CC BY
0
Для цитирования: Дьяченко О.В., Гредякина И.В. О вероятности внешнего воздействия на систему стратегического планирования в Российской Федерации // Управление в современных системах. 2024. №2. С. 15-28.
DOI: 10.24412/2311-1313-42-15-28 УДК 338.268; 351.863.1
ББК 65.054 JEL: O21
О ВЕРОЯТНОСТИ ВНЕШНЕГО ВОЗДЕЙСТВИЯ НА СИСТЕМУ СТРАТЕГИЧЕСКОГО ПЛАНИРОВАНИЯ В РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
Дьяченко О.В.1, ОУ ВО «Южно-Уральский технологический университет» Гредякина И.В.2, ООО «Авангард»
Аннотация
В статье рассмотрена гипотеза о наличии внешнего воздействия на процессы стратегического планирования в Российской Федерации. В качестве базы для выдвижения гипотезы рассматривается результаты проведенного исследования Центром стратегических разработок «Анализ факторов реализации документов стратегического планирования верхнего уровня» по достижению показателей «Стратегии 2020».
Ключевые слова: система стратегического планирования, национальная безопасность, экономическая наука, однополярный мировой порядок, внешнее воздействие, стратегия, целеполагание, лоббизм.
Введение
Перед отечественной системой государственного управления сегодня стоят достаточно сложные и глобальные вызовы, связанные с обеспечением перспективного долгосрочного развития страны. Вызовы эти диктуются последствиями, наблюдаемыми в глобальном масштабе от деструктивных тенденций сложившейся однополярной модели мирового порядка, которые все активнее актуализируют необходимость принятия неординарных и системных управленческих решений со стороны государства. Глубокий кризис ядра однополярной системы мироустройства определяется как внутриполитическими и экономическими противоречиями, так и нежеланием тех государств, кого ядро воспринимает как периферию, выполнять в мировой экономике функции периферии. Роль Российской Федерации, с нашей точки зрения, в деструктивных тенденциях однополярной системы, в настоящее время далеко не последняя. Не вдаваясь в анализ данных явлений, отметим, что подобное влияние на систему, планомерно формирующуюся более полувека, возможно субъектом (группой стран), обладающих ресурсами, кадрами, выстроенными кооперационными связями и прочее. Противоречия, накаливающиеся между ядром однополярной системы и, аккумулирующими экономическую власть, новыми
1 Дьяченко Олег Вячеславович - кандидат экономических наук, директор АНО «Научный центр территориального стратегического планирования», доцент кафедры «Экономика и управление», ОУ ВО «ЮжноУральский технологический университет», Россия, 454100, г. Челябинск, Комсомольский проспект, 113А.; email: [email protected]; Author ID РИНЦ: 703489;
2 Гредякина Инна Владимировна - директор ООО «Авангард», Россия, 454004, г. Челябинск, ул. Архитектора Александрова, д. 8; e-mail: [email protected]
геоэкономическими центрами мирового порядка — это борьба стратегий, политико-экономических позиций, способностей достигать групповых национальных целей.
Влияние Российской Федерации и «государств-партнеров» (государства, не вошедшие в антироссийскую санкционную коалицию) на систему однополярного мирового порядка неминуемо вызывает реакции ядра. Реакция ядра — это наблюдаемый процесс адаптации ядра к изменяющимся геополитическим и экономическим условиям через актуализацию стратегических своих приоритетов (Стратегия национальной безопасности США)1. Таким образом, как очевиден факт косвенного внешнего влияния на систему целеполагания ядра со стороны командной работы «периферийных» государств, так и возможно возмездное влияние на системы стратегического планирования этих государств со стороны ядра.
