Р.М. Асейнов
«ОДРЯХЛЕВШЕЕ ДВОРЯНСТВО» И «ОБЩИНА»: БУРГУНДСКИЕ ЗЕМЛИ ПЕРЕД ЛИЦОМ ФРАНЦУЗСКОЙ АГРЕССИИ В 1477 г.*
Описание военных конфликтов занимало большую часть средневековых хроник. Бургундские историки преследовали целью прославление подвигов рыцарей. Однако события, последовавшие за гибелью Карла Смелого при Нанси в 1477 г., показали, что многие представители второго сословия предали интересы Бургундского дома или выступали за соглашение с королем, тогда как горожане активно выступили в защиту Марии Бургундской. Жан Молине, описавший события того периода в «Хронике» и в прозиметре «Кораблекрушение Девы», ярко продемонстрировал неспособность «Одряхлевшего дворянства» выполнять свои функции и стремление «Общины» отстоять права герцогини.
Ключевые слова: дворянство, горожане, Жан Молине, предательство, французское вторжение.
«Дабы великие подвиги, совершенные в ходе войн между Францией и Англией, были достойным образом отмечены и занесены в вечную память скрижалей, откуда благородные люди смогли бы черпать примеры, я желаю взяться за их описание в прозе»1, - так начинает свою хронику Жан Фруассар. Хронисты, творившие при дворе герцогов Бургундских Филиппа Доброго и Карла Смелого2, продолжили традицию своего предшественника. Их исторические сочинения открывают панегирики тому сословию, чье призвание, по мнению первого официального историка Бургундского дома Жоржа Шатлена, превосходит цели всех других
© Асейнов Р.М., 2014
* Статья подготовлена при поддержке РГНФ, исследовательский проект № 13-01-00101а.
социальных групп, так как оно заключается в обеспечении порядка, защите церкви и христианской религии3. Второй официальный историк Бургундского дома Жан Молине видит назначение своего труда в том, чтобы вписать имена рыцарей в «мартиролог чести, дабы они смогли жить после смерти»4. Утверждая, что первый подвиг рыцаря произошел на небесах, когда архангел Михаил низверг Люцифера, Молине описывает ежедневные подвиги земных рыцарей, стремящихся оберегать общее благо и не жалеющих для этого своих жизней. Именно этим подвигам он и намеревается посвятить свою хронику5. Желая поведать читателям о событиях, достойных внимания, Оливье де Ла Марш сосредотачивается именно на прославлении рыцарства: описывает турниры, свидетелем которых являлся, рыцарские подвиги на полях сражений. Подобное видение задач историка присуще и Монстреле6.
Однако не только стремлением воспеть рыцарские доблести объясняется повышенное внимание хронистов к описанию войн. Военные столкновения, будь то сражения Столетней войны, городские восстания, вооруженные конфликты при присоединении герцогами новых территорий, составляли основу повествования в хрониках той эпохи.
Многие бургундские авторы (например, Оливье де Ла Марш, Жан Лефевр де Сен-Реми, Жан де Энен) непосредственно принимали участие в военных действиях, чем, на наш взгляд, можно объяснить то, что большое внимание они уделяли описанию этих событий. Помимо сообщений об увиденном собственными глазами хронисты подмечали различные аспекты организации армии и ведения войны. Например, Оливье де Ла Марш и почти все другие бургундские хронисты пишут о военных реформах Карла VII7. Тот же де Ла Марш, в частности, одним из первых отметил роль пеших воинов в бою8.
