CC BY
284
ВЯЧЕСЛАВ ЕВГЕНЬЕВИЧ КОНДУРОВ
Санкт-Петербургский государственный университет
199034, Российская Федерация, Санкт-Петербург, Университетская наб.,
д. 7-9
E-mail: viacheslav.kondurov@gmail.com SPIN-код: 7989-8274 ORCID: 0000-0002-7331-4305
ОСНОВАНИЯ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ ПРАВОПОРЯДКА И ПРОБЛЕМА ЮСТИЦИАБЕЛЬНОСТИ «ПОЛИТИЧЕСКОГО»: К. ШМИТТ О ГРАНИЦАХ ЮСТИЦИИ
Статья подготовлена в рамках поддержанного Российским фондом фундаментальных исследований научного проекта № 18-011-01195 «Действительность и действенность права: теоретические модели и стратегии судебной аргументации».
Аннотация. Состоявшаяся в 1930-е гг. полемика К. Шмитта и Г. Кельзена о гаранте конституции наглядно демонстрирует взаимосвязь между постулируемым основанием действительности правопорядка, определением существа и границ юстиции и моделью гарантии конституции.
К. Шмитт выделяет три основания действительности права: норма (нормативизм), решение (децизионизм), порядок (институционализм). Исходя из мышления о праве как о конкретном порядке, ученый предлагает собственную модель конституционной гарантии — гаранта конституции «в институциональном смысле», под которым он понимает главу государства, охраняющего порядок посредством чрезвычайных и потенциально беспредельных полномочий. В конкретной конституционной ситуации Веймарской республики таким гарантом, по его мнению, является президент.
Суд интерпретируется немецким юристом как институт конкретного порядка. Институциональное мышление К. Шмитта определяет границы юстиции — ими является «политическое», понимаемое им как экстраординарное по степени интенсивности разделение на публичных «друзей» и «врагов». Выходя за указанные границы, суд оказывается в сфере политической борьбы, где невозможны независимость, нейтральность и объективность, а следовательно, и юстиция. Эти представления о существе и границах юстиции составляют теоретический базис, на котором К. Шмитт строит критику судебной модели гарантии конституции, разработанной Г. Кельзеном.
Г. Кельзен редуцирует правопорядок к иерархичной системе норм, действительность которых проистекает из так называемой основной нормы. Из норма-тивистской позиции Г. Кельзена в определении основания действительности правопорядка логически следует тезис о тождестве правотворчества и право-
применения, что, в соединении с принятой им аксиомой независимости судебной власти, составляет теоретический базис предложенной австрийским правоведом судебной модели гарантии конституции.
Критикуя взгляды Г. Кельзена, К. Шмитт выдвигает тезис о том, что конституционный судья, разрешая сомнения относительно содержания конституционной нормы, фактически создает ее содержание самостоятельно, т.е. принимает политическое решение, действует как конституционный законодатель. Политизация юстиции является частным случаем эскалации «политического», от которой призван защищать порядок «гарант в институциональном смысле». Следовательно, конституционный судья обнаруживает себя как новый суверен, из-за чего возникает угроза удвоения суверена и распада политического единства.
Таким образом, источник разногласий между двумя знаковыми для XX в. правоведами находится отнюдь не в области прагматического рассуждения о целесообразности и эффективности какой-либо из моделей гарантии конституции, но в различной трактовке ими оснований действительности правопорядка, что обусловливает их диаметрально противоположные подходы к определению существа юстиции и ее границ.
Ключевые слова: конституционная юстиция, гарант конституции, действительность права, судебное толкование, нормативизм, децизионизм, институцио-нализм, К. Шмитт, Г. Кельзен
VIACHESLAV E. KONDUROV
Saint Petersburg State University
7/9, Universitetskaya embankment, Saint Petersburg 199034, Russian Federation
E-mail: viacheslav.kondurov@gmail.com ORCID: 0000-0002-7331-4305
THE FOUNDATIONS OF THE VALIDITY OF LEGAL ORDER AND THE PROBLEM OF THE JUSTICIABILITY OF THE "POLITICAL": C. SCHMITT ON THE LIMITS OF JUSTICE
The article was prepared within the framework of the scientific project № 18-011-01195 "Validity and efficacy of law: theoretical models and strategies of judicial argumentation", supported by the Russian Foundation for Basic Research.
Abstract. The controversy of C. Schmitt and H. Kelsen on the guardian of the constitution held in the 1930s clearly demonstrates the relationship between the
postulated basis of the validity of law, the definition of the essence and limits of justice and the model of the guarantee of constitution.
С. Schmitt identifies three grounds of the validity of law: norm (normativism), decision (decisionism), order (institutionalism). Based on the assumption of law as a specific order, the author proposes his own model of constitutional guarantee — the guardian of the constitution "in an institutional sense", which is the head of state who preserves order by extraordinary and potentially unlimited powers. In his opinion, president is such a guardian in the concrete constitutional order of the Weimar Republic.
The court is interpreted by a German lawyer as an institution of a particular order. C. Schmitt's concrete-order thinking defines the boundaries of justice — it is "political", which is understood as an extraordinary degree of intensity division into public "friends" and "enemies". Going beyond these boundaries the court finds itself in the sphere of political struggle, where independence, neutrality and objectivity, and, consequently, justice are impossible. These ideas on the essence and limits of justice constitute the theoretical basis on which C. Schmitt builds criticism of the H. Kelsen's judicial model of the guarantee of constitution.
H. Kelsen reduces the legal order to a hierarchical system of norms, the validity of which arises from the so-called "basic norm". The thesis on the identity of lawmaking and law enforcement follows from the normative point of view of H. Kelsen which, combined with the independence of the judiciary, constitutes the theoretical base of the judicial model of guaranty of constitution.
Criticizing the views of H. Kelsen, C. Schmitt argues that a constitutional judge, by resolving doubts regarding the substance of the constitutional norm, creates its substance independently, i.e. makes a political decision, and, consequently, acts as a constitutional legislator. The politicization of justice is a particular case of escalation of the "political", from which the guardian "in an institutional sense" is intended to protect the order. Consequently, the constitutional judge reveals himself as a new sovereign at which point a threat of a sovereign's duplication and a collapse of political unity emerges.
Thus, the origin of disagreement between two significant lawyers does not lie in the field of pragmatic reasoning on the feasibility and effectiveness of constitutional guarantee models, but it occurs because of different interpretation of the basis of validity of legal order, which predetermines their diametrically opposed approaches on defining the essence of justice and its boundaries.
Keywords: constitutional justice, guardian of the constitution, the validity of law, judicial interpretation, normativism, decisionism, institutionalism, C. Schmitt, H. Kelsen
1. Введение
В современном правовом государстве орган конституционной юстиции представляется необходимым и привычным институтом. Однако еще в 1930-х гг. велась активная дискуссия о моделях гаран-
тии конституции, в основе которой лежали принципиально различные теоретические представления об основаниях действительности правопорядка и, как следствие этого, о предназначении и границах юстиции. Прагматический — на первый взгляд — вопрос о гаранте конституции, являвшийся главным предметом спора Карла Шмитта и Ганса Кельзена, оказывается, таким образом, фундаментальным теоретическим вопросом: понятие действительности (Geltung, validity) права отсылает к самым основаниям «юридического», источнику долженствования в праве Данная статья имеет целью продемонстрировать — на примере работ К. Шмитта и его полемики с Г. Кельзеном — корреляцию между ответом на теоретический вопрос об основании действительности правопорядка, определением существа и границ юстиции и моделью гарантии конституции.
2. Проблема оснований действительности правопорядка в трудах К. Шмитта
В работе «О трех видах юридического мышления» 1934 г. К. Шмитт пишет: «...Всякое юридическое мышление работает как с правилами, так и с решениями, а также с порядками и формами. Но окончательное, юридически сформулированное представление, из которого юридически выводятся все остальные, всегда сводится к одному: или норма (в смысле правила и закона), или решение, или конкретный порядок»2.
Иными словами, ответ на вопрос об основании действительности правопорядка является критерием для выделения К. Шмиттом трех видов юридического мышления:
1) мышление о праве как о норме (нормативизм);
2) мышление о праве как о решении (децизионизм);
1 О многообразии подходов к понятию действительности права см., например: Тимошина Е.В. Концепция нормативности Л.И. Петражицкого и проблема действительности права в юридическом позитивизме XX в. // Известия высших учебных заведения. Правоведение. 2011. № 5. С. 46—71; Варламова Н.В. Нормативность права: проблемы интерпретации // Труды Института государства и права РАН. 2013. № 4. С. 76—115; Васильева Н.С. Проблема действительности права в антиметафизической традиции (концепция Альфа Росса) // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Юридические науки. 2017. Т. 21. № 3. С. 397-403.
2 Шмитт К. О трех видах юридического мышления // Шмитт К. Государство: Право и политика / Пер. с нем. О.В. Кильдюшова. М., 2013. С. 309.
3) мышление о праве как о конкретном порядке и форме (konkretes Ordnungs- und Gestaltungsdenken)3.
На то, что речь в данном случае идет именно о типологии оснований действительности правопорядка, указывает и немецкий исследователь Ф. Нойман, подчеркивая, в частности, что «децизионизм как теоретико-правовой концепт обозначает теорию действительности правовых норм, стоящую в диаметральной противоположности к юснатурализму, а также в относительной противоположности к юспозитивизму»4.
