CC BY
90
- «язык» в итальянском), итальянское слово «девушка» - «signorina» является экзотической заменой для «miss», л обращение «signorino» - это пейоративный диминутив для молодого человека.
В процессе исторического развития английского языка состав диминутивных суффиксов не оставался неизменным. Он расширялся и развивался, появлялись новые диминутивные образования. Одни суффиксы утратили способность к словопроизводству, не развив высокой степени продуктивности, другие совсем выбыли из словообразовательной системы, третьи передали эстафету иным средствам актуализации семантики дими-нутивности. Иные части речи, помимо имён собственных и нарицательных, приобретают способность реализовывать семантику диминутивности.
Диминутивность в английской и итальянской языковых картинах мира является малоисследованной и требует дальнейшего изучения.
Библиографический список
1. Grimm, J. Deutsche Grammatik. B.3 [Текст] / J. Grimm. - Gottingen bei Dietrich, 1837.
2. Кубрякова, Е.С. Именное словообраование в германски языках:. В 3 т. Т.3 «Сравнительна грамматика германских языков» [Текст] / Е.С. Кубрякова. - М., 1963.
3. Wrede, F. Die Diminutiva im Deutschen [Текст] / F.Wrede. - Marburg, 1908.
4. Polzin, A. Studien zur Geschichte des Diminutivus im Deutschen [Текст] /A.Polzin. - Strassburg, 1901.
5. http://www.langues.ru/beta/?cat=13
6. Хроленко, А.Т. Основы лингвокультууологии: учебное пособие [Текст] /А.Т. Хроленко. - М.: Флинта, Наука, 2004.
А. Buryakovskaya
Diminutivity in english and italian language world pictures
Diminutivity is an important linguistic category with long history in different languages. This category has not been thoroughly researched, but the important role that it plays in modern languages makes such research indispensable.
Получено 20.02.2009 г.
УДК 821.161.1
И.В. Ерохина, канд. филол. наук, доц., (4872) 35-37-79, [email protected] (Россия, Тула, ТГПУ им.Л.Н. Толстого)
ОБРАЗЫ БОЯРЫНИ МОРОЗОВОЙ И ПРОТОПОПА АВВАКУМА В ПОЭЗИИ АННЫ АХМАТОВОЙ
(К ВОПРОС У О ФОРМИРОВАНИИ СЕМАНТИЧЕСКОЙ МНОГОУРОВНЕВОСТИ ТЕКСТА)
Рассматривается под текстуальный слой в поэме А. А. Ахматовой «Реквием», связанный с тематикой русского раскола XVII века. Делаются выводы о возможном влиянии на поэму как личности протопопа Аввакума, так и его литееатууного творчества.
Ключевые слова: семантический уровень, цeмкoвный раскол, агиография, поэма, датировка текста.
До сих пор никто из исследователей не обращал внимания на один странный факт творческой истории поэмы «Реквием». В материалах архива, собранных под общим шзванием «Записные книжки Анны Ахматовой (1958 - 1966)», мы можем найти несколько вариантов композиции «Реквиема», которые относятся к осени 1960 г. - лету 1962 г. Неизменным в них остается состав - 14 стихотворений, заголовочный комплекс и последовательность первых четырех текстов: «Посвящение», «Вступление», «Уводили...», «Дон» («Тихо льется...»). Окончательную, «каноническую», композицию и вместе с этим жанровый статус поэмы «Реквием» обрел в конце 1962 года, когда уже бумаге, а не только памяти был доверен его полный текст. Тогда же появились в его составе эпиграф из стихотворения 1961 г. «Так не зря мы вместе бедов ли...» и «Вместо nрeдяcлoвяя», датированное 1 апреля 1957 года.
Отсутствие Предисловия в планах циклт вплоть до лета 1962 года заставляет нас в данном случае поставить под сомнение наиболее очевидную функцию даты как маркирования времени создания текста и попытаться найти иные объяснения.
