CC BY
0
НАЦИОНАЛЬНАЯ БЕЗОПАСНОСТЬ РОССИИ NATIONAL SECURITY OF RUSSIA
5.5.4 Международные отношения,
глобальные и региональные исследования
(политические науки)
International Relations, Global and Regional Studies
5.1.5 Международно-правовые науки
(юридические науки)
International Law
DOI: 10.33693/2223-0092-2024-14-4-131-137 УДК: 327.8 ГРНТИ: 11.25; 10.87 EDN: PQEWUR
Особенности ведения информационных войн в XXI веке
М.Р. Загайнов ©
Финансовый университет при Правительстве Российской Федерации, г. Москва, Российская Федерация
E-mail: [email protected]
Аннотация. Трансформация мирового порядка привела к достаточно серьезному изменению к подходам к вопросам войны и мира в XXI в. Развитие конкуренции между государствами приводит к поискам новых инструментов для реализации политики и своих целей на мировой арене. Информационные войны представляют собой использование информации и связанных с ней технологий для получения преимущества над противником и с каждым годом получают все большее распространение в мире, что несомненно говорит об актуальности темы. В этой связи автор исследования поставил цель выявить основные особенности ведения информационных войн в XXI в. Новые типы угроз и современные вызовы человечеству, такие как кибервойна, глобальный терроризм, гибридные конфликты, прокси-войны, экологические конфликты и повстанческие движения тесно взаимосвязаны с информационными войнами. Вопросы ведения войн уже давно выходят за рамки простых технологических инноваций, и являются скорее даже переосмыслением способов взаимодействия между вовлеченными субъектами. Скачок информационных технологий приводит к видоизменению средств, которыми обладают и используют те, кто ведет информационные войны. Все это несомненно говорит о важности и критическом осмыслении последствий этих новых способов ведения информационных войн, особенно в отношении их способности искажать глобальную и политическую динамику развития международных отношений.
Ключевые слова: информационная война, кибервойна, глобальный терроризм, гибридные конфликты, прокси-войны, экологические конфликты, повстанческие движения
DOI: 10.33693/2223-0092-2024-14-4-131-137
Features of Conducting Information Wars in the XXI Century
M.R. Zagaynov ©
Financial University under the Government of the Russian Federation, Moscow, Russian Federation
E-mail: [email protected]
Abstract. The transformation of the world order has led to a rather serious change in the issues of war and peace in the XXI century. The development of competition between states leads to the search for new tools for implementing policies and their goals on the world stage. Information wars are the use of information and related technologies to gain an advantage over the enemy and are becoming more widespread in the world every year, which undoubtedly indicates the relevance of the topic. In this regard, the author of the study set a goal to identify the main features of waging information wars in the XXI century. New threats and challenges, such as cyber warfare, global terrorism, hybrid conflicts, proxy wars, environmental conflicts and insurgent movements are closely interconnected with information wars. Questions of warfare have long gone beyond simple technological innovations and are rather a rethinking of the ways in which the actors involved interact. The leap in information technology leads to a modification of the means that information wars have. All this undoubtedly speaks to the importance of critically understanding the consequences of these new ways of conducting information wars, especially with regard to their ability to distort the global and political dynamics of the development of international relations.
