CC BY
45
Л. Б. Гмыря
обретенная родина в представлениях номадов прикаспийского Дагестана (iv-vii вв.)
На основе исторических данных автор рассматривает представления номадов раннего средневековья о новой (обретенной) родине — «стране гуннов» Прикаспийского Дагестана — сакрально освоенном месте обитания, освященном традициями предков, с центром в г. Варачане.
Степные районы Северо-Западного Прикаспия, примыкающие к предгорьям Кавказа (современный Прикаспийский Дагестан), стали местом обитания (обретенной родиной) для множества тюркоязычных племен Центральной Азии, вовлеченных в глобальный процесс Великого переселения народов1. Кардинальную смену населения в этом регионе античные авторы начинают фиксировать с 90-х гг. IV в., сообщая о появлении вблизи Дербентского прохода крупных массивов гуннских племен, заявивших о себе активной военно-политической деятельностью в Закавказье и на Переднем Востоке. Демографическая ситуация в Прикаспийском Дагестане изменилась настолько ощутимо, что авторы исторических сочинений отмечают здесь в V в. главным образом гуннов, выделяя среди них различные подразделения. Племена гуннского круга упоминаются в районе Дербентского прохода и в более ранний исторический период (III — первая половина IV в.). Гуннское преобладание положило конец господству в степях Северо-Западного Прикаспия ираноязычного населения (сарматы, аланы). В первом десятилетии VI в. в Прикаспийских степях обосновались булгарские племена (савиры и др.). В VII в. над этой территорией установили господство Западнотюркский каганат (30-е гг. VII в.) и Хазария (середина VII в.).
Начиная с V в., места расселения тюркоязычных номадов в Прикаспии обозначались в исторических источниках (армяноязычных, сирийских, ранневизан-тийских) понятием «страна гуннов», в котором этнический компонент в большинстве случаев условен, собирателен и фиксирует не столько название конкретного племени (племен), а стабильное пребывание на определенной территории племен, принадлежащих к одной языковой семье, ведущих схожий образ жизни и исповедующих специфические верования. С середины VII в. «страна гуннов» в письменных источниках — это уже сформировавшийся союз племен, имевший централизованное управление, возглавлявшееся «великим князем», с выделившимся политическим и идеологическим центром — городом Варачан и стоявший по уровню социально-экономического развития на пути формирования государственности раннефеодального типа.
В источниках имеются данные о конкретных ориентирах нахождения мест обитания прикаспийских «гуннов» — у Дербентского прохода (Каспийские ворота); к северу от него; на побережье моря; «при подошве гор»; «при гористой стране Кавказа» (Егише, Лазарь Парбский, Малала, Феофан Исповедник, Иешу Стилит, Псевдо-Захария Митиленский, Себеос, Мовсес Каланкатуаци, Армянская география VII в.). Они, несомненно, свидетельствуют о нахождении «обре-
тенной родины» азиатских кочевников в степных районах приморья, примыкающих к предгорьям Кавказа. Этот равнинный регион протяженностью в 300 км, ограниченный руслами рек Аксай и Самур, имеющий в основном узковытянутую конфигурацию шириной 10-30 км, обусловленную расположением его южной части между береговым урезом Каспийского моря и передовой линией горных хребтов Кавказа, отличается спецификой ландшафта, климатических условий и характером растительности, благоприятствовавшими развитию кочевого скотоводства — основной отрасли хозяйствования тюркоязычных племен в IV—VI вв.
Южная часть Прикаспийского Дагестана (от г. Махачкалы до дельты р. Самур) включает Приморскую низменность протяженностью 160 км, имеющую на трех участках сужения, образованные близким подходом к берегу моря горных хребтов, у гг. Махачкалы (ширина 3,5-4 км), Избербаша (4-5 км), и Дербента (3,5 км).
