CC BY
52
ОТЗЫВЫ, РЕЦЕНЗИИ, СООБЩЕНИЯ
ОТЗЫВ
официального оппонента на диссертацию Прохорова Александра Юрьевича «Институт ошибки в романо-германском уголовном праве: компаративистский и теоретико-прикладной аспекты», представленную на соискание ученой степени кандидата юридических наук по специальности 12.00.08 - уголовное право и криминология; уголовно-исполнительное право (Краснодар, 2014. - 222 с.).
Актуальность темы исследования. В настоящее время ощущается потребность в комплексном изучении феномена юридической и фактической ошибки в уголовном праве. Это объясняется, прежде всего, тем, что, несмотря на распространенность данного явления в практике, проблемы его уголовно-правовой оценки и законодательной регламентации не получили достаточно полного осмысления в доктрине. Как следствие, и в УК РФ имеется явный пробел в регулировании указанного феномена. Соответственно, правоприменитель на сегодняшний день лишен, во-первых, надлежащей нормативной основы, а во-вторых, общепризнанных рекомендаций по оценке ситуаций, связанных с заблуждением лица, совершающего действительное или мнимое преступление.
Такое положение не может быть признано удовлетворительным, поскольку оно не в полной мере согласуется с принципами уголовного права. Так, адресат уголовного закона с позиции принципа вины должен четко знать пределы своей ответственности в ситуации извинительного или неизвинительного заблуждения. А отсутствие в УК РФ нормативных предписаний об ошибках не дает ему такой возможности. При этом страдает принцип законности, поскольку наличие пробела в уголовном законе препятствует формированию единообразной следственно-судебной практики.
Научная новизна диссертации видится в подготовке соискателем первого монографического исследования, специально посвященного комплексному рассмотрению ошибки как относительно самостоятельного института ро-мано-германского уголовного права. Свое предметное выражение новаторство работы нашло в положениях и выводах, выносимых А.Ю. Прохоровым на защиту (с. 8-14).
Теоретическая и практическая значимость исследования также не вызывает сомне-
ний и выражается, прежде всего, в том, что его положения и выводы развивают отечественную уголовно-правовую доктрину в части познания сущности ошибок в уголовном праве. В практическом отношении проделанная работа может представлять интерес для применения и совершенствования уголовного закона, а также для преподавателей вузов и научных работников.
Диссертационный труд прошел надлежащую апробацию на различного рода научно-практических форумах путем внедрения его результатов в учебный процесс ряда вузов, а также путем их отражения в 15 научных публикациях, четыре из которых размещены в изданиях из перечня Всероссийской аттестационной комиссии, а две - в зарубежных изданиях (с. 15-16). Этим же, среди прочего, во многом гарантирована достоверность результатов исследования.
В первой главе работы автором тщательно изучены философский, общеправовой и исторический аспекты проблемы и сделан ряд ценных выводов. Одной из исходных посылок автора является утверждение о том, что заблуждение в восприятии объективной реальности представляет собой субъективную интерпретацию человеком действительности, не соответствующую объективным проявлениям последней вследствие дефектов сенситивного (чувственного) или рационального познания, а ошибка - модель поведения лица, основанного на его заблуждении (с. 27-28).
Проведенный в диссертации анализ сочинений Л.С. Белогриц-Котляревского, А.Ф. Бер-нера, А. Верещагина, И.З. Геллера, Г.Е. Коло-колова, А.Ф. Кони, Э. Кольрауша, Ф. Листа, С.П. Мокринского, С.В. Познышева, П.П. Пус-торослева, Н.Д. Сергеевского, Н.С. Таганцева, П.А. Фейербаха и ряда других исследователей прошлого, сопровождаемый полноценными
авторскими комментариями, представляет значительный научный интерес.