Степень проработанности темы
Вопросам вмешательства (интервенций) в государственные дела одних стран со стороны наиболее развитых государств посвятили внимание достаточно много исследователей различного профиля: экономисты, политологи, юристы, военные аналитики, социологи, работающие в рамках теории международных отношений, теории национальной безопасности, концепции глобализации и др. Одной из центральных категорий среди отмеченных направлений выступает понятие «вмешательство». В силу яркого политического окраса данной категории, неудивительно, что идеи специалистов, исследующих данное явление, условно делятся на два блока: с одной стороны, раскрывающие данную категорию в призме позитивного явления - как способ распространения демократических принципов развития в слаборазвитых, с авторитарными чертами, государствах; с другой стороны в негативном контексте - как явление, нарушающее суверенитет и безопасность государства. В условиях «холодной войны», а сегодня в условиях кризиса модели однополярного мирового политического устройства интерес к данной теме привлекает большое количество исследователей с различными профессиональными интересами, отчего объективная классификация направлений исследований содержания, форм, методов и инструментов вмешательства / интервенций во внутренние дела государств другими государствами становится затруднительной. Тем не менее определенный задел в данном направлении в отношении дефиниции понятия «вмешательство» отмечаются в отечественных публикациях [Бертенев, 2018; Камаровский, 2016]. Достаточно актуальным сегодня вновь выступает труд Кржижановского Г. - «Вредительство как оно есть» [Кржижановский, 1930].
Описание природы данной категории можно найти в трудах Р. Литтла [Little, 1975], классифицирующего подходы «бихевиористов» и «традиционалистов». В рамках первого подхода выделяются работы следующих исследователей: О. Янг [Young, 1968], Дж. Розенау [Rosenau, 1968], Х.К. Тиллема [Tillema, 1988], Ф.С. Пирсон [Pearson, 1988] и Б. Данер [Duner, 1985]. Сторонники «бихевиористского» подхода готовы были полностью вынести за скобки идейно-ценностные и нормативные аспекты вмешательства и, следовательно, мотивацию акторов, его осуществляющих, и сосредоточиться на обретении «чистого» знания, формулировании верифицируемых гипотез и их проверке на конкретно-эмпирическом материале с применением количественных методов [Бертенев, 2018].
1 National Security Strategy Archive. U.S. Department of Defense. October 12, 2022. Retrieved November 10, 2022. [Электронный ресурс]. URL: www.whitehouse.gov/wp-content/uploads/2022/10/Biden-Harris-Administrations-National-Security-Strategy-10.2022.pdf (дата обращения: 12.05.2024)
Формирование гипотезы о внешнем воздействии на систему стратегического планирования
В научной литературе, в высказываниях политических деятелей, программных документах зачастую мы встречали такую фразу: «... отечественная экономика глубоко интегрировалась в мировую экономику, в международные валютно-финансовые отношения...». Не оспаривается тот факт, что разнообразные интеграционные процессы в мировую экономику открывали двери национальной экономике не только к инновационным рынкам, закладывали хозяйствующим субъектам компетенции конкурентной борьбы и прочее (считаем некорректным исключительно в негативном аспекте воспринимать рыночную историю Новой России), но и формировали разные формы зависимостей. Воспользуемся цитатой экспертов Леонтьевского центра: «Сообщество, не имеющее стратегии, плывет по течению и реализует чужие стратегии» [Жихаревич, 2017]. Перенося данную идею на глобальный уровень, предполагаем, что неразвитая система стратегического планирования (фактически она отсутствовала, долгосрочные цели замещались каскадами краткосрочных оперативных задач на всех уровнях власти) в стране в тот недалекий и сложный период развития, в определенной степени зависела от решений и координации западных «партнеров». Такая форма зависимости объясняется тем, что в целях интеграции в международное пространство, встраивания в производственные цепочки и формирования социально-экономических отношений, субъекты всех уровней хозяйствования стремились войти в рейтинги, клубы, коалиции, ассоциации и прочее, где были сформулированы характерные для западно-европейских экономик цели, приоритеты, ценности, институты. Можем ли мы утверждать, что при очевидных фактах сложившейся к 2011-му году глубокой импортозависимости, финансовой зависимости финансовых институтов от внешних рынков капитала и инвестиций, информационной зависимости (сферы культуры, образования, науки) стратегические цели, которые ставились и в определенной степени достигались, — формировались исходя из сугубо национальных интересов, без иностранного вмешательства?
