CC BY
35УДК 343.8
Лапшин Виталий Евгеньевич
доктор педагогических наук, кандидат юридических наук, доцент, профессор кафедры психологии личности и специальной педагогики, Владимирский государственный университет имени Александра Григорьевича и Николая Григорьевича Столетовых, 600000, Россия, г. Владимир, ул. Горького, 87, е-mail: [email protected]
Vitaliy Y. Lapshin
Doctor of Pedagogics, Candidate of Law, Associate Professor, Professor of the of Personality Psychology and Remedial Pedagogy department,
Vladimir State University named after Alexander and Nykolay Stoletovs, Gorkogo str., 87, Vladimir, Russia, 600000, е-mail: [email protected]
Шаханов Вячеслав Владимирович
кандидат юридических наук,
доцент кафедры теории и истории государства и права, Владимирский филиал Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации,
600017, Россия, г. Владимир, ул. Горького, д. 59а, e-mail: [email protected]
Vyacheslav V. Shakhanov
Candidate of Law,
Assistant Professor of Theory and History of State
and Law Department,
Vladimir Branch of RANEPA,
Gorkogo str., 59а, Vladimir, Russia, 600017,
е-mail: [email protected]
ОБЩЕТЕОРЕТИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ УГОЛОВНО-ИСПОЛНИТЕЛЬНОГО (ПЕНИТЕНЦИАРНОГО) ПРАВООТНОШЕНИЯ: МОМЕНТ ОКОНЧАНИЯ ПЕНИТЕНЦИАРНОГО ПРАВООТНОШЕНИЯ, ПРОБЛЕМА ВЫДЕЛЕНИЯ ОБЩИХ ПРАВООТНОШЕНИЙ В ПЕНИТЕНЦИАРНОЙ СФЕРЕ
Аннотация. В статье анализируется один из дискуссионных вопросов теории правоотношения -момент его окончания на примере уголовно-исполнительного (пенитенциарного) правоотношения. Авторы разделяют точку зрения тех ученых, которые связывают окончание уголовно-исполнительного правоотношения с юридическим фактом погашения или снятия судимости. Такой подход позволяет сделать акцент на воспитательной направленности уголовно-исполнительного (пенитенциарного) правоотношения.
В статье поднимается вопрос об актуальности выделения общих и конкретных правоотношений применительно к пенитенциарной сфере. В общих правоотношениях обеспечивается возможность умозрительной замены стороны правоотношения (в нашем случае - конкретного учреждения уголовно-исполнительной системы на государство) и его объекта (действий обязанных лиц на правовое состояние осужденных) для целей разъяснения механизма правового воздействия норм права в процессе их реализации или применения. По мнению авторов, это может в некоторых случаях уменьшить напряженность во взаимоотношениях между администрацией исправительного учреждения и осужденными. На этом фоне отдельные недоработки конкретного учреждения уголовно-исполнительной системы не будут вызывать агрессию со стороны осужденных и не окажут негативного влияния на эффективность воспитательной работы.
Ключевые слова: уголовно-исполнительное (пенитенциарное) правоотношение, момент окончания правоотношения, конкретное правоотношение, общее правоотношение, конкретное правоотношение, «стражные» правоотношения, постпенитенциарные правоотношения, юридический факт.
THEORETICAL ANALYSIS OF CRIMINAL-EXECUTIVE (PENITENTIARY) LAW RELATIONS: THE POINT OF ENDING THE PENITENTIARY LAW RELATIONS, THE PROBLEM OF ALLOCATION OF GENERAL RELATIONS IN THE PENITENTIARY SPHERE
Summary. The article analyzes one of the debatable issues of the theory of legal relations - the moment of its completion, on the example of criminal-executive (penitentiary) legal relations. The authors share the point of view of those scholars who associate the end of the criminal-executive legal relationship with the legal fact of repayment or withdrawal of a criminal record. This approach allows us to focus on the educational orientation of the penitentiary (penitentiary) legal relationship.