Вторая глава диссертации посвящена исследованию института ошибки в уголовном законодательстве и уголовно-правовой теории стран романо-германской правовой семьи. В ней автором обстоятельно изучены законодательные подходы к регламентации института ошибки в романо-германском уголовном праве. В итоге автором выявлен целый ряд моделей легальной регламентации института ошибки, компонентами которых является реализованный в законе подход: а) к определению местоположения соответствующих норм; б) к выделению видов ошибки; в) к установлению правовых последствий ошибки (с. 80-97). Примечательно, что подход к регламентации видов ошибки неоднозначен: в одних УК законодатель предусматривает только фактическую ошибку (УК Болгарии); в других - только юридическую (УК Грузии, Франции и Швеции); в большинстве уголовных законов - оба ее вида (УК Австрии, Германии, Голландии и др.). Таким образом, доминирующей зарубежной тенденцией является нормирование обеих ошибок.
Проведя компаративистский анализ, автор аргументированно доказывает, что наиболее оптимальной, с точки зрения перспектив регламентации института ошибки в российском уголовном законе, представляется не рецепция конкретной зарубежной модели, а использование обобщенного ее образа, вобравшего в себя реализацию различных подходов и к определению местоположения норм об ошибке в системе уголовного закона, и к выделению ее видов, и к установлению последствий.
В связи с анализом юридической ошибки в работе освещается интересный вопрос об оценке в немецкой уголовно-правовой доктрине и судебной практике так называемых «делимых правонарушений» (когда о запрещенно-сти одного преступления субъект осведомлен, а другое осуществляет по незнанию). Так, в Германии преступник, продавший украденные музейные экспонаты за границу и знавший, что кража является противоправным действием, но не подозревавший, что экспорт таких предметов является наказуемым деянием, был осужден судом за оба преступления. Ряд немецких ученых подверг критике данный подход, полагая, что он противоречит принципу вины (действительно, если лицо совершило одно противоправное действие, это еще не говорит о том, что оно знает о преступности второго или могло о ней знать). Полагаем, что соискатель справед-
ливо поддерживает приведенную позицию, ссылаясь при этом на § 17 УК Федеративной Республики Германии (с. 105-106).
В третьей главе диссертантом освещена теория ошибки в современной российской уголовно-правовой доктрине. Как отмечает автор, наиболее тесная взаимосвязь видится в соотношении ошибки (главным образом фактической) и охранительного уголовно-правового отношения, так как ошибка вплетается в канву преступного деяния, содержащего признаки состава преступления и лежащего в основе возникновения этих отношений. Здесь же автором критикуется господствующее в российское доктрине определение ошибки как «неверного представления», «заблуждения» по тем основаниям, что с позиций уголовного права, ни представление, ни заблуждение сами по себе, не будучи реализованными в совершенно определенной деятельности, не имеют ровно никакого значения. В итоге ошибку в уголовном праве соискатель предлагает определять как «основанную на заблуждении относительно юридических или фактических свойств совершаемого деяния реализацию преступного намерения (подлинного или мнимого), не соответствующую в полном объеме представлению лица о природе, содержании и последствиях содеянного» (с. 122). Кроме того, автор по причине отсутствия запре-щенности совершаемого деяния уголовным законом в нормативном описании содержания вины приходит к выводу о необходимости законодательной регламентации положений о юридической и фактической ошибке в разных главах УК РФ (с. 128).
Анализируя юридическую ошибку, связанную с заблуждением относительно преступности содеянного, А.Ю. Прохоров резонно замечает, что тенденция отнесения презумпции знания закона фактически к правовым аксиомам, носящим категоричный характер, представляется не вполне обоснованной. По его мнению, это именно презумпция, т.е. предположение, которое вполне опровержимо. Следует согласиться с тем, что в исключительных случаях, когда лицо не знало о преступном характере совершенного им деяния и явно не имело возможности обладать такими знаниями, а общественная опасность соответствующего посягательства не была очевидной, уголовная ответственность субъекта должна исключаться (с. 141-143).
Указанное выше положение, равно как и иные предписания о юридической ошибке, автор предлагает разместить в ст. 141 УК РФ.
