CC BY
69
ИСТОРИЯ И ЭТНОГРАФИЯ
П.М. Кожин* От меновых эквивалентов к деньгам
АННОТАЦИЯ: Поиск универсальных меновых эквивалентов для Китая не сразу привёл к отливке медных монет с отверстием в центре для нанизывания в связки. Древнейшим эквивалентом эпохи бронзы были раковины каури. В позднем Чжоу в удельных владениях используются «лопатовидные», «ножевидные» и «дисковидные» (с центральным отверстием, в уделе Цинь) монеты. Первые два вида уподоблены оружию (тёсла и ножи) сейминско-турбинской культуры Сибири (середина II тыс. до н.э.) и ритуально-культовым ножам династии Шан-Инь.
КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: денежное обращение, меновой эквивалент, монеты, латунь, медь, слитки, серебро, золото, бронза, каури, ножевидные монеты, лопатовидные монеты, дисковидные монеты.
Уже в простейших своих формах денежное обращение знаменует утверждение новой системы общественных отношений. В разрастающихся людских коллективах семейно-родственные связи уступают доминирующее положение различным видам социальных и деловых объединений и страт. Распространение регулярных операций по обмену сырьём, определёнными видами продукции и услуг позволяет устанавливать устойчивые качественные и мерные соотношения, соблюдаемые сторонами при обмене «товарами». Трудно пока определить время, когда именно начинает формироваться установка, ориентированная на замену первоначальных, разнообразных и многочисленных, меновых эквивалентов, подразумевающих прямой
* Кожин Павел Михайлович, д.и.н., г.н.с. Отдела научных изданий Института Дальнего Востока РАН, Москва, Россия. E-mail: [email protected]
© Кожин П.М., 2016
7
обмен одного товара на другой, на некие универсальные однообразные (в пределах данного коллектива) виды продукции, к которым начинают приравнивать все подлежащие постоянному массовому обмену товары — сначала по соглашениям, достигнутым внутри собственного коллектива, а затем согласованным и утверждённым в межколлективном общении (прообразе международных отношений, зафиксированном в странах Древнего Востока ещё в III тыс. до н.э.). В процессе длительной практики ведения регулярного обмена определяются оптимальные размеры, вес, материал, способ изготовления, количественные, а часто и многие качественные свойства универсального эталона, к которому приравниваются потребляемые товары. Параллельное развитие торговли и ориентированного на неё промышленного производства в древневосточных городских центрах облегчило поиск и утверждение такого эталона. Регулярная и постоянно расширяющаяся обработка металла, материала далеко не повсеместно распространённого в странах Древнего мира (как, впрочем, и всей обитаемой суши), подсказала выбор сырья для указанного эквивалента/эталона. Он должен был быть прочным, устойчивым к механическому и химическому воздействию, стихийному разрушению. Изготовление его должно было быть относительно простым, но не общедоступным делом, допускающим регулирование со стороны власти. Этим требованиям прекрасно соответствовали металлы. В ход могли идти все три основных вида металлов — золото, серебро, медь. В качестве материала для эталона Древний Восток выбрал два последних, более часто встречаемых в крупных месторождениях. Так, уже в кодексе законов царя Ур-Намму штрафы выплачиваются в определённых весовых единицах серебра. В Египте при изгнании гик-сосов в гробницах вельмож чётко фиксируются выдачи золота — вес «наградного золота» здесь не обозначается, т.е., скорее всего, он был уже стандартным [Хрестоматия, 1980, т. 1, с. 146, 147, 64, 65]. В дальнейшем, по сообщению Геродота, в Лидии впервые стали использоваться золотые и серебряные монеты, т.е. металлические диски определённого диаметра и толщины с изображениями и надписями как на лицевой стороне (аверсе), так и на оборотной стороне (реверсе). Конечно, возникшая традиция «монетного дела» сразу же получила своих богов покровителей и обрела некоторые опоры в религиозно-мистических учениях. Однако такой достаточно прямолинейный путь становления монетного чекана был осуществлён в Западной Азии, а позднее, благодаря распространению и воздействию эллинистических, а затем и древнеримской культур, охвативших большую часть азиатских территорий южнее 40-го градуса северной широты,
8
он определил основные направления и специфику развития древней монетной чеканки в Евразии. Путь этот не был единственным способом перехода к денежному обращению — так, этнологическими исследованиями (см., например: [Липс, 1954, с. 208-230]) были выявлены достаточно многочисленные региональные и локальные разновидности создания, эволюции, особенностей употребления и упадка специфических видов «монет». Однако, за исключением вышерассмотренного, некоторую устойчивость и значимость смог приобрести (и какое-то время в древности сохранять её) только вос-точноазиатский путь организованного создания «системы меновых ценностей».