Прикаспийский Дагестан представлял особый интерес для кочевых племен раннего средневековья не только из-за особенностей природногеографической среды, способствовавших их хозяйственной деятельности. Немаловажную роль играло и своеобразие его стратегического положения. Прохождение вдоль Каспийского моря древней межконтинентальной сухопутной трассы, наличие удобных для ее контроля естественных проходов в приморской части, возможность контроля дорог, ведущих к перевальным путям, близость закавказских государств, ставших объектами притязаний кочевников, также делали этот регион привлекательным для обитания.
Пребывание значительных масс тюркоязычных племен в Прикаспийском Дагестане в течение длительного исторического периода, их политическое господство в регионе оказали существенное влияние на его социально-экономическое развитие, привнесли ощутимые инновации в облик и характер культуры местного населения, затронув и идеологию, в частности, сказались на содержании религиозных представлений и характере мировоззрения. По данным исторических источников, религиозные представления и мировоззрение населения этой области к концу VII в. оформились в систему взглядов, развившихся в специфической ландшафтной зоне (Прикаспийский Дагестан) в переломный исторический период (эпоха Великого переселения народов) и в рамках функционирования конкретной политической единицы («страна гуннов» Прикаспийского союза племен).
Сведения источников позволяют осветить многие аспекты верований и мировоззрения населения Прикаспийского Дагестана в раннем средневековье, в том числе воссоздать представления номадов о местах своего обитания (обретенная родина). Наиболее ранние из них относятся к 30-40-м гг. IV в. Поселившиеся в «стране мазкутов» гунны определяли свое нахождение в Прикаспии (приморские районы к югу от «Каспийских ворот») как «страны нашей»2. Это была территория, воспринимаемая не только как принадлежавшая им, но прежде всего как дающая средства к проживанию. Разочарованные догмами христианства, проповедовавшимися армянским епископом Григорисом, воины (гунны), как указывается в источнике, вопрошали: «Если мы не будем похищать, если не будем грабить, если не будем отнимать чужого имущества, то как же можем мы прокормиться с таким множеством войска? <. > Чем нам жить, если по исконному нашему обычаю не садиться на коней?»3. Автор этой информации точно передал особенности
традиционной экономики кочевых племен («исконный обычай»). Приобретаемые в набегах материальные ценности гунны «страны мазкутов» обозначали как «добычу, которой мы живем», как основное средство существования: «...совершим набег на Армению и пополним нашу страну добычей»4. В набеге на Армению, последовавшем вслед за казнью христианского проповедника Григориса, помимо «добычи» были захвачены и многие жители этой страны5.
Пребывание гуннских племен в составе «страны музкутов», видимо, было достаточно продолжительным. Как отмечалось, войско, состоявшее из гуннов, считало места своего обитания «страной нашей», т. е. фактически родиной, интересы которой ущемлялись христианизацией. Хотя гуннские племена состояли в политической зависимости от «царя мазкутов» — «повелителя многочисленных войск гуннов», они, как указывается в источнике, располагались «своим лагерем» на берегу Каспийского моря.
Статус гуннского войска в «стране мазкутов» был довольно высоким. Приняв крещение, царь, по данным автора, «.изменил свою мысль и внял словам своего войска», которое выразило недовольство устоями христианства. Царь «страны мазкутов» не только пресек христианизацию, с его согласия гунны предали христианского проповедника казни, видимо, одним из своих традиционных способов: «Тогда поймали дикого коня, привязали юного Григориса к хвосту его и пустили по полю вдоль берега великого северного моря, за пределами своего лагеря, по полю Ватнеан»6.
Территория обитания воспринималась гуннами «страны мазкутов» как мир, в котором были задействованы все значимые для жителей составляющие. Население этого «мира» было связано общностью происхождения (гунны), языка (тюркский) и «исконных обычаев». Один из этих обычаев, как отмечалось, — участие в военных акциях, приносящих средства к жизни для всех обитателей страны. Другим социальным обычаем были военные смотры, проводившиеся перед началом крупных военных операций и представлявшие собой военно-религиозный обряд: «.когда они прибывали на какое-нибудь знаменательное место, то устраивали смотр по полкам, знаменам и отрядам на видных местах, приказывали, чтобы каждый человек нес по камню и бросал в одно место в кучу, чтобы по тому, сколько окажется камней, можно было определить количество людей и чтобы остался на будущие времена этот грозный знак прошедших событий. И всюду, где
7
они проходили, они оставляли такие знаки на перекрестках дорог и на путях» . Эти мероприятия (военные акции и смотры) давали возможность продемонстрировать общность целей, задач, направленность деятельности, ощутить единство социума, его мощь и жизнестойкость, т. е. формировали осознание мира своего обитания и себя в нем.
