CC BY
280
ИСТОРИЯ
Вестн. Ом. ун-та. 2010. № 2. С. 173-178.
УДК 165 + 930.2 В. Б. Шепелева
Омский государственный университет им. Ф. М. Достоевского
ОТ КЛАССИКИ К ПОСТНЕКЛАССИКЕ И ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ПОЗНАВАТЕЛЬНАЯ ПРАКТИКА*
Представлены выводы относительно попыток исследователей определиться с основными этапами и параметрами этапов истории науки и содержанием современной познавательной парадигмы.
Ключевые слова: парадигма, классика, неоклассика, неклассика, постнекласси-ка, постмодернизм.
Вряд ли мыслимо исследование вне связи с системой миро-воззренческо-философско-общенаучных координат, определяемой то в качестве «научной (познавательной) парадигмы», то в виде «исследовательской программы» и «исследовательской традиции», то как «основания науки» [1] и теоретико-методологические основания исследования или «тип - способ теоретизирования» [2]. Другое дело - степень обнаружения, фиксации этой системы (или же конгломерата) координат, явных и неявных ориентиров со стороны исследователя, при том, что последнее чрезвычайно актуально для отечественной исторической науки.
С учетом сказанного чрезвычайно значимыми представляются разработки известного отечественного философа - представителя «минской методологической школы» ак. В. С. Стёпина, в частности его анализ современного состояния философии науки и широкого круга эпистемологических проблем; поиски в рамках школы Нобелевского лауреата И. Р. Пригожина и отечественных синергетиков, сибирского философа Н.М. Чуринова и др. [3, 4].1 Предварительные разработки позволяют, во-первых, признать в качестве принципиального ориентира концепцию диалектического развития научных знаний, науки в целом («образ науки как сложной исторически развивающейся системы», причем, отметим, не только с аспектами саморегуляции, но и саморазвития) в противоположность 1) «некумулятивистским ...концепциям, отвергающим преемственность... постепенное увеличение и углубление научного знания», и по этой причине в противоположность
2) постпозитивистскому заключению о том, «что создание общепризнанной теории, описывающей строение и развитие науки, дело безнадежное» (см. аналитические разработки А.Л. Никифорова [5] и В.С. Стёпина [1, с. 8, 187]).
* Исследование выполнено при финансовой поддержке Федерального агентства по науке и инновациям в рамках федеральной целевой программы «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России на 2009-2013 гг.», государственный контракт № 02.740.11.0350.
© В.Б. Шепелева, 2010
Однако, во-вторых, сама концепция развития науки требует обозначить собственную позицию исследователя относительно критериев такого развития, и прежде всего - относительно критериев качественных подвижек в её истории, иначе
- критериев «научных революций». Убедительные, на наш взгляд, аналитические обобщения по данному сюжету (от проработки опыта отечественных философов и историков науки до подходов постпозитивистской философии науки: Т. Куна, И. Лакатоса, Л. Лаудана, Дж. Холтона) предлагает упомянутый выше известный философ ак. В.С. Стёпин. Понятия: «парадигма», «ядро исследовательской программы», «исследовательская традиция», «тип теоретизирования» получили в современной научной практике определенное признание. Более того, самое широкое хождение в научной (и не только научной) литературе обрело первое из них. Напомним, по Т. Куну, «парадигма» есть признанные всеми научные достижения, которые в течение определенного времени дают модель постановки научных проблем и их решения всему научному сообществу. Определение, как отмечает ак. В. С. Стёпин, «очень неопределенное» и плохо проясняющее, в частности, критерии «научных революций». Позднейшее структурирование Т. Куном понятия «парадигма» через выделение 1) «символических обобщений» (математизация исследователь-
ских выводов); 2) образцов решения конкретных задач; 3) метафизических компонентов и 4) ценностей сложившуюся ситуацию не разрешило (обозначив целый ряд новых вопросов, в том числе относительно содержания третьего и четвертого параметров). В итоге «структура оснований науки осталась непроясненной» и не просто в случае Т. Куна, но относительно «западной философии науки», по выводам
В.С. Стёпина (хотя он признает, что «наиболее значительные сдвиги в исследовании. глубинных структур науки. осуществлены в концепциях Т. Куна, И. Лакатоса, Дж. Холтона, Л. Лаудана» и опирается в ряде моментов на эти концепции, особенно на разработки двух последних) [1, с. 135, 186-188].
