CC BY
56СОИГСИ
ИСТОРИЯ. ЭТНОЛОГИЯ. АРХЕОЛОГИЯ
ОБ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ ОТКРЫТИЯ ЗЕЛЕНЧУКСКОЙ НАДПИСИ
А. А. Туаллагов
Открытие Зеленчукской надписи стало одним из важнейших событий в изучении истории аланов. Оно имеет особое значение для установления их языковой принадлежности и преемственности языка современных осетин с языком средневековых аланов. Известные изображения Зеленчукской эпитафии позволяют одновременно определиться с некоторыми археологическими аналогами. Однако сама история открытия надписи нуждается в дополнительном исследовании. Данное положение диктуется обнаружением рисунка эпитафии, исполненного иеромонахом Серафимом, что долгое время оставалось неизвестным исследователям. С другой стороны, возникают некоторые проблемы с подтверждением времени и условиями фиксации надписи со стороны Д. М. Струкова. Проведенный автором анализ известных сведений позволяет сделать некоторые предварительные выводы о количестве непосредственных фиксаций надписи и времени таких фиксаций. Вместе с тем, некоторые сомнения об условиях находки надписи и снятия с нее рисунка продолжают сохраняться и требуют дальнейших дополнительных исследований. Сравнительный анализ рисунков Зеленчукской надписи также позволяет привести некоторые выводы. Репродукция В. Ф. Миллера являлась результатом предварительного научного анализа надписи. Некоторые ее особенности имеют совпадения с одним из рисунков Струкова. Поэтому не исключено, что завершающий этап работы Струкова с его рисунками был уже связан со знакомством художника с научным исследованием надписи. Следует согласиться с заключением современных ученых о не всегда высоком уровне рисунков художника. Однако порой только данные рисунки остаются основой для современных изысканий.
Ключевые слова: Зеленчукская надпись, эпиграфика, источники, фиксация, археологические данные, аланы, осетины.
Discovery of the Zelenchuk inscription is one of the most important events in the study of the history of the Alans. It has special importance for establishing their linguistic identity and the continuity of the language of the modern Ossetians with the language of the medieval Alans. Known images of the Zelenchuk epitaph enable to define some archaeological analogues. But the very story of the discovery of the inscription needs further investigation. This is prompted by the finding of the epitaph picture, performed by Hieromonk Seraphim, which for a long time had been kept unknown from the researchers. On the other hand, there are some problems with the confirmation of the time and the conditions of the inscription's fixation, made by D. M. Strukov. The authors analysis of the avalable information allows to make some preliminary conclusions on the number of immediate inscription fixations and the time of such fixations. However, some ambiguity about the conditions of the finding of inscription and tracing it still persists and requires further studies. The comparative analysis of the images of Zelenchuk inscription allows to draw some conclusions. The reproduction by V. F. Miller resulted from the preliminary scientific analysis of the inscription. Some of its features coincide with one of Strukovs drawings. Therefore, it may be presumed, that the final stage of Strukovs work had already been influenced by the artists familiarity with the scientific study of the inscription. We adhere to the conclusion of the modern scientists about not always high level of the artists drawings. However, these drawings are the only basis for modern studies.
Keywords: Zelenchuk inscription, epigraphy, sources, fixation, archaeological data, Alans, Ossetians.
Открытие Зеленчукской эпитафии значение она имела для установления стало знаменательной вехой в процес- языковой принадлежности аланов и се изучения аланской истории. Особое преемственности языка современных
осетин с языком средневековых аланов. К самой проблеме открытия надписи нам уже приходилось достаточно подробно обращаться [1, 3-18]. Вместе с тем, как представляется, в данной проблеме до сих пор сохраняются некоторые моменты, которые нуждаются в дополнительном освещении. Поэтому позволим себе напомнить саму историю очень важного для науки открытия.
