CC BY
68
УДК 165.62 U.D.C. 165.62
ОБРАЗЫ МЫСЛИ И МЫШЛЕНИЯ В ФИЛОСОФСТВОВАНИИ М. ХАЙДЕГГЕРА
Статья посвящена умозрительным образам, с помощью которых Хайдеггер дает ответ на вопрос «Что называется мышлением?». Умозрительные образы отражают присутствие бытия, участие человека в раскрытии и открытости бытия, стояние человека в бытии. Человек определяет свое место в истории согласно той интерпретации, которая доминирует в его социокультурной среде. Свое место в бытии человек определяет только индивидуальным усилием посредством мысли. Поскольку мысль невозможна без данности бытия, умозрительные образы - условие мышления и понимания.
Ключевые слова: открытость бытия, стояние в бытии, задача мышления, первоначальное раскрытие бытия в мысли.
В основе большинства образов, которыми наполнено пространство сознания человека, лежат ощущения и психические переживания. Но есть еще особенные образы, которые связаны с рефлексивной деятельностью сознания и дают нам представление о порядке, т. е. взаимосвязях, существующих в мире, и отношении Я - Мир. Эти умозрительные образы даются пониманию не постепенно, а целиком открываются в мгновении мысли. Их объективация очень трудна, строго логическое, научное мышление отступает перед возможностями поэтического. Подлинное понимание объективированных образов возможно только при особом настрое - при необходимости мыслить. Что такое мысль и мышление объясняет философия, для которой они являются одновременно предметом и формой исследования. В работе М. Мамардашвили «Эстетика мышления» находим формулировку задачи философии: заниматься «изучением дела мысли во всяком деле» и определение: философия «есть мысль о мысли» [1, с. 174]. Начало мысли лежит в личном сознании. Мышление является способом расширения пространства личного сознания, оно наполняет пространство сознания определением невидимых (незнаемых) вещей [1, с. 152, 141-143].
Проблема мысли и мышления занимает значительное место в трудах Мартина Хайдеггера. Он рассматривает мышление как сущностную черту человека и при этом отказывается от поиска абстрактной универсальной модели, в которой вместо человека присутствует идеальный субъект: «трансцендентальный субъект» (И. Кант), «Я» (И. Г. Фихте), «абсолютная идея» и «абсолютный дух» (Г. В. Ф. Гегель). Хайдеггер сосредоточивает внимание на реальном человеке, который существует в мире с определенным предметным и духовным (принадлежащим сознанию человека) содержанием, что позволяет говорить о связях между идеями философа и постановкой вопросов в рамках философии жизни (Ф. Ницше, В. Дильтей) и феноменологии (Э. Гуссерль). В своей работе «Что зовется мышлением?», написанной на основе лекционного курса
Н. Л. Варова N. L. Varova
IDEATIONAL FIGURES OF THOUGHT AND THINKING IN PHILOSOPHIZING OF M. HEIDEGGER
The article is devoted to the ideational figures with which Heidegger gives an answer to the question: 'What is called thinking?'.The ideational figures reflect the presence of the Being, the human involvement in the disclosure and openness of the Being, and the standing of a person in the Being. Man determines his place in history on the basis of the prevailing interpretation. Man defines his place in the Being only by an individual effort by thought. As the thought is not possible without the presence of theBeing, ideational figures are a condition of the thinking and the understanding.
Key words: the openness of being, to stand in being, the task of thinking, the original disclosure of Being through think.
1951-1952 гг., М. Хайдеггер проясняет сформулированный вопрос, осуществляя философствование, в ходе которого объективирует ряд умозрительных образов. Эти образы и являются объектом нашего внимания в рамках данной статьи.
Когда Хайдеггер определяет сущность человека через мышление, он не использует стратегию отвлечения общего признака из всей совокупности предметов рассматриваемого множества, в данном случае всего человечества, поскольку очевидно, что общей чертой всех людей мышление назвать невозможно. В действительности подвиг мысли осуществляется немногими.
Хайдеггер вносит изменения в предмет и направленность осмысления по сравнению с классической традицией. Если в логике Гегеля мышление рассматривалось как процесс, развитие которого соответствует строгой форме: «тезис - антитезис - синтез», то Хайдеггер переносит внимание на мышление как событие жизни, как данность, уже «синтез». Человек - мыслящее существо. Но уже на следующем шаге понимания, в соответствии с действительностью, происходит распад «синтеза» на тезисы: существует высшее выражение возможности, реализация в действительности («тезис») и блокировка этой возможности, вместо мышления - неподлинность, повседневность («антитезис»).