Key words: information war, cyber war, global terrorism, hybrid conflicts, proxy wars, environmental conflicts, insurgent movements
ВВЕДЕНИЕ
XXI в. ознаменовался целым рядом потрясений, которые преобразовали мировой порядок. Изменения политической карты мира, эпоха СОУГО-19, современные конфликты привели к поиску новых форм для проведения политики как мирным, так и военным способом. Все эти изменения общественных, экономических, политических и технологических процессов влияют на использование и разработки эффективных методов борьбы, как и в мирное время, так и период конфликтов и в низкотехнологичных, и в высокотехнологичных формах. Быстрое развитие информационных технологий (ИТ) за последние годы привело к обсуждению широкого их применения в вопросах войны и мира. На первое место выходит информация, а также умение и возможность ее подать. Такое видение войны еще в прошлом веке было названо информационной войной (ИВ). Конечно, в целом информационные войны -это обобщающий термин для многогранных, междисциплинарных стратегий, которые сочетают физические действия и виртуальные события. Таким образом, цели и задачи достигаются и поддерживаются, не давая противникам делать то же самое. Информационные войны применяется не только к защите национальных интересов, но также охватывает маркетинг, связи с общественностью, дипломатию, политику, контрразведку, ИТ, а также внешнюю и внутреннюю политику [15]. Все это затрудняет дать четкое определение информацион-
ных войн, поскольку существует достаточно большое разнообразие. Российский исследователь В.И. Само-хвалова отмечает, что «говоря о многообразии форм информационной войны, можно выделить несколько ее разновидностей. Так, ряд специалистов (к их числу относится большинство отечественных исследователей) говорит об информационно-психологической войне, другие считают более правомерным называть подобную войну психолого-политической, а также просто информационной. При этом сама информация становится действительно информацией, а не информационным шумом, только если она воспринята и так или иначе осознана (понята, проинтерпретирована). Следовательно, информация должна быть подана так, чтобы привлечь внимание, зацепить эмоции, заинтересовать» [7]. Действительно, российские ученые отмечают, что: «термин «информационно-психологическая война» был заимствован в русский язык из словаря военных кругов США. Перевод этого термина (information and psychological warfare) с английского языка может звучать и как «информационное противоборство», и как «информационная, психологическая война», в зависимости от контекста конкретного официального документа или научной публикации» [8]. Эта терминология широко применяется в российской науке. Но поскольку данное исследование сосредоточено на анализе современного состояния и особенностей информационной войны, то за основу возьмем следующий научный подход, согласно которому это
война XXI в., ведущаяся с использованием электронных и информационных систем и включающая действия по достижению информационного превосходства путем воздействия на информацию и информационные системы противника, одновременно защищая союзников и стратегически используя имеющуюся информацию [16]. Также будем использовать термин именно «информационная война».
КОНЦЕПЦИЯ ИНФОРМАЦИОННОЙ ВОЙНЫ В XXI ВЕКЕ
Несмотря на размытость подходов, в XXI в. складывается уже четкое концептуальное представление, что ведение информационной войны направлено на управление электронными и информационными системами. С учетом новых технологий идет постоянное и динамичное использование информации как ресурса ведения войны. Вполне очевидно, что это накладывает отпечаток на саму концепцию ведения подобной войны.
Информационное пространство с течением времени все больше отражает политическую систему мира. Хотя на сегодняшний день распространение и использование информации отражает существующую экономико-политическую иерархию, выделение новых лидеров или утрата положения прежними в информационной сфере может привести к изменению глобального или регионального баланса сил. На сегодняшний день важнейшими субъектами, обладающими наибольшим потенциалом в данной области, являются США, Китай, Россия и европейские страны (а именно Германия, Франция и Великобритания) [13]. Ключевыми стали новые национальные интересы и потребности: развитие информационной и технологической инфраструктуры, информационная безопасность, широкомасштабное представительство во всех важнейших процессах в информационной сфере прочно вошли в список государственных приоритетов, наделив понятие национального интереса дополнительным содержанием, в связи с оказываемым всеобщей информатизацией влиянием на международное положение и будущее каждой страны. Отсюда очень остро стоит вопрос информационных войн. Российские исследователи Д.Н. Беспалов и М.А. Казаков в качестве важнейших угроз выделяют «разработку и использование средств несанкционированного вмешательства в работу и неправомерного использования информационных ресурсов другого государства, а также нанесение ущерба им; целенаправленное информационное воздействие на критические инфраструктуры и население другого государства; действия, направленные на доминирование в информационном пространстве, поощрение терроризма и собственно ведение информационных войн» [1: 85].
Информационные технологии стали не только объектом вражеского влияния, но и важнейшим оружием войн нового поколения. Современные информационные войны по своему содержанию схожи с масштабными РИ-акциями, грамотно спланированными полит-технологами, в то время как вооруженное столкновение по своей значимости в достижении интересов сторон часто отходит на второй план. Традиционные способы ведения военных действий постепенно изживают
себя, основное поле конфронтации уходит в сетевое пространство, в тактическом и стратегическом воздействии все большую роль приобретает информацион-но-манипулятивное влияние, что позволяет разрешать геополитические кризисы без традиционных средств ведения войны, жертв среди мирного населения и материально-культурных потерь.
