CC BY
564
УДК 81:81 ББК 81.00
М.А. Федоров
ОТ ЛИНГВИСТИЧЕСКОМ ОТНОСИТЕЛЬНОСТИ К ОТНОСИТЕЛЬНОСТИ КУЛЬТУРНОЙ
Гипотеза Сепира-Уорфа остается предметом дискуссии уже в течение столетия и имеет как своих сторонников, так и противников. Когнитивная парадигма направила обсуждение в новое русло, позволив сторонам затронуть вопросы связи языка, мышления и культуры. Основополагающая роль культуры является серьезным аргументом в пользу того, чтобы переопределить лингвистическую относительность в относительность культурную.
Ключевые слова: концепт; гипотеза Сепира-Уорфа; культура
M..А. Fedorov
APPROPOS A CULTURAL INTERPRETATION OF THE LINGUSTIC RELATIVITY
The Sapir-Whorf hypothesis has been hotly debatedfor almost a century and has its supporters as well as opponents. The cognitive paradigm took the discussion to a new level to enable the parties to touch upon connection between language, thought and culture. The basic role of culture is a strong argument to redefine the «linguistic relativity» into «cultural relativity».
Key words: concept; Sapir-Whorf hypothesis; culture
Г ипотеза лингвистической относительности (ГЛО), ставшая предвестником антропологической парадигмы в языкознании, своими корнями уходит в постулаты В. фон Гумбольдта о тесной связи языка и мышления:
• «разные языки - не различные обозначения одного и того же предмета, а разные видения его»;
• «человек окружает себя миром звуков, чтобы воспринять в себя и переработать мир вещей... человек преимущественно - и даже исключительно, поскольку ощущение и действие у него зависит от его представлений, живет с предметами так, как их преподносит ему язык»;
• «каждый язык описывает вокруг народа, которому он принадлежит, круг, откуда человеку дано выйти лишь постольку, поскольку он тут же вступает в круг другого языка» [Гумбольдт, 1984, с. 80].
Великий немецкий ученый предугадал сущность языка как культурного феномена: он утверждал, что языковые изменения могут происходить только при условии «одновременной самодеятельности всех» [Там же. С. 65]. Однако поскольку не было удовлетворяющего объяснения, как такие действия могут быть скоординированы, то
единственным разумным объяснением для ученого было действие внутренней силы, духа народа.
В. фон Гумбольдт был одним из первых, кто подметил орудийность языка, сущность которой заключается в том, что язык развивается в направлении речевой деятельности языкового коллектива. Так, он утверждал, что «умственная деятельность и язык допускают и вызывают к жизни только такие формы, которые удовлетворяют их запросам» [Там же. С. 68]. Для немецкого мыслителя было очевидным, что язык обусловлен культурой как способом адаптации к окружающей среде [Каган, 1996] и, следовательно, разность приспособления к внешнему миру делала невозможным одинаковое восприятие действительности у представителей разных культур.
Мы не нашли указания на то, что Э. Сэпир причислял себя к ученикам В. фон Гумбольдта, однако его идеи, как и идеи его последователей, можно сказать, «вышли из гумбольдтовской шинели». Известный американский лингвист предлагает следующие постулаты:
• «каждый язык обладает законченной в своем роде и психологически удовлетворительной формальной ориентацией,
которая залегает глубоко в подсознании носителей языка»;
• «мысль отливается в существующие языковые формы и поддается прямому соотнесению с его мировоззрением»;
• язык - символическая система, способ отображения всех мыслимых разновидностей нашего опыта;
• «реальный мир» в значительной степени бессознательно строится на основании языковых норм данной группы;
• результатом относительности форм выражения является относительность формы мышления [Сепир, 1993].
Б. Уорф несколько переформулировал
основные положения своего учителя, акцентируя тезис об относительности форм восприятия действительности:
• мир предстает перед нами как «калейдоскопический поток впечатлений»;
• мировосприятие и последующее
поведение обусловлены языковой
категоризацией;
• языковая категоризация
действительности является негласным соглашением;
• язык как соглашение имеет силу для определенного речевого коллектива и закреплено в системе моделей нашего языка [Уорф, 1960].
Глобальность выводов ГЛО послужила причиной критики с самых разных сторон, и в рамках данной статьи мы можем остановиться лишь на некоторых аспектах. Исследования Э. Малотки опровергло выводы Б. Уорфа относительно категории времени у племени хопи. Тезисы глубинной грамматики Н. Хомского значительно подрывали существенную роль лингвистического релятивизма. Исследование Б. Берлина и П. Кея показало, что область цветообозначения подчиняется общим законам, которые определяются физиологическими возможностями человека воспринимать цвет и не зависят от семантики языка [Бурас, 2011].
