CC BY
43УДК 94(47).084.8
Д. Ю. Асташкин
ОБРАЗ НЕМЕЦКО-ФАШИСТСКИХ ОККУПАНТОВ В ПОСЛЕВОЕННОЙ СОВЕТСКОЙ ПРОПАГАНДЕ (НА ПРИМЕРЕ НОВГОРОДСКОЙ ОБЛАСТИ)
В статье анализируется образ немецко-фашистского врага, который был значим для освобожденных от оккупации советских регионов, они испытывали экономические трудности и попали под влияние нацистской пропаганды. Упор в советской пропаганде делался на демонстрацию конкретных злодеяний оккупантов. За счет этого канализировалось недовольство населения условиями быта.
Приведены данные о сочувствии новгородцев к военнопленным. Причины этого партийные работники видели в недостаточной идеологической работе. Поэтому областной системе пропаганды предписывалось создавать и поддерживать образ врага. С военнопленными также велась антифашистская пропагандистская работа. Анализируются лекции на тему злодеяний немецко-фашистских захватчиков, наглядная агитация, публикации воспоминаний фронтовиков и угнанных в рабство новгородцев. Подробно разбираются типичные тексты областных и районных газет, а также освещение прессой открытого процесса над нацистскими преступниками в Новгороде в 1947 г.
Ключевые слова: оккупация, Германия, фашизм, пропаганда, СССР, Вторая мировая война.
The article deals with the image of the German-fascist enemy which was important for the Soviet regions liberated from the occupation as they experienced economic difficulties and the influence of Nazi propaganda. The Soviet propaganda campaign placed emphasis on the demonstration of occupiers' definite crimes. Due to this citizens' discontent with living conditions was canalized.
The article also gives facts of Novgorodians ’ sympathy for prisoners of war. The reasons for it, to party officials ’ mind, was an apparent lack of ideological work. That is why the regional party officials were instructed to create and maintain the image of the enemy. Moreover, prisoners also experienced the influence of anti-fascist propaganda.
Lectures on the atrocities the Nazis, visual propaganda, published memoirs of soldiers and Novgorodians dragooned into Germany are analyzed in the article.
Typical articles of regional and local newspapers as well as the press coverage of the open trial of Nazi war criminals in Novgorod in 1947 are examined in detail.
The keywords: occupation, Germany, fascism, propaganda, the Soviet Union, World Warll
141
Середина XX в. с ее сложной внешнеполитической обстановкой оказалась для советской пропаганды периодом смены идеологем. Чтобы и после победного окончания Великой Отечественной войны адекватно выполнять диктуемые государством пропагандистские задачи, СМИ должны были вовремя менять свою систему приоритетов в изображении «врагов» и «друзей» соответственно курсу внешней политики СССР.
На завершающем этапе Великой Отечественной войны и в первые послевоенные годы основной враг был представлен немецко-фашистскими оккупантами. Это позволяло пропагандистам интерпретировать экономические трудности как последствия оккупации и как временные меры по укреплению обороны страны.
«Образ врага» - идеологическое выражение общественного антагонизма, динамический символ враждебных государству и гражданину сил, инструмент политики правящей группы общества. Образ врага являлся важнейшим элементом «психологической войны», представляющей собой целенаправленное и планомерное использование политическими противниками пропаганды в числе прочих средств давления для прямого или косвенного воздействия на мнения, настроения, чувства и поведение противника, союзников и своего населения с целью заставить их действовать в угодных правительству направлениях [1].
После освобождения территории Новгородской области от гитлеровцев в ней шло активное создание пропагандистских материалов о немецко-фашистских захватчиках. Так, в 1944 году в списке основных задач районного радиовещания значилось: «усилить политическую заостренность передаваемого материала, сильнее разжигать ненависть к врагу» [2]. Это был основной мотив военной пропаганды, шла информационная война с противником. Эти тексты вдохновляли на победу, обращались к патриотическим чувствам.
И в послевоенной пропаганде также активно использовался образ немецко-фашистского врага. Особенно это проявлялось в главной теме послевоенной печати - восстановление и дальнейшее развитие народного хозяйства. У аудитории, которая могла быть недовольной послевоенной разрухой, активно формировалось представление, что в бытовых трудностях виноваты оккупанты. Особенно актуальным такое идеологическое подчеркивание было для регионов СССР, находившихся под немецко-фашистской оккупацией долгое время и попавших под влияние антисоветской нацистской пропаганды.
После победы в Великой Отечественной войне акцент ставился не на формирование ненависти к Германии, а на демонстрацию конкретных злодеяний.
Кроме того, послевоенное создание образа немецко-фашистского врага могло быть своеобразной превентивной мерой на антисоветскую деятельность немецких агентов. Их разыскивали и арестовывали даже в 1950-х гг.: «В 1951 году за активную работу в пользу немецкой разведки арестовано 7 агентов-пропагандистов, пять из них из одного немецкого контрразведывательного органа так называемого «НОРД» [3].