В-третьих, сам Вячеслав Семенович Стёпин предлагает понятие «основания науки» как компонент внутренней структуры науки и одновременно - её инфра-
структуры, опосредующей социокультурную обусловленность науки и вместе с тем
- включение научных знаний в культуру общества. При этом «основания науки» включают: 1) научную картину мира
(«схема объекта»); 2) идеалы и нормы научного познания («схема метода»); 3) философские основания науки, что в совокупности определяет тот или иной «тип научной рациональности». Научная (общенаучная) картина мира вбирает «дисциплинарные онтологии» - картины мира конкретно-научные и взаимообразно связана с философскими основаниями науки. Более того, и первая (т. е. научная картина мира - «схема объекта»), и «схема метода» нуждаются в соединении с мировоззрением эпохи, с категориями её культуры, что и обеспечивает философские основания науки.
В-четвертых, качественные подвижки в этой троичной совокупности - системе обозначают факт, реальность «научной революции», сопряженной одновременно с изменением - сменой «типа научной рациональности». В-пятых, заметим, что при всем отмеченном выше дефиниция «парадигма» в общенаучном обиходе выглядит вполне синонимичной определению «основания науки», но более удобной, сжатой, ёмкой, и потому, как представляется, вполне приемлемо работать с помощью этого термина.
В-шестых, представление о преемственности в движении научных знаний (иначе - представление об их развитии, росте) показательно для отечественной философии науки, более того - для ряда представителей постпозитивизма и выглядит убедительным для нас. В истории науки в этой связи вычленяются этапы -периоды развития научного познания. Достаточно согласованно сегодня выделяют «классический» период - классическую науку - классический тип научной рациональности, сложившийся в галилео-декарто-ньютонианскую эпоху и ориентировавшийся прежде всего на механику Ньютона (с соответствующими физической картиной мира, классическими идеалами и нормами науки, философскими, механицистскими основаниями науки). Проблематично здесь определение верхней границы «классики» в связи с существенными подвижками в XIX в. в «дисциплинарных онтологиях» (см. теории
эволюции, вероятностей, второе начало термодинамики и т. д.) и в связи с кантианским, затем позитивистским толкованием науки; в связи, наконец, с одинаковым, сходным отношением к «стреле времени» не только науки (физики) ХУП-Х1Х вв., но и большей части ХХ в. (см. соображения И. Пригожина, И. Стенгерс).
В-седьмых, тем не менее, факт: радикальные подвижки в естественно-научной картине мира, в «схеме метода» и философских основаниях науки («второй позитивизм») на рубеже Х1Х-ХХ вв. - этот давно признанный в истории факт «великой научной революции». Чаще всего с этим событием, обстоятельствами связывают переход к «неклассике» - неклассическим основаниям науки (неклассической парадигме). Однако, как фиксировали ещё современники, далеко не все ученые, в том числе из стоявших в центре «великой научной революции», готовы были принять неклассические основания науки - неклассическую парадигму с её отрицанием объективной реальности («исчезновение материи»), объективной истины, вообще истинности познания, детерминизма и т. п. Кроме «концептуалистов», эмпириок-ритицистов, «критической школы» обнаружился широкий круг «неомеханистов», «стихийных материалистов», удерживающих на новом уровне научных знаний важнейшие идеалы и нормы классики, прежде всего представления о реальности объективного мира и познаваемости его; о существовании объективной истины и причинно-следственных связей, начинающих трактовать кризисы в науке как позитивное свидетельство роста её и т. д. На наш взгляд, требуют более тщательной проработки вопросы относительно позиций в представленной выше ситуации А. Эйнштейна и отечественных ученых и философов, отношения к «парадоксу времени» и «квантовому парадоксу» первого из упомянутых и Н. Бора и т. д., выявление роли наметившихся в начале ХХ в. групп естествоиспытателей и философов (с выходом на отечественную почву) в преодолении неклассической парадигмы; в определении хронологических пределов неклассики и существа её последствий на сегодня.
