О значении исследования экономических аспектов постсоветских этноконфликтов Текст научной статьи по специальности «Экономика и бизнес»

Паата ЛЕИАШВИЛИ

Профессор Тбилисского государственного университета, ведущий специалист аппарата парламента Грузии

(Тбилиси, Грузия).

О ЗНАЧЕНИИ ИССЛЕДОВАНИЯ ЭКОНОМИЧЕСКИХ АСПЕКТОВ ПОСТСОВЕТСКИХ ЭТНОКОНФЛИКТОВ

Резюме

В статье показана важность исследования экономических факторов, способствовавших провоцированию и углублению постсоветских эт-ноконфликтов, а также препятствовавших их урегулированию. Интердисциплинарный анализ на стыке конфликтологии и экономической теории может дать интересные результаты и помочь в разработке антиконфликт-

ной экономической политики. Автор приходит к выводу, что этноконфлик-ты следует рассматривать не только как социальные катастрофы, но и — с позитивной точки зрения — как индикаторы дефектов существующего миропорядка, побуждающие общество к самосовершенствованию и указывающие на ориентиры дальнейшего развития.

В в е д е н и е

Интердисциплинарное исследование постсоветских противостояний с позиций конфликтологии и экономической науки весьма актуально и перспективно с точки зрения ожидаемых научных результатов, так как полученные теоретические выводы можно в дальнейшем использовать при разработке практических рекомендаций для воздействия на этноконфликты экономическими методами. В данном случае такое интердисциплинарное исследование может оказаться особенно плодотворным, потому что, к сожалению, многие эксперты уделяют «экономическим аспектам» этноконфликтов гораздо меньше внимания, нежели они того заслуживают.

Экономические факторы межнациональных противостояний

Как правило, бедные и находящиеся в экономическом кризисе страны гораздо чаще оказываются вовлеченными в этноконфликты, нежели государства, экономически преуспевающие. Сам по себе этот феномен указывает, что экономическая отсталость и ограниченность ресурсов способствуют (прямо или косвенно) возникновению этнокон-фликтов.

Можно сказать, что конфликты — специфическая форма проявления недостатков общественной жизни, своего рода «выхлопные клапаны» противоречий, накопившихся в мирной жизни (т.е. в бесконфликтной или предконфликтной ситуации) и не разрешенных ненасильственным путем. Поэтому всесторонний и глубокий анализ противоречий между экономическими интересами и ценностями в мирной жизни должен содержать и некоторый «конфликтогенный» компонент, то есть раскрывать их истинную (существующую и потенциальную) роль в возникновении и урегулировании тех противостояний, посредством которых упомянутые противоречия вроде бы и должны разрешиться. Правда, противостоящие стороны зачастую недостаточно четко осознают экономические факторы конфликтов — в силу сопровождающего конфликт эмоционального фона, а также потому, что начавшийся конфликт способен создавать новые причины обострения и распространения противоборства.

Так, при вспышке практически любого этноконфликта вполне обычны воспоминания об имевших место фактах, связанных с ущемлением национального достоинства, а также обострение этноцентризма и религиозного самосознания, желание восстановить «историческую справедливость». Под сильным эмоциональным воздействием этих причин происходит временная деформация и переосмысление сложившейся системы ценностей. На этой стадии связь этноконфликта с реальными причинами его возникновения как бы разрывается, поэтому общественное мнение часто неадекватно воспринимает внутреннюю логику происходящих процессов.

Разумеется, постсоветские межнациональные противостояния обусловлены не только экономическими факторами (так же, как и сама жизнь не сводится лишь к экономике). Причины возникновения конфликтов переплетены в сложный узел экономических, политических, культурных, социальных и исторических обстоятельств, которые порой очень сложно разграничить и вычленить. Тем не менее углубленный анализ показывает, что экономические факторы имеют огромное значение в возникновении этноконфликтов, хотя внешне это не всегда очевидно, а посему не всегда четко осознается.

Некоторые эксперты отмечают, что главными причинами этноконфликтов являются не экономическая отсталость и дефицит ресурсов, а несправедливое их распределение, что ущемляет национальное достоинство и т.д. Ощущения попранной справедливости и

ущемленного национального достоинства действительно имеют большое значение, однако они зависят не только от действий конфликтующих сторон, но и от того, как они понимают справедливость.

