во внутренние дела государств как об основополагающем принципе международного права постоянно говорится в политических заявлениях не только России, но и Бразилии, Венесуэлы, Индии, Ирана, Китая, КНДР, Кубы, Никарагуа, Сирии и других стран из-за возникающих опасений по поводу военного урегулирования кризисных ситуаций в области обеспечения мира и безопасности [8—11]. В частности, китайские эксперты предупреждают, что выход отношений между Китаем и Тайванем на уровень международного обсуждения, который пытаются осуществить страны коллективного Запада, способен поставить под угрозу международный мир и безопасность, а такая ситуация уже должна толковаться как несоблюдение всеобщего обязательства по сохранению мира, что в первую очередь относится к стороне, от которой исходит угроза применения силы [12].
В научном мире существует обеспокоенность в связи с активным использованием военной силы для разрешения конфликтов и ослабления механизмов мирного разрешения споров, включая дипломатию и механизмы примирения. Получающая все большее распространение политика «структурного насилия» обосновывается доктриной либерального интервенционизма. В литературе высказывается озабоченность тем, что в эпоху либерального интервенционизма со второй половины прошлого и начале нынешнего столетий многие западные демократии все чаще прибегали к военным интервенциям, которые были оправданы «либеральными» нормами и ценностями о соблюдении прав человека, распространении демократии и обеспечении порядка, основанного на верховенстве права [13]. В итоге военных вмешательств на основе доктрин «гуманитарной интервенции» со ссылкой на права человека и доктрину К2Р усилились прежние и возникли новые вооруженные конфликты, По мнению Л. Виафф, в ООН необходим контрпроект по отношению к либеральному интервенционизму, который бы обеспечил стабилизацию миропорядка. так как прежние доктрины внешнего вмешательства: самообороны, гуманитарной интервенции и «ответственности за защиту» нуждаются в переоценке [14]. Именно на позициях защиты стабильного мира и предотвращения новых конфликтов стояла Россия, когда выдвигала свои требования по закреплению в Пакте будущего принципа невмешательства во внутренние дела государств.
Другой важный вопрос Пакта, требующий сбалансированной и объективной оценки, — поддержка ядерного разоружения. По мнению главы ООН Гутерри-ша Пакт будущего «представляет собой первую согласованную многостороннюю поддержку ядерного разоружения более чем за десятилетие». Он обязывает «предпринять шаги по предотвращению гонки вооружений в космическом пространстве и регулировать применение смертоносного автономного оружия».
Россия всегда была сторонником ядерного сдерживания, однако она настаивает, с одной стороны, на комплексной оценке всех видов вооружений и сохранении военного баланса для обеспечения обороноспособности и безопасности государств, и, с другой стороны, на полном отказе от милитаризации космоса. В этой связи Россия наложила вето в апреле 2024 г. на Резолюцию Совета Безопасности ООН о неразмещении ядерного оружия в космосе, проект которой был разработан совместно Японией и США. Свое ветирование Резолюции Россия объяснила тем, что в текст проекта резолюции отказались внести поправку Российской Федерации и КНР о запрете в космосе вообще любого вида оружия, а не только оружия массового уничтожения (ОМУ). Половинчатые меры разработчиков объясняются тем, что США и их союзники ранее заявляли о планах, которые включают размещение оружия, в частности, ударных боевых систем, в космическом пространстве [15].
Еще один неоднозначный вопрос, заставляющий Россию обратить внимание на важность учета всех факторов риска в Пакте будущего, — международное правовое регулирование цифровизации и использования искусственного интеллекта. По мнению главы ООН Гутерриша Глобальный цифровой договор включает в себя первое по-настоящему универсальное соглашение о международном управлении искусственным интеллектом. Пакт призывает лидеров государств создать Независимую международную научную комиссию в ООН для содействия научному пониманию ИИ, его рисков и возможностей. Он также ставит задачу перед ООН начать глобальный диалог по управлению ИИ со всеми ключевыми игроками.
