CC BY
43ЕВГЕНИИ ЛЕДНИКОВ
Онтологическая проблематика в свете аналитической философии
О дной из заслуг аналитической философии в середине прошлого века стало то, что она показала, как можно рассуждения философов об онтологической проблематике облечь в достаточно строгую форму. Увы, отечественные онтологи либо не знают этих достижений аналитической философии, либо их не понимают и потому сознательно игнорируют. Но в наше время философ, рассуждающий об устройстве мира исходя из абстрактных философских принципов выглядит достаточно карикатурно . Неужели подобных «мудрецов» ничему не научила курьезная ситуация, в которую еще в начале XIX столетия угодил Гегель, выводя из своих спекулятивных философских положений заключение о том, что число планет Солнечной системы должно быть равно в точности семи? О каком «бытии» сможет говорить философ, если он не будет ссылаться на достижения физики, космологии, биологии и других специальных наук? Поэтому онтологическая проблематика, если она еще имеет право на существование—не поиски «сущего», «субстанции» и ее «акциденций», а проблематика того, как установить, какую информацию об окружающем мире несут современные теории
Но прежде, чем говорить о достижениях аналитической философии в области научной постановки вопросов об онтологии, следует оценить попытки вообще вычеркнуть подобные вопросы из сферы философии, предпринятые в неопозитивизме . В 1950-е годы виднейшим представителем логического позитивизма Р. Карнапом была выдвинута оригинальная логико-философская концепция, изложенная им в статье «Эмпиризм, семантика и онтология» [1]. Она получила название концепции языковых каркасов . Пионером в обсуждении данной концепции в тогда еще советской философской литературе выступил покойный ныне В . А. Смирнов [2], точку зрения которого попытался поставить под сомнение автор данной статьи [3]. Однако сейчас, по прошествии более чем 30 лет, хотелось бы еще раз вернуться к той давней дискуссии и внести в нее некоторые коррективы .
Напомним суть концепции Р Карнапа . Он разделил вопросы существования (т. е . онтологические вопросы), которые позволительно обсуждать философам, на два вида . Первый — вопросы о существовании определенных объектов определенного вида в рамках данного языкового каркаса . Эти вопросы тесно связаны с известным критерием В . Куайна «существовать — значит, быть значением квантифици-руемой переменной», ориентированным на реконструкцию наличных знаний в формализованном логическом языке с тем, чтобы вычленить их онтологическое содержание1 . Карнап назвал подобные вопросы внутренними. Второй — вопросы о существовании или реальности системы объектов в целом (или, что для Р. Карнапа одно и то же, самого языкового каркаса) . Эти вопросы Р Карнап назвал внешними . По мнению Р. Карнапа, ответ на вопрос первого вида может быть получен в форме «да—нет» либо логическими, либо эмпирическими методами — в зависимости от того, является языковой каркас логическим или фактическим (Во втором случае имеются в виду искусственные логические языки, в которых их предложения «доказываются» с помощью внеязыковых, эмпирических факторов .) Ответить на вопрос второго вида, как полагал Р Карнап, означало бы объяснить, почему был принят данный языковой каркас, а не иной . Ответ должен содержать указания на плодотворность, целесообразность использования данного языкового каркаса В отличие от первого вопроса, теоретического по своей сути, второй является сугубо прагматическим вопросом о предпочтительности выбранного каркаса в сравнении с другими и является вопросом «о степени» целесообразности принятого решения .
Предположим, что исследователь выбрал для своей работы каркас вещного языка . Это решение означало бы принятие в качестве существующего «мира вещей», т. е . мира упорядоченных в пространстве и во времени объектов, доступных физическому наблюдению . В этом случае вопросы, какие именно вещи существуют в мире вещей (существуют ли единороги? черные лебеди?), оказываются внутренними вопросами вещного языка, ответ на которые получают в процессе эмпирических исследований . В частности, черные лебеди оказываются существующими, а единороги—нет.
1 Дело в том, что имена не могут служить надежными указателями существующих объектов . Они могут быть пустыми в выбранной предметной области (таковы мифологические Пегас и Антей для физического мира), они могут быть псевдонимами группы людей (вымышленный математик Н.Бурбаки, за именем которого скрывалась группа выдающихся французских математиков) . Поэтому вполне уместной выглядит такая перестройка языка, при которой из него устраняются все собственные имена, которые замещаются индивидными дескрипциями, а последние контекстуально элиминируются с помощью выражений, содержащих квантифицируе-мые переменные . В результате последние остаются в языке теории единственным средством указания на существующие объекты .