Принято полагать, что плита с надписью была обнаружена летом 1888 г. Д. М. Струковым (1827-1899 гг.), исследовавшим памятники античности и снявшим копию с надписи. Тогда Стру-ков посетил Зеленчукские храмы в ходе мероприятий, посвященных 900-летию крещения Руси. Данный рисунок был предоставлен Струковым в распоряжение известного исследователя осетинской истории и культуры В. Ф. Миллера. Несколько позднее Миллер ознакомился со снятым с надписи оттиском на бумаге Г. И. Куликовского, который как член Общества Любителей Естествознания ездил с археологическими целями в Терскую и Кубанскую области и последним воочию видел памятник в 1892 г.
На состоявшемся 27 января 1889 г. обыкновенном заседании Императорского Московского Археологического Общества (ИМАО) отмечалось: «Действ. член В. Ф. Миллер прочел доклад под заглавием: «Древне-осетинский памятник из Кубанской области». Памятник этот - могильная плита в 2 арш. 2 верш., с изображением креста и надписью греческими буквами на осетинском языке, находящаяся вместе с тремя такими же плитами на древнем кладбище в лесу, в 2 верстах от аула Хумары в Баталпашинском уезде, на верховьях Кубани. Снимок с надписи привезен Д. М. Струковым в 1888 г. Подобные христианские надписи гре-
ческими буквами в данной местности встречались и прежде, - но это - первая надпись удобочитаемая, следовательно - первая, по которой можно заключать о языке древнего христианского населения местности. Докладчик указал на приведенные им в III ч. «Осетинских Этюдов» исторические и топографические свидетельства о том, что древние поселения Осетин шли далеко на запад, захватывая верховья Кубани, и отметил сведения о христианстве среди Осетин, восходящие, может быть, даже ко временам Юстиниана. По представленному затем чтению надписи оказалось, что из 21 строк большая часть читается более или менее удовлетворительно, заключая в себе имя Иисуса Христа и, по-видимому, св. Николая, имена и отчества погребенных, и, по-видимому, просьбу к Осетинам молиться за них. В конце надписи стоит дата, не совсем ясная, но единственное возможное (по снимку) чтение которой дает 6230 г. (от сотв. мира), следовательно, 722-й от Р. Х. В заключение докладчик просил принять меры к охранению этого замечательного памятника.
Постановлено: Благодарить
В. Ф. Миллера, доклад напечатать в «Материалах по археологии Кавказа» и просить иеромонаха ближнего Зе-ленчукского монастыря, о. Серафима, снять оттиск с камней, а г. начальника Кубанской области - принять меры к охранению памятников и, если возможно, к доставлению их в Исторический музей» [1, 4-5].
Приведенные в протоколе данные вызывают к себе некоторые вопросы, на которые, например, справедливо обратил наше внимание С. Н. Савенко. В своем электронном письме автору предлагаемой статьи от 5 июля 2015 г. он отметил, что указание на место находки недалеко от аула Хумары, на верховьях
6 ИЗВЕСТИЯ СОИГСИ 20 (59) 2016
Кубани, несет в себе определенное противоречие. Хумара, действительно, находится в долине Кубани, но никак не Большого Зеленчука, к которой объективно привязана находка. Расстояние между указанным районом и действительным районом находки составляет десятки километров. Вполне логичным представляется поставленный в письме исследователем вопрос: «Может, эта неточность объясняется слабым знанием в то время местности в верховьях Кубани?»
Кроме того, Савенко обратил внимание и на такой важный факт, как отсутствие у нас иных подтверждений непосредственного посещения Стру-ковым в 1888 г. места находки эпитафии в верховьях Большого Зеленчука. Проведенные самим исследователем изыскания, включающие изучение хранящихся в архиве отчетных материалов и альбома художника, позволяют подтвердить, что Струков в июле 1888 г. посетил Зеленчукские храмы совместно с епископом Ставропольским и Екате-ринодарским Владимиром в ходе мероприятий, посвященных 900-летию крещения Руси.
