CC BY
76
Вестник Челябинского государственного университета. 2011. № 2 (217). Философия. Социология. Культурология. Вып. 20. С. 79-87.
В. В. Илюшина
особенности динамики культуры в лесостепной части урало-обского региона во II — середине I тысячелетия до н. Э.
Выделены основные периоды в динамике культуры в лесостепной части Урало-Обского региона во II — середине I тыс. до н. э.: добифуркационный, характеризуемый федоровской культурой эпохи бронзы, бифуркационный, характеризуемый распадом андроновской общности, культурами пахомовско-ордынского культурно-хронологического пласта, позднебронзовыми культурами, иткульской, красноозерской, завьяловской культурами и постбифуркационный, идентифицируемый культурами раннего железного века — богочановской, большереченской и саргатской.
Ключевые слова: динамика культуры, лесостепная часть Урало-Обского региона, добифуркационный период, точка бифуркации, бифуркационный период, постбифуркационный период.
В исследовании древней истории культуры Западной Сибири в последние десятилетия внимание специалистов все чаще обращается к анализу как археологических культур, существовавших в переходном периоде от эпохи бронзы к раннему железному веку, так и в целом культурно-исторических изменений, сопровождающих этот период. Хронологические рамки переходного периода традиционно определяются УШ-У1 вв. до н. э. При всем богатстве накопленного материала и его интерпретаций не до конца понятным остается собственно процесс перехода от одной формы воспроизводства и развития культуры (эпоха бронзы) к качественно другой (ранний железный век).
Обобщая археологические данные по переходному периоду в лесостепной части УралоОбского региона и его интерпретации разными исследователями, В. И. Молодин отметил, что в начале I тыс. до н. э. сложилась ситуация, которую можно квалифицировать как экологический «стресс», повлекший за собой миграции северного населения на более южные терри-тории1. Эти процессы, согласно автору, «оптимизировали изменение и развитие экономики, породили новые формы социально-экономического устройства, формирование раннеклассовых отношений в зонах степей, лесостепей и тайги»2. Этой же точки зрения придерживается
В. А. Зах3. Действительно, поиск внешних факторов (изменения климатических условий, миграции групп населения других культур), непосредственно влияющих на то или иное качественное изменение культуры, важен и необходим для понимания сути переходного процесса. Но акцентирование внимания лишь на внешних условиях рассматриваемого периода динамики культуры выводит из поля анализа проблему выявления
внутрикультурных процессов, обусловливающих начало перехода. Отсутствие полноценного теоретического осмысления переходного периода от эпохи бронзы к раннему железному веку порой вызывает сомнение, является ли данная (или данные) археологическая культура отражением и содержательной стороной переходных процессов, или их предтечей, или их результатом и т. д., а возможно, выступает, используя понятие В. В. Боброва, в качестве «аномалии» в общем историческом контексте4. Неоднозначность в понимании культурно-исторического содержания данного переходного периода ставит проблему хроностратиграфического порядка. Так, по мнению А. Я. Труфанова, если обозначить границы данного промежутка времени появлением, с одной стороны, «типично раннежелезной» керамики» и, с другой — «серий железных изделий», то, исходя из этих критериев, некоторые культуры, традиционно относимые к переходному периоду, отодвигаются в рамки бронзового века5. Эти вопросы все более остро ставят проблему выработки методологической основы анализа переходного периода от эпохи бронзы к раннему железному веку в лесостепной части Урало-Обского региона.
В отдельную историческую эпоху переходный период от бронзового века к раннему железу был выделен М. Ф. Косаревым. Исследователь обозначил этот процесс как затухание и трансформацию многих элементов, присущих культурам бронзового времени, и становление и упрочение признаков и черт, характерных для культур железного века6. Иными словами, этот промежуток времени должен быть понят как одновременный процесс перестройки, трансформации, качественного изменения культуры предшествующего времени и становления, вызревания,
конституализации культуры будущей эпохи. Это обусловливает необходимость целостного рассмотрения динамики культуры, исходящего из анализа не только самого переходного периода, но и предшествующей и следующей за ним эпох, т. е. эпохи бронзы и раннего железного века.
