CC BY
20
В 2008 г. вышла книга бывшего гражданина СССР, а ныне американского профессора социологии В. Э. Шляпентоха, о современной России как о феодальном обществе*. Автор статьи обращает внимание на основные положения этой книги и дает свои ответы на важные вопросы современности. Действительно ли Россия - феодальное государство, и все ли в России является феодальным? Какие уклады доминируют в политической, хозяйственной и социальной жизни? Возможен ли отказ от феодальных практик? Есть ли будущее у России, и какую цену придется за него платить?
Ключевые слова: современная Россия, феодальное общество, модернизация, борьба за власть, архаика, постмодерн
О времени, в котором мы живем
Д. А. ФОМИН,
кандидат экономических наук,
Институт экономики и организации промышленного
производства СО РАН,
Новосибирск
E-mail: [email protected]
Россия похожа на слона из притчи, крупные размеры которого при близком разглядывании и ощупывании способны ввести в заблуждение самый пытливый и дисциплинированный ум. Как известно, большое лучше всего рассматривать на расстоянии. Нужны дистанция (например, Атлантический океан) и удобная смотровая площадка (вполне сойдет кафедра социологии Мичиганского университета). С учетом этих условий наш бывший соотечественник, а ныне профессор социологии американского университета Владимир Эммануилович Шля-пентох сумел многое разглядеть и понять. Теперь, благодаря издательству «Столица-принт», заокеанским видом России могут полюбоваться (ну или ужаснуться) и ее жители.
* Шляпентох В. Э. Современная Россия как феодальное общество. Новый взгляд на постсоветскую эру / Пер. с англ. Ю. Гольдберга. - М.: Столица-принт, 2008. - 328 с.
Современность: средневековое прочтение
Что из себя представляет Россия в понимании В. Э. Шля-пентоха, понятно уже по названию книги. Внутри на 328 страницах приводятся доказательства тезиса-заголовка. Работа построена очень просто. В начале каждой главы (всего их 11, первые две - общеметодологические) рассматривается какой-либо феномен средневековья, дается его содержательная характеристика. Затем на конкретных примерах из российской практики приводятся доказательства наличия этого феномена в современном обществе. Простота эта, разумеется, обманчива. Виртуозное сопоставление прошлого и настоящего, проделанное автором, требует больших знаний, колоссальной начитанности, академической строгости. Ни в одной из проведенных им исторических параллелей я не усомнился и не увидел надуманности.
Порадовали и первые две главы, в которых можно найти оценки и классификации общества, предложенные выдающимися западными социологами. Российский интеллектуальный рынок насыщен идеями, почерпнутыми из учебников по социологии для провинциальных западных колледжей. По большому недоразумению российские социологи эти идеи приняли за передовые достижения науки, а их авторов - за выдающихся мыслителей современности. В этих условиях не может появиться хоть что-то стоящее, выбивающееся из рамок серости и убогости. Дефицит переводных идей и теорий в отечественной социологии несомненен, и книга «Современная Россия» в какой-то степени его преодолевает.
Очень впечатляет добросовестность В. Э. Шляпентоха, библиографическая глубина проработки книги - список литературы к главам и библиография (они размещены отдельно) насчитывают около тысячи наименований. Ни одно сколько-нибудь значимое общественное событие постсоветской России не прошло мимо автора. Небольшая по размеру книга (я ее осилил за полтора дня) дает для понимания современной России больше, чем чтение сотен статей, журналов и монографий.
Несомненное достоинство книги - ее язык, лаконичность и простота изложения. Книгу прочли многие мои друзья, не гуманитарии, и ни у кого она не вызвала сложностей.
Это означает, что автор очень непростые проблемы сумел выразить так, что они стали понятны и доступны любому образованному человеку. Лексический поток книги можно выразить двумя словами: глубина и ясность. Немалая заслуга в этом переводчика Ю. Гольдберга.
Достаточным критерием высокого качества книги является прирост знаний и представлений у читателя, положительный ответ на вопрос «Узнал ли он что-то новое из книги, изменились ли его оценки после ее прочтения?» Раньше я смутно представлял, что движет высшими должностными лицами России при принятии важнейших государственных решений. Не мог правильно интерпретировать результаты исследований наших либеральных социологов, объединенных «Левада-центром». Не до конца понимал причины роста бюрократического аппарата и частных охранных структур, особенности национальной и региональной политики Кремля и его идеологии. Теперь нет пробелов, я вполне удовлетворен объяснениями профессора Шляпентоха. Более того, считаю их самыми лучшими объяснениями на сегодняшний день.