Художник был привлечен для изготовления иконостаса для нового Владимирского храма в Ставрополе и участвовал в его освящении 14 июля 1888 г. Затем со священником Д. Успенским, преподавателем духовной семинарии П. Синайским и военным начальником Баталпашинского отдела Демьяновым он отправился в строящийся Святой Александро-Афонский Зеленчукский монастырь, отмечая по пути курганы, каменные столбы с изображениями. В Нижнем Архызе он осмотрел храмы и развалины других построек, составил глазомерный план городища, немасшта-бированные рисунки, планы и разрезы храмов, церквей, каменных столбов,
плит и надписей, зарисовки фресок. С помощью иноков и богомольцев Стру-ков очистил храмы от зарослей, частично раскрыл фрески [2, 313].
Таким образом, у нас, действительно, нет никаких дополнительных подтверждений информации о непосредственном знакомстве Струкова с Зеленчукской эпитафией в 1888 г. Единственными указаниями на данный факт до сих пор остаются материалы протоколов заседания ИМАО и статья Миллера, посвященная подробному анализу содержания Зеленчукской надписи. Утверждение о посещении Нижне-Архызского городища в 1886 г. Струковым, сопровождавшим епископа Владимира, со ссылкой на путевые заметки последнего [3, 30], не соответствует действительности. В самих путевых заметках нет и информации о Струкове [4, 664-682].
На обыкновенном заседании ИМАО 16 мая 1889 г. Миллер представил коллегам рисунок с креста, который был найден на месте Зеленчукского монастыря и передан на хранение в Екате-ринодарский музей. На кресте была нанесена греческая надпись, датируемая 6521 г. от Сотворения мира, т.е. 1013 г. н.э. Участники заседания постановили просить г. Фелицина достать точный снимок с креста.
В этот протокол заседания № 331 также была занесена информация, которая касалась обращения членов ИМАО, принятого на упоминавшемся выше заседании от 27 января 1889 г.: «...просить иеромонаха ближнего Зе-ленчукского монастыря, о. Серафима, снять оттиск с камней». Среди полученных Обществом писем упоминается следующее: «. От о. Серафима, настоятеля Зеленчукской пустыни (Кубанской области) сообщение, что снимки с местных камней не могли быть сделаны
зимою, но могут быть представлены в июне» [1, 5].
Дальнейшие исследования Струкова в районе Нижнего Архыза состоялись в следующем, 1890 г. В этом году он доложил об итогах своего посещения Нижнего Архыза в 1888 г. на VIII Археологическом Съезде в Москве и представил доклад с рисунками в Императорское Русское Географическое Общество в Петербурге с ходатайством о предоставлении ему средств для новой поездки. Общество обратилось в ИМАО. В результате было выделено 150 рублей, и Струков получил Открытый лист № 687 от 22 июля 1890 г. на исследования «...на берегу р. Большой Зеленчук».
Следуя из Невинномысска в Святой Александро-Афонский Зеленчукский монастырь, Струков детально описывал курганы и каменные памятники. Прибыв на место, он не смог найти рабочих и инструменты для раскопок, поэтому ограничился визуальным осмотром и новыми немасштабными зарисовками, которые носили приблизительный характер из-за отсутствия измерительных инструментов и необходимого времени. Игумен Серафим предоставил Струкову археологические находки, обнаруженные во время строительства, и организовал его поездку в Верхний Архыз. По пути Стру-ков описывал развалины построек. Тогда был составлен примерный план археологических объектов осматриваемого района. От местного лесничего Струков узнал о расположении недалеко в горах еще одного комплекса - Кя-фар. Его обратный путь проходил по берегу Малого Зеленчука, где он отметил много курганов, сделал акварельную зарисовку башни Адиюх и крупного кургана в 12 верстах к северу от Баталпашинска. Данных о посещении других районов региона в письменных
документах из архива Института истории материальной культуры выявлено не было [2, 313-314].
В упоминавшемся электронном письме от 5 июля 2015 г. Савенко предположил: «Может быть, тогда Струков и видел «Зеленчукскую плиту», но в его записях я ничего об этом не нашел». Вопрос о непосредственном ознакомлении Струкова с Зеленчукской плитой остается не до конца проясненным. В любом случае, рисунок с плиты он предоставил Миллеру в 1888 г.