The article raises the question of the relevance of the allocation of general and specific legal relations in relation to the penitentiary sphere. In general legal relations, it is possible to speculatively replace the side of the relationship (in our case, a specific institution of the penitentiary system on the state) and its object (actions of obligated persons on the legal status of convicts) for the purpose of explaining the mechanism of the legal impact of the law in the process of their implementation or application. According to the authors, such an approach, in some cases, can reduce tensions in the relationship between the prison administration and convicts. Against this background, individual shortcomings of a particular institution of the penitentiary system will not cause aggression on the part of convicts, and will not have a negative impact on the effectiveness of educational work.
© 2019 Лапшин В. Е., Шаханов В. В.
ЮРИДИЧЕСКИЕ НАУКИ
Keywords: criminal-executive (penitentiary) legal relations, the moment of termination of the legal relationship, concrete legal relationship, general legal relationship, concrete legal relationship, «guarding» legal relations, post-penitentiary legal relations, legal fact.
Теория правоотношений, несмотря на ее весьма солидную разработанность, продолжает будоражить умы исследователей. Очевидно, это свидетельствует о том, что эвристический потенциал категории «правоотношение» недостаточно изучен либо не осознан в полной мере. Многие аспекты теории правоотношений и в настоящее время имеют статус terra incognita [1, с. 198]. Далеко не всегда правоотношение рассматривают как юридическую конструкцию (либо как систему), что не позволяет наиболее полно использовать ценностный потенциал данного правового феномена. В доктринальных исследованиях, посвященных изучению уголовно-исполнительного (пенитенциарного) правоотношения, достаточно проработанными оказались вопросы, связанные с его объектом, содержанием и субъектным составом. Одним из дискуссионных остается вопрос о моменте прекращения уголовно-исполнительного (пенитенциарного) правоотношения. Субъекты правоотношения должны взаимодействовать в условиях правовой определенности и точно знать, когда между ними прекращается правовая связь. Данный вопрос имеет важное значение не только с практической, но и с научной точки зрения, поскольку наиболее рельефно отражает значимость изучения правоотношения как научной абстракции.
Отбывание наказания - это не просто промежуток времени в течение которого осужденный находится в учреждении УИС. Это и целый комплекс мероприятий, направленных на достижение цели наказания. Можно ли говорить об окончании уголовно-исполнительного (пенитенциарного) правоотношения с момента освобождения заключенного, если последний не встал на путь исправления? Если бы ответ на этот вопрос был утвердительным, то не существовал бы институт досрочного освобождения. Значит, факт исправления является существенным для окончания уголовно-исполнительного (пенитенциарного) правоотношения.
В классическом варианте уголовно-исполнительное (пенитенциарное) правоотношение прекращается с выходом его субъекта из сферы опеки уголовно-исполнительной системы, то есть с момента отбытия наказания. Но так ли это? Такой подход верен в случае, если мы рассматриваем уголовно-исполнительное правоотношение исключительно как конкретное. Такая позиция обедняет эвристический потенциал уголовно-исполнительного правоотношения, акцентирует внимание лишь на его карательной компоненте. Это не в полной мере соответствует современной парадигме уголовно-исполнительной политики, имеющей черты гуманизации.
Полагаем, что уголовно-исполнительное (пенитенциарное) правоотношение имеет значительный ценностный потенциал при изучении во взаимосвязи с общими правоотношениями. Такие правоотношения отражают юридические связи между государством и гражданином, а также последних между собой в отсутствие юридических фактов, порождающих конкретные правоотношения, объясняют механизм возникновения правосубъектности, вовлекают в механизм правового регулирования конституционно-правовые и иные общие нормы. В таком контексте уголовно -исполнительное правоотношение способно приобретать потенциал, необходимый для декриминализации личности осужденных, так как позволяет маневрировать в вопросе определения источника правового воздействия, нивелировать отдельные спорные вопросы в ходе осуществления воспитательной работы с осужденными.
