CC BY
35
2 Российский государственный архив экономики (да- 8 ЧЦХД. Ф. 7. О. (11) 1. Д. (443) 167. Л. 129. лее РГАЭ). Ф. 383. О. 2. Д. 1898. Л. 1. 9 Там же. Ф. 7. О. (И) 1. Д. 667. Л. 119, 46.
3 РГАЭ. Ф. 385. О. 7. Д. 90. Л. 370, 382. 10 Там же. Ф. 7. О. (11) 1. Д. 538. Л. 78.
4 Череповецкий центр хранения документации (далее 11 Там же. Ф. 7. О. (11) 1. Д. 538. Л. 69. ЧЦХД). Ф. 7. О. 11. Д. (524) 172. Л. 146; Д. 667. Л. 120. 12 Там же. Ф. 7. О. (11) 1. Д. 538. Л. 68.
5 Там же. Ф. 7. 0.11. Д. 647. Л. 122. 13 Там же. Ф. 7.0.(11) 1. Д. 667. Л. 119.
6 Там же. Ф. 7. О. (11) 1. Д. (525) 173. Л. 162; Д. (442) 14 Там же. Ф. 7. О. (11) 1. Д. 667. Л. 120 -121.
166. Л. 75. 15 Там же. Ф. 7. О. (11) 1. Д. 667. Л. 56, 83, 120 - 124.
7 ВОАНПИ. Ф. 2522. О. 83. Д. 299. Л. 4; Д. 12. Л.18. 16 Там же. Ф. 7. О. (11) 1. Д. 667. Л. 119.
УДК 27-185-33
И.В. Алексеева
Череповецкий государственный университет
ОБЫЧАИ И НОРМЫ ПОВЕДЕНИЯ СЕВЕРНОРУССКИХ КРЕСТЬЯН ПЕРЕД ИСПОВЕДЬЮ И ПОСЛЕ НЕЕ (ХУШ-Х1Хвв.)
Изучение покаянной практики обязывает обратиться к максимально возможному выявлению норм поведения и обычаев, сопровождавших таинство церковного покаяния. Обряд же самого таинства, его чинопоследование, разумеется, регламентировался каноническими правилами Церкви.
По данным духовных росписей, обязательным временем для ежегодной исповеди был Великий пост. К духовенству и членам их семей требования были более строгими: они обязывались быть у исповеди во все четыре поста - Филиппов, Великий, Петров и Успенский. Контроль за исповедью церковнослужителей был налажен в конце 40-х гг. XVIII столетия. Его осуществлял специальный духовник, контролировавший посещаемость исповеди причтом и оформлявший соответствующие ведомости, которые регулярно отправлялись в духовное правление во время Филиппова и Успенского постов1. О подобном контроле свидетельствуют указы, периодически направлявшиеся в отдельные церкви по поводу того, что «...из ныне присылаемых от духовников ведомостей не можно видеть, во все ли четыре поста церковнослужители исповедуются и приобщаются, для чего велеть благочинным, чтоб они приказали духовникам таковые ведомости за всякий пост по прошествии оного зараз подавать»2. Таким образом, сельские священники в XVIII - XIX вв. должны были показывать своей пастве пример регулярного исповедания.
Покаянная дисциплина духовенства сопровождалась и соответствующей подготовкой. В идеале священник должен был быть хорошим психологом, чтобы найти правильный подход,
дать нужный совет кающемуся. В обучении в семинарии особый акцент делался на психологических особенностях прихожан. Для этих же целей в 60-е гг. XIX в. выпускались специальные пособия для священнослужителей. В одном из них верующие делились на группы по:
- «различию внутреннего состояния, то есть различению качеств их ума, воли и особых сердечных расположений». Были выделены типы людей: а) ученые и образованные люди;
б) неверующие и «послабляющиеся» в вере;
в) необразованные; г) тупые; д) благочестивые; е) охладевшие к делам благочестия; ж) находящиеся в опасности падения; з) исповедующиеся в тяжких грехах; и) падшие в первый раз; к) падшие по немощи; л) приобретшие навык к греху; м) новообратившиеся от порочной жизни;
- по «различению внешнего состояния, то есть различением возраста, здоровья, состояния жизни, имущества, пола и особенных отношений их», т.е. по возрасту, полу, социальному и общественному положению.
