CC BY
58
Литература
1. Апресян Ю.Д. Лексическая семантика. Синонимические средства языка. М., 1974.
2. Talmy L. Semantics and syntax of motion Syntax and semantics. New York Academic Press. 1975.
3. Miller G. Johnson-Laird P Language and Perception. Cambridge.
4. Lyons J. Semantics Cambridge, 1977.
5. Майсак Т.А., Рахилина Е.В. Семантика и статистика: глагол идти на фоне других глаголов движения. Логический анализ языка. Языки динамического мира / Отв. ред. Н.Д. Арутюнова, И.Б. Шатуновский. Дубна, 1999.
6. Fillmore Ch. Deictic categories in the semantics of come // Foundation of language.
7. Беляева Л.М. Глаголы движения в английском языке // Ученые записки института международных отношений. М., 1961. Вып. 7.
8. Ковалёва Л.П. Дистрибутивно-семантический анализ глаголов движения в современном английском языке. Л., 1981.
9. Сентенберг И.В. Лексическая семантика английского глагола. Учебное пособие к спец. курсу. М., 1984.
10. Сивохина Н.Г. Морфолого-семантические средства выражения категорий времени и пространства и их стилистическая значимость в тексте. М., 1982.
Н. С. Коваленко
ОСНОВООБРАЗУЮЩИЙ ФОРМАНТ -Б- КАК МАРКЕР ОДУШЕВЛЕННОСТИ (НА МАТЕРИАЛЕ ДРЕВНЕАНГЛИЙСКОГО И СТАРОСЛАВЯНСКОГО ЯЗЫКОВ)
Томский государственный педагогический университет
Статья посвящена вопросу, который до настоящего времени не был предметом специального исследования - то есть основообразующему форманту -s-, который функционировал первоначально как маркер одушевленного класса существительных. В предыдущих работах мы уже рассматривали семантические принципы объединения существительных формантом -s- и их связь с категорией одушевленности/неодушевленности [1, 2, 3, 4, 5]. Настоящее исследование проводится на материале старославянского языка в сравнении с древнеанглийским.
Именной тип основ на -(e)s играл большую роль в индоевропейском праязыке. Следы его обнаруживаются в различных индоевропейских языках, в которых, однако, судьба его была неодинаковой [6, с. 71].
Существительные с основой на -(e)s в древнегерманских языках почти не представлены - сохранились лишь остатки существительных парадигмы s-основ [7, с. 223-226]. Основы данного типа сохранили очень небольшое количество существительных только среднего рода, в основном обозначающих детенышей. В склонении на -(e)s выделяют существительные, которые исконно относятся к данному типу основ и составляют его основной стержень: lamb «ягненок», cealf «теленок», cild «ребенок», ¿eg «яйцо», speld, «лучина, факел», breadru (мн. ч.) «крошки (хлебные)» [8, с. 214].
Проведенное в предыдущих работах исследование древнеанглийских существительных, объеди-
ненных основообразующим формантом -8-, показало, что существительные 8-основ представляли в древности семантическое единство, где основообразующий консонантный формант -8- выступал как основообразующий и словообразовательный маркер, служа маркером одушевленности [2, с. 242265].
Из индоевропейского праязыка основы на -(е)s перешли и в праславянский язык, который сохраняет следы 8-основ только в словах среднего рода. В славянских языках процесс утраты основ на -(е)s начался очень рано. Возможно, что здесь мы имеем дело с остатками очень древних структур общеславянского характера [6, с. 71]. Так древнеанглийским основам на -(е)s соответствовали в старославянском языке существительные типа «небо — небеса», «чудо - чудеса», «слово - словеса» [9, с. 80].
Проведенное типологическое сопоставление показало, что существительные 8-основы в древнеанглийском и старославянском языках имели не только типологическое сходство, но также сходные тенденции в развитии [1, с. 88-93].
Склонение старославянских существительных, развившихся из древнейших основ на согласный -8, относится к 5-му типу [10, с. 51-52]. Как и в древнеанглийском языке, это склонение также не многочисленно. По 5-му склонению подтипа на *-еs-склонялись восемь имен существительных среднего рода с окончанием в именительном падеже единственного числа -о: нєБо «небо», чоудо «чудо», тЪло «тело», дрЪво «дерево», оухо
«ухо», око «глаз», слово «слово», коло «колесо» [11, с. 137-138].
На материале данных старославянских существительных мы попытаемся показать, что они не случайно были объединены основообразующим формантом -s-. Мы полагаем, что данный суффикс маркировал именно одушевленный класс имен, то есть являлся показателем активного, одушевленного класса. Для того чтобы обнаружить, что эти существительные были объединены суффиксом -s- на определенном основании и принадлежали к одушевленному классу, мы прибегнем к их этимологическому анализу.
Старославянское существительное небо, мн. ч. небеса, возможно, заимствовано из церковнославянского языка и обозначало «небо». Данное существительное относят к балто-славянской основе на -es (ср. укр. небо «небо», блр. нёбо «небо», др.-русск. небо, ст.-слав. небо, род. п. небесе «видимое небо, небесный свод», болг. небе «небо», словен. пеЬо «небо», чеш. nebe «небо», мн. ч. nebesa, слвц. пеЬо «небо», польск. niebo «небо», мн. ч. niebiosa) [12, с. 53; 13, с. 101-102]. Ст.-слав. существительное небо, возможно, восходит к сскр. nabhas «туман, тучи, облака, воздушное пространство» [14, с. 597]. Праславянское *nebo / *nebese родственно лит. debesis «облако», др.-лит. debess «небо», др.-инд. nabhas (ср. р.) «туман, пар, небо», авест. nabah-(ср. р.) «воздушное пространство, небо», греч. vepog (ср. р.) «облако», лат. nebula «туман», др.-исл. nifl- «темнота», д.-в.-н. nebul «туман» [13, с. 102; 12, с. 53; 14, с. 597-598; 15, с. 563]. Вместе со всеми этими словами славянское название неба восходит к и.-е. *nebhos- в значении «облако». Древнее значение «облако, облака» наблюдается до сих пор в таких славянских производных формах, как *nebesbje [13, с. 102-103; 15, с. 563]. Академик
О.Н. Трубачев отмечает, что в древности, по-видимому, не существовало универсального общего термина «небо», так как сохранились следы различных наименований «ясного неба (= дневного света)» и «облачного неба». В случае с праславян-ским *nebo и и.-е. *nebhos- речь идет именно о названии «облачного неба» или «облака, облаков». Таким образом, наблюдается древняя оппозиция представлений «неба ясного» и «неба неясного, облачного». Следовательно, славянскому обозначению неба *nebo и родственным индоевропейским присуща изначальная идея облачности неба [13, с. 103]. Ст.-слав., др.-русск. образование небо, мн. ч. небеса, интересно в том отношении, что оно в славянском языке представляет собой один из немногих индоевропейских остатков основ на *^s: небес-[14, с. 598]. В русском языке мы находим следы древних s-основ в таких именах, как небеса, небесный, поднебесье, поднебесный. Таким образом, ст,-
слав. небо произошло от общеслав. *пеЬо, которое в свою очередь развилось из индоевропейского корня в значении «видимое небо, особенно облака, туман».