Информационное оружие, с помощью которого и осуществляется ведение современных информационных войн разделяют на два вида. Первое - техническое оружие, целью которого являются информационно-технические системы противника. Оно используется для разрушения информационной инфраструктуры, средств коммуникации, энергетических систем, и нанесения материального ущерба. Второй вид призван воздействовать на сознание и поведенческие реакции населения. Это комплекс мер, направленный на деморализацию противника, на изменение его восприятия и картины мира, ценностей и установок, а также на подавление воли и способности к сопротивлению [6]. Тем не менее, это понимание не приводит к четкому определению информационных войн. Например, в Соединенных Штатах и других современных национальных государствах правительственные агентства и даже департаменты в Министерстве обороны (ВВС США, ВМС США, Управление министра обороны, Агентство национальной безопасности, Армия США и т.д.), имеют несколько разные определения информационной войны и информационных операций. Как и следовало ожидать, эти агентства теперь определяют информационную войну с точки зрения строго военных действий как информационные операции, однако это не означает, что цели являются строго военными целями [16].
Размытость целей мешает точно сформулировать комплекс взглядов на современное состояние информационных войн. Так, исследователи Г.Л. Ковачич и А. Джонс полагают, что ведение информационных войн можно разделить на три общие категории:
1) наступательная - отрицание, искажение, уничтожение или эксплуатация информации противника или влияние на восприятие противника;
2) защитная - защита себя и союзников от подобных действий (также известная как усиление информационной войны);
3) эксплуататорская - своевременное использование доступной информации для улучшения своего процесса принятия решений/действий и нарушения этого у противника [Там же].
Понимание этих задач позволяет исследователям систематизировать информационные войны на ряд типов. Восприятие международной действительности несомненно добавляет особенные черты этим классификациям. Также следует понимать, что с начала 2000-х гг. и по настоящее время конфликты претерпели значительную эволюцию в силу продолжающихся геополитических потрясений, а также новых возможностей, предоставляемых технологическим прогрессом и глобальными культурными, институциональными и реляционными изменениями [14]. Итальянские аналитики Шкельзен Хасанай и Ромина Гураши полагают, что среди различных дифференциаций, выявленных на сегодняшний день, можно перечислить те, которые
наиболее часто используются в контексте с информационными войнами. Проанализировав особенности войн, они выделяют следующие типы: «кибервойну, глобальный терроризм, гибридные конфликты, прок-си-войны, экологические конфликты и повстанческие движения» [14]. По их мнению, новые формы конфликта стирают границы между войной и миром, бросая вызов традиционным концепциям социального порядка [Там же]. Именно взаимодействие информационных войн с этими типами во многом определяют особенности введения самих войн в XXI в. Рассмотрим их по отдельности.
Кибервойна
Подходы к этому понятию также несколько размыты. Российские исследователи A.C. Харланов и Р.В. Белый отмечают, что: «в текущих и будущих войнах, прямое столкновение или частичное использование традиционных видов вооружения не всегда продуктивно. В век цифровых технологий на первый план выходят «кибервойны», так как они подразумевают влияние на информационную сферу деятельности человечества» [10]. Кибервойна обычно определяется как кибератака или серия атак, направленных на страну. Она может нанести ущерб правительственной и гражданской инфраструктуре и нарушить работу критически важных систем, что приведет к ущербу для государства и даже к гибели людей. Тем не менее, «среди экспертов по кибербезопасности ведутся споры о том, какой вид деятельности представляет собой кибервойну. Министерство обороны США (DoD) признает угрозу национальной безопасности, создаваемую злонамеренным использованием Интернета, но не дает более четкого определения кибервойны»1. Некоторые ученые предлагают считать кибервойну кибератакой, которая может привести к смерти. К противостояниям, которые происходят в киберпространстве, эксперты относят атаки на критическую инфраструктуру, распространение дезинформации, кражу конфиденциальных данных и саботаж с помощью вредоносных программ или программ-вымогателей [14]. Также, несомненно, играет факт удаленности действий, что часто затрудняет определение ответственности за атаки.