Таким образом, человеческое в философствовании Хайдеггера есть целое, распадающееся на части. Можно выделить два состояния целого: статичное - это человек как существо, способное к мышлению; динамичное - человек как мыслящее существо. Но целое существует только в нашем сознании в начале размышления о человеке, когда наше сознание выдает нам то, что мы знаем о человеке: люди мыслят. В действительности большинство людей далеки от состояния мышления, но тот, кто мыслит, т. е. чувствует тягу к сущности, становится знаковой фигурой человеческого. Мышление возможно только в состоянии слышания того, чему послушно мое существо, чему принадлежит мое существо. На существование этого в моей сущности,
таким образом, указывает только акт моего мышления, который становится знаком. Знаком, за которым не стоит никакого конкретного объема и определенного содержания, но есть само мышление.
Нечто, присущее нашей сущности (нас интересует мышление), может быть проявленным в действительности в разной степени. Переживание отсутствия чего-то есть знак того, что это нам присуще. Хайдеггер говорит, что скатывание в неспособность к мышлению это и есть главный симптом наличия этой способности. Разрыв между сущностью и проявлением в действительности создает условие для рождения мышления, поскольку основанием мышления является тяг, который возникает между моей способной к мышлению, но не мыслящей сущностью и тем началом, что призывает мыслить, что задает сознание полной формы моего индивидуального бытия. Мое мышление, реализация моей сущностной способности и есть форма моего самоутверждения в мире. Рецепта, одинаковых для всех правил - общих законов логики, проторенных путей -в мышлении нет. Мышление - это всегда ступание в неизвестное, в пропасть, через которую нет мостов, ее можно только перепрыгнуть.
Хайдеггер характеризует как подлинных мыслителей западной культуры Сократа, который полностью отдал себя тягу к сущности и состоялся как знаковая фигура мышления, Платона - удивительное проявление сущности, доведенное до высшей формы реализации, Ницше, который, совершая свой путь мышления, обозначил ориентиры для современного человека. Сократ был первым учителем мышления. Немецкий мыслитель подчеркивает, что учитель - это не тот, кто знает технологию мышления и может ее рассказать, а тот, кто мыслит, и притом мыслит с абсолютной необходимостью для себя. В отличие от учителя, у ученика могут быть внешние цели, подвигшие его к учению. Учитель же настроен на зов того начала, что призывает к мышлению. Без чувства сопричастности к этому сущему невозможно двинуться к полноте собственного бытия. Далее, в акте мысли, возникает удивительная метафизическая потребность «дара». Собственное творение мышления невозможно отдать другому, но если мы будем приписывать ему и результатам мысли исключительно эзотерический статус, то почувствуем себя заключенными в определенных достигнутых границах, за которыми нас нет. Если же учитель будет мыслить вслух, то это будет ситуация дарения, когда дарящий демонстрирует свою власть над даром, показывая возможность отказаться от него. Таким образом, мышление вслух, мышление, вовлекающее других в процесс мышления, - это усиление своей способности мыслить, развитие собственной мысли здесь и сейчас.
Хайдеггер рассматривает мышление в традиции западной культуры и рассуждает о его начале: «... история западного мышления начинается не с того, что оно мыслит о призывающем мыслить, а тем, что оно оставляет его в забвении» [2, с. 167]. Таким образом, западное мышление начинается с отказа, но очень важно понимать, что забвение это не уничтожение. Хайдеггер подчеркивает, что есть начало начал, начало всего, начало в исходном смысле - Anfang и начало западного мышления, почин, - Beginn. Начало-Beginn заслоняет, скрывает в забвение начало-Anfang. На-
чало как почин, будучи арифметически первым в истории западной культуры не способно уничтожить начало как начальствующее направление, а посредством мышления способно возвращаться к нему, Anfang есть то, что призывает мыслить. Когда в сознании человека вспоминается начало начал, осознается разрыв между двумя началами, тогда человеком осознается своя ущербность и возникает потребность мысли как способ ее удовлетворения.