Имеются все основания предполагать, что сама интерпретация справедливости, национального достоинства и т.д. в немалой степени обусловлена тем, что выгодно для субъекта с экономической точки зрения, а что — нет. Иными словами, часто этническая идеология неосознанно приноравливает трактовку справедливости к экономически выгодным требованиям. Поэтому в интерпретации справедливости одни этносы исходят из исторической справедливости, другие — из фактически сложившейся реальности, третьи — из чувства национального превосходства, а некоторые — из религиозных мотивов. Но во всех случаях можно заметить, что после удовлетворения политических и юридических требований, выдвинутых сторонами, экономические ресурсы становятся для последних более доступными и в конечном счете эти требования экономически выгодны для них либо в близком, либо в отдаленном будущем. Экономическая составляющая этноконфликтов схожа с невидимой частью айсберга1.

Например, в период зарождения грузино-абхазского конфликта абхазская сторона заявляла, что грузины действительно составляют в Абхазии большинство, но исторически эта земля принадлежит им (абхазам). Поэтому, утверждали они, несмотря на численное меньшинство, абхазы должны контролировать политическую власть и создать собственное государство. Соответственно, они сами должны распоряжаться жизненно важными ресурсами, следствием чего явится перераспределение последних в пользу абхазов и в ущерб грузинам (по их мнению, именно этого требует историческая справедливость). А в грузино-осетинском конфликте осетинская сторона придерживается диаметрально противоположного понимания справедливости. Осетины считают, что историческая принадлежность земли Самачабло не имеет значения: главное то, что сейчас они де-факто проживают на этой территории, потому она и должна принадлежать им. Другими словами, осетины верят, что защищают свою землю и свои жизненно важные ресурсы от внешних врагов (тем более что уже предпринималась попытка отменить статус автономии Южной Осетии).

В указанных конфликтах и абхазы, и осетины выступают с требованием защитить справедливость. И хотя их подходы к таковой диаметрально противоположны, в обоих случаях это выгодное понимание справедливости как с политической, так и с экономической точек зрения. Можно предположить, что такого рода «справедливые требования» и само толкование справедливости — проявления того самого «социального бессознательного», о котором писал Эрих Фромм2. За патриотической аргументацией, в которую, возможно, искренне верят некоторые лидеры сепаратистов, реально стоят их провинциальные политические амбиции и неправильно понятые экономические интересы. Согласно общечеловеческим ценностям, такая «историческая справедливость» представляет собой, наоборот, проявление исторической несправедливости, неблагодарности и неблагоразумия одновременно.

1 Так называемые «бессознательные мотивы» играют огромную роль в структурировании потребностей и общества, и индивидов, в существенной степени определяя их поведение; поэтому человек не всегда знает об истинных причинах своих поступков. В данном случае имеет место «рационализация», что на языке психоаналитиков означает попытку личности найти морально более приемлемые для нее мотивацию и псевдорациональное объяснение своего поведения. Нередко подобную роль играет идеология сепаратизма.

2 «Человек верит, что его мысли принадлежат ему, что они — продукт его мыслительной деятельности, тогда как в действительности они определяются объективными факторами, действующими за его спиной; в теории Фрейда эти объективные силы представляют собой психологические и биологические потребности, в теории Маркса они представляют собой социальные и экономические исторические силы, определяющие бытие индивида и, косвенно, его сознание...» (Фромм Э. Душа человека. М.: Республика. 1992. С. 343—344).

Особую роль в происхождении постсоветских этноконфликтов сыграли противоречия между экономическими интересами (особенно в регионах, которые следует относить к «сложным» с геополитической точки зрения). Политические силы, спровоцировавшие этноконфликты, стремились к контролю над нефтью, черноморскими портами, транскавказскими магистралями, евроазиатскими товаропотоками, рынками сбыта и инвестициями. Однако провоцирование ими конфликтов оказалось «успешным», потому что основывалось на реальном противоречии интересов (в том числе экономических) разных этносов, вызванном экономическим кризисом, падением уровня жизни, ожидаемой приватизацией, дифференциацией доходов, неодинаковым развитием регионов и желанием контролировать экономические ресурсы.

Как в экономической теории, так и в конфликтологии большое значение придается субъективному фактору. Например, ожидания субъектов способны провоцировать их на действия, которые сами становятся причиной ожидаемого явления. В частности, инфляционные ожидания могут обусловить инфляцию, поскольку они «помогают» «избавлению от денег», увеличению спроса на товары и, как следствие, провоцируют кумулятивный рост цен. По аналогичной схеме возможно развитие и этноконфликта. Ожидание враждебных действий со стороны другой этнической группы порождает агрессию с целью самозащиты, чем провоцирует определенные шаги, вызывающие ответную реакцию противоположной стороны, а это подталкивает акторов к еще более активным действиям. Происходит эскалация конфликта по «порочному кругу», логическим следствием чего является вооруженное столкновение и желание разрешить конфронтацию силовыми методами.