В-восьмых, представляется, что своего рода «вторым изданием неклассики», как усугубление антиклассических интен-
ций и как знак отработанности неклассической познавательной парадигмы, выступает постмодернизм.
В-девятых, между тем сегодня наблюдается, на наш взгляд, смешение параметров неклассики и постнеклассики, по-стнеклассики и постмодернизма. Отличительные приметы постнеклассической познавательной парадигмы - постнеклассики, как представляется: введение в науку «стрелы времени» - разрешение тем самым «парадокса времени» и всех его проявлений (см. квантовый и космологический парадоксы), принципиальная тем-порализация - историзация объективной реальности (что подчеркивают И. Приго-жин и его коллеги и что совсем не выражено у В. С. Стёпина); принятие неустойчивости, неравновесности, нелинейности и потому вероятностности, вероятностного детерминизма как характеристик, стоящих у корней физической реальности; представление о сложности мира -наличии в нем как сложноорганизованных нелинейных систем, отвечающих требованиям постнеклассики, так и простых линейных, удовлетворяющих параметрам классики (речь идёт и о разных фазах развития сложноорганизованных систем, соотносимых то с «узко-постне-классической», то с классической ситуациями). Отметим, что в ситуациях разба-лансировки сложноорганизованной системы обнаруживается «поле возможностей» её будущего состояния с реальностью выбора того или иного пути развития. Таким образом постнеклассика даёт представление о «внутренних тенденциях развития» сложноорганизованных нелинейных открытых динамических систем -своего рода «кодах развития» таких систем и алгоритмах возможного воздействия на такие системы (при том, что социум, человечество - наиболее сложные из них) и т. д.
В-десятых, нелинейность, но при конкретном «поле возможностей», «внутрен-
них тенденциях развития» - одно из важнейших, на наш взгляд, отличий постнеклассики от неклассики с её безграничным релятивизмом, индетерминизмом (не считая «реализма», «объективизма», познавательного оптимизма постнекласси-ки). Как представляется, не столько эволюционизм (В. С. Стёпин), сколько именно историзм - «стрела времени» - необрати-
мость - глубинная диалектизация - это основная примета постнеклассики (как и именно синергетика, а не кибернетика, вопреки ориентирам немалого числа современных вроде бы почитателей постне-классики).