Чем еще ценна книга «Современная Россия»? Тем, что представляет собой научное социологическое исследование, которые очень редки в России. Согласно современным представлениям, социология как самостоятельная наука появилась только в эпоху развития капитализма, в XIX веке, а первые центры социологических исследований - в начале XX века1. В феодальном обществе, по определению, нет и не может быть никакой социологии. Совсем не случайно в книге практически нет ссылок на работы отечественных социологов, а цитируемая русскоязычная литература кроме эмпирики ничего не содержит. Вне всякого сомнения, книгу по достоинству оценили уже в издательстве. Аннотация издателя не заканчивается традиционным пошлым «книга предназначена для социологов, преподавателей и студентов социологических факультетов». Качество этих самых социологов, преподавателей и студентов, похоже, уже ни у кого не вызывает иллюзий.
1 Российская социологическая энциклопедия / Под общ. ред. Г. В. Осипова. -М.: Издательская группа ИНФРА, 1998. - С. 486.
Но откликнуться на книгу я решил не для раздачи комплиментов ее автору и привлечения массового читателя. Книга -не девочка, чтобы всем нравиться. Автор - заслуженный и уважаемый человек, а потому нуждается в честной и открытой дискуссии, а не в дежурной лести. Да и мне меньше всего хотелось бы походить на литературного критика, нанятого по мелкому прайсу крупным книжным дистрибьютором для написания рецензии, которую некому читать, на книгу, которую некому покупать.
Откликнуться я решил потому, что в принципе не согласен с автором. Так же, как и профессор Шляпентох, я начну с прямого заявления о том, что современная Россия не есть феодальное общество. Более того - никогда не сможет таким стать. Это самое важное. Ну а все, что написано ниже, содержит только доказательства этого тезиса и необходимые в таком случае оговорки.
От советского модерна к российскому
Основные претензии, которые можно предъявить к книге В. Э. Шляпентоха, - методологические. Подобно тому, как недостатки фундамента могут обрушить все здание, так и ошибки методологии могут привести к неверным научным результатам. Претензий две.
Самое главное - доказательство феодальности России является исключительно феноменологическим. Автор посчитал, что достаточно привести несколько примеров из Средневековья (их количество совпадает с количеством неметодологических глав и равно 9), найти им аналоги в современном российском обществе - и факт феодализма уже доказан. И дело здесь, конечно же, не в количестве собранных фактов и обоснованности исторических параллелей (при желании их можно найти гораздо больше и обосновать не менее логично), а в самом подходе. С таким же успехом в современном российском обществе можно найти элементы иных, нефеодальных отношений. И на этом основании доказывать все, что угодно. Начиная с того, что Россия является рабовладельческой страной (ведь в России встречается рабство!2) и вплоть до того,
2 Теме рабства был посвящен специальный номер русскоязычной версии ж-ла «Newsweek»: Newsweek. - 2007. - № 12.
что ее экономика инновационна3. Фактами и примерами здесь ничего не докажешь и не опровергнешь. Это первая претензия к автору.
Практически всю первую главу (С. 17-36) автор посвятил критике существующих политических и экономических определений современной России. Эти характеристики (перечень довольно длинный) он вполне заслуженно называет «ярлыками». Критика вполне справедливая. За основу взяты различные аспекты государственного устройства (демократия, авторитаризм, тоталитаризм), формы правления (республика, автократия), территориальная организация государства (федерация, унитаризм), либо выделены отдельные яркие признаки (клептократическое государство, православная цивилизация и т. д.). Все эти определения избыточно-нюансированы, могут наполняться самым разнообразным смыслом в зависимости от идеологической позиции и не привносят в общественную дискуссию ничего, кроме многозначительности и хаоса. Выход, по мнению В. Э. Шляпентоха, один - полный отказ от дискредитированных и, самое главное, плохо описывающих практическую действительность терминологических клише.
Я разделяю это предложение. Скажу по-другому: необходима привязка современной политической и экономической реальности России к более надежной и более обоснованной системе исторических координат. Автор пишет, что использует для анализа сегментированный подход, который предполагает, что любое историческое общество включает в себя разные элементы социальной организации (С. 38-45). Далее делает вывод, что «идеальной моделью» для описания современного российского общества является феодальная (С. 56-59). Но выбор данной модели ничем не аргументируется. Это вторая методологическая претензия.