Археологические исследования представляют многообразные точки зрения на историкокультурные процессы временной цепочки «эпоха бронзы — переходный период — ранний железный век» в лесостепной части Урало-Обского региона. В исследовании динамики культуры в эпоху бронзы, хронология которой традиционно определяется рамками II тыс.— IX в. до н. э., до настоящего момента наиболее спорным остается вопрос о так называемой «андроновской эпохе», которая характеризуется сложением и развитием андроновской культурно-исторической общности на всем пространстве лесостепной части Урало-Обского региона. До сих пор дискуссионными остаются проблемы периодизации, разделения или синхронизации, территории формирования и распространения культур андроновского периода (алакульской, федоровской) (К. В. Сальников, Г. Б. Зданович, В. И. Ма-тющенко, Г.А. Максименков, М. Ф. Косарев, О. Н. Корочкова, В. И. Стефанов, А. В. Матвеев и др.). Неравномерность обобщающих работ по ан-дроновской проблематике затрудняет целостный анализ динамики культуры в рамках рассматриваемого региона. В частности, недостаточно изученными в этом отношении остаются территории Барабинской лесостепи и лесостепного Приобья. В целом на настоящий момент возможно выделить две четкие концептуальные схемы, характеризующие динамику культуры в эпоху бронзы.
В первой процесс формирования новых культурно-исторических образований в регионе рассматривается сквозь призму влияния культур андроновской культурно-исторической общности (алакульской, федоровской) на аборигенные культуры лесостепной и южнотаежной части региона7. В результате под влиянием пришлых культурных традиций произошла трансформация местных культур, которые вошли в состав особой андроноидной общности. В лесостепной части региона к данным культурам были отнесены черкаскульская, пахомовская, комплексы ордынского типа, в южнотаежной — сузгунская и еловская.
Вторая концепция заключается в том, что федоровская культура, входящая в состав андро-
новской культурно-исторической общности, сформировавшаяся в пределах лесостепного Зауралья либо на другой западной или южной территории, была так или иначе трансплантирована в Прииртышье, Приобье, на Енисей8. В результате этого процесса была прекращена самостоятельная динамика местных культур, по крайней мере в лесостепи.
Первая концептуальная схема, таким образом, фиксирует идею развития сходных по своей сути культурных образований, в основу формирования которых лег единый андроновский компонент. Вторая точка зрения представляет существование и развитие на обширной территории лесостепи андроновской культурно-исторической общности, которая в итоге распалась, в результате чего образовались так называемые андроноидные культуры9. Анализ дальнейшего «постандроновского» развития культуры в рассматриваемом регионе, основанный на логике как первого, так и второго подходов, представляет ситуацию формирования на базе андро-ноидных культур позднебронзовых культурноисторических образований (бархатовской, суз-гунской, ирменской), уже не связанных между собой общностью развития10. Позднебронзовые культуры представляли собой основу, на которой разворачивался переходный процесс к раннему железному веку.
Сложившиеся к настоящему времени концепции переходного периода заключают различные способы интерпретации процессов сложения и описание «гибридных» переходных культур — восточного варианта иткульской культуры второго типа, красноозерской, завьяловской VIII-VI вв. до н. э. Эти культуры сформировались на основе мигрировавших северных групп населения гамаюнской, атлымской, молчановской культур и племен лесостепных позднебронзовых образований — бархатовской, сузгунской и ирменской. Неоднозначность трактовки места и роли переходных образований в формировании основ раннего железного века повлекла за собой и различные способы интерпретации динамики культур региона предсаргатского периода (до V в. до н. э.) — баитовской, богочановской, большере-ченской, раннесаргатских комплексов. Одними исследователями отдается предпочтение модели поступательного развития культур переходного времени: баитовской — на основе иткульских комплексов11, богочановской — в процессе развития красноозерских древностей12, большере-
ченской — на основе культур завьяловского об-лика13. Другая позиция заключается в представлении двух невзаимосвязанных линий развития внутри позднебронзовых культур, где выделенные «гибридные» культуры в целом, в силу тех или иных исторических обстоятельств, не включаются в культурогенетические процессы раннего железного века14. В то же время процесс формирования саргатской культуры раннего железного века (V в. до н. э.— V в. н. э.), собственно являющейся результатом переходного процесса на большей части лесостепи региона, вызывает массу дискуссий. Основной вопрос заключается в поиске той культуры (культур) эпохи поздней бронзы либо культуры (культур) переходного периода, в результате динамики которой могли зародиться и конституализироваться черты качественно новой формы существования и развития. В науке сложилось как минимум две точки зрения на указанный процесс. Первая описывает формирование саргатской культуры на основе позднеирменских комплексов в Прииртышье и Барабе и последующее ее распространение на огромные пространства лесостепи и степи Урало-Обского региона, где местные культурные образования были ассимилированы новым населением15. Согласно второй точке зрения, саргатская культура формируется на всей обозначенной территории как результат развития местных позднебронзовых и переходных культурных образований16. В той и другой концепциях отмечается участие в ее сложении некоего южного (степного) компонента, который в концептуальных схемах авторов интерпретируется
17
по-разному17.