Замещение конфликтных ожиданий ожиданиями готовности к экономическому сотрудничеству может в корне изменить вектор развития отношений между этносами еще на стадии зарождения конфликта или ускорить процесс постконфликтной реабилитации; необходимо выработать методы подобной замены. Создание для населения полиэтнических регионов принципиально новых возможностей по достижению таких экономических целей, которые требуют сотрудничества сторон и недосягаемы в условиях конфронтации, способно скорректировать систему предпочтений и ценностные приоритеты. Это может содействовать предупреждению потенциального конфликта или прекращению уже начавшегося.

Особенно полезными с данной точки зрения могут стать крупные совместные экономические проекты (возможно, при поддержке международных финансовых организаций). Экономическая эффективность подобных инвестиционных программ становится особенно очевидной, если рассматривать их как альтернативу огромным финансовым затратам, обусловленным продолжительной дислокацией в районах противостояний миротворческих сил и реабилитацией постконфликтных зон (не говоря об огромных человеческих жертвах и опасности международного распространения конфликтов).

Согласно «математической теории катастроф» любая развивающаяся система (в том числе социальная, экономическая и др.) начинает разрушаться, если в ней нет места «обратным связям»3. В условиях централизованной экономики и тоталитарного политического строя десятилетиями накапливались противоречия, которые не были разрешены именно из-за отсутствия «обратных связей».

Рыночная экономика и демократическое устройство общества обеспечивают наличие именно таких «обратных связей», тем самым редуцируя возможность возникновения этноконфликтов. И в той же степени, в какой централизованная экономика создала экономические предпосылки для этноконфликтов, в рыночную модель «встроен» большой

3 Следует отметить, что в свое время эта теория «предсказала» распад советской тоталитарной системы.

потенциал ослабления межэтнических противоречий, хотя с точки зрения зарождения этноконфликтов наиболее взрывоопасен период перехода от централизованной экономики к рыночной.

Одной из особенностей постсоветских этноконфликтов является то, что устойчивые национальная неприязнь и нетерпимость нигде не были непосредственными причинами возникновения вооруженных противостояний, однако переход к рыночной экономике порождал процессы, вызывавшие к жизни конфликтные ситуации.

Согласно некоторым исследованиям, в условиях переходной экономики представители этнических меньшинств, как правило, больше страдают от безработицы, а представители этнического большинства чаще являются менеджерами или хозяевами фирм, и их доходы, соответственно, выше (если учитывать численность этих групп в общей массе населения). В контексте сказанного выше социальная напряженность в полиэтнических регионах легко трансформируется в конфликты, имеющие национальную подоплеку.

Возникновению в постсоветском периоде этноконфликтов способствовало и то, что в суверенных странах государственную собственность должны были приватизировать. Разумеется, результаты приватизации для различных этнических групп непосредственно зависят от того, какая из них контролирует власть в регионе (тем более, если в стране отсутствует традиция уважения закона). Это обостряет борьбу за политическую власть. Следовательно, за сепаратизмом и другими политическими требованиями стоят серьезные политико-экономические интересы противоборствующих сторон, создающие в данном случае типичную ситуацию олигополии, являющуюся предметом изучения экономической теории. Поэтому фундаментальные экономические интересы преломляются через призму политической, идеологической, а также религиозной мотивации и в такой замаскированной форме предстают в декларируемых требованиях фигурантов конфликта.

Большое влияние на течение конфликтных процессов оказывает теневая экономика: в «горячих» зонах, на которые не распространяется юрисдикция центральной власти, часто господствуют именно ее законы. Здесь население адаптируется к продолжительному экономическому кризису, а теневая экономика структурируется. Лица, главенствующие в теневых структурах, обретают огромную экономическую и политическую власть (как в конфликтных районах, так и за их пределами); они часто препятствуют урегулированию конфликтов, поскольку последние становятся для них источниками дохода. Сферы их интересов: торговля оружием, наркобизнес, контрабанда, похищение людей. При этом объемы финансово-экономических операций измеряются миллионами долларов. Выкристаллизовываются мощные экономические интересы, которые направлены на «консервацию» конфликта и маскируются патриотической риторикой.

