CC BY
265
Родина В.В.
ОБРАЗ ТОРГОВО-ПРОМЫШЛЕННОГО СОСЛОВИЯ В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ
Аннотация. В статье анализируется образ промышленника, фабриканта и предпринимателя, представленный в русской художественной литературе. Доказывается, что он имеет негативные характеристики и формирует отрицательные стереотипы. К их числу относится, например, осмысление мира деловых людей как «тёмного царства». Промышленники и фабриканты ассоциируются с моральным разложением. Автор приводит примеры, доказывающие, что русская литература способствовала формированию социального стереотипа, что большие деньги честным путём не заработать. Автор заключает, что герои индустриализации не обрели полноценную жизнь на страницах русской классики. Образ предпринимателя, промышленника, фабриканта, культивировавшийся в русской литературе в течение многих десятилетий, оказал влияние на языковую картину мира и сформировал негативный стереотип восприятия современного делового человека.
Ключевые слова. Промышленники, предприниматели, фабриканты, литература, образ, стереотип, индустриализация.
Rodina V.V.
IMAGE OF COMMERCE AND INDUSTRY ESTATES IN RUSSIAN LITERATURE
Abstract. The article analyzes the image of the businessmen, industrialist and manufacturers, presented in Russian literature. It is proved that it has negative characteristics and generates negative stereotypes. These include, for example, understanding of the world business people as "the dark kingdom". Businessmen, industrialist and manufacturers are associated with moral decay. The author gives examples which prove that Russian literature contributed to the formation of social stereotypes that big money earned illegally. The author concludes that industrialization heroes have not found a full life in the pages of Russian classical literature. Image of a businessman, industrialist, manufacturer, cultured in Russian literature for decades, has influenced the language picture of the world and formed a negative stereotype of the modern business person.
Keywords. Industrialists, businessmen, manufacturers, literature, image, stereotype, industrialization.
Начиная с XIX века художественная среда постепенно становилась зеркалом индустриализации: она начинает активно появляться в искусстве, в частности, в литературе. Из понимания в узком смысле материального и производственного фактора она быстро перерастает в феномен, отражающий масштаб экономических перемен в жизни общества, и приобретает статус самостоятельного культурологического и цивилизационного объекта. Анализ концепта «российская промышленность» в русской литературе позволяет выявить не только картинно-образное представление об истории индустрии, но также, через призму данного концепта, сделать глубокий анализ социальной действительности и актуальных на тот момент аксиологических принципов.
ГРНТИ 19.00.00 © Родина В .В., 2016
Валерия Владимировна Родина - кандидат политических наук, референт заместителя Министра промышленности и торговли Российской Федерации.
Контактные данные для связи с автором: 109074, Москва, Китайгородский проезд, д. 7 (Russia, Moscow, Kitay-gorodsky str., 7). Тел.: 8 (495) 632 88 88. E-mail: velnews@mail.ru.
В данной статье автор исключил из анализа советский и современный периоды русской литературы, поскольку смена социально-политических формаций в России отразилась и на художественной сфере: поменялись ценности, герои и тематика произведений. Идеологические факторы и экономические реалии стали оказывать огромное влияние на содержание художественных текстов. В связи с этим для адекватной оценки в художественном дискурсе концепта «промышленность», включающего в себя отношение к собственности, капиталу, предпринимательству, свободе конкуренции, успеху, труду, целесообразно разделить анализ литературы на три относительно однородных периода.
На первый взгляд, при обращении к трудам литературных классиков мы видим, что образ промышленности в русской литературе представлен достаточно однобоко и невыразительно. Описание фабрик, заводов, производства проходит фоном, и представляет собой образ мира - жестокого и бесчеловечного. Для более полного исследования концепта промышленности автор считает необходимым проанализировать не только его репрезентацию на страницах русской литературы, но и оценить трансформацию идеи промышленного развития, предпринимательства и прогресса. Художественный образ фабриканта, промышленника, а также купца становится ключом к пониманию отношения русской элиты и интеллигенции к предпринимательской деятельности, к нравственно-поведенческим особенностям людей, занятых в этой сфере. Кроме того, такой ретроспективный анализ позволяет увидеть, как формировались стереотипы восприятия капиталистического развития России, а также общественного отношения к сущности предпринимательства, успеху и таким качествам, как деловой дух и трудолюбие.
Так, дворянская литература первой половины XIX века не содержит описания ни заводов, ни фабрик, ни каких-либо производств. Литературный герой не живет в мире, где занимаются физическим или умственным трудом. Это преимущественно дворянин, солдат, крестьянин, писатели не заостряют внимание на профессиональных качествах своих героев. Данная тема активно начинает появляться в литературе второй половины XIX - начала ХХ вв. Прежде всего, это обусловлено тем, что на данный период российской истории приходится укрепление рыночных отношений в связи с проведением «Великих реформ» 1860-х годов. Четкое определение пореформенным законодательством прав промышленников и гарантированная неприкосновенность собственности благотворно повлияли на развитие индустрии. В результате купцы, промышленники, финансисты стали приобретать все больший социальный вес в обществе. Таким образом, с течением времени российское купечество становится ядром складывания буржуазии и начинает осознавать свою роль в обществе [1, с. 104].
Тем не менее, социальное положение российского делового человека было весьма сложным: в обществе отношение к нему было скорее негативным. Богатство, нажитое торговлей и промышленностью, считалось нечестным. Большие деньги не вызывали уважения, и заслужить общественное признание можно было чем угодно, только не личным обогащением. Негативное отношение к предпринимателям распространилось не только на литературу и публицистику, но нашло отражение и в устном народном творчестве. Поговорки и пословицы, распространенные среди русских крестьян и горожан, дают об этом достаточно ясное представление («Что край, то обычай; что народ, то вера; что купец, то мера»; «Купец божится, а про себя отрекается» и др.) [1, с. 103]. В общественном сознании бытовал весьма негативный стереотип: купец, промышленник, фабрикант - обязательно обманщик, эксплуататор, самодур, невежа, пьяница, развратник, «обжора», деспот в семье и т.д.