В акте мышление открывается нечто, что принадлежит нашему существу, становится данным для мысли. Но как осмысленное оно принадлежит только мне, конкретному человеку, как совершившему акт мысли. То, что мной наиболее осмысленно, может быть передано другим только с помощью речи. А любая форма объективации чревата потерей смысла. То, что было криком мыслящего, распространяясь в обществе, трансформируется в пустую болтовню. «Наиболее осмысленное сегодня и тем более назавтра, ночь спустя становится лишь оборотом речи и в форме этого речевого оборота распространяется и входит в обиход» [2, с. 60]. Чем больше описаний современного состояния мира, тем более часто применяется оборот речи. Но речевой знак не есть элемент тяги, вызывающей состояние мышления, а всего лишь запись определенной информации.
Хайдеггер обращается к произведению «Так говорил Заратустра» Ницше, опыт философствования которого, очищенный от искажающих оценок и интерпретаций, дает возможность «увидеть» мысль. Ницше говорит о необходимости перехода для обретения человеком самого себя, перехода от состояния современного - «последнего человека» - к состоянию «сверхчеловека», который переходит через прежнего человека и тем самым от него уходит. Для последнего человека актуально количественное наращивание прогресса. Сверхчеловек качественно другой. «Сверхчеловек беднее, проще, нежнее и жестче, спокойнее и жертвеннее, медлительнее в своих решениях и экономнее в своих речах. Сверхчеловек выступает не массами и не когда угодно, а лишь тогда, когда осуществлена иерархия рангов» [2, с. 124]. «Последний человек» это форма человека, которая непосредственно предшествует сверхчеловеку, и явной становится лишь из образа сверхчеловека. Мы можем констатировать, что сверхчеловек и последний человек проявляются одновременно, обнаруживаясь только в тишине мысли.
Ницше сам как «впереди идущий переход, указывающий вперед и назад и потому всюду двузначный, и даже в способе и смысле перехода» [2, с. 62]. Отсюда - сложность понимания сказанного Ницше, специфику которой проясняет Хайдеггер: «Мыслимое его мышления является предельно однозначным; но однозначное многомерно в пространствах, которые входят одно в другое. <...> мышлению Ницше, которое является переходом, может соответствовать только разговор, собственный путь которого подготавливает переход» [2, с. 62]. Идя собственным путем, но вглядываясь в переход Ницше, мы воспринимаем себя и Ницше на одной стороне и сознаем направленность движения на другую сторону.
От того, что мы поняли образ Ницше и то, что с ним произошло: установление в точке начала перехода - приня-
тие сущности, затем мышление как ответ на зов сущности, и приход - осознание прыжка через бездну, когда осознается истина, - не следует, что мы сделали этот прыжок вместе с ним. Событие Ницше - это магнит, создающий тягу, вступить в которую может каждый только сам и только единолично, не оглядываясь ни на какой образец, забыв, «потеряв» самого Ницше.
Произведение как объективация мышления Ницше, происходившего в реальном жизненном времени, дает возможность усмотреть ход мышления. Мыслящий Ницше в тяге к самооттягивающейся сущности превращается в знак. Определенного, понятного всем и каждому значения в знаке нет. Но конфигурация знака может быть усмотрена благодаря словам, обозначающим ход мышления. Ход мышления улавливается как движение туда и обратно, а значит, должны быть зафиксированы точки смены направления движения, начало и конец, ни одна из которых не является абсолютным началом и абсолютным концом. Понятие абсолюта соответствует сущности, которая хранит способность мысли, а «начало» и «конец» - понятия, относящиеся к конкретному акту мысли. С точки зрения онтологии акт мысли - это переход между последним человеком и сверхчеловеком. Последний человек - тот, кто обрел сущность, тот, кто вышел на мышление. Сверхчеловек -тот, кто мыслит мысль как свою сущность, т. е. находится в пространстве смысла, создаваемого я. Условием свободного мышления является не борьба с тем, что было, а вечное возвращение к тому, что сущность.
Мышление требует строгого подхода, но ни в коем случает не однозначности, не одноколейности. Никакой общей, механически прилагаемой схемы для интерпретации трудов мыслителей, даже для одного и того же произведения мыслителя, не существует. Изложенное, например разговор о прекрасном в диалоге Платона «Федр», можно истолковывать в самых различных областях и аспектах, значениях и проблематизациях. «...Все истинно мыслимое существенного мышления остается - а именно из сущностных оснований - многозначным» [2, с. 126]. Эту многозначность совершенно неправильно оценивать как недостаток, свидетельствующий о еще непройденном пути, еще не достигнутой формально-логической однозначности. «Многозначность, напротив, это стихия, в которой должно вращаться мышление, чтобы быть строгим» [2, с. 126]. Многозначность, в определении Хайдеггера, - это и условие начала мышления, и стихия мышления; без стихии многозначности и мышление, и мыслимое останутся скрытыми. Многозначность - это условие неисчерпаемости смысла, это характеристика текста как производящей конструкции.