При этом в первой ее части соискатель приводит общее правило, согласно которому юридическая ошибка, обусловленная заблуждением лица относительно преступности совершаемого им деяния, не влияет на решение вопроса об уголовной ответственности (с. 145).
Последовательно развивая свой взгляд о необходимости ликвидации пробела в УК РФ, автор предлагает регламентировать в нем и фактическую ошибку. В проекте ч. 1 ст. 281 приводится следующее положение, заслуживающее одобрения по существу: «Умышленное совершение лицом общественно опасного деяния при наличии заблуждения относительно фактических обстоятельств содеянного, воспрепятствовавшего доведению преступления до конца, влечет уголовную ответственность по статье настоящего Кодекса, предусматривающей ответственность за совершенное преступление, со ссылкой на часть третью статьи 30 настоящего Кодекса» (с. 169).
В ч. 3 проекта указанной статьи соискатель предлагает закрепить еще одно важное правило: «Если лицо, совершившее общественно опасное деяние, заблуждалось относительно тяжести возможных последствий, то причинение им более тяжкого последствия, чем охватывалось его умыслом, влечет ответственность за неосторожное причинение такого последствия...» (с. 170).
Несомненной новизной отличается еще одна идея автора, сформулированная им в порядке de lege ferenda. В ч. 5 ст. 281 автор считает необходимым закрепить положение о том, что умышленное совершение деяния лицом, заблуждающимся относительно наличия квалифицирующего признака, отсутствовавшего фактически, должно оцениваться по статье настоящего УК, предусматривающей этот квалифицирующий признак, со ссылкой на ч. 5 ст. 281 (с. 170-171). Соответственно, применительно к этой ситуации автор рекомендует закрепить специальное правило назначения наказания в ст. 661 УК РФ, редакция ч. 1 которой выглядит следующим образом: «Срок или размер наказания лицу, совершившему преступление в ситуации фактической ошибки, предусмотренной ч. 5 ст. 281 настоящего Кодекса, не может превышать двух третей максимального срока или размера наиболее строгого вида наказания, предусмотренного за совершенное преступление соответствующей статьей Особенной части настоящего Кодекса» (с. 171).
Более мягкое наказание по данной норме объясняется в работе тем, что в ситуации
ошибки, обусловленной названным заблуждением, квалифицирующий признак на самом деле отсутствует, обретаясь лишь в воображении виновного, в отличие от покушения, когда этот же признак существует в реальной действительности. В связи с этим автор полагает, что уровень общественной опасности преступления при ошибке объективно ниже, что и должно влечь более гуманное правило назначения наказания (с. 172).
Весьма положительно оценивая подготовленный А.Ю. Прохоровым труд, представляется необходимым, вместе с тем, обратить внимание на ряд небесспорных его положений.
1. Оспоримой представляется авторская трактовка ошибки в уголовном праве как реализации преступного намерения (с. 122). Ключевой аргумент автора в пользу такого понимания сводится к тому, что само по себе представление или заблуждение (классическая трактовка ошибки) до момента реализации не имеют правового значения (с. 120). Однако подобный подход в познании способен привести к ложным выводам. С точки зрения логики родовой признак понятия устанавливается путем его отнесения к классу предметов, а не рассуждениями о том, что имеет или не имеет правового значения. Например, следуя авторской логике, можно заключить, что и умысел нельзя трактовать как психическое отношение субъекта, ибо само по себе это психическое отношение правового значения не имеет, а важна лишь его реализация. Очевидно, однако, что это не так. В равной мере, и ошибка относится к сфере психической деятельности субъекта («всегда связана с восприятием и познанием окружающей действительности» -с. 175), представляя собой искаженное представление субъекта, которое, разумеется, приобретает правовое значение в момент реализации им своих намерений.