Во многом появлению такого образа способствовала отечественная художественная литература. В отношении к этому сословию писателей, в тоне, которым его характеризуют, в подходе к теме и даже в изобразительных средствах так много общего, что на страницах разновременных произведений создается удивительно цельный, можно сказать, монолитный образ «темного царства» [2, с. 147]. Достаточно вспомнить образы купцов, предпринимателей, фабрикантов в произведениях «Гроза» и «Бесприданница» А.Н. Островского, «Мертвые души» Н.В. Гоголя, «Молох» А.И. Куприна, «Вишнёвый сад» А.Н. Чехова и многие другие [3, с. 127]. Слово «купец» воспринимается читателями в контексте следующего ассоциативного поля: кураж, кутеж, деньги, «темное царство», спесивый, чванливый [4].
У Н.В. Гоголя о торгово-промышленном сословии говорится немного, но некоторые его характеристики стали крылатыми: «самоварники», «аршинники», «протобестии», «надувалы морские». «Мертвые души» Н.В. Гоголя - иллюстрация, по мнению писателя, мертвенности любого типа предпринимательства в России. Например, Чичиков из «Мертвых душ» - типичный предприниматель, но
предприятия его постоянно носят характер аферы. Соответственно, формируется выраженная негативная тенденция в изображении предпринимателя как бесчестного стяжателя, активность которого направлена только на личное обогащение и не имеет нравственных ограничений. Соответственно, от фигуры героя проецируется эмоциональная оценка предпринимательской деятельности в целом, как занятия безнравственного, сопряженного с получением выгоды любым способом.
Выходец из купеческого сословия, закончивший московское коммерческое училище И.А. Гончаров, знающий специфику и имеющий представление о коммерческой деятельности, в своих произведениях достаточно детально характеризовал поколение деловых людей. Вышедший в свет роман «Обыкновенная история» подарил русской литературе принципиально новый тип героя - героя-предпринимателя [5, с. 126]. Однако, несмотря на богатство и статус, ничего, кроме жалости, он не вызывает. В романе «Обыкновенная история» И.А. Гончаров выносит приговор новому нарождающемуся поколению деловых людей. Говорит, что их взгляды утопичны, а желание преуспевать и трудиться приводит к бесцветной и пустой жизни.
Несмотря на то, что в романе воплощен предприниматель, законным путем приобретший значительный капитал, писателя интересует не столько успешная профессиональная деятельность Петра Адуева как владельца фарфорового завода, сколько его внутренний духовный мир. И.А. Гончаров неоднократно подчеркивает, что в образе главным остается способность и готовность персонажа включать в сферу товарно-денежных отношений все без исключения, даже чувства и личную жизнь других людей [6, с. 14]. В. Белинский так характеризует Петра Адуева: «Эгоист, холоден по натуре, не способен к великодушным движениям» [7, с. 335].
И.А. Гончаров не ставит под сомнение честность, принципиальность, трудолюбие героя, как это происходит у других писателей, но автор глубоко не согласен с системой ценностей Петра Адуева, в основе которой заключен материальный, а не духовный мир. В результате автор показывает, что подобные «неправильные» ценности приводят к саморазрушению героя. «От лет ли, от обстоятельств ли, но он как будто опустился. Движения его были не так бодры, взгляд не так тверд и самоуверен... Он ходил (в 50 лет) немного сгорбившись. имел заботливое, почти тоскующее выражение лица. Есть богатство, красавица жена, но в душе нет «и следа страсти», жена необходима ему «по привычке» [8, с. 318-319]. По замечанию И. Анненского, именно эгоистичность героя рушит его мечты о человеческом счастье: «Колесницу его, адуевского, счастья везут две лошади: фортуна и карьера, а все эти искусства, знания, красота личной жизни, дружба и любовь ютятся где-то на козлах, на запятках - в самой колеснице одна его адуевская особа» [9, с. 263].
Образ Петра Адуева определил генезис образа Андрея Штольца. Он сочетает в себе и практический ум, и предпринимательскую хватку, и порядочность с высокими душевными порывами. Однако, как точно отмечает М. Горький: «Гончаров в романе «Обломов», - одном из самых лучших романов нашей литературы, - противопоставил русскому обленившемуся до слабоумия барину - немца, а не одного из «бывших» русских мужиков, среди которых он, Гончаров, жил и которые уже начинали командовать экономической жизнью страны» [10, с. 253]. На первый взгляд, Штольц - фигура вполне положительная. Строгое отцовское воспитание, стимулировавшее в герое трудолюбие, активность, самостоятельность, энергичность, и материнская нежность, любовь, глубокие и тонкие эстетические переживания, связанные с восприятием искусства, казалось бы, способствуют тому, чтобы Штольц стал гармоничным человеком. Он кристально честен, предан, верен, благороден, способен любить. В конце концов, именно его выбирает Ольга Ильинская - женский идеал И.А. Гончарова.
Однако при этом в изображении Штольца словно проскальзывают отдельные штрихи, свидетельствующие о том, что человек этот автору чужд. И.А. Гончаров, мастер выразительных подробностей, в то же время избегает любых подробностей, когда речь заходит о сфере деятельности Штольца. Читатель знает только, что Штольц много работает, много ездит. А деловые занятия Штольца вообще покрыты мраком неизвестности. Его предпринимательская деятельность описывается крайне скупо. Известно только, что «он служил, вышел в отставку, занялся своими делами и в самом деле нажил дом и деньги», а сейчас (в возрасте за 30 лет) «участвует в какой-то компании, отправляющей товары за границу» [11, с. 157]. Гончаров ограничивается неопределенными местоимениями, когда описывает деятельность героя: служит он где-то, ездит куда-то, взаимодействует с кем-то. Отсутствие определенности в описании создает особое ощущение какой-то вторичности, даже непонятности того, чем герой занимается.