Аналогично, если выбран каркас языка натуральных чисел, то в качестве существующего принят мир объектов, каждый из которых является натуральным числом . Но какие именно числа и с какими свойствами существуют в этом мире — внутренний вопрос . Скажем, существует ли простое число больше ста—это устанавливается методами логико-математического анализа (ответ положительный). А на вопрос о том, существует ли в числовом интервале от 43 до 48 число, делящееся на семь, тем же путем получают отрицательный ответ
Р. Карнап в полном соответствии с традициями логического позитивизма отвергал вопросы о реальности (или нереальности) тех или иных объектов как вопросы, лишенные познавательного содержания [1: 311-312]. Согласно Р Карнапу, для подобных вопросов просто невозможно подобрать подходящую логическую форму С другой стороны, по мнению Р. Карнапа, внутренние вопросы ни в коей мере нельзя ассоциировать с традиционной онтологической проблематикой . Тем самым для онтологических вопросов в неопозитивизме не находилось места, поскольку вроде бы сама логика требовала изгнания их из философии .
В .А.Смирнов был первым и, кажется, единственным философом советской эпохи, который во времена, когда слово «позитивизм» официально ассоциировалось с враждебной марксизму идеологией, не побоялся заявить о наличии достоинств у концепции Р Карна-па Они, по его мнению, заключались в признании коррелятивности принятия языка и допущения соответствующих типов объектов, а также в различении внутренних и внешних вопросов существования (в чем он не усматривал никакого позитивизма) . Но одновременно главный недостаток этой концепции он видел в том, Р Карнап внешние вопросы существования объявил непознавательными . В .А. Смирнов был уверен, что коль скоро принятие того или иного языкового каркаса, хотя и несет в себе элемент выбора, в конечном счете определяется практическими соображениями, то последнее обстоятельство превращает внешние вопросы в познавательные
В замечаниях на статью В А Смирнова нами, думается, справедливо указывалось, что для утверждения реального существования, вопреки мнению В .А. Смирнова, не требуется особый предикат [3: 60]. Дело в том, что В .А.Смирнов придерживался точки зрения, согласно которой во внутренних вопросах существования спрашивается о предметах мысли, а не о реальном существовании Но ведь решение о признании или непризнании предметов мысли образами внешнего мира никак не связано с логической формой вопросов — оно целиком определяется философскими установками того, кто дает ответы на подобные вопросы . А любые вопросы существования, какие только могут прийти на ум философу, легко превратить во внутренние вопросы, идет ли речь о существовании некоторых элементов класса объектов (как в случае единорогов и черных лебедей в мире вещей) или же о существовании класса объектов («мира» вещей, «мира» натуральных чисел
и т. п .) . Да и ответы на вопросы как первого, так и второго рода можно получить только в рамках избранной языковой системы В частности, вопрос «существуют ли натуральные числа?» может быть поставлен в рамках каркаса действительных чисел, и в этом случае он будет таким же «внутренним» вопросом, как и вопрос о существовании черных лебедей . Таким образом, принципиальное для Р. Карнапа различие между «внутренними» и «внешними» вопросами существования оказывается зависящим от случайного факта выбора языка философом, интересующимся онтологическими проблемами .