Поиск сверхчеловека вокруг себя, в среде обыденности, ничего не даст. Хайдеггер констатирует, что мы не найдем сверхчеловека «на площадях управляемого на расстоянии публичного мнения и на рынках культурного производства, где повсюду лишь последний человек обслуживает машины» [2, с. 128]. Сверхчеловек не появляется в «шумных шествиях якобы власть иммущих», на подготовленных встречах государственных мужей, в СМИ. Репортеры теле- и радиопрограмм, представляя публике происшествия, всегда по-ставляют, пред-ставляют происшествия, которые еще не произошли. Событийное пространство ока-
зывается за-ставленным сделанными представлениями, механизм создания которых все более утончается и форма совершенствуется. Сделанные события за-ставляют, вытесняют то, что, собственно, есть.
Хайдеггер на протяжении всего текста решительным образом различает обыденность и особое состояние мышления. В обыденном, обычном состоянии мы и речь, и слова воспринимаем не в полноте их смысла. В обыденности мы не обращаем внимания на смысловые нюансы, дополнительные, скрытые значения. Обиходное значение слова всегда выступает на первый план и, чтобы его сдвинуть в пользу редкого значения, необходимы специальные усилия. «Язык играет с нашей речью именно таким образом, что он легко позволяет ей расходиться во множество поверхностных значений слов» [2, с. 147]. Язык легко соскальзывает в плоскость обычности.
Если на более ранних этапах развития языка, когда слова находятся для обозначения смыслов, язык и жизнь воспринимаются как единое целое, то затем на место «собственно обжитого языка и его обжитых слов приходят слова обычные» [2, с. 147]. Обычная речь становится обиходом, т. е. распространяется повсеместно, воспринимается как общепринятое и как то, что задает меру. Если же случается попытка выйти на ранее обжитую собственную речь языка, то результат определяется как произвол, игрище, преступление против задающего меру. Сама обычность не поддается измерению, но определяется как единственно правильная мера. Обыденное, привычное воспринимают как контролируемое естественным человеческим рассудком.
У каждого человека при звуке речи возникают представления в сознании. В первую очередь очень приблизительные. Слово вызывает смысл неуловимый и расплывчатый. Для обычного говорения в рамках общепринятого разумения этого достаточно. Разумение обыденного уровня не тратит время на смысл отдельных слов. Слова легко повторяются, тиражируются, разбазариваются и истощаются в своем смысле. В приблизительности обыденной речи скрывается определенная выгода: «При помощи таким образом притупленного языка все могут толковать обо всем» [2, с. 152].
Хайдеггер рассуждает об условии мышления, но, по сути, выводит содержание предустановленного знания, необходимого при любом типе познания: для того чтобы стал возможным акт осознания чего-то существующего, необходима уже неопределенная, но точная уверенность в том, что бытие существует или сущее бытийствует. При этом субъект мысли сам всегда существует в качестве элемента бытия, а его существование утверждается в процессе в реализации способности мысли, в состоянии мысли. То, что мыслится, уже дано, т. е. мысль не придумывается, не конструируется в голове субъекта, а дается как зов и как тяг к мышлению.
«Память» изначально означает вовсе не способность запоминать. «Это слово именует целое духа в смысле постоянной внутренней собранности в том, что сущностно обращено ко всякому чувствованию» [2, с. 160]. Память дает возможность собранного пребывания. Потеря памяти вызывает чувство потерянности в бытии, утрату собственной сущности. Обретение памяти дает уверенность собствен-
ного при-сутствия (An-wesens) в единстве прошлого, настоящего и будущего. Исходная сущность памяти - «собранность неотпускаемого мнения обо всем том, что дает присутствовать духу» [2, с. 160]. Мнение обо всем - это весь опыт чувствования духа по отношению к осуществляющемуся [2, с. 161]. «Поскольку мы в мышлении о призывающем мыслить собраны, мы обитаем в том, что собирает всякое вос-поминание» [2, с. 163]. Хайдеггер именует собранность воспоминания на данном для мысли памятью и демонстрирует тесную смысловую взаимосвязь, зафиксированную в языке ( в слове Gedans) памяти, вос-поминания, мышления, благодарности.