На наш взгляд, объективно выстраивается следующая картина динамики научного познания: классика - затем неоклассика (неомеханисты) плюс некласси-ка в сотрудничестве и противостоянии друг другу - затем как преодоление этой противоречивой ситуации (благодаря прежде всего «стреле времени») и как обобщение своих предшествий - постне-классика (которую, если подходить буквально, надо было бы назвать: постнео-классика-постнеклассика). Однако логическая связка - трехчленка (трехчленная формула исторического движения научного познания): классика (тезис) - неклас-сика (антитезис, отрицание) - постне-классика (отрицание отрицания, синтез) выглядит, пожалуй, целесообразной, удобной, тем более, что существо постнеоклассики в таком случае как бы берет на себя возрождаемая на качественно новом уровне классика, а очень сильная диа-лектизация-историзация неоклассики как бы совмещается с диалектизацией, тем-порализацией и «объективированием» не-классики - и все в совокупности ложится на плечи постнеклассики. Конечно, не без некоторых потерь, условностей. Однако не случайно к этой формуле после колебаний пришли отечественные синергетики (см. В. И. Аршинова, Ю.Л. Климонтовича, Ю.С. Сачкова, Г.Г. Малинецкого, Ю.А. Данилова, проф. «матмеха» Санкт-Петер-
бургского госуниверситета Р. Г. Баранцева и др. [б, ?, В]), отечественные историки-синергетики (Ю.Л. Бессмертный, И.Н. Ионов, С.А. Гомаюнов и др.) [9, І0], крупнейший философ науки В. С. Стёпин. Эта формула удобна, дает продуктивный образ истории научного познания: от
І) твердого, надежного положения объективистской, реалистической, целостной, детерминистической, с познавательным оптимизмом (но ограниченно-механистической, атемпоральной) классической науки через 2) хаотизацию, релятивизацию, субъективацию, фрагментирование и мощное открытие новых предметных миров и т.д. неклассических (если и неоклассику сводить к «иному») исследова-
тельских практик, обретавших в широком спектре позитивистских интерпретаций прямое направление в постмодернизм, к
3) спасительному диалектическому, исто-ризированному восхождению на качественно новый, условно - «постнеклассиче-ский» уровень целостного, объективистского, реалистического, с гно-
сеологическим (в диалектической трансформации) оптимизмом научного познания. То есть от простого, механистического целого через «диссипацию» к сложному диалектическому целому. Хотя, оговоримся еще раз, в таком случае как бы выводится (на вербальном уровне) за скобки очень значимая связующая линия неоклассики, которая, однако, при диалектическом подходе (отрицание, конечно, не тождественно уничтожению преемственности) все равно подразумевается, должна подразумеваться.
Одновременно так определяемая по-стнеклассика равнозначна целостно диалектическому типу науки, целостно диалектическому типу рациональности, целостно диалектическим картине мира, мировоззрению, философствованию, нормам и ценностям науки. И хотя целостное в отношении к диалектическому может восприниматься как тавтология, хотя Н.М. Чуринов обращает внимание на то, что диалектика (в нормальных, неметафизических условиях) может быть только объективной и субъективной, тем не менее факт - идеалистическая диалектика Гегеля и затем довольно настойчиво (а в СССР - преимущественно) в преодоление её (чаще - просто в противопоставление) -диамат. Можно сказать, что в последнем случае было реальностью парадоксальное «недиалектическое» отношение к диалектике (правда, далеко не у всех советских философов, мыслителей, ученых, писателей, вообще думающих людей).
Вместе с тем таким образом интерпретируемое «диалектическое» адекватно, синонимично «синергетическому», что убедительно раскрывают как «пригожинцы», так и отечественные математики, естественники-синергетики и философы. В конце концов, не только «синергетик» философ Е.Н. Князева, но и В.С. Стёпин признает, что синергетика обеспечила (или обеспечивает) формирование универсально-интегральной общенаучной картины мира, норм и ценностей науки, мировоззренческих
ориентиров, увязав воедино точные, естественные, социальные и гуманитарные дисциплины, разные способы познания, наладив, наметив мосты между разными уровнями реальности и обозначив как единственно адекватные диалоговые отношения человека, человеческого сообщества и Природы; человека, человеческого сообщества и остальных сфер реальности. То есть существует признание синергетики как «генератора моделей» эволюции сложных нелинейных открытых систем (представляющих фактически все уровни объективной реальности, и в частности -«целостное видение мира и человека в нем в качестве взаимосвязанных процессов становления»); синергетики как нового, реально диалектического способа мышления; как новейшей «интегративной познавательной парадигмы».
Встречаются и иные формулировки:
о «современной (пост?) постмодернистской теоретической ситуации, например», говорится применительно к работам Сл. Жижека, в частности «”Что делать?” -100 лет спустя» [11]; о классике ^ неклас-сике ^ неоклассике ведут речь (при разных оценочных акцентах) историк-
методолог А. В. Лубский и В. С. Стёпин (но буквально - лишь в одной из фраз «Теоретического знания») [1, с. 112], отчасти -Н.М. Чуринов [2, с. 135]. Однако эти определения в изложенной нами логической системе не выглядят достаточно убедительными.