С другой стороны, следует сказать о том, что изучаемые бургундские хронисты принадлежали к поэтической школе великих риториков, взгляд которых на исторический процесс проникнут глубоким пессимизмом9. История видится им как продолжающаяся порча общества и нравственного облика человека, в первую очередь государей, которые в конечном итоге определяют судьбу своих подданных10. Хроника Жоржа Шатлена начинается с весьма печальной картины всеобщего хаоса. Повсюду, как пишет автор, царят беспорядок, тирания. Подданные не подчиняются своим правителям, государи не заботятся о своем народе, клир стремится к роскоши и гонится за тщетной славой. Человечество вырождается, что подтверждают бесконечные войны, конфликты, эпидемии
и успехи главного врага христианского мира - великого Турка11. Перед читателем предстает вполне традиционная для той эпохи картина в эсхатологических тонах, предрекающая скорый конец этого мира12. Кроме того, картина всеобщих бедствий, вызванных войнами, усугубляется еще и братоубийством - гибелью двух членов королевского дома Людовика Орлеанского и Жана Бургундского, следствием которых стали продолжительные войны между арманьяками и бургиньонами.
Подобное видение современного мира присуще не только великим риторикам, но и другим бургундским авторам. Знатный сеньор и государственный деятель, советник Филиппа Доброго, Гуго де Ланнуа13, автор нескольких дидактических трактатов, в прологе своего «Наставления в истинном благородстве» пишет о бедствиях, которые вызывают бесконечные войны и неисполнение сословиями своих функций14.
И великие риторики, описывавшие войны в своих исторических или поэтических произведениях, и государственные деятели, которым приходилось лично участвовать в сражениях и затем переносить на страницы своих воспоминаний или трактатов увиденное, схожи в одном - военные события занимали их больше, чем периоды мира, хотя идеал они видели именно в обретении мира, будь то мир между Францией и Бургундией или мир между христианскими государствами, благодаря которому сможет осуществиться крестовый поход против турок, захвативших Константинополь.
Рассмотрение проблемы войны и мира в творчестве бургундских хронистов может проходить в разных ключах и затрагивать различные аспекты восприятия и описания ими главным образом войны, ибо мир, как свидетельствуют приведенные выше высказывания бургундских авторов, был идеальным состоянием общества, но в то же время труднодостижимым. В нашей статье хотелось бы основное внимание уделить описанию событий, последовавших за гибелью Карла Смелого при Нанси 5 января 1477 г. В первую очередь это касается рассказа Жана Молине15 о бедствиях простого народа в результате французской агрессии в земли Бургундского дома, наследницей которых являлась единственная дочь герцога Мария Бургундская, и действиях сословий - тех самых рыцарей, чьи подвиги воспевали бургундские хронисты, и горожан.
Установка на описание подвигов доблестных рыцарей и свойственное некоторым хронистам презрение к представителям третьего сословия16, в частности, к горожанам, что отчасти было вызвано многочисленными городскими восстаниями, способствовала
негативному восприятию и описанию качеств горожан, в том числе и как воинов. Собственно ведение войны не являлось их непосредственной обязанностью. Однако в позднее Средневековье происходит известная трансформация способов комплектования армии и выделяется пехота как отдельный вид войска17. В то же время представители неблагородных сословий стали претендовать также и на одну из главных функций дворянства - несение военной службы. Это, как кажется, обусловило своеобразное описание бургундскими хронистами способностей представителей других сословий, в первую очередь горожан, вести бой18.
Нет смысла останавливаться на том, как бургундские авторы описывали подвиги рыцарей, представленных воплощением храбрости, доблести и благородства, - это очевидно уже из цитировавшихся выше строк из прологов их сочинений. Впрочем, приведем один пример. Жан Молине с восхищением описывает поведение сеньора де Бевра, руководившего обороной Сент-Омера. Доблестный рыцарь, более всего заботившийся о своей чести и верности своему сеньору, не поддался на шантаж Людовика XI, угрожавшего казнью его отца - великого бургундского бастарда Антуана, находившегося в плену у короля, - и не сдал город французам19.
