УДК 111:159.9(47+57) ББК 87.3(2)51:88
ОБРАЗЫ ДЕСТРУКЦИИ В ПСИХОАНАЛИЗЕ И В ФИЛОСОФИИ В.С. СОЛОВЬЁВА1
Д.Л. ШУКУРОВ
Шуйский государственный педагогический университет, ул. Кооперативная, д. 24, г. Шуя, 155908, Российская Федерация E-mail: shoudmitry@yandex.ru
Анализируются образы деструктивных начал человеческой психики в контексте психоанализа и метафизики пола В.С. Соловьёва. Предлагаемый материал имеет междисциплинарный характер. Посредством сравнительно-исторического метода и метода деконструкции проведён сопоставительный анализ трудов российских и зарубежных психоаналитиков. Представлены новые исследовательские данные об истории формирования психоаналитической концепции Эроса и Танатоса. Рассматривается влияние философии В.С. Соловьёва на психоаналитические теории российских последовательниц З. Фрейда Лу Андреас-Саломе (1861-1937) и Сабины Шпильрейн (1885-1942). Выдвигается гипотеза об общей культурфилософской основе фрейдовской теории дуальных драйвов и идей российских психоаналитиков. Изучается концептуальная обусловленность образа деструкции в психоанализе и в философии В.С. Соловьёва.
Ключевые слова: психоанализ, метафизика пола, Эрос, Танатос, Серебряный век, метафизика Вл. Соловьёва, христианский платонизм, деструкция, инстинкт, влечение, любовь, смерть, всеединство.
DESTRUCTION IMAGES IN V.S.SOLOV'EV'S PSYCHOANALYSIS
AND PHILOSOPHY
D.L. SHUKUROV Shuya State Pedagogical University, 24, Kooperativnaya St., Shuya, 155908, Russian Federation E-mail: shoudmitry@yandex.ru
The author analyzes the images of destructive elements of human psyche within the context of psychoanalysis and gender metaphysics ofV. S. Solov'ev. The material has an interdisciplinary character. The comparative analysis of the works of the Russian and foreign psychoanalysts is performed with the comparative-historical method and with the method of deconstruction. New research data are given on the history of formation of the psychoanalytical concept of Eros and Thanatos. The influence of V. S. Solevyev's philosophy on the psychoanalytical theories of Lou Andreas-Salom? (1861-1937) and Sabina Shpilrein (1885-1942), the Russian successors of S. Freud, is considered. The author suggests the hypothesis about common cultural and philosophical basis of the Freudian theory of dual drives and of ideas of Russian psychoanalysts. The conceptual conditionality of the image of destruction in the psychoanalysis and in the philosophy of V. S. Solovyev is investigated.
1 Работа выполнена в рамках научного проекта «Русский литературный авангард и психоанализ в контексте интеллектуальной культуры Серебряного века», поддержанного грантом Президента РФ на 2012-2013 гг. для молодых российских ученых - докторов наук (МД-420.2012.6).
Key words: psychoanalysis, metaphysics of gender, Eros, Thanatos, the Silver age, V. Solovyev's metaphysics, Christian Platonism, destruction, instinct, attraction, love, death, all-in-oneness.
Психоаналитические идеи очень быстро завоевали умы русских мыслителей и стали важной частью культурной жизни интеллигенции в России начала ХХ века. Начиная с 1904 года, после переиздания на русском языке работы Зигмунда Фрейда «О сновидениях», интерес к психоанализу в обществе был крайне высок. На русском языке выходили труды не только З. Фрейда, но и Карла Абрахама, Альфреда Адлера, Отто Ранка, Ганса Сакса, Вильгельма Штекеля. З. Фрейд отмечал в одном из писем К.Г. Юнгу в 1912 году: «В России началась ... подлинная эпидемия психоанализа» [1, с. 263].
Широкую известность фрейдизм стал приобретать в России с 1907 года благодаря популяризаторским усилиям русских врачей, в частности Н.Е. Осипова. (Н.Е. Осипов указывал, что именно ему принадлежала честь открытия и популяризации фрейдистского учения, одновременно отмечая, что до 1907 года труды З. Фрейда не были широко известны в нашей стране).
Идеи З. Фрейда, наряду с философией Фридриха Ницше, были оригинально восприняты русской культурой, чему способствовал и соответствующий интеллектуальный контекст Серебряного века. Романтизация любви и смерти (в психоаналитической парадигме - Эрос и Танатос), метафизика пола - темы, характерные для авторов этой эпохи.
Метафизика пола становилась объектом исследовательского интереса даже в трудах религиозных мыслителей. Миф о проточеловеке-андрогине, известный ещё Платону, в русской модернистской культуре обретает своё новое измерение именно в контексте религиозной философии пола.
Однако названный интерес возник не на пустом месте. В.С. Соловьёв, оказавший идейное влияние на всю эпоху, посвятил этой теме труд «Смысл любви» (1892-1893), в котором указал на теснейшую метафизическую связь любви и смерти, что во многом предвосхитило психоаналитическую концепцию Эроса и Танатоса, а также учения российских последовательниц З. Фрейда Лу Андреас-Саломе (1861-1937) и Сабины Николаевны Шпильрейн (1885-1942)2. Имена этих женщин были незаслуженно забыты в отечественной культуре ХХ века, и только теперь их судьбы и труды становятся предметом пристального исследовательского внимания и творческого постижения наших современников. Россиянки по происхождению, они внесли значимый вклад в развитие интеллектуальной культуры как Запада, так и своей родной страны.
Пожалуй, наиболее полную на сегодняшний день исследовательскую реконструкцию научной и творческой биографий Лу Андреас-Саломе и С.Н. Шпиль-
2 Творческой судьбе С.Н. Шпильрейн посвящён недавно вышедший на экраны художественный фильм режиссёра Дэвида Кроненберга «Опасный метод» («A Dangerous Method»), 2011. Сюжет закручен вокруг основателей психоанализа Карла Густава Юнга и Зигмунда Фрейда и их сложных взаимоотношений с русской пациенткой Сабиной Шпильрейн. Фильм является экранизацией пьесы Кристофера Хэмптона «The Talking Cure» («Лечение разговором»). В роли С.Н. Шпильрейн - Кира Найтли.
рейн осуществил А.М. Эткинд в книге «Эрос невозможного. История психоанализа в России»3.
