УДК 101
О ЗАМЕТКАХ Э.В. ИЛЬЕНКОВА НА ПОЛЯХ РУКОПИСИ М.К. ПЕТРОВА «ИСКУССТВО И НАУКА»
А.Д. Майданский
Белгородский государственный национальный исследовательский университет
e-mail: maidansky@caute.ru
Полемика двух философов, Э.В. Ильенкова и М.К. Петрова, позволяет ясно увидеть две линии в развитии «советского европеизма» - идущую от немецкой классики и британской аналитической философии. В статье разбираются аргументы сторон и освещается предыстория этого спора, затронувшего широкий спектр проблем «науки о науке», истории философии и теории культуры.
Ключевые слова: советская философия, советский европеизм, канон науки, Гегель, противоречие, Восток и Запад, античное пиратство.
Рукопись Петрова была издана в 1995 со вступительной статьей С.С. Неретиной1. Закончена же она была еще в декабре 1968. Для Петрова тот год стал последним годом спокойной жизни в Ростовском университете; вскоре выйдет его нашумевшая статья о задачах истории философии , а уже весной 1969 начнется кампания травли.
В то время самые интересные разговоры велись на кухнях. В доме Ильенкова собирались лучшие философские умы страны, не раз там бывал и Петров3. Свежую рукопись «Искусства и науки» Петров отдал на рецензию Ильенкову и его ученику А.С. Арсеньеву. Их маргиналии, почти сплошь неодобрительные, были напечатаны в издании 1995 года.
Издательница этой книги С.С. Неретина увидела в заметках Ильенкова лишь «идеологические линзы» да «обычный марксистско-ленинский лексикон»4, которому Петров, де, «противопоставлял почти Сократово: "тише, не шуми" или "прочитай до конца и не шуми"» (с. 4). Суть их разногласий Светлана Сергеевна комментировать не пожелала. А попробовать - стоило.
Кратко о предыстории. Когда Петров учился в аспирантуре Института философии, Ильенков был там младшим научным сотрудником. Петров почти на год старше, оба фронтовики, а в философии - бунтари, не робевшие плыть против
1 Петров М.К. Искусство и наука. Пираты Эгейского моря и личность. М., 1995.
2 Петров М.К. Предмет и цели изучения истории философии // Вопросы философии. 1969. № 2. С. 126-136.
3 Михаила Константиновича хорошо помнит дочь Ильенкова - представительный был мужчина, производил впечатление на девушек.
4 Ответная реплика С.Н. Мареева: «Ведь это смешно, потому что и иная мать по отношению к своему ребенку употребляет "марксистско-ленинский лексикон": "пошлость", "вздор", "чушь". И я могу сказать Неретиной, что она несет вздор, значит, я тоже "марксист-ленинец". Все это мне напомнило, как ректор одного частного учебного заведения жаловалась мне, что студенты обозвали ее "комунякой" за то, что она требовала от них элементарной дисциплины» (Мареев С.Н. Встреча с философом Э. Ильенковым. Изд. 2-е, доп. Москва: Эребус, 1997. С. 18).
идеологического течения. Обоим крепко доставалось от «старших чинов», среди которых - членкор Академии наук М.А. Дынник, бывший научным руководителем Петрова и не позволивший ему представить к защите кандидатскую по античной философии5.
Был Дынник и в числе тех, кто несколькими годами ранее выталкивал Ильенкова из МГУ. Из донесения аспиранта С.И. Попова на закрытом партсобрании философского факультета (апрель 1955): «Тов. Ильенков, оправдываясь, говорил: "Дынник взгромоздился на трибуну и начал лаять на меня"»6.
Письмо Петрова к Ильенкову от 18 декабря 1960 года начинается так: «Пишет тебе та самая личность со странностями...». Знакомство их, видимо, было не особенно близким, но общались уже на ты. С переходом Петрова в Ростовский-на-Дону университет, где работал их общий друг А.В. Потемкин, общаться стали теснее.
