CC BY
142
С. 35 — 50 ; Ахтамзян, А.А. Германия и Россия в конце XX столетия: очерки. — М. : МГИМО, 2000. — 164 с.
4. Максимычев, И.Ф. В двух шагах от объединенной Германии // Международная жизнь. — 1990. — № 9. — С. 37 — 44 ; Максимычев, И.Ф. Неиспользованный шанс сотрудничества «четырех» в Берлине // Международная жизнь. — 1995. — № 4. — С. 117 — 125 ; Максимычев, И.Ф. Падение Берлинской стены. Записки очевидца // Новая и новейшая история. — 2000. — № 4. — С. 128 — 135.
5. Филитов, А.М. Германский вопрос: от раскола к объединению. — М. : Международные отношения, 1993. — 240 с.
6. Зиборова, М. Закрыт ли «германский вопрос»? // Мировая экономика и международные отношения. — 1994. — № 2. - С. 151-154.
7. Павлов, Н.В. Объединение, или Рассказ о решении германского вопроса с комментариями и отступлениями. -М. : ИПО «Полигран», 1992. — 230 с.
8. Зиборова, М. Закрыт ли «германский вопрос»? // Мировая экономика и международные отношения. - 1994. -№ 2. — С. 151 — 154.
9. Павлов, Н.В. Германский вопрос и «общеевропейский дом» // Мировая экономика и международные отношения. — 1990. — № 6. — С. 5 — 17.
10. Павлов, Н.В. Объединение, или Рассказ о решении германского вопроса с комментариями и отступлениями. — М. : ИПО «Полигран», 1992. — 230 с. ; Павлов, Н.В. Германия на пути в третье тысячелетие. — М. : Высшая школа, 2001. — 367 с.
11. Павлов, Н.В. Германия на пути в третье тысячелетие. — М. : Высшая школа, 2001. — 367 с.
12. Зиборова, М. Закрыт ли «германский вопрос»? // Мировая экономика и международные отношения. — 1994. — № 2. — С. 151 — 154.
13. Павлов, Н.В. Объединение, или Рассказ о решении германского вопроса с комментариями и отступлениями. — М. : ИПО «Полигран», 1992. — 230 с.
14. Там же.
15. Павлов, Н.В. Внешняя политика ФРГ в постбиполяр-ном мире. — М. : Наука, 2005. — 410 с.
16. Договор об окончательном урегулировании в отношении Германии // Известия. — 1990. — 13 сентября.
17. Павлов, Н.В. Объединение, или Рассказ о решении германского вопроса с комментариями и отступлениями. — М. : ИПО «Полигран», 1992. — 230 с. ; Павлов, Н.В. Германия на пути в третье тысячелетие. — М. : Высшая школа, 2001. — 367 с.
18. Петелин, Б.В. Объединение Германии 1989-1990 гг.: историографический аспект // Новая и новейшая история. — 2003. — № 1. — С. 30 — 47.
МАЛЬЦЕВ Роман Владимирович, аспирант кафедры истории и теории международных отношений.
E-mail: [email protected]
Дата поступления статьи в редакцию: 13.02.2009 г.
© Мальцев Р.В.
УДК 930- 1 Т. А. КОНДРАТЕНКО
Омский государственный университет им. Ф. М. Достоевского
ОБЩИЕ ВОПРОСЫ ТЕОРИИ И МЕТОДА В БРИТАНСКОЙ ПОСЛЕВОЕННОЙ ИСТОРИОГРАФИИ
Статья освещает изменения в теоретико-методологической сфере британской исторической науки с 1940-х гг. Рассмотрена дискуссия сторонников «новой исторической науки» и их оппонентов в 1960—1970-х гг., а также ее последствия.
Ключевые слова: британская историография, методология, теория, социоисторизм.
По замечанию как английских, так и отечественных исследователей, на всем протяжении XX в. в британской историографии происходила непрерывная трансформация различных парадигм исследования. Однако вплоть до методологической дискуссии 1960— 1970-х гг. для британских историков была характерна «блестящая изоляция» по отношению к теории и методологии, что, по выражению И. И. Шарифжанова, составляло статью особой гордости британской профессиональной истории и было ее отличительным знаком [1].
Характерно, что в британской исторической науке термин «методология исторического исследования»
используется значительно реже термина «теория исторического познания» [2]. Это можно объяснить рядом факторов. Во-первых, большинство специалистов, рассматривавших данную проблематику, были не собственно историками, а философами истории — Р. Дж. Коллингвуд, К. Поппер, А. Данто и др. Для этих ученых было характерно смешение философско-гносеологической и логико-методологической сторон исторического исследования.