Назовем еще один важный эпизод, который необходимо вспомнить, чтобы понять авторское отношение к герою. Штольц рассказывает Обломову о своем знакомом золотопромышленнике, который необыкновенно успешен в предпринимательстве, зарабатывает миллионы, вкладывает их в выгодные концессии, открывает новые прииски, строит шахты. Обломов слушает друга со скучающим видом и вдруг задает вопрос, на который у Штольца нет ответа. Вопрос этот по-своему наивный, типично обломовский: зачем золотопромышленник делает то, что он делает? Сколько миллионов может быть нужно человеку? В чем смысл их добывания? Для Обломова, человека, чей смысл жизни в свободе и в любви, действительно непонятно, зачем тратить жизненные силы на то, на что их тратят эти успешные, по мнению Штольца, люди. И, как ни странно, ответа от Штольца Обломов не получает. Просто потому, что у Штольца этого ответа нет. Цель его жизни - деятельность, активность. Но в мире Обломова ценности совсем другие. И во вполне хороших семейных отношениях Штольца и Ольги есть некая дисгармония: Ольга чувствует, что есть в ее душе, в ее жизни что-то такое, что недоступно ее мужу - человеку порядочному, доброму и благородному. И с чувством грусти вспоминает она об Об-ломове, которому как раз были доступны все эти глубокие и тонкие смыслы и переживания. Таким образом, Штольц, порядочный и умный человек, активный деятель, у Гончарова получается отчасти каким-то ущербным. Почему? Потому что «где сокровище ваше, там и сердце ваше». А «сокровище» -как деятельность и активность - Гончаровым не принимается.
Критики отказывали в жизненности и правдивости образу Штольца, критикуя его за бледность и ходульность. Именно работоспособность Штольца, его прагматический ум и трезвый взгляд на мир современники И.А. Гончарова определяют как недостатки героя. Он воспринимается ими как машина, главным достоинство которой становится функциональность. Так, А. Дружинин называет Штольца «обыкновенным человеком» [12, с. 164]. Н.А. Добролюбов утверждает, что «Штольц не дорос еще до идеала общественного русского деятеля» [13, с. 555]. П. Вайль и А. Генис называют его «гомункулом, созданным в литературной пробирке», и «этнографическим немецко-русским коктейлем, на котором должна работать неповоротливая российская махина» [14, с. 168]. Такое недоверие критиков и читателей к Штольцу можно объяснить тем, что «для русской ментальности буржуазность являлась началом, исключающим духовные ценности, приоритет которых на протяжении долгого периода русской истории был безусловен» [15, с. 85].
К сожалению, в фокус внимания русских писателей практически не попало то, что деловые люди на тот момент уже являлись носителями прогресса, который способствовал развитию и процветанию страны, что они обладали такими качествами как деловая хватка, предприимчивость, трудолюбие. Акцент делался не на описании внутренней природы делового, преуспевающего человека, а на материальной, денежной стороне работы представителей торгово-промышленного сословия. Чаще всего в литературе представитель данного сословия изображался как некий собирательный тип, индивидуальность героя авторами игнорировалась.
Тем не менее, работоспособность, энергия, деловая хватка - это те качества, которыми наделены многие герои пьес А.Н. Островского. Например, Прибытков в «Последней жертве», Васильков в «Бешенных деньгах», Вожеватов, Паратов и Кнуров в «Бесприданнице», Беркутов в «Волках и овцах» и другие. В то же время, А.Н.Островский не обходит стороной отрицательные свойства дельцов - почти что все они «хищники», искусно скрывающие свою сущность под маской благочестия. Убеждения героев А.Н. Островского в том, что «каждая вещь имеет свою цену» или «найду выгоду, так все продам, что угодно», отражает важнейший аксиологический принцип жизни предпринимателя, его отношения к миру и людям [4]. Так, например, критик А.М. Скабичевский видит в образе Василькова «новый тип капиталиста-дельца, который, без сомнения, впоследствии сделается преобладающим типом «тёмного царства». У него всё подчинено наживе, даже во имя страсти он «не выйдет из бюджета». Любовь, брак и семью он обращает в выгодную спекуляцию, на жену смотрит, как на декорацию или мебель, способную украсить его салон и привлечь нужных людей» [16, с. 199-248].
Относительно другой пьесы «Свои люди - сочтемся!» А.Н. Островского цензор М.А. Гедеонов возмущался: «Все действующие лица: купец, его дочь, стряпчий, приказчик и сваха - отъявленные мерзавцы. Разговоры грязны, вся пьеса обидна для русского купечества» [17]. Его тенденциозность подчеркивали многие современники, так П. Д. Боборыкин писал об А.Н. Островском: «...он совсем не захватил новейшего развития нашего буржуазного мира, когда именно в Москве купеческий класс стал играть и более видную роль... А автор пьесы «Свои люди - сочтемся!» не желал изменять своему
основному типу обличительного комика, трактовавшего все еще по-старому своих купцов» [18]. Размытый и раздвоенный силуэт нового буржуа у А.Н. Островского получился по причине того, что писатель хоть и увидел, и запечатлел новый тип формирующегося героя, но не смог до конца сформировать к нему свое собственное отношение. Во многом это связано с тем, что успех и процветание шли вразрез с христианскими ценностями, преобладающими в это время в литературе. В результате промышленная деятельность, предпринимательство ассоциировалась с целым рядом негативных характеристик, с моральным и нравственным разложением. Она связывалась не только с обманом, эксплуатацией людей, но и с преступлениями разного масштаба. Привычными атрибутами промышленников в русской литературе становились скандалы, безобразия, дикие выходки, кутежи.
«Но обыкновенной роскоши, обыкновенного мотовства этим неистовым детям природы было мало. Какой-то дикий разгул владел всеми: на целые десятки верст дорога устилается красным сукном, чтобы только проехать по ней пьяной компанией на бешеных тройках; лошадей не только поят, но даже моют шампанским; бесчисленные гости располагаются как у себя дома, и их угощают целым гаремом из крепостных красавиц» [19, с. 23]. Так, герои, которых рисует Д.Н. Мамин-Сибиряк, теряют представления о нормах нравственности, разнице между добром и злом. Писатель буквально говорит: «Философия крупных капиталистов - именно, что мир создан специально для них, а также для их же пользы существуют и другие людишки» [20, с. 193]. В своих произведениях писатель показывает процесс распада личности, вставшей на дорогу предпринимательства.