Если децизионизм полагает основанием действительности правопорядка личное решение, а нормативизм — безличную норму, то в случае с «мышлением о конкретном порядке» все обстоит не столь просто. Данный вид юридического мышления включает в себя не только формальную сторону иерархии статусов и институций, но и идеальные типы, формирующие эти институции и являющиеся источником наличных правил их функционирования: представление о достоинстве и чести, символы и ритуалы. В качестве примера К. Шмитт приводит семью5, которая нормативизмом может быть осознана лишь как договор между двумя автономными субъектами — частными лицами, но не как конкретный порядок совместного бытия, внутри которого правила образуются вследствие данного порядка, а не обусловливают его. Чтобы такой порядок существовал как нечто обладающее смыслом, необходимо представление об идеальном типе (форме), который заключает в себе «определенные высшие, неизменные, но конкретные качества порядка»6.
Мышление о конкретном порядке является тотальным правовым мышлением, поскольку оно включает в себя как элемент нормы, так
3 Далее в статье данный вид будет называться «мышление о конкретном порядке» (konkretes Ordnungsdenken). Такая сокращенная форма встречается в «Историческом словаре по философии», где данному понятию посвящена статья, написанная авторитетным исследователем К. Шмитта, судьей Федерального конституционного суда Германии в отставке Э.-В. Бёкенфёрде (Böckenförde E.-W. Ordnungsdenken, konkretes // Historisches Wörterbuch der Philosophie / Hrsg. von J. Ritter, K. Gründer. Bd. 6: (Mo-O). Basel; Stuttgart, 1984. S. 1312-1315).
4 Neumann V. Carl Schmitt als Jurist. 1 Aufl. Tübingen, 2015. S. 16. Классификации типов правопонимания и видов юридического мышления могут выстраиваться параллельно: возможными являются как позитивистские, так и естественно-правовые «редакции» каждого из видов юридического мышления.
5 См.: Шмитт К. О трех видах юридического мышления. С. 319.
6 Там же. С. 315.
и элемент чистого решения, и, будучи чем-то большим, чем они, определяет их соотношение и конкретную реализацию.
Ответ на вопрос о том, из какого вида юридического мышления исходил сам К. Шмитт, не очевиден. Исследователи, как правило, размышляют над тем, был ли К. Шмитт чистым децизионистом в ранний и «веймарский» периоды творчества и как (почему) он встал на позиции «мышления о конкретном порядке».
Б.В. Назмутдинов, как и К. Лёвит7, высказывает предположение, что К. Шмитт мог изменить подход в связи с национал-социалистической революцией, т.е. трактует такую перемену как проявление оппортунизма8. Такая точка зрения не является единственно возможной. Например, Д. Бэйтс полагает, что «институциональный» поворот К. Шмитта не был простым проявлением оппортунизма, но являлся логическим следствием его работ 1920-х гг.9 Более того, «мышление о конкретном порядке» было формой критики нацистского режима, который оказался неспособен на создание подлинно устойчивого правового порядка10.
На проблему параллельного сосуществования децизионизма и «мышления о конкретном порядке» в работах К. Шмитта «веймарского» периода указывают и другие авторы. К примеру, Р. Волин пытается разрешить ее путем нахождения общего основания мысли немецкого юриста в «политическом экзистенциализме», полагая, что истинное чаянье К. Шмитта — ЕйИгвШаШ, в котором объединены как следствия чистого децизионизма, так и идеалы мышления о конкретном порядке11.
Так или иначе, вопрос о виде юридического мышления К. Шмит-та, или, что то же самое, о признаваемом им основании действительности правопорядка, не является праздным для темы данной статьи.
Как уже отмечалось, децизионизм как вид юридического мышления предполагает, что основанием всякого порядка является кон-
7 См.: Лёвит К. Политический децизионизм / Пер. с нем. О.В. Кильдюшо-ва // Логос. 2012. № 5. С. 141-142.
8 См.: Назмутдинов Б.В. От «нормы» к «порядку»: эволюция правопонима-ния Карла Шмитта // Известия высших учебных заведений. Правоведение. 2016. № 1. С. 161.
9 См.: Bates D. Political Theology and the Nazi State: Carl Schmitt's Concept of the Institution // Modern Intellectual History. 2006. Vol. 3. Iss. 3. P. 435.
10 Ibid. P. 422-423.
11 См.: Wolin R. Carl Schmitt, Political Existentialism, and the Total State // Theory and Society. 1990. Vol. 19. No. 4. P. 394.
кретное личное решение. Однако такое решение следует отличать от приказа, поскольку источником действительности правопорядка является не сам по себе формальный приказ, но «авторитет и суверенитет конкретного решения, которое принимается вместе с приказом»12. «Авторитет» в данном случае не означает указание на существующий прежде решения порядок, в рамках которого имеют место отношения господства-подчинения. Решение возникает из «нормативного ничто», оно не может быть объяснено или ограничено каким-либо порядком или нормой 13. И содержание этого решения совершенно неважно — важно лишь то, что оно было принято и установило порядок14.
Томас Гоббс — классический представитель децизионизма15. Исходный пункт его государственно-правовой конструкции — страх индивидов, приводящий к экзистенциальному решению. В одной из своих статей К. Шмитт так описывал процесс «заклинания»16 Левиафана: «Ужас естественного состояния сгоняет наполненных страхом индивидов вместе, их страх возрастает до предела, вспыхивает искра ratio — и в одночасье перед нами встает новый бог»17.
Децизионизм К. Шмитта находит наиболее полное воплощение в работе «Политическая теология» 1922 г. Ученый разрабатывает здесь собственную теорию суверенитета, согласно которой сувереном является тот, кто принимает решение о чрезвычайном по-ложении18. Такое решение имеет амбивалентную природу: оно принадлежит пространству и «политического», и правового и призвано остановить действующий правопорядок во имя его спасения19. Этим
12 Шмитт К. О трех видах юридического мышления. С. 323.
13 См.: там же. С. 325.
14 См.: там же. С. 326.
15 См.: там же. С. 324.
16 «...Возрастающий страх индивидуумов, дрожащих за свою жизнь... скорее заклинает появление нового Бога, а не творит его. Поэтому новый Бог трансцен-дентен всем отдельным партнерам по договору, а также всей их совокупности, — конечно, трансцендентен только в юридическом, а не в метафизическом смысле» (Шмитт К. Левиафан в учении Томаса Гоббса. Смысл и фиаско одного политического символа / Пер. с нем. Д.В. Кузницына. СПб., 2006. С. 150).
17 Schmitt C. Der Staat als Mechanismus bei Hobbes und Descartes // Archiv für Rechts- und Sozialphilosophie. 1936/1937. Bd. XXX. S. 623.
18 См.: Шмитт К. Политическая теология. Четыре главы к учению о суверенитете / Пер. с нем. Ю. Коринца // Шмитт К. Политическая теология. Сборник / Пер. с нем. Ю. Коринца, А. Филиппова. М., 2000. С. 15.
19 См.: там же. С. 17.
тезисом К. Шмитт привязывает суверена к исключению, к крайнему случаю (Ernstfall), к ситуации опасности для всего существующего порядка.
При этом «политическое» означает не особую предметную область, а радикальное по интенсивности различение «друга и врага»20, где друг и враг — это «публичные» друзья и враги. «Публичность» предполагает наличие не отдельных индивидов, но их совокупности на одной из сторон конфликта или на обеих сразу21. «Политическое» у К. Шмитта подразумевает радикальность разделения на группы: партии, классы и проч., ведущую к уничтожению нормально функционирующего правопорядка. При этом «политическое» невозможно устранить. Даже в организованном государственном единстве оно все еще потенциально присутствует, так как любой конфликт может привести к такой степени интенсивности борьбы, что станет возможным физическое уничтожение.
Следовательно, за пределами суверенного решения существуют публичные общности, а значит, и определенные порядки, точку в борьбе между которыми ставит суверен, разрешающий своим решением спор о праве. «Конфликт, — замечает К. Шмитт, — это всегда спор организаций и институций, в смысле конкретных порядков, спор инстанций, а не субстанций. Субстанции должны сперва обрести форму, быть каким-то образом оформлены, прежде чем вообще смогут выступить навстречу друг другу как способные к спору субъекты, как parties belligerantes»22.
Данное наблюдение нисколько не отменяет того, что в «Политической теологии» К. Шмитт со всей ясностью констатирует, что любой порядок покоится на решении, создающем нормальную ситуацию — порядок23. Это лишь уточнение, позволяющее понять, что децизио-низм К. Шмитта подспудно содержит институциональные элементы, которые со временем только усиливаются. В этом смысле его децизио-
20 См.: Шмитт К. Понятие политического / Пер. с нем. А. Филиппова, Ю. Ко-ринца, А. Шураблёва. М., 2016. С. 301.
21 См.: там же. С. 304.
22 Schmitt C. Politische theologie II. Die Legende von der Erledigung jeder Politischen Theologie. 5 Aufl. Berlin, 2008. S. 83. Цит. по: БлюменбергХ. Из книги «Легитимность Нового времени»: Гл. I. Понятийный статус. Гл. VIII. Политическая теология I и II / Пер. с нем. П. Резвых // Новое литературное обозрение. 2007. № 5. С. 22.
23 См.: Шмитт К. Политическая теология. Четыре главы к учению о суверенитете. С. 21.
низм не является классическим, если полагать за таковой децизио-низм Т. Гоббса.
3. Суверен как институциональный гарант конституции
В полемике с Г. Кельзеном К. Шмитт предлагает собственную модель конституционной гарантии — гаранта конституции «в институциональном смысле»24. Он полагает, что подлинным и единственным гарантом конституции может быть только глава государства, охраняющий ее посредством чрезвычайных и потенциально беспредельных полномочий. В конкретной конституционной ситуации Веймарской республики таким гарантом, по мнению К. Шмитта, является президент. Статус президента как «гаранта в институциональном смысле» следует из действующей имперской конституции, а именно из ст. 48, в силу которой глава государства наделен чрезвычайными полномочиями в целях сохранения и спасения государства и наличного конституционного порядка25. Глава государства как гарант конституции призван исключить любое стихийное неповиновение, любое право на сопротивление, обеспечить постоянство, единство и непрерывность правопорядка государства26.