Отдельным пунктом стояло: «по различению особых качеств сердца - меланхолики, холерики, флегматики и сангвиники»3. Все эти наставления должны были ориентировать священника на глубокое изучение своей паствы. Он должен был не на словах, а на деле быть их истинным духовным отцом, знающим все их тяготы и имеющим к каждому свой подход. Этому же принципу были подчинены разъяснения в указах «Об увещевании и исповедании колодников...»4 и «О наложении преступникам... епитимий»5, где предписывалось применять особую осмотрительность священникам
при наложении епитимий, «чтобы ни кающегося не обременить и не привесть в отчаяние, ни в ожесточенном не произвесть неуважения к Святым Тайнам, равно и к содеянному преступлению... паче же чтобы расколу не послабить... Искренно раскаявшемуся от Церкви снисхождение оказывать нужно; однако и в сем иметь осторожность, дабы они не возымели повода притворством сего достигать, другим же, наипаче в важнейших преступлениях, не подавать виду послабления»6.
Основная масса прихожан шла на исповедь в Великий пост, в основном в первую, Крестопоклонную и Страстную седмицы. Материалы Этнографического бюро князя В.Н. Тенишева (1890-е гг.) сообщают, что некоторые крестьяне в течение поста ходили «на дух» по два раза7. В остальные посты без особой причины могли исповедоваться и причащаться либо престарелые, либо особо благочестивые прихожане. Об этом мы можем судить по данным исповедных и алтарных книг. Информатор из Вологодского уезда отмечал, что в их местности некоторые считают своим долгом исповедаться дважды в году - в Великий и Успенский посты, последний считая частью первого8. В таких случаях при записи имени исповедующегося обязательно отмечалось «в который раз». По этим записям можно, хотя и косвенно, судить о количестве особо благочестивых поселян в данном приходе.
Последним сроком для исповеди было Рождество Христово (для тех, кто по каким-либо причинам не смог это сделать в другое время).
Попытаемся далее представить тот ряд последовательных действий, которые до и после исповеди совершал православный крестьянин. Всеобщим правилом, как свидетельствуют практически все источники, было соблюдение перед исповедью строгого поста - молочные, мясные и рыбные продукты в пищу не употреблялись.
Все это время использовалось для осознания неправедности поступков, в которых предстояло покаяться. Приступать к исповеди можно было не иначе как примирившись со всеми окружающими, не держа «зла на сердце». Обычно на просьбу о прощении следовал ответ: «Бог простит!»9 Составными обязательными частями подготовки к исповеди были также чтение духовной литературы, милостыня и в семейной жизни - отказ от супружеских отношений.
Отметим попутно, что в отдельных районах Русского Севера вплоть до начала XX столетия сохранился описанный C.B. Кузнецовым обряд прощания с землей перед исповедью,
хорошо отражавший факт религиозного восприятия окружающего мира и религиозного осмысления земледельческого труда.
Начинался он следующим образом: отправляясь на исповедь, «должно наперво сделать пред иконами большой трехпоклонный начал. Затем следует прощание с домашними и испрашивается прощение у каждого члена семьи, а перекрестившись на часовенку, - у крещеного люда».
Сотворив крестное знамение и Иисусову молитву на улице, то же самое делали на задворках, после чего кланялись в пояс матушке-земле вокруг на четыре стороны. А кончив причет и сотворив Иисусову молитву, надо было встать на колени и умыть «землей или, если земля еще не растаяла, снегом себе руки». Руки не вытирались до тех пор, пока «кающийся не придет в храм и здесь не положит большого трехпоклонного начала».
Совершив на задворках обряд омовения рук, еще раз произносили Иисусову молитву и делали земной поклон. Потом, стоя на коленях и не оборачиваясь назад, кланялись во все стороны и причитали:
Еще раз, моя питомая, Прикоснусь к тебе головушкой, Испрошу у тебя благословеньица, Благословеньица с прощеньицем, Что рвала я твою грудушку Сохой острою, расплывчатой, Что не катом тебя я укатывала, Не уразливым гребнем чесывала. Рвала грудушку боронушкой тяжелою, Со железным зубьем да ржавым. Прости, матушка питомая, Прости грешную, кормилушка10.
Желающий исповедаться - «говеющий» -должен был в течение всей недели перед исповедью посещать все службы в приходской церкви. Готовящиеся к исповеди в Великий пост обычно ходили, по свидетельству корреспондента Этнографического бюро князя Тенишева, «в среду за утреню, за преждеос-вященную обедню». На исповедь обычно шли всей семьей, чисто и аккуратно одевшись.