Но критика - критикой, и претензии - претензиями. Ни от чего нельзя отказываться, пока не предложишь что-то другое. Сформулирую свое понимание сущности современной
3 Об этом очень любят рассказывать глянцевые деловые издания. Например, в ж-ле «Эксперт» есть специальная рубрика «Наука и технологии». Выпускаются тематические номера. Например, №29 за 2009 г. вышел под заголовком «Инновации, изменившие мир».
России. Начать лучше всего с банальных, во многом спекулятивных (но от этого отнюдь не лишенных смысла) утверждений. Мои друзья после прочтения книги говорили примерно следующее: «Хорошо, феодализм. Все верно. Но как же тогда ядерное оружие? Лидерство, которое Россия все еще сохраняет в некоторых высокотехнологичных отраслях (космонавтика, самолетостроение)? Высокий удельный вес городского населения? Нобелевские лауреаты, живущие в России?». Очевидно, что многое из российской жизни не укладывается в жесткие рамки феодализма, очерченные автором книги.
Сделаю одно осторожное утверждение. Верно, что в России есть феодализм. Но не менее верно и другое: не все в России есть феодализм. Но что же в таком случае представляет наша страна? И как ее можно описать? Точкой отсчета современного российского времени могут послужить события двадцатилетней давности, когда обозначились основные акторы постсоветской истории и были сформулированы основные тренды ее развития. Как говорят в старинных фильмах, «перед чем-то было Что-то» (именно так, с большой буквы).
Некоторые черты феодализма, присущие советскому обществу, отмечали многие непредвзятые исследователи. А. А. Зиновьев, М. С. Восленский писали об этом еще в 1970-е годы. В 1990-х годах А. Г. Вишневский пришел к выводу, что в СССР так и не была закончена модернизация общества, не создан новый тип человека индустриальной и постиндустриальной эпохи4.
Но все-таки еще двадцать лет назад появление книги, в которой бы доказывалось, что СССР - феодальная страна, было невозможным, основания для этого были недостаточны. По важнейшим экономическим, социальным, военным, демографическим, научно-техническим и геополитическим параметрам Советский Союз был одной из передовых стран мира. Его исторический опыт весьма разнообразен, описательные характеристики (так же как и в случае с современной Россией) -крайне неоднородны. Чтобы не впадать в многочисленные
4 Вишневский А. Г. Серп и рубль: консервативная модернизация в СССР. -М.: О.Г.И., 1998.
идеологические ереси, оттолкнемся от факта, который невозможно отрицать.
Поздний СССР был модернизационным обществом (или обществом модернити). Процесс его построения - модернизация - предполагает индустриализацию экономики, урбанизацию населения, повышение его вертикальной и горизонтальной мобильности, качественный и количественный рост науки и образования, обязательное разделение светского и духовного. Такая радикализация жизни связана с насилием над обществом и его отдельными социальными группами, поэтому проводиться может только государством, которое и является сувереном модернизационного общества.
Некоторые проницательные мыслители еще в конце 1930-х годов поняли, что все общества модернити имеют паттерны, общность которых не могут заслонить различия (зачастую принимающие формы политического противоречия и военного противостояния) экономического, социального и идеологического характера. Логическое завершение эти воззрения получили к началу 1960-х годов в виде разработанной на Западе теории конвергенции, считающей социализм и капитализм разновидностями (инвариантами) одного и того же общества. В этом смысле эволюция советского общества во многом напоминала эволюцию развитых стран Запада.
Во второй половине 1970-х годов модернизационные тенденции в СССР начали обрываться, а их представители - дискредитироваться в глазах общества, терять рычаги влияния и власти. Последняя отчаянная попытка модернизационной страты переломить ситуацию и заявить о своих правах на будущее датирована 1985 г. и широко известна как программа ускорения. Она была разработана в начале 1980-х годов в Институте экономики СО АН СССР. Идеологам и разработчикам этой программы удалось донести ее основные положения до высших должностных лиц государства, а отдельные элементы - реализовать. Последняя в СССР модернизационная реформа дала много положительных результатов (их можно наблюдать до сих пор), но в целом не оправдала возложенных
на нее надежд5. Потерпела поражение не реформа, а интеллектуальный и технократический слой советского общества, ответственный не только за модернизацию страны, но также и за воспроизводство и обслуживание огромного комплекса советской машинерии.