Такое понимание К. Шмиттом гаранта конституции и статуса президента связано с предложенным им в «Политической теологии» учением о суверенитете. В нем суверен предстает как субъект, чье решение не только фундирует правопорядок, но и гарантирует его действительность. Суверен актуализируется в ситуации крайнего случая (Ernstfall) и действует во имя «общественного спасения». Его решение, останавливая действие конституции, направлено не на уничтожение порядка, а на его спасение27. Суверен действует как гарант и хранитель status quo. Когда К. Шмитт говорит о том, что суверенитет
24 Шмитт К. Гарант конституции // Шмитт К. Государство: Право и политика / Пер. с нем. О.В. Кильдюшова. C. 54.
25 К. Шмитт не был одинок в своем желании усиления позиции рейхспрези-дента. Данной позиции в той или иной мере придерживались Х. Пройс (правда, из желания «остудить эгоизм земель»), Г. Трипель, И.В. Брендт, Э. Кауфман и другие специалисты по государственному праву (об этом см.: Штолляйс М. История публичного права в Германии: Веймарская республика и национал-социализм / Пер. с нем. О.Г. Субботина. М., 2017. С. 119-121).
26 См.: Шмитт К. Гарант конституции. C. 54.
27 См.: Шмитт К. Политическая теология. Четыре главы к учению о суверенитете. С. 17.
есть «понятие предельной сферы» (Äußerste Sphäre), последнее означает «крайнее выражение того, что остается в пределах границы, но является при этом чрезвычайным»28. В этой перспективе становится очевидным, что суверен изначально «вписан» в порядок, пусть и где-то на самой его границе, он противостоит неуправляемой стихии «политического», готовой разорвать хрупкое единство государства и обратить в прах любую конституцию.
Глава государства в качестве гаранта конституции «в институциональном смысле» является лишь частным, конкретно-историческим проявлением идеи о неустранимости суверена, очередным выпадом немецкого юриста против нормативизма и «буржуазного правового государства»29, стремящегося заменить господство суверена господством нормы.
Преемственность образов суверена и президента не является тайной: в «Гаранте конституции» К. Шмитт наделяет президента атрибутами суверена30, а в «Политической теологии» недвусмысленно помещает рассуждение о президентских полномочиях в контекст размышлений о суверене31. Иными словами, при проведении различий между главой государства в «Гаранте конституции» и сувереном в «Политической теологии» речь может идти только о расстановке акцентов в различных конфигурациях: если в «Политической теологии», в трактате в первую очередь полемическом и философско-правовом, акцент делается на суверенное решение как основание действительности правопорядка, то в сочинениях К. Шмитта о президентской власти, в которых его рассуждение отталкивается от наличной конституционно-правовой ситуации, — на суверенное решение главы государства как гаранта конституции. Два приведенных значения решения неразрывно связаны: порядок, не имеющий своим гарантом решение, не может быть действительным.
Таким образом, «мышление о конкретном порядке» не исключает решение, а включает его в себя. Решение из волюнтаристского акта, действительность которого обнаруживается в конкретной личности, становится принадлежностью институционально определенно-
28 Филиппов А. Комментарии // Шмитт К. Политическая теология. Сборник. С. 317.
29 См.: Шмитт К. Гарант конституции. С. 44.
30 См.: там же. С. 192-193.
31 См.: Шмитт К. Политическая теология. Четыре главы к учению о суверенитете. С. 17.
го статуса, подобно тому, замечает К. Шмитт, как «...папа непогрешим лишь... в силу своей должности, а не наоборот, непогрешимым является папа»32. Обоснованная ученым институциональная модель гарантии конституции, очевидно, обусловлена мышлением о праве как о конкретном порядке, действительность и существование которого защищены суверенным решением.
4. Конституционная юстиция: модель гарантии конституции Г. Кельзена
К. Шмитт разработал свою модель гарантии конституции в противовес «судебной модели» гарантии, созданной Г. Кельзеном. Данная модель логически следует из представления австрийского правоведа об основании действительности правопорядка. Как известно, Г. Кель-зен полагал таким основанием «основную норму» (Grundnorm)33. Правопорядок при этом понимался им как иерархичная система, «лестница» норм (Stufenbaulehre). Такой взгляд на строение правопорядка, его редукция к системе абстрактных норм, в основании которой находится основная норма, сообщающая действительность нижестоящим нормам, предопределил тезис Г. Кельзена о тождестве правотворчества и правоприменения34.
Данный тезис заключается, в том, что правотворчество регламентируется правовой нормой вышестоящего уровня, которая «применяется» при совершении соответствующих действий. Содержание правовой нормы всегда частично детерминируется нормой вышестоящего уровня, которая также «применяется» при ее издании, однако у органа, издающего данную норму, всегда существует некоторая свобода усмотрения в определении ее содержания, из чего следует, что создание любой нормы имеет «творческий характер» и может именоваться «правотворчеством». Таким образом, разделение актов на правосоз-дающие и правоприменительные не указывает на их различие по существу. Разница здесь лишь количественная — в широте свободы
32 Шмитт К. О трех видах юридического мышления. С. 324.
33 См.: Кельзен Г. Чистое учение о праве / Пер. с нем. М.В. Антонова, С.В. Лё-зова. 2-е изд. СПб., 2015. С. 240-241.
34 По мнению С.Л. Полсона, теория ступенчатого строения правопорядка была призвана «релятивизировать различия между созданием и применением права» (см.: Paulson S.L. Hans Kelsen and Carl Schmitt: Growing Discord, Culminating in the "Guardian" Controversy of 1931 // The Oxford Handbook of Carl Schmitt / Ed. by J. Meierhenrich, O. Simons. Oxford, 2017. P. 523.
усмотрения конкретного органа35. Соответственно Г. Кельзен не видит ничего предосудительного в том, что суд осуществляет законодательную функцию, поскольку любой суд не только применяет общие нормы, но и создает нормы индивидуальные, которые отличаются от первых только кругом адресатов. Данное отличие, однако, следует не из специфического характера судебной власти, но из иерархического положения норм в правопорядке.
Учение о ступенчатом строении правопорядка стало основой и для разработанной Г. Кельзеном теории толкования: вышестоящая норма никогда не может полностью определить нижестоящую — всегда будет оставаться пространство для свободного усмотрения36. В связи с этим Г. Кельзен делает вывод о волевой природе акта толкования37, т.е. выдвигает «тезис волюнтаризма», характерный для реалистической стратегии судебного толкования38.
Таким образом, определенность содержания норм, являющаяся для К. Шмитта, как будет показано далее, условием юстиции, с точки зрения Г. Кельзена, принципиально недостижима. Если любой спор, разрешаемый юстицией, предполагает наличие конфликта интересов, то в известном смысле любой спор является политическим39. При этом, согласно Г. Кельзену, конституционный суд при разрешении спора использует модель субзумпции, в рамках которой обстоятельства дела — это процесс производства нормы, обеспечивающий соответствие нижестоящего и вышестоящего уровней в нормативной
35 См.: Кельзен Г. Судебная гарантия Конституции (Конституционная юстиция. Часть 1) / Пер. с фр. Д.В. Даниленко // Право и политика. 2006. № 8. С. 11.
36 См.: Кельзен Г. Чистое учение о праве. С. 422.
37 См.: Кельзен Г. Чистое учение о праве. С. 426—427; Кельзен Г. Кто должен быть гарантом конституции? // Шмитт К. Государство: Право и политика. С. 374.
38 См.: Тимошина Е.В. Методология судебного толкования: критический анализ реалистического подхода // Труды Института государства и права РАН. 2018. Т. 13. № 1. С. 76—79. С.Л. Полсон пишет о сближении Г. Кельзена со «школой свободного права» (Paulson S.L. Hans Kelsen and Carl Schmitt: Growing Discord, Culminating in the "Guardian" Controversy of 1931. P. 526). В отзыве на статью С.Л. Полсона Й. фон Бернсторф справедливо замечает, что с точки зрения проблемы судебного правотворчества Г. Кельзен является децизионистом, а потому догматичное определение, в рамках которого Г. Кельзен — это обязательно формалист, а К. Шмитт — децизионист, должно быть пересмотрено (См.: Bernstorf von J. Hans Kelsen's Judicial Decisionism versus Carl Schmitt's Concept of the One 'Right' Judicial Decision: Comments on Stanley L. Paulson, "Metamorphosis in Hans Kelsen's Legal Philosophy" // Modern Law Review. 2017. Vol. 80. No. 5. P. 860-894).
39 См.: Кельзен Г. Кто должен быть гарантом конституции? С. 368, 371.
иерархии40. Любая материальная, содержательная неконституционность законов фактически сводится им к процессуальной неконституционности.
Но тогда возникает вопрос о том, что имеет в виду Г. Кельзен, когда утверждает, что конституционный суд должен заниматься исключительно вопросами права 41. Если «вопрос права» разрешается с использованием модели субзумпции, которая предполагает изучение фактических обстоятельств конкретного дела и их правовую оценку, то в чем заключаются специфика разрешаемого «вопроса права» и его отличие от «вопроса факта»? Провести четкую границу между «спором о праве» и «спором о факте» становится невозможно.
Г. Кельзен полагает, что наиболее подходящим для осуществления «гарантирующей» функции является именно суд — вследствие его независимости от иных государственных органов, властную деятельность которых он призван контролировать. Тезис о независимости судебной власти является для Г. Кельзена «очевидным постулатом»42, не требующей доказательства аксиомой.
