CC BY
33
••• Известия ДГПУ. Т. 10. № 2. 2016
••• DSPU JOURNAL. Vol. 10. No. 2. 2016
Филологические науки / Philological Sciences Оригинальная статья / Original Article УДК 811.352.342 / UDC 811.352.342
Одноличные (монолог) и многоличные (диалог) формы изложения в российской национальной прозе
© 2016 Биданок М. М.
Адыгейский республиканский институт гуманитарных исследований
им. Т. М. Керашева Майкоп, Россия; e-mail: [email protected]
Abstract. В данной статье анализируются две наиболее распространенные формы текстового изложения - монолог и диалог. Отталкиваясь от имеющихся в науке определений терминов, автор приводит собственное понятие с рассмотрением списка языковых качеств. Затем переходит к выявлению возможностей на материале литературных произведений адыгского писателя Х.Ашинова. Тем самым автору статьи удается проследить обозначенные им в статье языковые признаки в их проявлении на конкретном языковом поле.
Ключевые слова: формы изложения, литература, текст, монолог, диалог, проза, Ашинов.
Формат цитирования: Биданок М. М. Одноличные (монолог) и многоличные (диалог) формы изложения в российской национальной прозе // Известия Дагестанского государственного педагогического университета. Общественные и гуманитарные науки. Т. 10. № 2. 2016. С. 52-55.
The Monopersonal (Monologue) and Multipersonal (Dialogue) Narrative Forms
in the National Prose of Russia
© 2016 Marziyat M. Bidanok
T. M. Kerashev Adyghe Republican Institute for Humanitarian Studies Maykop, Russia; e-mail: [email protected]
Abstract. The author of the article analyzes the two most common forms of presentation of text: monologue and dialogue. Basing on the available definitions of the terms, she provides her own concept with considering the list of linguisitc qualities. Then she moves to the identification of opportunities on the material of literary works of Kh. Ashinov, the Adyghe writer. Thus, the author can trace the language features in their appearing in the specific linguisitc field.
Keywords: narrative forms, literature, text, monologue, dialogue, prose, Ashinov.
For citation: Bidanok M. M. The Monopersonal (Monologue) and Multipersonal (Dialogue) Narrative Forms in the National Prose of Russia. Dagestan State Pedagogical University. Journal. Social and Humanitarian Sciences. Vol. 10. No. 2. 2016. Pp. 52-55. (In Russian)
Весьма активные, распространенные и даже обязательные еще с античных времен формы изложения текста, монолог и диалог, целиком и полностью определены историей человечества и человеческим голосом в ней. Именно созидающая и порождающая слово
(от лат. log - слово, понятие, значение) личность признана цивилизацией в качестве автора, который вправе избрать для своего текста соответствующую форму - диа- либо моно- изложения, то есть продуцирование, т.н. производство слов с участием одного
Общественные и гуманитарные науки
Social and Humanitarian Sciences •••
либо двух лиц. Рассмотрим далее в интересующем нас аспекте каждую из двух классических форм человеческого словесного взаимодействия.
Диалог. В качестве специфичной формы текстового изложения диалог в произведении выступает пусть не самостоятельной, но весьма прослеживаемой в ее активности системой. Некоторые исследователи (вплоть до сегодняшнего дня) убедительно отмечают и доказывают данный факт взаимозависимости диалога текстового от диалога разговорного. Первый ощутимо определяется моментальной, рефлекторной, интуитивной словесной реакцией человека на ситуацию или событие. То есть диалог текстовый и диалог разговорный различаются, но порой соотносятся. Так, в работе современного ученого Л. И. Ереминой «О языке художественной прозы Н. В. Гоголя (Искусство повествования)» [3] кардинально модифицируется оценка их взаимной расположенности, способности повлиять друг на друга.
