Осуждение и его последствия материалы «Суда чести» над академиком А. Р. Жебраком (1947 г. ) Текст научной статьи по специальности «История и археология»

ВОСПОМИНАНИЯ И ИНТЕРВЬЮ

Осуждение и его последствия Материалы «суда чести» над академиком А.Р. Жебраком (1947 г.)

, М.П. Солнцева

Нюрнберг, Германия; m.solntseva@helpedv.de

Продолжение статьи «Судилище. Материалы и воспоминания о подготовке “суда чести” над академиком А.Р. Жебраком (1947)», опубликованной в предыдущем номере журнала, где говорилось о полемике в журнале “Science” (Dunn, 1944, 1945; Sax, 1944, 1945; Zhebrak, 1945). Хотя свою статью Жебрак согласовал с вышестоящими органами, и она была пропущена цензурой, через несколько лет, когда началась борьба с «низкопоклонством перед Западом», ему припомнили эту публикацию и решили подвергнуть его так называемому суду чести. В данной статье разбирается собственно этот процесс. Текст и справочный аппарат представлены в авторской редакции. Фотографии публикуются впервые.

Безумству храбрых поём мы славу! Безумство храбрых — вот мудрость жизни! О, смелый сокол! В бою с врагами истёк ты кровью. Но будет время — и капли крови твоей горячей, как искры, вспыхнут во мраке жизни.

М. Горький. Песня о буревестнике

22 сентября 1947 г. на имя министра высшего образования СССР С.В. Кафта-нова парткомом Сельскохозяйственной академии им. К.А. Тимирязева (ТСХА) было направлено заключение, в котором говорилось: «Партийный комитет считает, что поступок профессора А.Р. Жебрака подпадает под действие Суда чести в связи с чем просит привлечь профессора А.Р. Жебрака к Суду чести Министерства высшего образования СССР»1.

Заключение парткома Тимирязевки С.В. Кафтанов направил на рассмотрение в партком Министерства высшего образования. Последний, скопировав все обвинения, высказанные в адрес профессора тимирязевцами, также просил привлечь А.Р. Жебрака к Суду чести при Министерстве высшего образования СССР (МВО). Заключение подписали секретарь парткома МВО и его члены2.

1 См.: Жебрак, Солнцева, 2012.

2 Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф. 17. Оп. 125. Д. 548. Л. 61-69. Постановление парткома МВО СССР также опубликовано: Сонин, 2000, с. 45.

Э.А. Жебрак

После этого С.В. Кафтанов сообщает А.А. Жданову.

Секретарю ЦК ВКП(б) товарищу А.А.Жданову

Об организации суда чести над профессором А.Жебраком

4 октября 1947 года

Партийный комитет МВО СССР квалифицирует выступление профессора А.Р. Жебрака со статьей «Советская биология» на страницах американского журнала «Наука» как антипатриотическое и антигосударственное и вносит предложение привлечь профессора А. Жебрака к суду чести. Я согласен с предложением партийного комитета и со своей стороны считаю необходимым провести суд чести над профессором А.Р. Жебраком 20-21 октября 1947 года в аудитории политехнического музея.

В качестве общественного обвинителя намечается проф.

С.А. Новиков (биолог) и, кроме того, предполагается привлечь для выступления на Суде чести профессоров А.И. Опарина и С.Д. Юдинцева. Проф. Жебрак А.Р. находится в настоящее время в санатории в г. Сочи. Для проведения Суда чести в октябре месяце, считаю необходимым проф. Жебрака из отпуска вызвать.

Прошу Вашего согласия на проведение указанных мероприятий. Прилагается представление партийной комиссии о рассмотрении поступка профессора Жебрака в суде чести.

Министр Высшего образования СССР С. Кафтанов3.

Как руководство к действию министр высшего образования С. Кафтанов направил заключение парткома председателю суда чести МВО И.Г. Кочергину:

«Направляю Вам предложение партийного комитета министерства Высшего образования о привлечении к суду чести профессора Тимирязевской сельскохозяйственной академии А.Р. .Жебрака за антипатриотический поступок. С заключением изложенного в записке согласен. С. Кафтанов. 10.10.47 г.».

В сентябре Жебрак продолжал бороться. Собрав по своему «делу» материалы и документы, профессор был на приеме у главного редактора газеты «Правда» П.Н. Поспелова. Они были знакомы с конца 1920-х гг., когда находились на одном учебном потоке в Институте красной профессуры (ИКП). Поспелов после окончания ИКП занимался фундаментальными исследованиями по истории ВКП(б), где преуспел, получив Сталинскую премию за работу в этой области, в то время он уже был членом ЦК ВКП(б). Узнав о цели визита профессора в редакцию «Правды», Поспелов встретил Жебрака прохладно. На вопрос о возможности публикации на страницах газеты разъяснений по поводу клеветнической статьи Лаптева, редактор прочитал Жебраку лекцию о норме поведения рядового члена партии по отношению к статьям, публикуемым в центральном печатном органе страны.

Антон Жебрак, 16 лет. Фото сделано при окончании реального училища.

Из архива авторов

Он строго разъяснил своему однокашнику, что статьи в центральном печатном органе партии надо не обсуждать, а изучать. Подобно действию юридических законов советского общества они не имеют обратного действия. Никаких разъяснений, дополнений, а тем более опровержений газета «Правда» никогда не делала и не сделает.

Любая статья, помещённая на страницах этой газеты, является непреклонной истиной в последней инстанции, не требует никаких доказательств и должна рассматриваться советской общественностью как руководство к действию. Покидая редакцию, Жебрак, к своему удивлению, узнал, что «профессор» Лаптев — автор оклеветавшей его статьи — является штатным сотрудником сельскохозяйственного отдела газеты, и он никогда не имел звания профессора. Это был свой человек в редакции, который даже в случае допущения им ошибок в работе, всегда находился под её покровительством.

На закрытом партсобрании ТСХА (09.10.47), где обсуждалось письмо ЦК ВКП(б) по делу Клюевой и Роскина и задачи парторганизации академии, некоторые выступающие коммунисты пытались приписать аналогию «дела» этих учёных Жебраку в связи с публикацией его статьи в американском журнале и поставить его на одну «доску» с ними.

А. Жебрак (в центре) с друзьями при изгнании Врангеля из Крыма.

Под фотографией подпись «Покончили с Крымом — теперь на Москву» (домой).

1921 г. Из архива авторов

Студенты ТСХА на ферме 1924 г. Третий справа — Антон Жебрак. Из архива авторов

Выступивший с 40-минутным сообщением Жебрак подробно информировал об истории написания им статьи. Для большинства коммунистов это было неожиданностью, поскольку они были неправильно информированы статьями Г.С. Фиша с соавторами и Лаптева, а статью Жебрака в оригинале никогда не читали. В выступлении Жебрак сделал акцент на том, что его критику Лысенко нельзя связывать с низкопоклонством перед буржуазной наукой.

Этим выступлением Жебраку удалось в какой-то степени нейтрализовать обстановку и изменить отношение к нему присутствующих. Заключая своё выступление Жебрак сказал:

Я заявляю совершенно ответственно, что мне не следовало бы касаться Лысенко в этой статье. В этой части я признаю мою принципиальную политическую и тактическую ошибку. Однако <...> это признание не является отказом от моих принципиальных разногласий с Лысенко. Я и сейчас понимаю свою роль в этом отношении. <...> Я утверждаю, что правительство не награждало академика Лысенко за его взгляды и опыты в области генетики, это и мною написано, и никто мне не укажет, что это не так. <...> Мои личные позиции в тех вопросах, по которым идут разногласия, изложены в статье «Об основных генетических концепциях Лысенко». Она дважды набиралась и [статья] была доведена до гранок, и я надеюсь, что она будет когда-нибудь опубликована4.

В период подготовки материалов к суду чести над Жебраком в МВО, он апеллировал к работникам ЦК партии, с которыми непродолжительное время до этого

4 Центральный архив общественных движений Москвы (ЦАОДМ). Ф. 379. Оп. 4. Д. 4. Л. 82. Упоминаемая статья так и осталась неопубликованной.

Группа студентов с заведующим кафедрой С.Г. Жегаловым (в центре), А. Жебрак — первый справа. 1927 г. Из архива авторов

работал вместе. Он нашёл поддержку у Балезина (Управление кадров) и Суворова (Отдел науки). Они высказывались против обсуждения «дела» Жебрака в суде чести МВО СССР. Суворов приходил в Министерство высшего образования и доказывал нецелесообразность организации суда чести над Жебраком. Только после того, как А.А. Жданов дал прямое указание по этому вопросу, противодействие указанных работников центрального аппарата прекратилось5.

События в Белоруссии

В то же самое время развивалось дело Жебрака и в Белоруссии. 16 и 17 октября было проведено заседание Бюро ЦК КП(б) Белоруссии в присутствии М.В. Зимянина, секретаря ЦК Белоруссии, и М.Т. Иовчука, члена Бюро ЦК КП(б) Белоруссии. Жебрак давал свои пояснения:

В отношении ошибок. Я должен откровенно сказать, что те ошибки, которые отметил Зимянин, недостаточно резкий тон против Сакса, потом резкий тон против Лысенко, — это правильно, это ошибки. Я их глубоко осознал и приму все меры к тому, чтобы их исправить. Я обращаю внимание на следующий вопрос, что общеполитическая защита свободного развития нашей науки в моей статье проведена (Академик А.Р. Жебрак, 2007, с. 158).

5 Российский центр хранения и изучения документов новейшей истории (РЦХИДНИ). Ф. 17. Оп. 118. Д. 368; об этом см. также: Сойфер, 2002, с. 606.

Выступал и секретарь партийной организации (хотя А.Р. не состоял на партийном учёте в АН Белоруссии). Он сообщил, что предпринял все меры, чтобы разоблачить Жебрака, перепечатав пасквильную статью в газете «Советская Белоруссия». Но в институте оказались «либералы», которые «побоялись» (В.Н. Перцев,

А.Я. Прокопчук) и даже «отказались» (Т.Н. Годнев)6 выступить или подписать что-либо против Жебрака. Честь и хвала этим людям — они не посрамили своей чести.

М. Иовчук заключил: «Я не сомневаюсь в том, что Жебрак и впредь может работать как ученый, надо пожелать ему в этом успеха, я думаю, что в Белоруссии он тоже может и будет работать, но в этой обстановке руководить Академией наук он не может, он потерял авторитет» (Академик Жебрак, 2007, с. 164).

На следующий день, 17 октября 1947 г., был назначен разбор «дела» Жебрака на Президиуме АН БССР. Была поставлена задача осудить его за «антипатриотический поступок, раболепие и низкопоклонство перед буржуазной наукой». Обвинения предъявлялись в резкой и грубой форме, как было положено в то время в высоких партийных инстанциях. Обсуждение шло 5 часов. Один из свидетелей этого обсуждения, врач по специальности, член-корреспондент АН БССР С.М. Мелких, заслуженный деятель науки, Депутат Верховного Совета БССР, не смог выдержать этого зрелища. Движимый «долгом врачебной этики» он написал письмо заместителю председателя Совета министров СССР К.Е. Ворошилову, в котором говорилось:

Проф. Жебрак мужественно выслушал обвинения; признал, что совершил ряд политических ошибок, но никак не мог признать, что он, член партии с 30-летним стажем, сын белорусского народа, обязанный своими научными достижениями и ученым званием советскому народу и большевистской партии, совершил проступок против своей Родины. <...> под конец этот мужественный человек не выдержал, разрыдался <...> и долго не мог прийти в себя. После этого начались сжимающие боли в сердце <...> Обращаюсь к Вам <...> как свидетель происшедшего и как врач и прошу Вас оградить в дальнейшем проф. Жебрака от душевных травм, подобных только что им перенесенной. Для советского народа, для нашей науки чрезвычайно важно сохранить здоровье и работоспособность таких крупных ученых, как профессор А.Р. Жебрак7.

