CC BY
68
ОСОБЕННОСТИ ОЧЕРКА АБДУЛЛЫ ОМАРОВА «КАК ЖИВУТ ЛАКИ»
С. М. Кадырова
Аннотация. В статье прослеживается кавказская тематика в творчестве Бестужева-Марлинского и в сочинениях первых русскоязычных дагестанских писателей. Раскрывается роль и значение очерков Абдуллы Омарова во взаимосближении двух культур (русской и дагестанской), а также жанровые и художественные особенности его сочинения «Как живут лаки».
Ключевые слова: Абдулла Омаров, очерк, Кавказ, Дагестан, горцы, жизнь, быт, русскоязычная литература, культура, просветитель, ученый-этнограф, образ, деталь, «Как живут лаки», история.
Summary. The article traces the Caucasus theme in the works by Bestuzhev-Marlinsky and the first Russian-speaking Dagestan writers. The author examines the role and significance of the essays by Abdulla Omarov in the development ofcloser relations between the Russian and Dagestan cultures, as well as the genre and literary peculiarities of his essay "How Lakkis Live".
Keywords: Abdulla Omarov, essay, Caucasus, Dagestan, mountain dwellers, life, everyday life, literature in Russian, culture, enlightener, social anthropologist, image, detail, "How Lakis Live", history.
В последнее время в современном дагестанском обществе возрос интерес к литературным памятникам национальной культуры, к прошлому нашей многонациональной республики. Идет интенсивный процесс восстановления забытых или мало изученных в советское время имен общественных и литературных деятелей и просветителей. В их ряду можно назвать и одного из основоположников дагестанской русскоязычной литературы, ученого-арабиста, переводчика и этнографа Абдуллу Ома-рова, чья деятельность относится к периоду второй половины XIX в.
Прежде чем перейти к исследованию творчества А. Омарова, хочется отметить, что на протяжении истории
русской литературы XIX в. мы наблюдаем особый и неослабевающий инте- 329 рес русских писателей к кавказской и, в частности, к дагестанской тематике. После появления поэмы А. С. Пушкина «Кавказский пленник» кавказская тема приобретает значение литературной традиции. К ней обращались поэты-декабристы, Лермонтов, Толстой... Но особо хочется выделить Бестужева-Марлинского, чье творчество опиралось на личное знакомство с этим краем и глубокую убежденность в необходимости изучения жизни, быта, нравов горцев, истории Страны гор. На это указывает и исследователь В. Шадури: «Изучая местную жизнь, Бестужев-Марлинский стал одним из
крупных знатоков Кавказа. В его многочисленных произведениях чувствуется хорошее знание жизни и быта народов Кавказа, их языка, народного творчества, этнографии, истории...» [1, с. 21]. Ссыльный писатель-романтик осознает, как важны для России знания, которые позволят понять и постичь философию покоренных народов, их «азиатского» бытия.
К середине XIX в. познавательных трудов о Кавказе было очень мало. В основном это были работы иностранных путешественников и ученых-ориенталистов, в которых, разумеется, не были отражены нравы, обычаи, привычки горцев. Без сомнения, Бестужев прекрасно был знаком с существующей на тот момент исторической и этнографической литературой о кавказских народах, но не нашел в ней ни одной объективной картины реального Кавказа. «Краснея, должны мы сознаться, сведения о России текут к нам сквозь иностранное решето. Кавказ имел ту же участь», - пишет Бестужев-Марлинский [там же, с. 143]. Именно с крайней бедностью порядочных сведений о Кавказе 330 и нежеланием русских офицеров участвовать в изучении Кавказа связывает он наметившиеся трудности в культурных взаимоотношениях между Россией и Кавказом. В «Рассказе офицера, побывавшего в плену у горцев» он пишет: «Мы жалуемся, что нет у нас порядочных сведений о народах Кавказа... да кто же в том виноват, если не мы сами? Тридцать лет владеем всеми выходами из ущелий; тридцать лет опоясываем угория стальной цепью штыков, и до сих пор офицеры наши, вместо полезных или, по крайней мере, занимательных известий, вывозили с Кавказа одни шашки, ноговицы, да пояски под чернью. Самые испытательные выучивались плясать лезгинку;
но далее этого - ни зерна» [там же, с. 142]. Бестужев прекрасно понимал, что «познание Кавказа тесно связано с выгодами нашего отечества» [там же, с. 143].