Таким образом, археологические работы представляют собой все многообразие точек зрения на культурно-историческое содержание рассматриваемой временной цепочки. По сути своей каждая концепция предстает как попытка трактовки динамики культуры каждой отдельной эпохи либо развития отдельной культуры в рамках той или иной эпохи. Такой подход обусловливает как бы вырывание культур из общего исторического контекста как временного, так и пространственного, что приводит к формулированию самых разнообразных, мало согласующихся и порой противоречащих друг другу точек зрения. Зачастую, динамика различных археологических культур в исследованиях рассматривается, исходя из циклической, линеарной и, в лучшем случае, ковариантной моделей
развития, а также концепции диффузионизма и связанных с ней механизмов культурной адаптации. Эвристическая ограниченность парадигм, используемых в анализе, не позволяет целостно исследовать переходные периоды, более того, не представляется возможным выявить их внутри общего культурно-исторического процесса. Понимание переломных моментов в истории культуры (или отдельных культур) требует основательной проработки той концептуальной методологии, которая уже предполагает переходные периоды как необходимые этапы развития и как собственно главные процессы формирования новых основ, форм ее (культуры) существования и воспроизводства. В качестве таковой может выступить синергетическая парадигма, не только синтезирующая основы всех сформировавшихся в науке моделей развития, но и, главным образом, позволяющая проанализировать динамику систем через этапы стабильного роста, упадков, деградаций, переходных процессов (И. Пригожин, С. П. Курдюмов, Е. Н. Князева,
С. П. Капица, Е. Я. Режабек и др.). Исходя из этого, динамика культуры во II — первой половине
I тысячелетия до н. э. лесостепной части УралоОбского региона может быть представлена следующим образом (рисунок).
Эпоха бронзы на всех территориях лесостепной части Урало-Обского региона характеризовалась экспансией культур андроновской культурно-исторической общности (АКИО). Всеми без исключения исследователями в АКИО включаются алакульская и федоровская культуры, возможно, что андроновскими являются и чер-каскульские древности18. При всем многообразии сложившихся к настоящему времени точек зрения относительно процесса формирования и развития АКИО, наиболее эвристичной представляется концепция, согласно которой федоровская культура, постепенно занявшая территории Прииртышья, Приобья, Енисея, определила дальнейшую динамику культуры региона. Это позволяет соотнести ход развития и воспроизводства сложной системы андороновской общности на этапе существования федоровской культуры с добифуркационным периодом или HS-режимом (режим «неограниченно разбегающейся волны»), характеризующимся замедлением процессов в системе19. Выделенный период соответствует относительно стабильной, устойчивой фазе развития, характеризующейся объединением ранее разрозненных культурных
ПОСТБИФУРКАЦИОННЫИ ПЕРИОД
(с V в. до н. э.). Выход на структуру-аттрактор раннего железного века — саргатская, большереченская, богоча-новская культуры
Вторая точка бифуркации (VIII—VI вв. до н.э.). Внешняя флуктуация — миграции групп «носителей кресто-во-штапмовой орнаментации» — гамаюнской, атлымской, молчанов-ской. Формирование нескольких траекторий развития
Затухание процесса распада (ХП-IX (VIII) вв. до н. э.). Формирование андроноидных культур второго порядка — бархатовской, сузгунской, ирменской
Первая точка бифуркации (XIII в. до н. э.). Начало распада культуры андроновской культурно-истори-ческой общности, формирование андроноидных культур первого порядка
ДОБИФУРКАЦИОННЫИ ПЕРИОД (до XIII в. до н. э.). Становление и стабильное существование и развитие культуры андроновской культурноисторической общности. Федоровская культура — паттерн культуры эпохи бронзы
БОГОЧАНОВСКАЯ САРГАТСКАЯ БОЛЬШЕРЕЧЕНСКАЯ
КУЛЬТУРА . ,—'■ КУЛЬТУРА КУЛЬТУРА
культуры, сформировавшиеся и развивающиеся на территориях лесостепной части Урало-Обского региона
дискуссионные линии связи или преемственности культур территорий лесостепной части Урало-Обского региона
культуры, являющиеся внешними (переферийными) относительно образований территорий лесостепной части Урало-Обского региона
линия межкультурных взаимодействий, в результате которой происходит формирование качественно новой формы существования и развития культуры
четко определенные линии связи или преемственности культур территорий лесостепной части Урало-Обского региона
00
ьо
Динамика культуры лесостепной части Урало-Обского региона во II тыс.— Vвеке до н. э.