Последующая история ознакомления с Зеленчукской плитой зафиксирована в протоколе обыкновенного заседания ИМАО № 412 от 6 октября 1892 г.: «В Кубанской области г. Куликовскому пришлось ознакомиться с памятниками древнего христианства на Кавказе, в виде престолов с надписями и без них, старинных часовень и уцелевших церквей долины р. Б. Зеленчука, Хумары и Тебердинскаго ущелья. Как с развалин церквей, так и могильников и др. памятников г. Куликовским были сняты планы, фотографии и рисунки, служившие иллюстрацией к докладу.
На одну из надписей, снятую г. Куликовским и уже описанную ранее художником Д. М. Струковым, обратил особое внимание проф. Миллер. Надпись эта греческая и может датироваться XI в., т.к. здесь же был найден крест 1013 года; она содержит в себе несколько осетинских собственных имен. Найдена она была в местности р. Зеленчука, где уже давно нет никаких следов Осетин, и факт ее находки заставляет думать, что христианство было сюда занесено из Сухума и, быть может, здесь некогда был центр «Аланской» епархии.
Постановлено: благодарить проф. Миллера и г. Куликовского и просить их обработать доклады для издания» [1, 5-6].
Приведенные в протоколе заседания сведения были воспроизведены в одном из выпусков «Археологических известий и заметок» ИМАО: «В. Ф. Миллер сообщил об одной греческой надписи, найденной на р. Зеленчук, относимой им, судя по найденному в той же местности кресту XI века, к тому же времени, что она содержит несколько собственных осетинских имен, хотя в этой местности Осетин давно нет и факт ее находки заставляет думать, что христианство было сюда занесено из Сухума и что, может быть, здесь некогда был центр Алланской епархии». В другом выпуске «Археологических известий и заметок» ИМАО также указывалось: «В. Ф. Миллер дает описание древне-осетинского христианского намогильного памятника ХЬХП века, находящегося в нескольких верстах от Александро-Афонского Зе-ленчукского монастыря Кубанской области. Надпись, высеченная греческими буквами, но на языке предков теперешних Осетин - Ясов (русской летописи), Аланов (визант. писателей), дешифрована автором и переведена предположительно на русский язык» [1, 6].
Мы можем подвести некоторый итог. По совокупной информации Д. М. Струкова и Г. И. Куликовского, представленной В. Ф. Миллером (с учетом приведенных выше замечаний по локализации. - А. Т.), плита могла находиться в 40-45 верстах к югу от Алек-сандро-Афонского монастыря. Она располагалась в лесу, на правом берегу р. Большой Зеленчук, между реками Ро-пачай и Казгич, на территории древнего могильника. На противоположном берегу, несколько выше по течению, располагались развалины средневекового городища в местности «Старое Жилище» («Старое место»), или «Аулище» (район современного карачаевского пос. Архыз в Карачаево-Черкесии).
Плита была изготовлена из белого известняка и имела подпрямоугольную форму, несколько сужавшуюся к вершине. Ее основание дополнено специальной «лапой» (выступом), по замечанию Миллера, «. указывающей на то, что некогда она была вделана стоймя в каменную основу» [5, 110]. На плите были нанесены изображение креста и греческие буквы. Как справедливо отметили исследователи, такая конструкция соотносится со свидетельством Ио-сафата Барбаро, совершившего путешествие по Алании в первой половине XV в., о подобных знаках над могилами умерших, на вершинах курганов. Замечание путешественника соотносится не только с традициями аланов, получившими распространение в период их христианизации, но и с соответствующими традициями адыгов и кабардинцев, что видно по зафиксированным в XIX в. у аула Лоова каменным крестам и плитам с четырехугольными отверстиями для их установки [6, 206].
В одном из изданий «Материалов по археологии Кавказа» отмечалось: «Г. И. Куликовский доставил рисунки с следующих памятников:. Каменный столб, украшенный крестом, с некоторым заострением в верхней части и более узкою нижней частью для укрепления столба в землю, напоминающего по форме древне-осетинский памятник из Кубанской области, описанный В. Ф. Миллером - с берегов р. Большой Зеленчук (рис. 34)». Таким образом, приведенное замечание предоставляет нам дополнительную информацию о самой форме Зеленчукского надмогильного памятника [1, 4-5].