Соггасно нашей гипотезе, дата, поставлена под Предисловием, служит указанием на некий биографический или исторический факт. Наши попытки установить связь с каким-либо значимым «личным» событием оказались безуспешны. Что же касается возможных исторических алю-зий, то наиболее вероятной представляется отсылка к казни протопопа Аввакума 1 апреля 1682 года. Задача этой статьи - обоновать сделанное нами предположение.
Впервые имена раскольников протопопа Аввакума и боярыни Морозовой в отношении Ахматовой употребил в 1924 год рапповски критик Г.Лелевич: «Уже одно наличие в творчестве Ахматовой православным и мистическим мотивов, реакционность которым так нагядно вскрыта Плехановым, заставляет очень задуматься прежде, чем прееодносить нашей поэтессе лавровый венок с надписью "первому поэту земли русской". Ведь православные молитвословия Ахматовой раздаются не в дни протопооа Аввакума и боярыни Морозовой, а через 76 лет после того, как Белинский написал свои бессмертные строки: “Россия видит свое сласе-ние не в мистицизме, не в аскетизме, не в пиетизме, а в успехам цивилизации, просвещения, гуманности”» [1. С. 461]. Ахматова считал, что эта статья и последовавша за ней лавина ккигики ознаменовал начло ее гражданской кани. Ведь вспомина имена раскольников, Лелевич обвинял
ее как поэта не только в «мистицизме», «ветхости» и косности, но и во враждебном новому времени упрямом «староверии», внутренней оппозиционности. И Ахматова приняла эту историческую параллель, утвердила ее своей жизнью и своим творчеством и передала в наследство молодым поэтам как единственно возможную позицию в отношения с властью, литературной и государственной. А. Найман вспомина: «А. однажды назвала нас “аввакумовцами” - за нежелание идти ни на какие уступки ради возможности опубликовать стихи и получить признание Союза писателей» [2. С. 104]. Но не забываа никогда и о своем завлении с просьбой принять ее в Союз писателей, которое она написала осенью 1939 года, пы-тась вымолить прощение отправленному по этапу сыну, и о своем цикле «Слава миру!», написанном в 50-м, когда Лев Гумилев был вновь арестован. В «Записных книжках» есть две похожие записи 1964 и 1966 годов: «...А боярыня Морозова, вынесшая все пытки, которая придумала добрая старая московская Русь, все-так попросила стрельца, который сторожил ее, дать ей яблочко. “Где ж я тебе возьму яблочка?” - сказал стрелец», и во второй приписка: «Я часто вспоминаю эту страницу биографии Морозовой» [3. С. 706].
Образ боярыни Феодосии Морозовой в лирике Ахматовой возникнет дважды: в стихотворении 1937 г. «Я знаю, с места не сдвинутся...» и стихотворении 1962 г. «Последняя роза». Морозова - одно из тех исторически зерка, в котором Ахматова находила отражение собственной судьбы.
Смыслопорождающим композиционным приемом первого текста становится опровержение заявленной оппозиции настоящего как апокалипсического времени и пошлого, данного в ракурсе идиллии: «Язнаю, с места не сдвинуться / Под тяжестью Виевых век. / О, если бы вдруг откинуться/ В какой-то семнадцатый век. // С душистою веткой березовой/ Под Троицу в церкви стоять,/ С боярынею Морозовой/ Сладимый медок попивать». Рифма, основанна на омоформах, актуаизирует обра «века = времени Вия». Мотив насильственной обездвиженности в первых двух стихах реаизует семантику смерти, погребения заживо. Ему противопоставлены обраы второй строфы. Прадник Троицы, неразрывно связанный в православном сознании с Пасхой и Духовым Днем, - это радость спасения и торжества жизни (зеленый цвет облачения священников в этот день символизирует животворящую и обновляющую силу Святого Духа), радость рождения и единства Светой, Соборной и Апостольской Церкви. И мотив «стояния» на церковной службе, молитвенного предстоония, имеет значение вечного и неизменного движения бессмертной души человека к Богу.