2. Спорным представляется также тезис о том, что из-за невключения признака запре-щенности в содержание вины положения о юридической и фактической ошибках должны нормативно закрепляться в разных главах УК РФ, соответственно, в ст. 141 и 281 (с. 128). Дислокация нормы о юридической ошибке объясняется в работе лишь тем, что она касается запрещенности деяния - обязательного признака любого преступления. Но и фактическая ошибка касается обязательного признака любого преступления - его общественной опасности, хотя автор норму о ней обоснованно предлагает поместить не в главу 2, а в главу
5 УК (о вине). Оба вида ошибки, обладая несомненной спецификой, имеют единую правовую природу, что многократно отмечается диссертантом, который рассматривает их в рамках единого правового института. Не случайно и то, что: а) в отечественной доктрине вопрос
06 обеих ошибках изучается в рамках одной темы, охватывающей анализ вины («субъективная сторона преступления»); б) сам соискатель в редакции ч. 2 ст. 141 УК условием исключения ответственности называет неочевидность общественной опасности содеянного, т.е. «отсутствие вины субъекта» (с. 143).
3. Требует дополнительного осмысления, на наш взгляд, и проект законоположения, согласно которому при заблуждении лица относительно наличия в содеянном квалифицирующего признака, когда последний объективно отсутствовал, ответственность наступает с учетом данного признака, хотя и со ссылкой на ч. 5 ст. 281 УК (с. 170-171). Дело в том, что авторская редакция не учитывает известные следственно-судебной практике ситуации совершения оконченного преступления, когда преступник полностью реализует один или несколько квалифицирующих признаков, а в отношении еще одного заблуждается. Например, преступник похищает потерпевшего, ошибочно считая его несовершеннолетним, из корыстных побуждений и с насилием, опасным для его здоровья. В такой ситуации в силу ст. 29 УК РФ налицо оконченное преступление, квалифицируемое по п. «в» и «з» ч. 2 ст. 126 УК (по фактически реализованным признакам), поскольку полностью наличествуют два альтернативных признака квалифицированного состава. Соответственно, какое-либо смягчение наказания, к которому привела бы реализация идеи диссертанта, было бы необоснованным.
4. Отдавая должное авторским предложениям de lege ferenda, полагаем, что многие из них имеют резервы для улучшения качества
с позиции законодательной техники путем:
а) оптимизации их законодательного стиля;
б) уменьшения их лексического объема. Это касается, прежде всего, проекта ст. 281 УК (с. 169-171). Например, вместо формулировки «умышленное совершение общественно опасного деяния лицом, заблуждающимся относительно наличия фактического обстоятельства» целесообразно использовать более лаконичную и вполне понятную фразу «если лицо заблуждалось относительно обстоятельства», вместо оборота «на самом деле отсутствовавшего» напрашивается «отсутствовавшего» и т.д.
Однако, несмотря на поставленные вопросы и сделанные замечания (к тому же небесспорные), констатируем: А.Ю. Прохоровым выполнена комплексная, законченная и творческая научно-квалификационная работа, которая производит весьма благоприятное впечатление и содержит решение актуальной задачи, имеющей значение для развития уголовно-правовой науки, - компаративистских и теоретико-прикладных аспектов института ошибки в романо-германском уголовном праве, в полной мере соответствующая критериям, которым должна отвечать кандидатская диссертация в силу п. 9-14 Положения о присуждении ученых степеней, утвержденного постановлением Правительства РФ от 24 сентября 2013 г. № 842. Представленная диссертация написана автором самостоятельно, обладает внутренним единством, содержит новые научные результаты и положения, выдвигаемые для публичной защиты, и свидетельствует о личном вкладе автора диссертации в науку. Предложенные в диссертации решения аргументированы и оценены по сравнению с другими известными решениями. Поэтому ее автор -Прохоров Александр Юрьевич - заслуживает присуждения ему ученой степени кандидата юридических наук по специальности 12.00.08 -уголовное право и криминология; уголовно-исполнительное право.
А.И. Иванчин, доктор юридических наук,
доцент