Во-вторых, в британской науке определение историографии и исторической методологии значительно отличается от отечественного подхода к этому вопросу. В энциклопедии «Британника» они
«ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК» № 6 (82), 2009 ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ
ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ «ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК» № 6 (82), 2009
охарактеризованы как «дисциплины, имеющие дело с методами писания истории и техникой исторического исследования» [3]. Это определение свидетельствует об акцентировании внимания на технической стороне конкретно-исторических исследований и делает историографию преимущественно прикладной дисциплиной.
Комментируя разницу этих подходов, М. А. Кис-сель отмечал, что смешение философско-гносеологической и логико-методологической сторон было характерно для всей западной исторической науки и проистекало еще от влияния гегелевской рефлексии, в соответствии с которой историческое событие считалось модификацией исторического мышления [4]. Однако необходимо отметить, что помимо влияния Гегеля во второй половине XX в. теория и методология западной исторической науки испытали широкое воздействие со стороны ряда других подходов и смежных дисциплин — социоисторизма, психоистории и философии истории.
Если социоисторизм приобрел актуальность к 1960-м гг., то основные достижения в философии истории пришлись на период с конца 1930-х гг. Центральной темой исследований в этот период был вопрос о самом характере исторического знания. К 1960-м гг. сформировалось несколько основных направлений по теории исторического познания в философии истории — объективный идеализм, модель «охватывающего закона» и нарративное направление.
Первое направление связано с именами М. Оукшотта, Б. Кроче и Р. Дж. Коллингвуда, которые отстаивали автономию истории и считали, что ее методология отличается от естественных наук. Так, Р. Дж. Коллингвуд в работе «Идея истории» выступил с тезисом о специфическом характере исторической науки и субъективности умозаключений историка [5]. Так как проникнуть в суть событий историк может только через фактические свидетельства посредством интерпретации и переосмысления в «собственном сознании», то познание истории является очень субъективным процессом — ее «создает» историческое воображение познающего субъекта. Эти положения приводили ученого к выводу, что ни объективной истины, ни каких бы то ни было закономерностей в истории нет, как нет и общественного прогресса, поскольку понять всю эпоху в целом и дать ей целостную оценку невозможно [6].
С критикой понятий «прогресс» и «закономерность» выступали и представители неопозитивистской школы «охватывающего закона» — К. Поппер, К. Гемпель, П. Гардинер и Х. Уолш. Однако эти ученые считали, что историческое исследование должно базироваться на научном анализе событий и явлений, в связи с чем отстаивали тезис о единстве научных знаний — как для естественных наук, так и для истории [7].
Что касается нарративистов, то И. Берлин сформулировал их положения в работах начала 1950-х гг. Он утверждал, что история по сути, целям и методам принципиально отлична и даже абсолютно противоположна естественным наукам [8]. Поскольку история изучает неповторимые события и явления, требуются соответствующие методы историописа-ния — индивидуализация и нарративное изложение. Высказывая мысль, что историческое исследование не допускает никаких социальных абстракций, нар-ративисты выступали против междисциплинарности и заимствования историей методов как естественных, так и общественных наук, в этом плане предвосхитив методологические споры следующего десятилетия.
В целом к середине XX в. в понимании истории произошли изменения как на онтологическом, так и на гносеологическом уровнях. Произошел отказ от установки на единство исторического процесса, а понимание (то есть интерпретация) стало методологической проблемой [9]. На уровень широкого обсуждения, в котором приняли участие не только философы, но и многие историки, эти темы вышли к началу 1960-х гг., что проистекало как из сугубо научных, так и общественных причин. Последние явились толчком к дискуссии, поскольку историки заговорили о кризисе социальной функции исторической науки. Так, Дж. Пламб и другие ученые отметили, что после Второй мировой войны «история потеряла престиж и всякую веру в себя как руководителя действий людей, она стала только сказкой, развлечением или же эзотерическим знанием» [10]. Истоки кризиса исторической науки искали ив ее теоретико-методологических установках. По мнению И. И. Шарифжанова, именно признание кризисных явлений заставило британских историков выйти из «блестящей изоляции» и принять деятельное участие в дискуссиях [11].