Дискриминация национальных меньшинств сдерживает в полиэтнических регионах конкуренцию на рынке труда, уменьшает прибыль, препятствует эффективному использованию капитала, потому вытесняется с рынка. Это означает, что в целом рыночные принципы действуют против этнической дискриминации и способствуют гармонизации отношений между этносами. В связи с этим развитие рыночной экономики — превосходная профилактика этноконфликтов, поскольку порождает логику превентивной политики: «Мирное сосуществование должно быть экономически выгодным для всех конфликтующих сторон». Однако эта логика не сводится лишь к экономической выгоде. Активизация рыночных отношений способствует преодолению этноцентризма как одного из существенных факторов конфликтов: склонности воспринимать и оценивать все жизненно важные явления только сквозь призму традиций и ценностей своей этнической группы.

Степень этноцентризма зависит от интенсивности и масштабов отношений между представителями различных этнических групп. Там, где взаимодействие этносов ограничено, местные традиции и ценности, как правило, универсализируются. Активные же контакты с другими народностями способствуют лучшему пониманию не только собственной, но и «чужой» культуры. Высокая интенсивность экономических отношений помогает преодолеть чувство национальной исключительности (превосходства) и в конечном счете содействует сближению этносов.

Важную роль может сыграть правильно построенная инвестиционная политика, направленная на привлечение иностранного капитала. Как следствие, повышаются экономическая активность, уровень жизни, культура производства и взаимоотношений. Главное же заключается в том, что зарубежный капитал «кровно заинтересован» в стабильности региона и сам максимально способствует этому.

Предыстория постсоветских этноконфликтов

При анализе постсоветских этнических конфликтов многое становится яснее, если учитывать реалии недавнего прошлого, которые и создали предпосылки для таких противостояний. Без этого вполне вероятно, что глубинные причины этноконфликтов неадекватно отразятся в сознании4.

В советской империи государство обладало полномочиями на монопольное перераспределение жизненно важных ресурсов. Это были как производственные ресурсы, так и потребительские блага, услуги, в том числе общественные (здравоохранение, образование и др.), возможность участвовать в управлении, получать привилегии, иметь доступ к информации и т.д. В таких условиях сформировалась абсолютная зависимость индивида от системы власти. Вместе с тем количество и качество благ, которые получал гражданин, определялись не по результатам его личных усилий, а в первую очередь по принадлежности к той или иной статусной группе. Это обусловливалось тем, что общество состояло из определенных формальных и неформальных групп, различавшихся по количеству и качеству потенциальных благ, получаемых от государства.

Этническая группа — такая же статусная группа, как и любая другая. Ее статус был зафиксирован в основном в господствующих стереотипах общественного сознания, в официальной и неформальной идеологии, в традициях управления национальными автономиями. В таких условиях необходимо было официально зафиксировать этническую принадлежность индивида (в паспорте и в других документах). Это создавало принципиальную возможность для осуществления государством функций регулирования характера занятости, а также экономического и социального положения представителя той или иной этнической группы.

В советской империи национальные республики и автономные образования были созданы в соответствии с территориальным расселением коренных этнических групп. Согласно официальной доктрине, это было сделано с целью стимулирования их национального развития, в связи с чем данные образования приобрели особое положение относительно распоряжавшихся ресурсами структур власти, то есть они превратились в статусные группы, которые могли претендовать на благоприятное положение в сфере прав и привилегий.

4 А.Г. Осипов высказал по этому поводу интересные соображения, вкратце изложенные ниже (см.: Осипов А.Г. К вопросу о генезисе межэтнических конфликтов. В сб.: Этнические конфликты в СССР. Причины, особенности, проблемы изучения. М., 1991).

Советская система перераспределения ресурсов, естественно, порождала специфические «конкурентные» отношения между различными статусными группами. При тотальном дефиците жизненно важных ресурсов эта конкуренция приобретала исключительно острый, конфликтный характер. Когда статус — основное средство овладения ресурсами, то предметом конфликта становится не конкретный ресурс, а сам статус, в условиях централизованного распределения приобретающий первостепенное значение.

