М.А. Широкова
ОБ АКТУАЛЬНОСТИ СЛАВЯНОФИЛЬСКОЙ ФИЛОСОФИИ
Рассмотрены различные аспекты актуальности славянофильского наследия: проблема кризиса современной цивилизации, проблема человека в философии славянофилов, а также проблематика русского национального самосознания. Автор подчеркивает, что славянофильская концепция значима для нас именно как национальное самосознание, впервые дошедшее до обобщений философского уровня.
Во вступительной статье к своей книге «Русская идея и ее творцы» (1995) А.В. Гулыга писал: «Полагается быть современным. А что может быть для философа сегодня современнее, чем проблема постсовременности (постмодерна)? Именно она вызывает сегодня горячие споры и многоразличные толкования. Как бы мы ни уходили от нее, она встает перед нами при любой попытке соотнести прошлое с настоящим» [1. С. 10]. Чаще всего постсовременность толкуют как углубление кризиса, вызванного катастрофическим отставанием развития культуры от развития цивилизации, духовного развития от материального (о чем предостерегал еще Кант). Вследствие этого кризиса происходит крушение прогрессивной картины мира, сформировавшейся в эпоху гуманизма и Просвещения. Характерной чертой эпохи постмодерна является релятивизм во всем, и прежде всего релятивизм ценностей. Господствует принцип «все дозволено», которого так опасался Ф.М. Достоевский, считающийся автором самого понятия «русская идея». Действительно, если приглядеться к лозунгам, которые выдвигаются как последнее слово постмодерна, то многое оказывается повторением пройденного. Всплески нигилизма и релятивизма ценностей уже наблюдались в истории. Соответственно, существовали и явления в философской мысли, послужившие своеобразным ответом на вызов времени и предлагавшие позитивную альтернативу дальнейшего развития человечества.
Так, в начале XIX в. специфической реакцией на наступление буржуазной индустриальной цивилизации и на свойственное ей утилитарно-прагматическое умонастроение явился европейский романтизм, поставивший перед интеллектуалами разных стран проблему историзма и национальной самобытности. Не без влияния романтиков, но в то же время самостоятельно, классическое славянофильство второй четверти XIX столетия представило своеобразный русский вариант осмысления этих проблем, констатируя духовный кризис западной цивилизации и стремясь уберечь от него Россию. Между тем упомянутый кризис тогда был очевиден далеко не всем - потрясающие успехи в развитии промышленности, потрясающая частота научных открытий, особенно в области естественных наук, казалось, неизменно укрепляли прогрессистское мировоззрение. Казалось, еще немного и наука даст ответы на все вопросы, позволит решить все, пока еще имеющиеся, проблемы, и привести человечество к лучшему состоянию, к состоянию подлинной свободы. В это верили и европейские либералы, и социалисты, и русские западники. Славянофилы же, пожалуй, наиболее точно осознали, что за всем этим стремлением к «прогрессу ради прогресса» оказался потерян человек, фундамен-
тальные духовные основы его существования. А человек, по их мнению, тогда лишь является человеком, когда осознает над собой высшее начало, которое ориентирует его поведение, всю его жизненную стратегию. По выражению А.С. Хомякова, «человек - создание благородное, он не может и не должен жить без веры» [2. С. 199]. Но западный человек, стремясь рационализировать свой мир, последовательно отказывался от веры в пользу разума и, в конце концов, как писал И.В. Киреевский, «утратив веру во все убеждения, не из одного отвлеченного разума исходящие, вследствие развития этого разума потерял и последнюю веру свою в его всемогущество» [3. С. 203]. В результате, у него остался один Бог, которому он поклоняется - это промышленность. «Промышленность управляет миром без веры и поэзии. Она в наше время соединяет и разделяет людей; она определяет отечество, она обозначает сословия, она лежит в основании государственных устройств, она движет народами, она объявляет войну, заключает мир, изменяет нравы, дает направление наукам, характер - образованности; ей поклоняются, ей строят храмы, она действительное божество, в которое верят нелицемерно и которому повинуются» [3. С. 257]. В этом механистическом мире цивилизации человеку, да и ничему, по-настоящему живому, нет места.
Не случайно за XIX столетием и в литературе, и в истории закрепилась метафора «железный век». Эту «железность» подчеркивали и славянофилы, имея в виду не только наступающее господство машин, но и, в духе мифологического сознания, удаление от идеала, от «золотого» века, т.е. регрессивное, а не прогрессивное развитие, что вовсе не означает отрицания славянофилами необходимости научно-технического прогресса. Напротив, тот же Хомяков ратовал за строительство в России сети железных дорог в тот период, когда многие сомневались в их полезности, сам изобретал сельскохозяйственные машины, двигатель внутреннего сгорания, усовершенствовал модели ружей и т.д. Но при этом именно славянофилы проницательно заметили пороки индустриальной цивилизации: обуржуазивание жизни, обездушивание человека, превращение общества в раздробленную массу эгоистических, меркантильных индивидов. Прогресс в обществе должен быть, но прогресс «для человека», «для существ живых» (Хомяков).