Вместе с тем хроники отнюдь не исчерпывались одними лишь подвигами рыцарей, которые зачастую противопоставлялись жестокости и безрассудству сражавшихся против них горожан. Реалии войны заставляли их отходить от норм рыцарской этики20, которым они следовали во время многочисленных турниров, проходивших во владениях герцогов Бургундских. Во время вооруженных столкновений с восставшими горожанами отнюдь не рыцарская этика определяла поведение на поле сражения. О многочисленных расправах над горожанами и разорении городов сообщают те самые бургундские авторы, намеревавшиеся писать только о достойных подражания поступках21. В то же время и восставшие не щадили своих противников - не только из числа дворян, но и других сословий. Например, жители Гента, по словам Жака дю Клерка, жгли деревни, убивали людей, в том числе женщин и детей22.
Описание же событий борьбы за «бургундское наследство» заставляло хронистов несколько корректировать свое отношение к третьему сословию и его способностям вести военные действия. Как кажется, именно пропагандистские цели и антифранцузская направленность способствовали некоторому изменению в социальных воззрениях бургундских авторов.
Антифранцузский пафос глав, повествующих о вторжении армии короля в бургундские земли, обуславливает подробнейший рассказ Молине о бедствиях простого народа (le pauvre menu peuple), вынужденного страдать от бесчинств солдат Людовика XI. Официальный хронист рисует устрашающую картину: завоеватели подвергают разрушению и разграблению захваченные города, убивают и насилуют их жителей, не жалея ни женщин, ни детей, ни стариков. Попавшие в плен подвергаются тяжелейшим пыткам, по сравнению с которыми смерть кажется лучшей долей23. Более того, завоевателей не останавливает Божий гнев: они разрушают церкви и убивают священников. Армия французского короля, по словам Молине, уничтожала не только замки, стены, донжоны, но и «воевала» с засеянными полями, дабы лишить подданных Марии Бургундской средств к жизни. Официальный историк описывает несчастья простых крестьян, дома и поля которых разоряют французы, купцов, которые не могут спокойно торговать и рискуют потерять весь свой товар24. В июле 1477 г. по приказу короля был уничтожен урожай на полях в окрестностях Валансьена и Дуэ, дабы еще больше устрашить горожан, сопротивлявшихся французской армии. Безрезультатность этой акции вызвала гнев врага, который решил сжечь расположенные рядом деревни и аббатство25. Несчастьям, которые несет подданным Марии Бургундской война, посвящены и многочисленные поэтические сочинения Молине26, который сравнивает страдания подданных Марии со страданиям избранного народа Израиля, а их преследователей, французов, уподобляет египтянам и вавилонянам27 и называет их прислужниками сатаны, ибо, поддавшись эмоциям, хронист называет французского короля Антихристом28.
На фоне бедствий, обрушившихся на Бургундское государство и подданных Марии, показательно описание поведения сословий -второго, чьей функцией традиционно считалась защита общества, и третьего, к которому бургундские авторы относились с известным пренебрежением29.