В течение семи лет, проведенных ссыльным поэтом-декабристом на Кавказе, он ознакомился с культурой, бытом, историей горного края, изучил местный язык и фольклор народов Кавказа. Трудно переоценить вклад Бестужева в дело этнографического изучения Дагестана. Свои знания и представления о Кавказе и его народах он отразил в своих романтических повестях, очерках, письмах, дневниках. Исследователи Л. А. Эмирова и З. Н. Акавов в монографии «Кавказская проза А. А. Бестуже-ва-Марлинского: проблемы русского менталитета в евразийском диалоге культур» (2004) подчеркивают: «Бестужев описывает то, что реально видел и реально с ним было, но поскольку это реальное совершенно фантастично (такова уж его судьба), то и выходит - романтизм... Он, как и следует романтику, глубоко ценил народное, национальное и... быстро умел схватить изнутри дух национальности и ее легенд» [2, с. 25]. С этой точки зрения он является прямым предшественником дагестанских просветителей, в чьих работах жизнь, нравы и быт горцев освещаются «изнутри».
После присоединения Дагестана к России появляются прозаические произведения о горцах, созданные самими дагестанцами. Чаще всего это были этнографические очерки, произведения мемуарного характера, этюды с натуры, написанные на русском языке. Наиболее значительными среди них являются «Рассказы кумыка о кумыках» Д.-М. Шихалиева, «Рассказ аварца» Султан Адиль-Герея, «Рассказы тавлин-ца» Алибова, «Среди горцев Северного Дагестана» Г-М. Амирова, «О происхо-
ф
ждении аварцев» А. Чиркеевского и, конечно же, «Воспоминания мутали-ма» и «Как живут лаки» А. Омарова. Авторы этих произведений стремились максимально верно передать быт, нравы, язык и фольклор родных народов.
А. Омаров не писал произведения для лакцев, скорее информировал русского читателя об их жизни без прикрас. Он проделал огромную работу по выявлению и сохранению культурного наследия Дагестана, по внедрению в обиход дагестанцев русской культуры и по взаимосближению обеих культур. Он одним из первых еще в середине XIX в. оценил значимость присоединения Дагестана к России. На первый взгляд, кажется странным, что горец Абдулла Омаров, достигший высоких результатов в изучении арабской теологии и известный как способный и перспективный арабист, обратился к русскому языку и русской культуре. Но тут следует вспомнить о благотворном влиянии на А. Омарова представителей русской прогрессивно мыслящей интеллигенции 60-70-х гг. XIX в., с которыми его свела судьба. Прежде всего, это известный ученый-лингвист Петр Карлович Услар, который с 1837 г. служил на Кавказе. Одним из его помощников и переводчиков был А. Омаров, и о нем Услар отзывался очень высоко: «Руководителем моим был уроженец Кумуха Абдулла Омар-оглы, молодой человек, весьма даровитый и трудолюбивый, с которым я мог свободно объясняться по-русски» [3, с. 13].
Другой значительной фигурой, оказавшей непосредственное воздействие на формирование А. Омарова и направлявшей его просветительскую деятельность, является Дмитрий Семенович Старосельский, генерал-майор, начальник Кавказского горского управления,
человек прогрессивно мыслящий и весьма доброжелательно относившийся к горцам. Ссылаясь на документальные источники, ученый-литературовед А. Гу-сейнаев сообщает, что в 1867 г. «Старосельский совершил поездку по Дагестану и поручил ряду лиц на местах подробно описать увиденное, пережитое ими, и сам содействовал сбору ценнейших исторических материалов о Кавказе» [там же]. Абдулла Омаров в этот период работал под его непосредственным руководством. В книге Лейберова «Цебельдин-ская находка: Из истории революционных связей между Петербургом и Кавказом» мы находим характеристику личности и оценку деятельности Старосельского: «Это был человек умный, с широким политическим кругозором, энергичный, культурный. Он понимал, что огромный разноязыкий и разноплеменный Кавказский край нуждается в действенных административных реформах, направленных на оживление экономики, торговли и культуры. Семь лет возглавляя Горское управление, Старосельский со своими помощниками урегулировал систему государственного налогообложения, запутанные аграрные отношения, осуществил ликвидацию горского патриархального рабства, купли и продажи людей» [4, с. 55].