В наше время проблема кризиса цивилизации встала гораздо острее, чем в период начала - середины XIX в., когда славянофилы были в числе сравнительно немногих, обративших на это внимание. Совсем недавно А.А. Зиновьев отмечал: не исключено, что XX в. - это «последний человеческий век... На смену ему надвигается громада веков. постчеловеческой истории, исто-
рии без надежд и без отчаяния, без иллюзий и без прозрений, без обольщений и без разочарований, без радости и без горя, без любви и без ненависти.» [4. С. 9].
Очевидно, что идея прогресса господствовала до тех пор, пока потери человечества считались меньшими, чем приобретения. А сегодня человечество явно теряет больше, чем приобретает. Таким образом, мысль о превосходстве над прошлым утрачивает смысл, и закономерно возникает желание вернуться назад, не отказываясь, разумеется, от положительных приобретений настоящего времени [1. С. 11]. Это желание является мощным стимулом для развития философии. Как пишет один из наиболее оригинальных исследователей славянофильства Ф.И. Гиренок, когда-то русская философия началась с возгласа Константина Аксакова: «Пора домой!» [5. С. 10].
Постсовременная эпоха, по словам А.В. Гулыги, отличается от современной тем, что она смотрит на прошлое не как на низшую, «снятую» ступень, а как на свою непосредственную составную часть [1. С. 11]. Отсюда, постсовременная философия должна не только констатировать углубление кризиса, но отражать и другую тенденцию, тенденцию его преодоления. Поэтому философия сегодня важна и продуктивна именно как история философии. Ничего нового изобрести нельзя. Но его можно обрести, найти в культурном наследии. Условием движения вперед является возврат к традиции. В этой связи приведем еще одно высказывание Ф.И. Гиренка: «Без старины нет замыкания. Нет мудрости целого. И ты на прямой линии. То есть тебя несет из одной бесконечности в другую. Неизвестно куда. И неизвестно откуда. В никуда. Старина дает нам возможность быть самими собой. Иметь свой голос» [5. С. 54].
Но возникает вопрос: какое место в отечественной философской традиции, в упомянутой «старине», занимает философия славянофилов? Стоит ли в очередной раз обращаться к изучению заведомо предвзятой, явно односторонней концепции славянофильства, содержащей тенденциозный идеологический конструкт, непримиримые оппозиции: «белое - черное», «свои -чужие», «Россия - Запад». Об идеализации славянофилами России «в положительную сторону», а Запада - «в отрицательную сторону» сказано и написано уже очень много. Но несоответствие во многом славянофильского конструкта реальности еще не означает несостоятельности их общего тезиса о различии фундаментальных ценностных оснований бытия и сознания России и Запада. Идеологи славянофильства даже зачастую сознательно заостряли оппозиции, щедро рассыпанные в их произведениях («жизнь - мертвенность», «внутреннее - внешнее», «самобытность - подражательность» и многие другие). Они это делали, чтобы обратить внимание общества на наличие проблемы, побудить Россию к осмыслению себя. Именно напряженное осознание борьбы противоположностей дает обществу мощный ресурс развития. Д.В. Веневитинов, один из создателей шел-лингианского кружка любомудров, в который входили многие будущие славянофилы, считал становление самосознания самой насущной умственной потребностью России и ради этого предлагал «совершенно остановить нынешний ход ее словесности и заставить ее более думать, нежели производить» [6. С. 32]. Россия ничего
жизнеспособного не создаст на практике, пока не осознает себя в теории, пока не выработает собственно русскую «систему мышления».
Мышление славянофилов часто характеризуется как консервативное, архаизирующее, традиционалистское, ретроутопическое и т.д. Но традиционализм и мифоло-гизм у них, быть может, несколько парадоксально, сочетаются с противоположными чертами - с пафосом творчества, новизны и свободы мысли [7. С. 20]. Не случайно исследователи затрудняются определить идейнополитическую принадлежность славянофильства, отнести его к либеральному, консервативному или даже социалистическому течению. Не случайно также, что в свое время славянофилы подвергались гораздо большим цензурным гонениям, чем западники, хотя, казалось бы, они обосновывали ту же триаду «Православие, Самодержавие, Народность», что и официальная идеология, правда, вкладывая в эти ценности существенно иной смысл. В понимании славянофилов верность истокам требует смелой воли, свободной мысли и слова и исторического действия, динамизма.
На наш взгляд, это очень верно заметил Н.А. Бердяев: «Славянофилы были теми русскими людьми, которые стали мыслить самостоятельно, которые не только усвоили себе европейски-всемирную культуру, но и пытались в ней творчески участвовать. Тот варвар еще, кто лишь подражает европейской культуре, лишь обезьянничает, лишь усваивает себе верхушки. И пора признать, что славянофилы были... людьми более культурными, чем многие, многие наши западники» [8. С. 6].
