ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ «ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК» № 6 (82), 2009
УДК 1 Д. Н. ДУБРОВИНА
Омская гуманитарная академия
ОБЩЕСТВЕННОЕ МНЕНИЕ КАК ФАКТОР РАЗВИТИЯ СОБИРАТЕЛЬНЫХ ОРГАНИЗМОВ
В статье рассматриваются актуальные проблемы формирования общественного мнения, прежде всего в разрезе развития гражданской общности. Автор анализирует феномен общественного мнения в аспекте новых социальных субъектов, представленности на различных уровнях общественного сознания. Статья представляет интерес для специалистов в области социальной философии, социологии, социальной психологии, а также как основа анализа современного общественно-политического процесса, в том числе на региональном уровне.
Ключевые слова: общественное мнение, объект, субъект, социальный институт.
В социальной философии общественное мнение интерпретируется как важнейший «партнер» государственной власти и ее общественно-политических институтов. Прежде всего подчеркивается исключительность функции расширения и поддержки деятельности органов власти. Социальный характер мнений граждан — источник информации об интересах, предустановленности к конкретным действиям, предпочтениях в оценках, особенно в кризисных ситуациях [1]. Преобразующая активность и демократическая самозаявительность персональных и групповых субъектов при этом опускаются.
Понимание общественного мнения как «контрагента» власти, т.е. в принятии гражданами социальных обязательств, также сокращает его содержательные границы до отношений институционального характера, хотя и в масштабах общественной системы. Фактически мнением «другого» («других») интересуются в том случае, когда власть, партии, организации вынуждены обращаться к согласительным процедурам (характер публичных обсуждений, аргументация договаривающихся сторон, состав участников дискурсов и т.д.). Но позволяет предположить, что существование в обществе «формальной субъективной свободы» [2] действующие индивиды могут адресовать власти свои мнения не только по типу положительной и отрицательной обратной связи.
Нам представляется, что природа и характер общественного мнения полисемантичны, обладают множеством смысловых качеств. Например, в форме общественных настроений подразумевается социально-психологическое состояние общества, на уровне социально-человеческих реакций и нормативного сознания — нравственно-этические параметры, в конкретных обстоятельствах — оценочные позиции и установки.
В частности, динамика общественных настроений включает умонастроения людей, продуктивность групповой психологии, «дух времени» и «устремления эпохи», ассоциативное восприятие общественных явлений, направленность и стадиальность массовых увлечений и верований [3]. Нравственно-этическое понимание действительности характеризуется чувствами, мотивами, нормами, принципами, потребностями гуманизации социальных отношений, развитием позитивных начал власти. Установки сознания граждан являются готовностью поддерживать акции и мероприятия государственных и гражданских институтов, ценностными предпочтениями в политико-пра-
вовой, экономической, моральной, художественной, религиозной сферах.
Таким образом, можно констатировать презентационную функцию общественного мнения по отношению к социальному управлению и структурам общественной жизни. В герменевтическом смысле существенна феноменальность адресуемого «вовне» явления, собственно, презентация как представительность факта, характер и статус событий. Репрезентация обозначает их наличность посредством суждений «других», т.е. фактичность общественного мнения в оценочном отображении, («в глазах граждан») [4]. Сопряжение указанных смыслов позволяет говорить о саморепрезентации как «явственности» (представленности представимого), в особом русле живых оценок и заключений, когда они самовыявляются в процессе жизненного поведения.
В этом случае структура общественного мнения включает свойства сознания отражать действительность через призму реалистических взглядов, обобщений эмоционального характера, искренних и субъективных условиях убеждений, рационального выбора и практических позиций в условиях социальной диффиринциации (что в демократическом смысле позволяет говорить о свободе политической воли и консенсусных решений граждан).
С ними соотносятся массовые и групповые настроения как выражение мнений социальных общностей, информационные процессы на макро- и микроуровнях взаимодействия, которым свойственны постоянность и фрагментарность, «пористость» и противоречивость, способность к быстрым и неожиданным изменениям (от живой открытости до «канонизации» и «окостенения»). В количественном отношении это совокупность идей, представлений, фактических форм сознания как отражение жизнедеятельности общества, его групп и слоев с точки зрения социальных интересов.