Особый интерес вызывает анализ работ Уорфа, выполненный М. Блэком, который говорит, что различные формулировки основных положений американского лингвиста часто противоречивы, многое преувеличено, а обращение к метафизике не получает должного обоснования. Однако это не мешает М. Блэку
дать положительную оценку работам Уорфа на том основании, что не только прозрения, но и ошибки американского лингвиста оказались интересными и плодотворными [Блэк, 1960].
В отечественном языкознании ГЛО в целом получила отрицательную оценку. Наиболее ярко возражения представлены в статье В.А. Звегинцева, основной тезис которого гласит, что язык, выполняя посредническую роль, является производным от действительности и от человеческого сознания. Из этого следует, что язык лишь отражает окружающую действительность, а структурное разнообразие языков свидетельствует не более чем о неодинаковом отражении в языках картин объективного мира. Следовательно, язык не может ни управлять развитием и функционированием человеческого сознания, ни указывать человеческому мышлению правила его поведения [Звегинцев, 1960].
Б.А. Серебренников, допуская возможность регулирующего воздействия языковой системы на мышление, также указывает на примат окружающего мира по отношению к понятийной системе и языку. Неодинаковое членение действительности в системе языка объясняется ученым неодинаковостью ассоциаций и различиями языкового материала, сохранившегося от прежних эпох [Серебренников, 1970].
Однако ГЛО имеет и своих сторонников. Весьма убедительно в защиту этой гипотезы писала А. Вежбицкая: «Культуроспецифичные слова представляют собою понятийные орудия, отражающие прошлый опыт общества касательно действий и размышлений о различных вещах определенными способами; и они способствуют увековечению этих способов...» [Вежбицкая, 1999]. Ученый, основываясь на богатом лексическом материале, подчеркивает, что способ выражения не является произвольным, но обусловлен культурой.
Относительно вопроса абсолютизации роли языка в восприятии действительности, А. Вежбицкая говорила, что «взгляды отдельного индивида никогда не бывают полностью «детерминированы» понятийными орудиями, которые ему дает его родной язык, частично оттого, что всегда найдутся альтернативные способы выражения...».
Однако возможность обойти «условия соглашения» никоим образом не исключает влияния языка на мышление, поскольку, как подчеркивает исследователь, это «можно сделать только ценой определенных издержек (использования более длинных, более сложных, более громоздких выражений, нежели те, которые мы используем, опираясь на обычный способ выражения, предоставляемый нам нашим родным языком)» [Там же]. Таким образом, по мнению А. Вежбицкой, язык не детерминирует восприятие, а направляет его. Этому воздействию можно сопротивляться, но немногие решаются выйти за пределы родного языка по причине извечной косности и консервативности человека.
На наш взгляд, А. Вежбицкая довольно успешно парирует все лингвистические выпады против ГЛО. Но без внимания остаются возражения, предложенные когни-тивистами, мишенью для критики которых оказывается сам тезис о влиянии языка на мышление. Другой упрек направлен на то, что никакие фундаментальные исследования не были проведены сторонниками гипотезы для подтверждения разности восприятия поведения. Так, З.Д. Попова и И.А. Стернин, указывая на существование различных уровней мышления, справедливо утверждают, что отсутствие языка не означает невозможности мышления. Однако, говоря об исключительной роли языка в овладении абстрактным мышлением [Попова, 2001, с. 51-53], ученые все-таки льют воду на мельницу ГЛО, поскольку разность языкового инвентаря будет способствовать различающимся векторам в мыслительной и речевой деятельности на высоком уровне абстрактности.
На наш взгляд, пример об отсутствии языковых обозначений цвета и наличия этих цветов в культурной практике [Там же.
С. 54] не столько опровергает ГЛО, сколько относит его в другую категорию: выражение культурно-значимых смыслов может передаваться не только при помощи языка, но и жестами, которые вместе вербальными способами коммуникации составляют единую семиотическую систему. Иначе, если доказано, что нет никаких речевых способов передачи значений цветов, не выраженных лексически, трудно представить,
как подрастающее поколение учится создавать орнаменты, если учитель не имеет возможности поправлять своих питомцев.
Создается впечатление, что критические замечания способствуют больше дополнению ГЛО, чем полному ее опровержению. Так, пример об отсутствии общей лексемы со значением снега [Там же. С. 55] скорее предупреждает против поспешных выводов об отсутствии соответствующих концептов, поскольку в языке могут существовать и другие языковые средства, кроме лексических, для передачи общих значений, не говоря уже об экстралингвистических. В этой связи вывод, предложенный уважаемыми когнитивистами, представляется чересчур категоричным: «Концепты как единицы мышления не зависят в содержательном плане от языка народа - содержание концепта определяется не языком, а отражением действительности сознанием познающего эту действительность субъекта» [Там же. С. 57].