Этнографические (особенно палеоэтнологические разработки) данные показывают огромное разнообразие употребляемых в качестве средств обмена различных природных материалов и предметов, а также изделий (прежде всего украшений из зубов и клыков животных, обточенных и просверленных камней и т.п.). С палеолитической эпохи человек начинает проявлять интерес к различным морским и речным раковинам моллюсков, в которых видел какие-то мистические смыслы и которым находил применение в своих магических и ритуальных действах. Особенное внимание древних привлекали обширные морские (и речные) мелководья, где среди разнообразной съедобной водной фауны встречаются крупные колонии моллюсков с раковинами своеобразных форм, часто украшенными природными геометрическими орнаментальными узорами. Теплолюбивые моллюски, массами заселявшие мелководные банки у прибрежных островов и архипелагов Юго-Восточной Азии, Индийского океана, имели небольшую миндалевидную раковину с глубоким продольным фигурным разрезом на одной из сторон и «фарфоровой» поверхностью ярко-белого цвета. Эти раковины каури воспринимались, в частности, как символ плодородия. Они стали особенно популярны в бронзовом веке в общинах речных бассейнов Индокитая, а затем по торговым путям стали попадать в Восточную Азию, где в бассейне Янцзы их недостаток восполняется изготовлением имитаций из кости, камня, бронзы. Через Сычуань и Ганьсу они достигают бассейна Хуанхэ, где вместе с разнообразными их имитациями (и изделиями из слоновой кости, поставлявшейся теми же путями) становятся важной составной частью культуры шан-иньского и чжоуского населения [Кожин, 2014, с. 374, примеч. а]. В I тыс. до н.э. они включаются в состав погребального инвентаря, что подтверждает их глубокое и прочное внедрение в этнокультурный антураж (данные Ли цзи подтверждают это для середины I тыс. до н.э.). Специально
9
обработанные раковины нанизывались на шнур. Связки могли различаться по количеству ракушек (от 10-20 до 1000 шт.). Как совершались мелкие розничные сделки с «оплатой» такими раковинами, можно судить по более поздним (начиная с ханьских) литературно-документальным сюжетам, где в розничной купле-продаже оперируют низками-связками заменившей каури медной монеты [Braddan, 1963], привычного для большинства регионов Евразии внешнего вида. Это были тонкие медные кружки, появившиеся в достаточно широком розничном обращении в период Чжань-го. На лицевой стороне они имели выступающий плоский рант. Особенностью этой монеты является чаще всего квадратное отверстие в центре кружка, иногда также окантованное рантом. Типичные комментарии связывают символизм круглой внешней формы с космической сферой, а квадратное центральное отверстие — с земным пространством, разделённым условными концентрическими квадратами, каждый из которых линейно превосходит меньший на тысячу ли [Каг^геп, 1950, с. 13, 18]. В эпоху Восточной Чжоу разновидности такой монеты имеют хождение в северо-западном уделе Цинь, а после восхождения циньского Ши на завоёванный им императорский престол (221 г. до н.э.) эти деньги, наряду с целым рядом специфических особенностей материальной культуры, административно-политических установлений, культурных традиций удела Цинь, становятся частью общеимперской культуры [Кожин, 2014а, с. 332, 333]. В специальных металлических литейных формах их изготовляли десятками.
Именно с периодом Восточной Чжоу оказались связаны самые загадочные обстоятельства в истории «монетного дела» в Китае. Сыма Цянь в трактате Пин-чжунь шу («Трактат о сбалансированности [хозяйства]»), входящем в состав Ши-цзи («Исторических записок») как глава 30 (см. [ИстЗап, т. 4, 1986, с. 223]), уделяет особое внимание проблемам современного ему имперского хозяйства, а вот о древних деньгах пишет весьма кратко: «Для денег с периода Юй [Шуня] и дома Ся использовался металл трёх видов — жёлтый, белый, красный; имели хождение деньги в виде круглых медных монет, деньги лопатообразной и ножеобразной формы, либо панцири черепах и раковины.