В. В. Илюшина
образований (во временном отношении — энеолит, начало эпохи бронзы), в результате чего был установлен некий общий темпомир динамики культуры, отражающийся в становлении ее общих характеристик. К таким характеристикам относятся комплексы керамики, хотя и имеющие некоторые локальные особенности, но объединенные едиными орнаментальными канонами и морфологическими признаками от Зауралья до Минусинской котловины20. Все федоровское население региона имело единый хозяйственноэкономический уклад — оседлое скотоводческо-земледельческое хозяйство, а также сходные принципы освоения вмещающего ландшафта — топографию поселений, структуру поселков и традиции конструирования сооружений, наличие зольников и колодцев. У групп населения федоровской культуры всех территорий региона прослеживается стабильность погребальной
21
практики, за исключением некоторых нюансов21. Таким образом, в этот период фиксируется детерминированность процесса развития внутренними и внешними факторами, когда каждое воздействие дает определенный, а не какой угодно, результат.
Данный промежуток стабильного существования продолжался сравнительно не долго - исследователи отводят ему около двух-трех столетий. Около XIII в. до н. э. линейность хода развития системы постепенно начала нарушаться. Этот процесс, вслед за А. В. Матвеевым22, возможно обозначить как процесс распада, который в эмпирическом материале обнаруживается в формировании на территории лесостепного Зауралья черкаскульских древностей в недрах федоровской культуры, а на территориях лесостепного и подтаежного Прииртышья, Приишимья, Томско-Нарымского и Новосибирского Приобья
23
андроноидных культур первого порядка23 или пахомовско-ордынского культурно-хронологического пласта24. Нарушение стабильности в динамике культуры андроновской общности, скорее всего, было связано с потерей внутренних связей между отдельными группами населения, с изменениями в культурной среде сопредельных территорий (формирование общности культур валиковой керамики на территории степей Казахстана и Алтая), что могло повлечь, например, нарушение путей обмена продукцией, а также с влиянием ухудшающейся климатической ситуации. Эти факторы могут рассматриваться как признаки бифуркационного (переходного)
периода, который характеризуется неизбежным эволюционным кризисом, «ибо сложные организации вблизи момента максимального развития, «момента обострения» становятся неустойчивыми к малым возмущениям, флуктуациям на микроуровне»25.
Анализ культурно-исторической ситуации и интерпретаций археологического материала позволяет несколько расширить понимание Е. Я. Режабеком бифуркационного (переходного) периода, выделившем три последовательных этапа в этом интервале — вхождение в хаос, бытие в хаосе и выход из хаоса26. Выявление последовательных этапов, безусловно, отражает особенности динамики переходного процесса. Но при детальном исследовании переходных периодов в истории культуры может быть обнаружен целый ряд черт, обусловливающих не только особенности каждого из них по отношению друг к другу, но и всякий раз специфичность процесса динамики культуры в переходе в качественно новое состояние.
В бифуркационном (переходном) периоде от эпохи бронзы к раннему железному веку в лесостепной части Урало-Обского региона также возможно выделить три этапа. Первый этап, по всей видимости, заключается в обозначенном нами процессе распада и дезорганизации целостной системы культуры андроновской общности. Иными словами, этот этап заключал в себе первую точку бифуркации. В связи с этим следует отметить тот принципиальный факт, что рассмотрение переходного периода в традиционно принятых хронологических рамках — VIII-
VI вв. до н. э. исключает из поля зрения момент завершения упорядоченного хода развития (начало распада культуры андроновской общности). Исходя из этого, представляется допустимым расширить временные границы переходного периода примерно до XIII в. до н.э. Данный тезис, в свою очередь, обусловливает необходимость введения понятия «каскад бифуркаций»21. «Каскад бифуркаций» в данном случае описывает процесс возникновения как минимум двух точек бифуркаций (следующая наступила позднее) в рамках процесса перехода к культуре раннего железного века и формирования фрактальных (самоподобных) структур, которые представлены андроноидными культурами первого порядка. Андроноидные культуры первого порядка, в свою очередь, с уверенностью можно обозначить как промежуточные эволюционные