Нельзя не упомянуть в этой связи и Николая Ильича Воронова, известного общественного и культурного деятеля России и Закавказья 60-70-х гг. XIX в., с которым посчастливилось познакомиться А. Омарову. Н. И. Воронов являлся редактором всех десяти томов «Сведений о кавказских горцах». Его мнение об освоении Кавказа содержится в редакционном введении к первому тому ССКГ «Издание посвящается всестороннему исследованию быта населения... Если на стороне горцев лежит роковая необхо-
331
332
димость знакомства с нами, то наша нравственная обязанность - проникнуть до глубины в их замкнутый круг жизни и узнать положительно, с кем и с чем имеем мы дело, для того, чтобы определить затем, как удобнее, легче и скорее помочь нашим новым согражданам выбраться из темного угла их полудикой жизни и приобщить их света и простора, открытых для европейской семьи народов» (цит. по: 5, с. 15). Известен его очерк «Из путешествия по Дагестану», о котором высоко отозвался И. П. Лейберов как о многоплановом научном труде, представляющим собой «серьезный вклад в разработку этнографических проблем кавказоведения, и в частности Дагестана» [4, с. 58].
Абачара Гусейнаев не без оснований предполагает, что Воронов передавал А. Омарову и другим сподвижникам свои взгляды на явления действительности, способы отбора материала и опыт его интерпретации, а также приучал их к реалистически спокойному слогу письма.
Очень важным представляется нам вопрос о жанровом определении сочинений дагестанских просветителей, написанных на русском языке. Чаще всего этнографы и историки культуры рассматривают их как историко-этногра-фические сочинения. Между тем, по мнению авторитетного дагестанского литературоведа С. Х. Ахмедова, очерки дагестанских просветителей обладают ярко выраженным художественным началом. Он полагает, что «это своего рода "физиологические очерки" или очерки нравов, посвященные жизни и быту горцев» [6, с. 56]. При определении их жанра С. Х. Ахмедов исходит из того, что в них впервые в дагестанской литературе достигнуты конкретность и точность в описаниях быта и нравов
эпохи, нарисованы колоритные жанровые картины, предприняты попытки наметить индивидуальные характеры и судьбы героев. Ученый-литературовед приходит к выводу, что «мы имеем дело с художественно-этнографическими очерками» [там же, с. 57]. Мы склонны считать вывод Ахмедова верным и далее попытаемся доказать, что сочинение Абдуллы Омарова «Как живут лаки» по жанровой природе правильнее всего отнести к художественно-этнографи че ско му очерку. К подобному выводу приходит и исследователь А. Гу-сейнаев, который уточняет, что «перед нами документально-мемуарный, научно-художественный очерк, в котором реалистически воспроизводятся явления жизни» [5, с. 29].
Известно, что очерковый жанр получил в России распространение в 40-х гг. XIX в., когда В. Г. Белинский начал осознанное формирование «дельного направления» в русской литературе. Впоследствии оно стало известно как натуральная школа. В 1845 г. авторами нового направления было выпущено два сборника под общим названием «Физиология Петербурга», в которых были представлены очерки Белинского, Луганского, Григоровича, Некрасова и др. Таким образом, во главу угла натуральной школы изначально был поставлен жанр «физиологического очерка», который подразумевал объективный, точный, фактически достоверный социальный анализ современной действительности средствами литературы.
Прообразом очерков, составивших «Физиологию Петербурга», явились, скорее всего, французские «физиологии», имевшие уже к тому времени разработанную жанровую традицию. Как известно, во Франции были написаны очерки «Физиология свя-
ф
щенника», «Физиология театра», «Физиология женатого человека» и др. Но важное отличие их от авторов русских очерков в том, что французские писатели от социальных «язв» перешли к муссированию физиологических проблем в прямом смысле слова (в основном сексуальных). Позже это творчески преломилось в таком художественно значительном явлении, как «натуралистические» романы Э. Золя.