Однако аксиома независимого суда «выпадает» из логики чистого нормативизма, поскольку юстиция в ней принципиально не может быть осмыслена в качестве специфической деятельности, отличной от правотворчества. Теория Г. Кельзена стирает границу между властными функциями применения и создания права. Вследствие этого невозможно сказать что-либо определенное о суде как об органе, обладающем особым видом власти и осуществляющем особый вид деятельности, принципиально отличной от деятельности органов исполнительной или законодательной власти. В ситуации неясности содержания судебной деятельности невозможно полагать самоочевидной ее независимость. Во всяком случае в чистом учении о праве возникает необходимость дополнительного обоснования этого положения.
Для К. Шмитта приведенная позиция Г. Кельзена — это частный случай «логики гусиной лапки»43, когда все, что делает законодатель-
40 См.: Кельзен Г. Кто должен быть гарантом конституции? С. 374.
41 См.: Кельзен Г. Судебная гарантия Конституции (Конституционная юстиция. Часть 2) / Пер. с фр. Д.В. Даниленко // Право и политика. 2006. № 9. С. 7.
42 Там же. С. 7.
43 «Логика гусиной лапки» намекает на силлогизм, согласно которому, если у человека есть две ноги, то каждый, кто имеет две ноги, — человек, а значит, гусь — человек. Эта насмешка над аксиоматичным по существу убеждением, будто все, что делает суд — юстиция: «...Достаточно передать разрешение всех
ный орган, называется законом, а то, что делает суд, — юстицией. Юстиция, полагает немецкий правовед, есть нечто отличное от законодательства по своему существу. И даже если принятие закона внешне будет полностью тождественно прениям в судебном процессе, такая деятельность все равно останется законодательной и не станет юстицией. Иное воззрение означает «беспредметный формализм», полное безразличие к взгляду на суть явления и неоправданное внимание к его внешнему выражению или даже названию44.
5. «Политическое» как предел юстициабельности
Состоявшаяся между К. Шмиттом и Г. Кельзеном полемика о гаранте конституции — это прежде всего дискуссия о границах юстиции. Для К. Шмитта границей юстициабельности спора является «политическое». Понимание им юстиции и тех опасностей, которые заключает в себе такая модель гарантии конституции, как конституционная юстиция, тесно связано с рассмотренным выше понятием «полити-ческого»45.
К. Шмитт подчеркивает, что юстиция необходимым образом предполагает нейтральность судьи. Это означает, что судья «принимает решение, основываясь на признанном, поддающемся содержательному определению законе»46. Именно связанность судьи законом делает возможными для юстиции независимость и объективность. В «Диктатуре» (1921 г.) К. Шмитт пишет: «...Судья может обладать правом на свой пост, поскольку он уже по идее связан законом, его устами говорит сам закон. Судья, принимающий решения сообразно положению дел или даже, подобно члену революционного трибунала, стоящий на службе достижения конкретной цели, был бы, конечно, агентом, свободным от ограничений закона, но его тем сильнее
конституционных споров и разногласий независимым судьям и получаем "конституционную юстицию". Посредством такого рода формальных понятий все можно подогнать подо все; все может стать юстицией.» (Шмитт К. Гарант конституции. С. 74).
44 См.: там же.
45 На эту связь обращал внимание и Э.-В. Бёкенфёрде: «.Для Карла Шмит-та суд, работающий в форме юстиции, не может быть гарантом конституции. Почему? Также и здесь этот тезис раскрывается исходя из понятия политического.» (Бёкенфёрде Э.-Ф. Понятие политического как ключ к работам Карла Шмит-та по государственному праву / Пер. с нем. О. Кильдюшова // Логос. 2012. № 5. С. 168-169).
46 Шмитт К. Понятие политического. С. 379.
сковывали бы указания сковывающей его власти. Большая свобода, которой, согласно некоторым новейшим мнениям, был бы должен обладать судья, означает не большую независимость от закона, а прекращение действия законных норм и фактологии. Независимость судейской службы всегда коррелирует с зависимостью суда от закона»47.
Данный тезис в несколько ином виде звучит и в «Гаранте конституции» (1931 г.): «Всякая юстиция привязана к нормам и прекращает существовать, если сами нормы в своем содержании становятся сомнительными и спорными... Если судья покидает территорию, где действительно существует подведение дела под действие общих норм в зависимости от его обстоятельств и тем самым содержательная привязка к закону, то он уже не может быть независимым судьей, и никакая видимость формы юстиции не избавит его от этого следствия»48.
Из данных рассуждений следует, что юстиция представляет собой поиск решения конкретного конфликта в действующем законе. Необходимым признаком юстиции как специфической деятельности является использование модели субзумпции (правовой квалификации) или «юридического силлогизма» — рационального по своей природе акта наложения общей нормы на конкретные обстоятельства дела49. Это означает, что судебное решение содержательно предопределено общей нормой50. Тот факт, что судья уполномочен законом, еще не значит, что он выносит решение «на основании закона», но в лучшем случае говорит о том, что он делает это «в силу закона». Уполномоченным «в силу закона» может быть и законодательный орган. Иными словами, судья должен быть действительно ограничен общей нормой, а не просто уполномочен ею51. Очевидно, что предназначение юстиции и ее границы определяются К. Шмиттом исходя из формалистического стиля отправления правосудия, предполагающего четкие границы юстициабельности52.
47 Шмитт К. Диктатура: от истоков современной идеи суверенитета до пролетарской классовой борьбы / Пер. с нем. Ю. Коринца. М., 2018. С. 114.
48 Шмитт К. Гарант конституции. С. 51.
49 См. об этом, например: Гаджиев Г.А., Ливеровский А.А. Юриспруденция и математика (общность познавательных структур). Махачкала; СПб., 2016. С. 31; Тимошина Е.В. Методология судебного толкования: критический анализ реалистического подхода. С. 76.
50 См.: Шмитт К. Гарант конституции. С. 74.
51 См.: там же. С. 75.
52 См.: Тимошина Е.В. Методология судебного толкования: критический анализ реалистического подхода. С. 88.
С.Л. Полсон упрекает К. Шмита в непоследовательности53, так как в более ранней работе «Закон и приговор» он отрицает обязанность судьи следовать при отправлении правосудия «воле законодателя» или «воле закона»54. Как первое, так и второе отвергается К. Шмит-том как фикции55. В этом смысле приговор (Urteil) — это не результат толкования законодательства, но решение56.
Может сложиться впечатление, что на раннем этапе взгляды К. Шмитта были близки идеям таких представителей «школы свободного права» (Die Freirechtsschule), как Г. Канторович, Э. Фукс и др. Действительно, он соглашается с их критикой в отношении фикции «судьи-автомата», механически применяющего закон. Однако он осуществляет и критику57 психологизма и релятивизма этой школы, выразившуюся в ориентации на правовое чувство (Rechtsgefühl) конкретного судьи. К. Шмитт стремится обосновать самостоятельную действительность судебного решения посредством требования правовой определенности судебной практики, несущей в себе «собственные критерии правильности их [судей. — В.К.] решений»58. Из этого не следует ни «креативный» характер деятельности конкретного судьи в смысле его ориентации на собственные представления о справедливости, ни смешение юстиции с правотворчеством, характерное для его оппонента Г. Кельзена. Напротив, тем самым доказывается понятийная, сущностная самостоятельность юстиции. Решение требует обоснования, а судья связан в своих действиях «другим судьей»: К. Шмитт полагает, что «судебное решение может быть обоснованным, если возможно признать, что другой судья решил бы [подобное дело] схожим
53 См.: Paulson S.L. Hans Kelsen and Carl Schmitt: Growing Discord, Culminating in the "Guardian" Controversy of 1931. P. 526.
54 См.: Schmitt C. Gesetz und Urteil. Eine Untersuchung zum Problem der Rechtpraxis. Berlin, 1912. S. 26, 48; Mehring R. Staatsrechtslehre, Rechtslehre, Verfassungslehre: Carl Schmitts Auseinandersetzung mit Hans Kelsen // Archiv für Rechts- und Sozialphilosophie. 1994. Bd. 80. H. 2. S. 193.
55 См.: Schmitt C. Gesetz und Urteil. Eine Untersuchung zum Problem der Rechtpraxis. S. 48.
56 Ibid. S. 29.
57 См.: MehringR. Staatsrechtslehre, Rechtslehre, Verfassungslehre: Carl Schmitts Auseinandersetzung mit Hans Kelsen. S. 193; Castrucci E. Mechanik der Entscheidung. Rechtsverwirklichung und Entscheidungsrichtigkeit durch die Rechtspraxis in Carl Schmitts "Gesetz und Urteil" (1912) // Carl-Schmitt-Studien. 2017. Bd. 1. H. 1. S. 21.
58 Schmitt C. Gesetz und Urteil. Eine Untersuchung zum Problem der Rechtpraxis. S. 4, 22.
образом»59. Под «другим судьей» при этом подразумевается «эмпирически познаваемый тип современного, сведущего в области права юриста»60. Итальянский философ и специалист по политической теологии Э. Каструччи отмечает в связи с этим, что «другой судья» рассматривается здесь в типично веберовском смысле как носитель собственного профессионального и общественного статуса61.
Таким образом, и в работе «Закон и приговор» выводы К. Шмит-та имеют явно институционалистский характер, так как речь идет не о личности судьи, но о статусе судьи в рамках конкретного правопорядка. Основанием действительности судебного решения является не личность судьи или его внутреннее чувство справедливости, не безличное соответствие норме, но надличный, существующий помимо конкретного судьи порядок.
