CC BY
45
УДК 94(47)+929 Быкова
О ВРЕМЕНИ И О СЕБЕ В.А. Быкова
В публикуемом фрагменте воспоминаний В.А. Быковой содержатся краткие сведения ее биографии, повествуется о годах ее учебы на историческом факультете Саратовского университета, о преподавателях и сотрудниках. Приводятся оригинальные сведения по истории передачи библиотеки Д.А. Рамзаева (с 1933 г. по 1935 г. - директора Саратовского университета, заведующего кафедрой экономической географии) в Саратовский университет.
Ключевые слова: В.А. Быкова, воспоминания, исторический факультет, Саратовский университет, библиотека Д.А. Рамзаева, научная библиотека СГУ им. В.А. Артисевич.
ABOUT THE TIMES AND MYSELF V.A. Bykova
In a publishing fragment of memoirs of V.A. Bykova the short data of her biography is represented. She narrates about the years of her study at the history department of the Saratov University, about her teachers and employees. Original stories about the transfer of D.A. Ramzaev's library in the Saratov university (he was the director of the Saratov university and the chief of the chair of economic geography since 1933 to 1935 years) are described.
Key words: V.A. Bykova, memoirs, history department, the Saratov State University, D.A. Ramzaev's library, Regional Scientific Library named about V.A. Artisevich.
Я - коренная саратовчанка. Родилась в Саратове 16 января 1940 г. всю жизнь прожила здесь. Мои первые жизненные впечатления связаны с тихим районом Саратова, где родные улицы - Большая Горная, Чапаева, Вольская. Здесь прошли мои детство, юность, отсюда пошла любовь к городу, интерес к его истории, отсюда мои друзья разлетелись по новым местам - от Москвы до Магадана.
Город свой люблю. Опыт ближних и дальних поездок показал, что уже через две недели начинаю тосковать по нему, не по семье, работе, знакомым, а именно по городу. И хотя грустно видеть его
современно неухоженным, но в нем еще много притягательности, самобытности.
Родители мои - люди пришлые. Отец, Быков Алексей Федорович, родом с волгоградчины, с Белого озера, из крестьянской семьи. Когда умер его отец, то ему, десятилетнему мальчику, старшему в семье, где было еще семеро детей, пришлось встать за плуг. Повзрослев, был матросом, слесарем, служил действительную... Когда закончилась армейская служба, попал на курсы и, набираясь знаний и опыта, стал продвигаться по службе в хлебопекарной промышленности Саратовской области. Наверное, крестьянские корни и привели его к хлебу, цену которому он хорошо знал.
Во время Великой Отечественной войны он воевал на пяти фронтах, после ранения в голову в 1944 г. работал в Саратове по обеспечению воинских эшелонов. В 1946 г. демобилизовался и вернулся к хлебу - заведовал Центральной лабораторией, был директором крупнейшего и лучшего в то время в Саратове хлебозавода № 1, который носил имя И. В. Сталина. Наконец, был назначен начальником областного управления хлебопекарной промышленности, вырастил целую плеяду молодых директоров, был соавтором знаменитого саратовского калача.
В 1968 г., в 63 года, он ушел на пенсию, стал работать лифтером в своем доме и никогда не стыдился, что после высокого поста был простым тружеником: «Я ведь работаю, а не ворую, чего же стыдиться!». Когда он умер в 1978 г., то по объявлению в газете пришло много старых сотрудников, из венков над могилой получился огромный холм. У отца, конечно, был талант - талант организатора. Он умел найти подход к людям, заставить их работать на пределе сил. До сих пор живы старые работницы хлебозаводов, которые вспоминают его в превосходных степенях, говоря, что у него был золотой характер.
Мама моя, Машкова Мария Георгиевна, из крестьян Владимирской области, но уже ее родители с конца XIX в. жили в городе. Она рано потеряла мать и вместе с братьями и сестрой воспитывалась мачехой. В голодные послереволюционные годы семья переехала в Саратов. После окончания школы мама окончила бухгалтерские курсы, работала в Пугачеве, где и познакомилась с моим отцом. Она очень хорошо знала литературу - и русскую, и зарубежную - и еще до войны начала собирать библиотеку. По вечерам дома читали вслух, так, например, я с детства хорошо знала Диккенса.