Как только тоталитарная система была децентрализована, активизировались статусные группы. Естественно, их активность направлялась в первую очередь на обретение нового статуса или на повышение существующего, поскольку тогда это было одним из основных средств борьбы за жизненно важные ресурсы. Вместе с тем следует отметить, что в условиях централизованного распределения дефицитных ресурсов и наличия «разностатусных» этнических групп попытку какой-либо из них повысить свой статус другая (конкурирующая) группа воспринимала как посягательство на ее статус, по крайней мере как попытку нарушить равновесие, в условиях империи искусственно поддерживавшееся административным диктатом и принуждением. Таким образом, действия второй статусной группы представляли собой реакцию на активизацию первой.

Приоритет групповых интересов, но не интересов личности (при этом конфликтующие стороны не обладали общими фундаментальными ценностями) обусловливали то, что предотвращение конфликтов на основе прямых переговоров и договоренностей оказалось исключительно сложным делом. Урегулирование противостояний зашло в тупик, то есть они оказались фактически «законсервированными». Появились благоприятные условия, для того чтобы наряду с действительно патриотическими силами возникли популистские движения с тоталитарно-фашистской «окраской». В их риторике акцент переносился уже на историческую или социальную справедливость либо на использование исторических шансов, касающихся создания собственной государственности.

Межнациональные противостояния в контексте переходной экономики

Особый интерес вызывает проблема воздействия политики экономических реформ на отношения между этносами. С одной стороны, сложности переходной экономики с различной силой «давят» на те или иные этнические группы населения, что способствует возникновению конфликтных ситуаций, с другой — этноконфликты обусловливают экономические последствия и влияют на ход реформ. В частности, они порождают огромные прямые и косвенные экономические потери, вызванные разрухой и параличом производства; становятся причинами перераспределения ресурсов и перегруппировки политических сил, что также негативно сказывается на экономике региона.

Анализ тесной связи между этноконфликтами и экономическими реформами приводит исследователя к двум важным выводам. Во-первых, стихийные экономические процессы или неправильная экономическая политика в полиэтнических регионах могут способствовать возникновению этноконфликтов. Во-вторых, существует принципиальная возможность целенаправленно воздействовать на конфликтные процессы экономическими методами.

Возникновению этноконфликтов способствуют (непосредственно или косвенно) некоторые экономические процессы переходного периода, среди которых можно выделить следующие:

• экономический спад, безработица и падение уровня жизни за черту прожиточного минимума;

• резкая дифференциация общества по уровню доходов;

• неодинаковое экономическое развитие регионов в условиях наличия ареалов, компактно населенных этническими меньшинствами;

• крупные масштабы теневой экономики (торговля оружием, наркобизнес, контрабанда);

• приватизация государственной собственности и перераспределение экономических ресурсов;

• ошибки в инвестиционной политике;

• разнонаправленность государственных экономических интересов стран, выступающих влиятельными акторами политических процессов регионального масштаба.

Аналогичным образом можно выделить процессы и факторы, способствующие урегулированию конфликтов:

• экономический прогресс, рост занятости и повышение уровня жизни;

• социально ориентированная экономическая политика;

• привлечение иностранного капитала;

• развитие малого бизнеса;

• сокращение масштабов теневой экономики;

• антимонопольная политика и расширение конкуренции;

• развитие межрегиональных экономических отношений;

• политика фискального федерализма, направленная на нивелирование уровней экономического развития регионов;

• реализация широкомасштабных экономических проектов, требующих совместного участия этнических групп и их сотрудничества;

• привлечение представителей всех этносов к управлению регионом демократическими методами, а также к принятию важных экономических решений;

• экономическая помощь конфликтным ареалам со стороны международных организаций, имеющая целью восстановление постконфликтных зон.

Разумеется, при выборе средств урегулирования конфликта нельзя ограничиваться лишь экономическими методами. На разных стадиях противостояния необходимы «ме-диаторские» процессы, использование миротворческих сил, изъятие у населения оружия и давление политическими способами. Вместе с тем правильное и своевременное использование экономических методов на тех или иных фазах конфликта может заместить конфликтные ожидания ожиданиями взаимовыгодного сотрудничества и тем самым предотвратить «вступление в действие» разрушительной силы конфликта, направляя энергию всех этносов, населяющих «горячую» зону, в русло экономической активности. Создание принципиально новых возможностей для экономической активности и реализации целей, достижимых лишь совместными усилиями, придает дополнительный импульс «оживлению» экономических интересов. Использование экономических методов (при их правильном сочетании с другими политическими инструментами) способно привести к действительно ощутимому эффекту.