Ряд исследователей выступил за поиск так называемых «новых путей в истории». Отечественные ученые отмечали, что движение за «новую историю» в 1960-1980-х гг. было повсеместно распространено на Западе, и Великобритания не стала исключением. По выражению Л. П. Репиной, за двадцать лет, начиная с 1960-х гг., социальная история «из Золушки стала королевой историографии» [12]. Приверженцы этих идей в основном принадлежали к неолиберальному направлению британской историографии, противостоящему академической «консервативной» науке. Критикуя традиционные методы и ценности, они считали, что «кризис» исторической науки проистекал из следующих факторов: приверженности к идиографизму, отказу от выявления исторических закономерностей и игнорирования связи истории и современности [13]. Традиционно слабый интерес к теории и методологии тоже считался одним из факторов кризиса, что сделало тематику актуальной.
Самыми известными учеными данного направления были Э. Карр, Дж. Пламб, Дж. Барраклоу и С. Поллард. Они высказывались за то, что историческая наука должна быть теоретизирующей, интерпретирующей и обобщающей дисциплиной, основанной на идеях закономерности исторического развития и общественного прогресса [14]. В качестве пути выхода из кризиса ученые предлагали сближение истории с общественными науками (такими, как социология, демография, социальная антропология, политология, психология) и выработку междисциплинарной методологии. Сторонники объединения классических методов историографии с социологическими отмечали, что историки давно и спонтанно использовали структурный и функциональный методы анализа, таким образом, формальное признание этого заимствования просто фиксировало уже существовавшую практику.
Бурное развитие новых подходов стало одной — и, видимо, главной — из причин того, что ученые, отстаивавшие традиционные ценности истории, взялись за перо. Как отмечали отечественные ученые, впервые практика историописания была так четко и полно теоретизирована историками консервативного направления, поскольку ранее они, как правило, не углублялись в теоретические проблемы [15].
В теоретической платформе консервативного направления можно проследить две основные линии воздействия: от Л. Ранке и классического немецкого
историзма (с упором на выявление, идентификацию, внутреннюю и внешнюю критику источников и нарративное воссоздание событий «как они были») и от В. Дильтея и неокантианства (с интерпретацией событий прошлого на основе психологического вживания и «понимания эпохи изнутри»).
В защиту этих традиционных ценностей британской исторической науки выступили Дж. Элтон, А. Тейлор, Дж. Китсон-Кларк, Д. Томсон, М. Белофф, Х. Тревор-Роупер и ряд других ученых. Они считали историю искусством, высказываясь против превращения ее в разновидность социологической науки и отстаивая уникальность исторического метода [16]. Ученые утверждали, что понятие «наука» неприменимо к истории, поскольку уникальность каждой исторической ситуации, события и процесса не позволяет выводить ни законов, ни даже закономерностей. Поэтому детерминизм в исторической науке неоправдан и невозможен в принципе [17]. Помимо этого авторы подчеркивали, что история есть качественные изменения, которые, соответственно, требуют качественных критериев анализа и оценки. Отсюда вытекала мысль о том, что историческая наука должна быть идиографичной. Выявлялась и большая роль творческого воображения исследователя, исходя из которой требуемая социоисториками объективность (которую понимали как соответствие знаний фактам действительности) могла быть только интерпретацией, то есть субъективным взглядом.
Самый известный идеолог консервативного направления Дж. Элтон критиковал популярные неолиберальные веяния на всех уровнях, от теории до методологии. Особенной критике он подверг статистические методы исследования, солидаризируясь с высказыванием Р. Дж. Коллингвуда, что статистические исследования — хороший слуга, но плохой господин для истории [18]. Ученый считал, что исторические единицы — факты, события, народы, государства — не имеют необходимого количества одинаковых свойств для выведения чего-то большего, чем ограниченные обобщения. Вместо законов для объяснения исторического процесса Дж. Элтон предложил категорию «причина», которая «означает предшествующие события, действия, мысли и ситуации, которые продвигали, демонстрировали, выводили и влияли на объясняемые события» [19].
Не принимал он и идею прогресса, которая была характерна для либерального направления, считая, что принципиально невозможно объяснить развитие общества по восходящей линии, потому что ни метод, ни функции исторической науки не дают оснований для подобного заключения. По мнению ученого, прогресс в истории является делом личностной оценки и ценностного суждения [20]. Что касается социальной функции истории, то Дж. Элтон считал ее учителем здорового скептицизма и интеллектуальной совестью человечества, а вовсе не пророком [21]. В связи с этим ученый выступал против тезисно-доминирующей истории, то есть главным образом против марксизма, который начал обретать весомые позиции в британской исторической науке 1960-х гг.