По своим философским взглядам Ильенков и Петров оказались страшно далеки друг от друга. Странно, что их разногласия вышли наружу лишь к 1970-му году. В конце концов это сказалось и на их личных отношениях - привело к полному разрыву осенью 1973-го. Тем не менее именно Ильенкову принес свою рукопись Петров. Очевидно, он ценил Ильенкова как человека мысли и увидел в его замечаниях побольше смысла, чем С.С. Неретина.
Публично Ильенков не критиковал и вообще не упоминал имени Петрова, но, по воспоминаниям друзей, бурчал иногда: мол, некоторые считают, будто античная культура была создана пиратами...
Петров тоже взглядов Ильенкова почти не касался. В его посмертно опубликованных текстах нашлись два упоминания имени Ильенкова, оба раза - в негативно-критическом ключе, и всего одна цитата. Отрывок из статьи Ильенкова о предмете логики (а для Ильенкова логика, понятая как диалектика и теория познания, равнозначна истинной философии) Петров сопроводил следующим комментарием:
«Идеализма здесь, конечно, нет, но Гегель здесь налицо, - резюмирует Петров. -Загнанное в клетку логического формализма индивидуальное сознание, которому от имени истории диктуют рамки суверенности, как раз и есть Гегель в чистом виде. ... Но наука о науке, и здесь она очень близка к Канту, решительно не видит, чем бы в пределах такой рамки могло заняться мышление, творчество. С точки зрения науки о науке гегелевская схема выступает лишь философией пропедевтики науки, философией выхода на передний край науки по моментам ее истории. Это философия детей школьного возраста и студентов, которые не только имеют право, но и обязаны, если они хотят что-то сделать в науке, овладеть наличной системой
у
формализма, не слишком задумываясь о тайнах, загадках, непознанном» .
Удивительное - я бы даже сказал, карикатурное - прочтение Гегеля. Великий немецкий диалектик «в чистом виде» (!) изображается как «логический формалист». Ничего, кроме формализма да школярских схем, Петров в трудах Гегеля вычитать не сумел. Жаль, что Петров не потрудился объяснить нам, почему автор «Капитала»
5 В прошлом году текст был наконец опубликован. Аспирантская работа объемом без малого 20 печатных листов написана талантливее и глубже, чем всё, что вышло из-под пера профессора Дынника. См.: Петров М.К. Проблемы детерминизма в древнегреческой философии классического периода. Ростов н/Д., 2015.
6 Ильенков и Коровиков. Страсти по тезисам о предмете философии (1954-1955). Авт.-сост. Е. Иллеш. М.: Канон+, 2016. С. 70.
7 Петров М.К. Философские проблемы «науки о науке». Предмет социологии науки. М., 2006. С. 39-40 (Курсив мой. - А.М.).
объявил себя «учеником этого великого мыслителя», если Гегель так бесполезен на «переднем краю науки»...
Нет, формализма у Гегеля хватает. Ильенков тоже не раз критиковал гегелевскую манеру подменять конкретное историческое исследование спекулятивно-логическими выкладками. Еще молодой Маркс упрекал Гегеля в том, что действительность растворяется в абстракциях и что «дело самой логики» ставится выше «логики самого дела» . Но разве в этом суть гегелевской науки логики?
Живой душой гегелевской диалектики является категория противоречия. «Гегель установил, что пресловутый "запрет противоречия" для мышления (для мышления!) - не закон, а всего-навсего абстрактно сформулированное требование, никогда и нигде в реальном мышлении (в развитии науки и техники) не осуществляющееся и не осуществимое...»9. Мышление, разум в собственном смысле слова, и начинается «именно там, где человек - в отличие от животного - научается, по выражению Гегеля, выносить "напряжение противоречия", а затем - находить этому противоречию действительное, а не словесное разрешение»10. Ильенков всю жизнь об этом твердил устно и письменно.
Со своей стороны, Петров выдает Аристотелев запрет противоречия за некий извечный архетип «европейского мышления», в отличие от иных (индийской и китайской, в частности) культур. «Нетерпимость к противоречию - одна из движущих сил европейского мышления, заставляющая его без конца изворачиваться в поисках новых непротиворечивых истолкований, а вместе с тем и весьма существенная черта европейской психологической установки, которая не имеет соответствия в других культурах»11.