Понятие ключевые игроки подразумевает расширение участия 1Т-компаний и неправительственных организаций в работе ООН. Такой подход может не вписаться в современный международный правопорядок, так как изначально международное сообщество, создавшее международное право, презюмировало ООН как объединение государств, которые обладают исключительной компетенцией для принятия судьбоносных решений и выработки международно-правовых стандартов. Практика показывает, что международные неправительственные организации (МНО) могут служить удобным инструментом для манипулирования и навязывания одностороннего мнения группировкой влиятельных государств другим странам. К примеру, именно МНО были в свое время были активно вовлечены в иски по признанию однополых браков на уровне международного правосудия [16].
Очевиден позитивный вклад технологий и применения искусственного интеллекта (ИИ) для защиты населения, пострадавшего от конфликтов и кризисов, в борьбе с пандемиями, для содействия проведению гуманитарных операций и реализации других мер правозащитного характера3. Осознавая позитивный вклад цифровых технологий в обеспечение устойчивого развития, мира и безопасности, необходимо в то же время учитывать, что внедрение ИИ в разработку и использование вооружений в периоды конфликтов и войн способно усиливать разрушающую составляющую столкновений, затягивать войны и трансформировать их в гибридный войны технологий. Наиболее опасным видится внедрение ИИ в управление человеком, так как цифровой контроль над человеком уходит в скрытые системы алгоритмов и программ, доступных ограниченному кругу лиц, т.е. технократической элите, которая способна в будущем манипулировать людьми [17]. Роль государств в регулировании пределов и правил использования технологий очевидна, эта функция не может уйти от государств в руки неправительственных организаций или 1Т-компаний, деятельность которых мотивирована прибылью и стремлением к монополизму.
Среди вопросов, затронутых Пактом будущего для утверждения нового миропорядка, особый интерес вызывают задачи реформирования ООН.
Пакт будущего обязывает мировых лидеров преобразовать Совет Безопасности, состоящий из 15 членов, в международный орган, способный отражать запросы современного мира, исправить историческую несправедливость в отношении Африки, у которой нет постоянного места, и решить проблему недопредставленности в СБ стран Азиатско-Тихоокеанского региона и Латинской Америки. В Пакте ставится также задача продолжения обсуждения вопроса о представительстве межрегиональных групп с учетом того, что в ходе дискуссий в рамках межправительственных переговоров упоминались малые островные развивающиеся государства, арабские государства и другие объединения, в частности Организация исламского сотрудничества.
3 From Digital Promise to Frontline Practice: New and Emerging Technologies in Humanitarian Action / United Nations Office for the Coordination of Humanitarian Affairs (OCHA). New York, 2021. 65 p.
В Пакте особо подчеркивается, что общее число членов расширенного Совета Безопасности должно обеспечивать баланс между представительностью и эффективностью; методы работы СБ расширенного состава должны обеспечивать его инклюзивное, транспарентное, продуктивное, эффективное, демократичное и подотчетное функционирование.
Аналогичной позиции в целом придерживается и Россия, которая регулярно с другими странами обнародует заявления по этим вопросам. В частности, в конце июля 2024 г. в Санкт-Петербурге прошел второй саммит Россия-Африка, по итогам которого была принята совместная Декларация о необходимости выстраивания нового миропорядка, позволяющего решить такие задачи, как смягчение и отмена санкций против африканских государств в Совете Безопасности ООН и усиление присутствия в нем Африки.
Не по всем вопросам реформирования ООН достигнуто, однако, сегодня единство. Речь идет прежде всего о праве вето в Совете Безопасности его постоянных членов. В Пакте будущего подчеркнуто, что вопрос о праве вето является одним из ключевых элементов реформы Совета Безопасности. Поставлена задача активизировать усилия по достижению согласия о будущем права вето, включая обсуждение вопроса об ограничении сферы его применения и использования. В этом вопросе Россия занимает твердую позицию сохранения права вето в его первоначальном статусе. Как известно, в октябре 2017 г. на заседании ГА ООН 114 стран поддержали идею об ограничении использования постоянными членами СБ ООН права вето в ситуациях, связанных с геноцидом, преступлениями против человечности или военными преступлениями. Эта инициатива вызвала, однако, острую дискуссию. Заместитель постоянного представителя РФ при ООН Владимир Сафронков в тот период заявил, что в России считают неприемлемыми «любые идеи, ведущие к ущемлению прерогатив нынешних постоянных членов Совета Безопасности, включая право вето», так как вето заставляет членов ООН искать более сбалансированные решения4 .