«Консерваторы», отстоявшие ценности традиционной историографии, предвосхитили определенный упадок социоистории в начале 1980-х гг. Несмотря на неоспоримые достоинства различных концепций социальной истории, сами приверженцы этого направления пришли к выводу о наличии границ применения методов социальных наук в историческом познании. По выражению И. И. Шарифжанова, квантификация пролила обильный свет на вопросы, но не причины
[22]. Абсолютизация структурно-функциональных и математических методов исследования приводила к излишней схематизации исторической картины и разрушала цельность истории посредством расщепления науки на отдельные процессы. Это ощутимо обедняло историческую картину, что, видимо, предвидели противники социоисторизма.
Однако можно отметить и его значительные достижения — повышение социальной значимости исторической науки и обоснование концепций междисциплинарного синтеза истории и смежных наук. Применение новых методов так или иначе значительно обогатило традиционную науку и в свою очередь открыло широкие горизонты для исследований по темам, ранее считавшимся маргинальными, — истории женщин, национальных меньшинств, социальных низов и проч.
В 1980-х гг., когда на страницах научных журналов утихли баталии сторонников разных подходов, постепенно начал происходить синтез ранее непримиримых теорий, имевший как сугубо научные, так и более широкие причины. Стали выходить обобщающие работы, подводящие итоги прошедших дискуссий, в которых отмечались как плюсы, так и минусы социоисторизма и формулировались синтезные концепции
[23]. Знаковой стала совместная работа Дж. Элтона и Р. Фогеля «Какая дорога ведет к прошлому?», в которой представители двух противоположных подходов выступили за широкий диалог «старых» и «новых» путей в истории, объединение социально-научных и традиционно-эмпирических ценностей [24]. В этот период ученые — традиционалисты стали признавать и заслуги историков марксистского направления. Это происходило во многом благодаря изменениям самой марксистской парадигмы и ее отхода от чрезмерно схематичного объяснения исторического процесса.
Дж. Тош выразил характерный для этого периода взгляд, заявив, что, несмотря на некоторые трудности, вытекающие из использования междисциплинарной методологии, их преодоление обогатит историю и повысит статус исторической науки [25]. Правота ученого подтвердилась, когда окрепшая академическая историческая наука сумела преодолеть новую угрозу, возникшую в конце XX в. со стороны постмодернизма.
Представители этого направления выступили с идеей, что исторические тексты являются семиотическими зеркалами, отражающими самих себя. Таким образом, объективная истина не может быть достигнута уже по той причине, что историческое исследование базируется на изучении источников [26]. Идеи символической и культурной антропологии и лингвистический поворот представляли несомненную научную ценность, позволяя раскрыть ранее не принимавшиеся в расчет факторы, бессознательно умалчивавшиеся в языке, однако Л. Стоун отметил опасность этих идей для истории: «Если текст является самоценностью, тогда факт и фикция становятся неразличимыми. В таком случае история, как мы ее знали, терпит полный крах», поскольку становится просто сказкой [27].
Постмодернистские положения были основательно раскритикованы в историографии и, по мнению И. И. Шарифжанова, не оказали значительного влияния на британскую науку [28]. Стоит отметить, что не все российские ученые согласились с этим мнением. В частности, М. Бойцов в статье «Назад, к Геродоту!» выдвинул концепцию о глубоком кризисе западной историографии, характеризующемся потерей онтологической и гносеологической самоидентичности
«ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК» № 6 (82), 2009 ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ
ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ «ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК» № 6 (82), 2009
исторической науки [29]. Впрочем, сами британские ученые на рубеже веков высказывались оптимистично относительно будущего исторической науки.
В заключение можно сказать, что на протяжении второй половины XX в. теория и методология исторического исследования в работах британских исследователей прошли определенную эволюцию. Если в 1960-х и отчасти 1970-х гг. решающую роль в историографии играло неолиберальное направление, то в результате методологической дискуссии консервативное направление укрепило позиции и стало доминирующим (преимущественно в политических исследованиях). Впрочем, к середине 1980-х гг. произошел определенный синтез направлений и явное заимствование традиционной историографией ряда методов социоистории, которые вошли в арсенал ученых как дополняющие приемы исследования, помогающие раскрыть специфику исторических явлений и личностей с новых сторон.
В целом можно отметить, что методологический плюрализм подходов в британской историографии ассимилируется с собственно историческим методом, ввиду чего новации не изменяют, а дополняют традиционные методы исследования. Все это позволяет говорить о чертах определенного диалога между различными направлениями и их конструктивной работе, что явно выразилось в комплексных исследованиях начала XXI в.
