CC BY
23
ОБЩИЕ ПРОБЛЕМЫ И МЕТОДОЛОГИЯ
Векторы перемен: социокультурные координаты изменений
Уровни и предмет анализа в социальном исследовании. Результаты массовых опросов общественного мнения, как зарубежные, так и отечественные, чаще всего используются для получения информации о реальных или потенциальных реакциях людей на определенные события, на изменения в экономической, политической, культурной ситуации, на действия политических лидеров или средств массовой информации. Этим, однако, не ограничивается потенциал опросов как инструмента социального знания. При определенных условиях — наличии содержательных концепций, повторяемости и сравнимости исследований - данные массовых опросов могут служить средством изучения таких более устойчивых и скрытых факторов социальной жизни, как социально-психологические установки, социальные нормы, социокультурные ценности. Факторы разных уровней взаимос-вязанны, поэтому в результатах отдельного исследования обычно представлены сложные феномены, подлежащие аналитическому разделению. Так например, одобрение или неодобрение каких-то действий властей удовлетворенность или неудовлетворенность условиями жизни или труда и т.п., — все это показатели совместного воздействия ориентаций и установок, непосредственных реакций и шаблонов восприятия, задаваемых средствами массовой информации и т.д.
Научиться понимать сложность этого механизма формирования общественного мнения, а с его помощью и механизма общественных сдвигов, — особенно важно в обстановке бурных и неоднозначных перемен в России и других "постсоветских" обществах. Такое понимание позволит видеть, насколько глубоки, устойчивы, в конечном счете — социально эффективны
— наблюдаемые изменения в обществе.
ВЦИОМ за годы своей работы накопил определенный опыт изучения изменений в установках и ценностных ориентациях. Такие задачи ставились в программах ряда тематических блоков и специальных исследований, например, по проблемам бюрократии, национальных отношений, социальной антропологии "советского человека", культурных перемен и др. Ценный материал для изучения стабильности и изменений на уровнях ожиданий и ориентаций дают регулярные исследования по итогам года ("Новый год"), проводимые по сходным программам на протяжении пяти лет, с 1988 по 1992 гг., — своего рода мониторинг общественного мнения на его макроуровне.
Некоторые результаты этих исследований, на которых мы остановимся ниже, позволяют обозначить определенные принципиальные направления, или векторы, тех социальных и социокультурных перемен, которые измеряются в зондажах общественного мнения.
Политическая мобилизация и апатия. Многочисленные свидетельства и данные говорят о повсеместном снижении интереса людей к политической деятельности, нежелании и невозможности участво-
вать в ней значительной части населения. Весьма показательны в этом смысле сравнения результатов ежегодных опросов ВЦИОМ (в % к числу опрошенных; доля затруднившихся ответить не указана).
Таблица 1
Можете ли Вы сказать о себе:
Варианты ответов 1988 1989 1990 1991 1992*
Я всегда принимал и принимаю участие в общественно-политической жизни 10 13 7 4 3
Для меня сейчас открылась возможность участия в политике И 4 1 1 0,5
У меня по-прежнему нет возможности участвовать в политической жизни 33 22 21 17 19
Я в последнее время разочаровался в политике ** 12 14 16 16
Для меня самое главное - судьба могго родного народа 34 32 26 28 26
Политика меня не интересует, не разбираюсь в политических событиях И 12 И 21 25
Число опрошенных (Россия, городское и сельское население) 1043 1498 2081 2110 1771
Вполне очевидна тенденция неуклонного снижения политического участия и политических интересов населения (кстати, и к "судьбе родного народа”, т.е. к этно-политической интерпретации этих интересов).
Уместно сопоставить эти данные с результатами ответов на вопрос о "человеке года", который ставился в каждом "новогоднем" исследовании ВЦИОМ. Избранником неизменно оказывался первый политический лидер страны (М.Горбачев, затем Б.Ельцин). Но при этом доля респондентов, указывавших имя лидера года, неуклонно уменьшалась (в % к числу опрошенных).
1988 1989 1990 1991 1992
М.Горбачев 51 44 16 14 1
Б.Ельцин 5 19 44 38 17
Получается, что самый популярный в России деятель собирает в начале 1993 года менее пятой части условных "голосов". Правда — и это чрезвычайно существенно — при том условии, что популярность измеряется вне сфер политической напряженности и конкуренции, в каком-то сконструированном исследователями абстрактном поле оценок. В некоторых других опросах (например, о доверии к лидерам), в зависимости от контекста и формулировки вопроса, одобрение деятельности президента высказывали от четверти до трети опрошенных.
Данные такого рода дали основание некоторым наблюдателям и политическим деятелям (прежде всего, находящимся в оппозиции к правительству) ожидать, что большинство населения не проявит интереса к референдуму о доверии к президенту и его политике в апреле 1993 г. Как известно, эти ожидания оказались ошибочными. В условиях нагнетания политической напряженности вокруг референдума большинство населения приняло участие в голосовании и сделало выбор в пользу политики президента и правительства.
Налицо, таким образом, очевидный парадокс: выражен относительно высокий уровень политической поддержки власти при стабильно низких показателях
* Опросы, как правило, проводились в начале следующего за указанным года.
** Этот вариант ответа не предлагался.
интереса к политике, доверия к политическим лидерам и институтам.