Здесь необходимо уточнить некоторые общетеоретические позиции. Во-первых, не все ученые признают существование общих правоотношений (А. В. Аверин, Н. Г. Александров, Ю. К. Толстой и др.). Во-вторых, среди исследователей согласных с их наличием отсутствует единство в вопросе освещения их природы и содержания. Одни авторы делают акцент на их конституционно-правовой природе, обусловленной прямым действием Конституции Российской Федерации (А. Б. Венгеров), другие - рассматривают их несколько шире - как следствие существования не только конституционных, но и иных общих норм (Т. Н. Радько). Проблема общих правоотношений состоит и в появлении конкуренции между объективным и субъективным правом.
Тем не менее сторонников признания общих правоотношений достаточно много (С. С. Алексеев, А. Б. Венгеров, Н. В. Витрук, О. Е. Кутафин, Н. И. Матузов, О. О. Миронов, Т. Н. Радько, Ю. П. Еременко, В. А. Ржевский и др.), и их аргументы, обосновывающие данную позицию, весомы. Т. Н. Радько обращает внимание на то, что «субъективное право не только накладывает обязанность на противостоящую сторону, но и обладает способностью перерастать в обязанность для самого его носителя. Наглядным примером могут служить некоторые админи-
стративно-правовые, уголовно-исполнительные отношения, субъекты которых являются носителями так называемых прав-обязанностей» [2, с. 447]. В рамках общих правоотношений государство устанавливает определенный правопорядок, гарантированный наличием определенных прав и обязанностей, не всегда корреспондирующих между собой. Согласно теории общих правоотношений, все граждане государства опосредованы правовыми связями между собой и с государством, не вступая в конкретные правоотношения.
Ученые-пенитенциаристы теоретические проблемы уголовно-исполнительного (пенитенциарного) правоотношения анализируют очень редко. Р. А. Ромашов, предлагая авторскую дефиницию пенитенциарного правоотношения, определяет его как урегулированную нормами пенитенциарного права социальную коммуникацию, «в рамках которой осуществляется как непосредственная реализация предписаний пенитенциарного права, так и их опосредованное применение» [3, с. 48]. Он признает в пенитенциарных правоотношениях существование отношений не только «субъект-субъектного», но и «субъект-объектного» типа, подводя под последнее правоотношение-состояние (в частности, правовой статус сотрудника и осужденного) [3, с. 47]. Такой подход коррелирует с фактическим признанием существования конкретных и общих правоотношений, хотя сам автор, давая классификацию пенитенциарным правоотношениям, подобного типа правоотношений не выделяет.
В уголовно-исполнительной системе общие правоотношения оказывают воздействие как на персонал ее учреждений, так и на лиц, отбывающих наказание. Их предназначение состоит в объяснении существования правового воздействия со стороны государства на субъекты конкретных пенитенциарных правоотношений в целях построения правовых связей между ними. При этом уголовно-исполнительное (пенитенциарное) правоотношение может быть рассмотрено не только в виде индивидуальных связей, но и как вид правового состояния, обусловленный предыдущей противоправной деятельностью осужденного. Этот аспект и может быть использован в обосновании наложенных на осужденного ограничений.
В продолжение общетеоретического анализа уголовно-исполнительного (пенитенциарного) правоотношения выразим свое несогласие с авторами, допускающими дробление уголовно-исполнительного (пенитенциарного) правоотношения на отдельные правоотношения, имеющие самостоятельный объем и содержание («стражные» правоотношения, постпенитенциарные правоотношения и др.) [4, с. 37]. Такой подход нарушает системные связи внутри единой юридической конструкции уголовно-исполнительного (пенитенциарного) правоотношения, вытесняет его из собственно правовой сферы, обнажая для критики со стороны представителей научной общественности, не усматривающих глубокого научного потенциала в уголовно-исполнительном праве.
