Об эмотивно-экспрессивных смыслах коммуникативного смягчения Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

ПРАГМАЛИНГВИСТИКА

УДК 81.373.47 ББК 81.003

С.С.Тахтарова* ОБ ЭМОТИВНО-ЭКСПРЕССИВНЫХ СМЫСЛАХ КОММУНИКАТИВНОГО СМЯГЧЕНИЯ

Ключевые слова: интенции, коммуникативное смягчение, мити-гация, оценочные речевые акты, экспрессивность, эмотивная коммуникация

intentions, communicative reducing, mitigation, estimating speech acts, expressiveness, emotive communication

Статья посвящена коммуникативно-прагматическому анализу экспрессивного и эмотивного компонентов высказываний, содержащих смягченную оценку. Оценочные высказывания, вербализующие стратегии коммуникативного смягчения, характеризуются особой экспрессивностью, выражающейся в том, что эксплицитное смягчение оценочной иллокуции ведет к усилению имплицитной фатической интенции, направленной на создание позитивной тональности общения.

The article devotes to the pragmatical analysis of expressive and emotive components in the utterances with the mitigating evaluation. This utterances have a special art of expressivity, namely intensification of implicite phathic intension through explicite mitigation of evaluative illocution.

Для современной лингвистической науки характерно активное развитие коммуникативно-прагматической парадигмы, в которой особое место занимает языковая личность говорящего субъекта с его интенциями, мотивами, эмоциями, установками, в его взаимодействии с окружающим миром. Как справедливо отмечает Т.Е. Владимирова, «лингвистические исследования становятся сегодня своего рода философским размышлением о человеке, раскрывающемся в диалогических отношениях с другими» [1]. Изучение различных аспектов личности homo loguens во всем многообразии ее проявлений в коммуникации закономерно привело к вовлечению в сферу исследовательского интереса не только новых, ранее не рассматриваемых, аспектов коммуникации, но и к переосмыс-

* Тахтарова Светлана Салаватовна, кандидат филологических наук, Волжский гуманитарный институт Волгоградского государственного университета, г. Волжский, Волгоградская область.

158

лению тех лингвистических явлений, изучение которых имеет давнюю традицию. К последним по праву можно отнести феномен экспрессивности.

Несмотря на то что экспрессивность относится к числу лингвистических понятий, трудно поддающихся точному и строгому определению, что обусловило существование различных трактовок данного феномена в лингвистике [2], в большинстве работ по проблемам экспрессивности подчеркивается целенаправленная сущность последней при выражении эмоций и ее воздействующая функция, направленная на адресата [3]. Указанное воздействие на адресата планируется говорящим в соответствии с теми интенциями, которые последний реализует в коммуникативном контакте. Таким образом, в отличие от семантического направления в исследовании экспрессивности, ориентированного на изучение содержательного аспекта экспрессивных средств языка, коммуникативно-прагматическая парадигма позволяет рассмотреть экспрессивность как реализацию интенциональных характеристик речи, в тесной взаимосвязи с говорящим субъектом и общим контекстом протекания коммуникативного контакта.

Известно, что осуществление говорящим определенного воздействия на адресата, средством достижения которого служат языковые знаки, отбираемые адресантом в процессе развертывания интеракции, является одной из основных характеристик коммуникации [4]. Проблема речевого выбора говорящим наиболее адекватных языковых средств, обеспечивающих эффективность коммуникативного контакта, определяет необходимость рассмотрения таких аспектов интеракции, как мотивы и интенции субъекта общения, его отношение к адресату, а также тех параметров ситуации общения, которые влияют на успешность коммуникации, среди которых одну из ведущих ролей играют эмоциональные состояния обоих интерактантов. В связи с этим вполне обоснованным представляется прагматический подход к определению экспрессивности, который предполагает изучение языковых способов достижения экспрессивного эффекта как реализации некоторой иллокутивной силы, в основе которой лежит эмотивная интенция адресанта [5].