Для объяснения этого парадокса представляется важным оценить сам характер политического участия и политической поддержки в постсоветский период - во время "перестройки" и в последующие годы. Следует принять во внимание, что в советском обществе никогда не существовало того типа политической активности и тех политических институтов, которые привычны на Западе: политических партий, многопартийных выборов, конкуренции партий и партийных программ, парламентской оппозиции и т.д. Возникшие в России после 1988-1990 гг. феномены с подобными названиями в лучшем случае можно считать некими подобиями соответствующих западных институтов. (Речь идет именно о России; в ряде европейских и закавказских республик бывшего Союза ССР сложилась иная партийнополитическая ситуация, связанная, главным образом, с национально-политическими движениями и организациями). Никакие нынешние политические партии в России не оказывают сколько-нибудь заметного влияния на население и не организуют его политическую активность. Если на Западе партии выдвигают свои политические программы и своих лидеров до парламентских выборов, то в России сами партии стали заявлять о себе уже после выборов (и после официальной ликвидации монополии КПСС на власть). Активно, а нередко и агрессивно выступающая в последнее время оппозиция политическому руководству страны (прежде всего, президенту) опирается не на какие-либо массовые организации типа политических партий, а преимущественно — на остаточные структуры прежнего, партийно-советского строя.
Поэтому, несмотря на формально существующий политический плюрализм, реальные отношения политической поддержки и доверия (и соответственные негативные установки) по-прежнему, как в традиционно советском "монополитном" обществе, строятся вокруг одной-единственной оси — "власть и народ" — при отсутствии того набора посредующих социальных и политических организаций, общностей и групп, которые характерны для гражданского общества на Западе.
Это значит, в частности, что механизмом политической активности остается мобилизация массовой поддержки с помощью пропаганды, массовой информации и, в некоторой мере, личного влияния лидеров. Уменьшение роли прямого насилия, запугивания и дезинформации масс не ликвидировало сам этот механизм. Общество мобилизационного типа, как показывает опыт всей советской (и не только советской) истории, может проходить два состояния - политического "мобилизационного" возбуждения и политической апатии, отключенности. Относительно краткий — если он не поддержан особыми обстоятельствами и рычагами воздействия на массы, как это было в условиях войны, - период эмоционального и морального напряжения неизбежно чередуется с периодом доминирования рутинных, "апатичных" механизмов социализации и социального контроля.
Начало политических реформ в годы горбачевской "перестройки" (в основном, 1988-1989 гг.) обеспечило некоторую степень политической мобилизованности общества, в основном затронувшей его элитарную часть. Нынешнее российское общество сохранило механизм и потенциал общества мобилизационного, т.е. способного в определенных условиях переходить из апатичного состояния в возбужденное. Именно это
произошло в период апрельского референдума 1993 г. Мобилизация общественной поддержки для политики президента Ельцина стала возможной потому, что действия оппозиции были (с полным основанием) отождествлены с попыткой реставрации "старого режима".
Ситуация политической напряженности, сложившаяся в период перед апрельским референдумом (после двух съездов народных депутатов России в марте и угрозы отстранения от власти президента Ельцина) изменила значение самого вопроса о доверии политическому лидеру страны и о политике, которая в массовом сознании отождествляется с ним. Здесь, как можно полагать, был задействован тот же механизм политической мобилизации. В итоге, если в "спокойной" (условно) ситуации Б.Ельцин с некоторым трудом набирал около трети поддерживающих его голосов, то в обстановке мобилизационного напряжения значительная часть людей, которые либо с оговорками и колебаниями соглашались поддерживать президента, либо воздерживались от выражения своего отношения, была поставлена в положение простого и категорического выбора. Произошло примерно то, что происходит в условиях собственно военной напряженности и мобилизации — сплочение сил вокруг центра и лидера. (Еще более грубая аналогия — поведение стада в условиях смертельной опасности). Различия в оттенках и оговорках при этом, естественно, не исчезли, но были отодвинуты на второй план. Соответственно оказалась в очередной раз отложенной до Хучших времен и задача формирования собственно политических механизмов жизни общества. Последующие "около-конституционные" коллизии подтверждают этот вывод.
Несколько замечаиий о природе и функциях общественного мнения в постсоветском, в частности, в нынешнем российском обществе.
В условиях принудительного показного "единомыслия" тоталитарного общества существование общественного мнения в современном смысле этого термина было невозможным. Показное одобрение действий власти, лукавое стремление сохранить некоторую долю приватности обыденных интересов, а также относительно слабые попытки сопротивления тотальному контролю над мыслями, - все эти компоненты традиционного "советского” сознания исключали ту независимость мнений отдельных людей, которая является обязательным условием функционирования института общественного мнения в современных цивилизованных обществах. Возможность появления независимых мнений как социально-признаваемого и социально-значимого института появилась (точнее, начала формироваться) с распадом тоталитарных структур общества и устранением принудительного контроля над мыслями, с началом формирования политического и идеологического плюрализма. Однако тоталитарные по своему происхождению шаблоны и механизмы массового сознания продолжают оказывать влияние на все уровни процессов трансформации общества. В частности, механизмы принудительного единомыслия (как ”за", так и "против"), а также непременного фокусирования общественных интересов вокруг носителей верховной власти по-прежнему задают тон или систему координат функционирования общественного мнения. Отсюда, в числе прочего, и особенности поддержки населением политических лидеров нынешнего переходного периода (равно как и механизмы отказа в такой поддержке). Проблема лиде-
рства нуждается в особом рассмотрении и потому в данной статье не затрагивается.