Нежелание учесть позицию России и присоединившихся к ней стран по выше обозначенным проблемам выглядит как парадокс: с одной стороны, участники Пакта ООН нацелены на лучшее будущее человеческой цивилизации, следуя международному праву, с другой стороны, большинство из них готовы отказаться от того, что уже было наработано на формально-юридическом уровне в виде общепризнанных принципов и норм международного права, апробировано и доказало важность для защиты мира и безопасности, обеспечения правопорядка, сдерживания агрессии и стимулирования мирного развития государств. В этой связи представляется важным учитывать мнение России о путях совершенствования международного правопорядка, ее высокий потенциал и способность объединять государства вокруг нового мироустройства, основанного на принципах диалога, взаимного доверия, многополярности, равноправия, справедливости и ответственности государств перед общим будущим.
Заключение
Не умаляя важность принятия на уровне ООН судьбоносного документа, устремляющего человеческое сообщество в лучшее будущее, следует обратить внимание на необходимость более серьезной консенсусной проработки целого ряда его положений, позволяющих избежать конфликта между международным правопорядком и национальными интересами государств, включая невмешательство во внутренние дела государств и защиту государственного суверенитета. Важное
4 114 стран выступили за ограничение права вето в Совбезе ООН // RuPosters. 2017. 23 сент. URL: https://ruposters.ru/news/ 23-09-2017/stran-ogranichenie-prava-sovbeze.
значение имеет сохранение государства как ключевого субъекта международного права, определяющего устройство мира и правила взаимодействия с международными неправительственными организациями, транснациональными корпорациями и глобализирующимися компаниями в режиме управляемости, стабилизации и устойчивого развития человеческой цивилизации. В этом отношении опыт России, как постоянного члена Совета Безопасности, правопреемника СССР, стоявшего у истоков формирования современного международного права ООН, не стоит недооценивать.
Список использованной литературы
1. Рябинина Ю. Генассамблея ООН приняла «Пакт будущего», невзирая на возражения России / Ю. Рябинина // Российская газета. — 2024. — 23 авг. — URL: https:// rg.ru/2024/09/23/genassambleia-oon-priniala-pakt-budushchego-nevziraia-na-vozrazheniia-rossii.html?ysclid=m1erm01h3l938202340.
2. Chinkin C. International Law and New Wars / C. Chinkin, M. Kaldor. — Cambridge,
2017. — 592 p.
3. Corten O. The «Unwilling or Unable» Test: Has It Been, and Could It Be, Accepted? / O. Corten // Leiden Journal of International Law. — 2016. — Vol. 29, no. 3. — P. 777-799.
4. Milanovic M. Belgium's Article 51 Letter to the Security Council / M. Milanovic // EJIL: Talk! — 2016. — July 17. — URL: https://www.ejiltalk.org/belgiums-article-51-let-ter-to-the-securitycouncil/.
5. Bailliet C.M. The «Unrule» of Law: Unintended Consequences of Applying the Responsibility to Prevent to Counterterrorism, a Case Study of Colombia's Raid in Ecuador / C.M. Bailliet / / Security: A Multidisciplinary Normative Approach / ed. C.M. Bailliet. — Leiden [Netherlands] : Brill, 2009. — P. 175.
6. Gray C. The Use of Force / C. Gray. — 4th ed. — Oxford, 2018. — 480 p.
7. Subramian S.R. UN Security Council and Human Rights: An Inquiry into the Legal Foundations of the Responsibility to Protect in International Law / S.R. Subramian // Utrecht Journal of International and European Law. — 2022. — Vol. 37, no. 1. — P. 28.
8. Couso J. Back to the Future? The Return of Sovereignty and the Principle of Non-Intervention in the Internal Affairs of the States in Latin America's «Radical Constitutionalism» / J. Couso // Constitutionalism in the Americas / ed. C. Crawford, D. Bonilla Maldonado. — Cheltenham, 2018. — P. 1-15.
9. Kleczkowska A. The Distinctiveness of the Latin American Security System — Why Is It So Different? Public International Law Perspective / A. Kleczkowska // Cross-Disciplinary Perspectives on Regional and Global Security / ed. P. Frankowski, A. Gruszczak. — Cham,
2018. — P. 23-25.