В заключение отметим: для постне-классики характерно самое серьёзное внимание социокультурному контексту научного познания и уже поэтому, плюс благодаря подчеркнутой выше историза-ции науки можно говорить об антропологическом повороте в постнеклассической науке. В этой связи особое звучание обретает отечественный тип теоретизирования, философствования с его «микрокос-мическим» восприятием человека: зада-
ча начала процесса познания, с точки зрения русских религиозных философов, «постижение человека», - «кто мы?» (Н.А. Бердяев, В.И. Несмелов, П.А. Флоренский, Н.Ф. Фёдоров), а уже «через Истину человека - понимание мира», и в первую очередь - смысла всемирной истории и историй национальных и т. д. [12]. Как подчеркивал В.И. Вернадский: «Для познания истины нужны не только умственные спо-
собности, но все чувства, мораль, нравственная ответственность»; «человеческая
мысль в области научного знания может постигать новое. только если рядом с научным творчеством идет творчество широкое, религиозное»; «развитие научной мысли никогда долго не идет дедукцией или индукцией - оно должно иметь свои корни в другой, более полной поэзии и фантазии области: это или область жизни, или область искусства, или область, не связанная с. рационалистическим процессом, - область философии» [13].
Созвучно этим размышлениям-самораскрытию Н.А. Бердяев настаивал: «Истина стяжается жизнью и подвигом. а не одним. только интеллектом, но и волей, и всей полнотой духа». И если «сознание лично и вырабатывает личность», то оно «также соборно, сверхлично. оно есть со-знание. генезис сознания социален в метафизическом смысле слова» [12]. Или, по Д. И. Шаховскому: «Частице мира как в отрыве от него найти истину? <.> Конечно, усилие только и может быть индивидуальным, личным. Но. искание истины . предполагает 1) существование объективной истины и 2) приближение к ней общими усилиями» [14].
И все это - реальные ощущения, суждения широкого круга русских религиозных мыслителей, начиная от славянофилов (если не раньше). Во всяком случае, «космически-диалектический» тип мышления, теоретизирования на Руси - в России (определение Н.М. Чуринова), на наш взгляд, при православном восприятии человека, объективно выводит к «микрокосмическому» восприятию его со всеми следствиями отсюда2. Как доказывает А. С. Панарин, «если в современном мире ещё сохраняется шанс уберечь Логос, восстановить в правах культуру фундаментального научного поиска, то шанс этот связан с греко-православной традицией, с архетипами сознания, утверждающего приоритет высшего. над низшим. общего над отдельным.» [15]. Думается, не случайно приведенные прозрения, формулы отечественных мыслителей оказались глубочайшим предварением новейших синергетикоэпистемологических построений, идей.
Отмеченные отечественные философы объективно сходятся в признании, что нет исследователя вне того или иного ощущения - интуиции сути человека, его назначения. Вместе с тем антропологиче-
ские интенции имеют следствием ту или иную историософскую ориентацию. Видимо, можно сказать, что русская религиозно-философская мысль со второй половины Х1Х - начала ХХ в. как бы задает тот самый очеловечивающий, возвы-шающе-диалоговый, изнутри-диалекти-
ческий метод препарирования реальности, без чего не видят перспектив для современной науки отечественные и западные синергетики, естественники и частные варианты которого ныне рассматриваются как едва ли не самые продуктивные и безусловно необходимые в исторических исследованиях.