Полагаем, что обозначенный выше подход к временным рамкам действия уголовно-исполнительного (пенитенциарного) правоотношения (то есть совпадающего с временем отбывания наказания) не соответствует телеологическому (целевому) предназначению уголовно-исполнительной системы. Момент окончания уголовно-исполнительного правоотношения должен ассоциироваться не с формальным моментом - отбытием срока наказания, а со сформировавшимся у осужденного устойчивым убеждением двигаться по пути исправления. Критика данного подхода будет строиться на трудностях его формализации. Никто и не спорит, что достичь данного результата во всех без исключения случаях - утопия. Данный подход направлен на изменение подхода к содержанию уголовно-исполнительного правоотношения. Акцент в обязанностях субъектного состава, представляющего уголовно-исполнительную систему, должен быть сделан на воспитательной работе с осужденными. Именно она оказывает большое влияние на исправление осужденных. В центре уголовно-исполнительного правоотношения должен стоять осужденный, а не его «абстрактная модель». В этой связи мы считаем верной точку зрения авторов, «оживляющих» правоотношение, включая в него фактические отношения в виде реального поведения его субъектов (М. М. Агарков, О. С. Иоффе, Р. О. Халфина) [1, с. 226-229]. Такой подход соответствует общетеоретическому представлению о материальном содержании правоотношения [5, с. 112]. «Изучение сущности материального содержания уголовно-исполнительного правоотношения позволяет выявить специфику правовых связей между субъектами и участниками уголовно-исполнительного права, возникающих в уголовно-исполнительной сфере, среди которых некоторые до сих пор не охвачены законодательным регулированием», - справедливо отмечает Ю. А. Головастова [6, с. 162].
Уголовно-исполнительное (пенитенциарное) правоотношение порождается не единичным юридическим фактом, а сложным юридическим составом, в основании которого лежит факт
ЮРИДИЧЕСКИЕ НАУКИ
вступления приговора в законную силу. Уголовно-исполнительное (пенитенциарное) правоотношение тесно переплетается с уголовно-процессуальными правоотношениями, возникающими на основании разнообразных юридических фактов, определяемых в качестве таковых с учетом правовых предписаний уголовно-процессуального законодательства, регулирующих правоотношения с участием осужденных.
Факт осуждения преступника прекращает уголовно-материальное правоотношение и одновременно является начальным звеном сложного фактического состава, порождающим уголовно-исполнительное правоотношение. Продолжением этой цепочки является доставление преступника в учреждение уголовно-исполнительной системы для отбывания наказания, юридический факт отбытия наказания. Является ли факт отбытия наказания конечным в цепочке юридических фактов, сопровождающих уголовно-исполнительное правоотношение? Одним из вопросов, порождающим неопределенность в данной сфере, является достижение эффекта от наказания. И здесь мы должны исходить из того, что все моменты, связанные с существованием правоотношения, жестко привязаны к нормам права и должны базироваться только на них. В идеале хотелось бы связывать момент окончания правоотношения со степенью исправления, которая обычно отражалась в формулировках: «твердо встал на путь исправления», «доказал свое исправление». К сожалению, такие формулировки исключены из закона. Вместо них законодатель предлагает сугубо оценочные понятия: «если судом будет признано, что для своего исправления оно не нуждается в полном отбывании назначенного судом наказания» (ст. 79 УК РФ). О движении осужденного в направлении исправления мы можем сделать заключение, лишь используя четкие формальные критерии, имеющие статус юридического факта. К этому нас обязывает юридическая конструкция правоотношения в целом и уголовно-исполнительного (пенитенциарного) правоотношения в частности. Только юридический факт может завершить правоотношение, а не глубокомысленные суждения даже весьма компетентного специалиста. Наиболее подходит на эту роль факт погашения или снятия судимости. Здесь мы разделяем точку зрения Е. Б. Кургузкиной, обозначенную ею, к сожалению, без развернутой аргументации [7, с. 102].
В традиционной юридической доктрине преобладает точка зрения, согласно которой правоотношение рассматривают как внеюридический феномен, элемент «ментальной юриспруденции». Здесь появляется обширное поле для дискуссии по поводу границ правового и внеправового. Выделение собственно юридической компоненты не всегда проясняет ситуацию. Цели права, как правило, не могут быть достигнуты исключительно с помощью права. Недостаточно определить права и обязанности сторон, обозначить цели и средства их достижения. Необходимо обладать и соответствующими компетенциями. В наборе компетенций, позволяющих реализовать уголовно-исполнительное правоотношение, центральное место занимает способность осуществлять воспитательное воздействие на осужденного.
Резюмируя вышеизложенное, отметим следующее.