Здесь не время и не место обсуждать, почему политическая мутация 1990-х годов не пустила в дальнейшую историю все самое лучшее и ценное, накопившееся в позднем СССР. Вопрос этот до сих пор очень болезненный и актуальный. Отмечу только, что современные эпигоны из бюрократических, академических и журналистских кругов, без устали повторяющие слова о модернизации, технопарках и инновационных кластерах, и близко не подошли к пониманию сущности политики ускорения двадцатилетней давности. Они не выявили причины ее провала и не в состоянии из-за собственной деградации воспроизвести опыт предшественников-реформаторов в сегодняшних условиях.
Как бы то ни было, накопленный к концу 1980-х годов колоссальный материальный и человеческий потенциал не мог исчезнуть в одночасье. Подвергнутый перманентной деградации и запредельным нагрузкам, он существовал в течение всего постсоветского времени. Существует и до сих пор. Это первый модернизационный компонент современного российского общества.
На пути к феодализму
Тогда же, в конце 1980-х годов, в СССР обозначилась другая значимая тенденция, эксплуатировавшая в культурологическом отношении идею Золотого века, на которой держался архаичный дохристианский мир. Золотой век - это некий идеалистический конструкт из прошлого, своей гармонией
5 Некоторые авторы называют ускорение «реформой академика Аганбегяна» по имени руководителя Института экономики СО АН СССР того времени (см., например: Бокарев Ю. П. СССР и становление постиндустриального общества на Западе, 1970-1980-е годы. - М.: Наука, 2007. - С. 381, 261). Не отрицая важности персонификации реформ, следует учитывать силы, которые олицетворяли их отдельные авторы (научные, технические и военные кадры, сконцентрированные в академических, отраслевых НИИ и КБ, предприятиях военно-промышленного комплекса, вооруженных силах).
и совершенством оттеняющий ужасающие противоречия современности. Он служит источником сегодняшнего притяжения, наглядным опровержением материальности и линейности времени, хронологическим рециклом.
В психологическом отношении архаизация была ответом окончательно больного к тому времени социума на муки и страдания, сопровождающие модернизацию. Архаизация означала исчерпанность витальных сил народа, решительно порвавшего с многовековым аграрным прошлым, отдавшего все ради индустриализации, положившего свои кости на стройках века и вытянувшего все жилы на покорении космоса, освоении целины, разгадке термояда. Имперская ноша оказалась слишком тяжелой для русского народа, и на новую модернизацию сил не осталось.
Архаизация советского пространства началась с дикой ностальгии по прошлому, которого никогда не было, и с мантры «Россия, которую мы потеряли». Россия впала в дежавю. Критики модернизации сфокусировали внимание не на ее результатах и достижениях, а на цене, которую пришлось заплатить за них.
Многие черты архаизации приведены в работе В. Э. Шля-пентоха. Дополню его соображения некоторыми функциональными описаниями. Наиболее заметные изменения произошли в экономике. Воздержусь от использования цифр и статдан-ных, найти их не составляет труда. Более-менее успешно функционируют только сырьевые отрасли (добыча нефти, газа, угля), отрасли исходной переработки сырья (металлургия, часть химической промышленности), электроэнергетика. Все это отрасли первичного промышленного передела, где добавленная стоимость формируется за счет природной ренты и хищнического проедания советского материального и кадрового наследия.
Разрушены практически полностью сложные и высокотехнологичные отрасли советской экономики (обрабатывающая промышленность, наука, образование, здравоохранение). Феодальным стало сельское хозяйство. Проведенная в 2006 г. Всероссийская сельскохозяйственная перепись показала, что в производстве продовольствия принимают участие около
100 млн чел., то есть свыше 2/3 граждан страны. При этом Россия потеряла продовольственную независимость - не менее 45% продовольствия является привозным.
Принципиально новыми отраслями (чье создание не было обременено советскими активами) для российской экономики стали только самые примитивные: общественное питание (первая) и розничная торговля (вторая). Третью - туристический бизнес - отечественные предприниматели так до сих пор и не создали.