На своей улице наша семья была особой: за отцом приезжала бричка с кучером, а потом машины - «Москвич», «Жигули». Но семья была демократичной, никогда не кичилась положением отца.
Помню, что мы с ним ездили на пароходе в Хвалынск, где жили родственники, и я, девочкой, очень гордилась, что ездили мы всегда первым классом. Видимо, в моем поведении отцу что-то не понравилось, и очередную поездку я провела в третьем классе, только что не на палубе, - получив хороший урок.
Возможно, родители что-то говорили между собой о 1937 г., о тяготах жизни, о культе личности, но со мной они разговоров об этом не вели. Да и когда умер Сталин, мне было всего тринадцать лет. Помню, что в дни до похорон всё сидела около радио, слушала передачи из Колонного зала, а сама, глотая слезы, читала книгу
A. Дюма «Двадцать лет спустя», которую кто-то дал на пару дней. Очень огорчилась и плакала, когда всех одноклассников приняли в эти дни в комсомол, а меня не взяли, так как года не хватало.
Училась я с шести с половиной лет в начальной школе № 55 (1946-1950) в нескольких домах от нашего двора (теперь в этом здании музыкальная школа). Упросили директора взять меня, ибо все дворовые ребята учились, а я оставалась одна. Директриса взяла с большим сомнением - не сможет, мала, будет плохо учиться. Первая моя учительница Кошелькова Надежда Александровна была старой женщиной, но доброй и благожелательной к детям. Училась я на «отлично», получая грамоты и книги в подарок. Была счастлива, когда первой в классе предоставили право прочитать «Два капитана»
B. Каверина, ибо школа получила только два экземпляра этой книги.
После начальной перешла в среднюю школу № 14. Поразило и здание, выстроенное еще до войны по типовому проекту, и учительницы, которые были одеты в разные по фасону платья из темно-синей шерсти. Каждую субботу в физкультурном зале устраивали показ фильмов; мы пересмотрели всю советскую киноклассику: «Тринадцать», «Чапаев», «Два бойца» и др. Для школьников это был праздник: «в город», как говорили, в кинотеатр «Пионер» нас одних не отпускали, а родители все работали, семейные походы в кинотеатр были редкими.
Я много занималась пионерской работой, с 6-го по 8-й класс была председателем совета дружины. Мои сочинения обычно читали как образец в других классах, а я была очень застенчивой. Как-то прибыл пароход с пионерами. С ними ехали Борис Полевой и Анатолий Рыбаков, наша школа должна была их встречать. Мне поручили написать и произнести приветствие. Текст я написала, а говорить отказалась, выступала с приветствием другая девочка. Со старшей пионервожатой Валентиной Степановной Абрамовой мы поддерживали дружеские отношения до конца ее жизни. Так полу-
чилось, что какое-то время она была редактором университетской многотиражки «Ленинский путь» по моей рекомендации.
В 9-м классе (1954 г.) в школу пришли мальчики, началось совместное обучение. Естественно, что направляли в другие школы не самых лучших учеников. И вот мы два года занимались с теми, кто попал в наш класс. Через 24 года (когда мы собрались) они поблагодарили нас, что все пошли учиться дальше только благодаря нашим трудам. Из 26 учеников вышло три доцента, остальные - инженеры, педагоги. Только 2-3 человека не получили высшего образования. В 9-10-х классах я была старостой, старостой своего класса остаюсь и сейчас, хотя уже хороним своих одноклассников.
Училась по всем предметам ровно. Очень любила историю. Преподавала ее Инна Михайловна Кавунова. Как я выяснила, уже будучи преподавателем, муж ее написал краеведческую работу «Г о-рода Саратовской области». Была я и одним из лучших математиков класса. Поэтому, когда окончила школу с золотой медалью в 1956 г., по настоянию мамы поехала учиться в Ленинград, в Институт точной механики и оптики. Но ленинградский климат сыграл со мной злую шутку - начала болеть и пришлось уехать. Впервые образовалось свободное время. Много читала, думала и решила поступать на исторический факультет. Пригодилась медаль. Я прошла собеседование и до начала занятий вместе с медалистами других факультетов поехала в колхоз на трудовой семестр.