Ну а как быть с Гераклитом и Кузанцем, Спинозой и Фихте, не говоря уже о самом Гегеле? С диалектиками, имевшими совершенно иную - неаристотелеву -«психологическую установку» в отношении противоречия? Зачислим этих светочей европейской философии в отщепенцы? Так в учебниках и запишем: занимались контрабандой «азиатских», индо-китайских, архетипов мышления в европейскую культуру, к ним «нетерпимую»?
Вот где ахиллесова пята - вернее, логическая дыра - петровского «культурологического» подхода к философии. А вовсе не там, где ее усматривали профессора Соколов и Дынник.
Петров выводит научное творчество за границы науки логики, превращает в некий принципиально алогический акт, протекающий в потаенных глубинах «индивидуального сознания», - а затем критикует Ильенкова за «гегельянское» стремление выразить этот акт в логических категориях.
Сам Петров в категориях науки логики ничего, кроме формальных схем, в упор не видит. Он вообще философию за науку не держит. Петровская «наука о науке» своим предметом имеет исключительно естествознание. Он пишет об этом с евклидовой прямотой: «Здесь и ниже в термин "наука" включается главным образом естествознание»12.
8 Маркс К. К критике гегелевской философии права // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения, 50 тт. М., 1955. Т. 1. С. 236.
9 Ильенков Э.В. Проблема противоречия в логике // Диалектическое противоречие. М., 1979.
10 Ильенков Э.В. Думать, мыслить... // Общество и молодежь. М., 1968. С. 270.
11 Петров М.К. Искусство и наука. Пираты Эгейского моря и личность. М., 1995. С. 53. Подчеркнувший эти фразы Ильенков начертал на полях немое «?!!».
12 Там же, с. 32.
Любой позитивист подпишется под этой фразой без тени сомнений. Петров сначала вычеркивает из понятия науки гуманитарное знание, а затем констатирует: наука не знает человека. «Канон науки, таким образом, не только не включает человека, но и активно исключает его. Научное знание начинается там, где кончается человек. ... Наука по канону слепа к человеческому, не видит и не в состоянии видеть человеческого, даже если бы захотела»13.
Кое в чем Петров прав: в такой, позитивистский, «канон» науки не впишешь ни Маркса, ни Выготского, ни школу «Анналов», - о философии и говорить нечего. Всё «человеческое» выдворяется за ограду науки, после чего человеческая личность оказывается для науки вещью в себе. Не случайно Петров с такой симпатией относится к кантовскому понятию Ding an sich, воспевая его как «принципиально неистощимый источник нового знания» и «основание нравственного достоинства
14
личности» .
Петров приводит нехитрый довод, известный по меньшей мере со времен Кьеркегора: наука имеет дело с всеобщим и объективным, а человек, тем более творческая личность, - штука уникальная и очень, очень субъективная. Ильенков на полях восклицает: «Вздор, вздор!». Не от человека наука избавляется, а от индивидуальных «капризов его воли и сознания»15. Наука без человека - это позитивистский «сайенс», раз за разом повторяет Ильенков.
Еще один пункт его расхождений с Петровым - абстрактное противопоставление «русского» и «западного». Тоже, в общем-то, старый «культурологический» трафарет, затрепанный еще славянофилами. Ильенков подчеркивает, что в русской культуре наряду с «восточным» началом существует и самое что ни на есть «западное», революционно-демократическое. Оно-то и есть для Ильенкова лучшее, самое ценное в русской культуре.
С другой стороны, сама западная культура тоже отнюдь не монолит. Напротив, она, как ни одна другая, испещрена трещинами противоречий - в этом-то и кроется причина ее необыкновенной динамичности и пластичности. В ней уживается революционность и консерватизм, мещанство - с бунтарством, демократия и свобода - с эксплуатацией и насилием, высокий идеализм - с самым пошлым утилитаризмом...