Когда же наступило правление дома Цинь, центральное место заняли [...] два вида денег для всей страны: изготовляемые из жёлтого золота и называемые и, которые считались монетами высшего достоинства, и изготовляемые из меди, известные как монеты бань-лян, причём их вес соответствовал надписи, которые считались деньгами низшего достоинства» [ИстЗап, т. 4, с. 223, 224]. Переводчик поправил
10
тай-ши-гуна, указав, что в древнейший исторический период указанных разновидностей металлических денег не существовало: они появляются в эпоху Чунь-цю, причём не во всех уделах одновременно [ИстЗап, т. 4, с. 339-340, примеч. 128].
В трактате Хуань Куаня Янь-те лунь («Спор о соли и железе»), в главе 4 «Литьё монеты» говорится: «деньги изменяются вместе с поколениями [...] ся-хоу (сяские хоу. — П.К.) использовали чёрные раковины каури, люди [.] Чжоу использовали пурпурные камни (каури? вопрос мой. — П.К.), последующие поколения иногда [употребляли] золотые деньги, монету в форме ножа и монету в виде лопаты [.]»1 [Хуань Куань, 1997, т. 1, с. 147]. Далее в той же главе, говоря о злоупотреблениях в литье «новой монеты», указано, что «истинный царь [...] не запрещает монеты в форме ножа и таким образом вводит в обращение деньги народа» [там же, с. 149]. В книге Гуань-цзы деньги из жёлтого металла, а также в форме ножей и лопат были в обращении среди простолюдинов [Штейн, 1959, с. 284 и др.], т.е. являлись «обыденным», «рыночным» средством денежного обращения (не выше мелкооптового).
Китайская древность раннеисторического периода обладает особенностями, типичными для народов с очень длительным единообразным развитием народной культуры. Многие вошедшие в неё новации, когда культура в очередной раз ощущала себя окончательно сложившейся и неизменной, утверждались в ней и теряли свою действительную историю. А благодаря массе комментаторов2, как всякие восточные книжники склонных даже в мелочах преувеличивать значение своего национального опыта во всеобщей истории, всегда старались найти «китайскую специфику» в любом освоенном деле (см: [Кожин, 2013, с. 267-269], в любом предмете материальной культуры. И вот удивительным выглядит факт, что для таких своеобразных форм денежных эквивалентов-стандартов, как «лопатообразные» и «ножевидные» деньги не было представлено никакого «чисто китайского» объяснения их возникновения и специфики.
1 В цитате сняты отсылки к сноскам и часть пояснений переводчика в прямых скобках.
2 Грамотность в Китае, даже при отсутствии надёжных подсчётов, несомненно, была выше в процентном отношении, чем в большинстве стран Древнего Востока: необходимо учитывать государственные потребности в грамотности населения для поддержания высокой эффективности многочисленного государственного аппарата в условиях значительных внутренних миграционных процессов, наличия разветвлённой и высококонкурентной торговли.
11
Прежде всего, наименование «лопатообразные» для этих видов денег подобраны были только на основании внешнего впечатления об их форме, без установления связей с какими-то реальными формами «лопат». Действительно, казалось, что в культуре переходного периода от Западной Чжоу к Восточной не было никаких форм изделий, которые можно было бы сравнивать с «лопатообразными деньгами». Однако, обращаясь к культурам предшествующего времени, в сибирских и среднеазиатских регионах можно нащупать определённые аналогии китайским «монетным эквивалентам». В 1960 г. С.В. Киселёв в своём развёрнутом обзоре, отражающем новые тенденции китайской археологии и разворот перспективных полевых работ на древнейших центрах китайской государственности, отметил очень большое значение для китайской культуры того времени многочисленных находок топоров-кельтов, имеющих прямые и опосредованные сибирские параллели. Ещё ранее в своих работах он выявил достаточно прямые соответствия между исследовавшейся им в Минусинской котловине карасукской культурой и культурой шан-иньского Аньяна. Сходство металлургических комплексов этих культур привело Киселёва к гипотезе о воздействии восточных культур на западные [Киселёв, 1960]. Такое воздействие действительно имело место. Но ему предшествовал очень мощный сдвиг западных культур в восточном направлении в «сейминско-турбинское» время [Кожин, 1993, с. 19-40]. Следы сейминско-турбинского влияния начинают угадываться уже в Цинхае.