Глобальный терроризм
Итальянские эксперты отмечают, что зачастую акты крайнего насилия, направленные на продвижение политической, религиозной или идеологической повестки дня могут внушить страх можно гораздо большему количеству населения, чем тем, кто непосредственно пострадал. После атак 11 сентября 2001 г. борьба с такого рода глобальными операциями стала приоритетом безопасности во многих западных страна [Там же]. В данном случае, несомненно, надо понимать, что речь идет и об информационном сопровождение террористических актов. Так мы можем отметить, что: «информационный терроризм при всей его простоте (слухи, ложь, листовки, прокламации), в том числе с использованием СМИ, является эффективным и дешевым сред-
1 What Is Cyber Warfare? // Imperva ESG Reports. URL: https://www. imperva.com/learn/application-security/cyber-warfare/ (дата обращения: 22.07.2024).
ством для распространения страхов, паники и всякого рода фобий. Это прямое воздействие на психику и сознание в целях формирования нужных мнений и суждений, определенным образом зомбирующих людей» [9: 41]. Эксперты отмечают, что «агрессивный сброс информации и ложных слухов, направленных на стимулирование агрессивного эмоционального состояния и поведенческого «ответа» жесткого агрессивного действия, часто срабатывает мгновенно» [Там же]. Согласно А.П. Чубику: «более того, если говорить о схожести терроризма и современных информационных систем, то их роднит глобальность и сетевая структура. Первое находит выражение в том, что терроризм не знает границ, он в равной степени распространен по всему миру, способом же реализации этой глобальности выступает разветвленная сетевая организация, которая обладает определенной идеологией и отработанным механизмом рекрутирования» [11:120]. Таким образом и в данном контексте мы можем говорить об информационной составляющей действий террористов. Важно отметить, что именно с развитием информационной составляющей связано укрепление международного терроризма. Специфика деятельности современных террористических организаций основана на достижении общественного резонанса, возможности в кратчайшие сроки донести свои требования до политических и экономических элит под угрозой дестабилизации общественной обстановки. Коммуникационный эффект любого теракта помимо человеческих и материальных жертв всегда представляет собой средство манипуляции и шантажа, поскольку грозит возможностью распространения повсеместной паники и как следствие утраты контроля над массами. Количество жертв терактов в некоторых случаях сопоставимо с потерями при природных катаклизмах, однако суммируется психологическим воздействием на все международное сообщество. В этом смысле это тщательно спланированная акция на основе политических РИ-технологий, цель которой в реализации своих интересов посредством шантажа политических и экономических элит дестабилизацией общественной обстановки.
Гибридные конфликты или гибридные войны
В. Конышев и Р. Парфенов отмечают, что гибридные конфликты (войны) «после воссоединения Крыма с Россией в 2014 г. получили еще более широкое употребление. Именно этим термином все чаще пользуются оппоненты России в условиях общего ухудшения отношений с Западом. Более того, термин «гибридная война» применяется не только к конкретным эпизодам, таким как «цветные революции», но и для характеристики внешней политики государств. Например, российскую политику в отношении Украины или стран Балтии все чаще называют гибридной войной» [5]. Вопрос соотношения информационных и гибридных войн давно стоит на повестке дня. Согласно В.В. Яким-чук: «несмотря на то, что информационный фактор рассматривается рядом исследователей как составляющий элемент гибридной войны, в научной литературе существуют авторы, которые отделяют его от понятия «гибридная войны» в обособленный элемент, называя его «информационной войной» [12] А исследователи Я.Р. Боргоякова и И.В. Игнатьева подчеркивают, что
«гибридная информационная война - это контент идеологии, логики, философии, а равно соответствующие стратегия, тактика и форма враждебных действий», направленных на подавление, ослабление, дестабилизацию государства. Информационная война как инструмент гибридной войны используется для создания беспорядков в нем, разрушения его суверенитета, нанесение существенного урона во всех сферах жизнедеятельности государства» [2].
Прокси-войны
В XXI в. прокси-войны продолжают получать свое распространение в мировой практике. Фактически это войны, которые делаются чужими руками. В них одна или несколько стран поддерживают сторонние группы (например, повстанцев, мятежников или наемников) в конфликте против общего врага без прямого участия. Этот тип войны позволяет сторонникам достигать геополитических целей, сохраняя при этом сдержанность и ограничивая риски [14]. Российские исследователи приходят к выводу, что в XXI в. «прокси-войны получают распространение под воздействием нарастающих кризисов в условиях глобализации, изменения баланса сил в миропорядке, эволюции НПО, развития информационных и военных технологий» [3: 126]. Также «прокси-войны все чаще проявляются через кибервой-ны. В еженедельной информационной повестке всплывают сообщения о кибератаках. Происходит очередная трансформация «войны» как формы противостояния отдельных акторов; усиливается влияние информационного пространства на мировые процессы. ООН все чаще выражает обеспокоенность ростом преступности в сфере информационных технологий» [Тамже: 134].