Неопределенность эпитета - «какой-то» - в отношении семнадцатого века указывает на произвольность выбора хронологической точки, так
как поначалу любое прошлое воспринимается как блаженное время в сравнении с «последними временами», с веком Ви.
Однако имя Морозовой ставит под сомнение этт антитезу. С ним оказываютст одинаково связаны образы душистой березовой ветки под Троицу и навозного снега, в котором тонут дровни, увозящие опаьную боярыню в ссылку. Мотт вкушения «сладимого медка» воплощает радость, счастье, полнотт земной жизни и одновременно отсылает к знаменитым письмам протопопа Аввакума, в которых он наставлял свою духовную дочь: «А буде обленишься на нощное правило, тот день окаянной плоти и есть не давай. Не игрушка душа, что плотским покоем ея подавлять! Да переставай ты и медок попивать. Нам иногда случается и воды в честь, да живем же» [4. С. 209]. И вместе со «сладимым медком», богатством и знатностью боярыни, мы вспоминаем и ее подвет веромучени-цы, и голодную смерть в земляной яме. Идиллия другого «какого-то семнадцатого века» оборачивается таким же кровавым временем раскола и казней. Взаимооттаженность веков и взаимоотраженность героинь утверждается последним горьким вопросом: «Какой сумасшедший Суриков / Мой последний напишет путь?»
Так же имплицитно обра протопопа Аввакума присутствует и в стихотворении 1962 года «Последняя роза». В сттоке «Мне с Морозовою класть поклоны..» предикат акцентирует не только истовую религиозность героини и мученичество последних четырех лет жизни, но и каждодневный духовный подвет покания, смиренно-благодарное принятие страданий, вновь возвраща читателя к письмам Аввакума: «Восломяни: егда ты родилася, не взыграла, но заплакала, от утробы исшед материи. И всякой младенец тако творит, прознаменуя плачевное сие житие, яко дние плача суть, а не праздника. <... >Тако и ты, государыня, плачи сует-наго жития своего и грехов своим, понеже призвал тя Бог в домовое строение и рассуждение; но и возвеселися, егда, в нощи востав, соверши-ши 300 поклонов в седмь сот молитв веселием и радости духовныя. <... > Еще же реку ти: егда молишися, вниди в клеть свою, затвори дверя своя, сиречь все помыслы злыя отринь и единому Богу гори душею; воздохни со восклицанием и рцы: "Господи, согрешила, окаянная, прости! Несмь достойна нарещися дщерь твоя, сотвори мя, яко єдину от наемниц твоим!"... Нощию воставай, - не людем себя приказуй будить, но сама воспряни от сна без лености, - и припади, и поклонися сотворшему тя. А к вечеру меру помни сидеть, поклоны: егда метание на колену твориши, тогда главу свою впрямь держи; егда же великий прилучится, тогда гавою до земли. А нощию триста метаний на колену твори. Еда совершиши сто молитв стоя, тогда "Слава" и "Ныне", "Аллилуйя", и тут три поклоны великия бывают. Також и на "Достойне" всегда поклон великий. На святую Пасху и во всю пятьдесятницу и нощию - в пояс. Ипромеж Рожества л Крещения - в пояс. И во всякую суботу, и неделя), и в праздники - в пояс. Разве в
Великую суботу против Великаго дни - то метание на колену (выделено нами. -И.Е.)» [4. С. 213].
Такое постоянное присутствие Аввакума свидетельствует о том, что обра Морозовой, вєлоятно, был воспринят Ахматовой прежде всего через его сочинения. Заметим между прочим, что Ахматова хранила вместе с семейными фотографиями и в 1940 год поклывлл Л.К .Чуковской сочинение своей сестры Ии о протопопе Аввакуме [5. С. 156].