Разброс мнений отдельных лиц и групп, которые суммируются в зондажах исследователей общественного мнения в России, остается относительно небольшим. Стандарты единодушного принятия или отрицания (соответственно, доверия и недоверия к институтам и деятелям), напротив, по-прежнему влиятельны, а могущество монопольных средств массовой информации (прежде всего, телевидения) -практически неоспоримо. В итоге значительная часть исследований общественного мнения имеет дело не столько с "гласом народа", сколько с отголосками шаблонов и оценок, распространяемых средствами массовой информации. Это нельзя, правда, понимать как простое принятие таких оценок, тем более что существует значительная разница в политических и даже нравственных ориентациях средств информации, особенно печатных. При весьма ограниченном наборе стандартов политических оценок (тяготеющих к примитивной оси тотального одобрения-отрицания) существует возможность выбора между самими стандартами.
Неразвитость, упрощенность политической самоор-ганизованности российского постсоветского общества
- постоянный источник конфликтов и кризисов, фактор превращения социально-политических противоречий в личностные (и наоборот).
События, связанные с конституционным кризисом 1993 г. (до и после референдума) обнаружили еще один парадокс политического развития общества. Неразвитость и нестабильность существующих политических институтов порождает попытки их легитимации и делегитимации при помощи непосредственной апелляции носителей верховной государственной власти — прежде всего, президента — к общественному мнению. В принципе, именно такой попыткой явился референдум 25 апреля, имевший значение сплошного опроса общественного мнения. Как эффективность, так и слабость подобных апелляций обнаруживает последующая борьба политических сил
Общественное мнение — какова бы ни была степень его развития, многообразия, независимости — не приспособлено для того, чтобы быть непосредственной базой властных структур или наделенных властью деятелей; его "нормальная" функция — служить, с одной стороны, поддерживающей опорой таких структур, а с другой, средством давления на них. Нельзя построить демократическую систему государственности целиком или преимущественно на демократических устремлениях и симпатиях людей, даже если они составляют весомое большинство. Но общественное мнение может быть, при определенных условиях, разумеется, одной из опор государственных институтов. Или же указателем возможного направления и способа формирования таковых. Или, наконец — скорее всего, это наиболее близко к переживаемой Россией ситуации — указателем того, какие варианты формирования государственных институтов нежелаемы, неприемлемы для общества. До сих пор в общественно-политических катаклизмах 1991-1993 гг. как раз эта последняя из названных функций общественного мнения была весьма важной.
Социокультурные рамки деятельности. Опыт прошедших нескольких лет подтверждает, что сколько-нибудь устойчивую основу для ориентиров ("указателей") общественного мнения в нашем неустойчивом обществе следует искать не на его политической поверхности, а в его "глубине" - на уровнях социокультурных ценностных ориентаций, а также столь долго
третировавшегося обыденного, повседневного человеческого опыта. Крушение идеологических и демонстративных структур советского общества вывело в центр внимания скрытые, в известном смысле "теневые" нормативно-ценностные структуры индивидуального и группового поведения.
В одной из работ авторского коллектива сотрудников ВЦИОМ, опирающейся на специальное исследование общественного мнения, обосновывалась концепция принципиальной двойственности (в известном романе Дж.Оруэлла названной "двоемыслием") "советского человека" как социально-антропологичес-кого типа*. Официальное (демонстративное) и повседневное (практическое) сознания типичного "советского" человека всегда были взаимообусловлены и приспособлены друг к другу. Невероятно быстрое и легкое ниспровержение всей системы официальных лозунгов, запретов, социальных масок и пр. отнюдь не означало высвобождения "нормального" человека от сковывавших его пут. Сформированный эпохой принудительного единомыслия "советский" человек остается и надолго останется двойственным, приспособленным к отеческой заботе со стороны власти и готовым скорее к "единодушному" одобрению (или отрицанию), чем к ответственному действию и самостоятельной мысли, а с другой стороны — способным ценой этой сделки с властью обеспечить себе условия для выживания в собственной, "домашней" скорлупе. Ни быстрых, ни легких изменений в этих установках, конечно, нельзя ждать.
Но доминирование определенного социального типа личности никогда не означало полного отсутствия иных типов. В переломные эпохи происходит, прежде всего, изменение типов доминирования и выдвижение на первый план меньшинства, которое обладает "востребованными" в данной ситуации характеристиками. (А в перспективе ряда лет можно говорить и о формировании новых доминант в новых поколениях).
Давно уже стало очевидным, сколь противоречив и неоднозначен по своим последствиям этот процесс. Можно лишь пожалеть, что эта неоднозначность даже в социально-научной среде чаще становится поводом для сетований, чем предметом для изучения.
Определенный интерес для анализа представляет сопоставление ответов на вопрос об условиях "успеха в жизни", который задавался респондентам в исследованиях по итогам 1988 и 1992 гг. (см. табл 2, в % к числу опрошенных).