Не исключено, что реализация во «взрывоопасных» регионах антиконфликтных профилактических мероприятий потребует существенных материальных затрат, в том числе на социальные программы, образование, культуру, усиление правоохранительных органов и т.д. Но если соотнести эти расходы и полученный от них эффект с возможными потерями от потенциальных этноконфликтов, то становится ясным, что затраты исключительно результативны не только с политической и гуманитарной, но и с сугубо экономической точек зрения. Эти средства можно рассматривать как инвестиции, имеющие целью не только получить прибыль, но и предотвратить возможные убытки.

Предотвращение конфликта реально, если до той критической временной точки, когда он начинает приобретать собственную инерцию, на его профилактику будет затрачена хотя бы малая часть того, что после эскалации противостояния принимает форму прямых и косвенных потерь. Предупреждение конфликтов обходится дешевле, нежели урегулирование уже вспыхнувших, поскольку для преодоления упомянутой инерции необходимы огромные дополнительные расходы. В то же время инерция мирного сосуществования способствует значительному снижению стоимости профилактических мероприятий.

Политика профилактики предусматривает изменение среды, провоцирующей конфликт. Фактически речь идет о том, что огромные финансовые ресурсы, затрачиваемые на вооружение, массовые убийства и разрушения, а затем — на восстановление уничтоженного, можно напрямую направить на ускорение экономического развития региона и на повышение уровня жизни его населения5. В случае их правильного и своевременного использования крупные «финансовые инъекции» во «взрывоопасные» полиэтнические зоны способны предотвратить конфликт и радикально улучшить межэтнические отношения. Однако принятию в нужное время верных решений препятствует то, что превентивные затраты необходимы сегодня, а их последствия дадут о себе знать в будущем. Более того, значительная часть результатов просто «невидима»: в этом контексте речь идет о несостоявшихся войнах и о несчастьях, которых удалось избежать.

3 а к л ю ч е н и е

После окончания «холодной войны» этнические конфликты стали одной из важнейших проблем человечества. Ее решение (т.е. предотвращение, урегулирование межэтнических противостояний и ликвидация их последствий) невозможно «в одиночку» — лишь усилиями тех государств, на территориях которых вспыхивают конфликты. Здесь необходима широкомасштабная поддержка международного сообщества.

Все возрастающая интенсивность локальных этноконфликтов наводит на мысль, что следует заняться поиском хотя бы общих контуров какой-то более глобальной проблемы, проявлением которой они являются.

Но можно ли считать этноконфликты фрагментами противоречий планетарного масштаба, скажем, расхождениями между Севером и Югом или богатством и бедностью? Целесообразно ли оценивать этноконфликты (наряду с движениями антиглобалистов и «зеленых», даже с акциями международного терроризма) как спонтанную, не всегда осознанную и пока не организованную форму проявления борьбы за перераспределение дефицитных мировых ресурсов, за более разумное их использование?

5 Например, целесообразно подумать над тем, чтобы выделить в военных бюджетах стран-членов НАТО отдельную строку, то есть ввести специальный налог, а полученные средства направлять на создание фонда, призванного осуществлять своевременную диагностику, превенцию, мониторинг и урегулирование этноконфликтов, а также на ликвидацию их последствий.

Несомненно, чтобы получить ответы на эти вопросы, необходим глубокий и всесторонний экономический анализ проблемы, который на основе теоретических выводов позволит сформулировать рекомендации по антиконфликтной политике международных организаций, а также по политике реализации экономических реформ в полиэтнических зонах. Появится возможность разработать методы «интенсивной экономической терапии» этноконфликтов, а для «взрывоопасных» регионов — конфликто-превентивной экономической политики.

Вместе с тем важно учитывать, что этнические конфликты следует рассматривать не только как общественные катастрофы, которые необходимо ликвидировать, но и с позитивной точки зрения — как показатели недостатков существующего миропорядка. В этом плане анализ этноконфликтов побуждает общество к самосовершенствованию и указывает на ориентиры его дальнейшего развития.

С некоторой долей условности можно утверждать, что после конфликтов мир становится лучше, чем был до них, а человеческие жертвы и экономические потери — своего рода плата за совершенствование мироустройства, хотя она является слишком большой ценой прогресса, поскольку в современную эпоху последний достижим и без вооруженных конфликтов, на основе разума и сотрудничества. Для этого необходимо прежде всего изучить этноконфликты как явление. Если бы мы обладали научными знаниями, достаточными для выявления истинных причин возникновения, развития и завершения этнических противостояний, то вышеназванных потерь и жертв (как и самих конфликтов) было бы значительно меньше.