Интересно, что форма Зеленчук-ской плиты близка, например, форме, которая была искусственно придана сланцевой плите, послужившей закладом входа в камеру аланской катаком-
бы № 85 высокогорного Даргавсского могильника (Северная Осетия), исследованной на участке погребений УШ-Х вв. в 2013 г. Данная плита имела и аналогичный Зеленчукской плите выступ, который, в отличие от последней, по условиям находки, не имел никакого функционального назначения. Не исключено, что на Северо-Западном Кавказе христианские надгробия могли выставляться над традиционными аланскими катакомбами [7, 181-182]. В то же время в скальных захоронениях данного региона представлены закладные песчаниковые плиты, вставлявшиеся в специальные пазы на лицевой стороне входных отверстий камер, в том числе с изображением креста [8, 76-77, 96, рис. 9, 3].
Надгробная стела из белого камня в форме равнобедренного треугольника была обнаружена и в аланской катакомбе № 22, датируемой Х-началом XI в., могильника Кари Цагат в горной Диго-рии (Северная Осетия). Исследователи отмечают устойчивость обрядов, выраженную в использовании треугольных сланцевых надгробий на современных кладбищах Дигории, а также в культовом комплексе (жертвенная яма № 8) того же могильника Кари Цагат с гигантским белым камнем, что связывается с культом белых камней на Кавказе, в том числе в Северной и Южной Осетии. На том же могильнике использовались и заклады из белых камней в конских погребениях [9, 91, 95; 10, 27-28, 36, рис. 11, 12].
В Архиве Императорской Археологической Комиссии Института истории материальной культуры РАН в Санкт-Петербурге хранится альбом чертежей и рисунков Д. М. Струкова. Среди них, кроме хорошо известного специалистам рисунка Зеленчукской плиты (лист № 49), впервые опублико-
ванного В. А. Кузнецовым, представлены еще два листа с изображениями двух камней с надписями (листы №№ 20, 21). Первый из них вновь представляет Зе-ленчукскую плиту. На листе № 20 изображение сопровождается надписью: «Надпись на плите в 30 верст от ущелья Зеленчука по снимку Иеромонаха Серафима» [1, 14, 411, 412, рис. 7, 8].
В рукописной аннотации к альбому чертежей и рисунков Струкова отмечалось: «По течению к северо-востоку р. Б. Зеленчук протекает через западную часть древней Осетии и земли горского племени Кабардинцев. Местность, где текут реки Б. и М. Зеленчук, на древних картах называется Алания, Зыхия, Ко-согия, Скифия, а в атласах Академика Броссе - Егризия... Так как ущелье граничит с Колхидой, то греки могли быть поселенцами и в этой местности, занятой Аланами».
Рисунки сопровождались следующими комментариями автора: «47., Наглядный план берегов реки Большой Зеленчук по направлению к ее началу; от монастыря на расстоянии 35 верст. 48., План части древнего кладбища, где три камня с изображенными крестами и один камень с надписью. 49., Наглядный рисунок с надписи на камне л. 48» [11, 89, 98]. Таким образом, специально аннотированные автором чертежи и рисунки включали в себя хорошо известные всем специалистам изображения Зеленчукской плиты в каменной ограде и ее отдельное изображение, авторство которых закономерно связывалось с Д. М. Струковым. Отдельные изображения Зеленчукской плиты, автором одного из которых на самом рисунке обозначен иеромонах Серафим, оказались вне общей аннотации.
Приведенные сведения привлекают особое внимание к личности иеромонаха Серафима (Стефан Титов). Он
10 ИЗВЕСТИЯ СОИГСИ 20 (59) 2016
был иеромонахом в Афоне, но некоторые жизненные обстоятельства привели его на Кавказ. В октябре 1886 г. он обратился к епископу Ставропольскому и Екатеринодарскому Владимиру (1886-1889 гг.), который с 15 октября остановился в Ставрополе. Он сообщал, что услышал о древних христианских храмах на р. Большой Зеленчук и лично посетил те места, найдя храмы в плохом состоянии, что грозило им и дальнейшим разрушением, в том числе из-за отношения местного карачаевского населения.