Прорабатывая данный вопрос, имея в качестве исторического факта глубокие деструктивные последствия социально-экономического развития в период рыночного реформирования в стране, мы не стремимся перекладывать ответственность с неэффективности функционирования государственных органов, с объективных факторов макросреды, воздействующих на хозяйствующих субъектов с их неоформленным конкурентным потенциалом, неадекватного уровня пространственного развития вызовам формирования рыночной модели хозяйствования, дефицита финансовых ресурсов и т.д. на внешнего интересанта. Своей задачей мы ставим разобраться в гипотетическом наличии фактора внешнего целенаправленного воздействия на систему принятия решений в отношении выстраивания и механизмов достижения долгосрочных целей развития страны.
Так в толковом словаре под редакцией Д.Н. Ушакова представлено два термина: «вмешательство» и «интервенция», которые раскрываются следующим образом:
«Вмешательство»
«Интервенция»
Рисунок 1. Определение категорий «вмешательство» и «интервенция» в толковом словаре под
ред. Д.Н. Ушакова
Источник: составлено автором на основе данных1
В современном профессиональном деловом общении, тем не менее, мы используем понятие «интервенция» как «валютная интервенция», «экономическая интервенция», «товарная интервенция» для описания инструментов «внутреннего» воздействия государства на провалы экономики от внешних импульсов, т.е. в значении позитивного воздействия государства на внутренние проблемы.
В словаре Уэбстера можно встретить следующее толкование понятия «интервенция»:
«Интервенция»
«действие по
предотвращению нежелательных последствий или улучшению того или иного
«вмешательство одной страны в дела другой в целях принуждения ее к осуществлению или отказу
от осуществления тех или
Рисунок 2. Определения категории «интервенция» в толковом словаре Н. Уэбстера
Источник: составлено автором на основе данных2
В представленных вариантах трактовки данного понятия, очевидно, сглажена негативная коннотация, например, по сравнению с русскоязычным восприятием понятия.
1 Толковый словарь русского языка: В 4 т. М.: Сов. энцикл.; ОГИЗ, 1935-1940. Т. 1: А-Кюрины / Сост. Г.О. Винокур, Б.А. Ларин, С.И. Ожегов, Б.В. Томашевский, Д.Н. Ушаков; под ред. Д.Н. Ушакова. М.: Гос. ин-т «Сов. энцикл.»; ОГИЗ, 1935 // ФЭБ «Русская литература и фольклор». [Электронный ресурс]. URL: feb-web.ru/feb/ushakov/ushabc/default.asp (дата обращения: 05.04.2024).
2 The Merriam-Webster dictionary. Springfield, Massachusetts: Merriam-Webster, Inc., 2016. [Электронный ресурс]. URL: www.merriam-webster.com/dictionary/intervention (Дата обращения: 05.04.2024).
С целью избежать двусмысленности представленных терминов в ракурсе рассматриваемой темы, используем в дальнейшем термин «внешнее целевое воздействие», которое без сомнения также является спорным при раскрытии предложенной темы. С одной стороны, подходящим описанием явления, которое мы представили в работе выступает «интервенция», поскольку подходящими инструментами реализации внешнего воздействия на систему стратегического планирования как института национальной безопасности Российской Федерации могут выступать в том числе военные инструменты (инструменты сетецентрической войны) со стороны западных «партнеров». С другой стороны, юридического факта интервенций нет, как нет и реакций государства на обеспечение безопасности системы стратегического планирования от подобных угроз, тем самым в предлагаемой гипотезе мы используем нейтральный термин.