1. Выделение общих правоотношений в пенитенциарной сфере позволяет маневрировать в вопросе определения источника правового воздействия, нивелировать отдельные спорные вопросы в ходе осуществления воспитательной работы с осужденными.
2. Момент окончания уголовно-исполнительного правоотношения должен ассоциироваться не с формальным моментом - отбытием срока наказания, а со сформировавшимся у осужденного устойчивым убеждением двигаться по пути исправления. Наиболее подходит на эту роль факт погашения или снятия судимости.
Библиографический список
1. Бабаев А. Б. Проблемы общего учения о гражданском правоотношении // Гражданское право: актуальные проблемы теории и практики / под общ. ред. В. А. Белова. М.: Юрайт, 2009. С.197-264.
2. Радько Т. Н. Теория государства и права: учебник. М.: Проспект, 2010. 752 а
3. Ромашов Р. А. Общая теория пенитенциарного правоотношения // Вестник Самарского юридического института: научно-практический журнал. № 4(18)/2015. С. 47-54.
4. Потапов А. М. Об особенностях развития уголовно-исполнительных правоотношений на современном этапе // Вестник института: преступление, наказание, исправление. 2008. № 3. С. 36-37.
5. Алексеев С. С. Общая теория права: в 2 т. М.: Юридическая литература, 1982. Т. 2. 359 ^
6. Головастова Ю. А. Цели, задачи, принципы уголовно-исполнительного права как основополагающие признаки уголовно-исполнительных правоотношений // Гуманитарные, социально-экономические и общественные науки. 2015. № 10. С. 162-166.
7. Кургузкина Е. Б. Уголовно-исполнительные правоотношения: понятие, классификация, субъекты // Вестник Воронежского института МВД России. 2018. № 3. С. 99-102.
References
1. Babaev A. B. Problemy obshchego ucheniya o grazhdanskom pravootnoshenii [Problems of the general theory of civil legal relations]. Grazhdanskoe pravo: aktual'nye problemy teorii i praktiki [Civil law: actual problems of theory and practice]. In V. A. Belov (eds.). Moscow: Yurait, 2009, pp. 197-264 [in Russian].
2. Rad'ko T. N. Teoriya gosudarstva i prava: ucheb [Theory of State and Law]. Moscow: Prospekt, 2010, 752 p. [in Russian].
3. Romashov R. A. Obshchaya teoriya penitentsiarnogo pravootnosheniya [General theory of penitentiary relations]. Vestnik Samarskogo yuridicheskogo instituta: nauchno-prakticheskiy zhurnal [Bulletin of the Samara legal institute: scientific and practical journal], 2015, no. 4(18), pp. 47-54 [in Russian].
4. Potapov A. M. Ob osobennostyakh razvitiya ugolovno-ispolnitel'nykh pravootnoshenii na sovremennom etape [On the peculiarities of the development of criminal legal relations at the present stage]. Vestnik instituta: prestuplenie, nakazanie, ispravlenie [Bulletin of the Institute: crime, punishment, correction], 2008, no. 3, pp. 36-37 [in Russian].
5. Alekseev S. S. Obshchaya teoriya prava [General theory of law]. Moscow, 1982, t. 2, 359 p. [in Russian].
6. Golovastova Yu. A. Tseli, zadachi, printsipy ugolovno-ispolnitel'nogo prava kak osnovopolagayushchie priznaki ugolovno-ispolnitel'nykh pravootnoshenii [Aims, objectives, principles of criminal-executive law as the fundamental features of criminal-executive legal relations]. Gumanitarnye, sotsial'no-ekonomicheskie i obshchestvennye nauki [Humanitarian, socio-economic and social Sciences], 2015, no. 10, pp. 162-166 [in Russian].
7. Kurguzkina E. B. Ugolovno-ispolnitel'nye pravootnosheniya: ponyatie, klassifikatsiya, sub"ekty [Criminal executive relations: concept, classification, subjects]. Vestnik Voronezhskogo instituta MVD Rossii [Vestnik of Voronezh Institute of MIA of Russia], 2018, no. 3, pp. 99-102 [in Russian].