Епископ Владимир в ноябре 1886 г. лично посетил места, указанные иеромонахом, который заранее выехал по его поручению на место. Здесь он, действительно, ознакомился со средневековыми христианскими храмами. Оставаясь на месте в течение нескольких дней, он велел очистить от мусора три храма и отвести один из них под временное богослужение. Епископ пришел к заключению, что в прошлом эти места были густо населены христианами, а открывшийся ему значительный торговый город-крепость имел архиерейскую кафедру [4, 667-669, 677-682]. Несколько позднее иеромонах Серафим стал во главе основанного здесь мужского монастыря. Он одновременно проявлял большой интерес к находимым средневековым памятникам, сотрудничая с ИМАО в вопросах их сохранения и фиксации, включая их зарисовки [1, 11-15].
Работа Миллера с рисунком Зе-ленчукской плиты, предоставленным Струковым, и наличие соответствующих рисунков в альбоме самого Стру-кова, бесспорно, указывают на обладание художником несколькими копиями Зеленчукской плиты. Наличие в альбоме Струкова нескольких интересующих нас рисунков на листах №№ 20, 21, 49
может поставить вопрос, безусловно, нуждающийся в дальнейшем исследовании. В первую очередь, это касается рукописной аннотации Струкова, источника (авторства) или источниках рисунков. Кроме того, указание в подписи к рисунку, что это - «надпись на плите в 30 верст от ущелья Зеленчука...», вносит еще один нюанс в определение места находки, учитывая упоминавшиеся локализации: «. в 2 верстах от аула Хумары в Баталпашинском уезде, на верховьях Кубани», «в 40-45 верстах на юг от Александро-Афонского монастыря».
Приведенные материалы дают основание внести коррективы в устоявшиеся представления. Вопрос об исследовании надписи иеромонахом Серафимом нуждается в дальнейшем прояснении. На сегодняшнем этапе выявления источников наших знаний о надписи мы можем делать лишь некоторые предварительные выводы. Зеленчукский камень, вероятно, мог быть непосредственно обследован Струковым, иеромонахом Серафимом и Куликовским. Время предполагаемого снятия копии с камня иеромонахом Серафимом, в отсутствии иных данных, логично помещать между принятым к нему обращением ИМАО, ответным письмом иеромонаха Серафима и возведением иеромонаха Серафима в сан игумена, состоявшегося в день фактического открытия монастыря - 12 ноября 1889 г. Ориентируясь на эти события, можно предположить, что, скорее всего, снимок мог быть снят в промежутке лето-осень 1889 г. Поскольку в июле-августе 1890 г. Струков вновь посетил район Зеленчука, то данное время могло бы определять момент передачи ему своей копии с Зеленчукской плиты игуменом Серафимом, с которым, как мы знаем, он тогда непосредственно встречался и
сотрудничал. В пользу такого развития событий могли бы свидетельствовать рисунки из альбома чертежей и рисунков Струкова, постранично датируемые 1887-1889 гг.
Вместе с тем, у нас продолжают сохраняться некоторые сомнения об условиях находки надписи и снятия с нее рисунка. Обращает на себя внимание, что в упоминавшемся протоколе заседания ИМАО № 320 от 27 января 1889 г. не говорится о рисунке, сделанном Струко-вым, а утверждается только, что «.. .снимок с надписи привезен Д. М. Струко-вым». В исследовании Миллера указывается, что он «.получил от Д. М. Стру-кова. копию с надписи на могильной плите» [5, 110]. В другой близкой по времени публикации Миллера «снимок с осетинского памятного столба» вновь упоминается без указания на авторство Д. М. Струкова [1, 56].