Под внешним целевым воздействием мы понимаем мотивированное стремление субъекта, находящегося за рамками объекта влияния (иностранное государство и его специализированные службы, иностранные фонды, иностранные корпорации и т.д.), оказать воздействие на систему внутренних стратегических отношений в целях перевода данной системы в нужное (удобное) качественное состояние. В случае российской действительности, предполагаем, что влияние со стороны внешнего интересанта не может быть нацелено на обеспечение национальной безопасности и всех ее составляющих. Это немыслимо на современном этапе. Также это очевидно, с позиции ретроспективного взгляда на этап «теплых» отношений России и западных «партнеров» периода рыночного становления страны, о результатах которых ярко высказался президент на Валдайском форуме в 2022 году
Наличие факта внешнего воздействия на краткосрочное и долгосрочное развитие в глобальной экономике неоспоримо. Однако не всегда такое влияние может носить исключительно негативные последствия для государств.
Мы осваивали рыночную модель экономики, из чего понятно, что сразу лидером на глобальном рынке по различным сферам жизнедеятельности (производство, услуги, наука, культура и т.д.) стать невозможно, а соответственно и диктовать (формировать тренд) глобальным игрокам нормы эффективного хозяйствования не получится. Не получится соответственно и формировать стратегические (долгосрочные) приоритеты для западных, ближневосточных, азиатских государств. Иными словами, у государств, обладающих более высоким экономическим потенциалом по отношению к рядом расположенным государствам, с государствами с которыми выстраиваются плотные системные отношения на глобальном рынке, есть прерогатива — экспорт стратегических приоритетов. В реформенный период у Российской Федерации такой потенциал отсутствовал в отношении глобальных игроков, но на локальном уровне, возможно, в отношении
более «слабых» постсоветских экономик, такие амбиции были пролонгированы. Идеализированный пример, когда на основе эволюционных, конвергентных процессов происходит сближение территорий, наблюдается формирование экономических, политических, технологических, культурных, научных, военных связей — наблюдается формирование долгосрочных отношений и их перспектив развития. Исходя из объективно складывающихся условий, государства учитывают изменения и в собственных национальных
1 Заседание Международного дискуссионного клуба «Валдай» [Электронный ресурс]. URL: www.kremlin.ru/events/president/transcripts/69695 (дата обращения: 17.05.2024)
интересах формируют стратегическую линию по их достижению. Иными словами, государства, учитывают влияние внешних факторов при реализации своей государственной политики, строят ее с позиции обеспечения внутреннего баланса и внешних интересов государств-партнеров. Влияние на целеполагание, таким образом, всегда присутствует: более сильное на тактическое принятие решений, более слабое со стороны иных государств — на стратегические (долгосрочные) цели и приоритеты. Это уместно с позиции формирования межцивилизационного диалога; норма с позиции выстраивания справедливых взаимовыгодных, прозрачных партнерских отношений.
Однако, нас интересует вариант, когда одно государство (блок государств- сателлитов) прямо или опосредованно влияет на приоритеты и цели долгосрочного развития другого государства, которое в условиях рыночной экономики пытается альтернативным способом развиваться и оказывать конкуренцию на мировых рынках. Нас интересует такая форма воздействия, когда цель подобного влияния не коррелирует с национальными целями государства-реципиента и по своей природе является деструктивной.
Юридически, технологически факт «внешнего воздействия» достаточно сложно проследить, тем более, когда идет речь о сфере стратегического управления крупной социально-экономической системой — экономикой страны, региона, муниципального образования. Когда мы говорим о внешнем воздействии на систему стратегического планирования Российской Федерации необходимо брать во внимание следующие составляющие.
Во-первых, необходимо учитывать потенциал субъекта, оказывающего влияние. Этот субъект обладает целевыми финансовыми ресурсами, интеллектуальным потенциалом, разветвленной инфраструктурой, технологиями, информационными ресурсами и сетевыми каналами и т.д. Следует понимать, что уровень организации подобной работы характеризуется высоким уровнем системности (базовым свойством которой является ее непрозрачность).
Во-вторых, необходимо адекватно понимать природу объекта. При анализе внешнего воздействия на систему стратегического планирования Российской Федерации следует понимать ее потенциал, структуру, свойства, в целом необходимо иметь представление об ее анатомии. Следует учесть какие элементы подвержены (открыты) внешнему, «богатому» на различные инструменты, влиянию.