формы, которые являются неустойчивыми и потому нежизнеспособными, они эволюционируют к более устойчивым состояниям28. Эволюция андроноидных культур первого порядка к более устойчивым образованиям, наблюдаемая в некоем затухании хаотических процессов к XII-XI вв. до н. э. и в формировании трех крупных культурно-исторических образований представляет, таким образом, второй этап бифуркационного развития. Эти образования обозначены нами как андроноидные культуры второго порядка и соотнесены с позднебронзовыми барха-товской, сузгунской и ирменской культурами. Сформировавшиеся на основе «осколков» андро-новской культурно-исторической общности эти образования в процессе своей динамики, видимо, постепенно могли вывести культуру региона из периода бифуркации, выйти на аттрактор (будущее состояние системы) - системы культуры раннего железного века. Это проявилось в выработке новых качеств относительно культуры предшествующего времени (как собственно андроновской, так и андроноидной), например, в перестройке экономики, трансформации орнаментальных схем керамики, в организации жилого пространства. Однако постепенная их динамика в сторону поглощения хаотических процессов (дальнейшего распада), сокращение внутренних флуктуаций (спонтанные изменения, колебания, нестабильность) и, в итоге, формирование новой упорядоченной системы была прервана миграциями групп носителей традиций северных культур крестово-штамповой орнаментации из таежных зон Западной Сибири. Именно эта ситуация привела к наступлению второй точки бифуркации в конце IX-VIII вв. до н. э., что может быть обозначено как третий этап бифуркационного периода. Этот этап бифуркации заключался в начале сверхбыстрых культурогенетических процессов, обусловленных влиянием северных традиций в периферийных зонах систем позднебронзовых культур, вследствие чего взрывообразно сформировались так называемые культуры переходного периода — иткульская, красноозерская, завьяловская. В свою очередь, сам ход внедрения чужеродных элементов (внешние флуктуации) и поведение систем позднебронзовых образований в этом процессе может быть понято как возобновившаяся дифференциация в еще не вышедших из бифуркационного периода системах обозначенных культур. Если первая точка бифуркации, глав-
ным образом, была связана с внутрикультурны-ми процессами хаотического порядка, то вторая была спровоцирована влиянием извне и выразилась в появлении как минимум двух траекторий развития внутри каждой позднебронзовой культуры.
В системе бархатовской культуры одна из траекторий связана с формированием и развитием восточного варианта иткульской культуры второго типа и дальнейшей его трансформацией в близкие баитовским комплексам в подтаежной части Притоболья (В. А. Зах, О. Ю. Зимина). Вторая траектория представляет собой процесс саморазвития (внутренней трансформации) бар-хатовской культуры и постепенного сложения баитовских (раннежелезных) стереотипов на территории лесостепи (Н. П. и А. В. Матвеевы, О. М. Аношко). Имеющийся на сегодняшний день материал позволяет пока лишь наметить возможные варианты динамики культуры в процессе выхода на устойчивое состояние. Мы склоняемся к выводу о том, что в той и другой структурах (траекториях) почти одновременно шел процесс выхода на аттрактор, представляющий собой начальный этап раннего железного века, отражающийся в комплексах баитовской культуры.
Своеобразные и несколько более сложные культурно-исторические процессы протекали в этот период на территории южно-таежного и лесостепного Прииртышья, Барабинской лесостепи и лесостепном Приобье.
Недостаточная изученность памятников этого времени на территории Среднего Прииртышья позволяет лишь наметить возможную логику процесса анализируемого этапа переходного (бифуркационного) периода. Сузгунская культура была локализована на территории подтаежной части Среднего Прииртышья, лесостепь же являлась периферией ее ареала, где она граничила и взаимодействовала с населением прииртыш-ского варианта ирменской культуры. Влияние пришлого северного компонента в центральной части распространения сузгунской культуры повлекло за собой начало формирования в южной тайге красноозерской культуры (М. Ф. Косарев, М. Б. Абрамова и В. И. Стефанов, А. Я. Труфанов, О. С. Шерстобитова и др.). Однако на начальной ступени развития носители красноозерских традиций были, скорее всего, вытеснены в зону лесостепи, где в дальнейшем и шло их развитие и взаимодействие с группами сузгунского и ир-менского населения. Таким образом, произошло
своего рода пространственное «смещение процесса». Представляя одну из траекторий развития в системе сузгунской культуры, она, на наш взгляд, оказалась тупиковой — красноозерская культура распалась, не перейдя в раннежелезное время. Вторая траектория развития системы суз-гунской культуры наметилась на ее позднесуз-гунском этапе (А. В. Полеводов) в таежной зоне Прииртышья и явилась результатом ее поступательной динамики. Эта траектория фиксируется в материалах журавлевских комплексов, являющихся начальным этапом развития богочанов-ской культуры (Е. М. Данченко), которая в свою очередь стала тем устойчивым образованием, которое определило развитие культуры в таежной части Прииртышья вплоть до II в. до н. э.