Письмо сопровождало медицинское заключение на личном бланке Мелких, где указывалось, что по состоянию своего здоровья Жебрак нуждается в покое и, преимущественно, в постельном режиме в течение двух недель.

Заступничества от Ворошилова не последовало, и ответа автор письма не получил. Такое обсуждение, конечно, привело к инфаркту, который Жебрак вынужден был перенести на ногах. Надо же было так довести этого человека! Антон Романович вообще никогда не плакал. Он был очень сдержанным, корректным человеком и на работе, и дома. Он никогда не повышал голоса. Был точен и немногословен, хотел, чтобы человек сам понял, что надо делать. А когда говорил, — говорил мягко, ровно, всё доступно объяснял. Лишь единственный раз его видели в семье плачущим, когда во время войны он получил похоронку на сына. Это был очень сильный и мужественный человек.

6 В.Н. Перцев — историк, академик АН БССР, академик-секретарь Отделения общественных наук АН БССР в это время. А.Я. Прокопчук — академик АН БССР, директор Кожно-венерологического института ИИ Министерства здравоохранения БССР. Т.Н. Годнев — физиолог растений, академик АН БССР, академик-секретарь Отделения биологических наук АН БССР.

7 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 548. Л. 63-64.

А. Жебрак в студенческие годы. Из архива авторов

Осведомлённые люди посоветовали Жебраку после заседания не идти домой. Антона Романовича увёл к себе, в свой барак в Минске, его верный ученик, аспирант Евгений Иванович Багреев. Он достал сердечные лекарства и уложил спать. Не многие бы на такое участие в то время отважились. Минскую же квартиру Антона Романовича посетили сотрудники соответствующего учреждения с намерением узнать, там ли он (а может, и увезти его в места не столь отдалённые). Не застав хозяина, они удалились, а повторного визита не было. Спустя три дня Антон Романович уехал в Москву, но министр государственной безопасности Белоруссии Л.Ф. Цанава усиленно приглашал его возвратиться хоть на несколько дней в Минск. Делегации от него Антон Романович показал удостоверение депутата Верховного Совета БССР и пришедшие удалились «ни с чем».

По возвращении в Москву Жебрак продолжает борьбу, он пишет письмо на имя секретарей ЦК ВКП(б) Жданова, Кузнецова, Суслова. Он информирует их об истории публикации статьи в американском журнале, его назначении на пост Президента АН БССР, когда уже было опубликовано это письмо в журнале “Science” , и его опасения в то время, что со стороны его теоретических противников против него будут предприниматься дискредитирующие акции. А. Жебрак признаёт, что в свете современной обстановки статья содержит ряд существенных ошибок. Он просит дать ему возможность выступить в центральной печати, где он мог бы разобрать свою статью, применительно к современной международной обстановке в порядке самокритики.

На этом письме резолюция Кузнецова т. Бараненкову: «Срочно дать заключение. А. Кузнецов. 22.10.47 г.»8. Больше никакой реакции на письмо А. Жебрака не последовало, как и разрешения на публикацию ответной статьи.

і* I

А.Р. Жебрак награжден Большой серебряной медалью Сельскохозяйственной выставки. 1940 г.

Из архива авторов

В Белоруссии он пока продолжал числиться научным сотрудником. В качестве его помощников работали два сотрудника и лаборант. В лаборатории был и один аспирант, но позднее его отчислили.

А тем временем маховик «судилища» последовательно набирал обороты. Председатель суда чести МВО СССР Г.И. Кочергин сообщал в управление отдела кадров ЦК ВКП(б) С.А. Балезину:

...профессор Жебрак А.Р. вместо разоблачения клеветы Сакса встал на позиции реакционных зарубежных ученых и, раболепствуя перед буржуазной наукой, пытался унизить передовую биологическую науку и опорочить соотечественника — ученого академика Лысенко. Профессор Жебрак дал тенденциозное и совершенно необъективное освещение состояния биологической науки в СССР, так и в области широкого использования в практике сельского хозяйства результатов теоретических исследований <...>

На основании изложенного, суд чести считает установленным, что статья профессора Жебрака, опубликованная в американском журнале «Наука», порочна по своему содержанию, а его поступок антипатриотичен.

В соответствии с постановлением ЦК ВКП(б) «О судах чести» поступок профессора подлежит рассмотрению в открытом заседании суда чести Министерства Высшего образования СССР.

20.10.47 г.

Председатель суда чести МВО СССР Кочергин9.

Спустя восемь дней зам. зав. отделом кадров ЦК ВКП(б) сообщает секретарю ЦК ВКП(б) Кузнецову А.А.:

Секретарь ЦК КП(б) Белоруссии т. Игнатьев просит утвердить решение ЦК КП(б) Белоруссии от 16-го октября 1947 года об освобождении т. Жебрака А.Р. от должности президента АН БССР.

А.Р. Жебрак в своем выступлении на страницах американского журнала «Наука» допустил антипатриотический поступок, проявил низкопоклонство перед американскими учеными и опорочил достижения ряда советских ученых в области генетики.

В связи с этим выступлением А.Р. Жебрак потерял авторитет среди научных работников и советской общественности.

Отдел кадров высших учебных заведений и научных учреждений управления кадров ЦК ВКП(б) считает необходимым утвердить решение ЦК КП(б) Белоруссии от 16.10.47 г. об освобождении т. Жебрака А.Р. от обязанностей президента академии наук Белорусской ССР.

Зам. зав. отделом управления кадров Балезин. 28 октября 1947 г.10

Решение секретариата ЦК ВКП(б) 327/93-ГС от 06.11.47 г. о т. Жебраке А.Р.

Утвердить решение ЦК КП(б) Белоруссии от 16-го октября 1947 г. об освобождении т. Жебрака А.Р. от обязанностей Президента Академии наук БССР.

Секретарь ЦК А.А. Кузнецов.

Послано тт. Андрееву Е., Ревскому, ЦК КП(б) Белоруссии11.

Предварительное следствие

Подготовка к суду чести была начата его устроителями заблаговременно. Во избежание непредсказуемых ситуаций, которые могли возникнуть во время его прохождения, состоялись предварительные следствия, которые явились репетициями предстоящего судилища. Они способствовали расширению кругозора членов суда в области генетики (большинство членов были чиновниками МВО, далёкими от этой науки), ознакомлению их с историей вопроса и т. п. На них была возложена миссия произвести отбор свидетелей обвинения, которые поддержали бы основную линию обвинения.

13.10.47 г. состоялось предварительное следствие12. На вопрос «считаете ли Вы своё выступление антипатриотическим и антигосударственным?» Жебрак ответил отрицательно. Вопросы, которые задавал Самарин, были расплывчаты, и председателю приходилось их разъяснять, «переформулировать».

Самарин: Признаете ли Вы Лысенко ученым, научная эрудиция которого позволяет ему руководить крупным научным учреждением, или, что Лысенко по стечению случайных обстоятельств оказался во главе такого учреждения?

Жебрак: Лысенко является ученым в области с.-х. наук; он чрезвычайно быстро схватывает различные с.-х. проблемы и ряд вопросов, которые выдвигаются производством. Он умеет быстро поднимать их на уровень науки, и вот это преимущество дало ему право на занятие этого поста. Хотя ряд его личных качеств привели к тому, что академия с.-х. наук мало что сделала. <...>

10 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 548. Л. 95; также опубл.: Академик Жебрак, 2007, с. 181.

11 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 117. Д. 955. Л. 189; также опубл.: Академик Жебрак 2007, с. 182.

12 См.: Жебрак, Солнцева, 2012.

Самарин: Признаете ли Вы свою вину, что на страницах буржуазного журнала выступили против Лысенко?

Жебрак: Я действительно отнесся субъективно и вынес на суд мирового общественного мнения научные разногласия, которые у меня были с академиком Лысенко.

На этом предварительном следствии А. Жебрак не признал антипатриотичность своей статьи, а также научных взглядов Лысенко по вопросам генетики. Однако он согласился с членами суда, что совершил ряд политических ошибок, публикуя своё мнение в зарубежном журнале.

15 и 16 октября продолжался допрос свидетелей. Выступивший член-корреспондент АН СССР Н.П. Дубинин заявил, что «Я лично не нахожу в ней антипатриотических мотивов. Считаю, что она была продиктована желанием ответить реакционному выпаду против нашего государства и в этом отношении она достигла определенных результатов».

Сотрудник ВАСХНИЛ Варунцян на вопрос председателя «Как Вы оцениваете выступление профессора Жебрака в американском журнале?» ответил: «Это выступление я бы назвал антипатриотичным. Лысенко является крупным ученым, к его работам прислушиваются все с.-х. науки. Профессор Жебрак выставил Лысенко как простого агронома. Профессор Жебрак как бы ищет сочувствия своей статьей у Сакса. Мне кажется, что он неправильно выразился по отношению к Лысенко, но также неправильно и по отношению к Мичурину, выставив его как простого садовода. Мне кажется, что Жебрак сознательно принизил роль этих ученых»13. Аналогичный вопрос был задан свидетелю И.Е. Глущенко, сотруднику лысенковского института генетики, который безап-пеляционно заявил, что «основной вывод этой статьи — категорическое отрицание идей Мичурина».

На вопрос председателя «Разве решение крупных вопросов осуществляется только в тех лабораториях, которые Жебрак перечислил в статье?» пособник мичуринской биологии ответил, что «это было сделано в угоду реакционной науке».

Свидетель профессор Е.А. Борисенко (ТСХА) так охарактеризовал подсудимого: «Жебрак самолюбив, страшно упрям и с ним невозможно ни по какому научному вопросу договориться».

Доцент ТСХА Г.М. Лоза на вопрос члена суда Бутягина «Какие отношения имел Жебрак к заграничной науке? Вы знаете его на протяжении ряда лет, были ли у него элементы преклонения перед иностранной наукой?» обстоятельно ответил: «Профессор Жебрак после окончания института Красной профессуры был откомандирован за границу. Было отмечено, что пребывание профессора в течение 2-х лет за границей гораздо больше сказывалось на его взглядах, чем 10 лет в условиях советской действительности».

Далее на заседании давал показания академик ВАСХНИЛ П.И. Лисицын, который знал содержание статьи не понаслышке, а ознакомившись с ней в оригинале.

Председатель: Какую роль преследовал профессор Жебрак, опубликовывая свою статью в журнале «Наука»?

Лисицын: Думаю, что цель ясна. Задача была реабилитировать положение науки в Советском Союзе и опровергнуть утверждение Сакса, что наука у нас подчинена и находится в зависимости от политического направления.

Председатель: Как сумел Жебрак выполнить эту задачу?

Лисицын: Я думаю, что ему удалось показать одностороннее освещение Саксом и дать более близкое к истине освещение положения науки в Советском Союзе, в частности генетической науки.

Председатель: Вы сказали более близкое. Следовательно, статья Жебрака не включала в себя развернутого ответа на разоблачение статьи Сакса.

Лисицын: Она и не могла включать, потому что относится только к вопросам генетики.

Председатель: Можно ли считать профессора Жебрака ответственным за то, что не разоблачил врага Советского государства?

Лисицын: Жебрак говорит только о науке, в которой чувствует себя специалистом.