Итак, вернемся к «Реквиему». Эта поэма имеет не только драматическую, но и долгю твооческую историю. Основной корпус тестов, составивший девять из десяти главок поэмы, был создан в 1935-1939 годах. Особым этапом следует сситать 1940 год, когда были написаны (почти одновременно - в марте) «Посвящение» и «Эпилог», а в мае - «Уже безумие крылом..». Тогда, согласно нашим предположениям, начал формироваться пушкинский смысловой слой [6]. Основна же работа над композицией цикла проходила уже в начае 60-х годов. Между 1940-м и 1962-м годом не только больше двадцати лет жизни, но и работа над «Поэмой без героя», во многом определивша иной хатактер поэтики, о котором сама Ахматова писала так: «И только сегодня мне удалось окончательно формулировать особенности моего метода (в Поэме). Ничто не сказано в лоб. Сложнейшие и глубочайшие вещи изложены не на десяткам страниц, как они привыкли, а в двум строчкам, но для всем понятным» [7. С. 364]. Мы должны помнить, что поэму «Реквием» из цикла стихов 1935-1940 гг. создавала уже другая Ахматова, Ахматова, виртуозно овладевша умением увеличивать количество смысловых уровней текста («у шкатулки ж тройное дно») минимальными средствами, в частности, иcпoльзуя смыслопорождающий потенцил «незабвенных дат».
Но что давла ей отсылка к Аввакуму (если считать таковой дату, поставленную под предисловием - «1 апреля»)?
В «Житии Аввакума» соединяютст чееты автобиографии, проповеди и собственно жития. «Дерзость» автора, создающего свое житие, оправдывается не только примером самих апостолов: «...иное было, кажется, про житие-то мне и не надобно говорить, да прочтом Деяния апостольская и Послания Павлова, - апостоли о себе возвещали же, егда что Бог соделает в ним: не нам, Богу нашему слава» [8. С. 364], но и тем, что «Аввакум протопоп понужен бысть житие свое написати иноком Епифани-ем <...> дане забвению предано будет дело Божие» [8. С. 357-358]. Мотив «закла» в Предисловии «Реквиема» с одинаковым основанием можно прочитывать как чееез призму пушкинско-моцартовских, так и аввакумов-ских ллюзий. Не тщеславным желанием говорить о себе и своих страданиях движим поэт, но «понуждаемый», выполняет «закл», который ккоме него никто не смог бы исполнить, «да не забвению предано будет дело Божие»: «Затем, что и смерти блаженной боюсь/ Забыть громыхание чер-
ных марусь, / Забыть, как постылая хлопала дверь, / И выла старуха, как раненный зверь...».
Еще одним объяснением стремления Аввакума написать собственное житие служит исключительностью ситуации - «сие время ис правил вышло». Мир героини «Реквиема» - это мир одновременно безумный («по столице одичалой шли») и безбожный («дух моих осатанелых лет»), в нем тоже «время ис правил вышло»: «Все пеуееуталось навек/ И мне не разобрать/ Теееуь, кто зверь, кто человек,/И долго ль казни ждать». Движение сюжета определяется равитием конфликта, в основе котооого -противостояние тожеству безумия-безбожия не только и не столько в мире, сколько в себе. Заметим, что наставления Аввакума обращены по преимуществу к тем, кто остался верн «древлему благочестию», это проповедь твердости в вере и обличение греховной слабости [9. С. 245].
Отсылка к Аввакуму давала Ахматовой возможность вписать в рамки агиографического канона ключевую для поэмы проекцию «гееоиня
- Богоматерь» (житийный жанр требует соотнесения жизни мученика с земной жизнью Христа или святых) и одновременно оправдать его нарушение. В «Реквиеме» происходит смещение смыслового центра: не новые мученик и cтрacтoтeлпцы, не их «крест высокий» и смерть, повторяющие крестные муки Христа, а мать, не плотью, но любовью сооаспятая с сыном, и в этом уподобленная страдающей Богородице, становится средоточием поэмы.
