CC BY
226
Квашис Виталий Ефимович
доктор юридических наук, профессор, заслуженный деятель науки Российской Федерации
Морозов Николай Александрович
кандидат юридических наук, профессор, научный сотрудник Юридической школы Дальневосточного федерального университета
(e-mail: CrimLaw@rambler.ru)
Основные тенденции в практике назначения и исполнения наказания в виде смертной казни в Японии
Статья посвящена анализу современной практики назначения наказания в виде смертной казни в Японии. Наряду с основными тенденциями в практике применения этой меры, рассматриваются процессуальные и пенитенциарные аспекты исполнения смертных приговоров.
Ключевые слова: смертная казнь, смертный приговор, убийство, мораторий, осужденные.
V.E. Kvashis, Doctor of Law, Professor, Honoured Science Worker of the Russian Federation;
N.A. Morozov, Master of Law, Professor, Researcher of the Law School of the Far Eastern Federal University; e-mail: CrimLaw@rambler.ru
Major trends in the practice of appointment and execution of the death penalty in Japan
This article analyzes the current practice of punishment in the form of the death penalty in Japan. Along with the main trends in the practice of this measure are considered procedural and penal aspects of the execution of death penalty.
Key words: death penalty, sentence of death, murder, moratorium, convicted.
Несмотря на то, что смертная казнь широко представлена в санкциях Уголовного кодекса Японии, на практике она, по сравнению с другими странами, применялась весьма редко, а в последние 20 лет ее применение вообще носит единичный характер. В абсолютном большинстве случаев такие приговоры выносились лишь за убийства с особой жестокостью или убийство нескольких лиц, а также за грабежи, связанные с изнасилованием или гибелью потерпевших.
Поданнымсудебнойстатистики,с1946по1993г. в Японии было вынесено 766 смертных приговоров [1, р. 199]. Во второй половине 1980-х гг. районные суды начали выносить все большее число смертных приговоров. Этот рост последовал после решения Высокого суда Токио в марте 1987 г., повторно вынесшего смертный приговор Н. Нагояме. В решении по этому уголовному делу суд определил несколько критериев, важных для вынесения такого рода приговоров. Смертная казнь применяется, если: было убито более одного лица; убийство было особенно жестоким и убийца не проявил раскаяния и не был прощен семьей потерпевшего.
К середине 1988 г. ожидали исполнения смертных приговоров 85 осужденных, причем в отношении 35 из них Верховный суд откло-
нил все апелляции. В последующие годы масштабы применения смертной казни стали все более заметно снижаться. В 1992-1996 гг. эта мера наказания, по данным судебной статистики, была применена к 25, а в 1997-2001 гг. -к 15 осужденным. В 1997 г. такие приговоры были вынесены 3 осужденным, в 1998 г. - 7, в 1999 году - 5, в 2000 г. в связи с отмечаемым по призыву ООН 50-летним юбилеем со дня принятия Декларации прав человека смертные приговоры в стране вообще не выносились, хотя моратория на их применение в Японии не объявлялось. Зато уже в 2001 г. было вынесено 10, а в 2002 г. - 18 смертных приговоров.
Ретроспективный анализ позволяет детализировать рассматриваемую практику с целью определения вероятности вынесения смертного приговора за убийство и грабеж на разных временных отрезках. Анализ показывает, что в 1983-1995 гг., например, смертные приговоры были вынесены лишь в отношении 0,6% от общего числа всех осужденных за убийство и грабеж. Причем доля убийц здесь была в 3 раза меньше, следовательно, вероятность вынесения смертного приговора за убийство в эти годы была (по сравнению с грабежом) значительно ниже. Это соотношение в разные годы сохранялось и в практике последующих
77
лет, хотя пропорции менялись в зависимости от продолжительности периода наблюдений [2, с. 163-165]. В 1960-2000 гг. только 110 из 305 смертных приговоров, т.е. лишь 36%, было вынесено за убийства, а остальные - за грабежи и другие тяжкие преступления.
Однако с начала 2000-х гг. (особенно в 2001-2006 гг.) ситуация стала существенно меняться: число таких приговоров значительно увеличилось, и по сравнению с двумя последними десятилетиями (1980-1990 гг.) судебная практика по делам о рассматриваемых тяжких преступлениях заметно ужесточилась. Динамика смертных приговоров за последние три десятилетия, действительно, красноречива. Если в 1980-х гг. было вынесено 58 смертных приговоров, в 1990-х - 43, то в 2000-2010 гг. -113 приговоров, что почти в два раза больше, чем в 80-е гг. и почти в три раза больше, чем в предыдущее десятилетие.