О том же говорит и отечественный филолог Ю. М. Лотман: «Текст и читатель как бы ищут взаимопонимания. Они «прилаживаются» друг к другу» [4. С.113]. Слогу А. С. Пушкина и М. Ю. Лермонтова присущ диалогически быстрый, реактивный поворот. Он, в свою очередь, предваряет неторопливое повествовательное изложение в монологе рассказчика или автора. Расположенность текста, компонуемого автором на страницах, обращена к обмену информацией с партнером. Диалог в качестве оптимального инструмента для данной лого-деятельности, помогающий участникам проследить и зафиксировать в сознании обстановку, - весь данный инструментарий убедительно функционирует в отечественной литературе (в том числе еще в классических ее экземплярах).
Продолжая мысль Ю. М. Лотмана, можно говорить о том, что словесный продукт в данной (многоличной) форме изложения демонстрирует расположенность адаптироваться, даже порой перестраиваться. Он согласен на это, сопровождая порой партнера по общению, то есть излагаемое модифицируется под получателя и его среду. Однако монологический продукт способен свершить это, никак не выходя за границы имеющихся в его распоряжении характерологических потенций. Следовательно, характерология диалога определяется обстановкой и исполняемой им в данном тексте
языковой ролью. Он способен здесь действовать с целью обозначения, уточнения и донесения представлений о личности: отправителя - получателю. Второй, получая в диалоге текст, реагирует на него в унисон первому. Он способен привлечь собственную мобильную расположенность к информации, чтобы верно воспринять материал. Как говорит о данном этапе Ю. М. Лотман, «на этом полюсе между текстом и адресатом возникают отношения толерантности» [4. С. 113]. Исследователей современности более интересуют несколько «искаженные» проявления диалогической вариации и к тому же непосредственно языковые приемы (смещения, порой забвения) произносимого в тексте с учетом «произносимого веком», действующего за окном. А также в качестве диалогической характерологии ученые выделяют такие специфические признаки речевой формы, как: 1) лаконичность; 2) сиюминутность, экспромт; 3) вольность, порой ненормированность. Они могут быть присущи и монологу, однако лишь частично и проявляются в нем не столь интенсивно и плотно. Рассмотрим их подробнее с приведением диалогических примеров из русско-и адыгоязычной прозы.
1. Первое из названных текстовых качеств (лаконичность) подразумевает практически максимальное отсутствие комментария повествователя. Фазы и выражения действующих лиц преимущественно синтаксически просты и элементарны, преобладают минимальные двусоставные либо односоставные каркасы. Так, в частности, советский довоенный филолог Л. Б. Перльмуттер приписывает языку лермонтовской прозы достоверность в передаче повседневных, рядовых высказываний, базирующихся на «неполных, разговорных предложениях». Диалог не лишен некоторой лексической локальности. Реплики в преобладающем большинстве состоят из одного предложения. Эта краткость реплик, отсутствие ремарок придают диалогу ту лаконичность, которая свойственна языку «Героя нашего времени» в целом. На таком равновесии способно базироваться некое диалогичное восприятие автором рисуемого им персонажа. На это обратил внимание М. Бахтин: «Единство мира Достоевского недопустимо сводить к индивидуальному эмоционально-волевому акцентному единству» [6. С. 51].
2. Второе из вышеперечисленных типовых качеств диалога как формы изложения
••• Известия ДГПУ. Т. 10. № 2. 2016
••• йЭРиЮийЫАи Уо!. 10. N0. 2. 2016
- это его мобильность, соответствие моменту (ситуации), то есть фактически экспромт. Для торопливого, спешного изложения (происходящего преимущественно на глазах у получателя) обычно характерны разнообразные перекосы и в речи, и в слоге, и в тоне. Внимающий говорящему слушатель (или собеседник) способен также проявить активность: и задать встречный вопрос, и оборвать несущего речь, и получить ответный обрыв, и переждать возможный интервал раздумий, и оказаться в плену наступающих средств (частей речи) экспрессии (местоимения, частицы и др.). Как оценивает подобную расположенность диалога М. Бахтин, «диалогическая позиция автора утверждает самостоятельность, внутреннюю свободу, незавершенность и нерешенность героя», сознание которого «равноправно» его собственному» [6. С. 1].