А второго сентября 1957 г. (первого было воскресенье) началась учеба на историческом факультете. Много позже я смогла оценить, у каких необыкновенных преподавателей мы учились: Л.А. Дербов, В.А. Осипов, И.В. Синицын, А.И. Озолин, С.М. Стам, М.С. Персов,
А.Ф. Остальцева, Э.К. Путнынь, И.С. Кашкин, В.М. Гохлернер, Э.Э. Гернштейн, Е.И. Динес, М.Я. Косенко, И.В. Порох, Г.Д. Бурдей, Б.Д. Козенко. Это были преподаватели обширной эрудиции и в то же время просты и скромны.
Много лет спустя, из публикаций в газете « Советская Россия» я узнала, что отец А.И. Озолина, ученого европейской известности, был начальником ж/д станции и в его доме провел свои последние дни Л.Н. Толстой. Хотя бы когда-нибудь А.И. Озолин намекнул об этом, а ведь я с ним была связана по работе в ОСЧД 11 лет.
А лекции Л.А. Дербова, внешне академичные, суховатые, без излишних эмоций, но какая глубина, авторская оценка, а его уважение к личности студента, мягкий юмор и всеобъемлющие знания! Очень интересен был Б.Д. Козенко, к его занятиям готовились особо, зная его манеру задавать совершенно нетрадиционные вопросы. Казалось, что подготовились, комар носа не подточит, и в очеред-
ной раз на семинаре чувствовали себя щенками, брошенными в воду научной мысли, в которой только барахтались, но не умели плавать. Жаль, что у него что-то не сложилось на факультете, он уехал в Самару, а там стал доктором наук, заведующим кафедрой.
Сотрудники кабинетов кафедр: Нина Георгиевна Андерс, которая абсолютно все знала о каждом студенте. Всегда была в центре событий, к ней бежали и с горем, с радостью. Мы с ней дружили до последних дней ее жизни. Таисия Дмитриевна с кафедры Средних веков, готовая всегда прийти на помощь в розыске литературы. Вахтер - неизменная тетя Тося...
Дорогой истфак! Прекрасное было время. Даже совершенно детское соперничество с филологами: быстрее попасть в буфет, в раздевалку. Буфет был на втором этаже, около лестницы в подвал: тесно, медленно продвигается очередь. Но вот комендантом стал Григорий Иосифович Герштейн, бывший военный, и начал улучшать быт студентов. Под его руководством мы расчистили подвал, где и была оборудована столовая. Однажды во время демонстрации, проходя площадь, кто-то из истфаковцев начал кричать: «Да здравствует Герштейн!» (он всегда в лётной форме, со всеми наградами стоял в окне истфака), остальные подхватили здравицу. А после праздника меня вызвал заместитель декана В.А. Хасин и стал спрашивать: «Кто кричал?». Конечно, ответила, что не видела. Почему В.А. Хасин обратился с вопросом ко мне? Мы с ним отвечали за шефскую работу на станкостроительном заводе, он - от партийной организации, я - от комсомольской. Видимо, он считал, что наши отношения сделают меня более откровенной.
Занимались мы, не выходя с факультета, до десяти вечера, уходили, когда закрывались кафедральные кабинеты, ибо после лекций нужно было готовиться к занятиям следующего дня. Перехватив пирожков с кефиром, переходили с одной кафедры на другую или в читальный зал библиотеки. К примеру, на все 50 человек было всего два учебника по истории южных и западных славян, а ведь нужно было подготовиться к занятиям и к экзаменам. С нами учились незрячие студенты, мы им помогали готовиться к экзаменам: читали вслух учебники.
После первого курса у нас была археологическая практика на Гуселке около Пристанного. Я так пристрастилась к археологии, что еще два года ездила на раскопки и даже была участником студенческой конференции в Московском университете. Вместе с В.Г. Мироновым мы увидели новый комплекс зданий университета, жили в этих прекрасных комнатах общежития. Всем курсом ездили летом на сельхозработы. На четвертом курсе под руководством
Г.Д. Бурдея ездили на музейную практику в Москву и Ленинград, попали и в Новгород. Для нас, провинциалов, это был новый мир, прекрасный увлекательный.