В решении этой темы подобный подход близок и другому русскому писателю - Ф.М. Достоевскому. Несмотря на то, что он сравнительно мало уделял внимание торговому и промышленному сословию, в своих романах он говорит о всесилии денег и о губительной страсти, которую они способны вызывать. По мнению исследователей, Ф.М. Достоевский подчеркивает в новом типе делового человека как отрицательные стороны обогащения, навеянные прежде всего Западом, так и многие черты русского национального характера, или «почвенничества» [21, с. 70].
В «Записках из Мертвого дома» «деньги есть чеканная свобода», в «Униженных и оскорбленных» «деньги - это власть». Ганя Иволгин из «Идиота» провозглашает: «Деньги дают человеку оригинальность»; по мнению героя «Игрока», «деньги - это всё». Особенно сильно страсть к деньгам проявляется у героя «Подростка», который готов целовать не женщин, а попадавшие в его руки после спекуляций десятирублевки, который выдумал целую теорию о скрытой силе денег и считал, что самый счастливый человек в мире - это банкир Ротшильд. Ф.М. Достоевский подвел своеобразный итог дискуссии о роли капитала в жизни общества и отдельного человека: «В нынешнем образе мира полагают свободу в разнузданности, тогда как настоящая свобода - лишь в одолении себя и воли своей... А разнузданность желаний ведет лишь к рабству вашему. Вот почему чуть-чуть не весь нынешний мир полагает свободу в денежном обеспечении и в законах, гарантирующих денежное обеспечение: "Есть деньги, стало быть, смогу делать всё, что угодно; есть деньги - стало быть, не погибну и не пойду просить помощи, а не просить ни у кого помощи есть высшая свобода". А между тем это, в сущности, не свобода, а опять-таки рабство, рабство от денег» [22, с. 63].
Ф.М. Достоевский осуждает погоню за достатком, за капиталистическим успехом. В связи с этим, путь к капиталу через предпринимательство, в том числе и через ростовщичество, по мнению писателя, ошибочен. Он был противником власти капитала, выступал против идеи, власть денег оправдывающей, а все внешние атрибуты подвергались критике. Промышленное развитие оценивалось им как проявление буржуазных отношений, оно является следствием западного, во многом тлетворного, влияния на русскую жизнь. Способность улучшить социальную жизнь и внешние условия за счет денег писателем даже не рассматривалась, при этом все имеющиеся проблемы социальной и духовной жизни анализировались им сквозь призму нравственную, прежде всего религиозную. С позиций нравственности он отрицает буржуазный мир, буржуазный стиль жизни и мышления. Ф.М. Достоевский ставит диагноз русскому деловому человеку: страсть к обогащению, подчинение этой страсти всей своей жизни, перешагивание через моральные и этические нормы, потеря совести и человеколюбия.
Вот, например, Семен Парфенович Рогожин, отец братьев Рогожиных, купец-миллионщик, потомственный почетный гражданин, чудом не убил своего сына за купленные бриллиантовые подвески для Настасьи Филипповны. И вот этот верующий христианин не то что за десять тысяч, за «десять целковых» человека «со света сживывал». Например, в «Дневнике писателя» Достоевский размышляет о мотивах экономического развития: «Настоящие, правильные капиталы возникают в стране не иначе, как,
основываясь на всеобщем трудовом благосостоянии ее, иначе могут образоваться лишь капиталы кулаков и жидов. Так и будет, если дело продолжится, если сам народ не опомнится, а интеллигенция не поможет ему. Явятся мелкие, подленькие, развратнейшие буржуа и бесконечное множество закабаленных ими нищих рабов - вот картина!» [22, с. 63]. Ф.М.Достоевский бичует проявление буржуазности и финансовой успешности во всех их проявлениях и у тех деловых людей, которые остались верны русским традициям, и у тех, кто ориентируется на Запад: «... которые продолжали носить бороду, несмотря на свой миллион, и в огромных собственных домах своих, несмотря на зеркала и паркетные полы, жили немного по-свински и нравственно, и физически. Самое еще лучшее, что в них было - это их любовь к колоколам и голосистым диаконам. Другой разряд миллионеров-купцов отличался прежде всего фраками и бритыми подбородками, великолепной европейской обстановкой домов их, воспитанием дочерей на французском и английском языках с фортепианами, нередко орденом за большие пожертвования, нестерпимым чванством над всем, что его пониже» [22, с. 274].
Ф.М. Достоевский суров и в отношении общественной значимости промышленников, фабрикантов и предпринимателей: «... он уже теперь сам лицо, сам особа. Главное, он увидал себя решительно на одном из самых высших мест в обществе, на том самом, которое во всей Европе давно уже, и официально отведено миллиону, и - уж, разумеется, не усумнился сам в себе, что он и впрямь достоин этого места. Одним словом, он всё более и более убеждается теперь сам, от самого чистого сердца, что он-то и есть теперь "лучший" человек на земле взамен даже всех бывших прежде него. Но грозящая беда не в том, что он думает такие глупости, а в том, что и другие (и уже очень многие), кажется, начинают точно так же думать. Мешок у страшного большинства, несомненно, считается теперь за всё лучшее» [23, с. 235-237]. В романах Ф.М. Достоевского довольно жесткой критике подвергаются черты русского делового человека, как его морально-нравственной стороны, так и влияние на общественное развитие.