В психолингвистике выделяется два вида интенций - интенции первого и второго уровней. Первичная интенциональность, рассматриваемая как побудительная тенденция к говорению и вербализации своих мыслей, присуща всем говорящим и является по сути эгоцентричной, т.е. это стремление говорящего «выговориться». Эгоречевое поведение является, как правило, неприятным для окружающих и воспринимается как неумение вести себя в обществе, контролировать свои эмоции. Интенции второго уровня социальны, включены в процесс интеракции и предполагают сознательный речевой выбор говорящего, направленный, прежде всего, на реализацию его целей, ближайших и конечных, органи-

зацию речевого взаимодействия таким образом, который бы обеспечил их достижение [6]. Данный вид интенций, определяемых также как коммуникативные, лежит в основе развертывания «большой программы производства речи», конечная цель которой заключается во взаимной регуляции коммуникативного и посткоммуникативного поведения общающихся [7].

Вербальная интеракция в рамках «большой программы» регулируется определенными конвенциями, включающими: правила самого языка (кодовые правила); правила, определяемые принципом Кооперации и принципом Вежливости; паралингвистические правила; правила распределения и смены ролей в общении; правила распределения коммуникативных сфер; правила выбора иллокутивных функций, а также культурные, этические, этнические, религиозные, идеологические нормы и запреты [8].

Вместе с тем, по справедливому замечанию Т.Г. Винокур, «поведение человека не целиком детерминировано социальными условиями его жизни. Существует еще внутреннее, духовное начало, побуждающее его совершить те или иные, в том числе и речевые, поступки» [9]. Индивидуально-личностный аспект мотивационной составляющей речевой деятельности говорящего субъекта находит свое отражение в субъективных компонентах речи, т.е. в тех компонентах высказывания / текста, которые соотносимы с породившим его субъектом [10]. Благодаря присутствию и взаимодействию в высказывании указанных компонентов реализуется выраженное в нем «внутреннее» ментальное намерение говорящего, его ситуативный, коммуникативный, интенциональный смысл. Они соотносят высказывание с текущей ситуацией общения, субъектом сознания, речи и поведения, актуализируют его намерение и отношение к адресату, устанавливают контакт с ним, задают его участие в ситуации и др. Способ выражения субъективных компонентов речи задает дистанцию и стиль общения, показывает отношение говорящего к адресату и предмету речи. К субъективным компонентам речи можно с полным основанием отнести и эмотивно-экспрессивную составляющую интеракции. Таким образом, совокупность конвенционального и индивидуального в речевой реализации коммуникантов формирует стиль коммуникативного поведения, во многом определяющий эффективность интеракции.

В последнее время в лингвистических работах, посвященных проблемам эмотивно маркированной коммуникации, традиционным стало выделение двух типов последней - эмоциональной и эмотивной коммуникации. В основе эмоциональной коммуникации, характеризуемой неконтролируемым, спонтанным проявлением эмоций, без учета реакции собеседника, лежат интенции первого уровня. Эмотивная коммуникация, определяемая коммуникативными интенциями, представляет собой соз-

нательную, контролируемую демонстрацию эмоций [11]. Эмотивная коммуникация ориентирована на собеседника и используется говорящим в стратегических целях демонстрации доброжелательного отношения к собеседнику, предотвращения возможных конфликтов, выполняя, тем самым, социальную функцию гармонизации общения.

Умение адресанта отобрать наиболее адекватные средства для вербализации своих эмотивных интенций, правильно сочетать влияние конвенциональных и субъективных факторов лежит в основе коммуникативной компетенции говорящего субъекта, важной составляющей которой является эмотивная компетенция. Мы солидарны с В.И. Шаховским, отмечающим, что «наше мышление базируется не столько на языке, сколько на субъективных, в т.ч. и эмоциональных, понятиях, которые задаются эмоциональным дейксисом говорящего и его эмоциональным ментальным стилем, входящими в его эмоциональный интеллект» [12]. Эмоции, являясь облигаторным компонентом национального сознания, выступают мотивирующим элементом большинства коммуникативных прескрипций для кооперативной, гармоничной коммуникации. Эмотивная компетенция отражает способность говорящего к эмотивной эмпатии, умение контролировать свои эмоции, выбирая тот способ вербализации последних, который будет адекватен планируемому эмоциональному воздействию и реализуемой «большой программе речи», т.е. определяет возможность «экспрессивной игры» адресанта при репрезентации последним своих интенций.