Эмоциональный план общественного мнения характеризуется проявлением реактивности граждан, их многокачественных состояний — от духовно-психологического настроя до конкретных побуждений к действиям. Речь идет о субъективных отношениях личности и групп к обществу, его институтам, потенциалам развития, моральному и правовому состояниям, образу жизни, конкретной политике. Их дополняют формы переживания событий, фактов действительности, социальных обстоятельств. Эмоционально-психическая процессность определяет характер выявления общественного мнения — экспрес-
сивные и импрессивные состояния, обострение или обычность поведения, его активные или умеренные фазы. Речь идет о феноменальности действий — переживаниях жестикуляциях, суммарном внешнем облике, артикуляции внутренних состояний, пребывании в интуитивном различении событий.
Оценочные мнения и суждения ориентированы на восприятие социально-политических и социокультурных факторов, их взаимосвязи со структурой личности. В эту сферу вовлекается соотнесение реальности и ценностей бытия, желаний и устремлений, интерпретация окружающего мира, индивидные формы понимания жизни социума.
Суждениями представителей общественного мнения (как высказываний) являются акты отношения граждан к содержанию общественно-политических программ, деятельности институциональных структур посредством инструментальных и утверждений, которые сопряжены с конкретным состоянием общественной системы и ее компонентов. В этом отношении развернутые заключения в системе форм общественного мнения отличаются от чисто оценочных мнений и взглядов. Так, фактический модус «истинно или ложь» понижается социальным градусом восприятия, которое ориентировано на проблематический смысл событий и обстоятельств.
Крайне сложным является вопрос о субъектах общественного мнения. В качестве его прямого объекта выступает фактичность социально-политической жизни, персонализация политики и тенденций ее развития, сосредоточенность жизненных позиций вокруг универсальных идей. Со своей стороны, общественно-политическая система видоизменяет свои направления «реальная политика» является полисубъективным процессом в отношении сфер гражданского поведения.
В этом смысле актуализируется понятие «коммуникативной власти», как его понимает Ю. Хабермас в развитии теории дискурсивной демократии [5]. В чем именно заключается роль общественного мнения в публичных употреблениях разума и необходимом удержании властью публичной сферы? [6].
Прежде всего, Ю. Хабермас говорит о различении «эмпирической» и «автономной» воли (соответственно на основе чувственных данных и самостоятельного отношения к действительности) и, как следствие, о возможном расколе гражданско-человеческого воления. Последний является симптомом слабости, поскольку общественные волеизъявления переживаются как законные и действенные только в регламентных социально-политических обстоятельствах. Но «в бунте откалывающейся воли» может прорываться «голос», преодолевающий частокол окостенелых принципов (как признак нарушенного человеческого достоинства и целостности гражданских прав, которым было отказано в своеобразии). В обществе всегда присутствуют «ложные претензии на всеобщность... универсалистских принципов», которые официальной властью «черпаются» (извлекаются) «выборочно и применяются только контекстуально» [7]. От негативного социального опыта и безысходности необходимо переходить к пониманию недемокра-тичности исключения из общественно-политического кругозора лишенных привилегий классов, угнетаемых наций, порабощенных обыденным трудом людей, маргинализированных меньшинств.
Ю. Хабермас особо подчеркивает: «тот, кто во имя универсализма исключает Другого, кто остается чуждым для Других, предает саму идею универсализма». И еще: следует предоставить «радикальную свободу»
развитию индивидуальных судеб и частных жизненных форм, только в этом случае можно добиться «равного уважения к каждому» и «солидарности со всеми, кто имеет человеческое лицо» [8]. Понятие «радикального» рассматривается Ю. Хабермасом и в отношении новой интерпретации политической сферы и присутствующего в ней фактора господства. «Радикальное» употребляется в смысле глубинных, осуществляемых коренным образом преобразований, в частности, как условие необходимого вторжения в политику «радикально светского», «постметафизи-ческого» ее понимания.