В контексте формирования негативного образа оккупантов следует проследить взаимоотношения новгородцев и военнопленных. Последних в какой-то
142
степени можно отнести к населению Новгородской области, так как они проживали в лагерях значительную часть послевоенного периода (немцы до конца 1940-х гг., а испанцы до 1954 г.), вступали в контакты с местными гражданами, участвовали в работах по восстановлению хозяйства.
Хоть официальная советская идеология рисовала немецко-фашистских захватчиков как однозначных врагов, новгородцы порой относились к заключенным солдатам и офицерам вермахта с долей сочувствия, что можно отнести к особенностям русского менталитета.
Это сочувствие отмечал зав. сектором пропаганды обкома ВКП(б) И. Н. Кузьмин в своей докладной записке секретарю обкома И.Т. Иванкину от 30.01.1945 года (подчеркнем, что речь идет о военном времени): «Ослабление бдительности и отсутствие массовой работы привели к тому, что рабочие [Окуловского комбината - Д.А] смотрят на немцев, как на равноправных работников. Имеются случаи обмена вещей между пленными и рабочими. Наблюдались случаи, когда отдельные работницы вступали в беседу с немцами по частным вопросам. Старый производственник Соснин в день своего рождения не отказался принять от группы военнопленных в качестве подарка трость и письменное поздравление. Большинство рабочих называет немцев товарищами (по-немецки), не понимая значения этого слова, а военнопленные называют наших людей товарищами по-русски. Такие разговоры не встречают должного отпора со стороны руководства комбината и командования лагеря» [4].
Помимо этого, в записке приводились факты лояльности к немецким военнопленным и со стороны руководства комбината и командования лагеря - то есть тех людей, которые, в принципе, и должны были бы всецело поддерживать советскую пропаганду и ее линию по созданию образа врага. Согласно их решению, немецкие военнопленные принимали участие в культурно-массовых мероприятиях (то есть сферы, сопряженной с идеологией): «Богданова 2 декабря 1944 года провела платный вечер танцев с участием в оркестре немецких военнопленных. Ее инициатива была одобрена директором комбината тов. Трушкиным и секретарем партбюро тов. Егоровым. <...> После первого вечера Богданова хотела провести молодежный вечер 10-го декабря, также с участием военнопленных» [5].
В докладной записке указан и вовсе парадоксальный факт, показывающий, что начальство лагеря и комбината порой благоволило военнопленным до такой степени, что это критиковалось населением. Например, проведение импровизированного парада с оркестром: «25-го декабря [1944 года - Д.А.] начальник отделения лагеря военнопленных майор государственной безопасности тов. Башмаков по разрешению тов. Трушкина получил клубный оркестр, для того, чтобы военнопленные могли «культурно» отметить немецкое рождество. В этот же день колонна военнопленных (около 400 солдат и офицеров), возглавляемая Башмаковым прошла с духовым оркестром по улице поселка Парахино от лагеря до госпиталя (2 квартала), что вызвало справедливое нарекание со стороны населения» [6].
143
В Боровичском лагере военнопленных значительная часть работников лазарета - женщины: «Время от времени между военнопленными и работниками лагерной администрации складывались неформальные отношения. Понятно, что любые романы между ними рассматривались администрацией лагеря как серьезное нарушение дисциплины» [7].
Причины лояльного отношения к военнопленным Обком ВКП (б) видел в непоследовательной пропагандистской работе: «Райком ВКП(б) перед прибытием группы военнопленных на комбинат провел совещание с представителями командования лагеря и руководства бумажного комбината «О постановке партийной работы в связи с прибытием военнопленных». Позднее проводились рабочие собрания, ставились доклады о повышении бдительности, рабочие инструктировались о том, как им следует вести себя по отношению к пленным. Но вся эта работа носила кампанейский эпизодический характер, с момента прибытия военнопленных почти прекратилось» [8]. Таким образом, партийные органы пресекали общение военнопленных и советских граждан, сочувствие мешало идеологической кампании по созданию образа немецко-фашистского врага.
С самими военнопленными также велась широкая пропагандистская работа. Об антифашистской и социалистической агитации среди военнопленных, в том числе испанцев (солдаты «Голубой дивизии»), свидетельствуют планы, которые регулярно получал начальник управления МВД по Новгородской области.
Так в плане работы Боровичского лагеря военнопленных на март-апрель 1950 г. значились следующие мероприятия:
«А) Оборудовать клуб, оформив его наглядной агитацией на испанском языке. Б) Оформить наглядной агитацией жилые помещения и создать в каждом из них уголки культурного отдыха. В) Оборудовать помещение для библиотеки и комнаты-читальни. Г) Оборудовать доску показателей социалистического соревнования» [9].