Отметим три наиболее существенные отличия в ответах разных лет. Во-первых, резкое снижение доли ответов, ориентированных на "образцовое" поведение ("упорный и целеустремленный труд" в данном контексте — не самостоятельная ценность, а прежде всего лозунг). Во-вторых, столь же заметный рост показателей демонстративной ловкости и цинизма ("иметь связи", "уметь вертеться" и пр.). И, наконец, практически полное исчезновение чисто "советских" требований ("анкета", "общественная работа”). Найти признаки роста каких-то "новых" факторов продвижения — если не считать чуть более частой апелляции к способностям — в этом сопоставлении нельзя. "Новым" здесь скорее является лишь преодоление "старых" демонстративных факторов успеха. К выявлению наиболее эффективных факторов успеха современного образца, видимо, не удастся подойти с
* Советский простой человек. Опыт социального портрета. М., 1993.
вопросами образца 1988-го, и это серьезный показатель изменения ситуации.
Таблица 2
Что нужно, чтобы добиться успеха в жизни}*
О переменах в нормативно-ценностностных ориентирах, принятых в обществе, можно судить по результатам ряда исследований ВЦИОМ, в особенности по данным опроса "Культура" (1992 г.; результаты используются в исследовательской программе, осуществляемой при поддержке Интерцентра). В соответствии с традициями теоретической социологии, к сфере культуры (культурной подсистемы общества) отнесены в данном случае различные типы социальнопризнанных стандартов, оценок и регуляторов. Сдвиги в этой сфере в конечном счете определяют глубину и устойчивость всех общественных изменений.
Признаки перемен. Наиболее существенными представляются три принципиальные направления изменений социокультурного порядка: разгосударствление, открытость, "приватизация".
Наиболее серьезным признаком перемен в сфере культуры за последние годы можно считать ее разгосударствление.
На протяжении всего советского периода российской истории государство (централизованный механизм партийно-советского господства) служило не только главным спонсором и цензором кино, литературы И Т.Д., но — что гораздо существеннее — монопольным источником, интерпретатором и хранителем всей нормативно-ценностной сферы общества. Вездесущее и никому не подконтрольное, оно претендовало на нормативный контроль над всеми формами человеческого поведения — от сакрализованных предписаний относительно "служения” отечеству (т.е. власти) и отношения к предельным ценностям жизни до правил коллективного и бытового поведения. Эти претензии, правда, никогда не реализовались полностью и буквально. Лукавое "двоемыслие" всегда в определенной мере ограничивало всевластие официально декларируемых норм, оставляя некое пространство для обыденной и традиционной саморегуляции человеческих отношений, а также для нормативных сделок и компромиссов.
К этому можно добавить, что социальное целепола-гание и нормотворчество стали в России государственной монополией задолго до советской эпохи. Государство (государь, власть) как верховный судья в вопросах добра и зла, как главный цензор и "кормчий" — реальность послепетровской истории, непременный признак
* Сумма показателей превышает 100%, так как респонденты могли указывать два-три варианта ответов.
государственной модернизации общества. С этой функцией связана была и специфическая просветительская миссия литературы, прессы, а также и всего образованного сословия. Именно эту "пастырскую" функцию унаследовала советская государственность.
Сегодня происходит разрушение всего этого исторически накопленного комплекса государственноцентрализованного нормативного контроля за обществом. Утратив силовую поддержку, потеряли смысл и силу целевые ("наша цель — коммунизм", "все силы на выполнение... плана" и т.п.), ценностные (типа "жить
— Родине служить") и даже нормативно-практические регуляторы (наподобие "не воруй"). Конечно, все это потрясение нормативных устоев общества — не только результат дискредитации идеологических факторов государственной монополии, но и прямое следствие кризиса самого государственного механизма, конфликтов властей и пр.
Одновременно наблюдается кризис эстетических, нравственных, межличностных норм и критериев поведения.
И тем не менее нормативный кризис современного посттоталитарного общества не тождествен нормативному коллапсу. Многообразие общественных структур, которое, как отмечено выше, никогда не было полностью подчинено жесткому централизованному контролю, обладает значительным потенциалом самоорганизации и саморегулирования. Общество просто не может не искать способы какой-то самоорганизации (традиционной, повседневной, определяемой экономическими или цивилизационными структурами). Распад централизованно-государственных стандартов и механизмов регуляции создает определенные возможности для формирования самоценных специализированных (локальных) и универсальных ориентиров, способных организовать жизнедеятельность общества.
Один из признаков конца государственной модернизации - кризис прежнего типа "просветительской”, а точнее, задающей некую единую общеобязательную норму литературы и системы массовой информации. А вместе с тем происходит и изменение функции образованного интеллигентского сословия общества.
Традиционные для отечественной истории функции интеллигенции в принципе оказались исчерпанными. По мере завершения процессов модернизации общества (и, в особенности, его государственной модернизации), на первое место выдвигаются функции специалиста, носителя конкретного и глубокого знания, в том числе, социального*.
Другой мощный фактор изменений в сфере культуры создан новой открытостью общества. Почти внезапно лишившись привычного колпака, а точнее, системы барьеров, призванных принудительно оградить заданное геополитическое и социокультурное пространство от разрушительных влияний внешнего мира, культура российского общества оказалась открытой для самых разнообразных влияний — от художественного постмодерна до нетрадиционных религий. Важнее, пожалуй, не прямые, а, так сказать, "фазовые" воздействия. С определенным запаздыванием по отношению к аналогичным событиям в западных странах общество переживает процессы и последствия
* См. Гудков Л, Дубин Б. Конец харизматической эпохи. Печать и изменения в системах ценностей общества //Свободная мысль. 1993. N 5.