Председатель: Как же это можно расценивать иначе, как антипатриотический поступок?

Лисицын: Нет, как антипатриотический поступок это расценивать нельзя. Это другая картина.

Председатель: Можно ли квалифицировать необъективное, бездоказательное освещение роли академика Лысенко в статье Жебрака как антипатриотический поступок?

Лисицын: Это личное разногласие между Жебраком и Лысенко. Почему оно антипатриотично?

Председатель: Можно ли квалифицировать попытку Жебрака сознательно или несознательно принизить роль других генетических лабораторий, которые с большим успехом работают на поприще советской биологии в нашей стране?

Лисицын: Я не думаю, что у него была такая задача, я все же Жебрака близко знаю. Такие наклонности я у него не наблюдал.

Член суда Бутягин: Здесь некоторые свидетели говорили, что первые исследования Лысенко в области стадийного развития как будто будировали научную мысль и обещали очень много для практики. Но после 1932 года все это не оправдалось и пошло под уклон. Так ли это?

Лисицын: Я объясняю это тем, что Лысенко слишком преждевременно пытается внедрить недостаточно проверенные факты в колхозы. То, что потускнел интерес к яровизации в колхозах, а во многих из них появилось отрицательное отношение, виноват сам Лысенко. Это касается не только яровизации, но и внутрисортовых скрещиваний пшеницы.

Председатель: Итак, какое же общее резюме можно сделать в отношении статьи Жебрака?

Лисицын: У Жебрака были ошибки в статье — не дописал, не досказал, сказал неясно, со всяким смертным могут быть ошибки, но все же в основном ничего преступного здесь не нахожу <...> Обвинить человека в сознательном преступлении — это тяжелое обвинение. И если бы были тяжелые факты, то этот вопрос разбирался бы не на суде чести, а в других органах. То, что он попал на суд чести, доказывает, что веских доказательств его вины нет. Для русского читателя эта статья осталась неизвестной.

Однако под действием психологического давления членов суда чести П.И. Лисицын был вынужден признать, что Жебрак напрасно апеллировал к зарубежным учёным, сообщая им о деятельности Лысенко по отношению к генетике и своих разногласиях с «народным академиком»14.

Приглашённый в качестве свидетеля профессор Ленинградского университета Н.В. Турбин выступил с большой пространной речью, в которой обвинил Жебрака в том, что он «вместо того, чтобы дать отповедь этому реакционному писателю (Саксу) по существу присоединился к аргументам последнего». Завершил своё выступление Турбин фразой: «Таким образом, объективно в этой статье Жебрак совершил антипатриотический поступок, не помог пропаганде достижений советской науки за границей, а наоборот <...> обезоружил себя перед лицом реакционного идеалистического, враждебного деятеля, каким является Сакс»15.

14 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 549. Л. 119.

15 Там же. Л. 123.

Письмо А.Р. Жебрака Г.М. Маленкову по поводу статей Денна и Сакса. 1945 г.

На предварительном следствии выступили в качестве свидетелей академик ВАСХНИЛ Константинов, профессора Сабинин, Васильев, Презент, доцент Воробьев, ст. научные сотрудники Радаева и Никитина. В стенограмме, отправленной в ЦК ВКП(б), их показания не представлены. Тем не менее известные стенографические материалы этих предварительных следствий свидетельствуют о предвзятости и тенденциозности суда чести, который любой ценой стремился получить от свидетелей признания виновности Жебрака в антипатриотических действиях.

После окончания предварительного следствия С.В. Кафтанов сообщает о его результатах А.А. Кузнецову. При этом он подчёркивает недисциплинированность подсудимого, который уклонился от явки на некоторые его заседания16.

Секретарю ЦК ВКП(б) товарищу А.А. Кузнецову

Суд чести Министерства Высшего образования закончил предварительное следствие (с 13.10. по 29.10. 1947 г.) по делу профессора Жебрака, обвиняемого в антипатриотическом поступке. Препровождая стенограмму предварительного следствия, текст обвинительного заключения, проект

16 А.Р. Жебрак ввиду болезни старался оттянуть открытое заседание суда, но ему это не удалось. Подробнее об этом моменте см. в статье А.С. Сонина (2000, с. 51).

речи общественного обвинителя, проект решения суда, прошу Вашего согласия на проведение открытого заседания суда чести по делу профессора Жебрака А.Р. Считаю необходимым довести до Вашего сведения о том, что профессор Жебрак А.Р. был 13.10.47 г. допрошен судом чести и дал необходимые показания. От дальнейшей явки на суд чести профессор Жебрак А.Р. уклонился, несмотря на неоднократные вызовы для дачи показаний по тем вопросам, на которые он не мог ответить 13.10.47 г. Свою неявку на суд чести профессор Жебрак мотивирует болезненным состоянием, хотя официального документа о состоянии здоровья не представил.

Министр Высшего образования СССР. Кафтанов17.

Суд чести

Суд чести над А. Жебраком проходил два дня, 21 и 22 ноября 1947 г., в большой аудитории Политехнического музея в Москве. Вход был по пригласительным билетам, где указывалось, что «Билет действителен при предъявлении служебного удостоверения или паспорта. Передача билета другому лицу воспрещается». В первый день присутствовало 1100 человек, во второй — 800.

Аудитория состояла из работников ряда министерств, сотрудников научно-исследовательских институтов, Сельскохозяйственной академии, университета и студентов биологических вузов. Собственно суд был представлен следующим составом:

Председатель — профессор И. Г. Кочергин, врач, член коллегии Министерства высшего образования (зам. министра здравоохранения СССР).

Члены: чл.-корр. АН СССР А.М. Самарин, зам. министра высшего образования СССР, металлург; профессор А.С. Бутягин; доцент Н.С. Шевцов, чл. парткома МВО; доцент Г.К. Служнев, чл. парткома МВО; О.П. Малинина, член президиума ЦК профсоюза работников высшей школы и научных учреждений; товарищ А.А. Нестеров18.

Все члены хорошо подготовлены. Сам Суслов приезжал в Министерство высшего образования и консультировал, какие вопросы и как задавать Жебраку.

Председатель и члены суда расположились за длинным столом во главе аудитории. Обстановку этого суда очень красочно описал С.Э. Шноль: «Обвиняемый в отдалении от членов суда сбоку на отдельном стуле <...>. Он хочет что-то спросить у председателя. Кочергин его резко обрывает, мол, не вам задавать вопросы. А вам надо отвечать на них» (Шноль, 2002, с. 517).

Председатель суда чести И.Г. Кочергин огласил текст письма парткома МВО министру С.В. Кафтанову. Затем было зачитано обвинительное заключение19. После этого начался допрос подсудимого20.

Кочергин: Профессор Жебрак, признаете ли Вы себя виновным в том, что Ваша статья, опубликованная в американском журнале «Наука», порочна по своему содержанию, а Ваш поступок является антипатриотическим, роняющим честь и достоинство советского ученого?

Жебрак: В такой постановке вопроса я не признаю, что моя статья является порочной и что мой поступок является антипатриотическим.

17 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 549. Л. 98.

18 Он был назван «без гражданского статуса» — профессии и чина. Как стало известно позднее, это был полковник Министерства внутренних дел СССР (см.: Дубровский, 1997, с. 200).

19 Выдержки из обвинительного заключения приведены в статье А.С. Сонина (2000, с. 52—53).

20 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 549. Л. 173-302.

Кочергин: Профессор Жебрак, ответьте суду чести, какую цель должна была преследовать Ваша статья как советского ученого в разоблачении клеветы реакционера Сакса?

Жебрак: Моя статья преследовала цель отвести клеветнические выпады реакционного американского ученого Сакса на наш политический строй и на положение генетической науки в нашей стране, и в этой части моя статья достигла своей цели.

Кочергин: Вам был задан вопрос, как вы ответили на клевету Сакса, утверждающего, что новая русская биология «уничтожена» и «подавлена» <...> Следующий вопрос, который задал вам проф. Самарин, является продолжением первого: почему вы на клевету Сакса, что биологическая наука у нас подавлена, не ответили показом огромных достижений биологической науки в Советском союзе крупнейших ученых <...> ?

Жебрак: При перечислении мною генетических учреждений нашей страны я стремился в первую очередь перечислить те учреждения, которые одним своим существованием, поскольку они проводят свои исследования исходя из положений о хромосомной наследственности, отвергают клеветнические утверждения Сакса о политическом угнетении генетики.

Самарин: Профессор Жебрак, почему Вы в своей статье не показали крупнейших достижений советской биологии, таких признанных представителей этой науки — Тимирязева, Мичурина, Вильямса и их последователей, на основании учения которых проводится большая творческая исследовательская работа советских ученых в области биологии?

Жебрак: Работа названных ученых не подвергалась сомнению, и они хорошо известны за границей. Если бы я выбрал этот раздел биологии, то не ответил бы на прямой выпад Сакса, что генетическая наука у нас за последние 9-10 лет подавлена.

Самарин: Вы же писали статью о советской биологии, и Вы были не ограничены тем, что имели право упоминать этих крупных биологов нашей страны.

Жебрак: Профессор Самарин, я объяснил суду чести на предварительном заседании, что название моей статьи «Советская биология» было дано в связи с тем, что под этим названием была первая статья профессора Данна. С клеветническим выпадом и с возражением Данну выступил Сакс. Естественно, что под этим названием пошла и моя статья, подобно тому, как мы научные исследования выпускаем и публикуем под одним названием в различных экспериментах. Правильней было бы дать название «Положение генетических исследований в СССР за последние 9-10 лет». Я согласен, что название статьи не совсем отвечает ее содержанию. Такое название было дано редакцией для того, чтобы читатели статьи Данна и Сакса могли ориентироваться лучше в вопросе, который обсуждался на страницах журнала.

Кочергин: Почему Вы на клевету Сакса, что биологическая наука у нас подавлена, не показали огромных достижений биологической науки в Советском Союзе, крупнейших ученых в области этой науки?

Жебрак: В статье Сакса указывается, что ему ничего не известно о работах тех лабораторий, которые ведут свои исследования на основе современной хромосомной теории наследственности. Поэтому при перечислении мной генетических лабораторий страны я стремился в первую очередь указать те учреждения, которые проводят свои исследования исходя из положений этой теории и отвергают клеветнические утверждения Сакса о политическом угнетении генетики.

Никто из многочисленной аудитории не был знаком со статьей Жебрака в оригинале. Он попросил председателя зачитать её целиком безо всяких купюр, но в этом ему было категорически отказано. Члены суда выбирали из его статьи отдельные фразы и выражения (порой не совсем удачные), комментировали их по-своему, придавая им смысл, необходимый для обвинения автора в низкопоклонстве перед буржуазной наукой. Вся судебная процедура производит тяжкое впечатление своими неправосудными иезуитскими методами. Устроители этого судилища любой ценой хотели добиться признания Жебрака и его покаяния в совершении им антипатриотического поступка.

Белорусская делегация на учредительном конгрессе ООН (июнь 1945 г.).

Слева направо Ф.П. Шмыгов, В.Н. Перцев, К.В. Киселев, А.Р. Жебрак, Г.И. Байдаков.

Из архива Центральной библиотеки НАН Белоруси

Порой их умозаключения были лишены элементарного чувства такта и всякой логики.

Шевцов: Когда Вы говорите о построении мировой науки, с кем Вы собираетесь строить совместно мировую науку?

Жебрак: Я думаю, что этот вопрос совершенно ясен; только с прогрессивными учеными зарубежных стран. Эта статья писалась, когда наша армия вместе с американской боролась с фашистской Германией. Такое выражение, что мы строим вместе мировую биологическую науку, оно было тогда вполне допустимо, хотя я понимаю, что это выражение является, с точки зрения принципиальных партийных взглядов, понятия о партийности науки, — неверным.