Здесь следует отметить, что и у различных исследователей, и в официальных статистических материалах, публикуемых в разные годы, показатели вынесенных в Японии смертных приговоров имеют бросающиеся в глаза расхождения и потому не всегда сопоставимы. Дело в том, что ежегодно публикуемые статистические отчеты судебных органов, прокуратуры, а также суммарные отчеты Министерства юстиции не учитывают и в силу определенного временного лага не могут учитывать фактического изменения того или иного числа приговоров в ходе продолжающихся апелляционных процедур, когда смертный приговор заменяется длительным или пожизненным лишением свободы. Другими словами, такие приговоры попадают в статистику как «окончательные», хотя на самом деле мера наказания в последующем была изменена.
Если обратиться к статистике трех последних десятилетий, то в практике применения смертной казни можно отметить основную тенденцию, которая связана с изменениями в структуре смертных приговоров. Так, в 1980-х гг. из 58 смертных приговоров 34 были вынесены за убийство и 24 -за грабеж; в 1990-х гг. из 43 таких приговоров 33 вынесены за убийство и 10 - за грабеж; в 2000-х гг. эти показатели составили 69 приговоров и 44. Таким образом, на фоне стабилизации, а затем все более заметного сокращения числа убийств идет ужесточение практики наказания за эти преступления (к 2011 г. доля таких приговоров выросла на 95%), а число смертных приговоров за грабежи, наоборот, заметно снижается. За указанный период их доля в общем числе вынесенных смертных приговоров снизилась с 57,4% до 38,9%.
Дальнейший анализ позволяет рассчитать вероятность (риск) смертного приговора за совершение каждого из двух названных пре-
ступлений. Понятно, что в разные годы - в зависимости от числа осужденных за указанные преступления и числа вынесенных смертных приговоров - вероятность именно такого исхода судебного процесса имеет различную статистическую значимость. Кроме того, учитывая, что статистика фиксирует лишь приговоры первой инстанции, а апелляционные процедуры по такого рода делам длятся в среднем не менее 6-8 лет, вполне допустима перспектива снижения риска смертного приговора в ходе его обжалования.
Проведенные нами расчеты показывают, что вероятность смертного приговора за убийство за 2001-2010 гг. по сравнению с предыдущими десятилетиями выросла и составила 1,0% (69 осужденных к смертной казни из 6723 всех осужденных за убийство); это еще раз свидетельствует о значительном ужесточении судебной практики, связанной с вынесением смертных приговоров за убийство. Вместе с тем, следует иметь в виду, что наши расчеты вероятности вынесения смертного приговора строились на суммарных данных за все последние десять лет. Если же такие расчеты проводить раздельно по каждому году, то окажется, что вероятность смертного приговора за убийство в разные годы варьируется в весьма широких пределах - от 0,3% до 1,4%. Отсюда следует, что показатели вероятности смертного приговора в том или ином году никак не коррелируют с общим числом осужденных за убийства и в статистическом плане от него не зависят; они определяются единичными фактами вынесения смертных приговоров и конкретными обстоятельствами дела. Вот как одно из таких дел описывает Х. Мураками: «Два года назад в Татикаве случилось убийство с поджогом. Один мужик зарубил топором двух стариков, мужа и жену, стащил их банковские книжки, а чтобы уничтожить улики, дом вместе с трупами подпалил. Его осудили к высшей мере. А тут еще и поджог. Сам мужик - мерзавец конченый. Ярко выраженная склонность к насилию, несколько судимостей, наркоман. Родная семья от него давным-давно отказалась. После каждой отсидки тут же новое преступление совершал. Ни малейшего раскаяния не испытывал. Такому даже апелляцию подавать смысла нет - сто процентов вероятности, что отклонят. Адвокат, судом назначенный, даже не пытался его оправдать, сразу рукой махнул. В общем, когда ему "вышку дали'', никто не удивился» [3, с. 141-142].
Что же касается вероятности смертного приговора за грабеж, повлекший тяжкие последствия, то в 2001-2010 гг. она, по нашим расчетам, составляет 0,6% (44 из 7738 всех осужденных) и в статистическом плане, в отличие от предшествующих десятилетий, стала значительно меньше, чем вероятность смерт-
78
ного приговора за убийство. Соответственно, рассчитанные годовые показатели риска смертных приговоров за такие преступления в разные годы существенно разнятся. Сказанное еще раз подтверждает вывод о том, что корреляции между динамикой преступлений, наказуемых смертной казнью, и изменениями в карательной практике не существует. На уровне конкретного преступления назначение высшей меры не отражает изменений в практике, о которых говорилось выше, и становится не столько вопросом уголовной политики, сколько вопросом факта. Вместе с тем, отмеченное положение вовсе не отменяет общего вывода о тенденции ужесточения практики вынесения смертных приговоров.