Борьба за власть
В области сословных иерархических отношений бывшего советского социума произошло изменение, о котором, несмотря на исключительную важность, не принято распространяться. В результате нарушения хозяйственных связей, распада больших экономических образований, откровенной деградации государственных институтов и законности, краха идеологических ценностей модернизационного общества неизбежной стала социальная атомизация его членов, потеря общности. В агонизирующем разреженном постсоветском социальном пространстве отмобилизовалось множество групп для захвата управления страной. Успеха в этом соревновании, призом которого была власть и практически неограниченные возможности личного обогащения, добиться могла только та сила, которая обладала внутренними самодостаточными системными качествами, и потому крах советской системы не задел основ ее существования. Виктор Черкесов в своей знаменитой статье очень удачно назвал эту силу «чекистским крюком»6.
Успех чекистской группы определялся тем, что она владела практикой внезаконной (надзаконной) деятельности (что очень пригодилось в условиях правового вакуума, когда старые советские законы уже не действовали, а новые не были приняты), использовала навыки конспиралогической деятельности (которые позволяют скрыть от общественности механизмы достижения цели и сами цели), обладала корпоративной этикой и системой ценностей (что консолидирует людей
6 Черкесов В. В. Нельзя допустить, чтобы воины превратились в торговцев // КоммерсантЪ. - 2007. - № 184 (9 октября).
в единое целое, мотивирует деятельность каждого члена, наполняет его жизнь смыслом).
Выиграли, разумеется, не только чекисты. На российском пространстве стали доминировать социальные группы, которые в советское время обладали альтернативной системой ценностей и организационно-хозяйственным укладом, не вписывающимся в советскую действительность. Например, организованные преступные группировки. Или та же русская православная церковь. Их отличительная черта - активное участие в распределении и потреблении материальных ценностей, государственных и общественных ресурсов с одновременной неспособностью их производить.
Наиболее драматичная борьба за власть развернулась во второй половине 1990-х годов между двумя однотипными группировками - чекистами и организованной преступностью (к тому времени эволюционировавшей до крупных олигархических кланов), которые по важнейшим параметрам были сопоставимы друг с другом. Например, консолидированные размеры частных армий и служб охраны примерно соответствовали численности государственных спецслужб и правоохранительных органов. А по некоторым параметрам (вооружению, средствам связи, агентурной сети) - даже превосходили. Тем не менее чекистская группировка одержала победу.
Объясняется это тем, что чекисты сумели использовать в своих целях остатки государственного могущества. Проведенные В. В. Путиным в конце 1990-х - начале 2000-х годов административные, кадровые и военно-технические реформы, направленные на усиление государства, вызваны были необходимостью удержания власти и ослабления потенциальных претендентов на нее. Чекисты победили, потому что использовали в борьбе институт модернизационного общества - государство. Олигархи же опирались на архаичные (как пишет В. Э. Шляпентох, средневековые, феодальные) институты частной охраны и частные армии.
Какими бы мотивами ни руководствовались чекисты, тем не менее во многом благодаря им удалось сохранить страну и государство от угрозы феодального распада и территориальной ломки, о чем вполне справедливо написал В. В. Черкесов. Наверное, это самая большая заслуга В. В. Путина как
государственного деятеля. «Чекизм», переросший рамки корпоративности, стал современной государственностью.
Однако не следует преувеличивать и рамки этой государственности. Они во многом определены спецификой группы, находящейся у власти, и условиями ее формирования. Единственное, что она умеет - утилизировать доставшиеся ей ресурсы и, говоря оперативным языком, сохранять при этом контроль над ситуацией. Ни о каком созидании и модернизации в рамках такой государственности речи быть не может. И, конечно же, чекисты взяли власть в кровавых терках и разборках совсем не для того, чтобы делиться ею с интеллектуалами и технократами.
Ценности и их носители
Еще один аспект современного общества, который сознательно замалчивается официальной социологией, - положение народа и национальные отношения на просторах бывшего СССР. Само по себе это также является свидетельством кризиса науки. Российская социология есть наука о мелочах и частностях (гендерные отношения, сексуальные меньшинства, олигархи, нелегальные мигранты и т. д.). Ну а главные и важные темы - темы положения народа - остаются за пределами рассмотрения.