Исследуя начало движения сейминско-турбинских групп в восточном направлении, удалось отделить это движение от следующей по времени «карасукской» миграции. Так вот в сложении сеймин-ско-турбинского металлургического комплекса лежит достаточно большой набор орудий, по преимуществу имеющих прямое отношение к ведению военных действий. Среди этих орудий или оружия представлен так называемый кельт-лопатка [там же, с. 23, рис. 2]. Это очень своеобразная форма составного орудия, которое образовано круглой длинной втулкой со специальной прорезью для вставки плоского лезвийного полотна. Кельты-лопатки долгое время сохраняются в среднеазиатских памятниках. Эпизодически они встречаются и в Сибири, но типологически являются прототипами всех разновидностей топоров-кельтов, рабочие части которых одевались на деревянную рукоять, имеющую «глаголевидную», Г-образную форму. Именно на короткий, уходящий вбок отросток рукояти и одевался металлический кельт, лезвие которого было направлено поперёк рукояти, то есть это было мощное ударное оружие, способное сокрушать
12
защитное снаряжение противника. Их тоже пытались рассматривать как сельскохозяйственное землеобрабатывающее орудие, но теперь кельты широко стали встречаться в могилах среди предметов вооружения. Именно кельты-лопатки явились прообразом «лопатовидных» денег. Это отражено в описании последних: «деньги с полой головкой» (hollow-headed bu). Они могли изготовляться из серебра, что типично и для сейминско-турбинского оружия. Обращённый вершиной книзу полый конус круглого сечения — это утратившая своё первоначальное назначение полая втулка кельта-лопатки [Li Xueqin, 1985, p. 374, fig. 166; p.379, fig. 169]. Ли Сюэцинь приводит большое число таких утративших практические функции лопаток. Они превращаются в монолитную пластину, снабжённую надписями (достоинство, вес, место изготовления [удел]). Пластина лезвия может иметь скруглённые углы. Лезвие не заточено. Оно может раздваиваться посередине. Однако основная особенность этих лопаток, вне зависимости от внешнего оформления пластины, заключается в полной утрате практического назначения. На длительность периода изготовления и использования этих денег указывает тенденция к упрощению их формы, превращению их в какой-то материальный знак, имеющий, как и всякая сложная форма, относящаяся к китайской духовной культуре, ясно выраженное (для современников) символическое значение.
Древние однолезвийные ножи, кинжалы, восходящие, судя по скульптурным фигурным навершиям, к сейминско-турбинским формам, в Китае имели очень большое символическое значение. Это были ритуальные жертвенные ножи. Их особый характер подчёркивался изготовлением для них наверший с помещённым в них свободно движущимся шариком, превращающим это навершие в колокольчик, типичный для некоторых частей конской сбруи. Звон его при движении, по-видимому, имел апотропеическое значение. То есть в этом изделии, как и в раковинах каури, проявляется изначальный магический символизм. Не хочется гадать о том, как этот символизм сказался на новой функции этих изделий — функции средств обмена «для простонародья». Полной аналогии к более ранним шан-иньским образцам они собою не представляют, некоторые их поздние формы приближаются к так называемым кара-сукским коленчатым ножам [Киселёв, 1951, с.119—122; Членова, 1972, с. 231, табл. 67, с. 234, табл. 70].
Совершенно ясно, что большинство из этих изделий не имели каких-то практических рабочих функций, что они были изготовлены и употреблялись именно в качестве каких-то знаковых эквивалентов.
13
Вопрос только в одном — были ли они группой меновых эквивалентов изначально или могли обладать первоначально какими-то иными символическими значениями? Возможно, это ранний аналог верительных бирок (поу-фу), некая ранняя форма организации реги-страций и соответствующих подтверждений тех или иных правовых отношений между государством, группой, индивидуумом. При отмене подобной формы административных отношений связанные с ней знаки становились не нужными и могли использоваться в других целях. Дополнительная дальнейшая отливка подобных, но уже упрощённых знаков могла выполняться в связи с тем, что употребление знаков в качестве административно не востребованных («народных») быстро переоформилось в традицию. Это предположение требует весьма основательной проверки. Допустимость предположения о первоначальной иной функции этих знаков подкрепляется тем, что они восходят к предметам чужой материальной культуры, значительно предшествующей по времени моменту начала их использования в рассматриваемом здесь качестве. Но учитывая высокий уровень деловой административно-бюрократической культуры страны в I тыс. до н.э., такое допущение вполне возможно.