Военнопленным регулярно читались лекции на темы: «Советская избирательная система - самая демократическая в мире», «СССР в авангарде борьбы за мир», «Провал плана Маршалла» в странах Западной Европы», «Испанские патриоты в борьбе с франкистским режимом», «Как советский народ построил социализм», «Страны народной демократии на пути к построению социализма» [10].
Стоит отметить, что в результате плана Маршалла экономика европейских стран оправилась от последствий войны быстрее, чем этого можно было ожидать. Вероятно, что военнопленные (т.е. граждане Западной Европы, где этот план и действовал) могли не доверять критике плана советскими пропагандистами, поэтому их работа должна была быть максимально эффективной.
Согласно плану работы лагеря, среди военнопленных также предполагалось сформировать актив и через него организовать работу политкружков, разработав тематику занятий. Политкружки должны были собираться раз в неделю на два часа. В газетах и журналах было необходимо подбирать наиболее актуальные политические статьи и организовывать групповые читки [11].
144
Идеологическая обработка военнопленных и интернированных была важной составной частью работы советской администрации с ними. Также определенное внимание уделялось и культурно-просветительной работе. Так, в одном из пунктов плана предлагалось: «избрать редколлегии и организовать выпуск стенгазет, создать кружок художественной самодеятельности и подготовить несколько концертов, организовать демонстрацию кинофильмов по графику политотдела» [12]. Отметим, что методы и формы пропаганды для военнопленных схожи с теми, которые использовались для советских граждан.
Одновременно с антифашистской агитацией среди военнопленных велась полномасштабная работа по созданию у новгородцев образа врага в виде немецко-фашистского оккупанта.
В районах читались доклады на темы: «Злодеяния немцев на оккупированной ими территории» [13], «Зверства немецко-фашистских извергов в лагере на Майданеке» [15], «Звериное лицо врага вскрытое в ходе войны» [14], «Немецкие захватчики - исконные враги советского народа» [15], «Варварские злодеяния немцев в Новгородской области» [17], «Последствия немецкой оккупации в нашем районе (для освобожденных районов)» [18] и подобные. В докладах часто использовалась негативная лексика: «варвары», «звери», «изверги». Таким образом, аудитории, помимо фактов, предлагалась и готовая эмоциональная оценка оккупации со стороны советской власти. Доклады о немецко-фашистских оккупантах часто перемежались докладами, прославляющими советский строй, что позволяло достичь эффекта контраста.
Внимание уделялось и наглядной агитации, в том числе - обустройству выставок о злодеяниях оккупантов. Так, в «Докладной записке о состоянии массово-политической работы в Чудовском районе» (1945 год) значилось: «В работе парткабинета РК правильно используется местный материал, характеризующий оккупацию Чудовского района немецко-фашистскими захватчиками. Альбом «Не забудем, не простим» составлен на местном материале, а потому он доходчив и убедителен, необходимо его продолжить материалом, характеризующим борьбу трудящихся Чудовского района с немецкими захватчиками» [19].
Важным считалось использование на выставках фотографий о злодеяниях оккупантов: «В организованной выставке «Грузино в прошлом и настоящем» хорошо отражена ее первая часть, через фото-снимки, и отсутствие фотоснимков во второй части делает ее бледной и не интересной. Необходимо организовать фотографирование Грузино в настоящее время и дать эту часть выставки также ярко, как и первую и выставка будет больше достигать своей цели, так как показ разрушений, нанесенных Грузино будет вызывать законное чувство ненависти к разрушителям этого исторического и культурного памятника» [20].
В Новгородской области издавались книги и брошюры, рассказывающие о Великой Отечественной войне и немецко-фашистской оккупации. В плане книги «Битва за Новгород» значилось: «Литературная форма - сборник статей, материалов, документов исторического значении, рисующих прошлое Новгорода, чудовищные злодеяния немецко-фашистских захватчиков городе и области. <...> Акт
145
о злодеяниях немецко-фашистских захватчиков в городе Новгороде, акт о злодеяниях немецко-фашистских захватчиков в городах и селах Новгородской области, рассказы новгородцев, подвергавшихся истязаниям и пыткам со стороны фашистских захватчиков, письма, документы новгородцев из немецкого рабства» [21].
Налицо методичный подход к формированию образа врага: факты и цифры официальных документов размещались вместе с эмоциональными рассказами непосредственных участников событий. Таким образом, оказывалось воздействие и на рассудок аудитории, и на ее чувства.
Победа 1945 г. изменила систему идеологических приоритетов областных СМИ, и в последующие годы образ немецко-фашистского врага в районных газетах и на районном радиовещании упоминался лишь в контексте материалов о восстановлении народного хозяйства и праздниках (23 февраля, 9 мая, годовщина освобождения района и т.д.). Отошли от фронтовой тематики и газеты предприятий («многотиражки»). В деловой переписке партийных органов с редакциями газет районного уровня также почти прекратилось упоминание материалов о немецко-фашистской оккупации.