Варианты ответов 1988 1992
Упорно и целеустремленно работать 45 32
Знать свое дело 35 30
Обладать хорошими способностями 26 30
Уметь "вертеться* 19 31
Иметь большие связи 17 31
Встретить "настоящих людей" 14 8
Иметь обеспеченных родителей 10 14
Иметь родственников, занимающих высокие посты 8 9
Вести большую общественную работу 6 1
Иметь хорошие анкетные данные 4 1
Иметь интеллигентных родителей 2 1
Родиться мужчиной (женщиной) 2 4
формирования молодежной субкультуры, демог-
рафического перехода, "сексуальной революции". (Все эти процессы начались ранее рассматриваемого
периода, но в последние годы как бы вынесены на поверхность общественного внимания, — в частности, благодаря бесцензурной массовой литературе и общему снижению репрессивности социальных требований). Кроме того, действует такое неизбежное
следствие информационной и транспортной открытости общества, как официально признанная и широко принимаемая идея единства современной мировой цивилизации и универсальности ее ценностей.
В разных общественных слоях эти влияния встречают разное отношение, в общем довольно строго расчлененное горизонтальными, возрастными делениями: практически полное принятие со стороны молодежи и сдержанность или отрицание в самых старших возрастных группах. Налицо болезненные признаки неизбежного разрыва и взаимного непонимания поколений. Наиболее очевиден этот феномен при сопоставлении ориентаций и ценностей молодых людей 18-25 лет, чья культурная и политическая социализация практически полностью приходится на период распада тоталитарной системы, и возрастной когорты "ветеранов", формировавшихся как личности в условиях войны и сталинизма. Вот некоторые данные упоминавшегося выше исследования "Культура" ( в % к числу опрошенных).
до 2 0 лет старше 6 5 лет
Одобрительно относятся к западной культуре
Приветствуют частное предпринимательство
Любят военные песни
Одобряют коммунизм
Считают самым важным для себя праздником
День Победы
свой день рождения
Определенная часть общества, особенно люди старших возрастов, а также ряд представителей либерально мыслящей интеллигенции воспринимают такие процессы как признаки или провозвестники культурной, даже цивилизационной катастрофы. Такие оценки представляются неоправданно упрощенными. Кризис ценностно-нормативной системы всегда означает какой-то перелом, переход к иным основаниям и формам. Но катастрофа, коллапс могут, в принципе, постичь лишь примитивные системы культуры и цивилизации. Никакая современная нам культура не рухнула, но трансформировалась, адаптировалась вследствие социально-политических и прочих потрясений, связанных с процессами включения в мировой поток цивилизации. Подобные процессы происходят и в российском посттоталитарном обществе.
Существенную роль играет в них такой фактор современных культурных сдвигов, как индивидуализация или, скажем, "приватизация" нормативных регуляторов общественной жизни. Многочисленные наблюдения и исследования показывают, что фокусом жизни людей все более явно становятся повседневные человеческие интересы и потребности, семья, здоровье, дети, достойный уровень благосостояния. С немалым трудом в общественное сознание входит представление о том, что социальные институты, государство, политика должны служить интересам человека, а не наоборот. Выдвижение на передний план интересов отдельного человека, семьи, повседневной жизни, — все это
56 12
69 27
7 49
8 23
2 40
73 26
очевидно связано с утратой иллюзий в отношении государства, политической деятельности и, разумеется, всей идеологии "светлого будущего".
Нужно также учесть, что в условиях сложных социальных потрясений структуры человеческой повседневности являются существенным фактором стабилизации и самоорганизации общества. А потому и фактором сдерживания кризиса нормативно-ценностной сферы.
Отдельные опросы, проводимые по программе социально-экономического мониторинга, конечно, непосредственно выявляют не изменения самих социокультурных рамок (или параметров), а преимущественно изменения в их 'наполнении'. Но взятые в их последовательности и взаимной связи, они могут обогащать и социокультурный уровень социального знания. Важно при этом сопоставление оперативных (ежемесячных и ежеквартальных) результатов с данными периодических исследований, проводимых ежегодно или в рамках более длительных (например, пятилетних) циклов.
Референдум: прогнозы и итоги
Такие события, как референдум и выборы, представляющие собой, по сути дела, опросы генеральной совокупности населения, дают социологам незаменимую возможность проверить и откорректировать свой инструментарий, уточнить принципы построения выборки и методы анализа результатов.
Итоги референдума 25 апреля 1993 г. показали, что ни одна из существующих в стране социологических служб и ни одно из специально проводившихся перед референдумом исследований не обеспечили стопроцентно точного прогноза его результатов. Наиболее точным — но только по двум первым вопросам — оказался прогноз ВЦИОМ, выполненный по заказу газеты "Известия" и опубликованный за день до референдума. Менее точные результаты дал опрос, производившийся ВЦИОМ по заказу Ассошиейтед Пресс на избирательных участках во время голосования, результаты которого были опубликованы утром 26 апреля. То же относится и к исследованию заместителя директора American Voter Research Association У.Митковского, также производившемуся на избирательных участках по заказу Cable News Network. Самый же неточный прогноз выдал Фонд "Общественное Мнение" (см. табл.З).