Другим значимым прообразом для русских «очеркистов» послужили «Петербургские повести» и другие произведения Н. В. Гоголя, давшие деятелям натуральной школы уже знакомые читателям «гоголевские» интонации и заметные вкрапления в тексты «физиологических очерков» разнообразных реминисценций.
Писатели натуральной школы умели подмечать и живо описывать сюжетную деталь, подробность, ее зримый конкретный облик, выработав комплекс чисто литературных приемов работы с деталью. Эти черты мы наблюдаем и в очерках А. Омарова. Конечно, мы не можем утверждать, что дагестанский просветитель был лично знаком с работами представителей натуральной школы. Зато мы уверенны в другом: Д. С. Старосельский и Н. И. Воронов, под чьим непосредственным руководством работал А. Омаров, ориентировали дагестанских просветителей именно на создание очерковой литературы с ее пристрастием к детали. Для большей убедительности здесь хочется отметить, что Н. И. Воронов являлся сподвижником А. И. Герцена и Н. П. Огарева, сопроцессником Н. Г. Чернышевского и М. Л. Налбандя-на, был узником Алексеевского равелина, что позволяет нам говорить о близости его к идейно-художественным взглядам В. Г. Белинского.
Нам известны только два художественно-этнографических очерка Абдуллы Омарова: «Воспоминания му-талима» и «Как живут лаки». В названных очерках автор выступает и как ученый-этнограф, и как искусный художник слова. Следует отметить, что в очерке «Воспоминания муталима» больше признаков и элементов художественности, чем в очерке «Как живут лаки». Даже в обстоятельном труде С. Х. Ахмедова очерк не нашел анализа. Правда в I томе «Истории лакской литературы», автор, как бы восполняя пробел книги «Художественная проза Дагестана», довольно подробно анализирует очерки А. Омарова. тем не менее очерк «Как живут лаки» заслуживает более детального анализа. Это явится предметом отдельного исследования. В данной статье мы остановим свое внимание на втором очерке.
Очерк «Как живут лаки» из «Из воспоминаний детства» написан А. Омаро-вым в 1870 г. в Тифлисе, где он и живет в этот период своей жизни. Первая часть очерка опубликована в III выпуске «Сборника сведений о кавказских горцах». Заканчивается она описанием весенне-полевых работ, а в продолжении очерка Омаров воссоздает все полевые работы, проводимые горцами летом вплоть до глубокой осени, когда они, завершив уборку хлеба, занимаются поиском и запасом топлива на зиму. Все это воспроизводится Омаровым со скрупулезной точностью, следуя установке, данной ему Вороновым.
В очерке «Как живут лаки» А. Омаров не стремится приукрасить жизнь и характеры горцев, наоборот, они предстают перед нами во всей своей неприглядности и «натуралистической» наготе. Омаров четко обозначает перед читателем цель и задачи сво-
333
его очерка: «...зная жизнь горцев во всех ее подробностях, я намерен, без прикрас и без претензии на художественность изложения, рассказать про эту жизнь и тем доставить любознательному читателю возможность составить близкое к истине понятие -преимущественно о семейном и хозяйственном быте горцев» [7, с. 195].
Обозначает автор и конкретный воспроизводимый им исторический период («описываемое мною относится не далее как ко времени между 1848-1855 гг.»), и объект описания («хотя оно касается одного только племени - лаков, но тем не менее быт дагестанцев так однообразен, что по жизни лаков можно представить себе картину дагестанского быта вообще») [там же, с. 195].
Суровые условия жизни, лишенные элементарного комфорта, проглядывают в описаниях А. Омарова: «Налево, рядом с кладовою, была другая комната, освещавшаяся тремя большими амбразурами, верхние концы которого доходили до самого потолка и были покрыты сажею, наподобие черного инея. Потолок также был 334 закопчен от дыма и блестел, как черная клеенка. В углу... стояла печь, похожая на те печи, которые делаются для выжигания кирпичей или извести... Такие печи делаются без труб и потому дым частью поднимается прямо к отверстию, находящемуся над печкою, а частью распространяется по всей комнате, так что в зимнее время в ней не видно ничего и нет возможности стоять от удушливого дыма» [там же, с. 203]. В дагестанских высокогорных аулах и сегодня еще можно увидеть печи, подобные описанным Омаровым, а в те далекие годы других способов отопления жилых помещений и приготовления пищи не было
даже известно горцам. «Натурально» описанная картина получает в очерке эмоционально-экспрессивную окраску благодаря использованным автором сравнениям: «наподобие черного инея», «как черная клеенка». Повторяющийся эпитет «черный» усиливает неприглядность предстающей перед читателем картины жилища горца, его убогость и «первобытность».