Экологические конфликты
В последнее время можно проследить достаточно четкую взаимосвязь информационных войн с вопросами экологической безопасности. Все чаще конфликты возникают из-за споров за природные ресурсы (такие как вода, редкоземельные металлы и минералы) или усугубляются последствиями изменения климата. Они могут варьироваться по интенсивности от локальной напряженности до открытых войн, которые часто включают сочетание государственных и негосударственных субъектов [14]. Также информация используется государствами и экологическим организациями не только как инструмент, как это обычно понимается, но и как оружие в «войне позиций». Поскольку организации стремятся повлиять на общественное восприятие таких вопросов, как изменение климата, конфликт на уровне идей может привести к кампаниям информационной войны [18]. Это касается создания и развертывания часто идеологически насыщенных идей через информационные сети для продвижения интересов экологических организации или политики партий, а зачастую и государствами по сравнению с интересами ее противников.
Повстанческие движения
Эти движения развертываются против установленной власти, стремясь свергнуть установленную власть путем применения силы. В отличие от традиционных
гражданских войн, эти движения могут характеризоваться нетрадиционными стратегиями и широким использованием информационных войн. Военные эксперты В.А. Киселев и И.Н. Воробьев, отмечают, что «сегодня повстанчество правомерно рассматривать как антиправительственные действия, направленные на свержение существующего конституционного строя либо на выход какой-либо национальной автономии из состава государства» [4]. Эксперты также подчеркивают - «в информационной сфере лидеры повстанчества стремятся, используя подконтрольные им (подкупленные) средства массовой информации, насаждать панические настроения, нагнетать страх среди населения, убеждая в безнадежности, безысходности созданного ими же тяжелого положения и призывая не доверять властям [Там же].
Подводя некоторый итог ведения информационных войн в контексте условий XXI в., его вызовов и угроз, можно отметить, что общей основой для всех этих организационных моделей ведения конфликта касается растущей важности технологий, информации и нетрадиционных стратегий. Это происходит не только в формировании более или менее открытых или скрытых враждебных действий, но и в управлении внутренней и региональной безопасностью. Из этого следует, что война, которая когда-то характеризовалась в первую очередь прямыми столкновениями на поле боя, все больше перемещается на другие арены, связанные с информационной, экономической, культурной и ки-беробластями, до такой степени, что различие между «состоянием войны» и «состоянием мира» становится все более размытым и менее очевидным.
НОВЫЕ ТЕХНОЛОГИИ
НА СТРАЖЕ ИНФОРМАЦИОННЫХ ВОЙН
События XXI в. демонстрируют достаточно ускоренное развитие технического сопровождения информационных войн. Радикальные изменения в военных технологиях, использующие инновации, включали беспилотные оружейные платформы, спутники и компьютерное вооружение все большей сложности. Говоря о современном ведении информационных войн, можно выделить несколько характеристик:
1) широкий диапазон применения информационных войн в войнах и конфликтах нового типа;
2) информационные войны не требует массовой мобилизации; война опирается на относительно небольшое количество профессионалов, владеющих сложными и компьютеризированными инструментами;
3) не используется разрушительная военная сила;
4) подразумевается гибкость реагирования на любые политические изменения;
5) привлечение, хоть и косвенно широкого круга населения, для которого идет освещение конфликтов в СМИ и в интернете [15].
Важно отметить, что информационные войны в своем развитии опираются на самые последние разработки, в частности такие как искусственный интеллект. Применение искусственного интеллекта и связанных с ним информационных технологий идет и как часть стратегии нападения, и как защиты, когда они используются в процессах генерации и обнаружения
дезинформации. Изучается работа нейросетей и методы обнаружения сгенерированного текста и других признаков дезинформации, производимым искусственным интеллектом. Все это помогает понять, как формируются связи, как распространяется информация и как информация может влиять на мнения и действия в социальных сетях [19].