Шевцов: Вы признали, что Сакс является реакционером. Вы отвечаете ему персонально, реакционеру и фашисту.

Жебрак: Если бы это было мое письмо Саксу, то это можно было бы толковать, как толкует один из членов суда чести, но я писал через журнал «Наука», распространенный во всех странах мира, и обращался к прогрессивным ученым, и, естественно, это обращение было не Саксу, а к прогрессивным мировым ученым, которые доброжелательно относятся к нам. <...>

Бутягин: На предварительном следствии вы сказали, что у вас были определенного рода разногласия, и эти разногласия вы вынесли на мировую арену.

Кочергин: Признаете вы это?

Жебрак: Теоретические разногласия по этим вопросам у меня были, есть и будут, и от своих теоретических разногласий с представителями школы Лысенко я никогда не отказывался и не собираюсь отказываться.

Жебрак: Я считаю, что в тех лабораториях и институтах, которые перечислены в показаниях ряда свидетелей, не ведется серьезной теоретической работы, которая могла бы поднять авторитет нашей отечественной науки.

Новиков: Я вам как общественный обвинитель задаю вопрос: какое вы имели основание, какое вы имели право при полном отсутствии доказательств порочить нашего соотечественника, советского ученого и замалчивать мичуринско-лысенковское направление в биологической науке?

Жебрак: Вопрос общественного обвинителя так расплывчат, что нужно отвечать на много вопросов.

Кочергин: Я вам кратко сформулирую вопрос. Сакс утверждает, что рассуждения Лысенко о вегетативных гибридах, получаемых от прививок, могли быть написаны в 1800 году. Его взгляды являются не оригинальными, не критическими, а архаичными. Вы пишите, «что критика генетики академиком Лысенко, основанная на чисто умозрительных и наивных утверждениях, при всей своей агрессивности не может нарушить успешного развития генетики в СССР». Какая разница между этими двумя утверждениями: утверждением Сакса и утверждением проф. Жебрака?

Жебрак: О генетической концепции акад. Лысенко я представил суду чести свою статью. Моя оценка этой концепции изложена в этой статье. Я зачитаю несколько цитат из самого Лысенко. <...>

Кочергин: Мы спрашиваем вас, а не академика Лысенко, он здесь ни при чем. <...> Не нужно иметь диплома доктора наук и аттестат профессора, чтобы понять, что слова «умозрительные» и «наивные» ни к какому году не могут относиться.

Жебрак: Если нет достаточного количества экспериментов, то исследователь иногда строит умозрительные гипотезы. Если он недостаточно опять-таки подкрепляет свои экспериментальные данные — они могут быть наивными. Я процитирую несколько мест.

Кочергин: Суд чести об этом вас не спрашивает. Суд чести считает, что ваша оценка взглядов Лысенко по вопросам генетики и оценка взглядов Лысенко по вопросам генетики Сакса ни в чем не отличаются друг от друга. Даже больше того. Ваша оценка идет значительно дальше оценки Сакса. Вы согласны с таким заключением?

Жебрак: Нет, я не согласен. Я хочу все-таки показать. В чем выражается наивность той или иной концепции. Так, например...

Кочергин: Я еще раз повторяю, что суд чести это не интересует.

Самарин: Сакс в своей статье опорочивает советского ученого академика Лысенко. Если вы поставили задачу защитить нашу советскую науку, то вы обязаны были защитить и академика Лысенко, отвечая на клевету Сакса. Вы же не только не сделали этого, а к отрицательной оценке Сакса Лысенко добавили свою отрицательную оценку. Спрашивается, выполнили вы задачу, которую на себя брали?

Жебрак: Я считаю, что Лысенко сам себя обязан защищать в первую очередь и если он промолчал, он, очевидно, не хочет спорить с Саксом, а я выступил и вступил в спор.

Самарин: <...> как же вы защищаете советскую науку, опорочивая в своей статье представителя этой науки, академика Лысенко?

Жебрак: Так как Сакс пишет, что при помощи политического давления Лысенко уничтожил генетику, а я говорил, что нет, он не подавил генетику, что у нас идет спор между различными школами и наука развивается в процессе свободной дискуссии. И с этой оценкой я ответил Саксу.

Как можно видеть, Жебраку даже не дали обосновать свою точку зрения. Дважды прерывали ответы.

Прошло уже много времени с начала заседания. В аудитории стало очень душно. Антону Романовичу все труднее давались ответы на вопросы. Просил повторить вопросы. Долго молчал. В конце заседания у Жебрака начался сердечный приступ, он почувствовал себя плохо. После этого вопроса Кочергина подсудимый сказал, что ему плохо, у него начался сердечный приступ, и он просит прервать заседание. Заседание было перенесено на следующий день.

Второй день суда

На следующий день, 22 ноября 1947 г., Кочергин снова задает вопрос о приоритете открытия явления яровизации академиком Лысенко.

Жебрак: Открытие и разработка яровизации является достоянием нашей отечественной науки. По этой проблеме у нас работал ряд лиц, в числе которых Грачев, Зламанский, Энгель-гард, Муромов, Васильев, Сабинин и другие. Большинство этих авторов успешно работает и в настоящее время.

У суда вопросов к А.Р. Жебраку больше не было. Начался допрос «свидетелей». Профессор Борисенко и доцент Лоза из ТСХА не добавили ничего нового к тому, что они говорили на предварительном следствии. Но тут уж мог задавать вопросы «свидетелям» и подсудимый, раз адвокат не был назначен. На вопрос Жебрака к Борисенко, читал ли он статью Жебрака 1945 года, Борисенко ответил отрицательно. Доцент Лоза не был знаком ни с первой, ни со второй статьей Сакса.

Жебрак задал вопрос Лозе: почему в 1945 г., когда статья была опубликована, «никак не реагировали в отечественной печати, в том числе и в том журнале, который вы редактируете, не только против Сакса, но и против меня, раз вы так резко оцениваете [сейчас] мое выступление?»

Кочергин: Профессор Жебрак, мы судим не доцента Лоза, а профессора Жебрак и усматриваем в вашем вопросе обвинение по адресу доцента Лоза. Я этот вопрос снимаю. Есть ли еще вопросы? Вопросов больше нет.

Кочергин почувствовал, что эти выступающие перед вопросами Жебрака на фоне многочисленной аудитории выглядели несостоятельными и некомпетентными и могли «смазать» существо дела, поэтому он всячески отводил его вопросы к ним. Среди свидетелей были только те, которые казались благонадежными. Сторонникам Жебрака (Радаева, Константинов и др.) на это заседание входа не было, не выдали билетов.

Собравшиеся с нетерпением ждали выступления Н.П. Дубинина. Но Дубинин сам висел на волоске от такого же процесса, т. к. в 1947 г., в том же журнале он опубликовал статью о работах советских генетиков (Dubinin, 1947). Да её ещё поместили на первой странице журнала! А статья-то была послана по той же схеме. Заказана была антифашистским комитетом советских учёных и послана через Совинформбюро (иначе — проверена самой строгой цензурой). Но он не завизировал статью у директора института, который как раз в то время был в отъезде. А главное, он тоже не остановился в своём обзоре на работах «лысенковской школы». Теперь же, когда началась волна обвинений в преклонении перед иностранщиной, были призывы привлечения его к суду чести. Что он мог поделать?

Николай Петрович в своём выступлении сказал, что вопрос о чести и достоинстве советского учёного и о его задачах в борьбе за нашу советскую идеологию исключительно важный вопрос. И далее:

Дубинин: <...> Обвинительный акт <...> и в известной степени выступление самого Жебрака <...> показали, что Жебрак допустил ряд серьезных политических ошибок, что вместо разоблачения политической клеветы Сакса — он встал на принципиально неправильный путь спора с ним как ученым. Кроме того <...> он не сумел перед зарубежным читателем показать морально-политического единства советских ученых, независимо от их

разногласий по научным вопросам, <...> он не показал классовой обособленности науки, не призвал, с одной стороны, к объединению с прогрессивными учеными за рубежом и с другой стороны — к борьбе с фашистскими мракобесами в науке. Он <...> не показал всей мощи <...> советской биологической науки <...>, не показал морально-политического единства советских ученых, <...> не понял, что одной из целей Сакса было желание во что бы то ни стало столкнуть между собой советских людей» <...> не дал ответа на вопросы Сакса. <...> Для этого ему [Саксу] и понадобилось всячески извращать политическую роль академика Лысенко, якобы [он] политически подавил тех советских генетиков, которые стоят на иных научных позициях21.

Однако, вылив такой ушат политических ошибок на голову опального профессора, он вдруг остановился. Возможно, вспомнил, что всё-таки он именно ему обязан получением давно желанного титула члена-корреспондента. И тут крутой поворот: «Однако один ли Жебрак не разглядел желания <...> мракобесов столкнуть между собою советских людей?». И далее (надо же как-то выразить и свое отношение к лысенковцам):

Я думаю, что этого не понимают и многие из тех товарищей, которые занимают другие научные позиции в вопросах генетики, и не понимают этого в гораздо большей степени, чем Жебрак. Многие из этих товарищей позволяют себе необычайно резкие, фанатические выпады против классической советской генетики как науки, переименовав ее в формальную буржуазную генетику.

Подобные приемы борьбы со всеми научными противниками нельзя больше терпеть. Эти приемы направлены на нарушение морально-политического единства советских ученых. <...> Мы как зеницу ока должны беречь и укреплять политическое единство наших ученых.

Имеются ли положительные моменты в статье Жебрака? Главное <...>, какую роль сыграла статья Жебрака за границей? <...> Жебрак указал, что сила и жизненность нашего государства строится на научных основах, которые разработали корифеи советской науки — Ленин и Сталин. <...> Указал на огромный расцвет советской науки в тяжелые годы войны. Он показал, что в Советском Союзе ученые разрешают свои разногласия в свободной творческой дискуссии <...> Мне не известно ни одного случая, что бы статьи, направленные против советской науки, использовали статью А.Р. Жебрака <...> наиболее сильными были места, где прозвучала советская идеология.

Дубинин подчеркнул, что ни в одной зарубежной антисоветской статье нет ссылок на статью Жебрака, попытался выразить свое мнение о статье Лаптева, которая сильно задевала и его самого. Однако председатель решительно запретил делать это, заявив, что статья т. Лаптева, напечатанная в центральном органе нашей партии «Правде», не подлежит обсуждению. В заключение Н.П. Дубинин отметил, что во время опубликования статьи была другая политическая обстановка.

Ректор ТСХА академик В.С. Немчинов сообщил, что партком МВО СССР рассмотрел дело Жебрака 10 октября, а партком ТСХА ранее — 22 сентября, и независимо от парткома МВО (не дожидаясь его решения) постановил передать дело Жебрака в суд чести. 29 сентября этот материал рассматривался на расширенном заседании Учёного совета Академии, который осудил Жебрака. Немчинов упрекнул Жебрака за то, что он не учёл партийно-классового характера науки, в общем, сказал то, что должен был сказать как руководитель Академии.

21 Стенограмма заседания суда чести по делу Жебрака (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 549. Л. 222-228).