Еще в середине Х1Х в. в Японии ежегодно казнили по 550-800 человек. Резкое сокращение числа казней началось лишь с 1878 г., когда за пять лет в стране казнили 601 осужденного (в среднем по 120 осужденных). Спустя еще 20 лет, к началу ХХ в. число казней сократилось в три раза - в среднем ежегодно казнили 58 осужденных [4, р. 37]. К началу 1960-х гг. этот показатель снизился еще в три раза, а с начала 70-х гг. в Японии ежегодно казнили лишь по нескольку осужденных. С 1960 по 1974 г. в стране казнили 189 осужденных (в среднем по 12 человек), а за следующие 15 лет - с 1975 по 1990 г. - 47 осужденных. С 1990 по 1992 г. в стране фактически действовал мораторий на казни, а с 1993 г. казни возобновились, хотя с 1993 по 2000 г. в Японии казнили в общей сложности 13, а в 2000-2010 гг. - 41 осужденного. В США в те же годы казнили 634 осужденных; таким образом, США опережали Японию по числу казней в 15,5 раз.
Следует отметить, что сравнение числа казней в этих странах именно за первое десятилетие XXI в. выбрано не случайно, ибо речь идет как раз о том периоде, когда аболиционистское движение во всем мире максимально активизировалось и добилось значительного продвижения вперед по пути моратория на казни и последовательного исключения этой меры наказания из арсенала уголовно-правовых мер борьбы с преступностью. Что же касается Японии, то надо учесть, что активизация террористической деятельности «Аум сенрикё», а затем и судебный процесс по делу участников зариновой атаки в токийском метро в 1995 г. никак не могли способствовать расширению пацифистских настроений в обществе. Одновременно эти события во многом упрочили позицию правительства, укрепили решимость властей сохранить применение смертной казни и продолжать исполнение смертных приговоров.
Показательна в этом отношении хронология казней. В 2005 г. в Японии был приведен в исполнение лишь один смертный приговор. За
время пребывания Сугиуры Сейкена на посту министра юстиции - с 16 сентября 2005 г. по 25 декабря 2006 г. - не приводился в исполнение ни один смертный приговор. Сменивший Сейкена новый министр Нагасе Дзинэн в первый же день отдал распоряжение об исполнении смертных приговоров в отношении четырех осужденных (одному из них было 75, а другому 77 лет), которые были казнены в воскресную ночь 25 декабря [5] (заметим, что ст. 71 УПК Японии запрещает проведение казней в субботу и в воскресенье, в национальные праздники, а также 1 и 2 января).
В августе 2007 г. новым министром юстиции стал Кунио Нагояма, который решительно выступал за применение смертной казни - по его приказу за год было казнено 13 осужденных. Через год пост министра занял Ясуока Окиха-ру, который с первых же дней своей деятельности отдал приказ о приведении в исполнение смертных приговоров в отношении трех осужденных преклонного возраста. В 2008 г. правительство Японии в очередной раз заявило свои возражения по резолюции Генеральной Ассамблеи ООН, призывающей к мораторию на казни. Отказавшись поддержать эту инициативу, власти продолжили практику казней - за три года были приведены в исполнение еще 12 смертных приговоров. С 28 июля 2010 г. и в течение 2011 г. в Японии впервые за 19 лет не было ни одной казни (за это время сменилось три министра юстиции - Е. Сингоку, С. Эда и Х. Хираоке, которые не подписали ни одного приказа о приведении смертного приговора в исполнение [6]), однако уже в 2012 г. было казнено 7 осужденных [7]. В 2013 г. казнено 8 осужденных, 5 осужденным вынесены смертные приговоры.
Число казней в той или иной стране в криминологической литературе иногда рассчитывается с учетом численности населения, что позволяет сравнивать относительную распространенность практики казней. Возьмем, например, данные за 1996-2000 гг. по ряду соседних с Японией азиатских стран. Судя по рассчитанным индексам казней, в Японии он (0,04) значительно ниже, чем в любой другой из соседних стран, где в указанные годы приводились в исполнение смертные приговоры [8]. Так, индекс казней в Японии (в расчете на 1 млн населения) при практически равном числе казней все же в два раза ниже, чем, например, в Таиланде (0,08), и в 2 раза ниже, чем в Южной Корее. Если же говорить о сравнении с индексами казней в Сингапуре и КНР, то эти различия выглядят астрономическими.
Различия в практике вынесения смертных приговоров корреспондируются не только с числом казней, но и с числом осужденных, которые содержатся в тюрьмах в ожидании
79
исполнения смертного приговора. С послевоенных лет число вынесенных в Японии смертных приговоров всегда значительно превышало число приговоров, приведенных в исполнение. В 2000-2010 гг. в Японии, как уже отмечалось, было вынесено 113 смертных приговоров, из них приведены в исполнение приговоры в отношении 41 осужденного.