Ильенков призывал и требовал мыслить конкретно, т.е. схватывать единство во многообразии культурных различий и противоречий. «Культурологические» типологии Петрова представлялись ему наборами грубых абстрактных схем. «Ты гасишь в абстракциях все эпохи, все их своеобразие, и принимаешь эту операцию за философию!»16.
Так оно и бывает: кто громче всех попрекает Гегеля за «формализм-схематизм», тот сплошь и рядом впадает в «гегельянщину» самого дурного толка. А «культурологи» грешат схематизмом едва ли не поголовно. Контроверза «Восток vs. Запад» сделалась у них расхожим клише. Тем временем «Востока» в мире с каждой пятилеткой остается все меньше. И лелеющие свою восточную «инаковость» народы, и озабоченные своей вселенской миссией «евразийцы» бредут зигзагами вслед за убегающим Западом.
Западная культура справилась со всеми внешними вызовами и глобализовала мир, однако внутри нее, практически с самого начала ее истории, зреет и ее
13 Там же. С. 47-48.
14 Петров М.К. Философские проблемы «науки о науке». С. 41.
15 См.: Петров М.К. Искусство и наука. С. 47, прим. 31 (Э.В. Ильенков).
16 Там же, с. 55, прим. 37 (Э.В. Ильенков).
собственное отрицание. Ильенков упрекает Петрова в том, что тот «не знает и не желает знать» Спинозу, Фихте, Гегеля - философов, подготовивших «как раз разумное (а не анархистски-пиратское) отрицание (самоотрицание) буржуазности. А ты не видишь. Еще точнее: нас губит не европеизм, а недостаток в нем, в положительных результатах буржуазной культуры (грамотность, навыки
17
демократизма и т.д.)» .
Петров доказывает превосходство «русского реформатора жизни» над
западным. В этом месте - реплика Ильенкова: «Да здравствует Византия, третий Рим!
18
Долой "Запад"! Да здравствует "Восток"! Русская душа! Стыдно, М.К.!»
Свой спор с Петровым Ильенков ведет с позиций советского европейца. Петров представляется ему сторонником индивидуалистского, «анархически-пиратского» начала культуры. Это, конечно, грубая натяжка. По складу мысли Петров тоже был европейцем, только другого, англосаксонского покроя. Если Ильенков тяготел к немецкой глубине и «цветущей сложности», то Петрова восхищала «английская простота и ясность»19. В конце концов, культивируемый Петровым «сайенс»20 - это тоже сугубо западный идеал.
Иное дело, что Ильенков мыслил еще «прозападнее». Намного критичнее, чем Петров, он относился и к тому «лагерю», в котором оба они обитали. На речи Петрова об «очевидных преимуществах социализма» в темпах развития науки и обновления общества, Ильенков реагирует саркастически: «"Я б даже ямбом подсюсюкнул, чтоб только быть приятней Вам"...? Не надо бы подсюсюкивать, Миша»21. И ниже -шпилька за шпилькой.
Годом раньше в письме к Ю.А. Жданову Ильенков жалуется на «ипохондрическое настроение» и предрекает наступление «полосы тухлого
безвременья, когда... на свет опять выползает всякая нечисть, ничего не забывшая и
22
ничему не научившаяся»22. Между этим письмом и книгой Петрова - советские танки в Праге... Ильенкова одолевает затяжная депрессия, не говоря уже о глубоких сомнениях в преимуществах социализма. Беда в том, что «восточное» у нас довлеет над «западным». Для Ильенкова это свидетельство исторической недоразвитости русской культуры; для Петрова - русский культурный «архетип».
Наименее убедительна, на мой взгляд, критика петровской гипотезы (полноценной научной концепцией ее вряд ли можно считать, особенно с учетом собственных взглядов автора на свойственную науке «слепоту к человеческому») о пиратах Эгейского моря.
Тут Ильенков чересчур упрощает проблему. В его глазах пираты - это продукт разложения старой формы жизни, но никак не созидания новой. Олицетворение варварского принципа: «круши их рай, Аттила!». Дальше проводятся какие-то притянутые за уши параллели с «принципом Бакунина, Ткачева», с казарменным коммунизмом. Ильенкова явно заносит. И раздраженная, но справедливая реакция
23
Петрова: «Откуда вся эта чушь? Прочитай сначала» . Как видим, Петрову тоже не был чужд «марксистско-ленинский лексикон».