После утраты основообразующего суффикса -у-ст.-слав. небо вошло в сферу влияния той модели склонения, которая восходила к основам на -о, при этом старая консонантная основа лучше сохранялась во множественном числе [6, с. 73]. Аналогичная тенденция перехода существительных 8-основ в гласное склонение на -а (индоевропейское -о) наблюдается и в древнеанглийском языке, при этом древняя основа сохранялась лишь во множественном числе [1, с. 88-93].
Для того чтобы понять, какую роль выполняло небо в древней картине мира славян, нам необходимо прибегнуть к экстралингвистическим данным. Древние славяне полагали, что при погребальном обряде сожжения умерших душа покойника летит в небо. Стало быть, все души предков находятся в небе (в «ирье»), а следовательно, они становятся соприсутствующими с верховным небесным божеством. Предки помогали потомкам, прилетали к ним на «радуницу», когда «дедов» поминали на кладбище, на месте захоронения праха, у их дедовской домовины. Здесь возникает слияние идеи небесного бога, повелителя природы и урожая, с идеей предка-помощника, тоже оказавшегося в небесных сферах вместе с дымом погребального костра. Следовательно, идея обряда трупосожжения заключалась в вознесении души умершего человека к небу [16, с. 80-81]. Таким образом, предку-язычни-ку представлялось, что душа вместе с дымом уходила вверх, в область великого неба, которое считалось местом, где находилась страна отцов [17, с. 94-95]. Кроме того, тот факт, что по представлениям древних душа умершего - это облако [17, с. 95], которая стремится в небо, подтверждает этимологическое значение ст.-слав. существительного небо - «облачное небо». Согласно многим традициям, на небе располагалась область, через уровни которой души умерших возносились к абсолютному свету и покою [18, с. 235].
Небо связывалось со сверхъестественными силами. Оплодотворяющее действие солнца и дождя, вечное сияние звезд, убывающая и растущая луна, разрушительная стихия шторма - все это стало причиной того, что небо почиталось как источник сверхъестественной, космической силы [18, с. 235]. Но небо в представлении древних славян было не только местом, откуда исходили дожди и солнечный свет, но также местом обитания бога неба, бога плодоносных туч. Так, например, для молений о дожде обращались к небесному Дажьбогу (буквально «дающий людям благополучие»), который считался богом солнечного света, подателем благ,
мифическим родоначальником русских людей («дажьбожьих внуков») и являлся сыном одного из главных божеств - небесного Сварога [16, с. 81, 201, 204, 243, 247; 19, с. 27]. Упоминание Дажьбога в древнерусских источниках вместе с Стрибогом, который в свою очередь олицетворял ясное небо, подтверждает существование древней оппозиции «неба ясного» и «неба неясного, облачного» [19, с. 27]. К богам небесной сферы также относили и Перуна - бога грозы и молнии, покровителя воинов. Полагается, что верховный славянский бог, властитель молний и мира, имел два лица: бог молнии, которого называли Перуном, был действительно у славян верховным богом природы и располагал жизнью и смертью людей, но над ним они признавали бога неба, который был выше его, но ему (Перуну) предоставил мир земной. Это высшее божество называли просто Богом и, вероятно, также Сваро-гом («Небесным») [16, с. 247, 249]. Некоторые ученые обращают внимание на то, что все эти боги были небесными богами, то есть богами «небес», а не «неба». Это связано с тем, что в древности очень прочно укоренилось представление о «небесной тверди», разделяющей все надземное пространство на два яруса: в верхнем ярусе находились «хляби небесные» (запасы дождевой воды), а в нижнем, под гигантским куполом тверди, ходило солнце, а края купола опирались на край земли. Верхний ярус небес над твердью - царство Сварога, нижний ярус с солнцем и землею - царство Дажьбога. Оба яруса вместе составляли «небеса» [16, с. 443-444]. Так, согласно взглядам древних славян, небо считалось местом обитания богов [20, с. 422].
Таким образом, из мировосприятия действительности древних славян можно предположить, что поскольку небо было тесно связано с похоронной обрядностью и культом предков, а также являлось местом, где по языческим представлениям обитали боги и души предков, то есть относилось к ритуально-культовой сфере, то, возможно, в силу этого старославянское существительное небо принадлежало к одушевленному классу имен и было маркировано консонантным основообразующим формантом -(е)s-.
Старославянское существительное коло, мн. ч. колеса, восходит к общеславянскому слову индоевропейского характера *ко1о и обозначало «колесо», во множественном числе - «повозку» (ср. др.-русск. коло (ср. р., мн. ч. колеса) «колесо, колесница, повозка, круг, окружность», кола мн. ч. «созвездие Ориона»; ст.-укр. коло «колесо, круг», укр. коло «круг, колесо», кола ж. р. «телега»; ст.-блр. коло «колесо», колесо «название созвездия, телега», блр. коло «мельничное колесо»; болг. коло ср. р. «колесо, круг», болг. кола ж. р. «телега, повозка, экипаж», болг. коло-игр ж «хоровод»; сербохорв. коло «коле-
со, круг, окружность, вид танца», кола мн. ч. «повозка», кола «название созвездий Большой и Малой Медведицы»; словен. kolö «колесо, круг, окружность, вид танца, созвездие Большая Медведица»; чеш. kolo «колесо», koleso ср. р. «большое колесо», kolesa мн. ч. «коляска»; слвц. kolo «круг, колесо»; польск. kolo «колесо») [21, с. 289-290; 22, с. 141— 142; 14, с. 333—334; 15, с. 411—412; 23, с. 199]. А. Преображенский указывает на родство существительного колесо с литовским käklas «шея» (первоначально «вращающаяся шея») [14, с. 334]. Ближайшими соответствиями праслав. *kolo являются др.-прус. -kelan «колесо» в maluna-kelan «мельничное колесо», сскр. carati «двигается, блуждает, гонит», др.-инд. cakras, cakram «колесо», др.-исл. hvel «колесо», др.-англ. hweol «колесо», лат. colo, -ere «возделывать, ухаживать, обитать, населять», которое в свою очередь развилось из понятия versari «вращаться», как, например, лат. colus «прялка», а также лат. collus, collum «шея» [14, с. 334; 21, с. 289;
23, с. 199; 15, с. 411—412; 24, с. 718]. Праславянское
*kolo-/*koles- продолжает индоевропейский корень
*kyolo и является производным с -о- вокализмом в корне от глагольной основы *kyel «двигаться кругом, вращаться, вертеться» (ср. др.-инд. глагол carati «двигаться», прямые продолжения которого в славянском не сохранились). Широко распространены были также неполные удвоения в производных именах индоевропейских основ *kye-kylo-s,
*ku-kylo-s «круг, колесо», например: др.-инд. cakras «колесо», а также «солнечное колесо, колесо года», carati «двигается, бродит, едет», авест. caraiti «поворачивается», др.-англ. hweol, hweowol «колесо», др.-исл. hiöl, hvel, *hwehla- «колесо», сюда же относится лит. käklas «шея» — все имена так или иначе были связаны с вращением. Связь значения «движения» с «вращением» вполне понятна при допущении общего значения «движения, передвижения на колесах» [22, с. 142—144; 23, с. 199; 14, с. 334; 15, с. 411—412; 24, с. 718]. О.Н. Трубачев отмечает архаичность и.-е. основы и ее форм редупликацией *kyolo-,* kyekylo-/*kukylo- и высказывает мнение о том, что древнейшее слово, которое являлось производным от * kyel-, возможно, относилось к самому факту изобретения колеса, будто бы состоявшемуся около 3200 года до нашей эры [22, с. 144]. Из всех древних основ на -(e)s- праславянское *kolo-/*koles- оказалось наиболее устойчивым. В русском языке следы древних s-основ сохранились в склонении существительного колесо, а также в словообразовании существительных околесица, колесница, прилагательного колесный и глаголов колесить, колесовать [6, с. 74]. Таким образом, ст.-слав. коло произошло от общеслав. *kolo, которое в свою очередь развилось из индоевропейского корня в значении «вертеться, вращаться, кружить кругом».
