CC BY
50
Эпистемология и философия науки 2017. Т. 51. № 1. С. 42-46 УДК 167.7
Epistemology & Philosophy of Science 2017, vol. 51, no. 1, pp. 42-46 DOI: 10.5840/eps20175116
ЗНАЧЕНИИ ИСТОРИЧЕСКОМ ЭПИСТЕМОЛОГИИ ДЛЯ СОВРЕМЕННОЙ ФИЛОСОФИИ НАУКИ
Шашлова Екатерина Игоревна - кандидат философских наук, доцент. Южный федеральный университет. Российская Федерация, 344006, г. Ростов-на-Дону, ул. Большая Садовая, 105/42; e-mail: eishashlova@ sfedu.ru
В статье анализируется историческая эпистемология и понятие исторического априори. Французская историческая эпистемология предстает в своем узком значении в виде традиции французской философии. Предлагается рассматривать историческую эпистемологию не как релятивистскую концепцию истории и философии науки, но как стратегию против нормативности знания, его легитимации и иных способов установления истины.
Ключевые слова: историческая эпистемология, Мишель Фуко, историческое априори, релятивизм, нормативность, легитимация, Гуссерль
N THE MEANING OF HISTORICAL EPISTEMOLOGY FOR CONTEMPORARY PHILOSOPHY OF SCIENCE
Ekaterina Shashlova - PhD
in Philosophy, assistant professor. Southern Federal University. 105/42 Bolshaya Sadovaya Str., Rostov-on-Don, 344006, Russian Federation; e-mail: eishashlova@sfedu.ru
The article analyzes historical epistemology and the notion of historical a priori. French historical epistemology appears in a narrow sense as a tradition within French philosophy. I will consider the tradition of historical epistemology not as a relativistic approach towards history and philosophy of science, but as a strategy against the standard view on normativity and legitimation of knowledge.
Keywords: historical epistemology, Foucault, historical a priori, relativism, normativity, legitimation, Husserl
Центральное понятие в статье Л.В. Шиповаловой - историческая эпистемология. Однако непонятно, что такое современная историческая эпистемология и каковы ее границы? Если, отвечая на вопрос «Стоит ли науку мыслить исторически?», обратиться к эклектичному образу исторической эпистемологии, вбирающей в себя практически все современные концепции теории познания от О. Конта до Б. Ла-тура, то можно упустить специфику каждой частной аргументации. Представляется, что речь идет об исторической эпистемологии, описываемой И.Т. Касавиным, который называет историческую эпистемологию «неотъемлемым ракурсом всякого философского взгляда на познание» [Касавин, 2005, с. 7]. Исходя из этого предельно широкого основания, вопрос Л.В. Шиповаловой теряет свой смысл.
Шестидесятые годы ХХ в. указываются исследователями как начало исторического анализа в философии науки Т. Куна, его последователей и оппонентов. Однако в это же время были сформированы иные парадигмы исследования знания, демонстрирующие релятивизм/скептицизм как альтернативу поиска истины в качестве
42
© Шашлова Е.И.
О ЗНАЧЕНИИ ИСТОРИЧЕСКОИ ЭПИСТЕМОЛОГИИ..
конечного результата познания. К этим новым парадигмам можно отнести П. Бергера и Т. Лукмана, описавших механизм институционального конструирования любого типа знания и способы его легитимации, а также археологические и генеалогические исследования Фуко, закрепившие французскую историческую эпистемологию на поле философии науки.
Само выражение «историческая эпистемология» в качестве наименования французской традиции появляется в 1969 г. книге Д. Леку-ра, который позаимствовал его у Ж. Кангилема, описывающего философию науки Г. Башляра. Между тем Л.В. Шиповалова использует предельно широкую трактовку данного термина, даже когда говорит о его узком значении.
Солидаризируясь с автором в необходимости обращения к исторической эпистемологии, мы попытаемся показать, что понятие исторического априори является ключом к пониманию того, почему такого рода подход к истории науки сопровождается страхом перед «опасностями» и «безжалостностью историзма». Но хотелось бы еще более радикально определить значимость исторической эпистемологии, которая, на наш взгляд, заключается не в релятивизации научных истин, а в отказе от истинности и в противостоянии нормативности научного знания.