Представляется возможным два возражения против этого вывода - в специфике формирования концепта и специфике его употребления. Вслед за З.Д. Поповой и И.А. Стерниным мы стоим на той позиции, что генезис концепта носит локально-культурный характер, возникая в процессе когнитивной деятельности индивида и впоследствии развиваясь по уровням абстракции. А.В. Кравченко указывает, что репрезентации, лежащие в основе концептов, могут быть в равной степени основаны как на первой, так и второй сигнальных системах по причине одинаковой доступности для восприятия обеих [Кравченко, 2000, с. 23-30]. Поскольку значимые единицы языка представляют собой непрямое отражение действительности, а продукт ее коммуникативного использования [Лосев, 1982, с. 13], то концепты, сформированные на основе единиц языка, представляют собой «культурно-искаженное» отражение объективной реальности в нашем сознании.
Другим аспектом возникновения концептов являются особенности генезиса разных типов концептов, среди которых мы выделяем индивидуальные, групповые и универсальные [Федоров, 2012]. Групповые концепты, получая свое развитие из индивидуальных, проходят некий процесс стандартизации в
процессе речевой практики, будучи опять же представленными единицами языка. Более того, продвижение концептов по этапам абстракции делает это невозможным без языка. Это дает основание утверждать, что содержание концептов, разделяемых любым коллективом, обладает некоторой степенью зависимости от языка, которая на данном этапе кажется нам значительной. Иными словами, язык, с одной стороны, будучи основным средством репрезентации концептов, а с другой - культурно обусловленной системой коммуникации и отражения действительности, в которой отражена специфика взаимодействия языкового коллектива с окружающим миром, не может не оказывать влияние на концептосферу культуры.
Вслед за С.Г. Воркачевым мы выделяем три составляющие концепта [Воркачев, 2002, с. 4-6]. При этом необходимо оговориться, что язык определяет, в основном, две из них - понятийную и значимостную, тогда как образная составляющая, хотя и представленная во фразеологизмах, главным образом, репрезентирована в текстах. Совокупность текстов является культурным контекстом речепорождения, представляя, с одной стороны, модели создания высказываний, а с другой - систему прецедентных феноменов, к которым явно или не явно может происходить обращение.
Теория концептуальной метафоры, разработанная Дж. Лакоффом и М. Джонсоном, также свидетельствует в пользу культурного релятивизма системы выражения. Можно выделить следующие тезисы, предлагаемые учеными.
• Наша обыденная концептуальная система, в рамках которой мы мыслим и действуем, метафорична по самой своей сути.
• Концепты управляют нашей повседневной деятельностью, упорядочивают воспринимаемую нами реальность, способы нашего поведения в мире и наши контакты с людьми.
• Метафоры как языковые выражения становятся возможны именно потому, что существуют метафоры в понятийной системе человека.
• Специфика метафорического
структурирования акцентирует одни
стороны концепта и затушевывает другие ^ако$ 2003, р. 3-13].
Подчеркивая первичность концептуальной системы, авторы указывают на то, что специфика функционирования языковых знаков является прямым следствием культурной специфичности концептов. Однако специфика восприятия, выраженная в акцентировании определенных признаков концепта, не только выражается в одиночном речевом акте, но кристаллизуется в текстах, и, следовательно, в культуре. Поэтому в процессе инкультурации новые носители культуры будут усваивать модели восприятия, которые заложены в совокупности текстов культуры.
Подтверждение последнему тезису мы находим также в механизмах онтогенеза речи. П.П. Дашинимаева, будучи сторонником того, что отражение действительности происходит в направлении от мышления к языку, поскольку в языке материализуется лишь то, что востребовано этносом, указывает на рефлективную функцию последнего. Ребенок, осуществляя свои коммуникативные намерения, наиболее часто использует те языковые средства, которые регулярно проходят через краткосрочную память, т. е. более частотно активируются «определенные нейронные группы, достигающие в процессе онтогенеза высокой степени импульсивности», поскольку они обладают более высокой способностью к автоматическому запуску в речь по первому требованию. Тем самым, ученый допускает существование частичной детерминированности мышления языком, суть которой заключается в том, что нейрон опосредовано способствует формированию и развитию менталитета [Дашинимаева, 2009, с. 54-55].
Суммируя все вышесказанное, мы считаем, что концептуальная система является производной от культуры как специфического способа деятельности, направленного на адаптацию к окружающему миру и консолидацию общественного целого. Это означает, что относительность восприятия и поведения по своей природе является не лингвистической, а культурной. Язык, являясь орудием культуры, лишь закрепляет в инвентаре культурно-значимые смыслы и способы размышления о них, и делает его максимально удобным именно для выражения этих смыслов.