Для ряда древних индоевропейских традиций характерна ритуальная и мифологическая роль колеса и обожествление его, прежде всего, как символа солнца, которому поклонялись. Появление около 2000 года до нашей эры колеса со спицами окончательно сделало колесо солнечным мотивом, где спицы представляли собой солнечные лучи. Ритуальная символика колеса довольно ясно проявляется и в древнеславянской традиции. Так, в славянской мифологии в сказке о зимнем похитителе солнца и весеннем его освободителе появляется образ катящегося колеса. В сказании весенний освободитель предлагает похитителю обернуться колесами и покатиться с горы, при этом чье колесо будет разбито, тот и будет побежденным. Кроме того, в славянских традициях сохранились обряды и словесные формулы, обозначающие солнце как колесо [24, с. 720-721; 18, с. 154-155]. Горящие колеса скатывали с холмов в июле в день летнего солнцестояния, как бы подталкивая солнечную колесницу, чтобы она уехала за горизонт и вновь появилась на следующий день [18, с. 155].
Имя древнерусского бога Хорса (солнечного диска) связано с понятием «круга, круглого»: «хоро», «хоровод», «коло» - все эти слова обозначают ритуальный хоровод, а «коло» входит в состав многих обозначений круглого («круг, колесо») [16, с. 440]. Имя славянского бога солнца Хорс происходит от корня хор-, обозначающего «круг, окружность», что отражает его связь с солнцем. Вероятно, главной частью празднеств, посвященных Хор-су, были массовые танцы, после которых Хорсу приносились в жертву специально приготовленные кушанья. Видимо, именно отсюда появилось слово хоровод, а также хорошуль - «круглый ритуальный пирог». Так, например, в Болгарии до сих пор танцуют танец «хоро» (ср. болг. коло-игр ж «хоровод») [19, с. 52-53].
Значение «круга, окружности» также было тесно связано с существованием древнего погребального обряда, когда вокруг погребального костра для тру-посожжения прочерчивали круг, по которому сооружали нечто вроде ограды из прутьев и соломы. Когда зажигали огонь, то пылающая ограда своим пламенем и дымом закрывала от участников церемонии процесс сгорания трупа внутри ограды, отделяя мир живых от мира мертвых предков [16, с. 88].
Приведенные выше лингвистические данные свидетельствуют о том, что старославянское существительное коло «колесо» произошло от глагола с активной семантикой со значением «движение», а также обнаруживает связь со значениями «созвездие» (небесное тело представлялось древними в виде повозки на колесах, а названия светил
и космических тел, как известно, относятся к активному классу существительных [24, с. 686; 25, с. 274]), «солнце», «хоровод» (в древности - ритуальный). Экстралингвистические данные показывают, что старославянское существительное коло «колесо» было тесно связано с ритуально-культовой сферой. Колесо также выступало в древности в качестве символа солнца, которому поклонялись. Кроме того, оно выполняло важную социальную функцию, так как появление колесниц, имевших огромное военное значение, сделало колесо главным символом не только солнца, но и силы, и владычества [18, с. 155]. На основании всех приведенных данных, видимо, старославянское существительное коло принадлежало к одушевленному классу имен и было маркировано суффиксом -(e)s-.
Старославянское существительное древо, род. п. древесе восходит к общеславянскому *dervo, обозначало « дерево, ствол» и имеет точные соответствия в балтийских языках (ср. укр. дёрево «дерево», сло-вен. drevô, drevêsa «дерево», чеш. drevo «дерево», слвц. drevo «дерево», польск. drzewo «дерево», болг. дърво «дерево») [26, с. 78, 188; 27, с. 502; 14, с. 180]. Родственными словами ст.-слав. древо являются лит. dervà «сосна, смолистое дерево», darva «смола», лтш. darva « смола», англос. teru, teoru «смола», treo «дерево», др.-исл. tjara «смола» (от основы
*dery-ön-), tyrvi «смолистое (сосновое) дерево», греч. ôôpv «дерево, брус, копье » (и.-е. *doru-), ôpuç1 «дерево (растение), дуб», др.-инд. daru, dru- «дерево (материал)», авест. dauru, -dru- «дерево», ирл. derucc «желудь», гот. triu «дерево» (и.-е. *dreÿ), англ. tree «дерево», лат. larix «лиственница» (из
*darix) [27, с. 502; 26, с. 78; 15, с. 243; 14, с. 180]. Старославянское существительное древо восходит к общеслав. *dervo, образованному от основы der-с помощью суффикса -vo (ср. лит. dervà «сосна»).
Н.М. Шанский отмечает, что та же основа der-, но на иной ступени чередования, выступает в общеславянском слове индоевропейского характера драть, образованное с помощью суффикса -ати от основы дьр-, соответствующей лит. dirti «сдирать», греч. derö «деру». Возможно, в силу этого первоначальным значением существительного дерево было «то, что выдирается или обдирается, подвергается указанным действиям». Эта же основа, но без осложнения суффиксом выступает в др.-инд. daru «дерево», греч. dory «дерево, копье» [26, с. 78; 28, с. 123, 132; 15, с. 243]. Общеслав. *dervo соотносится с индоевропейской базой: *deru-/*dö(ö)ru-^dfu-^drfeju-^dreya-^dery-^dortf- - и.-е. основа
*dery-o-/*derеyo- «дерево (растение)» [15, с. 243;
14, с. 180; 26, с. 78]. Таким образом, ст.-слав. существительное древо является одним из слов обще-
1 По техническим причинам место и в греч. бри$ читайте и с верхним диакритическим знаком «~».