Но, хотя количество публикаций об оккупантах в послевоенной районной прессе и сократилось, их качество возросло. Рассмотрим эту тенденцию на примере статьи «В неволе» [22] газеты Поддорского района «Большевистское знамя» от 21 октября 1945 г. Текст основан на интервью (литературно обработанном) с репатриированными советскими гражданами, рассказывающими во всех деталях об угоне их в Германию и работе там.
Негативный образ немецко-фашистских захватчиков представал в статье уже с первых строк: «в избу ввалились немецкие солдаты и на ломаном русском языке забормотали: «Рус, собирайс. Скоро собирайс... Два часа собирайс». Их жадные глаза по-волчьи обшаривали стены, углы... В который раз? Куда собираться, зачем - мы не знали. Но сердце билось тревожно, страх вызывал мелкую частую дрожь. Охраняемые хорошо вооруженными немецкими палачами мы пошли в неведомый путь. Прощай Родина!..». Отметим оборот «по-волчьи» - сравнение немцев со зверями - это частый прием в прессе послевоенного времени [23].
Немцы изображались в тексте крайне жестокими - даже по отношению к детям: «К плачущим детям применялись такие меры воздействия, до каких не может додуматься здравомыслящий человек, сердцу которого доступно родительское чувство: детей «переводили» в другие вагоны, отдельно от родителей, а по дороге эти вагоны отцеплялись...» [24].
Сама Германия в тексте характеризовалась очень негативно: «прибыли в страну, где изобретались мучения людей, рождалось и расползалось по Европе зло - проклятую Германию»; «Изверги чувствовали себя развязно: ведь они находились на той земле, откуда ползли фашистские орды, чтобы покорить весь мир, они находились в стране, где получали специальность заплечных дел мастеров, грабителей, детоубийц» [25]. Выражалась суть и более кратко: «Родина человеческого позора - Германия» [26].
146
Несомненный интерес представляет собой характеристика немецкой пропаганды. Вот как оценивалась печать: «Ежедневно с астрономической точностью нам доставлялись выпускаемые газеты - отрава, которой рассчитывали убить в нас любовь к Отечеству» [27].
Более подробно и жестко интервьюируемые отозвались о немецкой кинопропаганде (это было актуально, ведь некоторые новгородские колхозники скучали по бесплатным немецким кинопоказам [28]), дезавуируя ее: «Международными разбойниками устраивались для жертв кровавого фашистского разгула не только тиранства, но и «увеселительные мероприятия». Ограбленных, оставленных в лохмотьях людей кинооператоры заснимали на кинопленку, а потом эти фильмы демонстрировались. Тупоумные немцы смотрели на эти вымышленные картины, где показывалось по выражению грабителей, «большевистское богатство», с восхищением. Изнуренных непосильным трудом мучеников сгоняли насильно смотреть эти фильмы. Что может быть омерзительнее, когда бандиты показывают результаты своего «труда» жертве, которая ими обречена на медленную мученическую смерть?» [29].
Немцы постоянно сравнивались с животными: «Вдоль остановившегося поезда громко стучали кованые немецкие сапоги и слышалась хриплая, похожая на лай простудившейся собаки, речь. Останавливаясь около вагонов конвоиры подавали на кончиках штыков жалкое подобие хлеба - скудный невольничий паек. Двулапые звери при этих процедурах неимоверно гигикали».
В тексте также упоминалось, что и сами немцы относились к советским гражданам, как к животным: «Для всех нас было одно имя: рус швайн» [31] [т.е. «русская свинья» - Д.А], «с нами обращались как с животными» [32].
Возникала сложная пропагандистская схема: немцы назывались животными за то, что они относятся к людям, как к животным.
В тексте подробно охарактеризован неприглядный быт немецкого рабства. Это было актуально, так как некоторые советские граждане хвалили германские бытовые условия.
Описывалась отвратительная еда: «Кормили очень плохо. Двести граммов какого-то хлеба, - если можно назвать это хлебом, - да пять сот граммов «супа», приготовленного из разных гнилых отбросов. Не гнушались варить лягушачью икру» [33]. Впрочем, после этой фразы шло честное пояснение о военных трудностях в самой Германии: «Да чего они могли давать нам, если их солдаты получали по три картофелины в день» [34].
Представлены были и сами подневольные работы: «Принуждали работать по 14-16 часов в сутки. На подземных работах был установлен двенадцатичасовой день. Падающих от бессилия били без всякой пощады» [35].
Подробно перечислялись нарушения норм международного гуманитарного права в обращении с советскими гражданами: «Между нами и военнопленными не было никакой разницы в обращении. За малейшую провинность нас отправляли в «полосатые» [36]. По тексту, с «полосатыми» обращались очень жестоко, травили собаками, смертность была крайне высокой.