Говорить о том, что язык детерминирует восприятие, настолько же нелепо, насколько нелепо утверждать, что невозможно написать письмо при помощи лопаты. Тот факт, что назначение лопаты связано с другой функцией не отрицает возможности ее использования для каллиграфических целей, но ее форма указывает, что она была создана для деятельности другого рода. Тезис Э. Сэпира о формальной завершенности любой языковой системы [Сэпир, 1993] свидетельствует о том, что можно перевести Библию или другой базовой текст нашей культуры и на язык пираха, и на йимитхирр, что является веским свидетельством в пользу культурной относительности [Бурас, 2011]. При этом перевод будет способствовать изменению этих языков, в значительной мере устранив существующий сейчас релятивизм.
Библиографический список
1. Блэк, М.Лингвистическая относительность [Электронный ресурс] / М. Блэк. - 1960. - Режим доступа : http://www.philology.ru/linguistics1/black-60. Ыт (дата обращения : 12.01.2013).
2. Воркачев, С.Г. Концепт счастья в русском языковом сознании : опыт лингвокультурологического сознания [Текст] / С.Г. Воркачев. - Краснодар, 2002. -142 с.
3. Бурас, М Жизнь и судьба гипотезы лингвистической относительности [Электронный ресурс] / М. Бурас, М. Кронгауз. - 2011. - Режим доступа : http://elementy.ru/lib/431377 (дата обращения : 18.01.2013).
4. Вежбицкая, А. Понимание культуры при помощи ключевых слов языка [Текст] / А. Вежбицкая.
- М. : Аспект Пресс, 2001. - 331 с.
З. Дашинимаева, П.П. «Мышление versus язык» или «язык versus мышление»? Или гипотеза Сепира-Уорфа применительно к морфологии бурятского языка [Текст] I П.П. Дашинимаева II Мир науки, культуры, образования. - Горноалтайск, 2009. - С. 51-55.
6. Гумбольдт, фон В. Избранные труды по языкознанию [Текст] I В. фон Гумбольдт. - М., І984. -326 с.
7. Звегинцев, В.А. Теоретико-методологические предпосылки гипотезы Сепира-Уорфа [Электронный ресурс] I В.А. Звегинцев. - І960. - Режим доступа : http:IIwww.philology.mIHnguistics1Izvegmtsev-60a.htm (дата обращения : 20.0І.20І3).
8. Каган, М.С. Философия культуры [Текст] I М.С. Каган. - СПб. : Петрополис, І996. - 4І6 с.
9. Кравченко, А.В. Методологические основания когнитивного анализа значения [Текст] I А.В. Кравченко II Когнитивный анализ слова. - Иркутск : Изд-во ИГЭА, 2000. - С. 8-32.
10. Лосев, А.Ф. Знак. Символ. Миф [Текст] I А.Ф. Лосев. - М. : Изд-во Моск. ун-та, І982. - 480 с.
11. Попова, З.Д. Очерки по когнитивной лингвистике [Текст] I З.Д. Попова, И.А. Стернин. -Воронеж : Изд-во Воронежского ун-та, 200І. - І9І с.
12. Серебренников, Б.А. Язык как общественное явление [Электронный ресурс] I Б.А. Серебренников.
- І970. - Режим доступа : http:IIwww.philology.ruI linguistics1Iserebrennikov-70.htm (дата обращения : 28.І2.20І2).
13. Сэпир, Э. Грамматист и его язык [Электронный ресурс] I Э. Сэпир. - І993. - Режим доступа : http:IIwww. philologymIlmguistics1Isapir-93a.htm (дата обращения : 28.І2.20І2).
14. Уорф, Б.Л.Отношение норм поведения и мышления к языку [Электронный ресурс] I Б.Л. Уорф.
- 1960. - Режим доступа : http:IIwww.philology.ruI linguistics1Iwhorf-60.htm (дата обращения : 28.0І.20І2).
ІЗ. Lakoff, G. Metaphors we live by [Text] I G. Lakoff, M. Johnson II The University of Chicago Press, Chicago, 60637 The University of Chicago Press, Ltd. - London, 2003. - 276 с.
УДК 81.00 ББК 81.2/81.7
М.И. Цыренова
УЧЕТ УНИВЕРСАЛЬНЫХ И ДИФФЕРЕНЦИАЛЬНЫХ ЧЕРТ РОДНОГО И ИНОСТРАННОГО ЯЗЫКА В ПРАКТИКЕ ПРЕПОДАВАНИЯ
Статья посвящена сравнению русского и корейского языков с целью применения полученных результатов в практике преподавания русского языка южнокорейским студентам. Анализ основан на установлении общего и различного между данными языками на глубинном и вербальном уровнях. Для этого, в частности, производится анализ именных форм с точки зрения интегральных и дифференциальных компонентов.
Ключевые слова: глубинный и вербальный (поверхностный) уровени; интегральный и дифференциальный компоненты