Модернизация экономики была невозможна без изменения общественного типа человека - на смену архаичным аграрным ценностям должны были прийти ценности индустриального урбанистического мира. Процесс ломки русского человека активно начался во второй половине XIX века с разрушения крестьянской общины и достиг своего апогея в конце 1920-х - начале 1930-х годов, ознаменовавшихся массовым переселением в города, индустриализацией, ростом образования и повышением массовой культуры. Новой общиной нового человека в новом обществе стали производственные коллективы и рабочие бригады, армейские роты и пограничные заставы, конструкторские бюро и вузовские кафедры.
Изменилась система ценностей. На смену архаичным (трудолюбие, прилежание, уважение к старшим, почитание власти и церкви) пришли ценности образования и науки,
квалификации, новаторства, справедливости, умения решать поставленные задачи. Они определяли мотивацию человека и служили мерилом его оценки. Идеологический проект создания нового человека начался с мифа 1930-х годов о Павлике Морозове, решительно порвавшем с уходящими ценностями своего отца, и окончательно утвердился в 1960-х годах в официальном кодексе строителя коммунизма и в неофициальных фантастических утопиях братьев Стругацких.
Отказ от модернизационных достижений общества означал отказ от их создателей и носителей идей. Люди, для которых «первым делом самолеты», а все остальное - потом или вообще никогда, с удивлением узнали, что «дом - это главное место на земле». Мир советского человека практически в одночасье сократился с миллионов квадратных километров страны до жалких нескольких десятков метров приватного жилья и убогих шести соток дачного участка. Место летательных аппаратов и космических кораблей в этом мире занимают автомобильные новинки, а межпланетные путешествия - туры от «National Geographic».
Собственно говоря, это и предопределило современную катастрофу российского социума, его самоубийственный тренд, в основе которого - острый психологический конфликт между архаичными условиями существования и модернизационным типом личности. Человек, знающий секреты ядерного оружия, никогда не будет почитаться обществом, в котором размахивают деревянной дубиной. Прошлое невозможно и нежелательно. Настоящее ненавистно. Будущего не видно. Стоит ли такая жизнь жизни?
Единственные, кто описал это состояние, - российские социологи Л. Гудков и Б. Дубин из Центра изучения общественного мнения. Признаюсь, я нигде не встречал такого откровенного анализа работ «Левады-центра», как в работе В. Э. Шляпентоха (С. 126-128). «По мнению Л. Гудкова... жители России являются архаичными и примитивными людьми. Рабочие представляют из себя пьяниц и воров, которые не хотят честно и интенсивно трудиться и постоянно жалуются на низкую заработную плату. У них отсутствует мотивация и они не способны к творчеству. Им нужны жесткие организационные правила и технологический контроль.
Россияне пассивны и сопротивляются переменам. Они почитают слабых, бедных и страдающих, то есть неудачников. Они часто ссорятся с коллегами, родственниками и соседями. Подъезды и лифты домов они превратили в туалеты. Как человеческим существам, утверждает Лев Гудков, им чужды возвышенные устремления, и они склонны лишь к девиант-ным и индивидуалистическим действиям... Борис Дубин добавляет, что культурный уровень россиян крайне низок: только 50% населения интересуются зарубежной культурой и историей. Жители России страдают комплексом неполноценности и отличаются пессимизмом (только 4-5% граждан России оптимистичны). Они не любят и не уважают самих себя. Россияне, особенно старше 40 лет, обидчивы, злобны и недовольны».
Верны ли эти описания? На мой взгляд, да. Однако Л. Гудков и Б. Дубин забыли многое объяснить и добавить. Они должны были задуматься над тем, как пьяницы и воры сумели завоевать самую большую в мире территорию и создать на ней мощнейшую империю. Как эти люди еще несколько десятилетий назад победили в самой кровавой и тяжелой войне за всю историю человечества, первыми сумели вырваться в космос, произвести самое совершенное вооружение и распространить свой общественный уклад по планете. Гудков и Дубин должны были доказать, что приводимые описания -характеристики не народа, а его современного состояния. Это не о народе, а о том, что с ним происходит. И об условиях, в которых реализуются эти, и только эти качества. И обязательно отметить, что нет никаких доказательств того, что указанное состояние будет длиться и впредь.