Материалы архива Тенишева дают возможность увидеть некоторые черты поведения исповедующихся и причастников в самом храме. После обедни в церквах читалось «зачало» (предначинательные молитвы к исповеди) и следовала исповедь, которая продолжалась иногда до глубокой ночи. Во время исповеди «говеющие» слушали повечерие и читали «правило» (каноны Иисусу Христу, Божией Матери, Ангелу-хранителю и вечерние молит-
вы)11. Грехи, исповеданные и разрешенные ранее, повторять на исповеди не следовало, ибо они, как учит Церковь, уже прощены, но если исповедник снова повторял их, то в них нужно было опять каяться. Однако каялись не только в тех грехах, которые были совершены за время, прошедшее после последней исповеди. Необходимо было вспомнить, не забыл ли кающийся в чем-либо исповедаться в прошлый раз12.
После «правила» крестьяне считали грехом пить и есть до самого принятия Святых Тайн13. В некоторых местностях домашние старались даже не разговаривать между собой до причастия. Исповедь повсеместно проводилась вечером в пятницу, а в Страстную неделю и в среду14.
Утром в субботу исповедавшиеся накануне шли к утренней службе, после нее слушали «утреннее правило» (молитвы перед причащением), а затем во время литургии приобщались Святых Тайн15. По сообщению информатора из Сольвычегодского уезда, в их местах исповедь начиналась в те же дни часа в два по полудни и совершалась в самой церкви, после нее для причастников служился молебен16.
По обычаям некоторых местностей Вологодской губернии девушкам следовало причащаться только в новых платьях и с распущенными волосами17.
Исповедь, по церковным канонам, считалась завершенной, а грехи отпущенными после исполнения таинства евхаристии, т.е. причастия Святых Тайн. Причащение означает духовное возрождение и обновление, поэтому в Борисоглебском уезде Ярославской губернии каждый исповедник считал своей обязанностью «поставить в день принятия Святых Тайн свечи перед иконами Спасителя, Божией Матери и иконой своего святого». Каждый исповедник старался «подать одну или две просфоры (одну - за здравие себя и ближних, другую -за упокой)». После причастия считалось грехом ссориться, браниться и т.д.18
Однако после исповеди к причастию допускались не все. В исповедных книгах в таких случаях стоят пометки: «за нерачением себя» или «по совету духовника». Судя по данным исповедных книг, можно предположить, что подобное решение вопроса зависело от многих обстоятельств, например от пастырской строгости приходского священника. Именно тогда в исповедных книгах появляется запись «по совету духовника». В отдельных случаях количество таких недопущенных достигало чуть ли не половины прихожан19.
Были и такие, которые сами себя отлучали от Евхаристии. Ф. Бузолин отмечал, что есть крестьяне, которые, исповедавшись, не идут к причастию, удаляя себя «от соединения с Богом по глупому суеверию, что будто бы принявший святое причастие не должен в течение сорока дней плевать на пол, ходить в баню и иметь брачное ложе»20. Для других отговоркой от посещения исповеди служило то обстоятельство, что нет приличной одежды21.
К тем, кто не ходил к исповеди по 2 - 3 года, односельчане относились настороженно и подозрительно. Даже в волостном суде мерилом надежности служило посещение исповеди и причастия. Свидетелям, которые редко «бывали на духу», не доверяли22.
Обычно в случаях отлучения от причастия священником за бытовые или духовные согрешения, не носящие уголовного характера, назначалась епитимья: молитва, поклоны, милостыня, чтение (если это было возможно) Священного Писания, Псалтири, житийной литературы.
Плата за исполнение таинства исповеди официально установлена не была. Но прихожане в разных приходах обычно жертвовали на исповедь от 1 до 10 копеек23. Существовали приходы, где этих пожертвований не было вовсе24. Причащение везде было бесплатным. Жертвовали и на молебен, который служили для причастников.
Рассмотрим теперь те мотивы, которые приводили крестьян к покаянию вне Святой Четыредесятницы. Одним из них являлась подготовка к таинству брака. Священники при венчании требовали свидетельство о бытии у исповеди и Святого причастия в прошлый пост или накануне.
Резолюция из консистории от 28 октября 1843 г. в очередной раз напоминала священнослужителям, чтобы они постоянно заботились о том, чтобы невесты, т.е. «девицы 16-летние и более имеющие лет, каждогодно исповедыва-лись и причащались Святых Тайн... чтобы обыски деланы были заблаговременно и в них требовали показания и документов о том, всегда ли жених и невеста исповедывались и причащались, а не исполнивших такого христианского долга заставляли исполнять за неделю до брака и без сего, яко подозревались в расколе, не венчали»25. Вследствие этого к концу XIX в., когда контроль за исполнением обязательной ежегодной исповеди со стороны государства был ослаблен, молодые люди, которые ежегодно не исповедовались, все же «говели» в один из постов, если собирались вступить в брак в будущий мясоед26.