A.М. Эткинд документально воссоздал драматическую историю личных взаимоотношений Ф. Ницше и Лу Андреас-Саломе, указал на совпадение интеллектуальных интересов В.С. Соловьёва и Лу Андреас Саломе к философии Ф. Ницше и к вопросам «пола».
Публикации В.С. Соловьёва и Лу Андреас-Саломе, посвящённые этой проблематике, даже хронологически близки: серия статей В.С. Соловьёва «Смысл любви» вышла в 1893 году, а перевод на русский язык труда Лу Андреас-Саломе «Фридрих Ницше в своих произведениях» - первого в России систематического изложения ницшевской философии - в 1896 году.4
Вслед за указанной книгой о Ф. Ницше, 1899 году В.С. Соловьёв публикует статью «Идея сверхчеловека», в которой констатирует возрастающую популярность ницшеанских идей в России и, вступая в полемику с немецким мыслителем, предлагает христианскую трактовку концепции сверхчеловека, идеальным образом которого, с его точки зрения, является Иисус Христос.
Мыслитель создал неоднозначную философско-антропологическую модель «сверхчеловека», преодолевающего смерть и не нуждающегося в объекте для воспроизводства самого себя: его всесовершенный образ является субъектом и объектом в одном лице. В этой трактовке, безусловно, заметна встречающаяся и в других работах В.С. Соловьёва платоновская мыслительная парадигма, связанная с мифом о проточеловеке-андрогине. Христианский платонизм становится опорой для соло-вьёвской мысли: сверхчеловек, подобно восстановленному в духовной плоти древнему андрогину - первозданному Адаму, является тем идеалом, в котором преодолевается смерть и достигается бессмертие - чем и определяется, согласно философу, осуществление христианской миссии современного человечества.
В 1910 году, за год до знакомства с З. Фрейдом, но уже находясь под влиянием его идей, Лу Андреас-Саломе опубликовала книгу «Die Erotic» («Эротическое»)5. Концептуальные основания работы были, безусловно, фрейдистские, однако фактология соловьёвской метафизики пола в этой работе очевидно также присутствует6.
B.С. Соловьёв начинал свои рассуждения с тезиса о том, что смысл половой дифференциации следует искать не в природной необходимости размножения
3 Эткинд, А.М. Эрос Невозможного. История психоанализа в России / А.М. Эткинд. СПб.: Медуза, 1993. 463 с.
4 Андреас-Саломе, Л. Фридрих Ницше в своих произведениях / Лу Андреас-Саломе // Северный вестник. 1896. № 3-5.
5 Andreas-Salome L. Die Erotik. Monographie, Frankfurt/M., 1910; München, 1979; Frankfurt/M., 1979; Frankfurt/M.-Berlin-Wien, 1985.
6 Несмотря на тот факт, что сама Лу Андреас-Саломе считала В.С. Соловьёва «архаичным» мыслителем (см. об этом в указанной книге А.М. Эткинда). Она охарактеризовала его в работе «Русская философия и семитский дух» (1898) как «одного из самых характерных представителей византийской России» (Цит. по: Эткинд, А.М. Эрос Невозможного. История психоанализа в России / А.М. Эткинд. СПб.: Медуза, 1993. С. 43).
живых существ, а в идее высшего организма («Смысл любви», 1893). У большинства низших организмов (растительных и отчасти животных) размножение происходит (или может происходить) бесполым образом (деление, почкование, споры, прививки, партеногенезис). У высших организмов половая любовь и родовое размножение находятся в обратном отношении: чем интенсивнее половое влечение (чувство, стремление), тем в меньшей степени представлена сила родового размножения: «Разительное этому подтверждение мы находим в следующем великом факте. В пределах животных, размножающихся исключительно половым образом (отдел позвоночных), чем выше поднимаемся мы по лестнице организмов, тем сила размножения становится меньше, а сила полового влечения, напротив, больше» [2, с. 99-100].
В низшем классе позвоночных существ - у рыб, например, - сила размножения рода предельно велика: «зародыши, порождаемые ежегодно каждою самкою, считаются миллионами; эти зародыши оплодотворяются самцом вне тела самки, и способ, каким это делается, не позволяет предполагать сильного полового увлечения» [2, с. 99-100]. У человека генеративная сила размножения в сравнении с таковой в мире животных минимальна, а интенсивность полового чувства, напротив, «достигает наибольшего значения и высочайшей силы, соединяя в превосходной степени постоянство отношения (как у птиц) и напряженность страсти (как у млекопитающих)» [2, с. 100]. На этом основании философ формулирует теорию половой любви, достигающей в антропологическом пределе исключения факторов размножения. Цель её В.С. Соловьёв утверждает не в деторождении, а в осуществлении стремления к восстановлению целостности, изначального «всеединства» первозданной человеческой природы - в христианском образе преображённой муже-женской (андрогинной) плоти. (Это и есть христианский «сверхчеловек», по В.С. Соловьёву). В человеческом мире половая любовь принимает исключительно индивидуальный характер, поскольку взаимное влечение друг к другу у лиц противоположного пола значительно усложнено мотивами индивидуации выбора: «именно это лицо другого пола имеет для любящего безусловное значение как единственное и незаменимое, как цель сама в себе» [2, с. 101].
Как и В.С. Соловьёв, Лу Андреас-Саломе описывает процесс индивидуации полового инстинкта в жизненном цикле природных организмов. На эволюционном пути от низших форм к высшим формам, пределом которых является человек, происходит значительное усложнение фактора половой дифференциации. Однако и на человеческом уровне индивидуация инстинкта не останавливается: от индивидуальной душевной организации личности зависят половые предпочтения и выбор сексуального объекта. Эротическая любовь трактуется как главная движущая сила человеческих отношений, так как именно в ней явлена человеку возможность единения с основами мироздания: «Дальше и дальше может она действовать подобно тому, как она поступает в физическом слиянии: охваченный ею, человек зарождает настоящую полноту жизни в контакте с другим человеком, в нём высвобождается его творческая сила, так дело всей жизни, вся внутренняя плодотворность и красота могут брать своё начало только из этого контакта, ибо это именно то, что для каждого человека означает "всё" (подчёркнуто нами - Д.Ш.) - момент связи с недостижимой подлинностью вещей» [3].