индоевропейского словарного фонда. П.Я. Черных указывает на то, что старшее и более древнее значение индоевропейского слова, к которому восходит ст.-слав. древо, по-видимому, было «дуб» [15, с. 243]. В русском языке мы находим следы древних 5-основ в таких именах, как древесина, древесный, хотя древесина является более поздним образованием, что связано с тем, что специальный термин древесина был искусственно создан учеными-лесоводами в начале XIX в. [15, с. 243; 6, с. 80-81]. Таким образом, ст.-слав. существительное древо произошло от общеслав. *dervo, которое в свою очередь развилось из индоевропейского корня *deryo в значении «дерево, дуб».
Рассмотрим экстралингвистические данные для того, чтобы понять, какую роль выполняло дерево в древней картине мира славян. Обработка дерева являлась исконным занятием древних славян, так как территория их расселения издавна представляла собой в значительной части лесные или лесостепные пространства [29, с. 343]. Поэтому материальная культура славян носит ярко выраженный «деревянный» характер. Дерево и древесина играли огромную роль в хозяйственной деятельности славянина [30, с. 132]. Для него лес всегда был родным домом и воспринимался как живое существо, организм, живший по определенным законам. Лес кормил, согревал, укрывал, утешал, лечил, закалял, развивал навыки и чувства [31, с. 38]. Видимо, сохранение древнего форманта -s- в существительном древесина объясняется ее важной хозяйственной и социальной значимостью, несмотря на то, что это уже неживое дерево. Согласно древним культам, древесина была также символом защиты, основанным на благотворных духах деревьев и предполагаемых волшебных силах, заключенных в нем [18, с. 86].
Дерево в народной культуре славян являлось объектом поклонения. В древнерусских памятниках говорится о поклонении «рощеям» и «древесам», которые издревле считались культовыми, священными местами. Судя по подробным описаниям подобных мест, выбранных для свершения культовых обрядов, это были, как правило, обнесенные оградой участки леса. Внутри рощи находилась какая-нибудь святыня, например - дерево, позднее деревянный крест, часовня. К категории почитаемых и священных относились также и отдельные деревья, особенно старые, одиноко растущие в поле или вблизи источников. Деревья, расположенные около родников, источников, пользовались особым почитанием, так как здесь одновременно можно было обращаться и к вегетативной силе «рощения», и к живой воде бьющего из земли ключа. К таким деревьям приходили и приносили дары. Дубы, вязы, березы относились к заповедным. Одним из
почитаемых деревьев была береза, с которой связан целый ряд весенних обрядов и хороводных песен. Не исключено, что береза была посвящена берегиням, духам добра и плодородия. Культ дуба прочно вошел в систему славянских языческих обрядов. Дуб - дерево Перуна (в славянской мифологии бог грозы, молнии и грома [32, с. 178-179]), крепчайшее и наиболее долговечное дерево. Славянская прародина находилась в зоне произрастания дуба, и верования, связанные с ним, восходят к глубокой древности. Запрещалось рубить священные деревья и вообще наносить какой-либо ущерб. Нарушение этих запретов приводило к смерти человека, мору скота, неурожаю. Такие деревья оберегали людей от бед, а также считались «покровителями» местности - сел, домов, колодцев, озер, охраняли от пожара и стихийных бедствий. Под священными деревьями мудрец проводил обряды, целители излечивали, люди разговаривали с предками, набирались сил и светлых помыслов [31, с. 16, 39; 16, с. 209-210].
Вообще образ дерева - одно из уникальных изобретений человечества, которое определило структуру всех мифологических систем. Благодаря мировому древу человек увидел мир как единое целое и себя в этом мире как его частицу. Вся картина мира цельно помещалась по древу. На него, как на ось, стали нанизываться все элементы мира от богов и животных до понятий времени. Вертикальная структура складывалась из трех частей или уровней: нижнего - корней, среднего - ствола и верхнего - ветвей. Согласно поверьям, дерево - это звено, связующее земное и подземное. Дерево как метафора дороги, как путь, по которому можно достичь загробного мира, - мотив славянских поверий и обрядов [31, с. 17].
Древние славяне считали, что в каждом дереве живет душа. Срубить дерево считалось равносильным убийству человека. Дерево соотносится с человеком и по внешним признакам: ствол - туловище, ветки - руки или дети, сок - кровь. Есть мужские и женские деревья. У мужского ветви растут вверх, а у женского в стороны [31, с. 18]. Рост, расцвет, старение деревьев рассматривались как жизненный цикл живых существ. Дерево не только давало плоды, но и лечебные вещества. Также широко использовалась энергия дерева. Считалось, что деревья могли давать и отнимать энергию у людей. Самым сильным по положительной энергии до сих пор считается дуб [31, с. 39].
Деревьям отводилось заметное место и в славянской календарной и семейной обрядности [31, с. 18]. Например, летом славяне праздновали «Яри-лин день», посвященный Яриле - в славянской мифологии божество весеннего плодородия, праздник молодого деревца, плодоносящих сил земли [16,
с. 190; 32, с. 255]. Существовали также примитивные культы, в которых деревья были воплощением плодородной Матери-Земли. Обряды заклинания плодородия Матери-Земли обычно были связаны с лиственными деревьями, опадающими осенью, их голые ветки зимой и расцвет весной символизировали сезонные циклы смерти и возрождения [18, с. 76-77].
Таким образом, исходя из мировоззрения древних славян, можно предположить, что дерево играло огромную роль в жизни славянина и было тесно связано с ритуально-культовой обрядностью. Традиционно дерево считалось воплощением жизненной силы, высшим природным символом динамичного роста, сезонного умирания и регенерации. Почитание деревьев основано на примитивных верованиях, что в них живут боги и духи [18, с. 75]. Символизм одушевленных деревьев свидетельствует об отношении к дереву, прежде всего, как к живому организму, который, также как и человек, рождается, растет и умирает, имеет схожее внешнее строение. Исходя из приведенных данных, можно полагать, что старославянское существительное древо принадлежало к одушевленному классу имен и было маркировано консонантным основообразующим формантом -^)s-. Правомерность отнесения ст.-слав. существительного древо к одушевленным подтверждают также исследования Г.А. Климова, А. Мейе, Т.В. Гамкрелидзе и Вяч. Вс. Иванова, согласно которым к одушевленному, активному классу существительных относятся обозначения деревьев и растений [33, с. 443, 445; 34, с. 345-346; 25, с. 273-274].