Академик ВАСХНИЛ И.В. Якушкин заявил:

Каждый советский ученый кладет в основу своей деятельности неразрывную связь между теорией и практикой. А в статье профессора Жебрака не только нарушено это единство, но совершенно неправильно принижены крупнейшие заслуги агробиологической науки. По моему мнению, суд чести на основании своего обвинительного заключения и заслушанных здесь материалов имеет основание вынести суровое осуждение профессору Жебраку, а каждый советский ученый на основании настоящего дела обязан прийти к единому выводу, что ни при каких обстоятельствах и никогда нельзя принижать советскую науку, ни рассматривать ее в кругу каких-то узких положений, что всегда нужно высоко держать знамя этой науки, самой передовой в мире.

Завершил группу выступающих профессор ЛГУ Н.В Турбин, который отметил, что «советские научные работники с негодованием заклеймили низкопоклонство и раболепие профессора Жебрака перед зарубежной наукой, несовместимой с советским гражданским достоинством и высоким званием деятеля советской науки». Таким образом, из шести выступивших только Дубинин с некоторыми оговорками поддержал А. Жебрака.

В конце заседания Жебрак опять почувствовал боль в сердце и за грудиной. Превозмогая боль, он подолгу задерживался, отвечая на вопросы председателя суда и его членов.

В своем заключительном слове (председатель назвал его «последним словом Жебрака») А. Жебрак признал свою политическую ошибку, но объяснил ее изменением международной политической обстановки:

Статья была написана в период максимально дружеских отношений с США. Ее читали специалисты разного уровня, и никто ее не критиковал. Но в теперешней обстановке перед нашей интеллигенцией поставлена политическая задача по преодолению низкопоклонства перед буржуазной наукой и культурой. Этому уровню задач, стоящих перед советской интеллигенцией, моя статья не соответствует22.

После 10-минутного перерыва слово было предоставлено общественному обвинителю профессору С.Л. Новикову.

Пространное, изложенное на 22 страницах, демагогическое и наукообразное выступление общественного обвинителя носило поучительный характер. Трудно себе представить, что оно было посвящено профессору-генетику, который в своей статье защищал основы своей науки, диалектического материализма и советской демократии. Речь шла как будто о крупном государственном преступнике или международном шпионе, которого американские империалисты внедрили в нашу передовую биологическую науку с целью её подрыва изнутри.

Сторонник академика Лысенко профессор С.Л. Новиков не был знаком с авторскими правилами американского журнала «Наука», ограничивающих объем статьи шестью страницами машинописи. Статьи такого объема должны быть краткими и могли носить исключительно информационный характер. Поэтому обвинения профессора Жебрака, что он в своей статье не отобразил флоры и фауны нашей страны, не показал громадных успехов нашей агробиологии, достижений крупного социалистического хозяйства (колхозов и совхозов) и т. п. являются абсолютно беспочвенными.

Новиков щедро пересыпал свою речь оскорбительными эпитетами в адрес «фашиствующего» реакционера Сакса и «морганиста-низкопоклонщика» Жебрака. Такое наклеивание ярлыков было присуще школе Лысенко-Презента и духу холодной войны.

Общественного обвинителя возмутила критика Жебраком академика Лысенко, он дал понять аудитории, что лидер нашей передовой советской биологии, действительный член трёх академий, Герой Социалистического Труда, кавалер шести орденов Ленина, дважды лауреат Сталинской премии и т.п. академик Т.Д. Лысенко вне всякой критики. «Совершённый проф. Жебраком поступок — явный пример отхода от принципов советской морали, уход в сторону от советского патриотизма, от государственных интересов». Под аплодисменты аудитории Политехнического музея общественный обвинитель потребовал от суда чести вынести подсудимому общественный выговор.

«Судилище», которое в течение двух месяцев топталось на месте, не достигая намеченной цели, к радости его устроителей, благополучно завершилось. На основании процесса было составлено решение суда чести об «общественном выговоре», подписанное его председателем и шестью членами, которое как «волчий билет» было приобщено к личному делу опального профессора.

Результаты суда

Спустя два дня заведующий отделом высших учебных заведений и научных учреждений Управления кадров ЦК ВКП(б) Бараненков сообщил секретарю ЦК ВКП(б)

А.А. Кузнецову, что Жебрак на суде чести не признал себя виновным в совершении им антипатриотического поступка. Бараненков информирует, что «свидетели в своих показаниях охарактеризовали Жебрака как самолюбивого человека, не считающегося с мнением наших ученых и вместе с тем преклоняющегося перед буржуазными учеными, особенно американскими. В заключительном слове Жебрак так же, как и при допросе, продолжал отрицать свою вину в совершении антипатриотического поступка»23.

Этим всё и завершилось. Не признал. Не признал себя виновным в низкопоклонстве профессор Жебрак! Все перенёс. Устоял...

Но отсутствие признания в низкопоклонстве бередило душу некоторым чиновникам. Министерством высшего образования СССР было составлено многостраничное циркулярное письмо «Для служебного пользования», предназначенное для рассылки в вузы страны. Уж очень, очень хотелось С.В. Кафтанову прославиться, засудив до конца Жебрака. Министр писал А. Кузнецову: «Прошу Вашего разрешения разослать указанные материалы директорам Высших учебных заведений с предложением обсудить их на заседания учёных советов и принять необходимые меры для усиления идейно-политической работы по борьбе с низкопоклонством перед буржуазной наукой и культурой».

Но тиражирование и рассылка этого материала в вузы и НИИ не состоялось. Отдел науки и высших научных заведений ЦК ВКП(б), неспешно ознакомившись с первоисточниками материала Суда чести, счёл его рассылку нецелесообразной. По мнению зав. отделом Бараненкова, «материал чрезвычайно громоздок, имеют место излишние повторы, недостаточно целеустремлен и не может дать желаемых результатов».

Можно предположить, что сотрудники отдела, внимательно изучив материалы, поняли всю надуманность и тенденциозность обвинений Жебрака в низкопоклонстве. При обсуждении в вузах и НИИ такое циркулярное письмо могло бы вызвать в научных коллективах реакцию противоположную той, которую от неё ожидали её составители. Поэтому было решено не фиксировать внимание общественности на подробностях суда чести, тем более что в газетной периодике этот процесс не нашёл своего отражения.

Товарищу Г.М. Маленкову была послана записка о том, что «отдел пропаганды и агитации ЦК не считает целесообразным делать это» и «дать в этом смысле ответ т. Кафтанову»24 (см. также фото 3).

Таким образом, материалы суда чести в отношении Жебрака не были освещены средствами массовой информации в полном объёме. Но отголоски этого позорного процесса в начале 1948 г. периодически появлялись в партийной прессе. Особенно усердствовал в этом отношении Министр высшего образования СССР С.В. Кафтанов, написав две статьи в журнал «Партийная жизнь» и газету «Московский большевик», где в очередной раз поносил профессора Жебрака (Кафтанов, 1948а, 1948б).

В этих статьях просматривается намёк вышестоящего начальника, каким был в то время для Тимирязевки С.В. Кафтанов, на слишком мягкое отношение к Жебраку администрации и парткома академии, не наложивших на своего сотрудника очередную «епитмью» после решения суда чести.

Жизнь после суда

Жебрак после перенесённых сердечных приступов три недели находился на стационарном лечении, а затем приступил к повседневной работе на кафедре и опорном пункте отдалённой гибридизации пшениц как заведующий. Он поддерживал контакты со своими единомышленниками и вёл переговоры с Дмитровским и Подольским сортоучастами о передаче на сортоиспытание перспективных линий озимой пшеницы его селекции. К началу 1948 г. он написал 4 научных статьи, две из которых вышли в издательстве АН СССР.

По завершении суда чести профессор Жебрак апеллировал в вышестоящие партийные организации, имея в виду перспективы своей дальнейшей научно-педагогической работы.

В ноябре 1947 г. в своём письме секретарю ЦК ВКП(б) А. Кузнецову он признает политическую ошибку своей статьи («пассивно-оборонительная позиция»), но продолжает борьбу против Т. Лысенко. В частности, он сообщает: «Защищать взгляды Лысенко в области генетики нельзя без потерь авторитета страны и авторитета ученого, претендующего на элементарные знания фактов данной науки. Взгляды Лысенко в области генетики аналогичны взглядам человека, который в области химии стал бы отрицать периодический закон Менделеева и все дальнейшие следствия из этого закона». В заключение Жебрак просит о личной встрече, где он имеет ввиду дать дополнительные объяснения по существу положения в нашей науке, а также изложить просьбу о том, чтобы ему «дали возможность своей научной и педагогической работой восстановить доверие нашей партии и нашей научной общественности»25.

24 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 548. Л. 113.

25 Там же. Д. 66. Л. 121.

Встреча не состоялась. Но в связи с его письмом Жебрак был приглашён на собеседование в Отдел высших заведений и научных учреждений Управления кадров ЦК ВКП(б), где ему в беседе с ответственными сотрудниками аппарата были даны исчерпывающие ответы на поставленные им вопросы.

Министерству высшего образования СССР были даны указания о создании ему условий для научной и педагогической работы26.

В декабре 1947 г. заведующим отделом науки ЦК ВКП(б) становится 28-летний химик-органик Ю.А. Жданов, сын секретаря ЦК ВКП(б). А.А. Жданова. Вдумчивый и внимательный, он проявил большой интерес к дарвинизму и генетике, которые были объектом научных споров между сторонниками и противниками Лысенко. Чтобы убедиться, действительно ли работают «законы генетики», он прошёл спецкурс у известного генетика В.В. Сахарова и убедился, что эти «законы» работают безотказно.

Ю. Жданов приглашал в свой кабинет на Старой площади известных биологов

В.Н. Сукачева, Н.П. Дубинина, И.И. Шмальгаузена, А.Р. Жебрака, И.А. Рапопорта,

В.В. Сахарова и других, с которыми долго беседовал по спорным вопросам биологии. В его кабинете так же отстаивали и положения мичуринской биологии В.Н. Столетов, И.Е. Глушенко, общение с которыми у зав. отделом науки было ровным и деловым.

Ю. Жданов дважды посещал кафедру генетики ТСХА, где Жебрак в присутствии академика ВАСХНИЛ П.М. Жуковского знакомил его с результатами своих работ и консультировал по вопросам генетики (Жданов, 1993). В результате такого общения с учёными у Ю.А. Жданова сложилась определённая картина состояния биологии в стране.

10 апреля 1948 г. состоялся Всесоюзный семинар лекторов обкомов партии, на котором он выступил с лекцией «Спорные вопросы дарвинизма» и критиковал Лысенко за его стремление к монополизму в биологии и многочисленные голословные обещания. Через день в Московском доме учёных состоялось импровизированное собрание оппонентов Лысенко, где бурно обсуждалась лекция Ю. Жданова. Появилась надежда, что положение в биологии теперь изменится к лучшему. После пятимесячного перерыва идеологического давления на Жебрака в стенах его родной академии Тимирязева оно возобновилось с новой силой. Это ярко проявилось на отчетно-выборном партийном собрании в апреле 1948 г.

В отчётном докладе секретаря парткома Воробьёв вернулся к событиям полугодовой давности, воскресил эпопею подготовки к суду чести над Жебраком и проводы его на голгофу партийной организации академии.

Выступающие на собрании коммунисты обвинили Жебрака в том, что он не признал своей вины на суде чести. Несмотря на то что его «антипатриотический» поступок неоднократно упоминался в печати, он не высказал по ним своей позиции и не покаялся в своих ошибках. Молча просидеть Жебрак не смог. Он взял слово и вышел на трибуну. В своём выступлении Жебрак сказал, что в стране в последний год прошёл ряд творческих дискуссий в крупных вузах страны, но Тимирязевская академия никакого участия в них не принимала. «Я должен с сожалением отметить, что партийная организация нашей академии стояла в стороне от многих крупных вопросов, имеющих живейшее отношение к развитию сельскохозяйственной науки.»