В Новосибирском Приобье и Барабинской лесостепи, территории которых занимала ирмен-ская культура (позднеирменский этап), вторая точка бифуркации также была связана с проникновением чужеродных элементов (северных традиций). Обозначенные нами территориальные рамки, конечно, не охватывают весь ареал ирменской культуры, в связи с чем мы можем говорить лишь о двух траекториях развития, наметившихся к VIII в. до н. э.
Под влиянием северных групп на население ирменской культуры в лесостепном Приобье формируются так называемые комплексы завья-ловского типа (Т. Н. Троицкая, Т. В. Мжельская). Представленная ими траектория развития позднего этапа ирменской культуры примерно в
VII в. до н. э. (возможно, в конце VIII в. до н. э.) влилась в состав комплексов раннего (боль-шереченского) этапа большереченской культуры раннего железного века, процесс сложения которых шел в этот период на территориях Новосибирского и Барнаульского Приобья на основе позднеирменской традиции (Т. Н. Троицкая, А. П. Бородовский).
Выявление второй траектории развития ир-менской культуры на ее позднеирменском этапе связано с поиском основ формирования ранних комплексов саргатской культуры. Остаются открытыми вопросы, касающиеся собственно процесса и территории ее формирования, что, в первую очередь, связано с отсутствием выразительных комплексов с так называемыми переходными чертами от позднеирменской к раннесаргат-ской культуре. Однако лавинообразные процессы формирования новой системы могут и не дать ярковыраженных и массово прослеживаемых
переходных форм. Когда идет речь о процессе саморазвития системы в моменты обострения, сверхбыстрого роста, качественно новое возникает внезапно и, главным образом, случайно.
Формирование раннесаргатских комплексов и, соответственно, траектории развития относится, скорее всего, к VII в. до н. э. Этот процесс представлял собой длительную выработку и становление новых (раннежелезных) стереотипов и форм внутри позднеирменского этапа ирменской культуры в Барабе и в смешанных сузгунско-ир-менских комплексах в лесостепном Прииртышье (А. Я. Труфанов, Л. И. Погодин, А. В. Полеводов). Кроме того, становление собственно саргатской культуры было сопряжено, очевидно, с неким южным импульсом (что отражается в погребальных комплексах, в реконструируемых социальных отношениях), однако его атрибуция в настоящий момент затруднительна (В. А. Могильников, Н. В. Полосьмак, В. И. Молодин и др.).
Таким образом, на третьем этапе бифуркационного периода появляется устойчивая структура-аттрактор. Анализ исследований археологического материала показывает появление как минимум трех альтернативных путей выхода из бифуркации, потенциально заложенных внутри сформировавшихся структур. Первый из них — «структура настоящего», означающая процесс скатывания системы на старую структуру или ее консервации. Будущее такой системы — стагнация и в конце концов распад полный или частичный. Второй путь — «структура прошлого», определяющаяся как возврат системы на целое тысячелетие назад, в простом приспособлении к изменяющимся условиям среды. Итог этого направления — абсолютно равновесное состояние, в котором система может находиться сколь угодно долгое время и внутри которого по определению не может произойти выхода на иное поле эволюции. Третий путь, самый оптимальный,— «структура будущего», описывающая процесс выработки в системе новых качеств, позволяющих не просто адаптироваться к окружающей среде, а перестроить всю систему культуры. Таким образом, можно говорить о том, что траектория развития сузгунской культуры, связанная с красноозерским направлением, фиксирует собой «структуру настоящего», данная ветвь развития была тупиковой. «Структуру прошлого» в рассматриваемой культурно-исторической ситуации представляли собой традиции северных племен, однако сформировавшиеся на их ос-
нове «переходные» культуры лесостепи данный путь не осуществили, хотя потенциально такая возможность присутствовала. Это отражается, в частности, в повышении роли части экономики, характерной именно для присваивающей формы хозяйства. Остальные выделенные нами траектории развития в системах бархатовской, суз-гунской и ирменской культур, представленные баитовскими, журавлевскими, раннебольшере-ченскими и раннесаргатскими древностями, как структуры-аттракторы могут быть соотнесены с обозначенной нами «структурой будущего» или культурой раннего железного века.
Выход на структуру-аттрактор обозначил собой начало постбифуркационного периода развития. Оно связано с формированием к VI-V вв. до н. э. трех культур раннего железного века. В таежной зоне Прииртышья на базе журав-левских комплексов формируется богочанов-ская культура. В лесостепном Приобье ранние большереченские комплексы явились начальным этапом большереченской культуры, которая впоследствии вошла в состав скифо-сибирского культурно-исторического единства. На территориях же лесостепного Притоболья и Прииртышья, Барабинской лесостепи шел процесс объединения различных по своим качественным характеристикам структур, в результате чего сформировалась новая, относительно стабильная, упорядоченная система — саргат-ская культура. Она характеризует собой все последующее существование и динамику культуры в эпоху раннего железа в большей части лесостепи Урало-Обского региона или качественно новое эволюционное поле культуры, в котором она развивалась примерно до середины I тыс. н. э., когда из постбифуркационного периода развития система вновь вступает в предби-фуркационный этап.