Эротически окрашенное «всё», из которого берут начало «творческое начало», «внутренняя плодотворность», «красота» и «полнота жизни», безусловно, корреспондирует с мистической концепцией «всеединства» В.С. Соловьёва [4, с. 34-35]. Одним из символов «всеединства», по В.С. Соловьёву, является София - воплощение «мировой души», мистический образ вечной женственности и богочеловечества. (Истоки «софийных» мотивов в соловьёвской философии восходят к гностицизму и теологии раннего христианства7). Софийное начало мироздания, выражающее его женскую природу, становилось в трактовке русского мыслителя средством соборного воссоединения поражённого грехопадением человечества. В онтологической неравнозначности полов - активного, теургического, мужского и пассивного, восприемлющего, материнского, софийного, женского начал - философ усматривал призыв к воссоединению и преображению плоти как эсхатологическому апокатастасису человечества8.
Лу Андреас-Саломе повторяет эту идею не на богословском, а на психоаналитическом языке: «Эротическое - это всё то, что относится к изначальной силе притяжения, преодолевая при этом существующую разделённость и несходство между телесными и духовными проявлениями его сути, подчеркивая физический момент в духовном и наоборот» [3]. Половой акт как телесный аспект любви мужчиной и женщиной переживается по-разному. Мужчина переживает половой акт как процесс достижения кульминационного момента своей потенциальной бытийной активности. Женщина - как состояние восприемлющей целостности материнства, которое является её предназначенной сущностью.
Женская сексуальность приближается к тому, что Лу Андреас-Саломе называет словом «всё». Согласно её формулировке, «всё» для женщины значит то же, что внешний мир для мужчины. «Святость мужчины равносильна аскетизму, асексуальности; святость женщины, как доказывает Лу, говоря о Мадонне и Марии Магдалине, - отмечает А.М. Эткинд, - вершина её эротической сущности матери и любовницы» [4, с. 34]. Любовь мужчины и женщины - необъяснимое чудо, с точки зрения Лу Андреас-Саломе, ибо «...как же это все-таки происходит, что становятся всё больше уверенными в себе, когда любят другого, и что двое только тогда становятся одним, если они остаются двумя» [3].
Учение о женской сексуальности было неоднозначно воспринято З. Фрейдом, тем не менее высоко ценившим психоаналитический «дар» Лу Андреас-Са-ломе9. Возможно, именно влияние соловьёвской мысли, которое прослеживается в её трудах, стало определяющим и для психоаналитической концепции С.Н. Шпильрейн.
7 См.: Козырев А.П. Смысл любви в философии Владимира Соловьева и гностические параллели // Вопросы философии. 1995. № 7. С. 59-78.
8 См.: Корнблат Д.Д. Преображение Платона в эротической философии Владимира Соловьева // Соловьёвские исследования. 2006. Вып. 12. С. 223-243.
9 См.: Мазин В.А. Роковая женщина Лу Андреас-Саломе // Сумма психоанализа. Том XI. [электронная книга]. Режим доступа: [http://www.psychosophia.ru/pdf/Psycho/Psycho11.pdf]. С. 145-179.
Метафизика пола В.С. Соловьёва постулирует восстановление целостности и преодоление смертности посредством преображающей человеческое существо эротической любви. Эта преображающая любовь призвана уничтожить границы половой разобщённости человечества, в которой в свою очередь коренятся причины ограниченности человеческой жизни законами смерти. Таким образом, именно В.С. Соловьёв одним из первых обозначил тему взаимосвязи любви и смерти, получившую глубокую проработку в психоанализе, и в частности в концепции С.Н. Шпильрейн.
Представления о непрестанном самовозрождении, сочетании мужского и женского, стирании границ между собой и объектом характерны для многих мыслителей модернистской эпохи. Они присутствуют и в трудах Ф. Ницше, и в образе бога Диониса у Вячеслава Иванова, чьё философско-религиозное учение проповедовало нераздельное слияние с внешним миром, неприятие телесно-психических границ своего Я, в философии творчества Н.А. Бердяева, в религиозно-философской концепции «преображённого Эроса» Б.П. Вышеславцева. «Русским Фрейдом» иногда называют философа В.В. Розанова, для которого значение пола было мистико-метафизическим: «Связь пола с Богом, - отмечал мыслитель, - большая, чем связь ума с Богом, даже чем связь совести с Богом, - выступает из того, что все а-сексуалисты обнаруживают себя и а-теистами» [5, с. 94].
Однако наиболее интересным и своеобразным продолжением идей соловь-ёвской метафизики пола следует признать именно учение С.Н. Шпильрейн, описавшей возрождение через умирание как универсальный закон жизни.
Психоаналитическое осмысление деструктивных сил, действующих в человеческой психике, началось в 1910-е годы в исследованиях В. Штекеля и К.Г. Юнга. (Именно В. Штекель использовал имя древнегреческого бога смерти «Танатос» для обозначения деструктивного влечения10).
В работе «Деструкция как причина становления»11, опубликованной в 1912 году, С.Н. Шпильрейн обобщила эти теоретические представления и дала собственную психоаналитическую интерпретацию проблемы существования деструктивного начала в человеческой психике, повлиявшую на позднейшую теорию дуальных драйвов З. Фрейда.
10 В. Штекель полагал, что проявление страха у пациентов нередко связано с темой смерти. Он также пришел к выводу, что в истории человечества ненависть возникла раньше любви. На примере разбора многочисленных сновидений он показал, что наряду с желанием жить человек обладает и желанием умереть. К.Г. Юнг утверждал, что либидо включает в себя силы, направленные как на созидание, так и на разрушение («Либидо, его метаморфозы и символы», 1912), страх невротика перед эротическими влечениями может привести к тому, что он не захочет участвовать в битве за жизнь. Он душит в себе бессознательные желания и тем самым, по выражению К.Г. Юнга, совершает своего рода самоубийство. Отсюда проистекают различные фантазии о смерти, сопровождающиеся отказом от эротических желаний. Страсть уничтожает саму себя и либидо «есть бог и дьявол».
11 Spielrein S. Die Destruction als Ursache des Werdens // Jahrbuch für psychanalytische und psychopatologische Forschungen. 1912. Vol. 4, pp. 465-503; См. также: Шпильрейн С.Н. Деструкция как причина становления // Логос. 1994. № 5. С. 207-238.