Довольно резкая оценка промышленному развитию дана в повести А.И. Куприна «Молох», где писатель осмысливает судьбу отдельного человека в эпоху капитализма. Нарождающийся дух промышленной индустриализации А.И. Куприн представляет как грядущую апокалиптическую эпоху. Она напряженная, нервная, сопряжена с ломкой старых представлений об обществе и человеке. Негативные эпитеты подчеркивают трагическую оппозицию «промышленность - человек»: «С каждым днем в нем все больше и больше нарастало отвращение, почти ужас к службе на заводе» [24, с. 20]. Промышленник у А.И. Куприна - чудовище. Квашнин, Зиненко-старший, Свежевский, подставной директор завода Шелковников рисуются мещански пошлыми и безнравственными. Они олицетворяют мир непорядка, мир лжи, обмана, насилия над общепринятыми нормами морали. В повести показан тяжелый изнурительный труд, высасывающий все силы. А.И. Куприн так описывает утро в Донбассе: «Заводский гудок протяжно ревел, возвещая начало рабочего дня. Густой, хриплый, непрерывный звук, казалось, выходил из-под земли и низко расстилался по ее поверхности. Мутный рассвет дождливого августовского дня придавал ему суровый оттенок тоски и угрозы. Гудок застал инженера Боброва за чаем. В последние дни Андрей Ильич особенно сильно страдал бессонницей. Вечером, ложась в постель с тяжелой головой и поминутно вздрагивая, точно от внезапных толчков, он все-таки забывался довольно скоро беспокойным, нервным сном, но просыпался задолго до света, совсем разбитый, обессиленный и раздраженный. Причиной этому, без сомнения, было нравственное и физическое переутомление, а также давняя привычка к подкожным впрыскиваниям морфия, с которой Бобров на днях начал упорную борьбу» [25, с. 71].
Производство, завод А.И. Куприн сравнивает с Молохом, требующим теплой человеческой крови. Самыми негативными красками описано фабричное производство, оно угнетающе и чудовищно. Главный герой постоянно находится в состоянии нервного напряжения, автор дает понять, что причиной этого напряжения стал тяжелый труд, который привел к отчаянию и злобе. Андрей Ильич Бобров, главный инженер завода, продолжает галерею «маленьких людей» в русской литературе, он описывается безвольным, трагическим героем, страдающим от тяжелого железного века. По определению Скабичевского, Бобров - это психопатический герой современной литературы - он ищет забвения в морфии [26]. «Бобров слишком слаб для борьбы. Больной, сломленный человек, он и сам жертва Молоха» [27, с. 82].
Лейтмотив повести - это бунт одинокого, слабого человека, посмевшего противопоставить себя капитализму и прогрессу. Вызов инженера Боброва обречен. Антагонистом Боброва в повести являет-
ся Гольдберг, он высказывает свое отношение к прогрессу: «Инженеры и изобретатели своими открытиями ускоряют пульс общественной жизни» [24, с. 41]. На что Бобров в буквальном смысле вспыхивает: «Во сколько человеческих жизней обойдется каждый шаг вперед вашей дьявольской колесницы, каждое изобретение какой-нибудь поганой веялки, сеялки или рельсопрокатки? Хороша, нечего сказать, ваша цивилизация, если ее плоды исчисляются цифрами, где в виде единиц стоит железная машина, а в виде нулей - целый ряд человеческих существований!» [24, с. 44]. А.И. Куприн также поднимает важную тему оторванности человека от природы, разрыва с корнями, потери идентичности. Следствием всего этого, по мнению писателя, является трагический финал. Причиной происходящего, по мнению автора, является индустриализация жизни, промышленность становится Молохом, злобным божеством, пожирающим жизни людей.
Трансформация деревенской культуры в городскую описана в цикле очерков Филиппа Нефёдова «Наши фабрики и заводы» (1872). Они рассказывают о процессах перехода крестьян от сохи к станку, от жизни на земле к «машинному рабству». Превращение села в промышленное гетто иллюстрируется по средневековому мрачными картинами, ставшими впоследствии общим местом для описания вопиющих контрастов жизни индустриальных центров с их промзонами и индустриальными окраинами [28, с. 10]. «"Село Иваново представляет вид цветущего города, - говорили нам учителя отечественной географии, - в нем находится множество фабрик и заводов, на которых ежегодно вырабатывается хлопчатобумажных изделий на десятки миллионов и где живет более двадцати тысяч рабочего люда". Куда девался красивый город, которым за несколько минут вы восхищались? Нет больше его, он исчез! Вместо красивого города вы уже видите сплошную массу почерневших от ветхости деревянных построек, раскинутых на шестиверстном пространстве, да изредка и кое-где из-за них выставляются каменные дома купцов и длинные корпуса фабрик; везде солома и тес, покрывающие хижины и жилища манчестерцев. Только одни церкви с их златоглавыми верхами и красные трубы остаются во всей своей неизменной красе и как-то уже особенно резко выделяются из массы окружающего убожества и поражающей нищеты» [29].
А.П. Чехов в своем творчестве продолжает традиции изображения пороков промышленников, фабрикантов, капиталистов, которые стереотипно сложились к тому времени в русской литературе. При этом к началу XX века Россия по уровню промышленного производства уже занимала пятое место в мире. Тем не менее, положительный герой-капиталист так и не появился в русской литературе. Рассказ «Случай из практики» - один из самых характерных примеров отношения интеллигенции того времени к промышленному развитию России. «Тысячи полторы-две фабричных работают без отдыха, в нездоровой обстановке, делая плохой ситец, живут впроголодь и только изредка в кабаке отрезвляются от этого кошмара: сотни людей надзирает за работой, и вся жизнь этой сотни уходит на записывание штрафов, на брань, несправедливости, и только двое-трое, так называемые хозяева, пользуются выгодами, хотя совсем не работают и презирают плохой ситец» [30, с. 345].
В творчестве А.П. Чехова образ делового человека, русского капиталиста представлен в повести «Три года» и пьесе «Вишневый сад», он несет скорее негативную коннотацию. С помощью образа братьев Лаптевых и Лопахина А.П. Чехов выявляет «массовых» капиталистов конца Х1Х - начала ХХ вв. Особенность образа заключается в том, что, по мнению А.П. Чехова, у них преобладали хищнические инстинкты, обостренное социальное тщеславие, которое не сдерживается культурной рефлексией. Именно поэтому Лопахин готов был ударить топором по вишневому саду. Безусловно, Ло-пахин ярок, необычен своей «капиталистичностью», но, тем не менее, он не вызывает у читателя желания подражать ему. Все его порывы и деловые качества писателем осуждаются. Капиталист в произведениях А.П. Чехова живет противоречием между культурной рефлексией и хищническим обогащением.