Отметим, что в связи со всем сказанным особого внимания заслуживает восприятие в отечественной познавательной практике кантианства, затем позитивизма, отношение к неклассическим и особенно постмодернистским установкам и ориентирам.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 См. наработки «нелинейщиков» Г. Г. Малинецкого,
С.П. Курдюмова, С.П. Капицы, В.И. Аршинова, Ю.Л. Климонтовича, Ю.В. Сачкова, Р.Г. Баранцева, в целом редколлегии серии «Синергетика
- от прошлого к будущему»; работы Е.Н. Князевой, И.Н. Ионова, Л.П. Репиной, Б.Г. Могильниц-кого и его коллег.
2 Но такой «микрокосмический подход» перекликается с подходом А. Бергсона и Г. Вейля, подтверждая: как едино бытие, так едина истина, едины общие усилия искания её.
ЛИТЕРАТУРА
[1] Стёпин В. С. Теоретическое знание. Структура,
историческая эволюция. М., 2003. С. 10-13, 186-188, 212 и др.
[2] Чуринов Н. М. Совершенство и свобода. 3-е изд., доп. Новосибирск, 2006. С. 3-709.
[3] Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса.
Новый диалог человека с природой / пер. с англ.; под ред. В. И. Аршинова и др. 2-е изд. М., 2000. - 312 с.
[4] Пригожин И., Стенгерс И. Время, хаос, квант. К
решению парадокса времени / пер. с англ.; под ред. В. И. Аршинова. 3-е изд. М., 2001. 240 с.
[5] Никифоров А. Л. Постпозитивизм // Философия:
энциклопедический словарь / под ред. А. А. Ивина. М., 2004. С. 671.
[6] Аршинов В. И., Климонтович Ю. Л., Сачков Ю. В.
Послесловие // Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. С. 292-301.
[7] Баранцев Р. Г. Синергетика в современном ес-
тествознании. М., 2003. С. 7-9, 16.
[8] Синергетическая парадигма. Многообразие по-
исков и подходов. М., 2000. 536 с.
[9] Гомаюнов С. А. От истории синергетики к синер-
гетике истории // Общественные науки и современность. 1994. № 2. С. 99-106.
[10] Бессмертный Ю. Л. Это странное, странное прошлое... // Диалог со временем. Альманах интеллектуальной истории. Вып. 3. М., 2000. С. 34 -46.
[11] Художественный журнал. 2001. № 37/38. С. 7- 8.
[12] См.: Федоров Н. Ф. Сочинения. Т. 85. М., 1982. С. 71-73, 535, 540-541, 544-545; Бердяев Н. А. Философия свободы // Бердяев Н. А. Философия свободы. Смысл творчества. М., 1989. С. 23, 27, 70, 73, 96. Его же. О назначении человека. М., 1993. С. 54-67, 73; Несмелов В. И. Наука о человеке: в 2 т. Т. 1. Казань, 1994. С. 9-10, 32-35; Флоренский П. В. Судьба двух идей // В.И. Вернадский: Pro et contra. Антология литературы о В. И. Вернадском за сто лет (1898-1998). СПб., 2000. С. 614.
[13] Вернадский В. И. О научном мировоззрении // Вернадский В. И. Научная мысль как планетное явление. М. : Наука, 1991. С. 203-205, 207-214, 217, 218-219, 221, 226, 233; В. И. Вернадский: Pro et contra. Антология литературы о В. И. Вернадском за сто лет (18981998). СПб., 2000. С. 25, 123, 125,132-133, 136 и др.; Яншина Ф. Т. Развитие философских представлений В. И. Вернадского. М. : Наука, 1999. С. 13, 18, 19, 20; Леонова Л. С. «Я не могу уйти в одну науку.». Общественно-политические взгляды В. И. Вернадского. СПб., 2000.
С. 283, 285.
[14] Шаховской Д. И. Письма о Братстве // Звенья : исторический альманах. М. ; СПб., 1992. Вып. 2. С. 252-253, 255, 257-261, 263-267, 270271, 276-279.
[15] Панарин А. С. Православная цивилизация в глобальном мире. М., 2002. C. 13, 51, 446447.