Старославянское существительное слово, мн.ч. словеса, обозначало «слово» (ср. др.-русск. слово «слово, дар речи, смысл, поучение», род. п. словесе, укр. слово «слово», блр. слово «слово», словен. slovo, род. п. slovesa «прощание», slovo «буква, слово», слвц. slovo «слово», польск. slowo «слово», болг. слово, словце «слово», сербохорв. слово «буква, слово, речь») [12, с. 673; 35, с. 176; 36, с. 328329]. Ст.-слав. и др.-русск. существительное слово восходит к праславянскому *slovo (основа на -es-). Родственными ему являются: лтш. slava, slave «молва, репутация, похвала, слава», вост.-лит. slave «честь, почесть, слава», slavinti «славить, почитать», авест. sravah- «слово, учение, изречение», мрусск. слово (род. п. слова), словечко «слава, молва», др.-русск. слути, слову «молва», словити «славить», чеш. slouti, slovu, sluju «слыть, называться» [12, с. 673; 36, с. 328-329]. По своему значению и форме существительное слово соответствует зенд. sravah- «слово, речь». А. Преображенский приводит также существительные того же образования, но с другим значением: сскр. gravas «слава, похвала, уважение». С основой на -^)s- (словес-е) согла-
суется индоевропейский корень *к'!еы^- «слышать» (особенно то, что часто называют, прославляют) в таких словах, как: сскр. дтоБаИ «слышит, слушает, слушается», дгпБШ «слушанье, послушание, услужливость», зенд. утош- «слух», др.-ир. сіоог (*к1шдг) «слышу», clйasa «уши». Таким образом, с и.-е. корнем *к'1еи^- (*к'1ои^-) «слышать» соотносятся слова слух, слыть и слава (ср. лат. сіиог «мнение, слава», греч. «молва, слух», авест.
sravah- «слово», др.-инд. sravas- «звук, хвала, слава») [36, с. 329; 35, с. 176]. Итак, старославянское существительное слово произошло от праславян-ского *у^о, которое в свою очередь развилось из индоевропейского корня в значении «слышать». К словам, родственным индоевропейскому корню *к'1еи^-, относятся: слава, слух, слыть, что связано с чередованием гласных.
Интересен также тот факт, что в русском языке в склонении существительного слово (род. п. слова) не сохранилось следов основы на -еу. Начало этого явления наблюдается уже в старославянском, именно в форме творительного падежа словом. Эта форма появилась под влиянием дЬломь из словосочетания: «словом и дЬломь». Форма словом стала употребляться по аналогии с дЬломь, подобно этому и родительный падеж слова и т.д. [36, с. 329-330; 37, с. 343]. В русском языке мы находим следы древних s-основ в прилагательном словесный и существительном словесность.
Уже в поздний период истории праславянского языка обнаруживается тенденция утраты основообразующего суффикса -у- и переход ст.-слав. слово в модель склонения, которая восходила к основам на -о, при этом старая консонантная основа лучше сохранялась во множественном числе [6, с. 72]. Аналогичная тенденция наблюдается и в 8-основах в древнеанглийском языке [1, с. 88-93].
Что касается семантики существительного слово, то в текстах старославянского языка оно имело следующие значения: «слово, речь, голос, молва, слава, молитва, закон, заповедь, учение, божественное начало и другие» [6, с. 72].
Говоря о роли слова в миропонимании древних, необходимо отметить, что слова считались и по сей день обладают некой тайной. Человек существует в мире слов, думает и говорит при помощи слов, выражает свои мысли и эмоции словами. Слова обладают магической силой: словом можно вдохновить и оскорбить, вернуть к жизни и ранить до смерти. Умело употребленное слово может выступать эффективным оружием в жизнедеятельности людей, в то время как неподходящее слово в неподходящее время может все разрушить. Старославянское существительное слово обнаруживает связь со значениями «слава, честь, почесть», что, видимо, объясняется тем, что древние обряды, связанные с обра-
щением к богам с молитвами, символизировали оказание богам чести и признания, воздаяние почестей и уважения посредством слова. Следовательно, ст.-слав. существительное слово было связано с сакральными обрядами (ср. значение «божественное начало»), в которых слово выступало главным инструментом. Отголоски такого мировосприятия мы находим в современных словах: благословитъ, благословение, благословенный, что свидетельствует о древней ритуально-божественной роли слова. Примечателен тот факт, что с переходом от языческих представлений к христианским слово не потеряло своей значимости. В книге Бытия говорится, что мир был создан Словом Божьим: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог», то есть слово стало символом божественной власти [18, с. 341]. Таким образом, старославянское существительное слово произошло от глагола с активной семантикой со значением «слышать», а также было тесно связано с ритуальнокультовой сферой. На основании этого, вероятно, старославянское существительное слово принадлежало к одушевленному классу имен и было маркировано суффиксом -^)s-.
В старославянском языке существительное чудо, мн. ч. чудеса, обозначало «чудо» и восходит к общеславянскому *cudo, род. п. cudese «чудо» (ср. др.-русск. чоудо «чудо», род. п. чоудесе, укр. чудо «чудо», мн. ч. чудеса, блр. чудо «чудо», болг. чудо «чудо», сербохорв. чудо «чудо», мн. ч. чуда, чудеса, словен. cUdo «чудо», род. п. cUdesa, cйdа, слвц. cud «чудо», польск. cud «чудо») [38, с. 377-378; 35, с. 395]. Некоторые ученые предполагают связь по чередованию гласных и родство ст.-слав. чудо с греч. yuboq «слава, честь», yubpoq «славный», кроме того, сближают также с др.-инд. akutiS «умысел», kaviS «учитель, мудрец» [38, с. 377-378; 35, с. 395]. Общеславянское *cudo восходит к и.-е. корню * (s)keu/* (s)kou «проникаться уважением, почтением, замечать», либо с расширителем -d-: *keud (в славянских языках *kjud)/*koud «слава, репутация». Без расширителя -d- к тому же и.-е. корню восходит общеслав. *cujati, из которого произошло русск. чуятъ [35, с. 395]. Др.-русск. чути «слышать, чувствовать, знать, чуять» восходит к общеслав.
*cuti, которому по и.-е. корню родственны др.-инд. kavis «ясновидец, мудрец», лат. caveo «берегусь, остерегаюсь, чую опасность» [39, с. 413]. Тот же и.-е. корень * koud обнаруживается и в др.-русск. существительном кудесник «колдун, волшебник, чародей» [35, с. 395; 28, с. 470]. Др.-русск. кудесникъ образовано с помощью суффикса -икъ от кудесъный «чародейский, волшебный», производного посредством суффикса -ън- от кудесъ «колдовство, чары», представляющего собой производное с суффиксом -es- от *kоudо, являющегося перегласовкой к чудо
[28, с. 470]. Следовательно, по индоевропейскому корню родственными ст.-слав. чудо являются др.-русск. чути, кудесникъ. Таким образом, ст.-слав. чудо произошло от общеслав. *cudo, которое в свою очередь развилось из индоевропейского корня в значении «проникаться уважением, почтением; слава, репутация». В русском языке мы находим следы древних 5-основ во множественном числе чудеса и прилагательном чудесный.
П.С. Кузнецов отмечает, что существительное чудо в древности употреблялось главным образом в церковной литературе. Много примеров этого существительного s-основ обнаруживается в древнерусских памятниках, однако все они обязаны своим возникновением влиянию старославянского языка [40, с. 29].