Речь идет об исключении традиционных, «естественных континуумов», которые препятствуют новым политическим практикам и демократическим представлениям об истинной легитимности (вспомним, что понимание последней М. Вебером заключалось не в требовании соблюдения элементарной законности, но в создании условий, которые действительно делают возможным осуществление народом своих прав и возможностей). По этой причине следует способствовать восприятию политической практики «под знаком» самоопределения и самоосуществления, доверия к «разумному дискурсу», который создает основу процесса легитимации политического господства [9].
В рассуждениях о демократии и самоопределении Ю. Хабермас обращается к возможностям сознательного формирования политической воли именно в акцентировке понятия «радикальной светской политики». Его содержательные смысл в том, что осознание и подтверждение политики заключается в одновременности ее укоренения в «субъективности индивида и суверенитете народа» [10]. Вместо противоречий и взаимного исключения индивидуалистических и коллективистических постулатов следует говорить о «свободе субъекта», который сам себя определяет и сам себя осуществляет. Соответственно необходимо развивать принцип равного участия всех граждан в формировании общественного мнения.
Но понятие народного суверенитета, согласно Ю. Хабермасу, обнаруживает основательные противоречия. Общественное сознание как источник отправления государственно-политических решений проявляет себя посредством «плюральности действий» и является «квазисубъектом». В реальном жизненном смысле народ в сложноорганизованном обществе сталкивается со значительными преградами. Его политическая самоорганизация испытывает сопротивлении со стороны «внутренней системной специфики рынка и административной власти». В частности, Ю. Хабермас говорит о необходимости противостоять «императивам тонко дифференцированных экономических и управленческих систем» [11].
Каким представляется выход из подобной ситуации? Ю. Хабермас в очередной раз говорит о смысле и значении «радикального»: основательно обращенная к потребностям «реального, посюстороннего мира» политика должна быть в состоянии «оправдать саму себя» в ориентациях разума, преодолевать активную роль «идеологов», не ориентироваться на заранее согласованные позиции. В частности, необходимо разоблачать практику ложного дискурса, который перемещает власть в «сферу слова» и осуществляет механизм господства «интеллектуальных фюреров» под соусом «консенсуса» [12]. В определенном качестве это напоминает современных экспертов, политических консультантов и в худшем выражении политтехнологов, которые заняты постоянным перевертыванием и перелицовкой общественно-политической реальности.
«ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК» № 6 (82), 2009 ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ
ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ «ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК» № 6 (82), 2009
В противоположность этому ходу вещей Ю. Хабермас говорит о настоятельности «коммуникативной власти», не редуцированной к воплощению в едином народе или нации. Прежде всего, она отправляется от спонтанных действий и проистекает из автономной общественности. Именно эти коммуникативные предпосылки позволяют формировать «мнения посредством дискурса». В границах реальной политической общественности коммуникативная и административная власти противоборствуют (сталкиваются друг с другом). В этом случае, подчеркивает Ю. Хабермас, было бы наивным постоянно цепляться за идею самоорганизации общества как программируемой себя через законы.
Административная власть образует замкнутую систему циркуляции (так, сфера управления программирует саму себя и стремится руководить поведением избирателей). В результате предопределяется деятельность исполнительных и законодательных органов посредством инструментализации жизненно важных проблем. Но номинально административная система в своих действиях должна отправляться от процессов спонтанного, ненаправляемого формирования общественного мнения, т.е. от тех суждений, которые приходят извне. Но реально властные структуры переводят «на свой язык» нормативные установления, располагает «собственным кодом» и, в конце концов, создают собственную перспективу восприятия. Соответственно актуальные политические акты и законы осознаются как факторы, ограничивающие воспроизводство власти (инструментальный аспект). Напротив, общественность воспринимает их сугубо регламентационно и исключительно в правовой обоснованности (нормативный аспект).
Например, в современных условиях коллизии избирательных кампаний ориентируют на эффективность и осуществимость конкретных политических программ (политические свободы, обеспечение прав граждан рассматриваются как «отложенные» на будущее, рационализируются в пределах языка административных органов). Со своей стороны, коммуникативная власть граждан предстает видом ценности, которая существует de ure, но реализуется de facto. Каким образом возможна подлинная демократизация процессов формирования общественного мнения и политической воли?