Выступление Жебрака, осмелившегося критиковать партком академии, вызвало гнев у слушателей. Небезызвестный доцент Лоза открыто заявил:

Позвольте поэтому поставить такой вопрос: не пора ли прекратить в партийной организации разыгрывание цирлих-манирлих в отношении Жебрака. Не пора ли Жебрака не только поставить на колени в партии и перед партией <...>, но и поставить ясно и четко по-большевицки вопрос — быть ли Жебраку дальше в партии.

Проректор по учебной части академик К.И. Иванович недвусмысленно угрожал Жебраку:

Если учесть, что он долго обучался в Америке, заграницей, у Моргана, то мне кажется, что у него и мозги сильно засорены /смех в зале/. наша партийная организация, должна, наконец, потребовать, чтобы Жебрак перестроился, чтобы он стал более партийным человеком, чтобы он стал большевиком, чтобы он излечился от крупных политических вывихов, а если он к этому не способен, то, мне кажется, что пора делать партийные выводы и пусть тогда Жебрак пеняет на себя.

Подытожив выступления всех коммунистов, куратор собрания, секретарь Тимирязевского райкома партии М.И. Галкин заявил: «Партийная организация академии, мне кажется, пора дать политическую оценку действий т. Жебрака».

Партийное собрание ТСХА постановило:

Осудить антипатриотическое выступление на партсобрании т. Жебрака А.Р. и поручить партийному комитету рассмотреть в партийном порядке антипатриотический поступок Жебрака осужденного Судом чести при Министерстве высшего образования, а также и последующее его поведение27.

Вынесли строгий выговор.

После отчетного партсобрания ТСХА администрация академии от угроз в адрес Жебрака с одобрения С.В. Кафтанова и министра сельского хозяйства И.А. Бенедиктова перешла к решительным действиям.

В июне 1948 г., во время пребывания Жебрака в отпуске, по приказу директора Академии В.С. Немчинова он был переведён на половинную ставку оплаты труда, якобы за отсутствием учебной нагрузки, что явилось по существу началом ликвидации кафедры генетики в Академии. В июле из Минсельхоза СССР пришло уведомление о прекращении финансирования опорного пункта отдалённой гибридизации пшениц, руководимого Жебраком с 1 октября, «поскольку работы опорного пункта не удовлетворяют требованиям Министерства сельского хозяйства». Этими акциями Жебраку были созданы крайне тяжёлые условия для работы. И в довершение всего 31 июля в Москве открылась августовская сессия ВАСХНИЛ, завершившая разгром отечественной генетики.

Августовская сессия ВАСХНИЛ как завершающая точка

О сессии ВАСХНИЛ 1948 года всем стало известно из газет. В газете «Правда» 4 августа был напечатан доклад Лысенко (Лысенко, 1948). «Формальную» генетику защищали только восемь генетиков (Сойфер, 2002, с. 630—716). Под конец сессии Лысенко объявил, что его доклад был одобрен ЦК партии. У оппонентов Лысенко руки

27 Архив парткома сельхозакадемии им. Тимирязева.

были связаны ещё и тем, что они были членами партии, принцип «демократического централизма» предполагал, что решение ЦК обязательно для всех членов партии. После этого сообщения несколько человек выступили с отказами от своих прежних убеждений и выказали готовность работать в русле нового направления (П.М. Жуковский, И.М. Поляков, С.И. Алиханян). К этому же принудили и А.Р. Жебрака (обещанием за ним сохранить кафедру), которому пришлось после сессии послать «покаянное» письмо в газету «Правда». Он написал: «Я как член партии не считаю для себя возможным оставаться на тех позициях, которые признаны ошибочными Центральным Комитетом нашей партии». Но это не помогло. Его участь была решена раньше, 9 августа, на заседании Оргбюро ЦК под председательством Г.М. Маленкова. Судьба всех отрекшихся от генетики была одинакова: их всё равно сняли с работы.

Место Жебрака на кафедре занял Т.Д. Лысенко, въехавший в Академию под звуки оркестра. А на парткоме Тимирязевки опять разбирали дело Жебрака. Здесь демонстрировались доказательства вины Антона Романовича и приводились выдержки из протокола того самого заседания Президиума АН БССР от 17 октября 1947 г. Протокол передал следующий (сменивший его Н.И. Гращенков) президент АН БССР, где сообщалось, что «Жебрак и теперь (т.е. 17.10.47, а не в 1948 г. — М.С.) не признает в отношении Лысенко допущенной им ошибки, он говорит, что учение Лысенко неправильное и что Лысенко через несколько лет будет пустым местом в науке, а что будет развиваться то учение, которому он, Жебрак, служит. Теории его, Жебрака, и Лысенко всегда останутся на разных полюсах».

В Белоруссии 31 августа были исключены из тематических планов две темы, руководимые А.Р. Жебраком как антинаучные (Академик А.Р. Жебрак, 2007, с. 248). По приказу Академии наук Белорусской СССР от 1 сентября 1948 г. написано: «Отчислить с 15 августа от работы [задним числом!] старшего научного сотрудника, действительного члена АН БССР, профессора Жебрака <...>, который <...> исходит из порочных теоретических менделевско-моргановских установок» (Академик А.Р. Жебрак, 2007, с. 248).

Лабораторию его закрыли и всех сотрудников уволили. Отсел ектированный Жебраком во время войны семенной материал (3 тонны) лучших местных сортов пшеницы, привезённый им из Москвы, по распоряжению нового президента АН БССР Н.И. Гращенкова, вместо высева в колхозах, перемололи и раздали на пропитание (в связи со страшным неурожаем 1947 г.) лаборантам, т.к. научные сотрудники, узнав о происхождении этой муки, по этическим соображениям, употреблять её отказались.

Сессия ВАСХНИЛ определила разгром научных биологических кадров. Результаты «чистки» кадров были изложены в письме министра С.В. Кафтанова в ЦК ВКП(б) в декабре 1948 г.:

В соответствии с приказом № 1259 произведена проверка профессорско-преподавательского состава. По Министерству просвещения РСФСР всего освобождено от работы 41 человек, из них деканов — 7, зав. кафедрами — 12, проф. — 9, доцентов — 8, преподавателей — 5.

По УССР отчислено — 4 человека, по БССР — 2, по Таджикской ССР и Казахской ССР — по 2, по Узбекской — 1, по Эстонской — 3 и Литовской — 2.

Затронула сессия ВАСХНИЛ также учреждения Академии медицинских наук и педагогических наук и даже школьных учителей. Без работы остались наиболее квалифицированные кадры генетиков.

А.Р. Жебрака на работу в свой институт (Московский лесотехнический) устроил

В.Н. Сукачев. Но поездки туда на поезде были затруднительными. Проработал там Жебрак до июня 1949 г. С ноября 1949 г. он стал работать в Фармацевтическом институте — читал курс ботаники и позднее издал учебник ботаники для фарминститутов (Жебрак, 1959), но он стремился к продолжению своих работ. Его полиплоиды должны воспроизводиться каждый год, селекционный процесс не может быть остановлен. А для этого нужны экспериментальные поля.

В феврале 1952 г. он обращается в ЦК к Г.М. Маленкову и П.К. Пономаренко:

Я должен Вас заверить, что у меня нет никаких сугубо личных стремлений: как профессор и заведующий кафедрой ботаники я вполне удовлетворен своим положением, но я не могу согласиться как ученый-большевик с выключением меня из борьбы за подъем урожайности наших полей. Все это я сообщаю для того, чтобы Вы, если найдете это возможным, оказали необходимую поддержку в расширении моих работ по селекции культурных растений и в более широком производственном испытании уже выведенных мною сортов пшеницы, гречихи и проса28.

Ответа не было. В 1950-х гг. Жебрак активно участвует в дискуссии, развёрнутой «Ботаническим журналом» против Лысенко. Он публикует в этом журнале статью «Природа прививок у высших растений» (Жебрак, 1956а, с. 358—369) и доказывает на большом экспериментальном материале невозможность получения вегетативных гибридов при прививках растений. В кратком виде этот материал излагается и в Докладах АН СССР (Жебрак, 1956б).

Он участвовал в подготовке и проведении Московской генетической школы, состоявшейся в 1958 г., которая началась его лекцией о законах Менделя. Ведь с 1948 г. молодежь изучала только «мичуринскую» генетику. Замечательным событием в середине 1950-х гг. была организация 1-го Всесоюзного совещания по полиплоидии, в проведении которого А.Р. Жебрак также активно участвовал.

Однако Жебрака тяготила невозможность работы с полиплоидами. Ещё в 1952 г. он обращался непосредственно к Н.С. Хрущёву, сначала через С.С. Морсина, зам. председателя Московского облисполкома, и просил помочь с возможностью проведения селекционных работ с его полиплоидными гибридами. Он писал: «Тов. Морсин передал мне Ваши слова: "Передайте тов. Жебраку пусть подождет до лучших времен, а когда такие времена наступят, то мы ему поможем"». С той же просьбой много позднее Жебрак (в 1960 г.) обращается опять к Н.С. Хрущёву: «Прошло несколько лет, и лучшие времена уже давно наступили. ... Я хотел бы, чтобы мне было оказано содействие для более быстрого внедрения их [полиплоидных сортов пшеницы и гречихи] в производство»29. В этот раз он подарил Хрущёву его учебник ботаники «в доказательство трудолюбия». Но все эти просьбы не приводили к существенным результатам.

Правда, в Белоруссии дела как-то продвинулись, и в 1957 г. началась организация небольшой (всего 5 человек) лаборатории полиплоидии, но базы для селекционного процесса не было. «Но со временем всё образуется», — думает Антон Романович.

28 Из личного архива А.Р. Жебрака.

29 Там же.

Последние попытки исправить положение в генетике

После 1955 года А.Р. Жебрак, уже подписав «письмо трёхсот», опять тревожит ЦК КПСС своим письмом и просит «Центральный комитет КПСС в специальном заседании Секретариата или Президиума рассмотреть вопрос о положении нашей науки.» — многострадальной генетики. К сожалению, в личном архиве А.Р. это письмо сохранилось не полностью, а лишь с третьей страницы.

А.Р. Жебрак в этом письме пытался высказать своё мнение о вероятной причине, способствующей созданию нетерпимой ситуации в генетике: это борьба группировок в ЦК за власть — и убедить, что такое положение следует изменить.

Вот это письмо А.Р. Жебрака в ЦК ВКП(б)30:

- 3 -

[Генетика] .представлена рядом важнейших экспериментальных направлений.

Заняв должность руководителя крупного научного учреждения (Одесский институт селекции), не владея данными науки и потому встретившись с большими трудностями, Лысенко встал на путь научного авантюризма и объявил фактический материал несуществующим, а главные научные методы и теории — буржуазной лженаукой.

Авантюризм Лысенко привел его к тому, что он стал систематически дезинформировать советскую общественность о роли и значении экспериментальной генетики. Приведу некоторые примеры.

В постановлениях многих Пленумов ЦК КПСС указывается на необходимость использования в практике методов посевов кукурузы гибридными семенами.

Метод разведения кукурузы гибридными семенами разработан экспериментальной генетикой и целиком покоится на генетических принципах. У нас этот метод разрабатывал и активно пропагандировал Н.И. Вавилов раньше, чем начала использовать зарубежная наука в широких масштабах. Лысенко же самым решительным образом опорочивал основные методы генетики и, в частности инцухт-метод у кукурузы, и срывал у нас работы по внедрению этого метода в практику в течение 15-18 лет.