3. Третья, выделяемая нами черта диалогической языковой среды, обусловлена его скоротечностью, моментальностью, способностью возникнуть «здесьи и сейчас», то есть описанными в предыдущем пункте свойствами. Такая поспешность и непродуманность способны породить в речи некоторую вольность, порой ненор-мированность. А в зависимости от ситуации, среды и собеседника, возможны и фривольность, и разнузданность. В моментально взрывающихся диалогических репликах скорее вероятны отступления от нормы, чем в продуманном, неторопливом течении монологической мысли. Как говорит о данном различии современный исследователь М. Шумарина, «Вопросно-ответные формы рефлексива напоминают методику интервьюирования, а «наивные» толкования - метод субъективных дефиниций» [7. С. 44]. Таковыми, к примеру, являются первые абзацы повести Х. Ашинова «Сочинители песен» (М., 1976) Диалоговыми, напоминающими интервью, являются задаваемые рассказчиком читателю вопросы типа: «Впрочем, кто станет уверять, что именно эти слова были произнесены на печальном месте?» [1. С. 7]. Походящими на «наивные» толкования, являющиеся словесными вариациями субъекта, выступают такие детализированные и неспешные описания: «Мезухай -небольшой аул, и ста дворов в нем не наберется <...>» [1. С. 7]. Размещаемые в пределах всевозможных семантических ракурсовт эти стандартизированные, фак-
тически окаменевшие фразы, обладают обязательно «верным» и хорошо известным социуму значением.
Следовательно, большинство данных вышеперечисленных и имеющихся в языке специфических качеств диалога как формы проявления текста, - в действии. Оно имеет, исполняет и развивает единственную, но мощную миссию: это всегда актуальные у последующего индивида обнаружение сострадания, а также вступление его в виртуальную, но могучую роль носителя «родственной души».
Монолог. Причем «носитель души» изливает ее, распространяет во внешний мир посредством второй из анализируемых нами форм изложения, предполагающей одного участника. В процессе монолога отнюдь не собственно-прямое словоизлияние, образуя условный гибрид с изложением рассказчика, дает возможность речевому носителю (чаще, - персонажу) представить себя в личностном отношении. По мнению языковеда Л. Л. Салагаевой, уже в наши дни анализировавшей прозу советского времени, у писателей первой половины прошлого века «авторская позиция становится более приглушенной, объективной, а сфера сознания героя приобретает больший вес» [5. С. 35]. Персональная специфика словотворчества формируется и заявляет о себе в обществе на повседневном языковом поле, с учетом специфики происходящих в нем соответствующих преобразований. Следовательно, по мнению советского филолога Л. И. Ереминой, «в основе каждого художественного произведения лежит контекст эпохи» [3. С. 106].
Причем при всей своей активности в прозе разных веков и разных народов моно-и диалогические формы изложения отнюдь не выступают ни жанро- определяющими, ни жанро- зависимыми критериями литературного текста. Они в равной мере характерны и для «малых» (рассказы, новеллы, эссе), и для «средних» (повести), и для «крупных» (романы) жанров. Подобную тенденцию просматривает большинство адыгских языковедов, дружно утверждая несомненную активность и эффективность по сегодняшний день данных форм художественного изложения. Равноценную закономерность можно в достаточной степени проследить на произведениях более позднего, но не менее авторитетного адыгского писателя 60-80-х гг. прошлого века Хазрета
Общественные и гуманитарные науки
Social and Humanitarian Sciences •••
Ашинова. В частности, в своей работе мы затрагиваем с этой целью такие из них: новеллистический сборник «Зэрджаехэр» (= «Калина») (Майкоп, 1966), сборник повестей и рассказов «Сочинители песен» (М., 1976), а также отдельно изданный текст, обозначавшийся как «роман», - «Водяной орех» (Майкоп, 1967). Подобные языковые средства оправдывают и даже приветствуют не просто введение в словарь активного персонажа единиц, применяемых в рисуемом автором круге, однако также и различные варианты языковых потоков, вариативность которых по мере течения ХХ в. все
ство, 2002. 372 с.