Но не только работа с дезинформацией отличает применение искусственного интеллекта для информационной войны. Так технология deepfake все чаще признается потенциально полезным и эффективным инструментом в вооруженном конфликте. Согласно Хитоши Насу: «БеерГаке - это имитация реальности в компьютерных изображениях, созданная с применением искусственного интеллекта для замены одного человека другим в записанном видео. Его использование для создания вводящего в заблуждение видео уже было распространено в политическом контексте и вызвало
опасения относительно его потенциально неблагопри-" 2 ятного воздействия на демократические процессы»2.
Поскольку deepfake используется как преднамеренное
средство обмана общественности в международных
отношениях, его можно в целом классифицировать как
инструмент ведения информационной войны.
Хотя мы и отмечали разные подходы к определению информационная война, нельзя не отметить, что ее главная функция в целом относится к нарушению коммуникационных функций противника (что сегодня является частью киберопераций), а также к манипулированию информацией в целях обмана (что также описывается как психологическая война). Именно последняя форма информационной войны набрала силу, используя преимущества расширенной возможности манипулировать изображениями и аудиоданными и эффективно распространять поддельные видео в социальных сетях3. Сегодня компьютеры позволяют создавать любые мыслимые изображения, неподвижные или движущиеся, с соответствующим сопровождающим звуком. Кроме того, становится чрезвычайно трудно обнаружить, что изображение было изменено, а Интернет, телевидение и глобальные СМИ позволяют распространять измененные изображения по всему миру почти мгновенно [17]. Такие действия в рамках
2 Nasu H. Deepfake technology in the âge of information warfare. 01.03.2022. URL: https://lieber.westpoint.edu/deepfake-technology-age-information-warfare/ (дата обращения: 22.07.2024).
3 Там же.
ЛИТЕРАТУРА
1. Беспалов Д.Н., Казаков М.А. Информационная война, и обеспечение безопасности // Вестник МГИМО-Универ-ситета. 2014. № 6. С. 82-87.
2. Боргоякова Я.Р., Игнатьева И.В. Информационные войны как инструмент современной гибридной войны «мирных» демократических государств // Наука. Общество. Образование: материалы Всероссийской НПК / под общ. ред. Е.В. Барашевой. 2018. Т. 1. С. 29-32.
3. Капицын В.М., Смирнова А.М., Столетов О.В. и др. Прокси-войны и состоятельность государств в современном мире// Социально-гуманитарные знания. 2019. № 4. С. 117-139.
4. Киселев В.А., Воробьев И.Н. К вопросу об организации противоповстанческой борьбы // Военная теория и практика. Военная мысль 2000. № 3. С. 63-67.
информационных войн, несомненно, носят эффективный характер, поскольку очень сложно сразу опровергнуть ложную информацию и убрать тот эффект, который он оказал на общественное сознание.
ВЫВОДЫ
В XXI в. анализируя старые и новые угрозы и вызовы, такие как кибервойна, глобальный терроризм, гибридные конфликты, прокси-войны, экологические конфликты и повстанческие движения невозможно не отметить их тесную связь с информационными войнами. Информационные войны не только не ушли с повестки дня, но благодаря информационно-технологическому прорыву переместились на новый уровень. Следует также отметить, что вопросы ведения войн уже давно выходят за рамки простых технологических инноваций, и являются скорее даже переосмыслением способов инструментов взаимодействия между вовлеченными субъектами. Скачек информационных технологий приводят к видоизменению средств, которыми обладают информационные войны. Все это несомненно говорит о важности в критическом осмысления последствий этих новых способов ведения информационных войн, особенно в отношении их способности искажать глобальную и политическую ситуацию. Задействование, например, искусственного интеллекта и его продуктов, несомненно усиливает эффективность от действий в рамках информационной войны.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Говоря об информационных войнах в XXI веке, мы подразумеваем то, что государства в конфликтах все больше уделяют внимание информации, ее распространению и соответствующей подаче. Эффект от использованной правильной стратегии в информационной войне может оказаться сильнее, чем от военного удара. Преимуществами подобного рода военного инструмента является гибкость и отсутствие необходимости привлекать широкий военный контингент, достаточно небольшой штат профессионалов. Уникальной характеристикой информационных войн является и быстрая эволюция технических средств, которые она использует. К тому же, поскольку одной из ее главных задач является воздействие на общественное сознание, это дает возможность использовать информационные войны, не только в военное, но и мирное время.