С другой стороны, более чем сомнительным выглядит отождествление вопросов о существовании классов объектов с вопросами о принятии того или иного языкового каркаса в качестве инструмента исследования . Когда исследователь выбирает тот или иной язык для решения какой-либо задачи, его в первую очередь беспокоит его эффективность, и именно по этому критерию он старается выбирать наиболее подходящий ему язык . (В этом случае, действительно, как указывал Р. Карнап, речь идет о «степени» эффективности выбранного языка . ) Но при этом исследователь менее всего бывает озабочен онтологией языка, тем, какие системы объектов он обязан принять в качестве существующих . Сошлемся, для примера, на один эпизод из истории создания модальной логики . В 1918 г. К .Льюис в своей книге [5] предложил модальное исчисление высказываний со строгой импликацией . В тот момент его беспокоило только одно: как избежать «парадоксов» материальной импликации, и совсем не интересовали онтологические (семантические) проблемы построенной им логики . По-настоящему подобными вопросами заинтересовались в середине 1940-х годов—сперва Р. Карнап и У Куайн, а с начала 1960-х годов—С .Крипке, Я .Хинтикка и др . И этот пример—не единственный . Так что вопросы о существовании (принятии) языкового каркаса в целом и систем объектов, как-то ассоциируемых с принятым языком, нередко задаются в науке с большим временным сдвигом и поэтому представляют собой скорее разные вопросы, чем один и тот же вопрос
Таким образом, осуществляя логическую реконструкцию научных знаний, мы не обязаны придерживаться неопозитивистских установок . Однако что собой представляют «внутренние» вопросы существования и какие они предполагают ответы? В последние годы мы обратили внимание на то, что в философских рассуждениях о существовании фактически всегда речь идет об известном существовании, поскольку экзистенциальную информацию можно извлечь только из наличных знаний [4]. Чтобы расширить класс истинных экзистенциальных высказываний, следует отказаться от наивного представления о реальности . История философии сохранила нам два, можно сказать, радикальных понимания существования . Одно — «существование независимо от нашего сознания» . Другое — «существование в качестве воспринимаемого» . Ни одно из них нельзя признать удовлетворительным Второе, отождествляющее существующее с тем, что воспринимается, некорректно уже
потому, что, с одной стороны, существуют невоспринимаемые (в силу ограниченности наших органов чувств) предметы и явления, а с другой — не все воспринимаемое (в частности видимое движение Солнца вокруг Земли) существует. Но и первое понимание, если вдуматься, вызывает вопросы Как можно охарактеризовать в языке, являющемся продуктом сознания, существование чего-либо, никак не связанного с сознанием? Коль скоро существование не является предикатом (а это понял еще И . Кант), то в виде чего существует подобное нечто? Очевидно, только в виде носителя определенной совокупности дескриптивных предикатов языка Но последнее обстоятельство делает существование подобных предметов зависимым от словарного запаса языка (скажем, в языке механики И .Ньютона нельзя ничего сказать о существовании электромагнитного поля, а как в таком случае И . Ньютон мог бы судить о его реальности или же нереальности?), а также от нашего знания того, какими дескриптивными характеристиками наделен соответствующий предмет Сказанное означает, что более уместным было бы рассуждать об известном (или, в случае сомнения, предполагаемом) существовании, а все контексты существования считать модальными в смысле эписте-мических модальностей .
В таком случае, любому высказыванию, характеризующему предмет мысли (т.е . экзистенциальному высказыванию), следовало бы, вообще говоря, предпосылать указание на источник знания (или мнения): «из чувственного опыта известно, что...» (когда строим высказывания об объектах нашего восприятия), «из естествознания известно, что.» (когда строим высказывания о природных объектах), «из математики известно, что.» (когда строим высказывания о математических объектах), «из истории известно, что.» (когда строим высказывания о делах давно минувших дней), «из моих фантазий известно, что.» (когда пытаемся охарактеризовать в словах «мир» собственных домыслов), «из мифологии (литературы) известно, что.» и т. д .
Сказанное приводит к тому, что понятия «существующего» и «не существующего» лишаются абсолютного смысла, попадая в зависимость от контекстов знаний или мнений . (И в этом смысле Р. Карнап был глубоко прав, когда говорил, что быть реальным, существовать — значит, быть элементом системы [1: 301]) . Когда пишется учебник по физике или математике, подобный эпистемический контекст уже подразумевается названием учебника, и нет нужды задавать его перед каждым отдельным высказыванием . Открывая книгу по греческой мифологии, мы не нуждаемся в постоянном напоминании, что именно мы читаем . Но если в тексте рассуждения о происхождении Вселенной перемежаются математическими выкладками и экскурсами в мифологию или цитатами из богословской литературы, то явное указание контекстов становится обязательным