В самом альбоме Струкова, как мы знаем, единственное прямое указание на авторство рисунка с Зеленчукской надписи отнесено к иеромонаху Серафиму. Не по этой ли причине ИМАО обращалось именно к нему с просьбой снять с надписи еще и оттиск? По крайней мере, данная просьба подразумевает знакомство иеромонаха Серафима с местом нахождения Зеленчукской плиты, располагавшемся не в Нижнем Архызе, где иеромонах непосредственно находился. С другой стороны, на упоминавшемся заседании ИМАО № 412 от 6 октября 1892 г. указывалось на надпись как «описанную ранее художником Д. М. Струковым»... [1, 5]
Таким образом, сохраняя, как и другие исследователи [2, 314], определенные сомнения об условиях открытия и первоначальной фиксации Зелен-чукской надписи, мы пока вынуждены допускать возможность того, что в 1888 г. Д. М. Струков и в 1889 г. иеромо-
нах Серафим зарисовали Зеленчукский надмогильный памятник с надписью. В 1892 гг. И. Куликовский снял с Зелен-чукского памятника оттиск. Таким образом, сегодня исследователями должно учитываться допущение наличия нескольких копий с камня, исполненных Струковым и иеромонахом Серафимом, и репродукции Миллера, составленной автором по копии, предоставленной Струковым, и с учетом оттиска Куликовского.
Проведенный сравнительный анализ рисунков Зеленчукской плиты [1, 19-45] позволяет сделать некоторые выводы. Представленная Струковым в своем альбоме копия Зеленчукской плиты иеромонаха Серафима вполне соответствует копии самого Струкова и выкопировке (репродукции) Миллера. Их сравнение, кроме того, показывает, что Миллер стремился дать более четкое представление обо всех нанесенных на плите знаках и строках, в которых они были представлены.
Этим может определяться заметное горизонтальное выравнивание строк по линиям, дополняющееся восстановлением форм отдельных букв, включая, например, передачу третьей и второй букв в строках 14 и 18 в форме У, а также вывод окончаний букв на саму линию края памятника. Реализованный подход сам по себе не вызывает никаких возражений. Такое восстановление дополнительно способствовало реализации своеобразного «линейного принципа». Он, в свою очередь, визуально облегчал проведение научного анализа надписи, чему и было посвящено исследование самого Миллера, также и для других исследователей. Поэтому замечание Миллера, что его репродукция «. точно передает копию, доставленную Д. М. Струковым» [5, 114], следует признать вполне объективным.
12 ИЗВЕСТИЯ СОИГСИ 20 (59) 2016
Проведенная Миллером обработка данных рисунка и оттиска вполне допустима в рамках избранного им и единственно доступного и оправданного на тот момент принципа выкопировки на основе рисунка Струкова и данных оттиска Куликовского при дополнительной консультации с их авторами. Насколько можно судить, рисунок иеромонаха Серафима по каким-то неизвестным нам причинам не был задействован Миллером в его исследовании. Редкие совпадения в отдельных элементах рисунка иеромонаха Серафима и репродукции Миллера, минующие рисунок Струкова, представляются случайностью, зависящей от указанных принципов проводившейся выкопи-ровки. Не исключено, что к нему в отдельных случаях могли привести также особенности литографического издания репродукции надписи и не всегда озвучиваемый учет Миллером данных оттиска. Куликовского.
Сама репродукция Миллера уже являла собой продукт предварительного научного анализа. Это хорошо видно, например, по восстановленному изображению в строке 18 конечной буквы Т, которое представляется вполне объективным. Интересно, что на рисунке Струкова Зеленчукской плиты в каменной ограде здесь также представлена буква Т, тогда как на отдельном рисунке плиты автора сохраняется только горизонтальная несколько изогнутая гаста ее верхней части. На этом рисунке представлена и следующая за буквой точка, которая может соответствовать небольшому овалу на рисунке иеромонаха Серафима, тогда как на отдельном рисунке плиты она у Струкова отсутствует. Но у Струкова отдельная точка слегка намечена в строке 21. На репродукции Миллера она уже четко отмечена и поднята на уровень середины строки.