Естественно-научная сторона исследования подтверждалась биологическими фактами. (Известно, что русский биолог И.И. Мечников впервые указал на наличие «инстинкта смерти», который «в потенциальной форме гнездится в природе человеческой» [6, с. 231]).
Культурфилософская составляющая работы С.Н. Шпильрейн была чрезвычайно насыщена и включала крайне интересное истолкование наследия Ф. Ницше. Однако структурообразующую роль в ее статье играл лейтмотив амбивалентного единства любви и смерти, который, безусловно, был связан с культурной парадигмой, восходящей к философии В.С. Соловьёва.
Именно В.С. Соловьёв в статье «Смысле любви» (1893) в развёрнутом виде представил древнюю метафору Гераклита - «Дионис и Гадес - одно и то же»12: «Дионис, молодой и цветущий бог материальной жизни в полном напряжении её кипящих сил, бог возбужденной и плодотворной природы, - то же самое, что Гадес, бледный владыка сумрачного и безмолвного царства от-шедших теней. Бог жизни и бог смерти - один и тот же бог. Это есть истина, бесспорная для мира природных организмов» [2, с. 131]. Русский мыслитель обосновывает эту метафору диалектикой индивидуального и родового начал в живой природе. Полнота жизненных сил любого природного организма принадлежит витальной мощи его рода, который, являясь порождающим началом, одновременно несёт в себе и беспощадный закон прекращения жизненного цикла - смерти индивидуального существа. Единство рождения и разрушения, символическими представителями которых у Гераклита стали Дионис и Гадес (Аид), характеризует, по В.С. Соловьёву, жизненный мир природных организмов на всех его уровнях.
На низших ступенях эволюции в жизненном цикле природных особей рождение и умирание совпадают - в буквальном смысле: «.. .здесь особи существуют только для того, чтобы произвести потомство и затем умереть; у многих видов они не переживают акта размножения, умирают тут же на месте, у других переживают лишь на очень короткое время» [2, с. 131].
Однако по мере возрастания биологического совершенства и органической сложности живых существ природа ограничивает и ослабляет действие этого закона: функция продолжения рода постепенно отделяется и всё более отдаляется от разрушительных законов умирания и смерти.
Необходимость служить средством зарождения новой жизни данного рода и умирать после выполнения этой родовой функции сохраняется и остаётся неустранимой, но реализация этой необходимой задачи становится всё более опосредованной по мере возрастания органической сложности и появления феномена сознательности индивидуальных существ: «Таким образом, закон тождества Диониса и Гадеса - родовой жизни и индивидуальной смерти, - или, что то же самое, закон противоположности и противоборства между родом и особью, всего сильнее действует на низших ступенях органического мира, а с развитием
12 «Дионис же <...> тождественен Аиду» (Гераклит, фрагм. 15 / пер. М.А. Дынника; см.: Материалисты Древней Греции. М., 1955. С. 42).
высших форм всё более и более ослабляется; а если так, то с появлением безусловно-высшей органической формы, облекающей индивидуальное существо само сознательное и самодеятельное, отделяющее себя от природы, относящееся к ней как к объекту, следовательно, способное к внутренней свободе от родовых требований, - с появлением этого существа не должен ли наступить конец этой тирании рода над особью? Если природа в биологическом процессе стремится все более и более ограничивать закон смерти, то не должен ли человек в историческом процессе совершенно отменить этот закон»? [2, с. 131-132]. Эта онтологическая задача получает у В.С. Соловьёва вполне утопическое решение. Цель подлинно эротической любви, согласно его мысли, - преображение пола, побеждающее смерть. В.С. Соловьёв достаточно противоречиво рассуждает на философском языке о том, о чём в принципе необходимо вести речь психоаналитически. До тех пор пока человек размножается как животное, он будет подвержен закону умирания, царящему в животном мире. И даже простое воздержание от родового акта (девство, монашество, скопчество), продолжает мысль В.С. Соловьёв, не избавляет человека от смерти как дезинтегрирующего фактора. Более того, сам факт природной дифференциации полов, не устраняемой внешне физиологическим соединением в половом акте, есть уже свидетельство состояния дезинтеграции и «начала смерти».
Пребывание в половой раздельности означает для мыслителя нахождение на путях смерти: «.. .а кто не хочет или не может сойти с этого пути, должен по естественной необходимости пройти его до конца» [2, с. 132]. Пол - это корень смерти. Бессмертие возможно только на пути обретения человеческой (сверхчеловеческой) цельности. Поскольку физиологическое соединение не способно к восстановлению цельности человеческого существа, то «значит, это ложное соединение должно быть заменено истинным соединением, а никак не воздержанием от всякого соединения, т.е. никак не стремлением удержать in Statu quo разделенную, распавшуюся и, следовательно, смертную человеческую природу» [2, с. 132].
В.С. Соловьёв задаётся вопросом - «в чём же состоит и как осуществляется истинное соединение полов?» [2, с. 132]. Однако непротиворечивого ответа на этот вопрос философ не находит (о чём сам свидетельствует, оценивая свою работу в письмах к Н.Я. Гроту13).
13 Письма В.С. Соловьёва Н.Я. Гроту, редактору журнала «Вопросы философии и психологии», для которого предназначалась статья «Смысл любви», свидетельствуют об этом: «По отъезде Трубецких, 17-го октября (1893), я немедленно и добросовестно сел за конец "Любви" и к воскресенью 31-го октября написал около 40 страниц, но когда я их перечел - о боги!-как сказал бы покойный Афанасий Афанасьевич (Фет) - какая это вышла размазня, какая каша поганая, какая мерзостыня» (Цит. по: Козырев А.П. Смысл любви в философии Владимира Соловьева и гностические параллели // Вопросы философии. 1995. №7. С. 61). Посылая Н.Я. Гроту 3 января 1894 г. уже исправленный вариант окончания, В.С. Соловьёв предупреждает: «Если вышла какая-нибудь безлепица, то ты купно с Левоном и Трубецким исправьте; притом знайте,- "оно ниже по ереси, ниже по лукавству некоему сицево, что дерзнуто бысть мною, но по некоему всякому случаю, или по забвению, или по скорби, или нечто излишнему винопитию погрузившу мя, написаться тако"» (Там же. С. 61).