Вместе с тем, следует отметить, что в рамках одного высказывания крайне редко реализуется только одна интенция говорящего субъекта. Как правило, сама проблема речевого выбора говорящим коммуникативных стратегий, вербализующих его интенции, отражает решение адресанта в пользу того, какая из интенций будет представлена эксплицитно в его высказывании, а какая (какие) будут реализованы косвенно, имплицитно. Этот выбор осложняется тем фактом, что данные интенции зачастую вступают между собой в конфликт. Так, например, говорящему в ситуации критического оценивания адресата приходится выбирать между стремлением к честности и нежеланием обидеть партнера по коммуникации. Речевое решение адресанта в этой ситуации, как правило, оказывается адресатноориентированным, т.е. говорящим выбирается та форма вербализации оценки, которая будет более приемлема для собеседника, например:

- Ты, Марфа, хоть и крупная баба, а бестолковенькая.

- Эт почему же? [19].

Использование деривата бестолковенькая, содержащего эмотив-ный суффикс, позволяет говорящему в данной ситуации снизить категоричность негативной оценки и ослабить, тем самым, перлокутивный эффект своего высказывания.

Указанная сложность при вербализации нескольких интенций в рамках одного высказывания не может не отразиться на экспрессивности речевого поведения говорящего. Это особенно ярко проявляется в эмотивно маркированных потенциально «конфликтогенных» ситуациях, к которым относятся, в частности, вербализация позитивных и негативных оценок говорящего самому себе, а также ситуации критики адресата или объектов с ним связанных. В таких ситуациях оценочная интенция говорящего вступает в противоречие с фатической интенцией, направленной на сохранение коммуникативного контакта, а также интенцио-нальной установкой на поддержание благожелательной тональности общения, если, конечно, в интенции адресанта не входит сознательное желание обидеть собеседника и прекратить, тем самым, общение с ним. Как справедливо отмечает М. Кита, в оппозиции максимы качества, предписывающей говорение правды, и правила искренности, с одной стороны, и требованиями вежливости и такта, с другой, побеждает последнее: лучше быть неискренним, чем невежливым [14].

В этой связи особый интерес представляет изучение коммуникативных категорий, обеспечивающих эффективность речевого контакта в вышеназванных ситуациях, осложненных возможными интеракциональ-ными рисками. К таким категориям, содержащим в своей структуре стратегии предотвращения и смягчения коммуникативных конфликтов, можно отнести, наряду с категориями вежливости и толерантности, категорию коммуникативного смягчения, определяемую в западной лингвистике термином «митигация».

Митигация (mitigare (лат.) - смягчать, ослаблять) понимается нами как коммуникативная категория, основным содержанием которой являются стратегии иллокутивного смягчения, служащие оптимизации речевого контакта. В западной лингвистике митигация (Mitigation) рассматривается как синоним смягчения (Abschwaechung, hedges) в широком смысле слова [15; 16; 17]. Основной прагматической характеристикой митигации является ориентация на «Другого» [18]. На коммуникативной оси «Я - Другой» происходит смещение коммуникативных приоритетов с эгоцентричности на противоположный полюс, что, в свою очередь, определяет особый, митигативный, стиль коммуникативного поведения интерактантов [19]. Учет коммуникативных эспекта-ций адресата при выборе речевых средств, реализующих интенции говорящего, играют важную роль при достижении говорящим своих целей в коммуникации, что, в конечном итоге, определяет эффективность речевого поведения в ситуациях кооперативного, гармоничного общения.

Исходя из того, что контролируемое проявление эмоций, сознательное регулирование интенсивности вербализации последних характеризует, как указывалось выше, эмотивную коммуникацию, можно

сделать вывод, что митигативно маркированная интеракция, является эмотивной, ориентированной на нахождение компромисса между внутренними мирами собеседников, на установление своеобразного эмоционального баланса.