Сочинения Жана Молине свидетельствуют о том, что автор отчетливо осознает факт предательства многих представителей аристократии сразу же после гибели Карла Смелого30. Официальный историк и мемуарист Оливье де Ла Марш с горечью констатирует, что многие знатные люди, пользовавшиеся благосклонностью и доверием герцога, очень быстро стали противниками Бургундского дома31. Переход на службу к французскому королю, по мнению Молине, преследовал цель получить определенную выгоду, что он
ярко показывает на примере Жана де Шалона, принца Оранского, надеявшегося получить должность наместника Бургундии32. Быстрое продвижение французских войск и занятие ими герцогства Бургундского, Франш-Конте и других земель заставляло аристократию задуматься о своей участи и ставило их перед тяжелой дилеммой: верность Бургундскому дому или присяга королю. Многие, как известно, выбрали второе, хотя были и те, кто, несмотря на тяжелое положение Бургундского государства и попытки привлечь их в лагерь короля, выбрали сторону своего «естественного сеньора». Таковым является Филипп де Круа, граф де Шиме, заслуживающий в хронике Молине весьма лестных отзывов33. Людовик XI, вероятно, желал заполучить графа к себе на службу, о чем свидетельствует письмо короля от 16 октября 1478 г.34, однако этот переход не состоялся. Любопытно, что в том же письме упомянут и Оливье де Ла Марш. На данный момент мы не располагаем какими-либо доказательствами того, что агенты короля вели переговоры с этими двумя, без сомнения, важными фигурами при Бургундском дворе. Однако примеры других придворных свидетельствуют, что таковые вполне могли иметь место. Не ясны и мотивы, которые определили их конечный выбор в пользу бургундского лагеря. Другой весьма авторитетный представитель крупной знати - Филипп де Кревкер - поступил иначе. Причем Молине, рассказывая о предательстве этим сеньором интересов Марии Бургундской и сдаче королю Арраса и Аббвиля, пытается фактически снять с него ответственность за этот поступок и возложить всю вину на Людовика XI. По словам хрониста, речи короля были настолько убедительными, что усыпляли каждого, кто их слушал35. Этот образ короля-сирены Молине развивает в прозиметре «Кораблекрушение Девы», посвященном событиям франко-бургундской войны, последовавшей за гибелью Карла Смелого36. О такой черте короля пишет и Оливье де Ла Марш, не раз имевший возможность лично общаться с ним во время многочисленных дипломатических миссий37. Людовик XI, еще будучи дофином, во время пребывания при дворе Филиппа Доброго, куда он бежал после ссоры с отцом, Карлом VII, начал выстраивать целую сеть знакомств среди бургундской элиты. Став королем, он продолжил привлекать на свою службу ее представителей, используя их в том числе в борьбе с Карлом Смелым. После его гибели король использовал все средства для переманивания полезных ему людей из бургундского лагеря - угрозы, подкупы, обещания высоких должностей, а также промахи окружения Марии Бургундской или борьбу внутри него за влияние. Не всегда это
действовало, как было показано выше на примере сеньора де Бев-ра, сына великого бастарда Антуана. Случай же с Филиппом По, сеньором де Ла Рош, свидетельствует о том, что Людовик XI умело использовал разногласия при Бургундском дворе, в результате которых Филипп По был лишен должности капитана Лилля, Дуэ и Орши и фактически вынужден был удалиться от двора38, чтобы привлечь его на свою службу. В сентябре 1477 г. он назначил сеньора де Ла Рош, с которым был знаком еще со времени пребывания при Бургундском дворе39, великим сенешалем Бургундии40.
Впрочем, не всех предателей Молине склонен оправдывать. В большинстве случаев он не только осуждает поступки перешедших на сторону врага, но и отмечает порочность многих перебежчиков. Например, Перо де ла Пласа, уроженца Эно, совершившего два убийства и изгнанного за эти преступления с родины, а теперь во главе французского отряда грабящего местное население41.
Однако была и другая часть дворянства, которая не перешла открыто на сторону короля, но и не проявляла, по мнению официального историка, большого усердия в борьбе против французской агрессии. Эмоционально и красноречиво названное им «Одряхлевшим дворянством» (Noblesse debilitée), оно, находясь под влиянием обещаний Людовика XI, призывало пойти на соглашение с королем. «Одряхлевшее дворянство» - один из основных персонажей уже упоминавшегося прозиметра «Кораблекрушение Девы» наряду с «Верным сердцем» и «Общиной». Последняя, являвшаяся собирательным образом жителей городов, представляется Мо-лине в традиционном ключе, характерном для средневековых воззрений на назначение и особенности этого сословия, - социальная группа низшего предназначения, по сравнению с дворянством неразумная, грубая и жестокая42. Однако именно оно, а не дворянство оказалось не столь отзывчиво на увещевания сирен, подосланных китом, которому не удалось с ходу погубить корабль с помощью огромной армии морских чудищ43. Под китом, без сомнения, можно угадать французского короля, стремившегося захватить наследство Марии Бургундской. Молине иносказательно, но вполне понятно для современников повествует, как этот кит, не получив желаемого военным путем, попытался схитрить и подослал к находящимся на корабле маленького дельфина в сопровождении сирен44. Дельфин символизировал дофина Франции, сына Людовика XI45, а сирены -переговоры, которые затеял король. Их цель - заключение брака между Марией и дофином, благодаря которому король надеялся получить бургундское наследство. Откликнувшись на сладкоголосые
песни сирен, «Одряхлевшее дворянство» призывает Деву броситься в пасть киту и найти тем самым спасение, тогда как грубая «Община», постоянно упрекающая знать, но вместе с тем верная своей госпоже, яростно противостоит попыткам второго сословия сдаться на милость противнику. Обращаясь к дворянству, «Община» укоряет его в невыполнении своего предназначения: вместо того чтобы защищать общее благо и представителей других сословий, они грабят крестьян и горожан.