К числу шокирующих аспектов, окружающих все, что связано с применением смертной казни в Японии, исследователи, относят секретность ее исполнения, а также произвольный характер выбора осужденного и времени для его казни. «Иначе чем еще объяснить выбор Министерством юстиции того или иного осужденного, подлежащего казни, притом, что многие из них провели в ожидании казни от 20 до 30 лет» [9, р. 264].
Национальные и международные правозащитные организации давно подвергают резкой критике условия, в которых содержатся «смертники». Согласно ст. 9 Закона об исполнении наказания на осужденных, которым вынесен смертный приговор, распространяется тот же порядок содержания в тюрьме, что и на всех остальных лиц, содержащихся в тюрьмах. Однако на практике действуют специальные ведомственные правила Министерства юстиции, согласно которым до проведения казни такие лица содержатся в одиночных камерах в специальных тюрьмах с куда более суровыми условиями, где доступа к ним не имеют не только адвокаты или члены семьи, но даже члены парламента. В Японии существует семь такого рода специальных тюрем для «смертников»; осужденные в них содержатся под круглосуточным теленаблюдением, в течение многих лет не имея практически никакой связи ни с родственниками, ни с внешним миром; им запрещено смотреть телепередачи, слушать радио и поль-
1. White Paper on Crime. 2005. Tokyo, 2006.
2. Квашис В.Е., Морозов Н.А., Тё И.Б. США и Япония. Преступность. Уголовная политика. Смертная казнь / под ред. В.Е. Квашиса. Владивосток, 2008.
3. Мураками. Х. Послемрак: пер. с яп., М., 2014.
4. Schmidt P. Capital punishment in Japan. London, 2002.
5. AI Index: ASA 22/006/2006 «Will this day be my last?»
6. Yomiuri Shimbun. 2011. 29 дек.
7. Там же. 2012. 31 дек.
8. Hood R. The Death Penalty. A world-wide perspective. London, 2002.
9. Byung-Sun Cho. The death penalty in South Korea and Japan: «Asian values» and the debate aboutcapitalpunishment/Hodkinson P., Schabas W. Capital Punishment. Strategies for Abolition. Cambridge, 2004.
зоваться компьютером; разрешено лишь иметь при себе не более трех книг - на выбор и играть в настольные игры; предусмотрены 30-минутные прогулки (3 раза летом и 2 раза зимой); питание также ограничено (не более 1500 калорий в день). Учитывая длительные сроки ожидания казни, все эти ограничения и постоянное электроосвещение не могут не влиять на психику осужденных.
О предстоящей казни осужденные узнают, как правило, за несколько часов, причем ни родственникам, ни адвокатам о дате и времени казни тюремная администрация никогда не сообщает. Родственники осужденного узнают о его казни, только когда их приглашают, чтобы выдать тело казненного. Министерство юстиции объясняет такого рода практику тем, что юридически оно не обязано информировать родственников и адвокатов осужденного о дате казни, а фамилии казненных не называются и не публикуются - по официальной версии, лишь из-за того, чтобы не компрометировать членов их семьи в глазах общественности.
В заключение отметим, что, несмотря на чрезвычайно жесткий порядок исполнения рассматриваемого наказания, в современной Японии сложился весьма своеобразный подход к применению смертной казни: мораторий на приведение смертных приговоров в исполнение не действует, смертная казнь не отменена и угроза ее применения вполне реальна. В то же время использование этой меры в судебной практике настолько минимизировано, что ее применение носит, скорее, символический характер, поскольку в консервативном общественном сознании абсолютного большинства японцев издавна сформировалась поддерживаемая властями потребность в сохранении высшей меры наказания.
1. White Paper on Crime. 2005. Tokyo, 2006.
2. Kvashis V.E., Morozov N.A., Cho I.B. The US and Japan. Crime. Criminal policy. Death penalty / ed. by V.E. Kvashis. Vladivostok, 2008.
3. Murakami. H. Postgloom: transl. from Japan. Moscow, 2014.
4. Schmidt P. Capital punishment in Japan. London, 2002.
5. AI Index: ASA 22/006/2006 «Will this day be my last?»
6. Yomiuri Shimbun. 2011. Dec. 29.
7. Ibid. 2012. Dec. 31.
8. Hood R. The Death Penalty. A world-wide perspective. London, 2002.
9. Byung-Sun Cho. The death penalty in South Korea and Japan: «Asian values» and the debate aboutcapitalpunishment/Hodkinson P., Schabas W. Capital Punishment. Strategies for Abolition. Cambridge, 2004.
80