Для большей наглядности приведем другой отрывок из очерка «Как живут лаки»: «В одном из углов комнаты была сложена постель, то есть несколько тюфяков, сделанных из пестрого шерстяного паласа, домашней ткани и пестрого грубого холста, набитых шерстью или мягкой травою; несколько одеял из персидской бумажной материи и столько же подушек, набитых тоже шерстью или просто ватою. Эти подушки были покрыты грубою ситцевой материей и никаких наволок не полагалось для них; с того времени, как их сшили, они ни разу не подвергались мытью, а потому те из них, которые были в частом употреблении, лоснились от скопившегося на них толстого слоя сала и грязи» [там же, с. 205]. Обратим внимание, что в приведенной цитате Абдулла Омаров использует глагол «мыть» вместо «стирать». Дело в том, что во многих дагестанских языках глаголы «мыть» и «стирать» выражаются недифференцированно, одним глаголом, например, в лакском языке -одним глаголом «шюшин», в аварском языке - глаголом «чуризе» и т.д. Видимо, поэтому и Омаров использует «не подвергались мытью», а не «стирке», что было бы правильнее. Этот и другие подобные факты, встречающиеся в тексте очерка, говорят о самостоятельности работы Омарова и о доверии к нему со стороны Воронова.
Наряду с описанием бедности жилища горцев, А. Омаров подчеркивает стремление горцев к знаниям и высокое уважение к книге и науке вообще. С большим почтением описывает он кабинет отца: «Дальше... была еще маленькая комната, вся застланная коврами и паласами, со многими нишами в стенах, наполненными арабскими книгами. Комната эта была гораздо чище других и освещалась двумя окошками, украшенными деревянною резьбою, в персидском вкусе. На потолке ее были различные надписи, - изречения из Корана, молитвы и арабские стихи, в таком роде: «Дом, семейство и все имущество ваше суть ничто иное, как временно порученное нам; рано или поздно нужно возвратить их владельцу... Эта комната (тавха-на) служила кабинетом для отца: в ней он проживал почти целый день и читал книги или молился; в ней же принимались и гости, исключая таких, которые, по положению своему и званию, не заслуживали слишком почетного приема» [там же, с. 205-206]. Кабинет отца, где хранятся книги, «чище» и наряднее других, в нем мы наблюдаем элементы украшения: деревянная резьба, надписи, ковры и паласы. Здесь же мы видим и расслоение внутри общества горцев: не все «по положению своему и званию» заслуживали «почетного приема». Следует сказать, что и сегодня в Дагестане еще придерживаются внутри аулов деления на «тухумы» («высокие» и «низкие» роды, фамилии) и высоко чтут «чистоту крови». Это типичное для горцев явление не мог не отразить Омаров. Так, мы читаем: «Отец мой... происходил из порядочно большой фамилии (тухума), то есть у отца было много родственников, так что, помню, он часто повторял моей матери о подвигах своих предков, о значительности своего тухума, и с большим
хвастовством напоминал о том, что отец его имел 40 двоюродных братьев...» [там же, с. 196]. Далее автор пытается научно обосновать причину «хвастовства» отца: «Такая многочисленность тухума составляла важное и лестное значение для горца в его обществе, потому что он постоянно нуждался в прежнее время в защите себя и ближних против других своих соплеменников, а потому отец считал себя вправе хвастать своим родом при всяком удобном случае» [там же].