REFERENCE
1. Bespalov D.N., Kazakov М.А. Information warfare and security. Bulletin ofMGIMO University. 2014. No. 6. Pp. 82-87. (In Rus.)
2. Borgoyakova Ya.R. Ignatieva I.V. Information wars as an instrument of modern hybrid warfare of "peaceful" democratic states. In: Nauka. Society. Education: Materials of the All-Russian NPC. E.V. Barasheva (ed.). 2018. Vol. 1. Pp. 29-32.
3. Kapitsyn V.M., Smirnova A.M., Stoletov О. V. et al. Proxy wars and the viability of states in the modern world. Socio-humanitarian Knowledge. 2019. No. 4. Pp. 117-139. (In Rus.)
4. Kiselyov VA., Vorobyov I.N. On the issue of the organization of counterinsurgency struggle. Military Theory and Practice. Military Thought. 2000. No. 3. Pp. 63-67. (In Rus.)
5. Конышев В., Парфенов Р. Гибридные войны: между мифом и реальностью // Мировая экономика и международные отношения. 2019. Т. 63. № 12. С. 56-66.
6. Лабуш Н.С. К вопросу о теории информационной войны в конфликтологической парадигме // Конфликтология. 2014. №4. С. 113-114.
7. Самохвалова В.И. Специфика современной информационной войны: средства и цели поражения // Философия и общество. 2011. №3. С. 54-73.
8. Сулейманова Ш.С., Назарова Е.А., Информационные войны: история и современность: учеб. пособие. М.: Между-нар. издат. центр «Этносоциум», 2017. 124 с.
9. Тихонов М.Н., Богословский М.М. Информационно-психологический и религиозно-фундаменталистский терроризм//Проблемы анализа риска. 2016. Т. 13. № 2. С. 36-52.
10. Харланов А.С., Белый Р.В. Новые реалии ведения войны: «кибертерроризм» и информационные войны // Юридические науки. 2021. № 6. С. 106-110.
11. Чубик А.П. Терроризм в информационном пространстве // Известия Томского политехнического университета. 2013. Т. 323. №6. С. 117-121.
12. ЯкимчукВ.В. Понятие гибридной и информационной войн в российской и зарубежной литературе // Вопросы студенческой науки. 2020. № 8 (48). С. 161-167.
13. Giles К., Hagestad W. Divided by a common language: Cyber definitions in Chinese, Russian and English. In: Cyber Conflict (CyCon). Materials of 5th International Conference on IEEE. 2013. Pp. 1-17.
14. Hasanaj Sh., Gurashi R. Warfare in the 21st century. Models of social order in discussion I I Rivesta Trimestrale di Scienza dell'Amminstrazione. Studi di teoria e ricercar sociale. 2023. No. 4. URL: https://rtsa.eu/RTSA_4_2023_Gurashi.pdf (data ofaccesses: 18.07.2024).
15. Hewitt O. Information warfare - doing battle in the 21st century H Dalhousie Journal of Interdisciplinary Management. 2009. Vol. 5. URL: https://dalspace.library.dal.ca/bitstream/ handle/10222/13844/Hewitt%20-%20Information%20 Warface%20-%20Doing%20Battle%20in%20the%2021st%20 Century.pdf?sequence=l&isAllowed=y (data of accesses: 18.07.2024).
16. Kovacich G.L., Jones A. Establishing and managing a high-technology crime prevention program. In: High-technology crime investigator's handbook. 2006. DOI: 10.1016/B978-0-7506-7929-9.X5038-6.
17. Macdonald S. Propaganda and information warfare in the twenty-first century: Altered images and deception operations. 2006. 224 p. DOI: 10.4324/9780203967393.
18. MacKay В., Munro I. Information warfare and new organizational landscapes: An inquiry into the ExxonMobil-Greenpeace dispute over climate change // Organization Studies. 2012. Vol. 33. Issue 11. Pp. 1507-1536.
19. Moy W.R., Gradon K.T. Artificial intelligence in hybrid and information warfare. In: Artificial Intelligence and International Conf. lict. in Cyberspace. F. Cristiano, D. Breeders, F. Delerue, F. Douzet, A. Géry (eds.). 2023. Pp. 47-74.
5. Konyshev V., Parfenov R. Hybrid wars: Between myth and reality. The World Economy and International Relations. 2019. Vol. 63. No. 12. Pp. 56-66. (In Rus.)