17 Там же, с. 100, прим. 81 (Э.В. Ильенков).
18 Там же, с. 25, прим. 10 (Э.В. Ильенков).
19 Там же, с. 65.
20 «Везде у тебя перед глазами англосаксонская "сайенс", которую ты отождествил с "европейским способом мысли"» (там же, с. 97, прим. 77, Э.В. Ильенков).
21 Там же, с. 97, прим. 78 (Э.В. Ильенков).
22 Э.В. Ильенков: личность и творчество. М., 1999. С. 258.
23 Петров М.К. Искусство и наука. С. 64, прим. 46.
Мне лично «пиратская» гипотеза Петрова кажется вполне заслуживающей внимания, наряду, скажем, с «гоплитской» гипотезой Мартина Нильссона. Военное дело в античности было самой передовой, инновационной отраслью экономики, поставляя ей «одушевленные машины», рабов. Широкое применение рабского труда в плантационном хозяйстве, в рудниках и на гребных судах позволило грекам в сравнительно короткие сроки заложить материальный базис «греческого чуда».
Античное пиратство - точнее сказать, ратное дело вообще, на пару с работорговлей, - было своего рода средним машиностроением древнего мира. И уж во всяком случае, далеко не только грабежом и формой разложения общества, как думал Ильенков. К сожалению, Петров практически не освещает эту экономическую сторону дела. Он в основном напирает на личность пирата, при этом сильно ее идеализируя (описание этого типа личности заимствуется, в основном, из поэм Гомера).
Когда же речь заходит о причинах формирования «всесторонне и гармонически развитой личности» пирата, одиссеевского типа, Петров ограничивается указаниями на «беззащитность островного и прибрежного земледелия от морских набегов» (т.е. от пиратства же! выходит, пиратство - реакция на пиратство) да метафорой «тундровых условий», в коих только и мог совершиться «переход профессий в
24
личные навыки» .
Ильенков заметил это уязвимое место пиратской гипотезы, и не преминул ударить в него: «Откуда же сами пираты? Не оттого ли, что островное земледелие не могло прокормить будущих пиратов? Пираты сами следствие того самого кризиса, который ты изобразил как следствие пиратства. Выдал - в стиле лучшего религиозного мифа - следствие за причину своего собственного следствия... Сын породил отца. Ты еще фыркаешь на Гегеля...»25.
Античные пираты не только следствие кризиса в общественных отношениях, но и продукт развития высоких технологий тех времен. Последний фактор Ильенков явно недооценивал. Между тем пиратские корабли имели сложные и разнообразные конструкции, обеспечивавшие им господство на море. Быть может, Петров и преувеличивает, называя пентеконтеру «первой творческой лабораторией человека», но античный пиратский корабль, несомненно, был выдающимся изобретением, которое не могло не оказать влияния на общественные отношения людей Средиземноморья - а значит и на личность как «ансамбль общественных отношений» (Маркс).
Слабость «пиратской» гипотезы в том, что она никак не объясняет разницу во времени в несколько столетий между Одиссеями гомеровской эпохи и собственно «греческим чудом». Демократическая структура полиса, ставшего колыбелью высокой греческой культуры, гипотезой Петрова тоже никоим образом не объясняется. Напротив, он подчеркивает в пиратском предприятии необходимость весьма жесткой вертикали власти26. В данном плане та же «гоплитская» гипотеза выглядит гораздо предпочтительнее: связь фаланги с демократической структурой полиса более чем очевидна, и появляется фаланга, как и гоплитский щит - аспис,
24 Там же, с. 67.
25 Там же, с. 64, прим. 46 (Э.В. Ильенков).
26 «Основной элемент этой структуры - железная дисциплина: решительный и бескомпромиссный примат слова над делом, то есть активное присвоение всей совокупности воль одним человеком - "повелителем"...» (там же, с. 226).