Курс был очень сильным по составу. Моими однокурсниками были нынешние доктора наук Г. Дыльнов, В. Всемиров, В. Каратеев. А всего из моих однокурсников вышло 7 докторов наук, 5 кандидатов, 2 заслуженных работника культуры (но сведения явно неполные).
На четвертом курсе я вышла замуж за своего однокурсника Зверева Юрия Васильевича. Он учился по индивидуальному плану, так как уже стал литсотрудником университетской многотиражки «Ленинский путь». Поэтому после окончания истфака его оставили работать в многотиражке, а меня Л.А. Дербов рекомендовал В.А. Артисевич в Научную библиотеку СГУ.
Л.А. Дербов всегда был моим незримым ангелом-хранителем. На экзамене (очевидно, это был первый курс) он очень удивился, как я запомнила династические связи семейства Ярослава Мудрого. А так как я часто заглядывала в кабинет кафедры к Нине Г еоргиев-не, то, видимо, и «мозолила» ему глаза. По его инициативе мы с В.Г. Мироновым поехали на конференцию в МГУ. Как-то Леонард Адамович Дербов предложил мне пойти летом поработать в доме-музее Н.Г. Чернышевского с перспективой дальнейшей работы там. Но я ответила, что поступая на истфак, в заявлении написала, что поеду туда, куда потребуется. Очевидно, я очень озадачила его своим ответом. В библиотеке я часто общалась с его женой В.И. Любенко, которая работала в отделе редких книг, и хотя мы редко виделись с Л.А., но знали о жизни друг друга. Когда решался вопрос о моей аспирантуре - очной или заочной, Л.А. вновь защищал мои интересы вместе с Д.П. Ванчиновым. Но очную аспирантуру отдали Д.М. Туган-Барановскому, у которого была какая-то бумага из министерства.
С сентября 1962 г. я несколько месяцев работала в читальном зале № 4 библиотеки, а с декабря стала работать непосредственно под началом В.А. Артисевич ответственным секретарем Саратовского отделения Общества советско-чехословацкой дружбы (ОСЧД), председателем которого она была. Работа была интересной, но и сложной. Приходилось организовывать отделения общества на предприятиях, в учреждениях, искать и привлекать активистов, взаимодействовать с различными органами от районной до областной власти.
Нужно было быть в курсе событий в Чехословакии. Приходилось учить чешский и словацкие языки, так как нужно было делать переводы писем, газетных сообщений. Два раза в год проводились
неделя (в мае) и месячник (в декабре) советско-чехословацкой дружбы, «приступы», как шутил библиотечный фотограф
В.П. Черешнев. В эти дни проводились торжественные вечера, концерты, выставки, встречи с сотрудниками посольства ЧССР в Москве, различными делегациями из Чехословакии, группами туристов, постоянно публиковались различные материалы в местной прессе, поводились радио- и телепередачи. Существовала целая картотека организаций и активистов ОСЧД, которые на общественных началах проводили огромную просветительскую и воспитательную работу. Зарплату получала только я, да помогал массовый отдел библиотеки. Но, видимо, было что-то, что привлекало разных людей - и интеллигентов, и рабочих, участников освобождения Чехословакии во Второй мировой войне. Подробнее я написала об этом очерк в книге о В.А. Артисевич «Библиотечная легенда».
Одиннадцать лучших лет моей жизни были положены на алтарь советско-чехословацкой дружбы. Но я была старшим библиотекарем по должности, были у меня и библиотечные обязанности: участие в санитарных днях, разборка архива В.А. Артисевич. По пятницам я ряд лет работала в комиссии по списанию устаревшей литературы, помогала массовому отделу (я числилась их сотрудником), а в 1969 г. мне пришлось ехать в Москву принимать наследство - библиотеку профессора Д.А. Рамзаева.