Библиографический список
1. Шарифжанов, И. И. Английская историография в XX веке. Основные теоретико-методологические тенденции, школы и направления. — Казань, 2004. — С. 92.
2. Миронов, В. В. Внешняя политика Тюдоров (1485 — 1603) в послевоенной англо-американской историографии : дисс. канд. ист. наук. — Омск, 1999. — С. 35.
3. The New Encyclopedia Britannica. Macropedia. — Chicago, London, Toronto, 1978. — Vol. V. — P. 65.
4. Киссель, М. А. Р. Дж. Коллингвуд — историк и философ // Коллинвгуд Р. Дж. Идея истории. Автобиография. — М., 1980. - С. 452.
5. Коллингвуд, Р. Дж. Идея истории. Автобиография. — М., 1980. — 463 с.
6. Коллингвуд, Р. Дж. Указ. соч. С. 203, Шарифжанов, И. И. Современная английская буржуазная историография. Проблемы теории и метода. — М, 1984. — C. 58.
7. Поппер, К. Нищета историзма. — М., 1993. — 206 с., Кон, И. С. К спорам о логике исторического объяснения (схема Поппера — Гемпеля и ее критики) // Философские проблемы исторической науки. — М., 1969. — С. 263 — 95, Лооне, Э. Н. Возникновение и развитие аналитической философии истории // Вопросы философии. — М., 1974. — № 4. — С. 122—129.
8. Шарифжанов, И. И. Английская историография в XX веке. — С. 70, Согрин, В. В., Репина, Л. П., Зверева, Г. И. Современная историография Великобритании. — М, 1991. — С. 65.
9. Колпаков, А. Д. Английская историография // Историография новой и новейшей истории стран Европы и Америки / ред. Галкин, И. С. — М., 1977. — С. 305.
10. Цит. по: Согрин, В. В., Репина, Л. П., Зверева, Г. И. Указ. соч. С. 8, Шарифжанов, И. И. Английская историография в XX веке. — С. 100.
11. Шарифжанов, И. И. Там же. С. 92.
12. Согрин, В. В., Репина, Л. П., Зверева, Г. И. Указ. соч. С. 102.
13. Сагг, Е. Н. What is History? — L., 1962. — P. 24, Согрин,
B. В., Репина, Л. П., Зверева, Г. И. Указ. соч. С. 76.
14. Сагг, Е. Н. Op. cit. P. 24, Согрин, В. В., Репина, Л. П., Зверева, Г. И. Указ. соч. С. 76.
15. Репина, Л. П, Зверева, В. В, Парамонова, М. Ю. История исторического знания. — М., 2004. — С. 153.
16. Elton, G. R. The Practice of History. — L., 1967. — 178 p., Elton, G. R. Political History : Principles and Practice. — L., 1970. — 184 p., Шарифжанов, И. И. Английская историография в XX веке. — С. 70.
17. Elton, G. R. The Practice of History. P. 31, Шарифжанов, И. И. Там же. С. 71.
18. Коллингвуд, Р. Дж. Указ. соч. С. 123, Elton, G. R. Political History. Р. 132. 19. Elton, G. R. Op. cit. P. 132.
20. Elton, G. R. Op. cit. P. 137.
21. Elton, G. R. Op. cit. P. 137.
22. Шарифжанов, И. И. Английская историография в XX веке. С. 178.
23. Beloff, M. An historian in the 20th century: chapters in intellectual autobiography. — New Heaven, L., 1992. — 125 p., Tosh, J. The pursuit of history : aims, methods and new directions in the study of modern history. — L, NY, 1984. — 112 p.
24. Цит. по: Шарифжанов, И. И. Указ. соч. С. 181.
25. Tosh, J. Op. cit. P. 14.
26. White, H. Metahistory: The Historical Imagination in Nineteenth Century Europe. — Baltimore, L., 1994. — 448 p.
27. Шарифжанов, И. И. Английская историография в ХХ веке. С. 192.
28. Шарифжанов, И. И. Указ. соч. С. 192.
29. Бойцов, М. А. Вперед, к Геродоту! // Казус. Индивидуальное и уникальное в истории. — М, 1999. — Вып. 2. —
C. 17 — 41.
КОНДРАТЕНКО Татьяна Александровна, соискатель кафедры всеобщей истории.
E-mail: [email protected]
Дата поступления статьи в редакцию: 30.01.2009 г.
© Кондратенко Т.А.