Возникает вопрос, каким же образом Лысенко добился поддержки И.В. Сталина в своих явно обскурантских нападках на генетические методы и своих теоретических противников. По этому вопросу я хочу сообщить Центральному Комитету такие факты, которые, вероятно, мало кому известны.

Заслуженным и авторитетным лидером научного направления советской генетики до своего ареста в 1940 году был академик Н.И. Вавилов. Это — учёный мирового масштаба, огромной эрудиции и выдающихся организаторских способностей. На пост «неограниченных возможностей» (как сказано в одном иностранном некрологе), т.е. директора Института прикладной ботаники и новых культур, а также директора Института опытной агрономии он был назначен В.И. Лениным в 1921 г. За короткий срок он создал сеть опытных учреждений, собрал мировую коллекцию всех сельскохозяйственных культур и объединил огромный коллектив исследователей. В январе 1929 года состоялся Первый Всесоюзный съезд по генетике, селекции и племенному животноводству. Съезд собрал свыше 2000 участников. Труды съезда вышли в количестве 6-ти больших томов. Председателем съезда был Н.И. Вавилов. От имени Советского Правительства и Коммунистической партии съезд лично приветствовал С.М. Киров. Проводил съезд и руководил фракцией коммунистов Н.П. Горбунов, бывший в то время Управляющим делами СНК.

На одном из заседаний фракции Н.П. Горбунов поставил перед членами фракции задачу

30 Из личного архива А.Р. Жебрака.

- 4 -

провести агитацию, чтобы съезд послал приветственную телеграмму т. Сталину. Такую агитацию мы провели в секциях, в которых мы работали. Но основные руководители съезда высказались в том плане, что съезд является научным и неудобно посылать такую телеграмму Генеральному Секретарю партии, а лучше послать Правительству и Партии. И такая телеграмма была оглашена на пленарном заседании и одобрена участниками.

Текст телеграммы такой:

«Первый Всесоюзный Съезд работников по генетике, селекции, семеноводству и племенному животноводству, собравшийся в числе 2000 человек от всего Союза, приветствует Правительство Союза Советских Социалистических Республик и Центральный Комитет Коммунистической партии как руководителей строительства хозяйственной жизни страны на основе социализма и науки.

Съезд с особым удовлетворением отмечает широкую инициативу Правительства и Партии в деле поднятия урожайности сельского хозяйства в нашем Союзе, что является основной предпосылкой для обеспечения быстрого темпа индустриализации страны в деле введения на поля Союза селекционных семян и в развитии научно-исследовательской работы в области сельского хозяйства. Съезд выражает твердую уверенность, что его дружная коллективная работа послужит основой дальнейшего прогресса сельскохозяйственной науки и практики на дело строительства социализма в нашем Союзе.

По постановлению Съезда Председатель Вавилов».

Анализируя изложенные факты после 20-го съезда нашей партии и в свете выступления т. Н.С. Хрущова на закрытом заседании съезда, я пришел к выводу, что причиной отрицательного отношения к генетике со стороны т. Сталина, причиной трагедии нашей науки и причиной личной трагедии для Н.И. Вавилова и ряда других ученых генетиков нашей страны явился отказ от посылки телеграммы на имя т. Сталина. В самом деле, современная генетика является самой материалистической наукой и приписывать ей какой-то идеализм — это полнейший абсурд.

Генетика в Западной Европе начала усиленно развиваться после 1900 года, т.е. когда

В.И. Ленин вел борьбу с ревизионизмом и идеализмом в физике. В.И. Ленин, безусловно, знал ведущие работы в области генетики и ни в одном из своих произведений, в том числе и в «Материализме и эмпириокритицизме» даже намеком не обмолвился об идеализме менделизма-морганизма.

Приписывать Вавилову и другим генетикам «антимичуринизм» также нелепо. Н.И. Вавилов был лично в дружеских отношениях с И.В. Мичуриным.

Съезд по генетике всем своим составом также послал приветственную телеграмму И.В. Мичурину. Текст телеграммы Мичурину был напечатан рядом с текстом телеграммы Правительству и Партии.

- 5 -

При жизни Мичурина ни о какой мичуринской науке и речи не было. А если бы кто-либо и поднял такой вопрос при жизни И.В. Мичурина, то, вероятно, Мичурин сам протестовал бы против подобной профанации науки. Современная наука развивается усилиями ученых многих поколений и многих стран, и она не может быть приписана одному лицу.

Широкие дискуссии по проблемам генетики имели место в 1936 и 1939 годах. Однако после этих дискуссий оба направления продолжали работать. Разгром и ликвидация научной генетики в нашей стране произошла в 1948 году. Дискуссия 1948 года на так называемой Сессии ВАСХНИЛ не была научной дискуссией, это была расправа с учеными, которые не признавали навязанного Сталиным руководства нашей наукой со стороны Лысенко. Кроме этого, эта дискуссия была ловко задуманной Маленковым и Берия интригой против А.А. Жданова. Приведу известные мне факты.

В течение ряда лет до начала 1946 года вторым секретарем ЦК КПСС (после И.В. Сталина) был Маленков. В начале 1946 года комиссия под председательством А.А. Жданова обследовала работу аппарата ЦК и нашла ряд упущений, о которых было доложено т. Сталину. После этого Маленков был освобожден и на его место назначен А.А. Жданов. В этот период о Маленкове в аппарате ЦК говорили только шепотом. Это мне хорошо известно, так как я сам в этот период работал в аппарате ЦК КПСС в качестве зав. отделом управления пропаганды. Некоторое время Маленков был в неизвестности. А затем пошли слухи, что Маленков был у т. Сталина, расплакался и просил о помиловании. После этого визита Сталин взял Маленкова своим заместителем по Совету Министров. Так как боялся сговора между членами Политбюро, то конфликтные отношения между А.А. Ждановым и Маленковым ему были кстати.

Конфликт между Ждановым и Маленковым меня занимает постольку, поскольку он оказался роковым для судьбы генетики в нашей стране. Дальнейшие события развивались в таком направлении. Многие ученые группами и в одиночку стали писать письма в ЦК КПСС о ненормальном положении в нашей сельскохозяйственной и биологической науке. Материалы эти концентрировались у т. Жданова, который поручил отделу науки проверить. Зав отделом науки в то время (1947-1948) был сын А.А. Жданова Юрий, который вызывал лично многих ученых и уточнял многие сведения.

К началу 1948 г. выявился полнейший провал всех, так называемых, новаторских предложений Лысенко и его явно неудовлетворительное руководство ВАСХНИЛ. На Оргбюро ЦК заслушивался доклад Лысенко и содоклад Комиссии под председательством т. Боркова (Члена ЦК того состава). На этом заседании выяснилось явно конфликтные отношения между т. Ждановым и Лысенко.

- 6 -

В это, примерно, время при ЦК проходили семинарские занятия лекторов обкомов КПСС. Так как положение в нашей биологической науке освещалось в нашей печати с различных точек зрения, то лектора пожелали на эту тему заслушать доклад отдела науки ЦК. Юрий Жданов такой доклад прочитал при переполненной аудитории Политехнического музея. В этом докладе он дал резкую критику и некоторым нашим философам (Митину, Александрову и др.), которые, не разобравшись в сущности вопроса, вмешиваются в научные споры. Юрий Жданов закончил свое выступление, примерно, такой фразой: «Когда я читаю выступление А.А. Жданова об опере Мурадели, что не всякое кривляние и вихляние есть новаторство, то я хочу сказать: слушай, слушай Лысенко, это тебя касается».

В это время Лысенко и Митин сидели в кабинете Митина в здании Политехнического музея и слушали речь Юрия Жданова, направленную против них.

Юрий Жданов допустил еще и другую ошибку — он без ведома ЦК разослал стенограмму своего выступления перед лекторами по обкомам партии и направил для опубликования в журнал «Вопросы философии».

Лысенко и Митин, естественно, обеспокоились и приняли соответствующие меры, используя ошибочные действия Юрия Жданова. Через Берия и Маленкова они передали письмо т. Сталину, в котором, вероятно, и изобразили дело таким образом, что Лысенко является новатором и выдвиженцем т. Сталина, а т. А.А. Жданов устами своего сына его разоблачает. Берия и Маленков, будучи в конфликтных отношениях с т. А.А. Ждановым, использовали ошибки Юрия Жданова в своих интриганских целях и вызвали гневную реакцию т. Сталина и добились того, что Маленков был возвращен в 1948 г. на пост секретаря ЦК, а т. Жданов уехал в отпуск и уже не вернулся на работу. В конце августа 1948 г. т. Жданов умер.

Сессия ВАСХНИЛ была организована Маленковым и Шепиловым. Маленков был в то время Секретарем ЦК, а Шепилов — зав. управлением пропаганды. Непосредственно руководил сессией Шепилов.

Вся шумиха на Сессии ВАСХНИЛ и на сессиях всех республиканских академий о якобы идеалистических ошибках советских генетиков преследовали задачу дискредитации т. Жда-

нова, которого Маленков и Берия представляли покровителем этой группы генетиков. Если бы т. Жданов не умер, то он, безусловно, был бы устранен из жизни другими методами.

Такой вывод можно сделать на основании того, как поступили Берия и Маленков с Вознесенским, Кузнецовым, Родионовым и многими деятелями Ленинградской организации, идейным руководителем которой считался т. Жданов.

Разгром генетики в нашей стране в 1948 г. есть результат политической интриги Берия, Маленкова. Шепилова и др. против А.А. Жданова.

После смерти Сталина положение в нашей науке улучшилось, однако полного восстановления научных учреждений, разгромленных в 1938 г., не произошло по вине Шепилова и Маленкова и их соучастников. Приведу примеры.

- 7 -

В 1955 г. 296 ученых нашей страны, в числе которых были ведущие академики АН СССР и союзных республик, обратились с просьбой в Президиум ЦК КПСС изменить коренным образом положение нашей биологической науки. К сожалению, это письмо не было должным образом рассмотрено. Имеются косвенные сведения, что Шепилов, Митин и др. лица, причастные к политической интриге 1948 г. неверно информировали руководство ЦК КПСС.

Поскольку партия разоблачила Маленкова и Шепилова как фракционеров и интриганов, то совершенно необходимо исправить последствия их вредной деятельности, а таким последствием является Сессия ВАСХНИЛ 1948 года.

Деятельность Лысенко и разгром научной генетики в 1948 году нанесли огромный урон престижу советской науки. Дело в том, что в августе 1948 г. именем ЦК КПСС были объявлены «реакционными» и «идеалистическими» элементарнейшие, легко доказуемые законы природы, не менее фундаментальные, чем вращение Земли вокруг Солнца и своей оси. Ученые многих стран в своих печатных выступлениях называют Лысенко шарлатаном. Приведу высказывания индийского профессора Магешвари, являющегося главным Ученым секретарем Академии наук Индии. Свою большую статью «Карьера и падение Лысенко» он заканчивает таким абзацем:

«Хотя мы и резко критикуем Лысенко, неправильно думать, что эта статья означает целостное осуждение русской науки. Русские сделали и делают самые крупные вклады в науку во многих областях. В самом деле, после революции 1917 года русская наука сделала могучие шаги, и ученые многих стран могут позавидовать средствам, предоставляемым ученым в России, и тому уважению, с которым к ним относится государство. Наши замечания относятся к той части науки, которая подпала под влияние Лысенко. Это она дегенерировала в шарлатанство и возбудила негодование во всем мире».