В свете предлагаемого понимания существования известные рассе-ловские высказывания о нынешнем короле Франции являются лож-
ными не только потому, что королю нет места в политической системе современной Франции, его никто не видел, с ним никто не общался непосредственно или заочно, но еще и потому, что о нем отсутствует какое-либо упоминание в литературе (если, разумеется, не иметь в виду расселовскую теорию дескрипций) Но если завтра появится яркое литературное повествование о приключениях «нынешнего короля Франции», то в его контексте некоторые высказывания о короле, в том числе и экзистенциальные, будут такими же истинными, какими являются высказывания, повествующие о приключениях Алисы в Стране чудес, в частности о ее диалоге с Чеширским котом . Разумеется, различие между вымыслом и реальностью не стирается—оно сохраняется как различие эпистемических контекстов, источников знания
Может возникнуть впечатление, что авторская концепция превращает высказывание о нынешнем короле Франции из ложного (как у Б . Рассела) в бессмысленное2 . Ведь без указания контекста использования высказывания ему нельзя дать истинностную оценку Но в том то и дело, что Рассел использовал данное высказывание в контексте истории Франции XX в ., а в этом контексте его вполне можно признать ложным . Хотя важнее другое — то, что в расселовской теории дескрипций невозможно объяснить истинность мифологем, таких, например, как «Пегас был пленен Белерофонтом» . Контекст мифологии в рассе-ловской экстенсиональной теории индивидных дескрипций невозможно принять во внимание
Также может возникнуть впечатление, что авторская концепция игнорирует проблему ограничения контекста3 . Что может означать конструкция «из истории известно, что...»? Ведь в истории существуют конкурирующие концепции, авторы которых нередко радикально расходятся в признании существования тех или иных исторических собы-тий4 . В этой связи дескрипции, приписываемые определенной исторической личности или событию одним историком, не будут полностью соответствовать дескрипциям, приписываемым этому же событию или личности другими историками, а поскольку в соответствии с предлагаемой нами концепцией нечто существует только в виде носителя определенной совокупности дескриптивных предикатов, то в подобных случаях нельзя будет говорить, что подразумевается один и тот же предмет, а не два или более различных. Однако указанная трудность, во-первых, не имеет отношения к предлагаемой нами концепции, поскольку она не отвечает на вопрос, что именно существует, а только показывает, в какой форме нужно искать ответы на вопросы существования . Во-вторых, подобная трудность встречается на каждом шагу в любой области
2 Замечание П . Куслия при знакомстве с рукописью данной статьи . — Прим. автора.
3 Там же .
4 Вспомним недавние споры о том, имело ли в истории место «Ледовое побоище»
на Чудском озере . — Прим. автора.
науки, а не только в гражданской истории . Обратимся к физике . Сейчас в связи с запуском в Европе Большого адронного коллайдера одни физики рассчитывают обнаружить «первоматерию» в виде бозона Хиг-гса, а другие считают это бесполезным занятием . Поэтому о том, что существует, пусть договариваются между собой историки, физики и другие деятели науки, а задача аналитической философии — предложить для этих споров приемлемую логическую форму
Подведем итоги . Р. Карнап, безусловно, был прав, когда выбор языка необходимым образом связывал с принятием объектов определенного вида. Наш язык, будь -то естественный или искусственно сконструированный логический язык, обязательно несет онтологическую нагрузку, предполагает что-то существующим . Другое дело, что в естественном языке его онтологические допущения не заданы в явной форме, так что их можно вычленить только в процессе логической реконструкции языка . Интерпретация экзистенциальных высказывания языка зависит от философских взглядов пользователя языком, но не от логической формы подобных высказываний . При этом излишне выделять какие-либо «внешние» вопросы существования, так как их легко превратить во «внутренние вопросы» . А если интересующие нас вопросы в данном языке выглядят «внешними» — значит, мы просто неудачно выбрали язык для их обсуждения . И, конечно, выбор того или иного языка в качестве инструмента исследования философских проблем не бывает «истинным» или «ложным»—это всегда более или менее удачный выбор, т. е . оценка выбора должна осуществляться в понятиях степени эффективности . Только при этом не следует подобный выбор интерпретировать как обсуждение особых «внешних» вопросов существования . Наконец, «внутренние» вопросы существования лучше всего обсуждать в рамках языков эпистемической логики
Литература
1 . Карнап Р. Значение и необходимость . — М . , 1959 . С . 298-320 .
2 . Смирнов В. А. О достоинствах и ошибках одной логико-философской концеп-
ции // Философия марксизма и неопозитивизм .—М ., 1963 . С . 364-378.
3 . Ледников Е. Е. Критический анализ номиналистических и платонистских тен-
денций в современной логике .—Киев, 1973 . С . 56-70.
4 . Ледников Е. Е. Существование и индивидные дескрипции // Логические иссле-
дования . 2002 . Вып . 9 . С . 113-118 .
5 . Lewis C.I. A survey of symbolic logic .—Berkeley, 1918 .