Наконец, в-третьих, следует учитывать фактор среды, в которой может реализовываться внешнее воздействие на систему стратегического планирования. В данном случае, следует учитывать внешнеполитическую обостренную среду взаимодействия государств; внутреннюю среду:
— правовые и организационно-институциональные условия в которых происходит процесс планирования (стратегический, территориальный, бюджетный);
— социально-экономические условия, в которых находятся участники разработки стратегических документов;
— объективные условия развития государства, ее территорий;
— и др.
В подготовленном докладе Центром стратегических разработок «Анализ факторов реализации документов стратегического планирования верхнего уровня» указывается , что по экспертному мнению «в среднем каждая из предложенных мер была выполнена лишь на треть, что говорит о формальности отношения органов исполнительной власти к предложениям Стратегии 2020» [Дмитриев, 2016]. Интересными являются выводы авторов доклада в
отношении причин, оказавших влияние на выполнение «Стратегии 2020». Так, авторы выделяют 3 группы причин:
1) Идейные разногласия в экспертном сообществе.
2) Административные причины;
3) Противодействие групп влияния.
Следует отметить, что авторы аналитического доклада, не ставили задачу в исследовании выявить факт внешнего воздействия на реализацию документов стратегического планирования Российской Федерации. Полученные коллективом авторов результаты, нами были интерпретированы через анализируемую в настоящей статье проблему.
Идейные разногласия в экспертном сообществе
В данном случае, идейные (концептуальные) разногласия при разработке документов стратегического планирования — норма. Тем не менее, на этапах обсуждения, становится понятно, по какой причине та или иная группа влияния отстаивает позиции и борется за внедрение своих идей в стратегических документах.
Однако, при своей кажущейся незначительности, думаем, что данный фактор является фундаментальным и важным. Экономическая, управленческая науки, выращиваемые в современной России, тесным образом переплелись с западной научной мыслью. Более того, зачастую в отечественных научных исследованиях результаты западных разработок превалируют, т.е. хозяйственные явления, наблюдающиеся в России и в мире, российскими учеными преимущественно объясняются западными моделями и концепциями. Западные шаблоны и результаты отечественных научных исследований становятся объектом изучения студентов, которые в последствии их воплощают в хозяйственной практике, в процессе ведения домашнего хозяйства, в частности управлении крупными социально-экономическими системами, когда идут на государственную или муниципальную службу.
Научное познание дает возможность более достоверного понимания природы наблюдаемых явлений, наблюдаемых зависимостей. Однако результаты научного познания не всегда указывают на истинность, в частности в сфере экономических, управленческих, политических наук. Можно говорить об относительности, или субъективности такого знания. Результаты исследований, полученные советскими исследователями-экономистами, далеко не всегда в период XX века находили восприятие, отклик и признание у западных ученых, как в прочем и наоборот.