147
Немцы также упоминались как палачи, грабители, детоубийцы, разбойники, вандалы. Согласно тексту, они очень трусливы в своей сущности: «Вчерашние заплечных дел мастера, палачи, получившие от фюрера за жестокость и кровожадность награды стали смирными как овечки. Куда отлетела фашистская храбрость! Фрау и прочая нечисть смотрели на вчерашние жертвы заискивающе. Их пугала неминуемая расплата за все их злодеяния, страдания, муки, слезы, кровь. Они корчились под колкими, прожигающими взглядами освободителей и освобожденных» [37]. Отметим употребление нейтрального немецкого слова «фрау» [т.е. «женщина» - Д.А.] в негативном контексте, под ним явно подразумевались нацисты. Одновременно с этим были случаи, когда новгородцы называли словом «фрау» репатриированных граждан [38]. Текст как бы учил употреблять это слово по отношению к немцам.
Подводя итог, можно сказать, что статья «В неволе» [39] являлась качественным пропагандистским текстом, базировавшимся на интервью с репатриированными гражданами этого же района - то есть документальным подтверждением советских идеологем. В тексте не только рисовался негативный образ немецко-фашистских захватчиков, но и критиковались бытовые условия проживания в Германии, а также изображались мучения угнанных в немецкое рабство советских людей. Это было важно, так как репатриированных новгородцев их соседи обвиняли в пособничестве нацистам: «В Селищенском с/совете репатриируемых наз. «власовцы», на доску почета имена лучших людей не заносят, не отражают хорошую работу в стенгазетах» [40].
Публикации о немецко-фашистских захватчиках регулярно (к концу 1940-х гг. объем текстов сокращается) проходили на страницах единственной областной газеты «Новгородская правда». Ценность этого информационного канала для формирования у населения образа врага была крайне высока, так как газета не имела местной печатной альтернативы, была официальным органом Новгородского обкома, размещала материалы об областных, союзных и международных событиях, публиковала материалы центральной «Правды», ТАСС, районных газет, тезисы докладов для агитаторов.
В материалах газеты, посвященных восстановлению Новгородской области, поступки оккупантов часто и явно противопоставлялись деятельности советских строителей и реставраторов.
Так, очерк «На Нередицком холме» посвящен храму Спас-Нередица (Спас-Преображение) и построен по схеме: подробное описание идеального состояния памятника до войны - разрушение памятника немцами - его реставрация. Очень эмоционально дана картина разрушений: «Побывайте сейчас на Нередицком холме. Дико и пустынно стало здесь. Не видно плакучих ив, сада, вместо древнего неповторимого памятника - груды развалин. Спас-Нередица превращена немцами в руины» [41]. Но советская власть начала восстановительные работы: «Над остатками каменных церковных стен, расписанных новгородскими мастерами, рабочие под руководством ученых навели огромный деревянный шатер. Как ценнейшие реликвии хранит наше советское государство развалины храма
148
Преображения с остатками фресок, имеющих мировую известность» [42]. Налицо явный контраст: довоенная идиллия сменилась развалинами. Образ виновников разрушений в очерке давался опосредованно, через их поступки, сами оккупанты практически не имели негативных характеристик (за исключением «разбойников»). Тем не менее художественность очерка (особый темп повествования, широкое использование литературных приемов и прямой речи) имела большое эмоциональное воздействие. К тому же очерк базировался на документах и свидетельствах очевидца, автор обращался тем самым к разуму читателя. У аудитории формировался негативный образ немецко-фашистских оккупантов, расхищающих и уничтожающих национальное достояние в противовес советской власти, реставрирующей подобные памятники.
Газета «Новгородская правда» регулярно информировала аудиторию о ходе Нюрнбергского процесса, публиковала речи обвинителей, протоколы допросов, комментарии. Как правило, это были не материалы авторов газеты, а сообщения корреспондентов ТАСС. Тем не менее публиковались и новгородские материалы о процессе. Таков, например, рассказ «Ненависть» [43]. Его начало очень эмоционально: «Ненависть! Кто из нас ее не испытал за эти годы ожесточенной битвы с врагом. В каком русском сердце не вспыхивала она ярким пламенем при виде сожженных гитлеровскими бандитами дотла деревень, незасеянных полей, разрушенных до основания городов. <...> И вот сейчас, облеченные высоким доверием всего прогрессивного человечества, судьи международного трибунала в Нюрнберге вершат правый и святой суд над кровавой бандой невиданных еще в истории преступников. Вот они, пронумерованные, посаженные на скамью подсудимых, по какой-то роковой ошибке природы получившие при рождении человеческий облик. Не люди это! Звери!» [44].
В этом вступлении содержался основной посыл текста: немецко-фашистских захватчиков (как уже отмечалось выше, они прямо сравнивались с животными: «звери!», «обезумевшего зверя» и т.д.) ждет справедливая кара. Далее этот тезис иллюстрировался в тексте конкретным их злодеянием. А именно - новгородский колхозник Степан Радионов вспоминал убийство семилетней внучки: «ничего не пощадили немецкие ироды - ни ее глаз, ни ее волос, ни ее молодости» [45].