Д.А. Рамзаев до Великой Отечественной войны был какое-то время ректором СГУ, географ по образованию, уехал в Москву, видимо, был хорошим лектором, страстным собирателем книг. И вот по завещанию после его смерти НБ СГУ должна была получить книги и деньги, которые предназначались на поощрения студентов, занимающихся научной работой и выступающих с докладами на конференциях.
В сентябре 1969 г. в Москву поехали В.А. Артисевич, П.А. Супо-ницкая, К.М. Сквирская, но доверенность выдали на меня, рассчитывая, что я помоложе и пооперативнее.
Квартира Д.А. Рамзаева на Ново-Басманной улице (напротив издательства «Детская литература») была опечатана, пришлось вызвать нотариуса, милицию, а затем начать опись имущества. В завещании говорилось о 70 тыс. томов, но мы могли только метром измерить длину полок и, зная количественные нормы расстановки книг, производить подсчет. Количество оказалось значительно меньше, чем рассчитывал Д.А. Рамзаев. Какого-либо каталога не имелось. Книги были везде, казалось, что квартира состоит из маленьких комнат-клетушек, позже мы поняли, что была небольшая комната для жилья, а огромную комнату он стеллажами поделил на
клетушки. Когда некуда было поставить новые книги, прибивались новые полки из досок, иногда гвозди пробивали переплеты стоящих книг. Хозяин был пожилым человеком, поэтому все было покрыто пылью. Пришлось чистить. Первую небольшую комнату мы приспособили для работы. <...> Начали знакомиться с книгами. Одна из клетушек содержала редкие издания, была библиотека энциклопедий, книги по искусству. Остальное - художественная литература и географические научно-популярные издания. Как выяснилось, Д.А. Рамзаев в последние годы собирал книги по принципу: купить определенное количество книг в день, неделю, месяц. Продавцы, видимо, пользовались этим и подсовывали ему то, что у него уже было куплено. Получалась большая экземплярность. В прихожей были кучей свалены подшивки газет.
Через пару дней появились родственники: сын, инвалид Великой Отечественной войны, алкоголик, его дядя - майор милиции из Энгельса, их доверенное лицо, какой-то адвокат, с кем мне и пришлось потом воевать за наши права. Навестил нас сотрудник Центрального Банка СССР Б. Суханов, друг Рамзаева, бывший саратовец. Осмотрев первую комнату, он сказал нам, что в буфете красного дерева было много ценной посуды, но остался лишь один бокал венецианской работы (он был разбит). Мы и сами видели, что родственники во время похорон забрали то, что им показалось ценным. Так, везде была копирка и лента от пишущей машинки, а самой машинки не было.
Затем появилась жена Рамзаева, горбатенькая женщина. Он женился на ней за несколько дней до смерти и из-за свадебного стола попал в больницу. Она сообщила, что уговаривала его передать библиотеку при жизни, сделать ремонт и пожить хорошо, спокойно. Думается, что разговор был другим, судя по тому, как от мусорки она забрала выброшенные нами бутылки с олифой и др.
Видимо, она потребовала продать библиотеку, он разволновался и попал в больницу. Когда-то она была его аспиранткой, жила в Малаховке, но, став кандидатом наук, так и не смогла перебраться в Москву, вот и решила под конец жизни хоть так решить свои квартирные проблемы. И что интересно, по закону ей были обязаны предоставить жилье. Квартиру Рамзаева она не получила, но однокомнатную квартиру Мосгорисполком ей выделил.
С ней явился ее племянник, который, как она говорила, жил у Д.А. Рамзаева зимой, когда тот болел. Молодой человек, видимо, хорошо был знаком с библиотекой, хотя Рамзаев был очень осторожным, боялся, что его ограбят, поэтому в большую комнату никого не пускал. И, видимо, только после похорон племянник успел из
«отдела редких» что-то унести, так как там одна полка пустовала. Думаю, что он украл том «Женщина» из прекрасно иллюстрированного дореволюционного издания «Женщина. Мужчина. Семья» (не помню точного названия). Мы не сразу поняли, что нас хотят обворовать, но последние два тома ему унести не удалось, мы оказались бдительными. Кто-то из них пытался украсть у нас даже мыло. Это было уже совсем комично, его приготовили унести, завернули в газету, но я подняла шум, мы нашли сверток.