Через 300 лет, в 80-х гг. VII в., правитель «страны гуннов» Алп-Илитвер также определял места обитания подвластных ему племен как «наша страна», «моя страна», а ее столицу как «наш город Варачан»8. Эти же понятия — «наша страна» (вариант — «наша земля») постулировали и священнослужители «страны гун-
9
нов», защищая ее традиционные религиозные устои в период христианизации .
В источниках нет данных о содержании ландшафтной составляющей понятия «наша страна». Какие природные объекты маркировали в представлениях насе-
ления границы места обитания, каков был ландшафт этой ойкумены, какой природный или искусственный объект был ее символом — источники не содержат таких сведений. По данным армяноязычных авторов, «страна гуннов» в VII в. находилась к северу от г. Дербента, ее население географически определялось как «народ, живший у Каспийских ворот», местоположение страны — «при подошве гор»10. Они также указывали на ее расположение «близ моря», а столичного города Варачана — к западу от Дербента «у Кавказа»11.
Исходя из обозначенных ориентиров, «страна гуннов» занимала равнинные пространства Западного Прикаспия, ограниченные с запада Кавказской горной системой. Указание источников на ее нахождение «при подошве гор» может быть интерпретировано как прохождение западной границы непосредственно у передовых хребтов Кавказа, а само горное пространство — как пограничная область, возможно, как чуждая ойкумена, а значит, и враждебная миру обитания жителей «страны гуннов». Видимо, не случайно у Мовсеса Каланкатуаци, основного информатора о религиозных представлениях населения «страны гуннов» второй половины VII в., не отмечено поклонение ее жителей горам или горным вершинам, хотя культ горных вершин просматривается в 30-40-х гг. IV в. у гуннов «страны мазкутов» (обряд поклонения восходящему солнцу проводился на горе)12, у гуннов начала VI в. (заключение договора с Персией в 504 г. и обряд на победу проводились на вершине горы)13 и у тюрков в 626 г. (обряд приветствия византийского императора был исполнен приближенными кагана на горе вблизи Тифлиса)14.
В источниках нет явственных данных и о восприятии населением «страны гуннов» такого значительного природного объекта ойкумены, как море, омывавшее восточные рубежи «страны гуннов», хотя оно, несомненно, было объектом поклонения.
В них не освещены представления о форме «жизненного пространства», занимаемого племенами Прикаспия, хотя отмечено понятие о его географическом положении. Еще гунны начала VI в. в своем требовании к Персии увеличить им платежи за союзничество в два раза (504) определяли места своего обитания как очень неблагоустроенные: «изгнаны богом в северо-западную страну»15. Правитель «страны гуннов» (682) Алп-Илитвер также определял местонахождение своей страны как «самый северный предел мира» (варианты: «пределы севера», «страна северян»)16, куда достигло учение Христа. Указание на северное положение «страны гуннов», несомненно, также определяет среду обитания как неблагоприятную в сравнении с югом. Эти представления обусловливались, видимо, климатическими условиями региона. По данным Мовсеса Каланкатуаци, в этих районах шесть месяцев «свирепствовали» зимние морозы17 (вариант: «дули страшные зимние ветры»18, что более вероятно). Лето было «знойным и жарким», а в период созревания посевов и плодов случалась «засуха палящая» («засуха иссушающая землю») или шли «проливные дожди»19.
В «стране гуннов» имелось представление и о ее центре, каковым в передаче албанского епископа Исраила выступала ее столица город Варачан20, воспринимаемый жителями как «наш город Варачан»21.