Вторым наиболее распространенным мотивом исполнения таинства исповеди вне Великого поста служила болезнь. Причем исповедовавшихся перед смертью было гораздо меньше, чем исполнивших это таинство «в болезни», о чем свидетельствуют пометки «умре» в алтарных книгах. Нездоровье считалось карой Господней за содеянные грехи. Для верующего человека раскаяние и очищение души путем церковной исповеди было первым и основным шагом на пути к выздоровлению.
Одним из ключевых моментов, когда православный человек должен был обязательно исповедаться, было приближение смерти. Данные метрических книг позволяют говорить о том, что подавляющее большинство населения умирало от не скоропостижных болезней: оспы, лихорадки, водянки, горячки и т. д. Умирающие успевали исповедаться, причаститься и собороваться. В таких случаях покойного хоронили по всем церковным правилам, о чем делалась запись в метрической книге. Но были случаи и скоропостижных смертей: несчастные случаи, самоубийства, убийства и т. д. Для захоронения этих тел по церковному чиноположению на кладбище требовалось официальное разрешение консистории. При этом выяснялись все подробности смерти, какую жизнь вел человек и был ли в последний Великий пост на исповеди, и «ежели... не убит, не зарезан, и сам себя не умертвил, не опился пьянст-венного какого пития, или сам себя чем не удавил и если был правоверным, исправно посещал церковь, каждый раз ходил к исповеди и от Святых Тайн не отстранялся, то мертвое его тело при оной церкви погребать по церковному чиноположению»27. В противных же случаях тело погребали за пределами церковного кладбища - «за городом, в приличном месте, без надгробного отпевания»28.
В народе бытовало мнение, что смерть без покаяния - наказание за неправедную жизнь, что такого человека на том свете ждут страшные мучения. Подобные взгляды не могли не оказать сильного эмоциального воздействия на поведение верующего человека. Небольшое количество смертей без покаяния, а по некоторым приходам Вологодской губернии за несколько лет даже полное отсутствие таковых убеждают в этом.
Итак, источники позволяют утверждать, что подготовка православного русского крестьянина к церковной исповеди в XVIII -XIX вв. была многоэтапной и состояла из нескольких устойчивых параллельных обычаев. Прежде всего, выявляется ряд обычаев, основанных на церковно-канонической традиции:
посте, усиленной молитве, чтении духовной литературы, отказе от супружеского общения, милостыне нищим и нуждающимся, примирении с ближними и соседями и т. д. Во-вторых, очевидно и устойчивое бытование обычаев, рожденных народным благочестием и призванных усилить покаянные чувства: облачение в новые или чистые одежды, полное голодание, молчание, особая строгость поведения. В-третьих, подготовка к исповеди включала обряды, сохранившиеся с дохристианских времен, но к XVIII - XIX вв. органично соединившиеся с православным миропониманием: прощание с землей, расплетание волос у девушек и пр.
Выявляются устойчивые нормы поведения и после исповеди и причастия (если исповедь не завершалась наложением епитимьи): подача просфор за здравие и упокой, возжигание свечей перед образами Спасителя, Божией Матери и своего святого покровителя, сохранение норм строгого поведения в течение 40 дней. Таинство исповеди оставалось основной вехой в покаянной практике крестьян.
Примечания
1 См.: Нечаева М.Ю. Монастыри в системе регуляции общественной и хозяйственной жизни Урало-Сибирского региона(1721 - 1764): Дис... канд. ист. наук. - Екатеринбург, 1994. - С. 199, 204.
2 ГАВО. Ф. 1069. Он. 3. Д. 9. Л. 2.
3 См.: Напоминание священнику об обязанностях его при совершении таинства покаяния. Ч. 1. - М., 1861.
4 ПСЗ-1. T. XVII. № 12312; T. XX. № 14996.
5 ПСЗ-1. T. XXIV. № 18212.
6 ПСЗ-1. T. XX. № 14996.
7 РЭМ. Ф. 7. On. 1. Д. 327. Л. 14.
8 Там же. Д. 153. Л. 8.
9 Там же. Д. 1826. Л. 17.
10 Кузнецов C.B. Религиозно-нравственные основания русского земледельческого хозяйства // Православие и русская народная культура. - М., 1994. - Вып. 1. - С. 36 -37.
11 РЭМ. Ф. 7. On. 1. Д. 1826. Л. 17.
12 См.: Игнатий Брянчанинов, святитель. В помощь кающимся. Введенская Оптина пустынь, 1995. - С. 13.
13 Рэм. Ф. 7. On. 1. Д. 1826. Л. 17.
14 Там же. Д. 327. Л. 14.