Сыну Рамзаева, как инвалиду Великой Отечественной войны, мы должны были отдать 1/3 имущества, несмотря на завещание. Как человек пьющий (это не современный бомж, а прекрасно одетый человек), был очень добрый, думающий только о сегодняшнем дне. Он жил не со своей семьей, а с какой-то другой женщиной, но когда встал вопрос о наследстве, то появилась и первая семья и все стали с него что-то требовать. Мы ничего не имели против него и хотели взять только книги. Но нас не интересовали подписные издания, даже 90-томник Л. Толстого мы не хотели брать, так как его библиотека только приобрела.
Конечно, на первом плане у нас были интересы библиотеки. Так, И.Д. Рамзаев все просил отдать ему «Потерянный и возвращенный рай» Д. Мильтона с рисунками Г. Дорэ (огромный фолиант), говоря, что это книга его детства. Я отказала, объяснив, что в библиотеке ее увидят многие.
Самое трудное было решить, что мы берем, что оставляем. Ведь нужно было вывезти эти книги. Помогло нам то, что квартира находилась рядом с каким-то засекреченным институтом (охрана - молодые люди в цивильной одежде), они были заинтересованы в квартире под общежитие для охраны и потому нам помогали. Начальник охраны, майор, вел переговоры со своим начальством. Университет оплатил, и нам без очереди выделили два контейнера и дали молодых людей для их погрузки. В момент погрузки приходилось следить, чтобы что-то не украли из книг водитель и любопытствующие соседи.
С И.Д. Рамзаевым мы составляли акт о том, что оставили ему мебель, картины, книги, дорогие напольные часы в футляре красного дерева. Для библиотеки мы взяли только скульптуру французского моряка (хранится в комнате МБА).
После возвращения в Саратов я написала отчет о поездке, но нужно было провести работу по второй части завещания - получить деньги. Работа растянулась на весь 1970 г. (розыск вкладов, уточнение их, открытие специального счета, чтобы деньги эти не утонули
в общих деньгах университета, получение разрешения министерства финансов на это).
Была какая-то путаница: то нам говорили, что 1/3 должна быть отдана сыну, то выяснилось, что ему денег библиотека не должна отдавать. Только в апреле 1971 г. на счет стали поступать средства Д.А. Рамзаева, их оказалось 35 тысяч рублей, по тем временам приличная сумма, по его завещанию денег хватило бы на вручение 70-ти премий. Неожиданно в июле 1971 г. И.Д. Рамзаев вызвал нас в суд Кировского района. Как оказалось, он захотел получить облигации, которые хранились в библиотеке. Я выговорила его адвокату, что и без суда мы вернули бы ему облигации, тем более что по ним еще денег не возвращали, да и сумма там была небольшая - что-то около 300 рублей. Облигации отдали И.Д. Рамзаеву. Так закончилась история с получением библиотеки Рамзаева. А вот чистка книг, мытье переплетов, дезинфекция продолжались очень долго. Когда я была аспиранткой, то напомнила ученому секретарю библиотеки о деньгах Рамзаева. На всех факультетах проходили юбилейные конференции (к 60-летию Великой Октябрьской социалистической революции или какой-то другой дате), я тоже выступила, надеясь, что вдруг мне дадут премию (бедной аспирантке деньги не помешали бы), но нет, никто не вспомнил.
Работа в библиотеке стала привычной, появлялось чувство неудовлетворенности: многое повторялось, теряло остроту. Да и встречи с историками - преподавателями, однокурсниками, которые уже стали доцентами, разговоры о научной работе наводили на мысль, что надо что-то менять в жизни. Семья была не против. Муж, закончив к этому времени Всесоюзный институт кинематографии (ВГИК), работал главным редактором кинопроизводства, дочь уже пошла в школу.
В 1973 г. я пришла работать зав. кабинетом кафедры истории КПСС в Саратовский мединститут. Были сданы кандидатские экзамены по философии и иностранному языку, нужно было определиться с темой. Когда я работала в ОСЧД, А.И. Озолин предлагал мне заняться историей Словацкого национального восстания 1944 г., но я подумала, что нужны ли дополнительные трудности с архивами, языком и так далее. В.Б. Островский предлагал тему по историографии, но я побоялась, что не справлюсь.