Примечания
1 См.: Молодин, В. И. Экологический «стресс» на рубеже II-I тысячелетий до нашей эры и его влияние на этнокультурные и социально-экономические процессы у народов Западной Сибири II Культура как система в историческом контексте: опыт Зап.-Сиб. ар-хеол.-этногр. совещаний : материалы XV Междунар. Зап.-Сиб. археол.-этногр. конф. Томск : Аграф-Пресс, 2010. С. 22.
2 Там же. С. 24.
3 См.: Зах, В. А. Общее и частное в культурах переходного времени от бронзы к раннему железу лесостепи Западной Сибири II Культура как система в
историческом контексте: опыт Зап.-Сиб. археол.-этногр. совещаний : материалы XV Междунар. Зап.-Сиб. археол.-этногр. конф. Томск : Аграф-Пресс, 2010. С. 340-342.
4 См.: Бобров, В. В. Пространство археологической культуры и аномалия в культуре // Пространство культуры в археолого-этнографическом измерении. Западная Сибирь и сопредельные территории : материалы XII Зап.-Сиб. археол.-этногр. конф. Томск : Изд-во Том. ун-та, 2001. С. 137.
5 См.: Труфанов, А. Я. К проблеме содержания понятия «переходное время к железному веку» // Исторический опыт хозяйственного и культурного освоения Западной Сибири. Барнаул : Алтайс. гос. ун-т, 2003. С. 384-386.
6 См.: Косарев, М. Ф. Бронзовый век Западной Сибири : монография. М. : Наука, 1981. С. 189.
7 См.: Корочкова, О. Н. Взаимодействие культур в эпоху поздней бронзы (андроноидные древности Тоболо-Иртышья) : монография. Екатеринбург : УралЮрИздат, 2010. С. 88.
8 См.: Зах, В. А. Эпоха бронзы Присалаирья (по материалам Изылинского археологического микрорайона) : монография. Новосибирск : Наука. Сиб. предприятие РАН, 1997. С. 39-41; Максименков, Г. А. Андроновская культура на Енисее : монография. Л. : Наука, 1978. С. 86; Матвеев, А. В. Первые следы взаимодействия алакульских и ташковских племен Притоболья // Древняя и современная культура народов Западной Сибири : сб. науч. тр. Тюмень : ТюмГУ, 1995. С. 48; Матющенко, В. И. Древняя история населения лесного и лесостепного Приобья (неолит и бронзовый век). Андроновская культура на Верхней Оби // Из истории Сибири. Томск : Изд-во Том. ун-та, 1973. Ч. 3, вып. 11. С. 49.
9 См.: Матвеев, А. В. Зауралье в конце бронзового века и распад андроновского единства / А. В. Матвеев // Наука в Тюмени на рубеже веков. Новосибирск : Наука, 1999. С. 113, 120.
10 См.: Его же. Зауралье после андроновцев: Барха-товская культура : монография / А. В. Матвеев, О. М. Аношко. Тюмень : Тюмен. Дом печати, 2009. 416 с.; Его же. Ирменская культура в лесостепном Приобье : монография. Новосибирск : Изд-во Новосиб. ун-та, 1993. 181 с.; Молодин, В. И. Бараба в эпоху бронзы : монография. Новосибирск : Наука, 1985. 200 с.; Полеводов, А. В. Сузгунская культура в лесостепи Западной Сибири : автореф. дис. ... канд. ист. наук. М., 2003. 22 с.
11 См.: Зах, В. А. К вопросу формирования баитов-ских комплексов в Притоболье // Вестн. археологии, антропологии и этнографии. Тюмень : Изд-во ИПОС СО РАН, 2007. № 8. С. 55-63; Зимина, О. Ю. Иткуль-ская культура в Нижнем Притоболье (восточный локальный вариант) : автореф. дис. ... канд. ист. наук. Тюмень : СО РАН, 2006. С. 19.
12 См.: Данченко, Е. М. Южно-таежное Прииртышье в середине — второй половине I тыс. до н. э. : монография. Омск : Изд-во ОмГПУ, 1996. С. 109.
13 См.: Троицкая, Т. Н. Большереченская культура лесостепного Приобья : монография / Т. Н. Троицкая,
А. П. Бородовский. Новосибирск : Наука. Сиб. издат. фирма, 1994. С. 77-78.