15 Там же. Д. 1826. Л. 18.
16 Там же. Д. 327.. Л. 14.
17 Там же. Д. 1826. Л. 18.
18 Там же.
19 ГАВО. Ф. 496. On. 1. Д. 3596; Ф. 515. On. 1. Д. 22; Ф. 1063. Оп. 3. Д. 8. Оп. 8. Д. 4,16. Оп. 9. Д. 1, 13, 14. Оп. 12. Д. 2.
20 Цит. по: Куприянов А.И. Русский город в первой половине XIX в. - М., 1995. - С. 38.
21 РЭМ. Ф. 7. On. 1. Д. 130. Л. 9.
22 Там же. Д. 153. Л. 8.
23 Там же. Д. 151. Л. 1.
24 Там же. Д. 327. Л. 15.
25 Гаао. Ф. 361. Оп. 6. Д. 549. Л. 1. 27 ГАВО. Ф. 496. Оп. 1. Д. 3191. Л. 1, 3 - 4, 9, 11, 12,
26 РЭМ. Ф. 7. Оп. 1. Д. 1826. Л. 17. 13 -14.
28 Там же. Д. 2422. Л. 9
УДК 94(430) «19»
Б.В. Петелин
Череповецкий государственный университет
ХДС/ХСС И ОБЪЕДИНЕНИЕ ГЕРМАНИИ (К вопросу о роли германской политики в 1989 -1990 гг.)
Публикации новых документов и исследований по истории германского единства1 вновь вызвали интерес к этому событию, ставшему, наряду с распадом СССР, ключевым в конце прошлого века. Если в выяснении причин и факторов распада СССР исследователи еще далеки от научного их обоснования, то объединение Германии большинство немецких авторов связывают с деятельностью федерального канцлера Г. Коля. Так, политолог А. фон Плато пишет в своей книге, что обретение национального единения Федеративной Республики, Берлина и ГДР стало главным приобретением в германской политике Г. Коля. Заслуга канцлера в том, что он, используя представившиеся возможности, максимально увязал процесс воссоединения с европейской интеграцией, европейской безопасностью, интересами США, СССР и восточноевропейских государств2. Попытки представить объединение Германии как «счастье, свалившееся с неба», игнорируя тем самым германскую политику Г. Коля, лишены, на наш взгляд, каких-либо серьезных оснований3. Канцлер не только располагал высокопрофессиональной правительственной командой, но и использовал в процессе объединения партийный ресурс. Не стоит забывать, что Г. Коль был не только канцлером ФРГ, но и председателем Христианско-демократического союза (ХДС) - крупнейшей консервативной партии в Западной Германии, избранный на этот пост еще в 1973 г. По меткому замечанию немецкого политолога Г. Ланг-гута, ХДС была «базисом его власти»4.
Г. Коль, в отличие от первого канцлера К. Аденауэра, располагал «аппаратом германской политики». К нему следует отнести ХДС, фракцию ХДС/ХСС в бундестаге, правительственные структуры, прежде всего министерство по внутригерманским отношениям, Ведомство федерального канцлера. Основные
задачи возлагались на Ведомство федерального канцлера, являющееся институциональным органом исполнительной власти. К центральному руководству наряду с федеральным канцлером относился шеф Ведомства, который осуществлял общее руководство всеми остальными службами. В ноябре 1984 г. Ведомство возглавил В. Шойбле, один из ближайших помощников и советников Коля. Поскольку Шойбле стал государственным министром, его функции значительно расширились, а положение укрепилось. Новый статус позволял ему быть на равных в отношениях с другими министрами, а после кооптации в президиум правления ХДС принимать участие в работе фракции ХДС/ХСС в бундестаге и осуществлять координацию между центральным руководством партии и ее земельными организациями.
Наиболее значимым являлось «второе управление» (Abteilung 2), курировавшее внешние и внутригерманские связи, политику развития, внешнюю безопасность. «Управление» состояло из 5 «отделов», 2 специальных «групп»: «21», «23» и «рабочего штаба германской политики» (Arbeitsstab Deutsch-land-politik), который также имел свои «отделы» и «группу 22», занимавшуюся исключительно внутригерманскими отношениями и берлинским вопросом. Ранее руководство «вторым управлением» осуществлялось чиновником из МИДа. При Коле «управление» возглавил X. Тельчик, ставший ключевой фигурой в проведении германской политики5. Проведение германской политики осуществлялось также через «постоянное представительство в ГДР», через «полномочного представителя федерального правительства в Берлине», через «личного уполномоченного канцлера». Содержание, порядок и характер работы «аппарата германской политики» показан в воспо-