С «биологической» аналогии начинается и статья С.Н. Шпильрейн (да и рассмотренная нами ранее книга Лу Андреас-Саломе начиналась с этого же!). Причём С.Н. Шпильрейн буквально повторяет мысль В.С. Соловьёва о биологическом единстве жизни и смерти в природном мире: «При зачатии происходит соединение женской и мужской клеток. Каждая клетка при этом уничтожается как единица, и из продукта уничтожения возникает новая жизнь. Некоторые низшие живые существа, например мухи-поденки, с произведением нового поколения лишаются жизни и умирают. Для них создание - это одновременно и гибель, что, взятое само по себе, есть наиболее страшное для живущего. Если собственная гибель служит новому созданию, то она становится для индивида желаемой» [7, с. 208].
Таким образом, С.Н. Шпильрейн формулирует концепцию деструкции как причины становления: через смерть, разрушение и гибель зарождается новая жизнь. В акте созидания содержится его негатив - деструкция. Биологический процесс размножения живых организмов, т.е. процесс самовоспроизведения в природе, основан на инстинктах жизни и смерти. Этот биологизаторский подход, очевидно представленный и в работе В.С. Соловьёва, значительно схематизирует само исследование. Однако для нас важно указать на принципиальное методологическое родство и концептуальное сходство исследований С.Н. Шпильрейн и русского философа именно в этом естественно-научном контексте рассуждений.
Для биологической закономерности С.Н. Шпильрейн находит аналогию в области человеческих отношений: деструктивное начало внутренне присуще человеческой психике, являясь динамическим источником сексуального влечения как стремления к саморазрушению и продолжению жизни в другом человеческом существе. После рассмотрения ряда естественно-научных фактов автор «Деструкции как причины становления» переходит к культурно-историческим, мифологическим и литературным примерам. Феноменология любви, по С.Н. Шпильрейн, включает деструкцию как порождающее начало: любовь, являясь оборотной стороной ненависти, рождается из смерти. С её точки зрения, только этим можно объяснить этиологию психопатологических и сексуальных девиаций (мазохизм, садизм, перверсия и др.): «Соответственно содержащимся в сексуальном инстинкте разрушающим элементам, более активно настроенный мужчина имеет также и более садистические желания: он хочет разрушить возлюбленную, женщина, представляющая себя по преимуществу как объект любви, хочет быть разрушенной. Конечно, границу не удается провести так строго, т. к. каждый человек бисексуален, и, далее, потому, что у женщины имеются субъективные представления; равно, как и у мужчины - объективные; поэтому женщина садистична, мужчина также и мазохистичен. Если, благодаря перемещению себя вовнутрь любимого индивида объектные представления выигрывают в интенсивности, то в таком случае направленная против себя любовь ведет к самодеструкции, так, например, к самоумервщлению плоти, мученичеству, да и к полному уничтожению собственной сексуальности, как при кастрации. Это лишь различные формы и степени самоуничтожения. Акт порождения сам залючается в самоуничтожении» (курсив наш. - Д.Ш.) [7, с. 219].
Интересно, что С.Н. Шпильрейн, разворачивая исследовательскую конструкцию в рамках психоаналитического дискурса, не углубляется в рассмотрение воп-
росов, связанных с проявлением деструктивных тенденций в сфере патологии психики или сексуальных отношений. (В отличие от неё, В.С. Соловьёв предпринял попытку на сугубо философском языке осмыслить психопатологические феномены в половой жизни). Однако в «Деструкции как причине становления» особенным образом актуализируется тема андрогинизма, занимавшая многие умы модернистской эпохи, в том числе и В.С. Соловьёва (в рассматриваемой нами работе «Смысл любви» (1893), а также в статье «Жизненная драма Платона» (1898)).
Для В.С. Соловьёва половые извращения (подробно философ останавливается на примере полового фетишизма) есть лишь наиболее заметные проявления повреждённой первородным грехом природы пола, в общий ряд с которыми вполне может быть поставлено и половое совокупление (коитус, признанный нормой половых отношений): «Наша жизнь так далека от истины в этом отношении, что за норму принимается здесь только менее крайняя, менее вопиющая ненормальность [2, с. 132-133]. <...> Те многообразные извращения полового инстинкта, которыми занимаются психиатры, суть лишь диковинные разновидности общего и всепроникающего извращения этих отношений в человечестве, -того извращения, которым поддерживается и увековечивается царство греха и смерти» [2, с. 138]. Противоречие в концепции «половой любви» В.С. Соловьёва заключается в том, что, с одной стороны, утверждается необходимость преодоления пола в процессе эсхатологического преображения как решающей победы над смертью (влияние учения Н.Ф. Фёдорова), а с другой - декларируется вера в возможность свершить это преодоление средствами самого пола. (Отметим, что у Платона любовь, как её определяет миф об Эроте (в изложении Аристофана -участника диалога «Пир»), также предстаёт в качестве исключительно человеческого стремления, которое для своего осуществления должно выйти за пределы природы человека как единичного существа). «Эротическая утопия» В.С. Соловьёва (так назвал эту концепцию кн. Е.Н. Трубецкой), продолжая платоновское понимание Эроса как начала любовного влечения плоти, достигающего вершин стремления к идеалу, именно в половой любви открывала силу для победы над смертью. Концептуальное противоречие в размышлениях В.С. Соловьёва (отмеченное как им самим, так и в работах его оппонентов и критиков -например кн. Е.Н. Трубецкого, В.В. Зеньковского) обусловило поиск возможности выхода из мыслительного тупика. Таковым и стало возрождённое В.С. Соловьёвым и трансформированное им в гностически-христианском контексте учение Платона об андрогинизме, приобретшее у русского мыслителя религиозно-утопический характер.