Если же судья принимает решение, основываясь не на законе, а на своем личном представлении о благе, должном и справедливом, т.е. личное, «политическое» решение, то в этом случае уже не имеет значения, ссылается ли судья на действующие общие нормы — аргументация здесь скорее представляет собой способ легитимации решения, которое не имеет никакого иного основания своей действительности, кроме мировоззрения конкретной личности. Такая необоснованность решения означает, что судья выпал из конкретного порядка институций (перестал быть судьей), вышел за пределы юстиции и находится в сфере «политического», что ставит его либо над, либо вне и тем самым против конкретного порядка. Судья оказывается в сфере политической борьбы — она характеризуется неизбежностью выбора, различением «друга и врага», радикальным «или-или», которое невозможно снять обращением к «высшему третьему». Тем самым «политическое» исключает такие сущностные характеристики юстиции, как независимость, нейтральность и объективность, а следовательно, выход за границы формалистического стиля отправления правосудия фактически равносилен уничтожению юстиции как таковой.
59 Schmitt C. Gesetz und Urteil. Eine Untersuchung zum Problem der Rechtpraxis. S. 71. В целях единообразия русский перевод этого фрагмента дается по: Назмутди-нов Б.В. От «нормы» к «порядку»: эволюция правопонимания Карла Шмитта. С. 153.
60 Schmitt C. Gesetz und Urteil. Eine Untersuchung zum Problem der Rechtpraxis. S. 71; Цит. по: Назмутдинов Б.В. От «нормы» к «порядку»: эволюция правопонимания Карла Шмитта. С. 153.
61 См.: Castrucci E. Mechanik der Entscheidung. Rechtsverwirklichung und Entscheidungsrichtigkeit durch die Rechtspraxis in Carl Schmitts "Gesetz und Urteil". (1912). S. 21.
С одной стороны, децизионистская позиция К. Шмитта в части учения о суверенитете позволяет ему при помощи понятия «политического» определить, ограничить ту сферу, куда юстиция не может проникнуть, не утратив при этой своей сущности. С другой стороны, содержательное наполнение пространства юстиции происходит с помощью «мышления о конкретном порядке»: «.Даже если попытаться сконструировать зависящего лишь от нормы, "подчиненного только закону" судью. — пишет К. Шмитт, — то оказываешься в ситуации порядков и иерархической последовательности инстанций и подчиняешься не чистой норме, а конкретному порядку. .Независимый, подчиняющийся исключительно закону судья также есть не нормативистское понятие, а понятие порядка, компетентная инстанция, звено в системе определенного порядка должностей и ведомств. То, что компетентным судьей является именно это конкретное лицо, вытекает не из правил и норм, а из конкретной организации суда и конкретных персональных назначений и приглашений на должность»62. Таким образом, К. Шмитт не противопоставляет децизионизм учения о суверенитете и «мышление о конкретном порядке». Порядок включает в себя момент решения так же, как и отдельные правила и нормы. Царь или вождь, являясь суверенными фигурами, тем не менее, представляют собой понятия конкретного порядка. Таковым является и понятие судьи63.
6. Критика К. Шмиттом идеи конституционной юстиции
Представленные выше рассуждения К. Шмитта о существе и границах юстиции составляют теоретический базис, на котором он выстраивает критику кельзеновской модели гарантии конституции — конституционной юстиции.
Под конституцией К. Шмитт понимает окончательное решение о типе и форме политического единства64. Вместе с тем политическое единство народа уже содержит в себе элемент порядка, в противном случае народ не мог бы быть политическим субъектом, субъектом политической борьбы и политического решения, а следовательно, конституция как решение является следствием наличного порядка,
62 Шмитт К. О трех видах юридического мышления. С. 316.
63 Ср.: «.Понятия царь, властитель, надзиратель или governor, но также судья и суд, немедленно помещают нас в конкретные институциональные порядки, уже не являющиеся простыми правилами» (Там же. С. 315).
64 См.: Schmitt C. Constitutional Theory / Translated from German by J. Seitzer. Durham; London, 2008. P. 75.
а не просто личной воли конкретного лица. Иными словами, возможность возникновения конституции как решения обусловлена существованием политического порядка, без которого такое решение не имело бы смысла.
Соответствующим образом К. Шмитт интерпретирует и ситуацию конституционной неопределенности. Так, если Г. Кельзен считает, что неопределенность порождается сомнением стороны спора относительно содержания нормы или соблюдения порядка ее принятия, то для К. Шмитта подлинная ситуация неопределенности есть экстраординарная ситуация, ставящая судью в «чрезвычайное положение»65. Неопределенность тем самым имеет «институциональный» смысл, является разрывом порядка и конституционной преемственности, уничтожением нормальной ситуации, в рамках которой только и могут существовать нормы права и осуществляться юстиция.
Конституционный судья, разрешая сомнение относительно содержания конституционной нормы, фактически создает ее содержание самостоятельно, тем самым принимая решение о типе и форме политического единства, т.е. политическое решение — «...это есть устранение неясности относительно содержания конституционного закона, и потому определение содержания закона», а следовательно, подчеркивает К. Шмитт, это уже «законодательство, даже конституционное законодательство, а не юстиция»66. Иными словами, если орган конституционной юстиции «проясняет сомнительное содержание конституционного закона, то [он] действует как конституционный законодатель»67.
Суд таким образом становится «новым сувереном»68 и уже перестает быть судьей в институциональном, да и в строго юридическом смысле слова. Классическая проблема «quis custodiet ipsos custodes?» заявляет здесь о своей актуальности с новой силой. «Хранитель, — подчеркивает К. Шмитт, — легко превращается в хозяина конституции, и тогда возникает угроза двойного главы государства»69, а значит, и распада политического единства. Политизация юстиции является частным случаем эскалации «политического», от которой призван защищать порядок «гарант в институциональном смысле».
65 Шмитт К. Гарант конституции. С. 52.
66 Там же. C. 82.
67 Там же. С. 83.
68 См.: Тимошина Е.В. Судья как новый суверен: волюнтаристская теория толкования Мишеля Тропера // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Юридические науки. 2016. № 2. С. 50-61.
69 Шмитт К. Гарант конституции. C. 38.
Как было показано ранее, в конституционных реалиях Веймарской республики таким гарантом, полагал К. Шмитт, является глава государства. Именно с этим и связана угроза удвоения суверена: в конституционном порядке он уже присутствует в форме институционального гаранта.
Наконец, К. Шмитт подвергает критике то теоретическое основание, на котором выстроена кельзеновская модель гарантии конституции, а именно тезис о тождестве правотворчества и правоприменения. Немецкий юрист отмечал, что, поскольку судебное решение выносится «на основании закона», оно есть нечто отличное от закона, а следовательно, невозможно выстроить универсальную иерархию норм70. Строго говоря, судебное решение не устанавливает норму. Утверждение обратного — это размывание границ понятия и неточное, беспредметное употребление термина «норма». В конечном счете К. Шмитт приходит к выводу о том, что существует лишь иерархия конкретных инстанций и институтов, но не абстрактных общих норм, что также соответствует позиции «мышления о конкретном по-рядке»71.
7. Заключение
Разногласия между Г. Кельзеном и К. Шмиттом — двумя знаковыми для XX в. правоведами — не могут быть сведены исключительно к рассуждениям о целесообразности и эффективности какой-либо из моделей гарантии конституции. С теоретико-правовой точки зрения источником их спора является различная трактовка оснований действительности правопорядка, различие видов юридического мышления, что и обусловливает их диаметрально противоположные подходы к юстиции.
В работах, посвященных конституционному контролю, и сейчас можно встретить в целом верное утверждение, что конституционный суд не может и не должен заниматься политическими вопросами, что он обязан разрешать лишь вопросы права72. Однако в таких рассужде-
70 Шмитт К. Гарант конституции. С. 76.
71 «."Иерархия норм", — отмечает К. Шмитт, — это некритичная и неметодическая антропоморфизация "нормы" и импровизированная аллегория» (см.: там же. С. 77).
72 См.: ШустроеД.Г. Пределы изменения конституции и конституционный контроль за их соблюдением в России и постсоветских государствах: сравнительно-правовое исследование. В 2 т. Т. 1. М., 2018. С. 65.
ниях, если анализировать их с позиций К. Шмитта, не хватает основного — понимания «политического» и того факта, что решение о том, является ли дело политическим, уже является политическим решением73.
Для К. Шмитта принципиальной является не проблема решения как такового, но проблема субъекта конкретного решения: если орган конституционной юстиции самостоятельно разрешает вопрос о том, является ли нечто «политическим», то он de facto становится органом, обладающим неограниченной компетенцией, — сувереном. Если же над органом конституционного контроля находится иная властная инстанция, решающая этот вопрос за него, то он не может считаться самостоятельным и независимым, как того требует природа конституционной юстиции, с точки зрения Г. Кельзена.
Даже в ситуации, когда орган конституционного контроля придерживается так называемой доктрины судебного сдерживания, предполагающей, что он занимается лишь вопросами права и не вмешивается в компетенцию иных ветвей власти, речь идет лишь о самоограничении компетенции74, поскольку невозможно указать инстанцию, которая имела бы исключительное право сдержать конституционный суд от «политизации». Это еще более очевидно тогда, когда орган конституционного контроля активно вмешивается в полномочия иных ветвей власти (так называемый судебный активизм)75. Утверждение, что орган конституционной юстиции призван делать это лишь в «экстраординарной ситуации» в целях защиты конституции, в еще большей мере сближает его положение с ролью суверена, а значит, и с «политическим». А ключевой вопрос — кто решает, что экстраординарный случай наступил, — остается без ответа.