Еще один аспект актуальности и значимости идей славянофилов заключается в постановке ими проблемы человека, ставшей впоследствии центральной проблемой всей русской философии. На эту сторону их творчества из современных авторов, пожалуй, наибольшее внимание обращает С.С. Хоружий. Нельзя не согласиться с его выводом о том, что проблема человека и наука о человеке, антропология, сегодня играют особую, все возрастающую роль. Как приходится признать в наше время, острые кризисные и катастрофические процессы, характерные для современной реальности, имеют своим источником человека, т.е. антропологический уровень этой реальности. С человеком происходят глубокие и резкие изменения, которые затрагивают, видимо, самые основы его природы. И эти изменения оказывается невозможным рассматривать как простые следствия каких-то процессов, протекающих на других уровнях, в сфере социальной или экономической, или политической. Но именно такое рассмотрение было ранее типично в науке.
Предполагалось, что в динамике всей сложной, многоуровневой реальности нашей жизни определяющую роль играют политические, экономические, исторические процессы, происходящие с большими системами, с массами, тогда как все, что происходит с человеком, подчинено этим массовым процессам и может быть выведено из них, понято на их основе. К подобным взглядам были склонны и социология, и политэкономия, и политология, оформившаяся как наука уже в XX в. Тем самым антропология играла вторичную, подчиненную роль в общей системе знания. Опыт последних десятилетий вынуждает к отказу от этой пози-
ции и к поискам новой эпистемологической парадигмы, которая отводила бы, напротив, первичную и решающую роль антропологическим процессам в жизни и антропологии - в системе знания [7. С. 86].
Налицо явный «антропологический поворот» в философии и во всей системе гуманитарных наук, которые весьма активно применяют антропологический метод. Но, обращаясь к парадигмам западной, прежде всего немецкой, философской антропологии, не следует забывать об огромном опыте антропологических построений русских философов. Антропоцентризм русской философии XIX - начала XX в. нигде не оборачивается эгоцентризмом, гипертрофированным индивидуализмом. И, в частности, соборная антропология славянофилов ищет равновесия между единством общества и свободой человека. Антропология Хомякова, Киреевского, Аксакова, Самарина абсолютно социальна и в то же время гуманистична. Именно они первыми в русской философии обратили внимание на зависимость типа социальнополитической организации общества от антропологического типа человека. Подлинное общество, народ, и представляет, по их мнению, единую, гармоничную «соборную личность», в отличие от общества неподлинного - механической суммы индивидов.
Вечную актуальность славянофильскому наследию обеспечивает сама проблематика русского самосознания, которая всегда остается открытой. В строгом смысле славянофилов, конечно, нельзя считать ее первооткрывателями: в какой-то форме темы самоопределения и самосознания всегда присутствуют в культуре нации. Но именно славянофилам принадлежит заслуга их фронтальной и настойчивой постановки, «тематиза-ции». Славянофильский концепт «самобытности»
включает все, что касается специфики России: первоначала русской истории, особенности социальнополитического устройства, самоопределение, этнокультурную идентичность и осмысливающее все это сознание.
При этом защита национальной самобытности славянофилами никак не может приравниваться к националистической или шовинистической позиции. Как замечалось в истории многих культур, не только русской, вестернизация несет реальную угрозу нивелировки, утверждения монологической культурной модели. И когда Хомяков в «Письме об Англии» превозносит самобытность отнюдь не русской, а английской культуры, он тем самым утверждает не националистическую, а полифоническую концепцию культуры. Поэтому постсовре-менная философия может видеть в славянофильской защите самобытности защиту экологического принципа ценности и разнообразия культур [7. С. 21].
Славянофилы вовсе не отрицают общечеловеческие ценности, понятие «общечеловеческое» встречается в их сочинениях очень часто в значении «наиболее ценное». Но общечеловеческое существует для них не само по себе, а в сознании каждого человека и каждого народа как «соборной личности». Об этом хорошо сказал К.С. Аксаков в статье «О русском воззрении»: «Отнимать у русского народа право иметь свое русское воззрение - значит лишить его участия в общем деле человечества. Русский народ имеет прямое право, как народ, на общечеловеческое, а не чрез посредство и не с позволения Западной Европы» [9. С. 144]. Таким образом, славянофильская концепция значима для нас именно как национальное самосознание, впервые дошедшее до обобщений философского уровня.
ЛИТЕРАТУРА
1. Гулыга А.В. Русская идея и ее творцы. М., 1995.
2. Хомяков А.С. О старом и новом. Статьи и очерки. М., 1988.
3. Киреевский И.В. Избранные статьи. М., 1984.
4. Зиновьев А.А. Глобальный человейник. М., 2000.
5. Гиренок Ф.И. Патология русского ума. Картография дословности. М., 1998.
6. ВеневитиновД.В. Сочинения. М., 1831. Ч. 2.
7. Хоружий С.С. Современные проблемы православного миросозерцания. М., 2002.
8. Бердяев Н.А. Алексей Степанович Хомяков. М., 1912.
9. Аксаков К.С. О русском воззрении // Русская идея: Сб. произведений русских мыслителей. М., 2002. Статья поступила в редакцию журнала 11 декабря 2006 г., принята к печати 18 декабря 2006 г.