Художественные достоинства очерка А. Омарова «Как живут лаки» особенно ярко раскрываются через живые диалоги, через образную речь горцев. Эту особенность очерка отмечает А. Гу-сейнаев: «Если явления, выхваченные Абдуллой Омаровым из действительности, воспроизводят колорит места, приметы времени, неповторимое своеобразие жизненных условий, в которых люди сталкиваются друг с другом, проявляют себя, то диалоги в его произведениях, наряду с поступками, исчерпывающе оценивают, характеризуют героев очерка. То есть речи действующих лиц - мощное художественное средство лепки образов» [5, с. 25]. 335
Диалоги в очерке А. Омарова «Как живут лаки» позволяют зримо представить сельскую молодежь с ее чувством юмора, шутками и прибаутками остряков, с ее нравами, типичными для Дагестана. Таков, например, диалог у фонтана: «Между тем женщины и девушки толпились около фонтана, выжидая очереди наполнить свой кувшин водою, а те, которые уже наполнили, возвращались с кувшином на спине, потупив глаза в землю и поглядывая на молодых из-под бровей.
- Если бы этой дороги не было, как бы ты пошла? - сказал одной девушке кто-то из молодежи.
ф
336
- Если бы у тебя не было языка, как бы ты говорил? - ответила девушка.
- Не говори с ней, я на ней женюсь. Не так ли? - вмешался другой молодой человек, с раскрашенными губами.
- Прежде высморкайся хорошенько, - ответила ему девушка и пошла дальше.
- Вот и возьми! Ты не оставил ее, пока она не сказала этого, - и все засмеялись» [7, с. 212].
Шутки молодежи в очерке А. Ома-рова вызывают не обиды, а, наоборот, ответную, более остроумную шутку. Природную скромность и одновременно озорство горянки автор передает через движение: «потупив глаза в землю и поглядывая на молодых из-под бровей». Перед нами не забитая горянка, а девушка, способная за себя постоять, дать отпор молодым людям. Она не лезет за словом в карман, ее ответы отличаются смелостью и дерзостью.
Часто мы наблюдаем в тексте очерка «Как живут лаки» кальки лакских иносказательных устойчивых сочетаний. Так, фраза «прежде высморкайся хорошенько» более точно соответствует русскому «прежде сопли утри» и указывает на юный возраст, о котором еще говорят: «молоко на губах не обсохло». Подробнее вопрос о кальках лакских фразеологизмов, пословиц и поговорок исследован в работе А. А. Абдулаева и Э. З. Саитуевой «Вопросы языка и стиля русскоязычной прозы А. Омарова, С. Габиева, Э. Капиева» (Махачкала, 2000).
Исследователям еще предстоит большая работа по изучению особенностей жанра, языка, стиля, лексики, образов и средств создания образов в произведениях Абдуллы Омарова. Но несомненным является неоценимый вклад А. Омарова в распространение русско-
го языка среди горцев и его пропаганде на Кавказе. Носитель лакско-русского двуязычия положил начало русскоязычной прозе Дагестана, которая имеет уже свою историю, представленную известными именами, начиная с С. Габие-ва, Э. Капиева и др. и заканчивая нашим современником Магомед-Расулом.
Своим русскоязычным творчеством Абдулла Омаров подтвердил пророческие слова П. К. Услара: «Международным языком должен быть русский, международной письменностью - русская» [6, с. 7]. Сегодня в Дагестане русский язык является не только межэтническим языком общения, но и языком создания новых художественно-эстетических ценностей и научных открытий.
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ
1. Русские писатели о Грузии / Сост. Вано Шадури. - Т. 1. - Тбилиси: Заря Востока, 1948.
2. Эмирова Л. А., Акавов З. Н. Кавказская проза А. А. Бестужева-Марлинского: проблемы российского менталитета в евразийском диалоге культур. - Махачкала: ДГПУ, 2004.
3. Сборник сведений о кавказских горцах (ССКГ). - Вып. 1. - 1868. - Отд. УЛ.
4. Лейберов И. П. Цебельдинская находка: Из истории революционных связей между Петербургом и Кавказом. - М.: Изд-во полит. лит., 1976.
5. Гусейнаев Абачара. Жизнь и творчество Абдуллы Омарова // Абдулла Омаров. Дагестан: Время и судьбы. - Махачкала: Даг. кн. изд-во, 1990.
6. Ахмедов С. X. Художественная проза народов Дагестана: История и современность. - Махачкала: Даг. кн. изд-во, 1996.
7. Абдулла Омаров. Дагестан: Время и судьбы. - Махачкала: Даг. кн. изд-во, 1990.
8. Услар П. К. О распространении грамотности между горцами // ССКГ. -Вып. 3. - 1869. - Отд. ГУ. - С. 1-30. ■