Вырванная из общего исторического и социального контекста фактология преследует (здесь В. Э. Шляпентох опять прав) исключительно идеологические цели современной российской элиты. Жестко разделенному по материальному богатству обществу остро необходима идеология, которая объясняла бы это разделение, объективизировала его сущность. Нужны доказательства того, что богатство и нищета объясняются не сложившимися патологическими общественными институтами, а индивидуальными способностями (или отсутствием таковых) отдельных членов.
Национальный вопрос
Еще одним следствием демодернизации общества стало изменение национального расклада. Историческая общность советского народа, конечно же, оказалась идеологической химерой, рухнувшей вместе с распадом СССР. Бывшие советские нации и народности в разной степени оказались втянутыми в модернизацию. Национальные окраины и автономии во многом сумели сохранить свой уклад, религиозные и семейные ценности. Один знакомый профессор в конце 1980-х годов учил меня, что в местах с четко выраженной национальной спецификой максимальный размер производственного коллектива равен числу членов трудоспособного возраста одного родственного клана. Все же крупные производства (фабрики, заводы, учебные заведения, научные институты) должны комплектоваться представителями других, главным образом славянских наций.
Распад общества модернити больнее всего ударил по русским и другим народностям, свободным от архаичных ценностей. Те национальные группы, которым удалось сохранить семейные и клановые ценности, у которых не была вытравлена практика частного предпринимательства и инициативы, усилили свои позиции на многонациональном пространстве бывшего СССР. Наибольшую активность крепко спаянные национальные группы проявили в начале 1990-х годов, в период максимального ослабления государства и других институтов модернизационного общества. Чтобы преодолеть крайне унизительное для русских положение и восстановить пошатнувшуюся иерархию, понадобились две кровопролитные войны на Кавказе, колоссальные денежные инвестиции в национальные окраины и громадные политические усилия, связанные с конвертацией национальных амбиций в личностные меркантильные интересы элиты, узурпировавшей власть в этих регионах.
По сути, действия государства в конце прошлого века были направлены на реабилитацию сознания русских и терапию «растрепанных» национальных чувств, означали возобновление диалога с обществом и восстановление патерналистского начала. Смею предположить, что именно эти действия,
в массовом сознании связанные с именем В. В. Путина, обеспечили чрезвычайно высокую общественную поддержку политического руководства страны и определили высокий рейтинг действующего президента.
Разумеется, не следует преувеличивать достижений властей в решении национального вопроса. До тех пор, пока Россия и дальше будет погружаться в безвременье архаики, на ее территории успешными будут любые организованные по национальному признаку группы. По данным международных организаций, в 2006-2007 гг. Россия занимала второе место в мире (после США) по численности привлеченной иностранной силы и по количеству средств, отправленных с ее территории гастарбайтерами. Количество мигрантов составило 10% от ее населения. Иностранная рабочая сила, задействованная на ее территории, формирует около трети доходов населения стран СНГ, примерно 36% ВВП Таджикистана и Молдавии, 27% - Киргизии, 20% - Грузии7. Советская традиция помощи братским республикам не изжита, она перешла в иные, незаидеологизированные рыночные форматы.
Сословность
Еще одно важное изменение социальной структуры постсоветского общества, ускользнувшее от пристального взгляда В. Э. Шляпентоха, заключается в формировании сословий. Этот факт не признается официально, а его изучению ставятся идеологические препоны, преодолеть которые отечественным социологам мешает недостаточная интеллектуальность и избыточная сервильность. Более-менее изучены и описаны лишь принципы формирования государственной, политической и деловой элиты8. Единственное исключение - работа С. Г. Кор-донского, описывающая теоретические основы сословного строительства в России. По достаточно аргументированному
7 Домчева М. Получат ли мигранты амнистию // Российская газета. -2006. - 30 марта; Зыкова Т. Рубль в переводе //Российская газета. - 2008. -22 марта; Кукол Е. Всемирный банк посчитал мигрантов // Российская газета. - 2007. - 23 января.
8 Самая известная работа в этой области: Крыштановская О. Анатомия российской элиты. - М.: Захаров, 2005.
мнению автора, общественная структура современной России является не классовой, как в традиционном капиталистическом обществе, а сословно-кастовой, характерной для феодализма. Воспроизводство ее обеспечивается за счет развития механизмов наследования и родственности с одновременным подавлением вертикальной и горизонтальной мобильности на-селения9.