Л.В. Шиповалова касается понятия исторического априори, говоря об исторической эпистемологии в широком смысле: «Априори трансцендентализма здесь становится историческим априори, описание трансформаций и генезиса эпистем дополняет их предположение в качестве предпосылок познания». С точки зрения Фуко, историческое априори демонстрирует историчность самого трансцендентального априори. Историческое априори у Фуко не дополняет трансцендентализм, а отрицает его. Именно поэтому сторонники трансцендентализма и априоризма в кантовском, даже в феноменологическом смысле могут критиковать историческую эпистемологию за историзацию того основания, которое само было призвано выступить основой всякого познания, в том числе и исторического. Действительно, историцизм в познании способствовал релятивизации универсальных понятий, лишив их сущностной и необходимой вневременной основы. Об этом пишет Гуссерль в статье «Философия как строгая наука»: «...историцизм рождает к жизни релятивизм, весьма родственный натуралистическому психологизму и запутывающийся в аналогичные же скептические трудности» [Гуссерль, 2005, с. 222]. Представляется, что «сторонники» исторической эпистемологии, схожим образом определяющие зависимость релятивизма от историцизма, вторят Гуссерлю и не оставляют места продуктивной критике априорного познания.
И.Т. Касавин говорит об историческом априори у Гуссерля, стоящем в одном ряду с универсалиями культуры Шпенглера и эпистемами Фуко [Касавин, 2005, с. 11]. Однако Гуссерль не релятивизирует априори. Понятие «Априори истории» не лишает само «априори» его сущностного значения. За каждым историческим фактом обнаруживаются не только исторические инварианты, но и абсолютное Априори. В заключение анализа понятия «Априори истории» в работе «Начала геометрии» Гуссерль пишет: «Примем как абсолютно достоверно следующее: окружающий человека мир является в сущности все тем же, сегодня и всегда» [Гуссерль, 1996, с. 245]. В противоположность этому, историческое априори у Фуко демонстрирует, что существуют только лишь исторические единичности. Нет никакой сущности (или априори, пусть и «Априори истории», в гуссерлевском смысле) за единичными фактами, которые мы обнаруживаем в ходе исторического исследования.
Употребляемое Л.В. Шиповаловой понятие исторического априори скорее всего отсылает к определению И.Т. Касавина, которое основывается на истории культуры. Такое смешение под «историческим априори» позднего Гуссерля, Шпенглера и Фуко, лишает историческую эпистемологию ее реального значения и содержания.
На наш взгляд, слишком широкое определение исторической эпистемологии не позволяет Л.В. Шиповаловой показать, в чем же заключается достоинство «опасных» исторических исследований в науке. Историческая эпистемология дает нам пример критики оснований познания, заставляя сомневаться в собственных обобщениях и универсализациях. В этом и состоит задача исторической эпистемологии: показать средствами исторического анализа, что за истинами науки нет вневременных сущностей.
Такой аспект исторических исследований связан с вопросом о ценностях и нормах в науке. Автор статьи помещает в заглавие вопрос, который продиктован возможностью встречи с «опасным релятивизмом», «безжалостным историзмом» и прочими радикальными версиями истории науки. Анализируя современные российские исследования в области эпистемологии и философии науки, можно отметить, что именно такого рода оценочная терминология сопровождает включение современного зарубежного эпистемологического дискурса в поле отечественной истории науки.
Продуктивный путь анализа исторической эпистемологии, соответствующий современным социально-политическим исследованиям знания и науки, помещает саму историческую эпистемологию в социальный контекст и вычленяет механизмы ее институционального и политического формирования. Институциональное в таком случае следует понимать в духе социального конструктивизма П. Бергера и Т. Лукмана, а политическое в смысле постфукольдианских исследований власти. Под таким углом зрения мы обнаруживаем, что историче-
О ЗНАЧЕНИИ ИСТОРИЧЕСКОЙ ЭПИСТЕМОЛОГИИ...
ская эпистемология, как и любой другой способ анализировать историю науки, подчиняется политике знания (или власти-знания), но в первой половине ХХ в. она начала выполнять критическую функцию по отношению к самому анализу науки. Причем историческую эпистемологию М. Фуко следует назвать критикой самой этой критики.