Когда профессор Д.П. Ванчинов (мы с ним встречались на заседаниях парткома СГУ, так как я была секретарем партбюро библиотеки) выяснил, что я «рвусь» в науку, а в университете писала диплом под руководством Э.Э. Г ерштейн о саратовском заводе «Серп и молот» в годы Великой Отечественной войны, то предложил себя в
качестве научного руководителя, но оговорил, что публикации затруднены, работа в архивах сложна, аспирантура заочная. Но я была счастлива, что буду заниматься тем, что мне интересно и свято для меня. С октября 1977 г. я стала заочной аспиранткой, каждый отпуск и еще аспирантский месяц работала в московских архивах, а зимой - в саратовских архивах. Собирать материал было трудно, так как имела лишь 4-ю степень допуска. На 1977/78 учебный год была переведена в очную аспирантуру.
Работа над диссертацией была сложной и увлекательной. Считаю, что самое необходимое, трудное и интересное в работе историка - это работа в архивах. Там видишь через документы человеческие судьбы, события и факты - суть времени. Документы для моей диссертации - это подвиг тружеников тыла во имя Победы, это самоотверженность, мобилизация и духовных, и физических сил, на пределе возможностей или выше их. Познакомилась со многими историками: Л.В. Храмковым (Самара), И.М. Ионенко (Казань), генерал-директором Саратовского авиационного завода в годы войны И.С. Левиным, летчиком Б.Н. Ереминым. Все знаковые фигуры, одни - творцы Победы, другие - ее летописцы. Рассказы мамы и ее сестры о бытовой стороне жизни военного Саратова - все заставляло преодолевать преграды: неопытность, нехватку времени, сложности с использованием архивных данных и писать, писать... Думаю, что любовь к математике помогла не утонуть в фактах, выстроить структуру, увидеть закономерности, выделить особенности, сделать выводы и наметить перспективы исследования. В октябре 1979 г. я защитила кандидатскую диссертацию по теме «Социалистическое соревнование в промышленности и на транспорте Поволжья в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.». Защита проходила в докторском совете истфака СГу.
Авторское тщеславие привело к тому, что, работая позже в Ленинской библиотеке в Москве, я захотела увидеть свою диссертацию, посмотреть, как она себя чувствует на новом месте. Я еле разыскала ее, думаю, что ни один историк не встретился с ней, ибо мои дорогие сотрудники НБ СГу зашифровали ее, как работу по экономике. Нужно было дать название «Из истории социалистического соревнования...». Ни Д.П. Ванчинов, ни я не подумали об этом.
После защиты продолжала работать ассистентом (для мединститута это было обычным, так, доктор наук А.И. Темников работал в должности ассистента). В 1981 г. ушла работать в пединститут на кафедру истории КПСС на должность старшего преподавателя, потом стала доцентом.
В пединституте работала на разных факультетах: спортивном, музыкальном, иностранном, естествознания, а затем многие годы -только на факультете педагогики начального образования и физико-математическом. Много раз участвовала в различных научных конференциях по истории Великой Отечественной войны, по вопросам непрерывного образования (конференцию проводило ЮНЕСКО), по методике преподавания. Эти конференции проходили во Владимире, Волгограде, Казани, Калуге, Москве (2 раза), Пензе, Самаре, Стерлитамаке, Суздале, Улан-Удэ, Челябинске, Элисте. Поездки всегда были интересны, давали импульс к какой-то новой работе. Хотя не могу сказать, что моя научная судьба удалась. Специалист по отечественной истории, я работала на кафедрах истории КПСС. И хотя Д.П. Ванчинов приглашал меня на истфак, я не решилась, посчитала, что не смогу преодолеть временной разрыв и не смогу встать в один уровень с другими преподавателями. Интересно, что Э.Э. Герштейн всегда нам в пример ставила
В.А. Василева, а Д.П. Ванчинов - В.В. Васькина.