Как и многие другие поэтические сочинения Молине, прози-метр «Кораблекрушение Девы» перекликается с событиями, описанными автором в «Хронике». Упрек «Общины», адресованный «Одряхлевшему дворянству», является не только позицией горожан, но и самого официального историка, который на страницах своего исторического труда указал, на кого в действительности могла опереться Мария Бургундская в тот тяжелый период. Яростное сопротивление городов и неоднозначное поведение дворян заставляло иначе взглянуть на их функции в обществе. Впрочем, это объяснялось скорее самой критической ситуацией, в котором оказалось Бургундское государство. Последовавшие затем городские восстания против Максимилиана Габсбурга и наследников Марии не способствовали какому бы то ни было кардинальному пересмотру воззрений бургундских авторов на качества городского сословия. Однако во время борьбы с французской агрессией именно в городах и горожанах Молине, например, видит главных сторонников бургундской власти, тогда как знать выбирает путь соглашения с королем или переходит на его сторону. Это особенно ярко показано им на примере крупной аристократии Бургундии46 и Франш-Конте47.
На фоне предательства знати прославления заслуживают города, сопротивляющиеся превосходящим их гарнизоны силам противника. Это, например, города Авен48 и Конде49. Именно горожане, купцы и другие жители города Сент-Омер, по словам Молине, в своем сердце носили крест Св. Андрея. После его отвоевания повсюду были слышны возгласы: «Да здравствует Бургундия!»50. Более того, горожане, как и «Община» в «Кораблекрушении Девы», постоянно упрекали дворян в предательстве и не доверяли им, ибо многие из них провозгласили себя французами51. Подобная ситуация заставляла хронистов с еще большей настойчивостью прославлять тех, кто был верен «бургундскому делу» и остался истинным «бургундцем». Например, матрона Минон дю Молен, которая была так предана Бургундии, что ненавидела французов. Захватив городок, в котором она жила, и узнав о ней, они попы-
тались заставить ее прокричать «Да здравствует король!» Но даже под страхом смерти она выкрикнула следующее: «Да здравствует король милостью дьявола!»52
Впрочем, будучи верным своей задаче прославлять рыцарство, Молине находит и тех его представителей, которые сохраняют верность Бургундскому дому и оказывают отчаянное сопротивление завоевателям. Этих «Роландов и Оливье» он всячески превозносит - уже сравнение с персонажами, прославившимися своей верностью, должно было запечатлеть их в памяти потомков. Таковы упомянутые выше сеньор де Бевр и граф де Шиме или сеньор д'Арси, возглавивший восстание против французов в Аррасе53.
Вступление войск Людовика XI на территории, принадлежавшие Бургундскому дому, и быстрое завоевание герцогства Бургундия, Пикардии и ряда других земель было расценено именно как агрессия теми, кто сохранил верность наследнице Карла Смелого, что нашло яркое отражение в сочинениях бургундских авторов, в первую очередь Жана Молине. Официальный хронист и в историческом сочинении и в многочисленных поэтических произведениях отметил, что организация сопротивления противнику сталкивалась со множеством трудностей, которыми стали переход на сторону короля многих представителей высшей аристократии или желание некоторых членов окружения Марии пойти на переговоры и уступки Людовику XI. В то же время яростное сопротивление французам осажденных городов или восстания в уже захваченных городах, описанное в «Хронике» и иносказательно в прозиметре «Кораблекрушение Девы», заставили Молине и в третьем сословии увидеть истинного защитника Бургундского дома.