Жизненное пространство номадов Прикаспия, в целом неблагоприятное и суровое, было сакрально освоено и в силу этого надежно. В его пределах находились
культовые объекты — священные рощи, святилища с храмами и скульптурами богов. Культовые объекты воспринимались как неотъемлемые составляющие ми-рообитания населения «страны гуннов». В понимании священнослужителей это были «наши капища и жертвенники отцами вашими построенные» (варианты: «капища кумиров наших»; «алтари наших храмов»); «капища ваших богов» (варианты: «капища богов наших»; «храмы наших богов»); «капища наших богов» (вариант: «храмы наших богов»)22.
В освоенное пространство мирообитания были включены также священные объекты природы — Земля и Вода.
Сакральный мир земли («страна гуннов») был населен людьми, воспринимаемыми в единстве как «наш народ» или «народ страны нашей»23. Однако при этом в источнике постоянно отмечается неоднородность общества.
В сакральном пространстве «страны гуннов» находились также священные животные — лошади. Епископ Исраил обозначал их как «ваши жертвенные жи-вотные»24. Лошадь в мире «страны гуннов» была средством передвижения и добычи материальных ценностей в дальних походах, но, главное, это было священное животное, приносимое в жертву богам, его кровь и мясо вкушались как жертвенная пища, а скачки на конях были одним из ритуалов похоронно-поми-нального обряда.
У народа «страны гуннов» были и свои враги, определяемые также как «наши враги» (вариант: «враги ваши»)25. Однако враждебным выступало только южное направление. Конкретно враги не обозначены, но, как показывает анализ даных источников, основные конфликты «страны гуннов» в V-VII вв. происходили со странами Закавказья, сасанидским Ираном, Византией и Арабским халифатом. Население горных районов Северо-Восточного Кавказа среди «врагов» «страны гуннов» нигде не упоминается.
Мир богов «страны гуннов» был неотделим от мира людей. Как само место обитания воспринималось через понятие «наша земля», как сакрально освоенное пространство — священная роща, храмы, идолы также считались «нашими», так и персонажи пантеона богов попадали под это определение. В обозначении их священнослужителями это явственно просматривается: «боги наши»26; «ваши настоящие боги» (вариант: «родные боги»); «наши великие боги»27.
В источнике постулируется идея традиционности ценностных ориентиров, каковыми выступали религиозные воззрения. Так, указывается, что «родным богам» поклонялись «ваши предки и вы тоже», что храмы и алтари богов возвели «отцы ваши» (вариант: «отцы, цари и принцы»). И сами истоки верований отнесены к началу бытия далеких предков28. Епископ Ирасил определял религиозные воззрения «страны гуннов» как «религию предков» ее правителя Алп-Илитвера (варианты: «отечественные верования»; «отеческая религия»)29.
Включение пантеона богов в пространство, определяемое понятием «наше», отмечено в источниках у племен Прикаспия еще в 40-х гг. V в. Мовсес Каланкату-аци, описавший обряд по случаю победы (успешный набег на страны Закавказья номадов Северо-Восточного Кавказа в 440 г.), отметил, что «царь росмосоков» отдал приказ принести в лагере жертвы «богам своим» и упрекал «великого князя гуннов», принявшего христианство и не захотевшего исполнить языческий об-
ряд «на победу», в том, что он оставил «благородных богов народа своего», и настаивал на принесении жертв «нашим богам»30. Понятие «наши боги» противопоставлялось понятию «чужие боги». Царь росмосоков определял христианского бога как бога, «которого мы не знаем»31. Священнослужители «страны гуннов» в 80-х гг. VII в. также противопоставляли своих «настоящих богов» (вариант: «родные боги») христианскому Богу, которого воспринял Алп-Илитвер32.
По данным Мовсеса Каланкатуации «страна гуннов» воспринималась ее жителями в 80-х гг. VII в. не только как место их обитания, но и как родина, освященная традициями предков. Понятие обретенной родины практически не постулируется ни ее правителем, ни священнослужителями. Оно лишь смутно проглядывается при упоминаниях об истоках традиционных верований населения,
33
относимых ко времени первопредков .