Не случайно большинство моих публикаций вышло в Куйбышеве, где обо мне помнил мой оппонент Л.В. Храмков, а саратовские отечественные историки обычно забывали пригласить в очередной сборник. С Л.В. Храмковым и его семьей мы до сих пор поддерживаем дружеские отношения. И, конечно, до конца моих дней я буду всегда помнить и мысленно благодарить Д.П. Ванчинова, который не знал меня как студентку, но рискнул и взял меня в аспирантуру. Его требовательность и военная пунктуальность, четкость в работе помогли мне, которая так надолго была оторвана от исторической литературы работой в ОСЧД, имела семью, ребенка, преодолеть все трудности, защитить диссертацию и кое-что сделать в науке. Думаю, что свою благодарность как-то отразила в статье о нем, написанной в соавторстве В.Н. Даниловым и Ю.В. Зверевым, опубликованной в 1997 г. в Самаре, а затем в 2000 г. в материалах IX краеведческих чтений в Саратове.
За всю свою преподавательскую жизнь только раз ездила в 1986 г. на повышение квалификации в Ленинград, убедилась, что не отстаю от нового преподавания, так как дома постоянно следила за новыми публикациями. С пользой проводила время - экскурсии, театры, концерты, выставки - каждый день, без выходных. Когда после пяти месяцев вернулась домой, долго не могла привыкнуть к обычной саратовской жизни.
Изменения в стране привели к тому, что вместо истории КПСС мы стали преподавать политическую историю, затем историю Российской цивилизации, историю Отечества, сейчас отечественную историю и историю края. Когда эти изменения начались, Л.А. Дербов спросил меня: не сложно ли мне перейти к отечественной истории. Я даже засмеялась: я никогда с ней не расставалась. Дома у нас обширная библиотека, много новых на-
учно-популярных изданий, что для студентов-неисториков вполне достаточно. Понимая, что нельзя повторять школьные учебники, для своих студентов я написала авторский курс по эволюции политической системы Российского государства и его преподавала, так как времени на курс было мало: один семестр на двенадцать веков. Вот и выбрала я только социально-экономический аспект отечественной истории, чтобы как-то подготовить студентов к изучению на старших курсах политологии.
В сентябре 1999 г. историки пединститута оказались в составе истфака СГу, год я числилась на кафедре истории России, которую возглавил Н.А. Троицкий, работая в пединституте. Затем была создана кафедра истории Российской цивилизации под руководством И.Р. Плеве, где я еще год проработала. Количество часов на преподавание курса было увеличено до двух семестров, я написала заново лекции по советскому периоду, но стала тяжела нагрузка в 950 часов, где все часы аудиторные. Решила уйти и в 2001 г. уволилась.
Родной педфак пригласил работать на внебюджетной основе со студентами-заочниками на четверть ставки. Согласилась, работаю и считаю своей главной задачей пробудить в студентах интерес к отечественной истории. Пусть порой не знают каких-то дат, не очень разбираются в новых концепциях и подходах, но должен возникнуть интерес к истории края и России. Историками им не быть, будут патриотами.
Награждена различными грамотами облисполкома и горисполкома Совета народных депутатов, Министерства образования России, юбилейной медалью «50 лет КПЧ» (Коммунистические партии Чехословакии), знаком «Победитель социалистического соревнования 1978 г.», медалью «Ветеран труда». Опубликовала 65 различных статей. Но главной своей работой считаю последнее учебное пособие, опубликованное в соавторстве с Н.В. Попковой, «История Отечества в полотнах российских художников», работа, зеленую улицу которой определил Л.А. Дербов. Очень жаль, что по небрежности издателей с ее титульного листа исчезло посвящение его памяти. Надеюсь, что каждый, кто познакомится с этой публикацией, узнает что-то новое, неизвестное для себя ранее.
Ни дочь, ни внуки не выбрали нашу с мужем дорогу историков, но, может быть, это и хорошо: трудна эта дорога. Без истории они все равно не живут, так как весь дом наполнен книгами, они их читают. И очень переживают (это было с дочерью, теперь с внуками), когда по истории получают «четверки». Считают, что нам с дедом это неприятно. А мы только улыбаемся: не самая плохая оценка!
Ноябрь 2004 г.