Таблица 3
Сравнительные результаты прогнозов разных организаций и действительных итогов голосования на референдуме по 1-му и 2-му вопросам
Результат голосо- вания Прогноз ВЦИОМ в “Известиях" Прогноз ВЦИОМ по опросу на участках Cable News Research Фонд "Обще- ствен- ное мнение”
Доверяете ли вы президенту России? 59 57 64 65 74
Одобряете ли Вы социально-экономическую политику, проводимую президентом и правительством с 1992? 53 5 0 ( ± 2) 56 58 66
Что касается ответов на третий и четвертый вопросы, то их прогнозирование было более сложным, так как предполагало правильное определение доли принявших участие в голосовании, а она — при нынешнем состоянии наших методик оказалась наименее предсказуемой. Отсюда существенные расхож-
дения прогнозируемых и реально полученных величин.
Расхождения в результатах, спрогнозированных ВЦИОМ по данным, имевшимся накануне референдума и по итогам опроса проголосовавших граждан, говорят о том, что метод длительного слежения за состоянием умов населения и переменами в настроениях электората на основании еженедельных опросов горожан и ежемесячных опросов всего населения обеспечивает более надежные данные, нежели однократный опрос на избирательных участках. На результаты последнего могут оказать искажающее воздействие недостаточная точность отбора участков, неодинаковая доступность регионов и местностей, а также технические ошибки в организации опроса. В случае многократных предварительных исследований эти погрешности нивелируются.
Ретроспективный анализ показывает, что наиболее достоверные данные относительно намерений потенциальных участников референдума были получены в опросе "Факт-4", проведенном 3-15 апреля в 13 региональных отделениях ВЦИОМ. В % к числу собиравшихся принять участие в референдуме здесь были показаны результаты, близкие к итоговым показателям референдума: "да” — 58%, "нет” — 41% в ответе на первый вопрос и "да" — 49,5%, "нет" — 50,5% в ответе на второй. Как видим, эти результаты чуть менее благоприятны для президента, чем оказалось на самом деле (59/40 и 53/45). Причем незначительное, в пределах допустимой ошибки, смещение ответов на второй вопрос в их благоприятную сторону фактически имело решающее значение для юридической интерпретации итогов референдума. На возможность колебания этих итогов вокруг равновесной точки и было указано в публикации в "Известиях" накануне голосования.
Вместе с тем "Факт-4" дал сильно завышенные показатели степени участия населения в референдуме, что, естественно, сказалось на прогнозируемых результатах голосования по третьему и четвертому вопросам, где подсчет велся от списочного состава. О своем намерении участвовать в референдуме накануне его проведения заявили от 71 до 74% опрошенных, в действительности же эта цифра составила 64%, а в голосовании по двум последним вопросам — даже 62%. Это обстоятельство заставляет обратить дополнительное внимание на различие между вербальным и актуальным поведением людей и на необходимость выработки поправочных коэффициентов для случаев, когда речь идет о трансляции интенциональных установок в действие. В частности, столь высокая степень заявляемого участия в референдуме могла вызвать подозрение в связи с тем, что твердая готовность участия редко выражалась более чем 50% опрошенных. Не исключено также, что результаты наших опросов не выделяют достаточно многочисленную категорию людей, которые не просто затрудняются с ответом, но вообще отказываются вступать в контакт с интервьюером. Возможно, эта группа и пополнила собой контингент не участвовавших в референдуме.
При сравнительном анализе результатов референдума по двум последним вопросам и данных опроса "Факт-4" обращает на себя внимание и то обстоятельство, что в части голосования за досрочное избрание президента и против досрочного избрания депутатов итоги референдума и опроса практически совпали (расхождение 1%-2%). В отношении же противоположных ответов, разрыв составил 10 проц. пунктов для
третьего и 14 проц. пунктов для четвертого вопросов (см. табл. 4).
Таблица 4
Сопоставление фактических результатов голосования на референдуме (в % от списочного состава) и данных опроса "Факт-4” (в % от выборки)
Референдум ■да' ■факт-4" ■да* Референдум ■нет” 'Факт-4" "нет"
Вопрос 1 38 44 26 31
Вопрос 2 34 36 30 36
Считаете ли Вы необходимым проведение досрочных выборов президента? 32 33 30 41
Считаете ли Вы необходимым досрочное проведение выбыров народных депутатов? 43 57 19 16
Это означает, что среди не пришедших к избирательным урнам 10% потенциальных участников референдума большинство составляли те, кто на вербальном уровне выражали свои симпатии президенту. Противники президента в этом смысле были лучше отмобилизованы, чем его сторонники. Если считать людей, проголосовавших за доверие президенту (38%), его твердыми сторонниками, а людей, проголосовавших против переизбрания депутатского корпуса (19%) — твердми сторонниками Советов, то мы обнаружим, что число первых на 6% меньше, а второе — на 3% больше, чем можно было ожидать на основании многих предварительных опросов. В результате, процент решивших голосовать против переизбрания депутатов от всех принявших участие в референдуме, показывает еще большее отклонение от прогноза. Если ни в одном из предварительных исследованиях он не выходил за пределы 21% ("Экспресс-9" — 16%;
"Экспресс-10" — 21; "Экспресс-11" — 19; "Факт-4" — 16; "Факт-5" — 20%), то на самом референдуме голосующих против оказалось 30%.