10. Allison R. Russia and the Post-2014 International Legal Order: Revisionism and Realpolitik / R. Allison // International Affairs. — 2017. — Vol. 93, iss. 3. — P. 519-543.
11. Xiaohong X. China's Engagement in African Security Affairs in the Post-Cold War Era / X. Xiaohong // International Relations and Diplomacy. — 2017. — Vol. 5, no. 7. — P. 412-425.
12. Ван Ц. Размышления о международном праве на примере Тайваня: исторический обзор и перспективы на будущее / Ц. Ван. — DOI 10.24412/2658-7335-2024-2-3. — EDN RGHVRO // Наука. Образование. Современность. — 2024. — № 2. — С. 77-80.
13. Geis A. The Militant Face of Democracy: Liberal Forces for Good / A. Geis, H. M^ler, N. Schn;rnig. — Cambridge, 2013. — 397 p.
14. Wiuff L. From Liberal Interventionism to Stabilization: A New Consensus on Norm-Downsizing in Interventions in Africa / L. Wiuff // Global Constitutionalism. — 2020. — Vol. 9, no. 2. — P. 387-412.
15. Шумов Д. Совбез ООН не принял резолюцию о неразмещении ядерного оружия в космосе. Россия наложила вето / Д. Шумов // Российская газета. — 2024. — 25 апр. — URL: https://www.gazeta.ru/politics/2024/04/25/18983084.shtml?ysclid=m48qsx1213631287063.
16. McCruddenn Ch. Transnational Culture Wars / Ch. McCruddenn // I-CON. — 2015. — Vol. 13, no. 2. — P. 434-462.
17. Умнова-Конюхова И.А. Право мира и право безопасности на рубеже XX и XXI столетий: проблемы институционализации и развития. / И.А. Умнова-Конюхова. — DOI 10.31249/iajpravo/2023.01.01. — EDN ADTLHM // Социальные и гуманитарные науки. Отечественная и зарубежная литература. Серия 4: Государство и право. — 2023. — № 1. — С. 7-28.
References
1. Ryabinina Yu. UN General Assembly Adopted the "Pact of the Future", Despite the Objections of Russia. Rossiiskaya gazeta, 2024, August 23. Available at: https://rg. ru/2024/09/23/genassambleia-oon-priniala-pakt-budushchego-nevziraia-na-vozrazheniia-ros-sii.html?ysclid=m1erm01h3l938202340. (In Russian).
2. Chinkin C., Kaldor M. International Law and New Wars. Cambridge, 2017. 592 p.
3. Corten O. The «Unwilling or Unable» Test: Has it Been, and Could It Be, Accepted? Leiden Journal of International Law, 2016, vol. 29, no. 3, pp. 777-799.
4. Milanovic M. Belgium's Article 51 Letter to the Security Council. EJIL: Talk! 2016, July 17. Available at: https://www.ejiltalk.org/belgiums-article-51-letter-to-the-securitycouncil/
5. Bailliet C.M. The «Unrule» of Law: Unintended Consequences of Applying the Responsibility to Prevent to Counterterrorism, a Case Study of Colombia's Raid in Ecuador. In Bailliet C.M. (ed.). Security: A Multidisciplinary Normative Approach. Leiden [Netherlands], Brill, 2009, pp.175.
6. Gray C. The Use of Force. 4th ed. Oxford, 2018. 480 p.
7. Subramian S.R. UN Security Council and Human Rights: An Inquiry into the Legal Foundations of the Responsibility to Protect in International Law. Utrecht Journal of International and European Law, 2022, vol. 37, no. 1, pp. 28.
8. Couso J. Back to the Future? The Return of Sovereignty and the Principle of Non-Intervention in the Internal Affairs of the States in Latin America's «Radical Constitutionalism». In Crawford C., Bonilla Maldonado D. Constitutionalism in the Americas. Cheltenham, 2018, pp. 1-15.
9. Kleczkowska A. The Distinctiveness of the Latin American Security System — Why Is It So Different? Public International Law Perspective. In Frankowski P., Gruszczak A. (eds). Cross-Disciplinary Perspectives on Regional and Global Security. Cham, 2018, pp. 23-25.