Примечания
1 Фруассар Ж. Хроники. 1325-1340 / Пер. М.В. Аникиева. СПб.: Из-во С.-Петербургского ун-та, 2008. Т. 1. С. 23.
2 Речь идет о хронистах так называемой бургундской школы Жорже Шатлене, Жане Молине, Оливье де Ла Марше и др. О ней см., напр.: Devaux J. L'historiographie bourguignonne, une historiographie aveuglante? // La cour de Bourgogne et l'Europe. Le rayonnement et les limites d'un model culturel / Sous la dir. de W. Para-vicini. Ostfildern: Jan Thorbecke Verlag, 2013. P. 83-96; Асейнов Р.М. Историческая культура при дворе герцогов Бургундских: к вопросу о «бургундской школе» // Придворная культура в эпоху Возрождения / Отв. ред. Л.М. Брагина. М.: РОС-СПЭН (в печати).
3 Chastellain G. Œuvres / Ed. J. Kervyn de Lettenhove. Bruxelles, 1863-1865. Vol. 6. P. 416-417.
4 Molinet J. Chroniques / Ed. G. Doutrepont et O. Jodogne. Bruxelles, 1935-1937.
Vol. 2. P. 592.
5 Ibid. P. 589-590.
6 Monstrelet E. de. Chroniques / Ed. J.-A.-C. Buchon. P., 1875. P. 2.
7 См.: La Marche O. de. Mémoires / Ed. H. Beaune et J. d'Arbaumont. P., 1883-1888. Vol. 1. P. 61; Clercq J. du. Mémoires / Ed. F. de Reiffenberg. Bruxelles, 1835-1836. Vol. 2. P. 395-396; Escouchy M. d'. Chronique / Ed. G. du Fresne de Beaucourt. P., 1863-1864. Vol. 1. P. 55-56.
8 La Marche O. de. Op. cit. Vol. 3. P. 89-90.
9 См.: Devaux J. Jean Molinet indiciaire bourguignon. P.: Champion, 1996. P. 71.
10 См., напр., фрагмент «Хроники» Ж. Шатлена, где официальный историк, разочаровавшись в Карле Смелом и Людовике XI, упрекает всех государей в порочности и игнорировании их непосредственных обязанностей (Chastellain G. Op. cit. Vol. 5. P. 476-477).
11 Ibid. Vol. 1. P. 10-11.
12 См.: Хейзинга Й. Осень средневековья / Пер. Д.В. Сильвестрова. М.: Айрис-пресс, 2002.
13 Вопрос об авторстве «Наставления в истинном благородстве» остается до сих пор нерешенным. Однако последние исследования Б. Стерши весьма убедительно, на наш взгляд, свидетельствуют, что автором был именно Гуго де Лан-нуа. См.: Sterchi B. Hugues de Lannoy, auteur de l'Enseignement de vraie noblesse, de l'Instruction d'un jeune prince et des Enseignements paternels // Le Moyen Age. 2004. T. 110. P. 79-117.
14 L'Enseignement de vraie noblesse. Koninklijke Bibliotheek van België (Bibliothèque royale de Belgique). KBR 11047. Fol. 5r-6v.
15 В целом этот вопрос анализируется в работах Ж. Дево и Э. Бусмара. См.: Devaux J. Jean Molinet, indiciaire bourguignon. P. 116-119, passim; Bousmar E. Duchesse de Bourgogne ou "povre desolée pucelle"? Marie face à Louis XI dans les chapitres 45 et 46 des Chroniques de Jean Molinet // Jean Molinet et son temps / Dir. J. Devaux, E. Doudet, E. Lecuppre-Desjardin. Turnhout: Brepols, 2013. P. 97-113.