Понятие родины в «стране гуннов» было многокомпонентным. Оно включало представления о территории обитания в определенных границах, о ее центре, народе, ее населяющим, его предках и о богах, наделенных множеством разнообразных функций, направленных на обеспечение благополучия страны и народа. Благополучие страны понималось как изобилие ее материальных ценностей, победоносные битвы с врагами, сохранность традиций (военных, религиозных и др.). Благополучие народа состояло в приросте его численности (размножение), социальной стабильности (отсутствие нищеты и бедности), сохранении жизни индивида, его семьи и рода34.
Сущность образа родины, сложившегося в «стране гуннов», передана Мовсе-сом Каланкатуаци через емкое понятие, определяющее происхождение ее правителя. Отмечая духовный подвиг Алп-Илитвера, искренно воспринявшего новую для себя христианскую веру, Мовсес Каланкатуаци указывал: «... он со дня на день просвещался любовью Христа, делался келанным пристанищем святой веры, и из земнородной отчизны стал сыном благодати Божией и был ближайший к жи-вотворцу»35. См. варианты переводов: «Приблизившись к животворящей жизни, он стал [достойным] сыном благодати Божьей, будучи земнородным своей страны»36; «This man of earth-born parentage became a son of the grace of God and a Kinsman of the life-giving life» [Этот человек, рожденный из земли своих родителей, стал сыном милости божьей и приближенным к живительной жизни]37. Представленное в изданиях по-разному словосочетание — сын «земнородной отчизны», «земнородный своей страны», «рожденный из земли своих родителей» — имеет одно смысловое содержание: взращенный на земле своей страны, т. е. земли, освященной традициями предков. А это, несомненно, означает понятие «родина».
Трудно определить из имеющихся разрозненных материалов источников, в течение какого времени Прикаспийский Дагестан — «обретенная родина», стал истиной родиной для выходцев из Центральной Азии. Вероятнее всего, формирование этого социального понятия проходило одновременно с процессом образования прочного союза прикаспийских номадов, фиксируемого в источниках с 50-х гг. VII в.
Примечания
1 См.: Пигулевская Н. Сирийские источники по истории народов СССР. М.; Л., 1941; АртамоновМ. И. История хазар. Л., 1962; СПб., 2002; Федорова Я. А., Федоров Г. С. Ранние тюрки на Северном Кавказе. М., 1978; Гадло А. В. Этническая история Северного Кавказа IV-X вв. Л., 1979; Джафаров Ю. Р. Гунны и Азербайджан. Баку, 1985; Плетнева С. А. Хазары. М., 1986; Новосельцев А .П. Хазарское государство и его роль в истории Восточной Европы и Кавказа. М., 1990; Гмыря Л. Б. Страна гуннов у Каспийских ворот. Махачкала, 1995; и др. См. также: История народов Северного Кавказа с древнейших времен до конца XVIII в. М., 1988; История татар с древнейших времен: В 7 т. Т. I. Народы степной Евразии в древности. Казань, 2002.
2 См.: История Армении Фавстоса Бузанда / Пер. М. А. Геворгяна // Памятники древнеармянской литературы. I. Ереван, 1953. Кн. III, гл. VI. С. 14.
3 Там же.
4 Там же.
5 См.: История Армении Фавстоса Бузанда. Кн. III, гл. VII. С. 15-16.
6 Там же. Гл. VI. С. 14.
7 Там же. Гл. VII. С. 15.
8 История агван Мойсея Каганкатваци, писателя X века / Пер. с арм. К. Патка-ньян. СПб., 1861. Кн. II, гл. XLII. С. 207; Каланкатуаци Мовсес. История страны Алуанк / Пер. с древнеарм.; Предисл. и коммент. Ш. В. Смбатяна. Ереван, 1984. Кн. II, гл. XLII. С. 132; The History of the caucasian Albanians by Movses Dasxur-anci. Translated by C. J. F. Dowsett. London, 1961. B. II. Ch. 42. P. 167.