Нормативно-правовые основания политической жизни и управленческие институты правового государства, безусловно, реализуются в рамках законов. Но, по мысли Ю. Хабермаса, сфера управления подчиняется собственным критериям рациональности. Вместе с тем образованная на основе общественных коммуникаций и процедур законная власть (как модель взаимодействия демократической общественности и администрации) осуществляет контроль «выяснения предполагаемого общественного мнения». Тем самым, рационализируются собственные организационно-властные решения. «Но не все», — заключает Ю. Хабермас, — во власти административной системы», поскольку воздействие политической коммуникации в ходе дискурсов приводит к «контраргументам», которые лишают ценности нормативные основания этой системы [13].
Подлинная демократизация процесса формирования общественного мнения в том, чтобы предварительно институционализировать коммуникативные формы как его основания. В пределе «помощь институциональной фантазии» позволяет дополнить даже парламентские образования институтами, которые бы подвергли исполнительную власть (в том числе органы
юстиции) усиленному легитимационному давлению со стороны «заинтересованной клиентуры и правовой общественности». Тогда институционализированные формы образования общественного мнения могут быть сами автономизированы (они и являются коммуникативной властью в той мере, в какой решения большинства образуются дискурсивно) [14].
Наконец, Ю. Хабермас подводит рассуждения о возможностях политического волеизъявления граждан к главному выводу. Основополагающим качеством общественности является ее способность обращаться «на самое себя». Это условие существования неискаженной, подлинной политической активности как цели демократического формирования мнений. Данный модус есть «отнесенное к самому себе воспроизводство общественности» в надежде быть обращенной на суверенную самоорганизацию общества. Но не правильно полагать, что освобождающееся место народного представительства, вакантное место его суверенитета должна занять сеть ассоциаций. Демократически рассредоточенный до предела «народный суверенитет» воплощается не «в головах ассоциированных членов», но прежде всего в «бессубъектных формах коммуникации», которые управляют «потоком дискурсивного образования мнений и воли» (ошибки и не бесспорные результаты возможны, но они улавливают направленность практического разума) [15].
Это значит, что одного постулирования народной воли, «гласа народа» недостаточно, на его представительстве могут настаивать политико-организационные учреждения и административные структуры. В этом случае не исключена инструментализация реального жизненного мира в направление «удобных и выгодных» результатов обобщения общественного мнения и политической воли.
Основным условием демократизации общественного мнения является его соотнесенность с поли-субъектностью социально-политического процесса. В тоталитарном режиме мнения большинства населения предстают в демонстративных акциях и массовых мероприятиях поддержки власти и означают распространение «воодушевлений и волеизъявлений» по, универсально-всеобщим и предельно широким контурам общественной системы. Речь идет о державном «хро-нотопоспазме», на основе которого осуществляется экстенсивный дисциплинарный контроль пространства. Так, происходит количественное увеличение рядоположенных, официально-закрепленных местах (территориях), как средоточие государственно-унифицированного влияния. В демократическом смысле необходимо развитие фактора интенсивного контроля времени в направлении гражданско-правовой коммуникации [16]. На этой основе появляются контуры непосредственного взаимодействия индивидов, формы оживленных взаимоотношений между людьми.
В характеристике современной «радикальной социальности» В.Е. Кемеров отмечает необходимость отхода от традиционного понимания метафизики классической философией. На смену аксиоматике абстрактно-всеобщих определений приходит проблематика социальных опосредований и взаимодействий, чувственных и сверхчувственных связей, полисубъ-ектной социальности и полифонии бытия [17]. Какое непосредственное отношение это имеет к проблемам формирования и развития общественного мнения?
Социально-политический процесс в этой области сопряжен с направлением, которое создается в самореализации действующих индивидов и не исчерпывается непосредственной, «близкой» коммуникацией.