16 О социальных идеях средневековых французских авторов см., напр.: Мали-нин Ю.П. Общественно-политическая мысль позднесредневековой Франции XIV-XV вв. СПб.: Изд-во С.-Петербургского ун-та, 2000. С. 93-152.
17 Об этом см., напр.: Хачатурян Н.А. Сословная монархия во Франции XIII-XV вв. М.: Высшая школа, 1989. С. 156-167.
18 Подробнее о представлениях бургундских хронистов о функциях дворянства и городского сословия, в частности в плане несения военной службы, см.: Асейнов Р.М. Рыцари и горожане в представлениях бургундских хронистов об иерархии общества // Иерархическое Средневековье / Отв. ред. А.К. Гладков (в печати).
19 Molinet J. Chroniques. Vol. 1. P. 195.
20 Малинин Ю.П. Указ. соч. С. 51-70.
21 Примеры см.: Асейнов Р.М. Рыцари и горожане... (в печати); Он же. Восстание в Генте 1452-53 гг. в бургундской историографии XV в. // Вестн. Московского ун-та. Сер. 8. История. 2008. № 2. С. 105-122.
22 Clercq J. du. Op. cit. Vol. 2. P. 70, 72. Подробнее см. в работах, указанных в предыдущей сноске.
23 Molinet J. Chroniques. Vol. 1. P. 212.
24 Ibid. P. 219-220.
25 Ibid. P. 220-221.
26 См.: Devaux J. Jean Molinet, indiciaire bourguignon. P. 480, passim.
27 Molinet J. Chroniques. Vol. 1. P. 225.
28 Ibid. P. 537-538.
29 См.: Асейнов Р.М. Рыцари и горожане... (в печати).
30 Подробнейший анализ темы предательства в «Хронике» Молине см.: Devaux J. Jean Molinet, indiciaire bourguignon. P. 397-410.
31 Напр.: La Marche O. de. Op. cit. Vol. 3. P. 158.
32 Molinet J. Chroniques. Vol. 1. P. 179.
33 См., напр.: Ibid. P. 164, 247.
34 Louis XI. Lettres choisies / Ed. H. Dubois. P., 1996. P. 389.
35 Molinet J. Chroniques. Vol. 1. P. 212.
36 Напр.: Molinet J. Faictz et Dictz / Ed. N. Dupire. P., 1936-1939. Vol. 1. P. 92-93.
37 La Marche O. de. Op. cit. Vol. 3. P. 34.
38 VaivreJ.-B. de. Un primitif tiré de l'oubli: le panneau de Philippe Pot de Notre-Dame de Dij on // Comptes-rendus des séances de l'Académie des Inscription et Belles-Lettres, 149-e année. 2005. № 2. P. 843-844.
39 Жорж Шатлен указывает на заинтересованность короля в Филиппе По. Например, на протяжении всего праздничного банкета по случаю коронации Людовик XI разговаривал с Филиппом По; см.: Chastellain G. Op. cit. Vol. 4. P. 61.
40 Archives départementales de la Côte-d'Or. В 17. Fol. 45v.
41 Molinet J. Chroniques. Vol. 2. P. 119.
42 Molinet J. Faictz et Dictz. Vol. 1. P. 79.
43 Ibid. P. 88-92.
44 Ibid. P. 88-89.
45 Во французском языке дельфин и дофин обозначаются одним словом - dauphin.
46 Molinet J. Chroniques. Vol. 1. P. 175.
47 Ibid. P. 179.
48 Ibid. P. 198.
49 Ibid. P. 258.
50 Ibid. Vol. 2. P. 99.
51 Ibid. Vol. 1. P. 218.
52 Ibid. P. 187.
53 Ibid. P. 188.