Опасения К. Шмитта, связанные с возможной «политизацией юстиции», оказались не лишенными оснований. История показывает, что в ситуации кризиса, когда отсутствует какая-либо конститу-
73 См.: Шмитт К. Новые принципы для правовой практики // Шмитт К. Государство и политическая форма / Пер. с нем. О.В. Кильдюшова. М., 2010. С. 259-260.
74 О том, что даже когда орган конституционного контроля придерживается доктрины судебного сдерживания, это может привести к его политизации, см.: Шу-стров Д.Г. Пределы изменения конституции и конституционный контроль за их соблюдением в России и постсоветских государствах. Т. 1. С. 70, 75-76.
75 Д.Г. Шустров абсолютно точно называет этот подход «политическим» (см.: там же. С. 69). Впрочем, то, что для К. Шмитта звучит как аргумент против конституционной юстиции, далеко не всегда служит таковым для современных конституционалистов, исходящих из существования конституционной юстиции как факта.
ционно-правовая определенность, конституционные суды часто становятся активными участниками политических событий 76. Допуск «политического» в юстицию имел серьезные последствия и для развития теории права. Так, волюнтаристская теория толкования М. Тро-пера, последователя Г. Кельзена и одного из наиболее радикальных «реалистов», фактически обосновывает суверенный характер судебной власти, осуществляющей толкование конституции77.
Впрочем, было бы неверным полагать, будто опасность грозит лишь с одной стороны. Модель охраны конституции, которую предлагал К. Шмитт, также не исключает негативных последствий. Генетически она связана с идеей Б. Констана о «нейтральной власти» (pouvoir neutre), монархической по существу («le pouvoir royal est un pouvoir neutre»7). Поэтому неудивительно, что, какую бы форму ни принимала модель охраны конституции, при которой ее осуществляет глава государства,— «президентский арбитраж», «нейтральная власть» или «институциональная гарантия», — она всегда чревата в лучшем случае монархизацией и авторитаризмом79.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
Бёкенфёрде Э.-Ф. Понятие политического как ключ к работам Карла Шмит-та по государственному праву / Пер. с нем. О. Кильдюшова // Логос. 2012. № 5. С. 158-177.
БлюменбергХ. Из книги «Легитимность Нового времени»: Гл. I. Понятийный статус. Гл. VIII. Политическая теология I и II / Пер. с нем. П. Резвых // Новое литературное обозрение. 2007. № 5. С. 10-25.
Браун Н.Дж., Уоллер Дж.Дж. Конституционные суды и политическая неопределенность: разрыв конституционной преемственности и «правление судей». Часть 1 / Пер. с англ. Д.В. Сичинавы // Сравнительное конституционное обозрение. 2017. № 5. С. 30-46. DOI: 10.21128/1812-7126-2017-4-30-46
76 См.: Браун Н.Дж., Уоллер Дж.Дж. Конституционные суды и политическая неопределенность: разрыв конституционной преемственности и «правление судей». Части 1 и 2 / Пер. с англ. Д.В. Сичинавы // Сравнительное конституционное обозрение. 2017. № 4. C. 30-46; № 5. С. 30-47.
77 Подробнее см.: Тимошина Е.В. Судья как новый суверен: волюнтаристская теория толкования Мишеля Тропера. С. 50-61.
78 Constant B. Cours de politique constitutionnelle, ou collection des ouvrages publiés sur le gouvernement représentatif. Т. 1. P., 1861. P. 19.
79 См.: Краснов М. «Монархизация» президентской власти // Сравнительное конституционное обозрение. 2015. № 5. С. 87-103; он же. «Нейтральная власть» Б. Констана и «президентский арбитраж» Ш. де Голля // Государство и право. 2017. № 6. С. 60-69.
Браун Н.Дж., Уоллер Дж.Дж. Конституционные суды и политическая неопределенность: разрыв конституционной преемственности и «правление судей». Часть 2 / Пер. с англ. Д.В. Сичинавы // Сравнительное конституционное обозрение. 2017. № 5. С. 30-47. DOI: 10.21128/1812-7126-2017-5-30-47
Варламова Н.В. Нормативность права: проблемы интерпретации // Труды Института государства и права РАН. 2013. № 4. С. 76-115.
ВасильеваН.С. Проблема действительности права в антиметафизической традиции (концепция Альфа Росса) // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Юридические науки. 2017. Т. 21. № 3. С. 396-414. DOI: 10.22363/23132337-2017-21-3-396-414
Гаджиев Г.А., Ливеровский А.А. Юриспруденция и математика (общность познавательных структур). Махачкала; СПб.: Изд-во ДГУ; Изд-во СПбГЭУ, 2016.
Кельзен Г. Кто должен быть гарантом конституции? // Шмитт К. Государство: Право и политика / Пер. с нем. О.В. Кильдюшова. М.: Изд. дом «Территория будущего», 2013. C. 359-410.
Кельзен Г. Судебная гарантия Конституции (Конституционная юстиция. Часть 1) / Пер. с фр. Д.В. Даниленко // Право и политика. 2006. № 8. С. 5-14.
Кельзен Г. Судебная гарантия Конституции (Конституционная юстиция. Часть 2) / Пер. с фр. Д.В. Даниленко // Право и политика. 2006. № 9. С. 5-18.
Кельзен Г. Чистое учение о праве / Пер. с нем. М.В. Антонова, С.В. Лёзова. 2-е изд. СПб.: ООО Изд. дом «Алеф-Пресс», 2015.
Краснов М. «Монархизация» президентской власти // Сравнительное конституционное обозрение. 2015. № 5. С. 87-103.
Краснов М.А. «Нейтральная власть» Б. Констана и «президентский арбитраж» Ш. де Голля // Государство и право. 2017. № 6. С. 60-69.
Лёвит К. Политический децизионизм / Пер. с нем. О.В. Кильдюшова // Логос. 2012. № 5. С. 115-142.
Назмутдинов Б.В. От «нормы» к «порядку»: эволюция правопонимания Карла Шмитта // Известия высших учебных заведений. Правоведение. 2016. № 1. С. 150-165.
Тимошина Е.В. Концепция нормативности Л.И. Петражицкого и проблема действительности права в юридическом позитивизме XX в. // Известия высших учебных заведений. Правоведение. 2011. № 5. С. 46-71.
Тимошина Е.В. Методология судебного толкования: критический анализ реалистического подхода // Труды института государства и права РАН. 2018. Т. 13. № 1. С. 72-102.
Тимошина Е.В. Судья как новый суверен: волюнтаристская теория толкования Мишеля Тропера // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Юридические науки. 2016. № 2. С. 50-61.
Шмитт К. Гарант Конституции // Шмитт К. Государство: Право и политика / Пер. с нем. О.В. Кильдюшова. М.: Изд. дом «Территория будущего», 2013. C. 29-220.
Шмитт К. Диктатура: от истоков современной идеи суверенитета до пролетарской классовой борьбы / Пер. с нем. Ю. Коринца. М.: РИПОЛ классик, 2018.
Шмитт К. Левиафан в учении Томаса Гоббса. Смысл и фиаско одного политического символа / Пер. с нем. Д.В. Кузницына. СПб.: «Владимир Даль», 2006.
Шмитт К. Новые принципы для правовой практики // Шмитт К. Государство и политическая форма / Пер. с нем. О.В. Кильдюшова. М.: Изд. дом Гос. ун-та — Высшей школы экономики, 2010. С. 259—262.
Шмитт К. О трех видах юридического мышления // Шмитт К. Государство: Право и политика / Пер. с нем. О.В. Кильдюшова. М.: Изд. дом «Территория будущего», 2013. С. 309-355.
Шмитт К. Политическая теология. Четыре главы к учению о суверенитете / Пер. с нем. Ю. Коринца // Шмитт К. Политическая теология. Сборник / Пер. с нем. Ю. Коринца, А. Филиппова. М. М.: «КАНОН-пресс-Ц», 2000. С. 7-98.
Шмитт К. Понятие политического / Пер. с нем. А. Филиппова, Ю. Коринца, А. Шураблёва. М.: Наука, 2016.
Штолляйс М. История публичного права в Германии: Веймарская республика и национал-социализм / Пер. с нем. О.Г. Субботина. М.: Политическая энциклопедия, 2017.
Шустрое Д.Г. Пределы изменения конституции и конституционный контроль за их соблюдением в России и постсоветских государствах: сравнительно-правовое исследование. В 2 т. Т. 1. М.: Юрлитинформ, 2018.
Юрлова М. Карл Шмитт: учение о гаранте конституции как пример «конкретного мышления» о государственных формах и порядке // Логос. 2012. № 5. С. 196-204.
Bates D. Political Theology and the Nazi State: Carl Schmitt's ^ncept of the Institution // Modern Intellectual History. 2006. Vol. 3. Iss. 3. P. 415-442. DOI: 10.1017/ S1479244306000862
Bernstorf von J. Hans Kelsen's Judicial Decisionism versus Carl Schmitt's Concept of the One 'Right' Judicial Decision: Comments on Stanley L. Paulson, "Metamorphosis in Hans Kelsen's Legal Philosophy" // Modern Law Review. 2017. Vol. 80. No 5. Р. 860-894.
Böckenförde E.-W. Ordnungsdenken, konkretes // Historisches Wörterbuch der Philosophie / Hrsg. von J. Ritter, K. Gründer. Bd. 6: (Mo-O). Basel; Stuttgart: Schwabe, 1984. S. 1312-1315.
Castrucci E. Mechanik der Entscheidung. Rechtsverwirklichung und Entscheidungsrichtigkeit durch die Rechtspraxis in Carl Schmitts "Gesetz und Urteil" (1912) // Carl-Schmitt-Studien. 2017. Bd. 1. H. 1. S. 10-25.
Constant B. Cours de politique constitutionnelle, ou collection des ouvrages publiés sur le gouvernement représentatif. Т. 1. Paris: Librairie de Cuillaumin et Cie, 1861.