Для того чтобы понять древнее отношение к чудесам, нужно выяснить, что же считалось чудом в мировосприятии древних. По древним суеверным представлениям чудом являлось «любое сверхъестественное, необъяснимое явление, нечто поражающее, удивляющее своей необычностью» [35, с. 395]. В древности чудом считалось нечто небывалое, поразительное, необычное, то, что вызывает удивление, восхищение, а иногда даже и страх. По религиозным и мифологическим представлениям чудо - это сверхъестественное явление, вызванное вмешательством божественной, потусторонней силы [41, с. 691]. Любопытно, что старославянское существительное чудо также обнаруживает связь со значениями «проникаться уважением, почтением; слава, репутация», чем выявляет некое сходство со ст.-слав. существительным слово, что, по-видимому, объясняется тем, что возможность обращения, которую давали древние обряды молений и заклинаний, непосредственно к богам при помощи слова считалась чудом. Вероятно, на основании того, что старославянское существительное чудо было связано с божественной и ритуально-культовой сферой (о чем также свидетельствует последующее употребление, главным образом, в церковной литературе), оно принадлежало к одушевленному классу имен и было маркировано суффиксом -(e)s-.
Рассмотрим старославянские существительные, связанные с обозначением тела человека и его частей.
Старославянское существительное т ¿ло, род. п. т ¿лесе, восходит к общеславянскому *télo и обозначало «тело». Родственными словами ст.-слав. тЪло являются др.-русск. тЬло «тело», род. п. тЪлесе, прилаг. тЪлесънъ «телесный», укр. тто «тело», болг. тялд «тело», сербохорв. т^ело «тело», словен. teló «тело», род. п. -ésa, чеш. télo «тело», слвц. telo «тело», польск. cíalo «тело» [28, с. 439; 38, с. 39; 35, с. 234]. Многие ученые отмечают, что в этимологическом отношении ст.-слав.
тіло очень неясное слово. Например, М. Фасмер приводит сравнение ст.-слав. тіло с лтш. іе№, їеіе «образ, тень, изваяние, остов», ійіидї2 «придавать форму» [38, с. 39]. П.Я. Черных обращает внимание на обилие значений, которые имело существительное тіло в старославянском и древнерусском языках, где они были унаследованы из праславянского. Приводятся такие значения, как «вещество», «существо материальное, как противоположность духу», «истукан», «идол», «тело человеческое» и другие. Исходя из значения «нечто вещественное, материальное, ограниченное в пространственном отношении, заключенное в известные пределы и имеющее форму», на славянской почве он относит ст.-слав. тіло к одному гнезду с общеслав. *1ё1о «почва, основа» и возводит к и.-е. корню *?е1-/*?о1-/*?/- (сравнивает с лат. іеііш «(твердая) земля, почва») [35, с. 234]. Н.М. Шанский указывает на возможное образование общеслав. тіло с помощью суффикса -ло от того же корня, но без о и в перегла-сованном виде, что и общеслав. глагол индоевропейского характера стать. В таком случае первоначальным значением общеслав. тіло было «стан» [28, с. 439, 425]. Согласно А. Преображенскому, основное значение ст.-слав. тіло было «подставка, стан» [42, с. 13]. Значение «стан», на наш взгляд, является близким к значениям «истукан», «идол» (ср. ст.-слав. тілище «идол» [42, с. 13]). В русском языке мы находим следы древних у-основ в таких именах, как телесный, телеса. Таким образом, ст.-слав. существительное т іло произошло от общеслав. *ёо, которое, возможно, восходит к индоевропейскому корню *іеі- в значении «почва, основа».
С.Б. Бернштейн отмечает, что в старославянском языке имеется много примеров с основой т ілес-, однако уже в праславянском языке обнаруживаются новообразования, вызванные влиянием модели склонения, восходящей к основе на -о. Тем не менее данная основа среди других существительных на -8 оказалась сравнительно устойчивой, что отражается в современных языках [6, с. 75-76]. Аналогичное явление перехода существительных 8-основ в гласное склонение на -а (индоевропейское -о) наблюдается в древнеанглийском языке [1, с. 88-93].
Исходя из значений «существо материальное, как противоположность духу», «тело человеческое», мы полагаем, что ст.-слав. тіло употреблялось для обозначения живого человеческого тела как действующего, функционирующего организма, поскольку для обозначения мертвого, неживого тела использовались другие существительные, например: ст.-слав. троупъ, др.-русск. трупъ «труп,
побоище». Родственными им являются слова: лит. ґгирйу «ломкий», ґгирй «крошиться», лтш. ґгиреґ «гнить, крошиться» [38, с. 109], которые свидетельствуют о том, речь идет о неживом, разлагающемся теле. Кроме того, из обилия значений, которые имело существительное тіло в старославянском и древнерусском языках, унаследованных из прасла-вянского, интерес также представляют такие значения, как «истукан», «идол». В древних языческих представлениях боги воплощались в фигурах-идо-лах, которым поклонялись и приносили жертвы. Вероятно, это было связано с тем, что существительное тіло прежде всего ассоциировалось с человеком, поэтому идолы создавались по подобию тела человека. Но древние люди поклонялись не самой статуэтке, сделанной из камня или дерева, а полагали, что в этом образе живет душа того бога, которого олицетворяет идол. Согласно таким представлениям, идол был наделен душой и мог принимать участие в жизни поклоняющихся ему. Следовательно, старославянское существительное тіло считалось одушевленным в значении «тело человеческое», наделенным душой в значении «идол», а также было связано с сакральными обрядами жертвоприношения и ритуально-культовой сферой и поэтому имело формант -(е)у-, который маркировал одушевленный класс существительных.
Старославянское существительное око (род. п. очесе, дв. ч. очи) обозначало «глаз», во мн. ч. «глаза», в дв. ч. «очи» (ср. др.-русск. око «глаз», прилаг. очесьнъ, укр. око «глаз», болг. око «глаз», дв. ч. очи, сербохорв. око «глаз», дв. ч. очи, словен. окд «глаз», род. п. ocësa, дв. ч. осі, чеш. око «глаз», слвц. око «глаз», польск. око «глаз») [12, с. 128; 15, с. 594; 14, с. 642-643]. Праславянское существительное *око «глаз» в единственном и множественном числе имело основу на -еу-, а в двойственном числе относилось к /-основе [12, с. 128-129; 37, с. 337]. Ст.-слав. существительное око преимущественно употреблялось в двойственном числе (особенность имен для обозначения парных предметов). Очень рано во многих диалектах оно утратило следы консонантной основы в единственном и множественном числе [6, с. 78-79]. Общеславянское * око «глаз» (род. п. *осеуе, мн. ч. *осеуа, дв. ч. *осі) - одно из немногих существительных, сохранивших в общеславянском древнюю основу на -еу. Данное существительное восходит к и.-е. корню *ок- (*оку-) со значением «смотреть, видеть» [15, с. 594; 14, с. 642-643]. Ближайшими соответствиями общеславянского *око являются: лит. akis «глаз», лтш. acs «глаз», др.-прус. мн. ч. ackis «глаза», греч. оаає (<*окціе), дв. ч. «очи», др.-инд. akSi «глаз», лат. осиіиу «глаз»
1 По техническим причинам место ё в лтш. 1ё!Б читайте ё с нижним диакритическим знаком « ».
2 То же.