Литература
Киселёв, 1951 — Киселёв С.В. Древняя история Южной Сибири. М.: Изд-во АН СССР, 1951. 642 с.
Киселёв, 1960 — Киселёв С.В. Неолит и бронзовый век Китая // «Советская археология», 1960, № 4. С. 244-266.
Кожин, 1993 — Кожин П.М. Сибирская фаланга эпохи бронзы // Военное дело населения Сибири и Дальнего Востока. Новосибирск, 1993. С. 16-41.
Кожин, 2013 — Кожин П.М. «Китайская специфика» в исторической перспективе // Китай в эпицентре глобальных проблем АТР / 20-я МНК «Китай, Китайская цивилизация и мир». М.: ИДВ РАН, 2013. С. 267-269.
Кожин, 2014 — Кожин П.М. Древнекитайский счёт и некоторые новации в духовной жизни эпохи Чжоу // Китай на пути к возрождению. К 80-летию академика М.Л. Титаренко. М.: ИД «Форум», 2014. С. 468-476.
Кожин, 2014а — Кожин П.М. Исторические традиции китайской цивилизации // КНР: политика, экономика, культура. К 65-летию КНР. М.: ИД «Форум», 2014. С. 323-344.
Липс, 1954 — Липс Ю. Происхождение вещей. Из истории культуры человечества. М.: Изд. «Иностранная литература», 1954. 487 с.
Ошанин, 1952 — Ошанин И.М. Китайско-русский словарь. М.: Гос. изд. иностранных и национальных словарей, 1952. 890 с.
ИстЗап — Сыма Цянь. Исторические записки. Т. 4. М.: Наука, 1986. 453 с.; Т. 9, М.: Наука, 2010. 623 с.
Хрестоматия, 1980 — Хрестоматия по истории Древнего Востока. М.: «Высшая школа», 1980. Ч. 1. 238 с.
14
Хуань Куань, 1997 — Хуань Куань. Спор о соли и железе (Янь те лунь). Т. 1. Пер. с кит., введ. и коммент. Ю.Л. Кроля. СПб.: Центр «Петербургское востоковедение», 1997. 416 с.
Членова, 1972 — Членова Н.Л. Хронология памятников карасукской эпохи. М.: Наука, 1972. 248 с.
Штейн, 1959 — Штейн В.М. Гуань-цзы: исследование и перевод. М., 1959.
Braddan, 1963 — Braddan A.C. Coins in China's History. 3rd ed. Intercollegiate press Inc., Mission. Kansas, 1963. Vin+159 ill.
Karlgren, 1950 — Karlgren B. The Book of Documents // BMFEA. Stockholm. 1950, № 22. P. 1-81.
Li Xueqin, 1985 — Li Xueqin. Eastern Zhou and Qin Civilization. New Haven - L.: Yale UP, 1985. 527 p.
P.M. Kozhin* From exchange equivalents to money
ABSTRACT: The search for universal exchange equivalents differed in separate regions of Eurasia. Still the general goal was identical: to choose a solid material appropriate for making standard coins as well as to establish the common scale in the whole state, which would determine the denominations/value of the coins made of gold, silver and copper. In China, the search for universal equivalents ended in flat copper disks, cast with a hole in the middle. Spade-shaped and knife-shaped coins were used in Later Zhou principalities (and disk-shaped ones, with holes in the centre, in the Qin principality). The first two kinds of the "people's money" used in retail were made to look like the arms and tools (knives and adzes) of Seima-Turbino culture of Siberia (mid 2nd mill. BC) and the ritual knives of Shang-Yin dynasty. I am grateful for translation of the abstract into English to M. Miloikovic (University of Belgrade, Serbia).
KEYWORDS: currency, exchange equivalent, coins, copper, bars, silver, gold, cowrie, knife coins, spade coins, disc coins.
* Kozhin Pavel Mikhailovich, Doctor of History. Department of scientific publications of the Institute of Far Eastern Studies RAS, Moscow, Russia. E-mail: [email protected]
15