9 История агван... Гл. XLI. С. 200; Каланкатуаци Мовсес. История... Гл. XLI. С. 128; The History... Ch. 41. P. 161.
10 История императора Иракла, сочинение Епископа Себеоса, писателя VII века / Пер. с арм. К. Патканьян. СПб., 1862. С. 30-31, 164.
11 Патканов К. Из нового списка географии, приписываемой Моисею Хоренскому // ЖМНП. 1883. Март. С. 30.
12 См.: История Армении Фавстоса Бузанда. Кн. III, гл. VII. С. 16.
13 См.: Хроника Захарии Ритора (Главы, относящиеся к гражданской истории) / Пер. с сир. Н. Пигулевской // Тр. Ин-та востоковедения. Т. XLI. М.; Л., 1941. Кн. 7, гл. 3. С. 150.
14 См.: Чичуров И. С. Византийские исторические сочинения. М., 1980. 625/626. С. 59.
15 Хроника Захарии Ритора... С. 150.
16 История агван... Гл. XLIV. С. 210; Каланкатуаци Мовсес. История... Гл. XLIV. С. 133; The History... Ch. 44. P. 169.
17 Каланкатуаци Мовсес. История... Гл. XL. С. 126; The History... Ch. 40. P. 159.
18 История агван... Гл. XL. С. 197.
19 История агван... Гл. XLI. С. 201; Каланкатуаци Мовсес. История... Гл. XLI. С. 129; The History... Ch. 41. P. 161.
20 Епископ Исраил отмечал, что крест, водруженный в городе Варачане, был установлен «по среди вашей земли» (in the midst of your land). См.: The History... P. 164. Преводы этого пассажа в других изданиях — «во Вселенной» — представляются неточными. См.: История агван... С. 204; Каланкатуаци Мовсес. История ... С. 130.
21 История агван... Гл. XLII. С. 208; Каланкатуаци Мовсес. История... Гл. XLII. С. 132; The History... Ch. 42. P. 167.
22 История агван... Гл. XLI. С. 200; Каланкатуаци Мовсес. История... С. 128-129; The History... Ch. 41. P. 161-162.
23 The History... P. 161.
24 The History... P. 164.
25 История агван... Гл. XLI. С. 200; КаланкатуациМовсес. История... Гл. XLI. С. 128; The History... Ch. 41. P. 161.
26 История агван... С. 200-201; Каланкатуаци Мовсес. История... С. 128-129; The History... P. 161.
27 История агван... С. 202; Каланкатуаци Мовсес. История... С. 128-129; The History... P. 162-163.
28 История агван... Гл. XLII. С. 207; Гл. XLIV. С. 210; Каланкатуаци Мовсес. История... Гл. XLII. С.131; Гл. XLIV. С. 133; The History... Ch. 42. P. 166; Гл. 44. P. 169.
29 История агван... Гл. XLI. С. 199; Каланкатуаци Мовсес. История... Гл. XLI. С.128; The History... Ch. 41. P. 160.
30 История агван... Кн. I, гл. XXX. С. 76-77; Каланкатуаци Мовсес. История... Кн. I, гл. XXX. С. 63-64.
31 Там же.
32 Каланкатуаци Мовсес. История... Гл. XLI. С. 128; The History... Ch. 41. P. 162.
33 История агван... Гл. XLII. С. 207; Гл. XLIV. С. 210; Каланкатуаци Мовсес. История... Гл. XLII. С. 131; Гл. XLIV. С. 133; The History... Ch. 42. P. 166; Гл. 44. P. 169.
34 Там же. Гл. XLI. С. 200-201; Гл. XLIV. С. 210; Там же. Гл. XLI. С.128-129; Там же. Ch. 41. P. 161-162.
35 История агван ... Гл. XLI. С. 199.
36 КаланкатуацииМовсес. История... Гл. XLI. С. 127.
37 The History... Ch. 41. P. 160.