Образованность и культура несовместимы у А.П. Чехова с деловыми качествами. Лопахин так говорит о себе: «Читал вот книгу и ничего не понял. Читал и заснул. Мой папаша был мужик, идиот, ничего не понимал, меня не учил, а только бил спьяна, и все палкой. В сущности и я такой же болван и идиот. Ничему не обучался, почерк у меня скверный, пишу я так, что от людей совестно, как свинья» [31, с. 339]. Коммерческий успех Лопахина подается А.П. Чеховым как тщеславие: мужик сравнялся с помещиком: «Если бы отец мой и дед встали из гробов и посмотрели на все происшествие, как их Ермолай, битый, малограмотный Ермолай, который зимой босиком бегал, как этот самый Ермолай купил имение, где дед и отец были рабами, где их не пускали даже на кухню» [31, с. 356-357].
Другой герой-предприниматель Алексей Лаптев инертен и безволен. Лаптев причастен к бизнесу, которым владеет его отец. Лаптева держат отцовские миллионы, поэтому он и не бросает дело, к которому совершенно равнодушен. В монологе Лаптева А.П. Чехов рисует внутренний мир капиталиста: «А я, а я? Посмотри на меня. Ни гибкости, ни смелости, ни сильной воли; я боюсь за каждый свой шаг, точно меня выпорют, я робею перед ничтожествами, идиотами, скотами, стоящими неизмеримо ниже меня умственно и нравственно; я боюсь дворников, швейцаров, городовых, жандармов, я всех боюсь, потому что я родился от затравленной матери, с детства я забит и запуган!..» [32, с. 85]. Таким образом, торговая и промышленная деятельность, качества успешного человека меньше всего интересовали писателя. Образ предпринимателя - нецельный, он искорежен рефлексией и собственными комплексами.
В книге «Фома Гордее» М. Горького видное место занимает владелец канатного завода Яков Ма-якин. «Человек «железный» и при этом «мозговой», он уже способен думать шире, чем требуют узколичные его интересы, он политически наточен и чувствует значение своего класса» [33, с. 478-479]. Яков Маякин является самым значительным купцом в городе и твёрдо уверен, что «купец в государстве первая сила, потому что с ним - миллионы». Фома Гордеев не типичен как купец. Он борется со своей средой, протестует против ее образа жизни, обличает купцов за их пороки и преступленья. М. Горький наделяет купцов следующими качествами: хищники, самодуры и преступники. Всех их объединяет стремление к наживе, нежелание останавливаться перед чем бы то ни было, даже перед преступлением, для достижения своих целей. Яков Маякин откровенно заявляет: «По Христову учению совсем невозможно поступать, стал для нас Иисус Христос совсем лишний».
При этом Яков Маякин не является у Горького образом классически законченного злодея. В отличие от консервативного «фабриканта грехов» Анания Щурова он понимает необходимость технического прогресса, рассуждает о высоком назначении человека: «Человек назначен для устроения жизни на земле» [34, с. 797]. Однако и своей алчностью к наживе, и своим презрением к «слабым» людям Яков Маякин такой же, как Ананий Щуров, Игнат Гордеев. Автор использует широкий перечень художественных средств, чтобы сформировать негативное отношение к личности Маякина. Он «злобно визжит», «говорит злым и свистящим шепотом». Звук его смеха «похож на визг ржавых петель». Своего «воспитателя» Фома Гордеев неоднократно сравнивает с ужом. Таким образом, Горький наделяет Якова Маякина демоническими качествами, делает его символом безудержного денежного соблазна.
Тем не менее справедливо отметить, что русские классики показывали не только отрицательные черты делового человека. П.А. Плавильщиков в пьесе «Сиделец» создал образ «новых людей»: их отличает тяга к культуре, к знанию, они являются ревнителями добродетели и честных нравов, они осознали значимость купеческого сословия и осуждают тех, кто стремится получить дворянство: «Хороший купец, поставив на честность торг свой, может столько же отечеству принести пользы, сколько дворянин, проливая кровь свою для защиты спокойствия и славы» [35].
Или вот еще пример: в романе «Три страны света» (1848-1849) Н.А. Некрасова и А.Я. Панаевой, на фоне отрицательных качеств русской буржуазии, отмечается ее деловитость, предприимчивость и энергичность.
На страницах другого романа - «Китай-город» - автор П.Д. Боборыкин снимает всякий налёт негативизма с лучших представителей купеческого сословия [36, с. 90]. Вот, например, П. Д. Боборы-кин в своём романе сравнивает интеллектуальный уровень культурной девушки из дворян и молодого буржуа. Когда они посещают Третьяковскую галерею, оказывается, что предприниматель Рубцов знает русскую живопись лучше дворянки Таси Долгушиной. "Всё он знает, - думала Тася, - даром что купеческий сын; а я круглая невежда - генеральская дочь!"» [37, с. 416]. Развитие России П.Д. Бобо-рыкин связывает с честными дельцами - Станицыной, Осетровым, Рубцовым. Им суждено, по его мнению, в скором будущем руководить не только производственно-экономической, но и политической, культурной, умственной жизнью русского общества [38, с. 220].
В романе «Василий Тёркин» П.Д. Боборыкин продолжает отстаивать духовный мир нового буржуа. Герой писателя не о бюджете думает, не для «кубышки» работает, а для общенародного дела [39, с. 375]. Автор показал сильного и яркого представителя среды, хищного, но привлекательного в самоутверждении, рожденного средой. П.Д. Боборыкин воспроизводит разные слои русской буржуазии. Ему удается показать и здоровое, и больное, и дурное, и хорошее. Его романы передают и дух
авантюризма, и честность, и трудолюбие, и хороший расчет деловых успешных предпринимателей. Автор показывает положительное влияние буржуазных отношений на своих героев.
В романе И.С. Шмелева «Лето господне» также представлен положительный образ русского предпринимателя. Для подрядчика Сергея Ивановича дело составляет самую сущность жизни главного героя, предмет его гордости. И если ради дела необходимо лишиться прибыли или, наоборот, потратить свои собственные сбережения - это естественно. Потому что основное в его деятельности - работа на благо общества и жизнь по совести, в соответствии с божьим законом. Люди, которые работают на предпринимателя, осмысляются им как часть большой семьи. В романе деньги занимают значительное место, отношение к ним уважительное.