Демократическое развитие предполагает формирование новых социальных пространств и социального времени. С одной — социальность порождает энергию и новые качества деятельности персональных субъектов, более того, их индивидуальные свойства предстают силой и формами обновленной общественной реальности. С другой стороны, неизбежно появление современных, многосоставных организаций и соответственно социальных машин, воспроизводящих общественную систему в моделях и инструментальных средствах. Именно они постепенно онтологизи-руют, упорядочивают и укрепляют жизнь социума. Но одновременно управленческие, институционализированные структуры делают кризисной жизнь людей, «захватывают» в свою орбиту многообразные социально-человеческие ресурсы. Так, умножаются формально-социальные аспекты бытия, частно-индивидуальная жизнь оказывается «по ту сторону» жестких общественных структур [18]. К. Манхейму не случайно принадлежит мысль: общественное мнение является результатом избирательного процесса как интегратора множества совпадающих индивидуальных оценок. В результате люди полагают, «что это мнение кто-то придумал». Преобразования социального характера в синонимичности моделированию мышления и поведения совершаются медленно или в результате внезапно образующихся групп лидеров и элиты. В этом случае об едином «порыве» действий и возможностей отдельных индивидов [19].
Вместе с тем адаптационные эффекты больших систем и структур могут обнаруживать свою ограниченность по отношению к самосознанию и самоощущению личности. В этом отношении определенной «отдушиной» может быть формирование тканей социального процесса в форме взаимносплетающихся и расходящихся между собой взглядов и мнений. Их пульсация позволяет понять мотивы общественного развития, осуществлять транспозицию политиковластных ролей и статусов. Открытая и скрытая композиции общественного мнения направляют к законам роста, динамике развития социума, определяют перспективные векторы, в конечном счете, модернизируют его существенные основания. Подобные процессы воспроизводят коллизии «общества спектакля»: имеют место «издержки масс-медиа», поста-новочность действий власти, условность «социальных конвенций», «театральность» социума взаимосоотно-шение и процессность образов в их массированном
распространении. В результате выявляет себя «тотальность» сущего как нереальность, надстроенные декорации наличных моделей бытия [20].
Библиографический список
1. Соловьев А.И. Политология. — М. : Аспект-Пресс, 2003. - С. 408.
2. Гегель. Соч. - М. - Л., 1934. - Т.7. - С. 336.
3. Парыгин Б.Д. Общественное настроение. -М. : Наука. -1968. - С.5-10.
4. Гадамер Х.- Г. Истина и метод. - М. : Прогресс, 1988. -С. 662.
5. Хабермас Ю. Вовлечение другого. - СПб. : Наука, 2001. - С. 119.
6. Бусова Н.А. Делиберативная модель демократии и политика интересов // Вопросы философии. - 2002. -№ 5. - С. 46.
7. Хабермас Ю. Демократия. Разум. Нравственность. Московские лекции и интервью. - М. : Изд-во центр «ACADEMIA», 1995. - С. 26.
8. Хабермас Ю. Указ. Соч. - С. 27.
9. Хабермас Ю. Там же. - С. 62.
10. Там же. - С. 64.
11. Там же. - С. 65.
12. Там же. - С. 66, 67.
13. Там же. - С. 70.
14. Там же. - С. 71.
15. Там же. - С. 73, 74.
16. Политология / под ред. М.Н. Кравченко. - М. : Изд-во МГУ. - 1997. - С. 113.
17. Кемеров В.Е. Концепция радикальной социальности // Вопросы философии. -1997. - № 9. - С. 12.
18. Кемеров В.Е. Указ. Соч. - С. 5, 6.
19. Манхейм К. Идеология и утопия // Манхейм К. Диагноз нашего времени. - М. : Юрист, 1994. - С. 281.
20. Усманова А.Р. Г. Дебор - концепция «общества спектакля» // Социология. Энциклопедия. - Мн. : Книжный дом, 2003. - С. 257.
ДУБРОВИНА Дарья Николаевна, аспирантка кафедры социально-гуманитарных наук.
644105, г. Омск, ул. 4-я Челюскинцев, 2а.
Дата поступления статьи в редакцию: 12.10.2009 г.
© Дубровина Д.Н.
«ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК» № 6 (82), 2009 ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