Негативный образ немецко-фашистских захватчиков складывался и посредством публикаций воспоминаний фронтовиков, в них они представали злобными, упорными до безумия, но неудачливыми в военном отношении. Характерна мемуарная статья «Победный путь» [46] Героя Советского Союза А. Горева, в ней были такие характеристики германских войск: «злобный враг предпринимал атаку за атакой, чтобы сбросить нас в воду»; «вместо одного разбитого танка озлобленный враг посылал две бронированные машины, делая последние потуги, но все попытки его оказались безуспешными»; «гитлеровцы яростно цеплялись за каждый дом, за каждый квартал, прятались в метро, но отовсюду их выкуривали»; «сзади еще сопротивлялись разрозненные группы обезумевших фашистов».
Особый вклад в формирование образа врага вносили материалы о жизни в оккупированных населенных пунктах. На документальных примерах, высказы-
149
ваниях очевидцев они изображали неприглядный быт населения, рисовали атмосферу террора и страха. Это было актуально, ведь часть граждан, согласно донесениям МГБ, сравнивали немецкую власть и советскую в пользу первой, а также критически относились к колхозам. Пропагандисты старались преломить эти настроения.
Типична в этом отношении статья «Путь к счастью» [47], в которой рассказывалось об оккупации одноименного колхоза: «Горе, великое горе, пришло в этот тихий, приветливый край. По распростертой дороге движется нескончаемый темно-зеленый поток. Немцы! Дико гогоча, со свистом и воем проносятся они на окованных в бронь машинах мимо пылающих деревенских домов. Трещат автоматные очереди, фырчат моторы и среди этого многообразного шума тонет тихое пощелкивание фотоаппаратов - то снимаются на фоне пожара «покорители Европы» [48].
Стоит обратить внимание на специфику создания образа врага в тексте: оккупанты изображались как нечто агрессивно шумное: «дико гогоча», «со свистом и воем», «трещат автоматные очереди», «фырчат моторы», «пощелкивание фотоаппаратов».
Далее в тексте шло художественное описание встречи оккупантов и колхозников: «С ненавистью смотрели старики на самодовольные лица немецких солдат. Один конный немец, придержав лошадь, крикнул крестьянам: «Виханс дорф?», но мгновенно что-то вспомнив, выхватил из полевой сумки книжку и с трудом спросил: «Как свать деревня?» Василий Федотов ответил немцу: «Это колхоз «Путь к счастью» [49].
Статья подталкивала читателя к идеологическому противопоставлению мирных стариков сожженной деревни и «самодовольных» немцев-поджигателей. Далее в тексте этот контраст усиливался, участники событий как бы менялись местами: «Поросли бурьяном могилы незадачливых «завоевателей» и кто знает, где получил заслуженную пулю тот любопытный немец, что интересовался названием сожженных деревень...На том же месте, по берегам мелководной речки Черной, раскинулась заново отстроенная деревня. Это колхоз «Путь к счастью» [50].
Таким образом, текст объяснял - кто виноват в разрушении народного хозяйства и подводил читателя к идее справедливого возмездия за злодеяния оккупации (сожженная деревня - «заслуженная пуля»).
Статья содержала и негативную характеристику режима оккупации со стороны свидетеля событий Василия Федотова: «Вы спрашиваете, о жизни при немцах, - говорит он. - А скажите, как при них можно жить, если они всю деревню спалили, все наше добро по ветру пустили? О жизни ли здесь говорить? ...Наша деревня ждала всей душой Красную Армию, 20 наших односельчан ушли тогда в партизаны. И еще запишите, что вороги не смогли никого угнать из нашей деревни в неметчину, что все население, рискуя быть расстрелянным, ушло от угона в леса, скрывалось в партизанском лагере» [51]. Таким образом, оккупанты изображались поджигателями, разорителями, желающими угнать население на работы в Германию и жестоко карающими за отказ.
150
Иногда «Новгородская правда» помещала рядом на полосе (полосах) несколько материалов на одну и ту же тему конкретных злодеяний немецко-фашистских оккупантов. Как правило, это были публикации в разных стилях и жанрах, но дополнявшие и усиливающие пропагандистский эффект друг друга.
Например, об одном событии - обнаружении массовых захоронений у деревни Жестяная Горка - рассказывали два материала, сверстанные рядом [52].
Первый - «Новые факты злодеяний немецко-фашистских захватчиков на территории Новгородской области» - представлял собой сухие выдержки из отчета Новгородской специальной комиссии по установлению и обнаружению злодеяний немецко-фашистских захватчиков в Новгородской области: «Смерть граждан в количестве 3.700 человек, трупы которых обнаружены в ямах-могилах около деревни Жестяная Горка и деревни Черное - насильственные и последовали от полученных ими тяжелых смертельных телесных повреждений, сквозных огнестрельных пулевых ранений головы, шеи, груди, повреждений головы тупыми тяжелыми предметами и остро-режущим и рубящим оружием» [53]. То есть аудитория получала документально заверенные факты с конкретными фамилиями и могла их анализировать сама. Или прочитать их трактовку во втором материале.