14 См.: Матвеев, А. В. Зауралье после андронов-цев: Бархатовская культура... С. 340-354; Матвеева, Н. П. К вопросу о баитовской культуре // Проблемы изучения Сибири в научно-исследовательской работе музеев : тез. докл. Красноярск : Изд-во Краснояр. ун-та, 1989. С. 111-114; Полеводов, А. В. К проблеме соотношения лесных и лесостепных памятников красноозерской культуры Среднего Прииртышья /
А. В. Полеводов, О. С. Шерстобитова // Время и культура в археолого-этнографических исследованиях древних и современных обществ Западной Сибири и сопредельных территорий: проблемы интерпретации и реконструкции : материалы Зап.-Сиб. арх.-этногр. конф. Томск : Изд-во АграфПресс, 2008. С. 179; Шерстобитова, О. С. Посуда со смешанными культурными признаками: к вопросу о специфике взаимодействия культур на территории Среднего Прииртышья в эпоху поздней бронзы / О. С. Шерстобитова // VII исторические чтения памяти Михаила Петровича Грязнова : сб. науч. тр. Омск: Изд-во Ом. гос. ун-та, 2008. С. 132.
15 См.: Матвеева, Н. П. Саргатская культура на Среднем Тоболе : монография. Новосибирск : Наука, 1993. С. 150.
16 См.: Зах, В. А. Городище раннего железного века Калачик 1 на Тоболе / В. А. Зах, Е. М. Зах // Западная Сибирь — проблемы развития. Тюмень : ИПОС СО РАН, 1994. С. 32-44; Могильников, В. А. К вопросу
об этнокультурных ареалах Среднего Прииртышья и Приобья эпохи раннего железа // ПХКПАПЗС. Томск: Изд-во Том. ун-та, 1970. С. 181; Полосьмак, Н. В. Бараба в эпоху раннего железа : монография. Новосибирск : Наука, 1987. С. 93.
17 См.: Молодин, В. И. К вопросу о выделении бер-ликской культуры // Интеграция археологических и этнографических исследований. Новосибирск ;
Омск : Наука, 2008. С. 78-81; Полосьмак, Н. В. Указ. соч. С. 93.
18 См.: Матвеев, А. В. Черкаскульская культура Зауралья // AB ORIGINE: Проблемы генезиса культур Сибири. Тюмень : Вектор Бук, 2007. С. 4-41.
19 См.: Князева, Е. Н. Основания синергетики. Режимы с обострением, самоорганизация, темпомиры : монография / Е. Н. Князева, С. П. Курдюмов. СПб. : Алетейя, 2002. С. 100.
20 См.: Зах, В. А. Поселок древних скотоводов на Тоболе : монография. Новосибирск, 1995. 96 с.; Максименков, Г. А. Указ. соч. С. 63-71; Молодин, В. И. Бараба в эпоху бронзы... С. 90-102.
21 См.: Его же. Эпоха бронзы Присалаирья. С. 4956; Максименков, Г. А. Указ. соч. С. 6-45; Молодин,
В. И. Могильник Старый Тартас-4 (новые материалы по андроновской культурно-исторической общности) / В. И. Молодин, А. В. Новиков, Р. В. Жемерикин // Археология, этнография и антропология Евразии. Новосибирск : ИАЭ СО РАН, 2002. № 3 (11). С. 48-62.
22 См.: Матвеев, А. В. Зауралье в конце бронзового века и распад андроновского единства. С. 120.
23 См.: Генинг, В. Ф. Поселения Черноозерье I, Большой Лог и некоторые проблемы бронзового века лесостепного Прииртышья / В. Ф. Генинг,
В. И. Стефанов // Памятники древней культуры Урала и Западной Сибири : сб. науч. тр. Екатеринбург : Наука, 1993. С. 84-85.
24 См.: Корочкова, О. Н. Предтаежное и южно-таежное Тоболо-Ишимье в эпоху поздней бронзы: автореф. ... канд. ист. наук. Л., 1987. 26 с.
25 См.: Князева, Е. Н. Указ. соч. С. 13.
26 См.: Режабек, Е. Я. В поисках рациональности (статьи разных лет). М. : Акад. проект, 2007. С. 71.
27 См.: Бородкин, Л. И. Бифуркации в процессах эволюции природы и общества: общее и особенное в оценке И. Пригожина // Информ. бюл. ассоциации «История и компьютер». 2002. № 29. С. 143-155.
28 См.: Князева, Е. Н. Указ. соч. С. 9.