3. Еремина Л. И. О языке художественной прозы Н. В.Гоголя (Искусство повествования) М.: Наука, 1987. 176 с.
4. Лотман Ю. М. О поэтах и поэзии: Анализ поэтического текста. СПб.: Искусство, 1996.
Stories. Moscow, Sovetsky Pisatel Publ., 1976. 320 p. (In Russian)
2. Gishev N. T. Vse ob adygakh [All about Adyges]. Maykop: Kachestvo Publ., 2002. 372 p. (In Russian)
3. Eremina L. I. O yazyke khudozhestvennoy prozy N. V.Gogolya (Iskusstvo povestvovaniya) [The language of N. Gogol's fiction prose (Narrative Art)], Moscow, Nauka, 1987. 176 p. (In Russian)
4. Lotman Yu. M. O poetakh i poezii: Analiz po-eticheskogo teksta [On poets and poetry: Analysis of poetical text]. Saint Petersburg: Iskusstvo Publ., 1996. (In Russian)
5. Salagaeva L. L. Narodno-razgovornaya osno-va yazyka prozy V. M. Shukshina [Folk-spoken base
СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРЕ Принадлежность к организации
Биданок Марзият Мугдиновна, кандидат филологических наук, ведущий научный сотрудник отдела языка, АРИГИ им. T. М. Керашева, г. Майкоп, Россия; e-mail: [email protected]
Статья поступила в редакцию 19.02.2016 г.
более разнообразилась. Таким образом, моно- и диалогические модификации словесных высказываний на страницах литературных произведений; виртуальные и мысленные версии таковых; проистекающие из них аналитические и критические процессы в душах героев и рассказчиков; исповеди и мечты, - все эти компоненты сердечной активности человека действительно становились и развивались с помощью рассматриваемой нами моно- и диалогической деятельности индивида, художественно воплощаемой в литературном творчестве.
6. Хуако Ф. Н. ХХ век: эпоха и ее художественное отражение в северокавказской лирической повести: Монография. Майкоп: изд-во МГТУ, 2005. 270 с.
7. Шумарина М. Язык в зеркале художественного текста. Метаязыковая рефлексия в произведениях русской прозы. М.: Флинта; Наука, 2011. 242 с.
ogy. Alma-aty, 1983. 195 p. (In Russian)
6. Khuako F. N. XX vek: epokha i ee khudozhestvennoe otrazhenie v severokavkazskoy liricheskoy povesti [The 20th century: the era and its artistic reflection in the North Caucasian lyrical story]: Monograph. Maykop, MSTU Publ., 2005. 270 p. (In Russian)
7. Shumarina M. Yazyk v zerkale khudozhestvennogo teksta. Metayazykovaya re-fleksiya v proizvedeniyakh russkoy prozy [Language in the mirror of a literary text. Metalinguistic reflection in the works of Russian prose]. Moscow, Flinta; Nauka, 2011. 242 p. (In Russian)
AUTHOR INFORMATION Affiliation
Marziyat M. Bidanok, Ph. D. (Philology), leading researcher, the Department of Language (T. M. Kerashev ARIHR), Maykop, Russia; email: marziyat.bidanok @mail.ru
Article was received 19.02.2016.
Литература
1 Ашинов Х. Сочинители песен: Повести. М.: Советский писатель, 1976. 320 с.
2. Гишев Н. Т. Все об адыгах. Майкоп: Каче-
5. Салагаева Л. Л. Народно-разговорная основа языка прозы В. М. Шукшина. Дисс. ... канд. филол. наук. Алма-аты, 1983. 195 с.
References
1. Ashinov Kh. Sochiniteli pesen [Songwriters]: of V. Shukshin's prose]. Ph. D. Dissertation (Philol-