От себя добавлю одно наблюдение. Очень хорошо карьерное сословное строительство прослеживается в сфере высшего образования - ведь по выбору учебного заведения во многом можно судить о выборе дальнейшего жизненного пути. Мой опыт преподавания в вузах Новосибирска (а они отличаются от вузов прочих городов только тем, что я в них не преподаю) и общения с коллегами свидетельствует о массовом наследовании детьми профессий своих родителей. Особенно это касается медицинских и некоторых технических вузов (железнодорожные специальности, связь, энергетика). В советском обществе такое называли кумовством, семейственностью и достаточно успешно с этим боролись. В сегодняшней России это назвали династиями и поставили это феодальное по сути явление выше любой критики. В элитных вузах России 80% студентов - дети их бывших выпускников, о чем открыто сообщается в официальной прессе10.
Практика сословного строительства разрушает прежде всего те сферы деятельности, в которых необходим если уж не выдающийся талант, то хотя бы минимальные творческие способности. Такие отрасли человеческой деятельности, как наука, высшая школа, культура и искусство, как массовое явление не могли возникнуть в феодальном обществе. И не потому, что в нем нет талантливых и способных людей. А потому, что там нет государственных и социальных институтов, обеспечивающих поиск этих талантов и их воспитание. Передать по наследству и родству можно только трудовые навыки, накопленные знания и опыт. Привить воспитанием и личным примером можно только манеры, понятия о чести
9 Кордонский С. Г. Сословная структура постсоветской России. - М.: Институт фонда «Общественное мнение», 2008.
10 Элита по наследству //Российская газета. - 2009. - 23 июля.
и достоинстве, правила поведения в обществе. Но талант по наследству не передается. Широко известен афоризм генетиков о том, когда и на ком отдыхает природа.
Сословное строительство, прежде всего, убивает в России науку, образование, массовую культуру, кинематограф, музыку и литературу. Детей можно ввести в общество, познакомить с нужными людьми, обучить их технологиям распила бюджетных денег и методикам выбивания грантов. Но нельзя научить их делать научные открытия, читать талантливые лекции, снимать качественные фильмы, писать великолепные книги и хорошо петь. По иронии судьбы, представители именно тех отраслей жизнедеятельности, которые наиболее ответственны за модернизацию и появились исключительно благодаря ей, сегодня, защищая свои сословные интересы и возможность самовоспроизводства, являются наибольшими ее противниками.
Религия
Большие изменения произошли в мировоззрении. Модернизация любого общества происходит на основе ниспровержения роли религии, жесткой секуляризации светского и духовного. Советская модернизация своими корнями уходит в 1920-е годы, в период церквей без колоколов и крестов, очищающего огня ярких костров с церковной утварью и модернистских бескомпромиссных постеров журнала «Безбожник». «Штурм небес» обеспечил господство материализма и атеизма. На пепелище церковных костров возник культ науки и техники. Появилась новая жреческая элита - ученые, инженеры, летчики и полярники.
Разрушение советского модернизационного уклада происходило по многим направлениям. Огромную роль здесь сыграл реванш идеализма, отказ от светского мировоззрения. Идеологический вакуум постсоветского общества заполнили различные иррациональные и мистические учения. В России, например, сейчас очень трудно найти многотиражное издание или популярный телевизионный канал, которые обходились бы без астрологических прогнозов. Но основными бенефициа-риями крушения материализма явились традиционные для
многонациональной России религиозные концессии, и среди них - православие. Определенное представление о росте кле-рикализации общества за последние два десятилетия дают количественные показатели деятельности Русской православной церкви (таблица).
Количественные характеристики роста Русской православной церкви, 1988—2008 гг.
Показатель 1988 2008
Количество: Иепархий 76 157
Иприходов 6893 29263
Численность, чел.: Иархиереев 74 203
Идиаконов 723 3454
(священников 6674 27516
Примечание. Данные за 1988 г. - по СССР, за 2008 г. - по РФ. Источник: Российская газета. - 2009. - 29 янв.
При всей несопоставимости показателей понятно, что присутствие церкви в обществе выросло многократно. Не менее очевидно и другое - пока высшие должностные лица государства со смиренным выражением и свечками в руках будут стоять перед алтарями, в вузах будут открыты христианские комнаты, а похороны патриарха - уступать по пышности и размаху только похоронам президента, тем дальше Россия будет погружаться в Темные Века, и тем меньше будет у нее шансов когда-нибудь вырваться оттуда.
Продолжение следует