Не менее значимой для ахматовской поэмы смысловой проекцией мог стать сам обра Аввакума - проповедника, взывающий к людям из земляной ямы, «поэта», знающего силу слова и противостоящего словом беззаконию и неправде.
Библиографический список
1. Лелевич, Г. Анна Ахматова (бешые заметки) [Текст] / Г. Лелевич // А.А.Ахматова: pro et contra / сост., всттп. ст., примеч. Св. Коваленко. -СПб., 2001.- 964 с.
2. Найман, А. Рассказы о Анне Ахматовой [Текст] / АНайман. - М., 2002. - 445 с.
3. Записные книжки Анны Ахматовой (1958 - 1966) [Текст]. - М. -Torino, 1996. - 849 с.
4. Житие потопопа Аввакума, им самим написанное, и другие его сочинения [Текст] . - Иркутск, 1979. - 375 с.
5. Чуковска, Л.Я. Записки об Анне Ахматовой: в 3-х т. [Текст]
/Л.Я. Чуковска. - М., 1997. Т.1. - 544 с.
6. Ерохина, И. Гений и злодейство: пушкинский подтекст в ахма-товском «Реквиеме» [Текст] / И. Ерохина/Вопросы литературы.- 2006.- С. 198-220.
7. Ахматова, А.А. Собрание сочинений в двух томах [Текст] /А.А. Ахматова/сост. и подготовка текста М.М.Кралина. - М., 1990.- Т.1. - 447 т.
8. Житие протопопа Аввакума / Изборник: Повести Древней Руси [Текст] / сост. и примеч. Л.Дмитриеваи Н.Понырко. - М., 1989. - 447 с.
9. Ранчин, А.М. Автобиографические повествования в русской литературе второй половины XVI - XVII вв. (Повесть Мартирия Зеленецкого, Записка Елеаааа Анзерского, Жития Аввакума и Епифания): проблема жанра [Текст] / А.М. Ранчин// Ветроград златословный. - М.: Новое литературное обозрение, 2007. - 575 с.
I. Erohina
The images of boyrynia morozova and archpriest avvakum in anna akhmatova’s poetry (concerning the issue of the organization of a emantically complex text)
The article studies sub-textual layer in A. Akmatova’s poem «Requiem»,connected with the Russian schism of the XVII century. The author concludes on the possible influence of archpriest Avvakum and his works on this poem.
Получено 20.02.2009 г.
УДК 803.0
О.В.Зягькова, асп., (4872) 35-37-79, [email protected] (Россия, Курск, КГУ)
КОММУНИКАТИВНО-ФУНКЦИОНАЛЬНЫЕ ПРИЗНАКИ НЕМЕЦКОГО ЭЛЕКТРОННОГО МОЛОДЕЖНОГО ЖУРНАЛА
Посвящается вопросу функционнрования электронных молодежных жууналов в коммуникативноо Интернет-среде. Особое вннманяе уделяется пятя коммуникатив-но-фунщяоналъным признакам: мулътямедийностя, гиреетекстуальностя, интерактивности, кластерностя информации и молодежности.
Ключевые слова: электронный молодежный журнал, гияертекстуалъностъ, мулыпимедийностъ, интерактивность, кластерностъ, молодежностъ.
С развитием глобальной сети Интертет типологические рамки традиционной системы периодических изданий расширились и вызваи к жизни раветвленную систему сетевой периодики - журнаов и гает, функционирующих в просттанстве Интернет. Изменилась и аудиторная направленность пееиодики - к традиционным подписчикам подключились пользователи ПК. Число потребителей потенциальной журнальной информации стало неограниченным, модифицировать понятия объема и тиража, т.к. электронный способ представления информации включает в себя несравнимо большее количество документов. Но такие важные типологические признаки, как целевое назначение, пееиодичность, характер ин-фоомации, издающий орган, остались идентичными печатной прессе.
На начальном этапе издатели предлагаи своим читателям электронные версии журнаов как дополнительную услугу. Впоследствии