Реакционные же ученые, разоблачая авантюризм Лысенко, одновременно охаивают наш советский строй, при котором явный шарлатан и авантюрист может занять высокое положение в науке и потирают руки от того, что наша страна терпит урон от деятельности Лысенко.

Так, в американском журнале [название журнала, название статьи и её авторы не вписаны в оставленное в рукописи место] один из авторов пишет:«Поскольку лысенкоизм сохраняется в России, то экономический и военный потенциал в СССР будет уменьшаться в силу разрушительного влияния лысенкоизма на сельское хозяйство».

Некоторые же околонаучные органы печати используют Лысенко для обострения холодной войны и стараются провокаторскими методами эффективно поддержать Лысенко у нас и разоблачать его в глазах зарубежных читателей.

- 8 -

Такую роль выполнила книга двух английских авторов Гудзона и Риченса, которые в 1946 году выпустили книгу «Новая генетика в Советском Союзе». В Англии не принято печатать резюме на русском языке, но эта книга вышла с резюме на русском, немецком и французском языках. Резюме на русском языке было напечатано, вероятно, для того, чтобы его можно было показать Сталину. В одном из абзацев этой книги сказано, что теории Лысенко

спаяны с диалектическим материализмом. Этот абзац в глазах Сталина поддерживает Лысенко больше, чем 100 томов разоблачений его. А дальше они пишут, что он обскурант и мракобес. Этой фразой они разоблачают Лысенко в глазах зарубежных читателей и охаивают диалектический материализм, который может быть спаян с явным обскурантизмом.

Я мог бы привести большое количество ссылок и на другие работы иностранных авторов. Я прошу Центральный Комитет КПСС в специальном заседании Секретариата или Президиума рассмотреть вопрос о положении нашей генетической науки с вызовом на это заседание спе-циалистов-генетиков членов КПСС и принять соответствующее решение, которое бы коренным образом изменило положение генетической науки в нашей стране в лучшую сторону.

Член КПСС с 1918 года

(А.Р. Жебрак)

(Академик АН БССР, профессор, доктор биологических наук)

Октябрь 1959 года

Просьба Жебрака, направленная в Центральный комитет, вероятно, затерялась в каких-то высоких кабинетах. Ответа он не получил. Не было и слухов о назначении заседания Секретариата или Президиума по вопросам генетики. Документы по этому вопросу в архиве РГАСПИ не найдены.

Последние усилия

Всё же работа «ботаником» в Фармацевтическом институте угнетала Жебрака, хотя он старался и в этом курсе приобщать студентов к генетике. В 1957 г. был объявлен конкурс на замещение должности заведующего кафедрой генетики в МГУ. А. Р. Жебрак подал документы и почти единогласно был избран учёным советом биолого-почвенного факультета на эту должность. Но этого не допустил В.Н. Столетов, к тому времени уже ставший Министром высшего образования СССР — тот самый, который был организатором Сессии ВАСХНИЛ 1948 г., который был связующим звеном между ВАСХНИЛ и ЦК (Маленковым), кто занял место ректора Тимирязевки после Немчинова и кто, став ректором, издал приказ об увольнении профессора Жебрака из Тимирязевки. Допустить появления Жебрака в МГУ этот человек не мог! Постфактум конкурс был отменён, а через год Столетов сам стал заведовать кафедрой генетики МГУ, но лекций он не читал. Ко всеобщему удивлению, В.Н. Столетов быстро «перестроился» и изменил свои взгляды. Он подружился с М.Е. Лобашовым, который был уже заведующим кафедрой генетики ЛГУ. В.Н. Столетов, после выхода учебника Лобашова «Генетика: курс лекций» в издательстве ЛГУ в 1963 г., даже помогал ему с выпуском следующего издания.

Детищем Антона Романовича была кафедра в Тимирязевке, и он мечтал туда вернуться. В 1965 г. готовился конкурс на заведование кафедрой генетики. Но Тимирязевка и, конечно, кафедра сильно изменились за эти годы (как говорили тогда острословы, «облысела»). Антон Романович долго обдумывал возможности возвращения на свою кафедру. Решил поговорить в ЦК. Там у него остались ещё знакомые, с которыми он учился в ИКП. Жебрак понимал, что при засилии лысенковцев в Тимирязевке ему не удастся туда вернуться при свободном конкурсе. А раз его незаконно прежде сняли с должности, то нельзя ли сначала, до конкурса, его назначить исполняющим обязанностями заведующего кафедрой, а потом уж провести конкурс. (Очевидно, он хотел сказать: «Вы меня снимали — вы меня и восстановите»). В ЦК он разговаривал

с Л.Ф. Ильичёвым. Но поскольку только что произошло смещение Н.С. Хрущёва, партия вспомнила о демократии. Ильичёв якобы ответил ему: «ЦК пришло к выводу, что везде должно быть замещение вакансий в результате свободных выборов». Поддержки не получилось, разговор был тяжёлым. Заболело сердце. Он пришёл домой и молча лёг в постель. Измученное сердце не выдержало такой нагрузки. Врачи не распознали очередного инфаркта. Умер Антон Романович 20 мая 1965 г.

Круг жизни замкнулся. Светлейший и честнейший человек, Антон Романович Жебрак, жрец чести, борец за генетику, великий, по выражению Э.С. Шноля, как Джордано Бруно и Коперник, был истерзан до конца системой. Пропали его устойчивые к болезням и вредителям амфидиплоидные пшеницы, пропала тетраплоидая гречиха (Жебрак, Деменок, 1964) и просо.

«Гаснут вулканы» — такое название своей книге, посвящённой жизни Антона Романовича Жебрака, дал писатель Игнат Дубровский (1997). Поражает глубина проникновения писателя в историю жизни героя и цельность изображения образа учёного, написанного чрезвычайно честно и необычайно сердечно. К сожалению, эта книга издана только на белорусском языке и не доступна российскому читателю, а жаль...

Нам бы хотелось, чтобы фамилия «Жебрак» осталась на слуху не как фамилия нарицательная, которую склоняли и поносили в середине прошлого века, а в памяти поколений сохранилась бы его беззаветная и самоотверженная борьба за утверждение научной истины, за честь и достоинство учёного.

Литература

Академик А.Р. Жебрак: Документы и материалы. Минск: Белорусская наука, 2007. 337 с. Вышинский П. Советский патриотизм и его великая сила // Большевик. 1947. № 18. С. 26—58. Дубинин Н.П. Генетика — страницы истории. Кишинев, 1988.

Дубровский И. Гаснут вулканы. Минск: Майстацкая литература, 1997. 319 с.

Есаков В., Иванова С., Левина Е. Из истории борьбы с лысенковщиной // Известия ЦК КПСС. 1991. № 4. С. 125-141; № 6. С. 157-173.

ЕсаковВ.Д., Левина Е.С. Сталинские суды чести: «Дело КР». М.: Наука, 2005. 423 с.

Жданов Ю.А. Во мгле противоречий // Вопросы философии. 1993. № 7. С. 65-82.

Жебрак Антон Романович // Большая Российская энциклопедия. М., 2007. Т. 9. С. 745. Жебрак А.Р. Синтез новых видов пшениц. М.: Селхозгиз, 1944. 185 с.

Жебрак А.Р. Полиплоидные виды пшениц. М.: Изд-во АН СССР, 1957. 124 с.

Жебрак А.Р. Природа прививок у высших растений // Ботанический журнал. 1956а. Т. 41. № 3. С. 358-369.

Жебрак А.Р. Влияние прививки на развитие наследственных признаков у гороха // Доклады АН СССР. 1956. Т. 106. № 6. С. 1099-1101.

Жебрак А.Р. Письмо в редакцию // Правда. 1948. 15 авг. № 228 (10 969). С. 3.

Жебрак А.Р. Курс ботаники. М.: Сов. медицина, 1959. 520 с.

Жебрак А.Р., Деменок А.М. Незаконной гречихе шагать в поле // Комсомольская правда. 1964. 25 дек. № 302 (12154). С. 2.

Жебрак Э.А., Солнцева М.П. Судилище. Материалы и воспоминания о подготовке «суда чести» над академиком А.Р. Жебраком (1947) // Историко-биологические исследования. 2012. Т. 5. № 4. С. 77-99.

Кафтанов С.В. Важное средство идейного воспитания научных кадров // Партийная жизнь. 1948а. № 1. С. 15-19.

Кафтанов С.В. Высоко нести знамя советской культуры // Московский большевик. 19486. № 67. С. 2.

Лаптев И.Д. Антипатриотические поступки под флагом научной критики // Правда. 1947.

2 сент. № 207 (4773). С. 2.

Лысенко Т.Д. Доклад о положении в биологической науке // Правда. 1948. 4 авг. № 217 (10 958).

С. 2-3.

Постановление «О журналах “Звезда” и “Ленинград”» // Правда. 1946. 21 авг. № 198 (10 280).

С. 1.

Презент И. Дарвинистко-мичуринская биология и зарубежный морганизм // Агробиология. 1946. С. 49-69.

Презент И. Борьба идеологий в биологической науке // Ленинградская правда. 1947.

6 марта. № 54 (9700). С. 2.

Савченко В.К. Антон Романович Жебрак // Выдающиеся советские генетики / под ред. Д.К. Беляева и В.И. Иванова. М.: Наука, 1980. С. 138-147.

Симонов К.М. Глазами человека моего поколения. М.: Книга, 1990. 430 с.

Сойфер В.Н. Власть и наука. Разгром коммунистами генетики в СССР. М.: ЧеРо, 2002, 1020 с. Сонин А.С. Дело Жебрака и Дубинина // Вопросы истории естествознания и техники. 2000. № 1. С. 34-58.

Сурков А., Твардовский А., Фиш Г. На суд общественности // Литературная газета. 1947. 30 авг. № 36 (2351). С. 1.

Хотылева Л.В. Академик Антон Романович Жебрак: к 70-летию со дня рождения // Полиплоидия и селекция. Минск: Наука и техника, 1972. С. 3-9.

Шноль С.Э. Герои, злодеи, конформисты российской науки. М.: Крон-Пресс, 2002. 874 с. Dubunin N.P. Work of Soviet Biologists: Theoretical Genetics // Science. 1947. Januar, 31. Vol. 105. № 2718. P. 109-112.

Dunn L.C. Science in the U.S.S.R. Soviet Biology // Science. 1944. Januar, 28. Vol. 99. № 2561. P. 65-67.

Dunn L.C. Scientific interchange between the United States and Soviet Russia // Science. 1945. February, 23. Vol. 101. № 2617. P. 200-201.

Sax K. Soviet Biology // Science. 1944. April, 14. Vol. 99. № 2572. P. 298-299.

Sax K. Soviet Biology // Science. 1945, December 21. Vol. 102. № 2672. P. 298-299.

ZhebrakА.Я Soviet Biology // Science. 1945. Ortober, 5. Vol. 102. № 2649. P. 357-358.

The Punishment and Its Consequences. A materials of the "Court of Honor" of the Anton R. Zhebrak (1947)

Eduard A. Zhebrak , Margarita P. Solntseva Nuernberg, Germany; m.solntseva@helpedv.de

This article is a continuation of ones published earlier by the same authors in the Studies in History of Biology journal. In the previous article we discussed the beginning of the story connected to the polemics in the journal Science (Dunn, 1944, 1945; Sax, 1944, 1945; Zhebrak, 1945). Although when publishing his article Zhebrak gained the permission of the authorities, a few years later when the process against the “bowing and scraping before the West” he was accused of that publication and brought to so called “Court of Honor”. This article discusses the details of that particular process.

Keywords: A.R. Zhebrak, history of genetic, Lysenkoizm, punishment, Court of Honor.