Вся совокупность исследований, начиная с декабря 1992 г., показывала, что соотношение сторонников президента и съезда среди населения выражается стабильным отношением 2:1. Сохранения такого соотношения естественно было ожидать и на референдуме. С этой точки зрения, отношение 57:16, получившееся в "Факте-4" для четвертого вопроса, следовало бы взять под подозрение. В итогах референдума соотношение 2:1 наиболее четко выявляется при сравнении долей проголосовавших за доверие президенту и против переизбрания депутатов — 38:19. Результаты в двух других вопросах связаны с превходящими соображениями. Во втором вопросе нежеланием сказать "да" политике президента части даже тех, кто проголосовал за доверие (4%). В третьем вопросе свою роль сыграло то, что сам президент накануне референдума неоднократно высказывался за досрочные президентские выборы. Поэтому, если по результатам опроса число голосовавших в поддержку президента отличалось от числа отдавших голоса против его переизбрания на 3%, то на референдуме эта разница составила 8%. .
Наконец, обращает на себя внимание тот факт, что число проголосовавших за переизбрание депутатов на 5% больше числа твердых сторонников президента, а число отказавших в доверии президенту на 7% больше числа твердых депутатских сторонников. Эти 5-7% принадлежат к той категории населения, которая обычно в наших опросах заявляет об отсутствии доверия как к президенту, так и к депутатам. Другая их часть осталась дома, отказавшись прийти на участки для голосования.
В мае 1993 г. в опросе "Факт-5" была предпринята попытка проверить надежность используемой ВЦИОМ
выборки с помощью вопросов о том, как в действительности голосовали на референдуме наши респонденты. Сопоставление с данными "Факта-4" показывает, что, при принципиально одинаковой в обоих случаях выборке, "Факт-5" дал более близкую к реальности и даже чуть меньшую, чем в среднем по стране, степень участия в выборах — 61 % опрошенных. Это подтверждает факт несоответствия намерений и реальных действий респондентов. Проверить это утверждение дает возможность вопрос: "Почему вы не участвовали в референдуме?". Как выяснилось, из 39% респондентов, не явившихся на референдум, 24% ответили, что "их не интересует политика", "референдум не имел никакого значения", или они "не доверяют ни президенту, ни депутатам". 7,5% ответили, что "у них не было времени, были заняты другими делами". Возможно, они и намеревались принять участие, но либо их мотивации оказались слабыми, либо обстоятельства достаточно весомыми, чтобы помешать их участию.
"Факт-5" позволил выявить и то обстоятельство, что в референдуме приняло участие относительно большее число противников президента и сторонников его переизбрания, чем это улавливает наша выборка (см. табл. 5).
Таблица 5
Сопоставление результатов референдума и данных исследования "Факт-5"
Голосование на референдуме (в % от списочного состава) Данные *Факт-5-(в % от выборки)
"да" "нет" всего "да" "нет" всего
Вопрос 1 38 26 64 40 20 60
Вопрос 2 34 30 64 34 25 59
Вопрос 3 32 30 64 21 37 58
Вопрос 4 43 19 62 46 12 58
Наибольший недобор (11 проц. пунктов) в опросе "Факт-5" касается проголосовавших за досрочные выборы президента. Следовательно, довольно значительная часть людей, имеющих подобную установку, в силу тех или иных причин не охватывается выборкой ВЦИОМ, что требует дальнейшего выяснения. Можно преполагать, что значительная часть ошибки возникает за счет уклоняющихся от интервью.
Опросы работающего населения: функции в мониторинге и особенности методики
Главным действующим лицом происходящих в обществе социальных и экономических преобразований является работающее население страны. Оно же - главный агент экономики и носитель характерных черт возникающих рыночных отношений. Одной из "горячих" областей, где в наиболее острой форме проявляются результаты экономических реформ, является сфера и рынок труда, - арена, на которой функционирует работающее население. Именно здесь в первую очередь взаимодействуют старые и новые классы, рождаются новые и отмирают старые социальные слои и группы, ускоряется или замедляется дифференциация общества по уровню и качеству жизни, формируются экономические мотивации, которые могут стать либо
тормозом, либо движущей силой общественного прогресса. Здесь во многом создаются условия, содействующие развитию и изменению самого типа личности, представляющего соответствующий этап развития общества. В сфере и на рынке труда человек самореализуется как работник, осуществляет свое жизненное предназначение, достигает определенного профессионального и общественного положения. В конце концов именно эта сфера обеспечивает ему средства существования и определяет его материальное положение.