27
практически одновременно с первыми греческими демократиями . Неудивительно, что историки античности не поддержали гипотезу Петрова, да и вообще, всерьез ею не заинтересовались.
Однако сам принцип - зависимость структуры общественных отношений от развития техники - историки давным-давно восприняли, и сделали с его помощью немало выдающихся открытий (Линн Уайт с его знаменитым «тезисом стремени», Марк Блок о «триумфе водяной мельницы», разнообразные теории «огнестрельной
революции» и др.). Первым же этот принцип четко сформулировал и обосновал в
28
«Нищете философии» Маркс28.
В заключение мне хотелось бы поблагодарить Светлану Сергеевну Неретину за то, что она открыла для нас эту интереснейшую страницу истории советской философии - предоставила возможность проследить за столкновением двух незаурядных умов. Спор Ильенкова с Петровым ушел в историю, но никуда не делись проблемы, которые они поставили и обсуждали. Их доводы и контраргументы могут стать немалым подспорьем в решении этих проблем.
Список литературы
1. Вернан Ж.-П. Происхождение древнегреческой мысли. М.: Прогресс, 1988.
2. Ильенков и Коровиков. Страсти по тезисам о предмете философии (1954-1955). Авт.-сост. Иллеш. М.: Канон+, 2016.
3. Ильенков Э.В. Думать, мыслить... // Общество и молодежь. М.: Молодая гвардия, 1968.
4. Ильенков Э.В. Проблема противоречия в логике // Диалектическое противоречие. М.: Политиздат, 1979.
5. Мареев С.Н. Встреча с философом Э. Ильенковым. Изд. 2-е, доп. Москва: Эребус, 1997.
6. Маркс К. К критике гегелевской философии права // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения, в 50-ти томах. М.: Политиздат, 1955. Т. 1.
7. Маркс К. Нищета философии // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения, в 50-ти томах. М.: Политиздат, 1955. Т. 4.
8. Нефедкин А.К. Изучение феномена фаланги в историографии новейшего времени // Мнемон: Исследования и публикации по истории античного мира. Вып. 3. СПб., 2004. С. 453-464.
9. Петров М.К. Проблемы детерминизма в древнегреческой философии классического периода. Ростов н/Д.: Издательство Южного Федерального университета, 2015.
10.Петров М.К. Искусство и наука. Пираты Эгейского моря и личность. М.: РОССПЭН, 1995.
11.Петров М.К. Предмет и цели изучения истории философии // Вопросы философии. 1969. № 2. С. 126-136.
12.Петров М.К. Философские проблемы «науки о науке». Предмет социологии науки. М.: РОССПЭН, 2006.
27 Блестяще показана связь демократии и фаланги в работе Ж.-П. Вернана «Происхождение древнегреческой мысли» (М., 1988. С. 80-84). См. также обзор западных версий гоплитской гипотезы в статье: Нефедкин А.К. Изучение феномена фаланги в историографии новейшего времени // Мнемон: Исследования и публикации по истории античного мира. Вып. 3. СПб., 2004. С. 453-464.
28 «Приобретая новые производительные силы, люди изменяют свой способ производства, а с изменением способа производства, способа обеспечения своей жизни, - они изменяют все свои общественные отношения. Ручная мельница дает вам общество с сюзереном во главе, паровая мельница - общество с промышленным капиталистом» (Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 4. С. 133).
CONCERNING E.V. ILYENKOV'S MARGINALIA ON M.K. PETROV'S MANUSCRIPT "ART AND SCIENCE"
A.D. Maidansky
Belgorod state national research university e-mail: maidansky@caute.ru
The controversy of E.V. Ilyenkov against M.K. Petrov allows to see clearly the two lines in "Soviet Europeanism" that are coming from the German classics and from the British analytical philosophy. The article deals with the arguments of the both parties, and it also highlights the background to this dispute, which affected a wide range of issues of the "science of science", of the history of philosophy and theory of culture.
Keywords: Soviet philosophy, Soviet Europeanism, the canon of science, Hegel, contradiction, East and West, ancient piracy.