Так чем же опасен релятивизм и историзм? Л.В. Шиповалова пишет, что «историзм грозит оказаться "безжалостным", ставя под вопрос научное знание как ценность культуры и возможность практических действий на нем основанных». Можно возразить против этого утверждения, что историзм не ставит под вопрос культурную ценность научного знания, но наоборот, трактует науку как одну из ценностей культуры; историзм не ставит под сомнение возможность практических действий, основанных на научном знании, но утверждает историческую обусловленность категорий и понятий. Историки науки добились лишь того, что научное знание лишилось таких критериев, как априорность и абсолютная истинность, эти последние понятия скорее будут характеризовать неверифицируемое и нефальсифицируемое знание.
Самым ярким аргументом против «опасности» релятивизации научного знания является развитие естественных наук, не только принявших множество релятивистских постулатов (неэвклидовы геометрии, теория относительности в физике, конвенциональный характер разнообразных таблиц периодических систем химических элементов и пр.), но и совершающих открытия на основе этих постулатов. Все эти оценочные понятия «опасность релятивизма», «безжалостный историзм» и пр. возможны именно в области философии науки, особенно у тех ее представителей, кто направляет свой анализ на защиту универсальных ценностей и нормативности. Такое обоснование становится не логическим, но «политическим» аргументом, не имеющим реальной связи с современными научными исследованиями. В социальных науках «политическая аргументация» защитников эс-сенциализма и универсализма более очевидна и проявляется в самой методологии социальных наук. И именно о такого рода «политическом» характере знания говорит историческая эпистемология, призванная развенчать иллюзию чистых априорных оснований науки. В этом смысле историческая эпистемология встроена в общую критическую тенденцию, присущую философии ХХ в. Поставленный автором вопрос: «Стоит ли науку мыслить исторически?», на наш взгляд, является отражением этого философского страха перед разрушением трансцендентализма и априори, которое собственно и свершилось, закрепившись в многообразных неклассических «радикальных» концепциях истории знания и философии науки.
В настоящее время термин «радикальный» имеет негативный оттенок, это связано с противостоянием нормативности и с социально-политическим характером самой эпистемологии, но не в том смысле,
о котором пишет Л.В. Шиповалова («способы организации научной деятельности»), а в смысле социальных условий формирования знания и социальной сущности знания, а также в значении политики научного дискурса.
Следует упомянуть, что нормативность является тем ключевым моментом, отсылающим к проблеме опасности релятивизма, который посредством разрушения априорных оснований исключает норму в самом широком смысле из перечня критериев научного знания. И здесь снова стоит упомянуть французскую традицию исторической эпистемологии, в которой Ж. Кангилем формулирует проблематику современного научного знания вокруг понятия нормы.
Мы видим, что дискурс об опасностях релятивизма характеризуется неприятием отказа от нормативности как критерия научного знания. Нормативность и легитимация - понятия, неотделимые от критического анализа науки в исторической эпистемологии. Таким образом, можно заключить, что неотъемлемой характеристикой исторической эпистемологии является не релятивизм в вопросе оснований познания, а нечто более ценное - борьба против установления истины путем институциональной легитимации или другой формы политики знания.
Список литературы
Гуссерль, 1996 - Гуссерль Э. Начала геометрии // Гуссерль Э. Начала геометрии. Введение Ж. Деррида. М., 1996. С. 210-245.
Гуссерль, 2005 - Гуссерль Э. Философия как строгая наука // Гуссерль Э. Избр. работы / Сост. В.А. Куренной. М., 2005. С. 185-240.
Касавин, 2005 - Касавин И.Т. Эпистемология и историческое сознание // Epistemology & philosophy of science / Эпистемология и философия науки. 2005. Т. 5. № 1. С. 5-14.
Lecourt, 2016 - LecourtD. Georges Canguilhem. 2-ème éd. P.: PUF, 2016. 128 p.
References
Husserl E. "Nachala geometrii" [The Origins of Geometry], in: Husserl E. Nachala geometrii. Vvedenie Derrida [The Origins of Geometry. Introduction by J. Derrida]. Moscow: Ad Marginem, 1996, pp. 210-245. (In Russian)
Husserl E. "Filosofiya kak strogaya nauka" [Philosophy as Rigorous Science], in: Husserl E. Izbrannye raboty [Selected works]. Moscow, 2005, pp. 185-240. (In Russian)
Kasavin I.T. "Epistemologiya i istoricheskoe soznanie" [Epistemology and historical consciousnesse], in: Epistemology & philosophy of science, 2005, vol. 5, no. 1, pp. 5-14. (In Russian)
Lecourt D. Georges Canguilhem. 2-ème éd. P.: PUF, 2016. 128 pp.