Mehring R. Staatsrechtslehre, Rechtslehre, Verfassungslehre: Carl Schmitts Auseinandersetzung mit Hans Kelsen // Archiv für Rechts- und Sozialphilosophie. 1994. Bd. 80. H. 2. S. 191-202.
Neumann V. Carl Schmitt als Jurist. 1 Aufl. Tübingen: Mohr Siebeck, 2015.
Paulson S.L. Hans Kelsen and Carl Schmitt: Growing Discord, Culminating in the "Guardian" Controversy of 1931 // The Oxford Handbook of Carl Schmitt / Ed. by J. Meierhenrich, O. Simons. Oxford: Oxford University Press. 2017. P. 510-546. DOI: 10.1093/oxfordhb/9780199916931.013.34
Schmitt C. Constitutional Theory / Translated from German by J. Seitzer. Durham; London: Duke University Press, 2008. DOI: 10.1215/9780822390589-001
Schmitt C. Der Staat als Mechanismus bei Hobbes und Descartes // Archiv für Rechts- und Sozialphilosophie. 1936/1937. Bd. XXX. S. 622-632.
Schmitt C. Gesetz und Urteil. Eine Untersuchung zum Problem der Rechtpraxis. Berlin: Verlag von Otto Liebmann, 1912.
Schmitt C. Politische theologie II. Die Legende von der Erledigung jeder Politischen Theologie. 5 Aufl. Berlin: Duncker und Humblot, 2008.
Wolin R. Carl Schmitt, Political Existentialism, and the Total State // Theory and Society. 1990. Vol. 19. No. 4. P. 389-416. DOI: 10.1007/bf00137619
REFERENCES
Bates, D. (2006). Political Theology and the Nazi State: Carl Schmitt's Concept of the Institution. Modern Intellectual History, 3(3), pp. 415-442. DOI: 10.1017/ S1479244306000862
Bernstorf von, J. (2017). Hans Kelsen's Judicial Decisionism versus Carl Schmitt's Concept of the One 'Right' Judicial Decision: Comments on Stanley L. Paulson, "Metamorphosis in Hans Kelsen's Legal Philosophy". Modern Law Review, 80(5), pp. 860-894.
Blumenberg, H. (1966). Begriffsstatus. In: Blumenberg, H. Die Legitimität der Neuzeit. Frankfurt am Main: Suhrkamp, pp. 11-19. (in Germ.). [Russ. ed.: Blumenberg, H. (2007). Iz knigi "Legitimnost' Novogo vremeni": Gl. I. Ponyatiinyi status. Gl. VIII. Politicheskaya teologiya I i II. [From Book: The Legitimacy of the Modern Age: Chapter I. Conceptual Status. Chapter VIII. Political Theology I and II]. Translated from German by P. Rezvih. Novoe literaturnoe obozrenie [New Literary Review], (5), pp. 10-25].
Blumenberg, H. (1966). Politische Theologie I und II. In: Blumenberg, H. Die Legitimität der Neuzeit. Frankfurt am Main: Suhrkamp, pp. 99-113. (in Germ.). [Russ. ed.: Blumenberg, H. (2007). Iz knigi "Legitimnost' Novogo vremeni": Gl. I. Ponyatiinyi status. Gl. VIII. Politicheskaya teologiya I i II. [From Book: The Legitimacy of the Modern Age: Chapter I. Conceptual Status. Chapter VIII. Political Theology I and II]. Translated from German by P. Rezvih. Novoe literaturnoe obozrenie [New Literary Review], (5), pp. 10-25].
Böckenförde, E.-W. (1984). Ordnungsdenken, konkretes. In: J. Ritter and K. Gründer, ed. Historisches Wörterbuch der Philosophie. Volume 6: (Mo-O). Basel; Stuttgart: Schwabe. (in Germ.).
Böckenförde, E.-W. (1991). Der Begriff des Politischen als Schlüssel zum staatsrechtlichen Werk Carl Schmitts. In: Böckenförde, E.-W. Recht, Staat, Freiheit. Studien zur Rechtsphilosophie, Staatstheorie und Verfassungsgeschichte Frankfurt am Main: Suhrkamp, pp. 344-366. (in Germ.). [Russ. ed.: Böckenförde, E.-W. (2012). Ponyatie politicheskogo kak kluch' k rabotam Carla Schmitta po gosudarstvennomu pravu [The Concept of the
Political as a Key to the State-Legal Works of Carl Schmitt]. Translated from German by O. Kil'dyushov. Logos [The Logos Journal], (5), pp. 158-177].
Brown, N.J. and Waller, J.G. (2016). Constitutional Courts and Political Uncertainty: Constitutional Ruptures and the Rule of Judges. International Journal of Constitutional Law, 14(4), pp. 817-850. DOI: 10.1093/icon/mow060 [Russ. ed.: Brown, N.J. and Waller, J.G. (2017). Konstitutsionnye sudy i politicheskaya neopredelennost': razryv konstitutsionnoi preemstvennosti i "pravlenie sudei". Chast' 1. Translated from English by D.V. Sichinava. Sravnitel'noe konstitutsionnoe obozrenie [Comparative Constitutional Review], (5), pp. 30-46. DOI: 10.21128/1812-7126-2017-4-30-46; Brown, N.J. and Waller, J.G. (2017). Konstitutsionnye sudy i politicheskaya neopredelennost': razryv konstitutsionnoi preemstvennosti i "pravlenie sudei". Chast' 2. Translated from English by D.V. Sichinava. Sravnitel'noe konstitutsionnoe obozrenie [Comparative Constitutional Review], (5), pp. 30-47. DOI: 10.21128/1812-7126-2017-5-30-47].
Castrucci, E. (2017). Mechanik der Entscheidung. Rechtsverwirklichung und Entscheidungsrichtigkeit durch die Rechtspraxis in Carl Schmitts "Gesetz und Urteil" (1912). Carl-Schmitt-Studien, 1(1), pp. 10-25. (in Germ.).
Constant, B. (1861). Cours de politique constitutionnelle, ou collection des ouvrages publiés sur le gouvernement représentatif. Volume 1. Paris: Librairie de Cuillaumin et Cie. (in Fr.).
Gadzhiev, G.A. and Liverovsky, A.A. (2016). Jurisprudencia i matematika (obshchnost' poznavatel'nykh struktur) [Jurisprudence and Mathematic (Commonality of Cognitive Structures)]. Makhachkala; Saint Petersburg: Dagestanskii gosudarstvennyi universitet Publ.; Sankt-Peterburgskii gosudarstvennyi ekonomicheskii universitet Publ. (in Russ.).
Kelsen, H. (1928). La Garantie juridictionnelle de la constitution (La Justice constitutionnelle). Revue du droit public et de la science politique en France et à l'étranger, XLV, pp. 197-257. (in Fr.). [Russ. ed.: Kelsen, H. (2006). Sudebnaia garantia konstitutsii (Konstitutsionnaia justitsia. Chast' 1) [Judicial Guarantee of Constitution (Constitutional Justice, Part 1)]. Translated from French by D.V. Danilenko. Pravo i politika [Law and Politics], (8), pp. 5-14; Kelsen, H. (2006). Sudebnaia garantia konstitutsii. (Konstitutsionnaia justitsia. Chast' 2) [Judicial Guarantee of Constitution (Constitutional Justice, Part 2)]. Translated from French by D.V. Danilenko. Pravo ipolitika [Law and Politics], (9), pp. 5-18].
Kelsen, H. (1931). Wer soll der Hüter der Verfassung sein? Berlin-Grunewald: W. Rothschild. (in Germ.). [Russ. ed.: Kelsen, H. (2013). Kto dolzhen byt' garantom Konstitutsii? [Who Ought to Be the Guardian of the Constitution?]. In: Schmitt, K. (2013). Gosudarstvo: Pravo ipolitika [State: Law and Politics]. Translated from German by O.V. Kil'dyushov. Moscow: Izdatel'skii dom "Territoriya budushchego", pp. 359-410].
Kelsen, H. (1960). Reine Rechtslehre. 2nd ed. Wien: Verlag Österreich. (in Germ.). [Russ. ed.: Kelsen, H. (2015). Chistoe uchenie oprave [Pure Theory of Law]. Translated from German by M. Antonov and S. Loesov. 2nd ed. Saint Petersburg: Alef Press Publishing House].
Krasnov, M. (2015). "Monarchisatsia" prezidentskoi vlasti ["Monarchisation" of Presidential Power]. Sravnitel'noe konstitutsionnoe obozrenie [Comparative Constitutional Review], (5), pp. 87-103. (in Russ.).
Krasnov, M.A. (2017). "Neitral'naia vlast'" B. Konstana i "Prezidentskii arbitrazh" Sh. de Gollia ["Neutral Power" with B. Constant and "Presidential Arbitration" Charles de Gaulle]. Gosudarstvo iparvo [State and Law], (6), pp. 60-69. (in Russ.).
Löwith, K. (1935). Politischer Dezisionismus. Internationale Zeitschrift für Theorie des Rechts, IX(9), pp. 101-123. (in Germ.). [Russ. ed.: Löwith, K. (2012). Politicheskiy decizionizm [Political Decisionism]. Translated from German by O. Kil'dyushov. Logos [The Logos Journal], (5), pp. 115-142].
Mehring, R. (1994). Staatsrechtslehre, Rechtslehre, Verfassungslehre: Carl Schmitts Auseinandersetzung mit Hans Kelsen. Archiv für Rechts- und Sozialphilosophie, 80(2), pp. 191-202. (in Germ.).