Тем не менее относительно положительные образы предпринимателей встречаются в русской литературе значительно реже, чем отрицательные. Резюмируя, автор заключает, что русская литература -христианская по своей сути, она дышит совершенно другим воздухом. Ей не интересен преуспевающий деловой человек. Отношение к богатству и успеху выражается евангельской притчей: «Легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богачу войти в царствие небесное».
Произведения русской литературы не содержат нарративного дискурса, формирующего активное отношение к действительности, волю к успеху и достижениям. Образ промышленника и фабриканта не овеян романтизмом, а пафос прогресса так и не стал лейтмотивом русских писателей. Промышленник и фабрикант воспринимался как представитель классового строя, эксплуататор крестьян и рабочих, паразит, хищник. Герои индустриализации не обрели полноценную жизнь на страницах русской классики, художественная литература не смогла сформировать индустриальную культуру. Напротив, она ставит в оппозицию прогресс, технику, капитал культуре, духовности и человеческим качествам. Философ Н. Бердяев пишет: «Окончательная победа техники в культуре, вступление в техническую эпоху влечет культуру к гибели» [40, с. 502]. Индустриальный город представляется как инфернальное гиблое место, место, где разбиваются мечты и ломаются жизни.
Промышленная революция побудила к рефлексии многих философов и экономистов, социологов, но русские писатели остались в стороне от данной проблематики, они были сосредоточены исключительно на исследовании морально-нравственных вопросов. Автор разделяет точку зрения исследователей Левандовских, которые пишут, что на восприятие русскими писателями торгово-промышленного сословия часто влияли реликтовые черты их собственного сознания, которые, в общем, сводились к понятию антибуржуазности [2, с. 147]. В этих словах слышится презрение, которое испытывала творческая интеллигенция к купцу, промышленнику и фабриканту. Материальный мир для российского образованного общества относился к мещанству и был отнесен к низшей категории бытия. Картина мира делового человека оказывалась вне дискурса русских классиков с их высокими духовными порывами и интеллектуальными рефлексиями.
Данную тенденцию заметил М. Горький. В частности он пишет: «Дворянская наша литература любила и прекрасно умела изображать крестьянина человеком кротким, терпеливым, влюбленным в какую-то надземную «Христову правду». Хотя в то время крепостная деревня уже обильно выдвигала из своей темной среды талантливых организаторов промышленности: Кокоревых, Губониных, Морозовых, Колчиных, Журавлевых и т.д. Фабриканты, судостроители, торговцы, еще вчера бесправные, смело занимали в жизни место рядом с дворянством и, подобно древнеримским рабам-«вольно-отпущенникам», садились за один стол со своими владыками. Крестьянская масса, выдвигая таких людей, как бы демонстрировала этим силу и талантливость, скрытую в ней, массе. Но дворянская литература как будто не видела, не чувствовала этого и не изображала героем эпохи волевого, жадного до жизни, реальнейшего человека - строителя, стяжателя, «хозяина», продолжая любовно изображать кроткого раба, совестливого Поликушку» [10, с. 253].
Упомянутые выше герои были чужды как дворянской литературе, так и литературе разночинцев-интеллигентов. Писатели занимались идеализацией деревни, крестьянина, общины. В то время как фабриканты и промышленники определялись ими как мещане, их жизненный уклад, способствующий успеху, оставался за скобками отечественной литературы, которая демонстрировала высокую концентрацию индустриальных стереотипов и штампов. К сожалению, в фокус русских писателей не попала и благотворительная и меценатская деятельность купеческого сословия, которая имеет глубоко русскую христианскую сущность. Таким образом, русская литература способствовала формированию социального стереотипа, что большие деньги честным путём не заработать, капитал - это грязное де-
ло, промышленники, фабриканты, представители коммерции - спекулянты, не имеющие ни чести, ни совести, обеспокоенные только тем как бы побольше награбить, пренебрегая христианскими ценностями. Данный образ культивировался в русской литературе в течение многих десятилетий, в результате в языковый картине мира сформировался негативный образ предпринимателя, промышленника, фабриканта.
Безусловно, среди предпринимателей были и те, кто тяготились своим трудом, были и пьяницы, и прожигатели жизни, и хулиганы. Но были и такие как Савва Морозов, как пермский пароходчик
H.А. Мешков, москвич Н. Шмит и еще многие. Отсюда же выходили и такие культурные деятели, как череповецкий городской голова Милютин и целый ряд купцов, весьма умело и много поработавших в области науки и искусства. Идея развития общества под лозунгом: «Каждый может достичь всего, работая над собой» оказалась чужда русской литературе. В ней также не найти тождественного концепта или героя, который напоминал бы респектабельного делового горожанина - self made individual. Успешный деловой человек в русской классике так и не стал обладателем таких характеристик как активный, амбициозный, предприимчивый, усердный, настойчивый, практичный, профессиональный. Описание картины мира человека с данными качествами крайне негативно. В то время как в западной культуре эти черты характера являются положительными, а их наличие вызывает уважение.
В результате не был сформирован культ энергичного делового человека в художественном дискурсе. Это во многом объясняет, почему для русской ментальности западный индивидуализм чужд, а неудача, бедность для русского - это следствие не собственных ошибок, а вмешательства неких внешних обстоятельств, это проявление судьбы или случайности, но вовсе не результат собственной деятельности. Русская литература также далека от описания проявлений индивидуализма, напротив, она воспевает связь с природой, корнями, народом, коллективом. Попытки выделиться из массы осуждаются. Возможно, это стало одной из причин классовой слабости российской буржуазии. Накануне тяжелейших испытаний в начале 20 века она так и не стала решительной социальной силой. Кроме того, созданный русской литературой негативный образ делового человека, по мнению автора, во многом привел к инертности современного общества, не желающего осваивать предпринимательскую инициативу.