Второй материал полосы, «Жертвы Жестяной Горки», представлял собой развернутое и экспрессивное мнение о событии: «Кто они, безвинные жертвы фашистского террора? 16-ти летние юноши и девушки, взрослые мужчины и женщины, старики, беременные женщины и матери грудных детей! Самые лучшие представители Батецкого, Лужского, Оредежского, Чудовского, Новгородского и других районов. Мужественно пошли они на мученическую смерть, но не склонили свои головы перед врагом, не стали предателями своего народа, своей Родины» [54]. Риторический вопрос, восклицания, особая лексика («мужественно», «мученическую») усиливали эмоциональную составляющую текста.
Контрастно подчеркивались как безвинность жертв, мученический характер их смерти, так и жестокость оккупантов: «Кто совершал эти преступления? Люди, потерявшие всякий человеческий облик, убийцы, выдрессированные в профессиональных школах гестапо, взбесившиеся от животного страха перед грядущим возмездием. И всеми действиями непосредственных исполнителей преступлений руководили оккупационные власти, генералы гитлеровской армии, получавшие директивы из ставки немецкого командования - от самого фюрера» [55].
Публикации о злодеяниях немецко-фашистских захватчиков у деревни Жестяная Горка были призваны морально подготовить новгородскую аудиторию к открытому процессу над оккупантами, выступить катализатором общественного интереса. Сам процесс, проходивший в декабре 1947 г. в Новгороде, также отслеживался «Новгородской правдой» во всех подробностях.
Кроме того публикация документов (например, обвинительного заключения) перемежалась эмоциональными репортажами корреспондентов, рисовавших крайне непривлекательный образ немецко-фашистских захватчиков.
Вот как они назывались в рамках только одной статьи: «озверевшие фашистские выкормыши», «убийцы и насильники», «фашистские варвары», «изверги»,
151
«немецко-фашистские мерзавцы», «матерые гитлеровские разбойники» [56]. Для формирования негативного образа редакция использовала даже описание внешности подсудимых: «Исподлобья, маленькими заплывшими глазами смотрит куда-то в сторону Рупперхт Фридрих, когда председательствующий, читая обвинительное заключение, раскрывает его зверства. Этот баварец с массивными челюстями гориллы полностью воплотил в своем физическом и нравственном облике известное желание Гитлера - видеть в каждом немце дикого зверя. И он таким был на самом деле» [57].
На примере обвиняемого генерала Курта Герцога (отдавшего приказ по разборке памятника «Тысячелетие России») в статье «Грабитель в генеральском мундире» «Новгородская правда» анализировала значение понятия «фашистские варвары»: «В свое время Гитлер упорно вбивал в головы немцев, что совесть, честность, культура - пустые понятия для человека «избранной арийской расы». Он твердил: «Мы - варвары и мы хотим быть варварами. Это почетное звание». И гитлеровцы были такими варварами. Для них ничего не стоило убить десятки, сотни, тысячи ни в чем неповинных людей, сжечь десятки тысяч сел и городов, предать разрушению выдающиеся памятники мировой культуры». Налицо четкая характеристика всей немецко-фашистской армии как армии варваров, убийц, грабителей, мародеров.
Всего в «Новгородской правде» с 7 по 21 декабря 1947 г. об открытом процессе в Новгороде вышло десять объемных статей с шестью карикатурами на подсудимых. Все они, как и сам процесс, были направлены на формирование негативного образа немецко-фашистской оккупации у советского населения. В целом население Новгорода поддержало обвинение: «УМГБ подробно информировало центр о настроении населения в ходе заседаний, и, в частности, отмечало, что подавляющее большинство положительно реагирует на процесс, выражая удовлетворение деятельностью органов советской власти, сумевшей разыскать преступников среди массы военнопленных» [58].
С началом «холодной войны» между СССР и англо-американским блоком в статьях «Новгородской правды» авторы публикаций исподволь стали сравнивать немецко-фашистских захватчиков и англо-американских империалистов [59].
К примеру, в большой статье «Уроки истории» [60], приуроченной к восьмилетней годовщине нападения Германии на СССР, история Великой Отечественной войны трактовалась с позиции «холодной войны»: «Казалось, не было силы, которая могла бы остановить черные армии фашистов. <...> Британский империализм, оказавшийся в самом начале войны хищником с выкрошенными зубами, отступал по всей линии - в Европе, Африке, Азии, не будучи в силах показать агрессорам какого-либо сопротивления, несмотря на поддержку Соединенных Штатов Америки» [61]. То есть текст создавал два крайне негативных образа: «черные армии фашизма», хотевшие поработить весь мир, и абсолютно бессильные (саркастичное сравнение с дряхлым хищником) на деле Великобритания и США.