Nazmutdinov, B.V. (2016). Ot "normy" k "poryadku": evolyutsiya pravoponima-niya Carla Schmitta [From "Norm" to "Legal Order": Evolution of Carl Schmitt's Understanding of Law]. Izyestiya vysshikh uchebnykh zavedenii. Pravovedenie [Proceedings of Higher Education Institutions. Pravovedenie], (1), pp. 150-165. (in Russ.).
Neumann, V. (2015). Carl Schmitt als Jurist. 1 Aufl. Tübingen: Mohr Siebeck. (in Germ.).
Paulson, S.L. (2014). Hans Kelsen and Carl Schmitt: Growing Discord, Culminating in the "Guardian" Controversy of 1931. In: J. Meierhenrich and O. Simons, eds. The Oxford Handbook on Carl Schmitt. Oxford: Oxford University Press, pp. 510-546. DOI: 10.1093/oxfordhb/9780199916931.013.34
Schmitt, C. (1912). Gesetz und Urteil. Eine Untersuchung zum Problem der Rechtpraxis. Berlin: Verlag von Otto Liebmann. (in Germ.).
Schmitt, C. (1921). Die Diktatur. Von den Anfängen des modernen Souveränitätsgedankens bis zum proletarischen Klassenkampf. Berlin: Duncker und Humblot. (in Germ.). [Russ ed.: Schmitt, C. (2018). Diktatura: ot istokov sovremennoi idei suvereniteta doproletarskoi klassovoi bor'by [Dictatorship: From the Beginning of the Modern Concept of Sovereignty to the Proletarian Class Struggle]. Translated from German by Yu. Korinets. Moscow: RIPOL classic].
Schmitt, C. (1922). Politische Theologie: Vier Kapitel zur Lehre von der Souveränität. München: Duncker und Humblot. (in Germ.). [Russ. ed.: Schmitt, C. (2000). Politicheskaya teologiya. Chetyre glavy k ucheniyu o suverenitete [Political Theology. Four Chapters on the Concept of Sovereignty. In. Schmitt, C. Politicheskaya teologiya. Sbornik. [Political Theology. Collected Papers]. Translated from German by Yu. Korinets and A. Filippov. Moscow: "Kanon-press-Ts", pp. 7-98].
Schmitt, C. (1929). Der Hüter der Verfassung. Tübingen: Mohr Siebeck (in Germ.). [Russ. ed.: Schmitt, C. (2016). Garant konstitutsii [The Guarantor of Constitution]. In: Schmitt, C. Gosudarstvo:pravo ipolitika [The State: Law and Politics]. Translated from German by O.V. Kil'dyushov. Moscow: Izdatel'skii dom "Territoriya budushchego", pp. 27-220].
Schmitt, C. (1933). Neue Leitsätze für die Rechtspraxis. Juristische Wochenzeitung, (62), pp. 2793-2794. (in Germ.). [Russ. ed.: Schmitt, C. (2010). Novye printsipy dlya pravovoi praktiki [New Principles for Legal Practice]. In: Schmitt, C. Gosudarstvo i politicheskaya forma [State and Political Form]. Translated from German by
O.V. Kil'dyushov. Moscow: Izdatel'skii dom Gosudarstvennogo universiteta — Vysshei shkoly ekonomiki, pp. 259—262].
Schmitt, C. (1934). Über die drei Arten des rechtswissenschaftlichen Denkens. Hamburg: Hanseatische Verlagsanstalt. (in Germ.). [Russ. ed.: Schmitt, C. (2013). O trekh vidah yuridicheskogo myshleniya [On the Three Types of Juristic Thought]. In: Schmitt, C. Gosudarstvo:pravoipolitika [The State: Law and Politics]. Translated from German by O.V. Kil'dyushov. Moscow: Izdatel'skii dom "Territoriya budushchego", pp. 309-355].
Schmitt, C. (1936/1937). Der Staat als Mechanismus bei Hobbes und Descartes. Archiv für Rechts- und Sozialphilosophie, XXX, pp. 622-632. (in Germ.).
Schmitt, C. (1963). Der Begriff des Politischen. Text von 1932 mit einem Vorwort und drei Corollarien. Berlin: Duncker und Humblot. (in Germ.). [Russ. ed.: Schmitt, C. (2016). Ponyatiepoliticheskogo [The Concept of the Political]. Translated from German by A. Filippov, Yu. Korinets and A. Shurablev. Moscow: Nauka].
Schmitt, C. (1982). Der Leviathan in der Staatslehre des Thomas Hobbes. Sinn und Fehlschlag eines politischen Symbols. Köln: Hohenheim. (in Germ.). [Russ. ed.: Schmitt, C. (2006). Leviafan v uchenii ogosudarstve Tomasa Gobbsa. Smysl i fiasko odnogopoliticheskogo simvola [The Leviathan in the Thomas Hobbes' Theory of State: Meaning and Failure of a Political Symbol]. Translated from German by D.V. Kuznitsyn. Moscow: "Vladimir Dal'".
Schmitt, C. (2008). Constitutional Theory. Translated from German by Jeffrey Seitzer. Durham; London: Duke University Press. DOI: 10.1215/9780822390589-001 [Germ. ed.: Schmitt, C. (1928). Verfassungslehre. Munich; Leipzig: Duncker und Humblot].
Schmitt, C. (2008). Politische theologie II. Die Legende von der Erledigung jeder Politischen Theologie. 5th ed. Berlin: Duncker und Humblot. (in Germ.).
Shustrov, D.G. (2018). Predeli izmenenija konstitucii Ikonstitucionnij kontrol' za ih sobljudeniem v Rossii i postsovetskih gosudarstvah sravnitel'no-pravovoe issledovanie. V21. [Limits of Constitution Changes and Constitutional Control over their Compliance in Russia and Post-Soviet States: Comparative Legal Study. In 2 Vol.]. Volume 1. Moscow: Jurlitinform. (in Russ.).
Stolleis, M. (2002). Geschichte des öffentlichen Rechts in Deutschland: Weimarer Republik und Nationalsozialismus. Munich: C.H. Beck. (in Germ.). [Russ. ed.: Stolleis, M. Istoriya publichnogo prava v Germanii: Veimarskaya respublika i nacional-socializm [A History of Public Law in Germany: Weimar Republic and National Socialism]. Translated from German by O.G. Subbotin. Moscow: Politicheskaia enciklopedia].
Timoshina, E.V. (2011). Kontseptsiya normativnosti L.I. Petrazhitskogo i problema deistvitel'nosti prava v yuridicheskom pozitivizme XX v. [Petrazycki's Concept of Normativity and the Problem of Legal Validity of the Twentieth Century Legal Positivism]. Izvestiya vysshikh uchebnykh zavedenii. Pravovedenie. [Proceedings of Higher Education Institutions. Pravovedenie], (5), 46-71 (in Russ.).
Timoshina, E.V. (2016). Sud'ya kak noviy suveren: volyuntaristskaya teoriya tolko-vaniya Mishelya Tropera [Judge as a New Sovereign: Voluntaristic Interpretation Theory of M. Troper]. Vestnik Rossiiskogo universiteta druzhby narodov. Seriya: Yuridicheskie nauki [RUDN Journal of Law], (2), pp. 50-61 (in Russ.).
Timoshina, E.V. (2018). Metodologia sudebnogo tolkovania: kriticheskii analiz realisticheskogo podhoda [The Methodology of Judicial Interpretation: A Critical Analysis
of the Realist Approach]. Trudy Instituta gosudarstva i prava RAN — Proceedings of the Institute of State and Law of the RAS, 13(1), pp. 73—102. (in Russ.).
Varlamova, N.V. (2013). Normativnost' prava: problemy interpretatsii [The Normative Substance of Law: Problems of Interpretation]. Trudy Instituta gosudarstva i prava RAN [Proceedings of the Institute of State and Law of the RAS], (4), 76-115. (in Russ.).
Vasilyeva, N.S. (2017). Problema deistvitel'nosti prava v antimetafizicheskoi traditsii (kontseptsiya Al'fa Rossa) [The Problem of Legal Validity in the Anti-Metaphysical Approach (Alf Ross's Conception)]. Vestnik Rossiiskogo universiteta druzhby narodov. Seriya: Yuridicheskienauki [RUDN Journal of Law], 21(3), pp. 396-414. (in Russ.). DOI: 10.22363/2313-2337-2017-21-3-396-414
Wolin, R. (1990). Carl Schmitt, Political Existentialism, and the Total State. Theory and Society, 19(4), pp. 389-416. DOI: 10.1007/bf00137619
Yurlova, M. (2012). Carl Schmitt: uchenie o garante konstitutsii kak primer "konkretnogo mishlenia" o gosudarstvennih formah i poriadke [Carl Schmitt: The Theory of the Guardian of the Constitution as an example of "Concrete Thinking" about State Forms and Order]. Logos [The Logos Journal], (5), pp. 196-204.
СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРЕ:
Кондуров Вячеслав Евгеньевич — аспирант Санкт-Петербургского государственного университета по направлению «Юриспруденция».
AUTHOR'S INFO:
Viacheslav E. Kondurov — Post-Graduate Student of Saint Petersburg State University, Field of Study "Law".
ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ:
Кондуров В.Е. Основания действительности правопорядка и проблема юстициабельности «политического»: К. Шмитт о границах юстиции // Труды Института государства и права РАН / Proceedings of the Institute of State and Law of the RAS. 2018. Т. 13. № 5. С. 63-91.
CITATION:
Kondurov, V.E. (2018). The Foundations of the Validity of Legal Order and the Problem of the Justiciability of the "Political": C. Schmitt on the Limits of Justice. Trudy Instituta gosudarstva i prava RAN — Proceedings of the Institute of State and Law of the RAS, 13(5), pp. 63-91.