10. Allison R. Russia and the Post-2014 International Legal Order: Revisionism and Realpolitik. International Affairs, 2017, vol. 93, iss. 3, pp. 519-543.
11. Xiaohong X. China's Engagement in African Security Affairs in the Post-Cold War Era. International Relations and Diplomacy, 2017, vol. 5, no. 7, pp. 412-425.
12. Wan G. Reflections on International Law the Case of Taiwan: Historical Review and Future Prospects. Nauka. Obrazovanie. Sovremennost' = Science. Education. The Present, 2024, no. 2, pp. 77-80. (In Russian). EDN: RGHVRO. DOI: 10.24412/2658-7335-2024-2-3.
13. Geis A., Mbller H., Schn;rnig N. The Militant Face of Democracy: Liberal Forces for Good. Cambridge, 2013. 397 p.
14. Wiuff L. From Liberal Interventionism to Stabilization: A New Consensus on Norm-Downsizing in Interventions in Africa. Global Constitutionalism, 2020, vol. 9, no. 2, pp. 387-412.
15. Shumov D. The UN Security Council Did Not Adopt a Resolution on the Non-Placement of Nuclear Weapons in Space. Russia Vetoed. Rossiiskaya gazeta, 2024, August 25. Available at: https://www.gazeta.ru/politics/2024/04/25/18983084.shtml?ysclid=m48qsx1213631287063. (In Russian).
16. McCruddenn Ch. Transnational Culture Wars. I'CON, 2015, vol. 13, no. 2, pp. 434-462.
17. Umnova-Konyukhova I.A. The Law for Peace and the Law for Security at the Turn of the XX and XXI Centuries: Problems of Institutionalization and Development. Sotsial'nye i gu-manitarnye nauki. Otechestvennaya i zarubezhnaya literatura. Seriya 4: Gosudarstvo i pravo = Social Sciences and Humanities. Domestic and Foreign Literature. Series 4: State and Law, 2023, no. 1, pp. 7-28. (In Russian). EDN: ADTLHM. DOI: 10.31249/iajpravo/2023.01.01.
Автор
Умнова-Конюхова Ирина Анатольевна — доктор юридических наук, профессор, почетный работник высшего профессионального образования Российской Федерации, главный
Baikal Research Journal
электронный научный журнал Байкальского государственного университета
2024, vol. 15, no. 4 issn 2411-6262 2 0 24. Т. 15, № 4
научный сотрудник, отдел правоведения, Институт научной информации по общественным наукам Российской академии наук, г. Москва, Российская Федерация; ведущий научный сотрудник, кафедра конституционного и административного права, Юридический институт, Южно-Уральский государственный университет, г. Челябинск, Российская Федерация, © https://orcid.org/0000-0001-6400-851X, SPIN-^:2053-9279, Scopus Author ID: 57218677425, ResearcherID: ABE-6095-2022.
Author
Irina A. Umnova-Koniukhova — D.Sc. in Law, Professor, Honorary Worker of Higher Professional Education of the Russian Federation, Senior Research Fellow, Department of Law, Institute of Scientific Information for Social Sciences, Russian Academy of Sciences, Moscow, Russian Federation; Leading Research Fellow, Department of Constitutional and Administrative Law, Law Institute, South Ural State University, Chelyabinsk, Russian Federation, © https://orcid.org/0000-0001-6400-851X, SPIN-Code:2053-9279, Scopus Author ID: 57218677425, ResearcherID: ABE-6095-2022.
Для цитирования
Умнова-Конюхова И.А. Пакт ООН во имя будущего и взгляд России на новый международный правопорядок / И.А. Умнова-Конюхова. — DOI 10.17150/2411-6262.2024.15(4).1381-1390. — EDN ENANFR // Baikal Research Journal. — 2024. — Т. 15, № 4. — С. 1381-1390.
For Citation
Umnova-Koniukhova I.A. UN Pact for the Future and Russia's View of the New International Legal Order. Baikal Research Journal, 2024, vol. 15, no. 4, pp. 1381-1390. (In Russian). EDN: ENANFR. DOI: 10.17150/2411-6262.2024.15(4).1381-1390.
Baikal Research Journal
электронный научный журнал Байкальского государственного университета
2024. Т. 15, № 4 issn 2411-6262 2 0 24, vol. 15, no. 4