Вместе с тем, при изучении эмотивных высказываний, репрезентирующих митигативную оценку, закономерно возникает вопрос, ослабляется ли экспрессивный эффект речевого поступка говорящего при эмотивном смягчении или же, как справедливо отмечает В.Н. Телия, «...чем сложнее интенция, в том числе, взаимодействие противоречащих друг другу установок, призванных завуалировать истинное мнение говорящего, тем «ярче» экспрессивность» [20]? Для ответа на этот вопрос проанализируем эмотивно-экспрессивные характеристики митига-тивной стратегии эмоциональной сдержанности в оценочных речевых актах, традиционно определяемых как «ликоущемляющие» (FTA), т.е. угрожающих коммуникативному имиджу собеседников.

Г.Г. Почепцов, анализируя высказывания, содержащие оценочную нейтрализацию, отмечает, что порядок разрешенной / запрещенной нейтрализации вполне адекватно регулируется общим этикетным принципом, формулируемым следующим образом: речевой облик коммуникантов должен быть сугубо положительным. Однако там, где говорящий немного «обгоняет» собеседника, ему лучше сократить этот «отрыв». В общении имеет место постоянная нейтрализация. Хорошее в говорящем нейтрализуется, чтобы не «обижать» собеседника. Плохое в адресате нейтрализуется, чтобы поддержать его [21]. Однако и отрицательная самооценка содержит угрозу «лицу» адресанта, т.к. является нарушением максимы симпатии, согласно которой говорящий должен стремиться свести к минимуму антипатию между собой и собеседником. Таким образом, потенциальная конфликтогенность указанных РА также вынуждает адресанта при вербализации оценочной иллокуции использовать митигативные стратегии, смягчающие иллокутивную силу высказывания, например:

- Sie koennen reiten? - Ein bisschen, - sagte sie, - nicht besonders gut. [22].

В данном случае говорящий, молодая девушка, смягчает негативную оценку своих навыков верховой езды, чтобы понравиться собеседнику. Смягчение эксплицитной оценочной интенции призвано в этой ситуации усилить имплицитную фатическую интенцию, т.к. девушка заинтересована в продолжении общения с понравившимся ей молодым человеком. Аналогичный эффект усиления имплицитной интенции, направленной на поддержание коммуникативного контакта и создание благожелательной атмосферы общения, достигаемый за счет внешнего эмотивного смягчения, иллюстрирует следующий пример:

- Ich haette auch lieber ein Kleid angezogen, sagte Tina. - Aber

Mama hat auf diesem Hosenanzug bestanden.

- Er sieht nicht schlecht aus. [23].

Это фрагмент диалога двух сестер, пришедших на семейный праздник. Одна из них, Тина, не смогла отказать матери и была вынуждена прийти на праздник в брючном костюме, который ей совершенно не идет. Гери, настоявшая на своем в споре с матерью и надевшая эффектное вечернее платье, не хочет расстраивать сестру и поэтому выбирает смягченную оценку наряда сестры - Он выглядит неплохо. И хотя обе понимают, что костюм ужасен, Тина благодарна сестре за поддержку.

Таким образом, анализ реализации эмотивной и фатической интенции в высказываниях, содержащих смягченную оценку, позволяет сделать вывод, что экспрессивный эффект далеко не всегда прямо пропорционален интенсивности эмотивного компонента. Экспрессивность митигативных высказываний является результатом комплексного, многопланового взаимодействия явных и имплицитных интенций говорящего субъекта. В ситуациях митигативно маркированной коммуникации, характеризуемой общей установкой коммуникантов на кооперативное, доброжелательное общение, можно говорить об экспрессивности особого плана. Исходя из того, что фатическая установка на поддержание коммуникативного контакта определяет успешность реализации «большой программы» общения, т.е. реализацию не только ближайших, но и конечных интенций говорящего субъекта, можно предположить, что имплицитная интенция, усиливаемая в митигативных высказываниях является основной, т.к. внешнее эмотивное смягчение направлено на реализацию именно этой интенции. Тем самым, эмотивно-экспрессивную специфику митигации в оценочных речевых актах можно определить как усиление имплицитной фатической интенции, реализуемое за счет эксплицитного эмотивного смягчения.