Мониторинг условий и результатов экономических преобразований в России не может базироваться только на изучении взглядов, мнений, оценок и представлений всего взрослого населения страны. Опыт включения в опросы взрослого населения вопросов, касающихся сферы и рынка труда, показывает, что, во-первых, примерно 30% опрошенных на эти вопросы не отвечают, т.к. являются пенсионерами, домохозяйками, учащимися и т.п., что снижает экономическую эффективность опроса. Во-вторых, в опросах всего населения оказываются недостаточно представленными такие критерии дифференциации респондентов, как отрасли занятости, социальные сектора экономики (государственный, частный), разные должностные категории работников, размеры и экономические типы организаций, в которых они работают. Общего же представления о реакциях работающего населения на проводящиеся реформы и их последствия для каких-либо практических выводов недостаточно. Что касается локальных социологических исследований по проблемам труда и занятости, часто весьма серьезных и содержательных, то их результаты, как правило, несводимы и, главное, не репрезентативны для более-менее крупных территорий, отраслей и секторов экономики или должностных категорий работников. Эти соображения заставили включить в систему мониторинга ежеквартально проводимые опросы работающего населения по выборке 2000 человек, которая позволяет репрезентировать работников:
а) семи макроотраслей экономики:
1) основных индустриальных отраслей (промышленности, строительства, транспорта, связи);
2) сельского, лесного, охотничьего хозяйства;
3) торговли, снабжения, общественного питания,
жилищно-коммунального хозяйства, бытового
обслуживания;
4) образования, дошкольного воспитания, здравоохранения, культуры, искусства, науки, спорта;
5) органов управления, общественных организаций (партий, профсоюзов, фондов и др.);
6) кредитно-финансовой сферы, органов страхования;
7) армии, милиции, МВД, Министерства безопасности;
б) трех социальных секторов экономики: государст-
венного, частного, промежуточного (включающего колхозы, предприятия на аренде, выкупленные
работниками, негосударственные акционерные общества, общественные организации);
в) пять должностных категорий:
1) руководителей разного уровня;
2) специалистов;
3) служащих из числа технического персонала;
4) квалифицированных рабочих;
5) неквалифицированных рабочих;
г) пять групп предприятий с числом занятых:
1) до 20 человек;
2) 21-50 человек;
3) 51-200 человек;
4) 201-500 человек;
5) 501-1000 человек;
6) более 1000 человек,
д) Работающее население пяти "макрорегионов" России:
1) Москвы и Санкт-Петербурга;
2) Европейского Севера и Центра (без названных городов);
3) Урала и Предуралья;
4) Европейского Юга;
5) Сибири и Дальнего Востока.
Существует насущная необходимость сравнивать реакции, оценки и мнения работников о многих проблемах с соответствующими данными по другим группам населения. Это возможно при использовании в опросах разных групп населения одних и тех же индикаторов.
Главным инструментом рассматриваемого направления мониторинга является ежеквартальная "Анкета работника". Она включает, с одной стороны, большой постоянный блок вопросов, а с другой, сменные блоки, которые поочередно добавляются к постоянному блоку.
В анкетах мониторинга, используемых при ежемесячных опросах населения, также имеется блок вопросов, адресованных работающему населению и характеризующих быстро меняющиеся ситуации и процессы. Это, в частности, вопросы об оценке работниками конкретной производственной ситуации на своих рабочих местах, на своих предприятиях и в организациях, об уровне оплаты их труда и условиях формирования заработка, масштабах дополнительной занятости, распространенности трудовых конфликтов и забастовок, личной причастности к ним опрашиваемых, их представлениях о динамике безработицы, уровне и направлениях добровольной трудовой мобильности И Т.Д.
В квартальную анкету населения также включен целый ряд вопросов, обращенных к работнику. В основном они связаны с развитием предпринимательства, а также материальным положением и доходами респондентов.
В совокупности информация, получаемая из квартальных и ежемесячных анкет, дает возможность выявить оценки, отношения, взгляды, ожидания работающего населения страны по весьма широкому кругу проблем. Это:
1) оценки политической и экономической ситуации в России и ожидания ее изменений на перспективу;
2) оценки экономического положения разных типов предприятий (организаций) и способности их руководства улучшить это положение;
3) оценки целесообразности приватизации предприятий, на которых работают респонденты; прогноз
экономических результатов приватизации; оценки реальности овладения приватизируемой собственностью;
4) общая оценка целесообразности, направлений, масштабов, темпов, пределов, препятствий развития частного предпринимательства;
5) представления об уровне доходов и заработной платы на основном месте работы обеспечивающем прожиточный минимум и сохранение "нормального образа жизни";
6) оценки работниками материального положения своих семей и перспектив его улучшения;
7) отношение к ваучерам, акциям и личное поведение в этой сфере;
8) оценки масштабов, характера и перспектив социального расслоения общества; отношение к "новым богатым” и бедным;
9) наличие и изменение социальных гарантий; помощь нуждающимся со стороны государства и предприятий (организаций), где они работают; помощь слабым группам (инвалиды, женщины, молодежь); роль профсоюзов в достижении социальных гарантий;
10) психологический климат на работе; конфликты;
11) отношение к труду; удовлетворенность работой; оценки новых условий для реализации трудового потенциала;
12) удовлетворенность оплатой труда, его условиями и организацией;
13) участие или готовность к участию в предпринимательской деятельности;
14) добровольная социально-профессиональная и территориальная мобильность: масштабы, мотивы, направления;
15) оценки степени распространенности безработицы, опасности потерять работу, напряженности на рынке труда; оценки реальности массовых увольнений; влияние этой опасности на поведение работников;
16) эффективность работы служб занятости и трудоустройства;
17) оценка эффективности системы профессионального обучения и переподготовки работников;
18) дополнительная занятость; ее виды, масштабы, динамика распространения, эффективность;
19) изменение уровня квалификации работников в связи с динамикой рынка труда.
Социальные индикаторы, лежащие в основе вопросов, обращенных к работающему населению, являются конкретизацией соответствующей части общей системы социальных индикаторов мониторинга, опубликованной в информационном бюллетене "Экономические и социальные перемены” № 1 (с. 5-6). Система индикаторов будет уточняться и дорабатываться с учетом опыта опросов и анализа их результатов. Предполагается, что коррективы в эту систему придется вносить и в связи с появлением новых явлений и результатов реформ.