В диалоге Платона «Пир» автор комедий Аристофан рассказывает миф об андрогинах - проточеловеческих существах «третьего пола»: «Когда-то наша природа была не такой, как теперь, а совсем другой. Прежде всего, люди были трёх полов, а не двух, как ныне, - мужского и женского, ибо существовал ещё третий пол, который соединял в себе признаки этих обоих; сам он исчез, и от него сохранилось только имя, ставшее бранным, - андрогины, и из него видно, что они сочетали в себе вид и наименование обоих полов - мужского и женского» (Платон. Пир, 189d [8, с. 98]). Если Платон учил о первичности андрогина, распад которого - по воле богов в прошлом человечества - приводит к поляри-
зации мужского и женского начал в человеческой природе - в настоящем, то у В.С. Соловьёва андрогинизм, являясь заданным к исполнению предназначением человека, его «сверхчеловеческим» идеалом, относится не к прошлому, а к будущему: «... истинный человек в полноте своей идеальной личности, очевидно, не может быть только мужчиной или только женщиной, а должен быть высшим единством обоих. Осуществить это единство, или создать истинного человека, как свободное единство мужского и женского начал, сохраняющих свою формальную обособленность, но преодолевших свою существенную рознь и распадение, - это и есть собственная ближайшая задача любви» [2, с. 122]. Так объединяются у В.С. Соловьёва популярные ницшеанский, платоновский и собственно христианский мотивы: сверхчеловек, согласно русскому философу, есть преображённая «истинным Эросом» (А.Ф. Лосев [9, с. 57]) духовно-телесная (богоче-ловеческая) плоть восстановленного андрогина.
В статье «Жизненная драма Платона» В.С. Соловьёв продолжает учение о половой любви, высшей формой которой является не внешне материальное, физиологическое, а внутреннее соединение любящих (сизигия), которое, не уничижая телесное начало, восстанавливает целостность человека, его «всеединство». «Сам Соловьёв, - подчёркивает В.В. Зеньковский, - тут же и употребляет слово "андрогинизм": постановка рядом слова "восстановление" могло бы означать, что андрогинизм предшествовал половому диморфизму. Но такое понимание было бы чистым недоразумением, так как "восстановление" относится не к андрогину, которого ещё не было в истории, а к образу Божию. <...> Любовь (половая) и является той силой, которая ведёт весь мир (через человека) к осуществлению всеединства» [10, с. 57]. Однако нас мало интересует сейчас проблема утопичности воззрений В.С. Соловьёва на Эрос. Мы хотели лишь указать на совпадение контекстов его метафизики любви и концепции, изложенной в рассматриваемой работе С.Н. Шпильрейн (повлиявшей в свою очередь на позднейшее психоаналитическое учение о дуальных драйвах (влечениях к жизни и смерти) З. Фрейда).
Обращение к философии Ф. Ницше у С.Н. Шпильрейн не было случайным: культурфилософский контекст эпохи обусловил этот интерес и в психоаналитических кругах. Однако анализируя ницшевскую концепцию физического перерождения человека и преодоления человеческой природы в «сверхчеловеческом» существе, она придала ей своеобразную, психоаналитическую интерпретацию.
На биологическом материале (очень схожем с примерами В.С. Соловьёва, как мы убедились), на мифологических и литературных фактах С.Н. Шпильрейн доказывает, что деструктивность (влечение к смерти) является основополагающим принципом человеческой психики, и рассматривает представления о разрушении в контексте психического аутоэротизма Ф. Ницше: «У Ницше, который оставался одиноким всю свою жизнь, всё либидо обратилось на собственную личность. Как Ницше понимал любовь или вернее, как он её чувствовал? Одиночество так сильно мучило поэта, что он создал себе идеального друга - Зара-тустру, с которым он себя идентифицировал. Тоска по объекту любви привела к тому, что Ницше в себе самом стал мужчиной и женщиной, и то и другое в едином образе Заратустры» [7, с. 217]. Идея «сверхчеловека», согласно этой концепции, есть результат идентификации философа с матерью: эта фантазия симбио-
тического единства отражает мужеженскую, андрогинную природу воображаемого существа, в которой преодолевается телесная ограниченность, половой диморфизм и смертность человека. Именно поэтому человек, по Ф. Ницше, -это то, что необходимо преодолеть, поскольку человек, возвысившийся над собственной природой, рождает сверхчеловека. И преодоление это, возможно, как восстановленное единство, достигнутое путём слияния активно познающего -мужского начала и пассивно принимающего, порождающего - женского начала в неком умопостигаемом мыслителем синтезе: «Тоска по познанию, таким образом, для поэта не что иное, как тоска по живущей в его глубине матери. Если мать - это его собственная глубина, то соединение с матерью надо понимать аутоэротично, т.е. как соединение с самим собою» [7, с. 217]. Причём женская, материнская, плодоносящая природа этого синтеза и является у Ф. Ницше моделирующей матрицей будущего рождения нового человека. Таким парадоксальным образом аутоэротизм (в терминах З. Фрейда «первичный нарциссизм») приобретает в концепции С.Н. Шпильрейн и антропологическое, и культурологическое измерение: рождение нового человека, как и рождение новой культуры, связано с идеей возвращения к первоначальному симбиотическому единству с матерью - прохождением через смерть и перерождением в материнской утробе. Так «эротическая утопия» В.С. Соловьёва с умозрительным проектом «андро-гинизма», религиозная составляющая которого представлена «софийной», т.е. «премудрой», материнской, женской природой, была изложена на психоаналитическом языке С.Н. Шпильрейн.
Такое же понимание нарциссизма мы находим у Лу Андреас-Саломе. В отличие от классической фрейдистской модели аутоэротизма (или первичного нарциссизма), объясняющим механизмом которой является инфантильная фиксация на определенной стадии психосексуального развития, для Лу Андреас-Сало-ме нарциссизм означает глобальное позитивное состояние любви к себе в процессе «аффективной идентификации с существующим» - со «всем». Вдумчивая интерпретация мифа о Нарциссе позволяет исследовательнице формулировать нетривиальный подход к истолкованию эротической любви, который близок соловьёвской концепции «всеединства» и вполне возможно был инспирирован именно ей. Лу Андреас-Саломе обращает внимание на то, что мифологический Нарцисс смотрел не в зеркало, а на водную поверхность лесного источника, в котором воспринимал не изолированный образ самого себя, а его слитное и неразделимое единство с окружающей природой. Именно в этом первоначальном тождестве с материнской сущностью природы и рождается любовь как влечение к жизненному воплощению и реализации собственной идентичности в универсальности сущего. Оборотной (но не противопоставляемой) стороной процесса отождествления является влечение к смерти как к растворению, аннигиляции изолированно существующего нарциссического «я» во всеобщем порождающем лоне природы как своём материнском начале. «Софийный» контекст этой концепции просматривается в идее слияния с «женской» основой мироздания - его первосущностью. Так понимал религиозное преображение человека В.С. Соловьёв: София - Премудрость Божия - является образом, приемлющим умное отражение Божественного Логоса, и началом преображения будущего
«всеединого» человечества. «Всеединство» как основа преображённого человечества предполагает преодоление трагического разделения между миром природы и миром культуры.