(<*oky-elos), гот. ащо «глаз» [12, с. 128-129; 14, с. 642-643; 15, с. 594; 28, с. 30б]. Таким образом, ст.-слав. око произошло от общеслав. *око, которое в свою очередь развилось из индоевропейского корня в значении «видеть», то есть из глагола, обозначающего активное действие.
Как известно, к активному, одушевленному классу имен относились объекты, которые мыслились древними как обладающие активным началом, наделенные способностью к активной деятельности [25, с. 274]. Так как старославянское существительное око обозначало подвижную и наделенную способностью к активной деятельности часть человеческого тела, то оно было маркировано основообразующим формантом -(е)^-, который являлся показателем одушевленного класса имен.
Старославянское существительное ухо (мн. ч. ушеса, дв. ч. уши) обозначало «ухо» и восходит к общеславянскому *иско, мн. ч. *иМе.га, дв. ч. *иМ/ (ср. укр. вухо «ухо», блр. вухо «ухо», др.-русск. ухо «ухо», род. п. ушесе, прилаг. ушесънъ, дв. ч. уши, болг. ухо «ухо», уши, сербохорв. ухо «ухо», уши, словен. ико «ухо», дв. ч. им, мн. ч. иМ^а, чеш. иеко «ухо», слвц. иско «ухо», польск. иско «ухо») [35, с. 297; 38, с. 179]. Праславянское *ихо развилось из
и.-е. корня *дш-/*ъш-/*ш- «уши», который был также тесно связан со значениями «ум, разум; ощущение, чувство; органы чувств; смысл, значение» [38, с. 179; 43, с. 785]. Как и праславянское *око «глаз», праслав. *ихо в единственном и множественном числе имело основу на -es-, а в двойственном числе относилось к /-основе [38, с. 179; 37, с. 337, 399]. Родственными словами являются: лит. ausis «ухо», лтш. аш8 «ухо», др.-прус. мн. ч. аш/т «уши», гот. атд «ухо», д.-в.-н. дга «ухо» (с г из 7<8 по закону ротацизма), лат. auris (<ausis) «ухо», др.-ирл. аи, позднее д (<*зusos) «ухо», авест. дв. ч. иМ/ «уши» [35, с. 297; 38, с. 179; 28, с. 470]. Таким образом, ст.-слав. ухо произошло от общеслав. *иско, которое развилось из индоевропейского корня.
Несмотря на то, что основа ихо-8 аналогично основе око-8, хорошо представлена в индоевропейских языках, она оказалась менее устойчивой и в старославянских памятниках сохранилась значительно хуже. Древнерусский язык утратил основу ихо-8 еще в дописьменный период [6, с. 79].
Что касается маркирования старославянского существительного ухо древним консонантным основообразующим формантом -(е)^-, то, вероятно, это имя (как и ст.-слав. око) мыслилось древними как наделенное способностью к активной деятельности [25, с. 274], то есть воспринимающее звуки, активное. Так как старославянское существительное ухо обозначало наделенную способностью к активной деятельности часть человеческого тела, то оно относилось к одушевленному классу имен.
Таким образом, проведенный этимологический анализ показал, что все проанализированные существительные, объединенные основообразующим формантом -8- в старославянском языке (также как и существительные 8-основ в древнеанглийском и латинском языках), относятся к одушевленному классу имен [2, с. 242-265; 3, с. 54-59].
Так рассмотренные старославянские существительные 8-основы могут быть истолкованы как имена, обозначающие активные денотаты - это либо слова, обозначающие реалии, тесно связанные с человеком и не мыслимые без него, либо слова, имеющие важное ритуально-культовое значение. История каждого из этих слов позволяет заключить, что та роль, которую играли в жизни древних людей обозначаемые ими предметы, являлась главной причиной оформления их основообразующим суффиксом -8- и отнесения их к активному классу имен.
Кроме того, старославянские существительные с основой на -8- могут быть сгруппированы по признаку активности, который предлагает Г.А. Климов [44, с. 149, 153, 159, 211-212, 305]:
а) названия частей тела, например: тело, око, ухо;
б) названия деревьев, растений и их частей, например: древо;
в) тесно связанные с человеком понятия и реалии, например: слово, чудо;
г) названия социально значимых вещей в жизни древних славян, например: колесо, небо.
Данная классификация подтверждает наше предположение об одушевленной семантике старославянских существительных 8-основы. Следовательно, основообразующий консонантный формант -8- выступал как словообразовательный и словоизменительный маркер, служа первоначально в качестве маркера одушевленного класса имен в понятии древних, а существительные 8-основ, видимо, представляли в древности семантическое единство. Точно такую же ситуацию мы наблюдаем и в древнеанглийском языке, где формант -8- также выступал как показатель одушевленной семантики существительных 8-основы.
Необходимо также отметить, что древнейшие славянские памятники указывают на колебания в отношении принадлежности к типу склонения имен со старой основой на -8 [45, с. 53-54, 48-49]. Уже в поздний период истории праславянского языка обнаруживается тенденция утраты основообразующего суффикса -8- и переход существительных 8-основы в и.-е. основы на -о (др.-герм. а-основы). Тождество окончания -о именительного-винительного падежа в основах на -8- и в основах на -о- повлекло за собой переход многих 8-основ в о-основы. Со временем от основ на -8 остались лишь немногочис-
ленные следы, причем почти исключительно во множественном числе [37, с. 343]. Следовательно, наблюдаются сходные тенденции в старославянском и древнеанглийском языках в склонении имен на -8, где единственное число совпало с основами среднего рода на -о (германское -а). Во множественном числе происходят те же явления, но во всех формах проходит /8/ (германское /г/). В этих языках 8-основа ясно выражена лишь во множественном числе. Кроме того, в старославянском и древнеанглийском языках обнаруживаются сходные тенденции перехода существительных 8-основ в те же индуцирующие типы склонения на -о (древнегерман-
ские а-основы) и на -1, поэтому в сопоставляемых языках 8-основы являлись непродуктивными. Возможно, переход имен 8-основы в другие склонения был обусловлен потерей ими связи с теми группами имен, которые раньше древними славянами соотносились с одушевленными денотатами, или же эти реалии не мыслились существующими независимо от человека. В совокупности все эти факты, а также функционирование форманта -8- как маркера одушевленности еще раз свидетельствуют о том, что парадигмы 8-основ в старославянском и древнеанглийском языках имели большое сходство не только типологическое, но и семантическое.
Литература
1. Коваленко Н.С. Древнеанглийские существительные s-основ как реликт древних индоевропейских склонений // Актуальные проблемы современной германистики. Сборник научных трудов. Новосибирск, 2004.
2. Коваленко Н.С. О семантическом принципе, объединяющем древнеанглийские существительные s-основы // Сравнительно-исторические исследования языка и культуры: проблемы и перспективы. Сборник научных трудов. Т. 2. Томск, 2004.
3. Коваленко Н.С. Основообразующий формант -s- как маркер одушевленности (на материале древнеанглийского и латинского языков) // VIII Всероссийская конференция студентов, аспирантов и молодых ученых «Наука и образование». Материалы конференции. Т. 2. Ч. 2: Филология. Томск, 2004.