Состояние перехода - это прыжок, который требует удержания обоих точек: «начала» и «конца». Хайдеггер несколько раз повторяет, что мысль - это не мост, по которому можно постепенно двигаться. Однако, по моему мнению, мост - очень удачный образ. Только в рассматриваемом случае мост этот не существует в качестве материальной конструкции, раз и навсегда данного пути, но каждый раз заново возводится в акте мысли. Точкой «начала» всегда является человек в окружении конкретного предметного мира, но точкой «конца» всегда является сложноорганизо-ванный человек многомерного пространства.
С помощью образов Хайдеггер старается сделать явленным для читателя существование нечто, которое принадлежит самому существу человека. Игнорирование этого нечто угрожает великой опасностью: не дает возможности человеку реализоваться полностью в своем существе,
УДК 17.035.1 U.D.C. 17.035.1
НЕОБХОДИМОСТЬ АЛЬТРУИЗМА
Статья посвящена изложению отдельных аспектов проблематики альтруизма. Рассматривается роль альтруизма в развитии цивилизации. Устанавливается связь альтруизма с мыслительными способностями индивида, а также с условиями становления справедливого общества. Показано, что если основания философии альтруизма внятно изложены в работах В. Соловьева, то биологическая и современная этическая точки зрения сформированы в недостаточной степени, несмотря на многочисленные попытки выстроить непротиворечивые частные модели альтруизма. Создание же релевантной общей модели альтруизма ждет своей очереди.
Ключевые слова: альтруизм, нравственность, отбор, совесть, сострадание, справедливость, этика.
ограничивает полноту его бытия. Убежденность каждого человека в существовании бытия, в присутствии присутствующего есть аргумент в пользу существования сущности, которая зовет человека к мышлению как способу реализации полноты своего бытия. Мысль как действие, совершаемое в реальном жизненном времени, объективируется не с помощью формализованного понятийного языка, а с помощью взаимосвязанных сложных образов, «изображающих»: условия мышления - зов со стороны некой сущности; сущность мышления - собирание духа; нахождение в состоянии мышления - стояние в сквозном ветре, тяга в самооттягивающееся; самоотягивающееся - то, что само по себе дано для мысли, призывающее мыслить, что мы еще не мыслим; направленность мышления - переход, саму мысль - прыжок в бездну и через бездну между точками начала и конца. Именно образный язык позволяет читателю в актах представления самому входить в точку начала мышления.
1. Мамардашвили М. К. Эстетика мышления. М.: Московская школа политических исследований, 2000. 416 с.
2. Хайдеггер М. Что зовется мышлением? М.: Академический Проект, 2010. 351 с.
© Варова Н. Л., 2013
А. В. Гидлевский, Т. А. Здриковская, Р. А. Зотов A. V. Gidlevsky, T. A. Zdrikovskaya, R. A. Zotov
THE NECESSITY OF ALTRUISM
The article is devoted to the problem of altruism. It considers the role of altruism in the development ofthe civilisation. The authors establish the connection between altruism and individual intellectual abilities as well as the conditions of establishment of the fair society. The article shows that while the grounds of altruism philosophy are clearly expounded in the works of V. Solo-viev, the biological and the contemporary ethical points of view are not sufficiently formulated in spite of numerous attempts to develop particular models of altruism. Development of a relevant general model of altruism is still to be done.
Key words: altruism, morality, selection, conscience, compassion, fairness, ethics
В данной статье мы начинаем обсуждение ряда аспектов альтруистической проблематики с рассмотрения точек зрения, которые мы назвали философскими, чтобы затем перейти к поискам биологических оснований феномена альтруизма, особо выделив биологическую необходимость альтруизма, а далее - к перспективам создания справедливого общества. Оговоримся, что общество «разумного
эгоизма» мы не рассматриваем как справедливое. Мы исследуем человеческий срез альтруизма, чтобы понять, насколько возможен гуманный облик цивилизации.
Взгляд на альтруизм как на сострадание и анализ альтруистического поведения с позиций сострадания ярко выражен в работах В. С. Соловьева. «Во всяком альтруистическом поступке действительное его основание, или про-