Эту же идею повторяет и Лу Андреас-Саломе. Однако она вполне реалистично воспринимает трагедию разрыва между естественным и культурным планами бытия. Культура и природа в её понимании не являются противоположностями. Создателями человеческой культуры являются «развившиеся в полной мере Нарциссы», поскольку именно через их обращённую на себя самих любовь воплощается образ отражённого в них мира природы, которая становится в этом воплощении «второй реальностью», т.е. культурой [4, с. 40]. Таким Нарциссом был Ф. Ницше. Однако трагедия Нарцисса заключается в том, что он обречён на разочарование: симбиотическое единство с универсумом как своим собственным отражением не способно вместить его индивидуальное сознание. Описанный в работах Лу Андреас-Саломе и С.Н. Шпильрейн страх исчезновения и стирания границ индивидуальности является одновременно проявлением влечения к смерти. Отметим, что тревога аннигиляции, присущая ребёнку в младенческом возрасте, будет блестяще проанализирована в исследованиях Мелани Кляйн.
Однако прежде чем могло появиться кляйнианское учение о параноидно-шизоидной и депрессивной позициях в развитии психики ребёнка, переживающего аннигиляционную тревогу, необходимо было возникнуть знаменитой фрейдовской концепции дуальных драйвов.
Влияние идей С.Н. Шпильрейн на формирование этой концепции не отрицал и сам З. Фрейд: «В одной богатой содержанием и мыслями работе, - отмечал он в работе «По ту сторону принципа удовольствия» (1920), - к сожалению, не совсем понятной для меня, Сабина Шпильрейн предвосхитила значительную часть этих рассуждений» [11, с. 572-573]. А ещё в 1911 году, после выступления С.Н Шпильрейн на заседании Венского психоаналитического общества (25 ноября 1911 г.) с докладом «Деструкция как причина становления», З. Фрейд так прокомментировал это событие: «Она очень талантлива; во всём, что она говорит, есть смысл; её деструктивное влечение мне не очень нравится, потому что мне кажется, что оно личностно обусловлено. Она выглядит ненормально амбивалентной» [1, р. 494].
Теория влечений разрабатывалась З. Фрейдом на протяжении всей жизни. Концептуальные аспекты этой теории отражены в целом ряде его работ. В истории психоанализа ранняя и поздняя теоретические системы З. Фрейда получили название первой и второй дуалистической теории влечений (драйвов). Влечение к смерти было сформулировано и включено в систему влечений только во второй дуальной теории.
З. Фрейд предположил, что помимо принципа удовольствия, которому подчинена человеческая жизнедеятельность, существует некое противоположное ему влечение. Анализ некоторых специфических феноменов психической жизни (кошмарные сновидения, навязчивые воспоминания о психотравмирующих ситуациях и пр.) позволил сделать убедительный вывод о том, что такие феномены не подчинены принципу удовольствия, а регулируются принципом навязчивого повторения.
Иллюстрируя действие этого принципа примерами из органической жиз-ни14, З. Фрейд объясняет его действие наличием в органических существах влечения к восстановлению прежнего неорганического состояния, то есть влечения к смерти, на службе и в подчинении которого находится принцип удовольствия. Биологическая аналогия, как и в работах Лу Андреас-Саломе и С.Н. Шпильрейн, стала в исследовании З. Фрейда отправной точкой дальнейших концептуальных размышлений.
Таким образом, в психоаналитической теории появилась концепция двух антагонистических влечений человеческой психики: влечения к жизни (Эрос), включающего в себя стремление к размножению (сексуальный инстинкт) и стремление соединить части органического в некое единство (инстинкт самосохранения), и влечения к смерти (Танатос) - агрессивного, деструктивного влечения, направленного на восстановление прежнего, неорганического состояния живой материи. Особую роль в формировании этой концепции сыграли идеи российских последовательниц З. Фрейда Лу Андреас-Саломе и С.Н. Шпильрейн, которые в свою очередь прямо и косвенно были связаны с метафизикой пола В.С. Соловьёва.
Отметим, что появление этой концепции привело З. Фрейда к неизбежной необходимости пересмотра прежней теории психоневрозов и в целом теории психоанализа. «Для нас было бы облегчением, если бы всё наше построение оказалось ошибочным» [11, с. 560], - писал Фрейд, осознавая радикальный поворот новых психоаналитических построений.
Безусловно, вторая дуальная теория (теория дуальных драйвов) была обогащена собственными идеями З. Фрейда, а также идеями, почерпнутыми им из других источников.
Действие деструктивной тенденции, наблюдаемое в условиях органической жизни, связывалось в этой теории непосредственно с онтогенетическими процессами формирования и развития человеческого существа. Эмбриональное состояние ребёнка в материнской утробе сравнивалось З. Фрейдом с условиями относительной нирваны. Раздражения из внешней среды (шумы, кислотность и т.п.) для эмбриона являются лишь отдалёнными предзнаменованиями того потока раздражений, с которым ему предстоит встретиться после рождения (Отто Ранк разработал самостоятельную теорию о влиянии родовой травмы на судьбу человеческой личности и культуры в целом).
В организме новорожденного включаются адаптационные механизмы, которые и побуждают его к развитию, поскольку развитие - это процесс адаптации к окружающей реальности, сначала с помощью родителей, а затем и самостоятельно. Идея преждевременности рождения человеческого существа принципиальна в психоаналитическом дискурсе. Основополагающее положение З. Фрейда о биологической недостаточности младенца при рождении устанавливает безусловную важность для его выживания так называемого «первичного материнского другого». З. Фрейд делает предположение о том, что в бессознатель-
14 Примеры эти очень напоминают упоминавшиеся выше «биологические аналогии» в работах В.С. Соловьёва, Лу Андреас-Саломе и С.Н. Шпильрейн.
ной сфере младенца остаётся воспоминание о тех блаженных условиях, в которых он пребывал до появления на свет.