6. Labush N.S. On the question of the theory of information warfare in the conflictological paradigm. Conflictology. 2014. No. 4. Pp. 113-114. (In Rus.)
7. Samokhvalova V.I. The specifics of modern information warfare: Means and goals of defeat. Philosophy and Society. 2011. No. 3. Pp. 54-73. (In Rus.)
8. Suleymanova Sh.S., Nazarova E.A., Information wars: History and modernity: A textbook. Moscow: International Publishing Center "Ethnosocium", 2017.124 p.
9. Tikhonov M.N., Bogoslovsky M.M. Informational-psychological and religious-fundamentalist terrorism. Problems of Risk Analysis. 2016. Vol. 13. No. 2. Pp. 36-52. (In Rus.)
10. Kharlanov A.S., Bely R.V. New realities of warfare: "Cyberterrorism" and information wars. Legal Sciences. 2021. No. 6. Pp. 106-110. (In Rus.)
11. ChubikA.P. Terrorism in the information space. Izvestiya Tomsk Polytechnic University. 2013. Vol. 323. No. 6. Pp. 117-121. (In Rus.)
12. Yakimchuk V.V. The concept of hybrid and information wars in Russian and foreign literature. Questions of Student Science. 2020. No. 8 (48). Pp. 161-167. (In Rus.)
13. Giles K., Hagestad W. Divided by a common language: Cyber definitions in Chinese, Russian and English. In: Cyber Conflict (CyCon). Materials of 5th International Conference on IEEE. 2013. Pp. 1-17.
14. Hasanaj Sh., Gurashi R. Warfare in the 21st century. Models of social order in discussion. Rivesta Trimestrale di Scienza dell'Amminstrazione. Studi di teoria e ricercar sociale. 2023. No. 4. URL: https://rtsa.eu/RTSA_4_2023_Gurashi.pdf (data ofaccesses: 18.07.2024).
15. Hewitt O. Information warfare - doing battle in the 21st century. Dalhousie Journal of Interdisciplinary Management. 2009. Vol. 5. URL: https://dalspace.library.dal.ca/bitstream/ handle/10222/13844/Hewitt%20-%20Information%20 Warface%20-%20Doing%20Battle%20in%20the%2021st%20 Century.pdf?sequence=l&isAllowed=y (data of accesses: 18.07.2024).
16. Kovacich G.L., Jones A. Establishing and managing a high-technology crime prevention program. In: High-technology crime investigator's handbook. 2006. DOI: 10.1016/B978-0-7506-7929-9.X5038-6.
17. Macdonald S. Propaganda and information warfare in the twenty-first century: Altered images and deception operations. 2006. 224 p. DOI: 10.4324/9780203967393.
18. MacKay B., Munro I. Information warfare and new organizational landscapes: An inquiry into the ExxonMobil-Greenpeace dispute over climate change. Organization Studies. 2012. Vol. 33. Issue 11. Pp. 1507-1536.
19. Moy W.R., Gradon K.T. Artificial intelligence in hybrid and information warfare. In: Artificial Intelligence and International Conf. lict. in Cyberspace. F. Cristiano, D. Breeders, F. Delerue, F. Douzet, A. Gery (eds.). 2023. Pp. 47-74.
Статья проверена программой Антиплагиат. Оригинальность - 80,55%
Рецензент: Маркушина Н.Ю., доктор политических наук, кандидат исторических наук; профессор, факультет международных отношений; Санкт-Петербургский государственный университет (СПбГУ)
Статья поступила в редакцию 01.08.2024, принята к публикации 23.08.2024 The article was received on 01.08.2024, accepted for publication 23.08.2024
СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРЕ
Загайнов Михаил Рудольфович, кандидат экономических наук; старший преподаватель; Финансовый университет при Правительстве Российской Федерации; г. Москва, Российская Федерация. ORCID: 0000-0002-8913-849Х; SPIN-код: 7299-4810; E-mail: [email protected]
ABOUT THE AUTHOR
Mikhail R. Zagaynov, Cand. Sci. (Econ.); head teacher; Financial University under the Government of the Russian Federation; Moscow, Russian Federation. ORCID: 0000-0002-8913-849X; SPIN-code: 7299-4810; E-mail: [email protected]