Подводя итог, можно сделать вывод о том, что одна из ключевых интенций, имплицируемых субъектом в митигативном высказывании -это его благожелательное отношение к адресату, стремление сохранить с ним коммуникативный контакт. Говорящий, используя митигативные стратегии реализации своей оценочной иллокуции, надеется, что адресат правильно поймет намеренную сдержанность оценок и сможет «прочитать» вышеназванную имплицитную интенцию. Иллокутивное смягчение как особая коммуникативная стратегия создает в митигативно маркированной коммуникации особое эмотивное напряжение между эксплицитным ослаблением оценочности высказывания и имплицитным усилением его прагматического смысла. Исследования, посвященные сопоставительному анализу вербализации митигативных стратегий в различных лингвокультурах, имеют не только теоретическое, но и несо-

мненное прикладное значение. Незнание правил ситуативно уместного, социально адекватного коммуникативного поведения, к которым относятся и митигативные прескрипции, создает особый «акцент поведения», который, как справедливо отмечает В.Г. Гак «... может характеризовать иностранца не в меньшей мере, чем чисто языковой» [24]. В связи с этим особое значение приобретает проблема формирования посредством учебной коммуникации митигативной составляющей коммуникативной компетенции говорящего субъекта.

Список литературы

1. Владимирова Т.В. Призванные в общение: Русский дискурс в межкультурной коммуникации. - М.: URSS, 2007.

2. Лукьянова Н.А. Экспрессивность как семантическая категория // Языковые категории в лексикологии и синтаксисе. - Новосибирск: Наука, 1991.

3. Москвин В.П. Выразительные средства современной русской речи. Тропы и фигуры. Терминологический словарь. - Ростов н/Д.: Феникс, 2007.

4. Тарасов Е.Ф. Теория речевой деятельности: онтология, объект, предмет // Речевое воздействие в сфере массовой коммуникации. - Москва: Наука, 1990.

5. Телия В.Н. Экспрессивность как проявление субъективного фактора в языке и ее прагматическая ориентация // Человеческий фактор в языке: Языковые механизмы экспрессивности. - Москва: Наука, 1991.

6. Ушакова Т.Н. О психологической природе речи // Слово в действии. Интент-анализ политического дискурса. - СПб: Алетейя, 2000.

7. Тарасов Е.Ф. Производство речи: большая программа // Язык. Сознание. Культура. - Москва-Калуга: Эйдос, 2005.

8. Богданов В.В. Предложение и текст в содержательном аспекте. - СПб: Изд-во СПбГУ, 2007.

9. Винокур Т.Г. Говорящий и слушающий. Варианты речевого поведения. - M.: URSS, 2005.

10. Рябцева Н.К. Язык и естественный интеллект. - М.: «Academia», 2005.

11. Ларина Т.В. Фатические эмотивы и их роль в коммуникации // Эмоции в языке и речи. - Москва: РГГУ, 2005.

12. Шаховский В.И. Эмоции - мотивационная основа человеческого сознания // Вопросы психолингвистики. - Вып.4. - М., 2006.

13. Шукшин В.М. В профиль и анфас. - Москва: АСТ: Зебра Е,

2006.

14. Кита М. Невыразимое, невыражаемое и невыраженное для носителя языка. // Прямая и непрямая коммуникация. - Саратов: Колледж, 2003. - С. 159-177.

15. Caffi C. Mitigation. - Amsterdam(u.a.): Elsevier, 2007.

16. Fraser B. Conversational mitigation // Juornal of Pragmatics 4,

1980.

17. Langner M. Zur kommunikativen Funktion von Abschwaechun-gen: pragma- und soziolinguistische Untersuchungen - Muenster, 1994.

18. Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. - М.: Языки русской культуры, 1998.

19. Тахтарова С.С. Митигативный стиль коммуникативного поведения // Прагмалингвистика и практика речевого общения. - Рос-тов.н/Д.: ИПО ПИ ЮФОб 2007.

20. Телия В.Н. Русская фразеология. Семантический, прагматический и лингвокультурологический аспекты. - Москва: Языки русской культуры, 1996.

21. Почепцов Г.Г. Коммуникативные аспекты семантики. - Киев: Виша школа,1987.

22. Danella U. Der Sommer des glücklichen Narren - Muenchen: Pavilion Verlag, 2005.

23. Gier K. Fuer jede Loesung ein Problem - Bremen: Luebbe Taschenbücher, 2007.

24. Гак В.Г. Языковые преобразования. - М.: Языки русской культуры, 1998.