Таким образом, человек испытывает бессознательное стремление к возвращению в подобное состояние. Так как такое контрэволюционное движение в онтогенезе невозможно, человек использует другой вектор этого движения - по направлению к смерти. Смерть в бессознательном представлении становится образом блаженного состояния отсутствия всяческих раздражений, которое уподобляется внутриутробному существованию в материнском теле.
Однако влечение к жизни (действие инстинктов размножения и самосохранения) уравновешивает деструктивное начало в психике - в результате человеческая жизнь, как парадоксально замечал З. Фрейд, стремится достичь смерти наиболее длинным и извилистым путём.
Итак, в психоаналитической теории либидо как сексуальное влечение, объединившее в себе инстинкты самосохранения и размножения, составляет основу влечения к жизни (Эрос). Агрессивность, стремление к разрушению, приведению всего живого в неорганическое состояние соответствует влечению к смерти (Та-натос). В одной из последних обобщающих работ по психоанализу З. Фрейд резюмирует: «В отношении биологических функций эти два основных инстинкта либо действуют друг против друга, либо объединяются.. .Такое одновременное и взаимно противоположно направленное действие двух основных инстинктов порождает всё разнообразие явлений жизни. Не может быть и речи об ограничении того или иного основного инстинкта одной из областей психики. Они неизбежно должны присутствовать везде.. .Энергия Эроса ... служит для нейтрализации одновременно присутствующих разрушительных тенденций» [12, с. 58].
Идея о метафизической связи между рождением и смертью, как мы помним, была высказана и В.С. Соловьёвым в «Смысле любви» - с одной существенной поправкой: для русского религиозного философа вектор стремления человека к смерти должен кардинально изменить свою направленность - и стать устремлением к обретению бессмертия.
Таким образом, при наличии существенных концептуальных отличий соло-вьёвской религиозной метафизики пола от фрейдовской теории дуальных драйвов в них усматриваются и достаточно очевидные параллели. Опосредующими звеньями между ними стали интереснейшие труды российских женщин-психоаналитиков - Лу Андреас-Саломе и С.Н. Шпильрейн.
Список литературы
1. The Freud - Jung Letters: The Correspondence between Sigmund Freud and C. G. Jung / Edited by William McGuire. London: Hogarth, 1974, 650 p.
2. Соловьёв В.С. Смысл любви // Соловьёв В.С. Философия искусства и литературная критика / вступ. ст. Р. Гальцевой и И. Роднянской. М.: Искусство, 1991. С. 99-160.
3. Андреас-Саломе Л. Мысли о проблемах любви. Глава из книги «Эротика» Лу Андре-ас-Саломе / пер. Ларисы Гармаш. Режим доступа: [http://xyz.org.ua/russian/win/discussion/ erotic.html]
4. Эткинд А.М. Эрос Невозможного. История психоанализа в России. СПб.: Медуза, 1993.
463 с.
5. Розанов В.В. Уединенное. Изд. 2-е. Петроград, 1916.
6. Мечников И.И. Этюды о природе человека. М., 1961.
7. Шпильрейн С.Н. Деструкция как причина становления // Логос. 1994. № 5. С. 207-238.
8. Платон. Собрание сочинений: в 4 т. Т. 2 / под ред. А.Ф. Лосева, В.Ф. Асмуса, А.А. Тахо-Годи; примеч. А.Ф.Лосева и А.А. Тахо-Годи; пер. с древнегреч. М.: Мысль, 1993. 528 с.
9. Лосев А.Ф. Эрос у Платона // Лосев А.Ф. Бытие - имя - космос / сост. и ред. А.А. Тахо-Годи. М.: Мысль, 1993. С. 31-60.
10. Зеньковский В.В. История русской философии в 2 т. Л.: Эго, 1991. Т. 2. Ч. 3. С. 7-72.
11. Фрейд З. По ту сторону принципа удовольствия // Фрейд З. Психология бессознательного / пер. с нем. Г.В. Барышниковой. М.: АСТ: АСТ МОСКВА: ХРАНИТЕЛЬ, 2007. 605 с.
12. Фрейд З. Основные принципы психоанализа // Фрейд З. Основные принципы психоанализа. М., 1998.
References
1. The Freud - Jung Letters: The Correspondence between Sigmund Freud and C.G. Jung. Edited by William McGuire, London: Hogarth, 1974, 650 p.
2. Solov'ev, VS. Smysl lyubvi [Meaning of love], in Solov'ev,VS. Filosofiya iskusstva i literaturnaya kritika [Philosophy of art and literary criticism], Moscow: Iskusstvo, 1991, pp. 99-160.
3. Andreas-Salome, L. Myslioproblemakh lyubvi [Thoughts on the problems of love]. Available at: http://xyz.org.ua/russian/win/discussion/erotic.html
4. Etkind, AM. Eros Nevozmozhnogo. Istoriya psikhoanaliza v Rossii [Eros Is Impossible. History of psychoanalysis in Russian], Saint-Petersburg, Meduza, 1993, 463 p.
5. Rozanov, VV Uedinennoe [Secluded], Petrograd, 1916, 154 p.
6. Mechnikov, I.I. Etyudy oprirode cheloveka [Sketches on human nature], Moscow, 1961, 290 p.
7. Shpil'reyn, S.N. Destruktsiya kak prichina stanovleniya [Destruction as a reason of formation], in Logos, 1994, pp. 207-238.
8. Platon. Sobranie sochineniy v 41., t. 2 [Collected works in 4 vol., vol. 2], Moscow: Mysl', 1993,
528 p.
9. Losev, AF Eros u Platona [Eros in Plato] in Losev, AF Bytie - imya - kosmos [Genesis -name - space], Moscow: Mysl', 1993, pp. 31-60.
10. Zen'kovskiy VV Istoriya russkoy filosofii v21., t. 2 [History of Russian philosophy, in 2 vol., vol. 2], Leningrad: Ego, 1991, part 3, рp. 7-72.
11. Freyd Z. Po tu storonu printsipa udovol'stviya [On the other side of the pleasure principle] in Freud, Z. Psikhologiya bessoznatel'nogo [Psychology of the unconscious], Moscow: AST, 2007, 605 p.
12. Freyd Z. Osnovnye printsipy psikhoanaliza [Fundamental principles of psychoanalysis], in Freud, Z. Osnovnye printsipy psikhoanaliza [Basic principles of psychoanalysis], Moscow, 1998, 288 p.