4. Коваленко Н.С. Отражение признака одушевленности в древнеанглийских существительных, объединенных основообразующим формантом -s- // Проблемы языковой картины мира на современном этапе. Сборник статей по материалам Всероссийской научной конференции молодых ученых. Вып. 4. Нижний Новгород. 2005.
5. Коваленко Н.С. Отражение признака одушевленности в лексикосемантической сочетаемости древнеанглийских существительных, объединенных основообразующим формантом -s- // Вестник ТГПУ. Серия: Гуманитарные науки (филология). Томск, 2005.
6. Бернштейн С.Б. Следы консонантных именных основ в славянских языках // Вопросы языкознания. М., 1970, № 3.
7. Гухман М.М. и др. Сравнительная грамматика германских языков. Т. 3. М., 1963.
8. Wright J., Wright E.M. Old English Grammar. L., 1925.
9. Ильиш Б.А. История английского языка. М., 1958.
10. Никифоров С.Д. Старославянский язык. М., 1955.
11. Климовская Г.И. Старославянский язык. Томск, 2003.
12. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. Т. 3. М., 1971.
13. Трубачев О.Н. Этимологический словарь славянских языков. Вып. 24. М., 1997.
14. Преображенский А. Словарь русского языка. Т. 1. М., 1910-1914.
15. Черных П.Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка. Т. 1. М., 1999.
16. Рыбаков Б.А. Язычество Древней Руси. М., 1988.
17. Соболев А.Н. Мифология славян. Загробный мир по древнерусским представлениям. СПб., 2000.
18. Тресиддер Дж. Словарь символов. М., 2001.
19. Капица Ф.С. Славянские традиционные верования, праздники и ритуалы. М., 2001.
20. Словарь русского языка. Под ред. А.П. Евгеньевой. Т. 2. М., 1983.
21. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. Т. 2. М., 1967.
22. Трубачев О.Н. Этимологический словарь славянских языков. Вып. 10. М., 1983.
23. Шанский Н.М. Этимологический словарь русского языка. Т. 2. Вып. 8. М., 1982.
24. Гамкрелидзе Т.В., Иванов Вяч. Вс. 1984б - Индоевропейский язык и индоевропейцы. Т. 2. Тбилиси, 1984.
25. Гамкрелидзе Т.В., Иванов Вяч. Вс. 1984а - Индоевропейский язык и индоевропейцы. Т. 1. Тбилиси, 1984.
26. Шанский Н.М. Этимологический словарь русского языка. Т. 1. Вып. 5. М., 1973.
27. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. Т. 1. М., 1964.
28. Шанский Н.М. и др. Краткий этимологический словарь русского языка. М., 1971.
29. Чистов К.В. Этнография восточных славян. Очерки традиционной культуры. М., 1987.
30. Очерки истории культуры славян. М., 1996.
31. Васильченко П.Л. Природа славян. Томск, 2002.
32. Абелюк Е.С. Мифологический словарь. М., 2000.
33. Климов Г.А. Типология языков активного строя и реконструкция протоиндоевропейского // Вопросы языкознания. М., 1973, № 5.
34. Мейе А. Введение в сравнительное изучение индоевропейских языков. М.-Л., 1938.
35. Черных П.Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка. Т. 2. М., 2004.
36. Преображенский А. Словарь русского языка. Т. 2. М., 1910-1914.
37. Мейе А. Общеславянский язык. М., 2001.
38. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. Т. 4. М., 1973.
39. Этимологический словарь русского языка. М., 2001.
40. Кузнецов П.С. Очерки исторической морфологии русского языка. М., 1959.
41. Словарь русского языка. Под ред. А.П. Евгеньевой. Т. 4. М., 1999.
42. Преображенский А. Этимологический словарь русского языка. Т. 1. М.-Л., 1949.
43. Pokorny J. Indogermanisches Etymologisches Wörterbuch. 9. Lieferung, Bern, 1955.
44. Климов Г.А. Типология языков активного строя. М., 1977.
45. Кузнецов П.С. Очерки по морфологии праславянского языка. М., 2002.
Список сокращений
авест. - авестийский, англ. - английский, анг-лос. - англосаксонский, блр. - белорусский, болг. -болгарский, вост.-лит. - восточнолитовский, гот. -готский, греч. - греческий, д.-в.-н. - древневерхненемецкий, дв. ч. - двойственное число, др. - другие, др.-англ. - древнеанглийский, др.-герм. - древнегерманский, др.-инд. - древнеиндийский, др.-ир. - древнеиранский, др.-ирл. - древнеирландский, др.-исл. -древнеисландский, др.-лит. - древнелитовский, др.-прус. - древнепрусский, др.-русск. - древнерусский, ж. р. - женский род, зенд. - зендский, и.-е. - индоев-
ропейский, ирл. - ирландский, лат. - латинский, лит. - литовский, лтш. - латышский, мн. ч. - множественное число, мрусск. - малорусский, обще-слав. - общеславянский, польск. - польский, праслав. - праславянский, прилаг. - прилагательное, род. п. - родительный падеж, русск. - русский, сер-бохорв. - сербохорватский, слвц. - словацкий, сло-вен. - словенский, ср. - сравните, ср. р. - средний род, сскр. - санскрит, ст.-блр. - старобелорусский, ст.-слав. - старославянский, ст.-укр. - староукраинский, укр. - украинский, чеш. - чешский.
Т.Н. Бабанина
СТАНОВЛЕНИЕ МОДАЛЬНЫХ ГЛАГОЛОВ КАК ВЫРАЗИТЕЛЕЙ ВНУТРЕННЕЙ МОДАЛЬНОСТИ В НЕМЕЦКОМ ЯЗЫКЕ (НА МАТЕРИАЛЕ ДРЕВНЕ-, СРЕДНЕ- И РАННЕНОВОВЕРХНЕНЕМЕЦКОГО ЯЗЫКОВ)
Томский государственный педагогический университет
В современном немецком языке существует разветвленная модальная система, выражающая различные виды модальности: внутреннюю, объективную внешнюю и субъективную внешнюю модальности. «Под внутренней модальностью понимается отношение субъекта (реже объекта) действия к совершаемому им действию (для объекта - отношение к действию, которому он подвергается). Основным средством выражения внутренней модальности в современных германских языках являются модальные глаголы. Под внешней модальностью предложения понимается отношение его содержания к действительности в плане реальности/нереальности (объективная внешняя модальность) и степень уверенности говоря-
щего в сообщаемых им фактах (субъективная внешняя модальность). Основным средством выражения объективной внешней модальности в современных германских языках являются наклонения, основным средством выражения субъективной внешней модальности - модальные слова» [1, с. 68-69]. Цель данной статьи - рассмотреть процесс становления класса модальных глаголов как выразителей внутренней модальности и развитие семантики модальных глаголов на материале древне-, средне- и ранненововерхненемецкого языков. За основу сопоставления принимается готский язык, так как готские памятники являются единственными сохранившимися наиболее древними памятниками германских языков.