ЛИТЕРАТУРА
I. Душкова Н.А., Григорьева Н.Н. Социальный портрет российского купечества в пореформенный период // Вестник ВГТУ. 2008. № 11. С. 102-105.
2. Левадовская А.А., Левадовский А.А. «Темное царство»: Купец-предприниматель и его литературные образы // Отечественная история. 2002. № 1. С. 146-159.
3. Образ предпринимателя в контексте ценностных изменений российского общества // Русский язык: исторические судьбы и современность. Труды и материалы II Международного конгресса исследователей русского языка. М.: Изд-во МГУ, 2004. С. 127-128.
4. Бахор Т.А., Зырянова О.Н., Лобанова О.Б., Лукин В.А., Плеханова Е.М. Социально-культурный ракурс образа предпринимателя в русской литературе // Современные проблемы науки и образования. 2015. № 1-1.
5. КравчукА.Я. Три слагаемых гончаровского идеала российского предпринимателя // Гуманитарные исследования в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке. 2012. № 1 (17). С. 126-132.
6. Лобанова О.Б., Лукин В.А., Плеханова Е.М. Представление современной молодежи о духовно-нравственных ориентирах предпринимательства // Перспективы науки. 2013. № 7(46). С. 13-16.
7. Белинский В.Г. Полное собрание сочинений. Т. 10. Статьи и рецензии. 1846-1848. М.: Изд-во АН СССР, 1956. 597 с.
8. Гончаров И.А. Собрание сочинений. В 8 т. М.: Гос. изд- во худож. литературы, 1952. Т. 1. 328 с.
9. Анненский И.Ф. Гончаров и его Обломов // Анненский И.Ф. Книги отражений. М.: Наука, 1979. С. 251-271.
10. Горький М. Собр. соч. в 16-ти томах. М., 1997. Т. 16.
11. Гончаров И.А. Собрание сочинений. В 8 т. М.: Гос. изд- во худож. литературы, 1952. Т. 2. 520 с.
12. Дружинин А.В. Литературная критика. М.: Сов. Россия, 1983. 384 с.
13. Добролюбов Н.А. Что такое обломовщина? // Гончаров И.А. в русской критике: сб. ст. М.: Гос. Изд-во худож. литературы, 1958. С. 551-562.
14. Вайль П., Генис А. Родная речь: Уроки изящной словесности. М.: КоЛибри, 2008. 256 с.
15. Володина Н.В. Концепты, универсалии, стереотипы в сфере литературоведения: монография. М.: Флинта: Наука, 2010. 256 с.
16. Скабичевский А.М. Особенности русской комедии // Отечественные записки. 1875. № 2. Современное обозрение. C. 199-248.
17. Куприна-ИорданскаяМ.С. Годы молодости. М., 1960. 243 с.
18. Боборыкин П.Д. Воспоминания. В 2-х т. М., 1985. Т. 1. 295 с.
19. Мамин-СибирякД.Н. Приваловские миллионы: Избранные сочинения. М., 1949. 449 с.
20. Мамин-Сибиряк Д.Н. Собр. соч. в 8 томах. М., 1955. Т. 7.
21. Бойко В.П. Ф.М. Достоевский о российском предпринимательстве: художественный образ и реальная характеристика // Вестн. Том. гос. ун-та. 2012. № 359. С. 70-74.
22. Достоевский Ф.М. Дневник писателя: в 2 т. 1877, 1878, 1881. М.: Айрис-пресс, 2006. Т. 2.
23. Достоевский Ф.М. Дневник писателя: в 2 т. 1877, 1878, 1881. М.: Айрис-пресс, 2006. Т. 1.
24. Куприн А.И. Повести. Рассказы. М., 2002.
25. Куприн А.И. Молох // Собр. соч. в 9 т. М.: Худ. литература, 1971. Т. 2.
26. Русская литература на рубеже веков (1890-е - начало 1920-х годов). М., 2000. 592 с.
27. Чернышев А. «Молох»: повесть А.И. Куприна // Куприн А.И. Молох. М., 1978.
28. Тимофеев М.Ю. Там, где видны фабричные трубы, или гимн индустриального периода (незавершённое эссе из 4 3/4 частей) // Лабиринт. Журнал социально-гуманитарных исследований. 2014. № 1. С. 4-16.
29. Нефедов Ф. Д. Наши фабрики // Крестьянское горе. Рассказы и повести писателей-народников 70-80-х годов XIX века. М.: Детская литература, 1980.
30. Чехов А.П. Собр. соч. В 12-ти т. М., 1956. Т. 8.
31. Чехов А.П. Собр. соч. В 15 т. М.: Книжный клуб «Книговек», 2010. Т. 12. Пьесы. 384 с.
32. Чехов А.П. Собр. соч. В 15 т. М.: Книжный клуб «Книговек», 2010. Т. 10. Повести, рассказы. 1894-1898. 384 с.
33. Горький А.М. Полн. собр. соч. В 30 т. М., 1950. Т. 4.
34. Ханов В.А. Архетипическая основа образа Якова Маякина в повести М. Горького «Фома Гордеев» // Известия Самарского научного центра РАН. 2012. № 2-3. С. 797-801.
35. Плавильщиков П. Сиделец, комедия в четырех действиях. СПб., 1807.
36. Лебедев Ю.В. Комедия А.Н. Островского «Бешеные деньги» в литературном процессе 1880-1890-х годов // Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова. 2016. № 1. С. 89-93.
37. Боборыкин П.Д. Китай-город. Роман в пяти книгах. М.: Художественная литература, 1957. 448 с.
38. Харсеева Н.В. Образ купечества в русской художественной литературе Х1Х - начала ХХ в. // Теория и практика общественного развития. 2009. № 3-4. С. 213-224.
39. Бобрыкин П.Д. Сочинения. В 3 т. М.: Художественная литература. 1993. Т. 1. 614 с.
40. Бердяев H.A. Человек и машина (Проблема социологии и метафизики техники) // Философия творчества, культуры и искусства. В 2-х т. Т. 1. М.: Искусство, 1994. С. 499-523.