В строке 9 верхнее левое окончание лигатуры уже имеет замкнутую форму, как на рисунке иеромонаха Серафима (лист № 20). Следует также отметить, что на рисунке Струко-ва Зеленчукской плиты в каменной ограде представлен тот же «линейный принцип» как и на репродукции Миллера, дополняющийся восстановлением форм отдельных букв. В строке 3 теряется возможность восприятия последней О. В одном случае как будто отмечается замена в той же строке 18 изображения, которое Миллер передал как У, что соответствовало отдельному рисунку плиты у Струкова, на и. Кроме того, все эти наблюдения могут, как минимум, поставить вопрос об условиях и времени завершения Струковым его рисунка Зелен-чукской плиты в окружении ограды, а также ценности такого рисунка для определения размеров плиты. Может даже сложиться впечатление, что Струков, имея в своем распоряжении рисунок плиты, например, полученный от иеромонаха Серафима, не особо утруждал себя рисунком с места находки плиты, позволяя в своей практике, как мы знаем, обходиться и без измерительных инструментов. Впоследствии он уже наносил на рисунок плиты в ограде надпись, ориентируясь на ее отдельный рисунок и на работу Миллера.
В целом, следует согласиться с наблюдениями исследователей об уровне работ Д. М. Струкова, условиях и времени их создания. Но они также справедливо отмечают, что «.к его сведениям, как к не обладающим абсолютной документальной достоверностью, следует относиться с крайней осторожностью, хотя надо признать, что зачастую это единственные данные об уже утраченных памятниках» [12,
68, сн. 3]. С данной оценкой следует согласиться [2, 314-315]. Все это касается и не до конца понятного вопроса с
рисунком иеромонаха Серафима и, соответственно, условий находки и фиксации Зеленчукской плиты.
1. Туаллагов А. А. Зеленчукская надпись. Владикавказ, 2015.
2. Савенко С. Н. Еще раз о роли Д. М. Струкова в исследовании средневековых памятников Северного Кавказа (в связи со 100-летием со дня смерти) // XXVI Крупновские чтения. Магас, 2010. С. 312-315.
3. Кодзоев Н. Д. Магас по археологическим и письменным источникам. Магас, 2003.
4. Из путевых заметок епископа Владимира о Северном Кавказе. 1886 // Русский Архив. М., 1904. № 5. С. 664-682.
5. Миллер В. Ф. Древне-осетинский памятник из Кубанской области // Материалы по археологии Кавказа. М., 1893. Вып. III. С. 110-118.
6. Ложкин М. П., Малахов С. Н. Железные кресты византийско-кавказско-го типа из Отрадненского музея // Историко-археологический альманах. Арма-вир-М., 1996. Вып. 2. С. 202-209.
7. Мастепанов С. Д. Древности Хумаринского района // Материалы по изучению историко-культурного наследия Северного Кавказа. М.-Ставрополь, 2008. Вып. VIII. С. 181-182.
8. Минаева Т. М. К истории алан Верхнего Прикубанья по археологическим данным. Ставрополь, 1971.
9. Кадиева А. А. Погребальный обряд могильника Кари Цагат (Дигорское ущелье, Северная Осетия) // Историко-археологический альманах. Армавир - Краснодар - М., 2011. Вып. 10. С. 80-98.
10. Мошинский А. П. Средневековые погребения могильника Кари Цагат с двойным перемещением останков погребенных // Из истории культуры народов Северного Кавказа. Ставрополь, 2015. Вып. 7. С. 24-38.
11. Перфильева Л. А. Альбом рисунков художника и археолога Д. М. Струко-ва как исторический источник для изучения христианских древностей Северного Кавказа // Актуальные вопросы истории христианства на Северном Кавказе: Материалы V Международных Свято-Игнатьевских чтений. Ставрополь, 2013. С. 82-99.
12. Белецкий Д. В., Виноградов А. Ю. Нижний Архыз и Сенты: древнейшие храмы России. М., 2011.
14 ИЗВЕСТИЯ СОИГСИ 20 (59) 2016