Само нападение Германии на СССР статья также увязывала с англо-американским блоком: «Подлые, неизменные чувства проявили виднейшие
152
идеологи англосаксонского империализма в день нападения Германии на Советский Союз. <...> Они лишь рассчитывали отсидеться, а может быть и получить свою долю добычи, мечтая о том, чтобы германский агрессор хоть на время насытился таким огромным «куском», как Россия» [62]. То есть, по тексту, фашистская Германия и англо-американский блок были единодушны в желании уничтожить СССР. Только англо-американский блок делал это чужими руками.
В конце статьи автор прямо объединил бывших врагов (Германию и Японию) и бывших друзей СССР (английские и американские союзники) в одно целое: «Заправилы англо-американского бизнеса мечтают о том, чтобы в союзе со своими недавними противниками - милитаристами Германии и Японии - начать новую войну за установление мирового господства. Но мировое господство США и Англии - такая же опасная и несбыточная мечта, каким было стремление к мировому господству Гитлера, Муссолини и Тодзио» [63]. Таким образом, автор четко ставил знак равенства между целями фашистской Германии, США и Англии, намекал на их поражение в грядущей войне.
Можно сделать вывод, что пропагандистские материалы о внешнеполитической ситуации неизменно эксплуатировали фактор страха, планомерно формировали образ врага, что способствовало объединению граждан перед лицом общей угрозы, ускорению восстановления хозяйства (как ресурса обороны), поддержке существующей власти (как уже доказавшей свою победоносность во всех войнах). Образ врага использовался и как некий громоотвод, способ канализировать недовольство населения.
1. Фатеев А.В. Образ врага в советской пропаганде. 1945-1954 гг. М., 1999. С. 3.
2. Государственный архив новейшей истории Новгородской области (далее - ГАНИНО). Ф. 260. On. 1. Д. 128. Л. 8.
3. Архив управления ФСБ по Новгородской области (далее - АУФСБНО). Ф.9. Оп. 27. Д 5. Л. 318.
4. ГАНИНО. Ф. 260. Оп. 2. Д. 284. Л. 131.
5. Там же.
6. Там же. Л. 130.
7. Ковалев. Б.Н. Испанские военнопленные в Боровичском лагере // Чело: альманах. 2009. № 1 (43). С. 32.
8. ГАНИНО. Ф. 260. Оп. 2. Д. 284. Л. 129.
9. Цит. по: Ковалев. Б.Н. Указ. соч.
10. Там же. С. 33.
11. Там же.
12. Там же.
13. ГАНИНО. Ф. 260. On. 1. Д. 119. Л. 10.
14. Там же. Л. 18.
15. Там же. Д. 32. Л. 26.
16. Там же. Л. 26.
17. Там же.
18. Там же.
19. Там же. Оп. 2. Д. 284. Л. 139.
153
20. Там же.
21. Там же. On. 1. Д. 112. Л. 53.
22. Там же. Оп. 3. Д. 295. Л. 16.
23. Там же.
24. Там же.
25. Там же.
26. Там же.
27. Там же.
28. Там же. Оп. 2. Д. 284. Л. 26.
29. Там же. Оп. 3. Д. 295. Л. 16.
30. Там же.
31. Там же.
32. Там же.
33. Там же.
34. Там же.
35. Там же.
36. Там же.
37. Там же.
38. Там же. Оп. 2. Д. 284. Л. 38.
39. Там же. Оп. 3. Д. 295. Л. 16.
40. Там же. Оп. 2. Д. 284. Л. 38.
41. Новгородская правда. 1945. № 161 (202), 28 октября. С. 3.
42. Там же.
43. Там же. № 193 (234), 25 декабря. С. 2.
44. Там же.
45. Там же.
46. Новгородская правда. 1947. № 232 (745), 23 ноября. С. 2.
47. Там же. 1945. № 164 (205), 3 ноября. С. 3.
48. Там же.
49. Там же.
50. Там же.
51. Там же.
52. Там же. 1947. № 239 (752), 3 декабря. С. 2.
53. Там же.
54. Там же.
55. Там же.
56. Там же. № 242 (755), 9 декабря. С. 3.
57. Там же.
58. Там же. № 246 (759), 14 декабря. С 2.
59. Юшкевич В.В. Участие органов госбезопасности в подготовке и проведении открытых судебных процессов над нацистскими военными преступниками // Исторические чтения на Лубянке, 2001 год : отечественные спецслужбы в послевоенные годы 1945-1953 гг. М.; Великий Новгород, 2002. С. 81.
60. Новгородская правда. 1949. № 121 (1151), 22 июня. С. 2.
61. Там же.
62. Там же.
63. Там же.
154