Российская Федерация на сегодняшний день реализует политику импортозамещения. В данном случае, считаем, необходимым задуматься о политике «импортозамещения идей», которые без всякого рода фильтрации трансплантировались с 90-х годов прошлого века в отечественную экономическую мысль, а сегодня данные концепты воспринимаются зачастую некритично - как «родное». В отношении Российской Федерации такая политика, очевидно, проводится: не имеет высоких шансов пройти в западные рейтинговые журналы научные труды российского исследователя-экономиста, представляющего различные аспекты российской экономической системы в «позитивном» ключе, теоретико-методологические разработки, описывающие политико-экономическую природу глобальной экономики и дающие прогнозы развития глобальной однополярной системы, удачные практики хозяйствования; ограничено распространение контента о выступлениях российского президента в англоязычной информационной сфере (считаем, основываются на научных фактах). В отношении Российской Федерации, организацию такой деятельности специалисты
именуют как «сетецентрическая война», когда западные «игроки», помимо прочего, стремятся: минимизировать информационное присутствие России в международном информационном пространстве, в частности, в научном пространстве; минимизировать распространение идей, принципов, ценностей с брендом «made in Russia», которые также могут носить деструктивные последствия для существующей западной политической системы; распространить и обеспечить внедрение идей, которые будут если не напрямую влиять на суверенитет и конституционный строй России, то косвенно, через активность различных ячеек, институционализирующих чуждую картину мира. С одной стороны (научной) факт наличия таких ячеек можно отрицать в силу того, что статистически продемонстрировать количество таких субъектов не просто, кроме как через рост показателя «количество юридических и физических лиц со статусом иностранный агент». С другой стороны, возникает резонный вопрос: «Кому доказать?». Кому необходимо научное обоснование, что в суверенном государстве есть субъекты, которые оказывают влияние на внутреннюю экономическую политику, научную сферу, институциональную и прочие сферы, являющихся условиями стабильности всей государственной системы и ее устойчивого долгосрочного развития? Западной академической публике подобные исследование не будут интересны, в силу, очевидно, того, что это антинаучно, поскольку отсутствует предмет исследования. Во внутренней среде остается только административный национальный аппарат, для которого необходимо доказать, что есть субъекты, влияющие на целеполагание, прогнозирование, планирование, программирование в России в интересах западных стран, в интересах бизнес-структур, чьи интересы не коррелируют с национальными. В современных условиях разрастающихся противоречий Российской Федерации с моделью Pax Americana, интересно было бы ознакомиться с политическими / научными взглядами российских ученых-экономистов, управленцев, экспертов, политических деятелей, которые бы опровергли гипотезу о том, что существуют во внутренней среде российского государства субъекты (НКО, СМИ, ученые, эксперты, политики, лидеры общественного мнения и т.д.), в интересах которых стоят задачи дестабилизации ситуации (процессов) как на узких направлениях обеспечения функционирования государства, так и на всех уровнях государственного и муниципального управления в краткосрочном (тактическом) и долгосрочном (стратегическом) периодах.
Таким образом, дополнительным вызовом для российского суверенитета выступает снятие зависимости отечественной экономической и управленческой наук от западных концептов, клише и догм, которые глубоко укоренились в отечественной академической среде, в свою очередь в системе стратегического планирования Российской Федерации.
Административные причины
«Эксперты отмечали, что мышление министров существенно отличается от мышления экспертов. Министры чрезвычайно загружены текущей работой, решением текущих вопросов и не могут полноценно заниматься стратегическими вопросами» ... «Министр мыслит своим временным горизонтом. Он говорит: «Вот у меня есть задание, я должен вот это сделать, не морочь мне голову своими долгосрочными проблемами» [Дмитриев, 2016].
Так в случае, если на коммерческом предприятии клерк не выполняет стратегические задачи, акцентируя свое внимание на текущих оперативных проблемах, то начальство, как правило, при оценке такой практики управления резюмирует: «не верно расставлены приоритеты». Когда речь идет о руководителях федерального, регионального и местного
уровней, в рамках указанного выше вывода экспертов ЦСР, имеем возможность сделать следующие выводы.
Во-первых, вероятно, при реализации «Стратегии 2020», наблюдалась неэффективность административного аппарата (в частности, в отношении тех субъектов ведем речь, в отношении кого было сделано подобное заключение экспертами ЦСР. В результатах социологических опросов не указываются фамилии респондентов).
Опустим вопрос причин несоответствия целей государственных программ и целей «Стратегии 2020». Смеем предположить, что неэффективность стала результатом противоречий между карьерными приоритетами и стратегическими государственными долгосрочными целями. В данном случае, достаточно странно вести речь о таком явлении как «незаинтересованность государственных (муниципальных) служащих».
Незаинтересованность государственного (муниципального) служащего в реализации государственных документов стратегического планирования в современных условиях представляет собой благотворительность в сторону западных «партнеров» и посильный вклад в достижение их стратегических целей. Тем не менее, понятия «незаинтересованность служащих» в отечественном законодательстве отсутствует, возможно, как отсутствует само явление (отношения между государственным (муниципальным) служащим и другим иным субъектом по поводу принятия управленческих решений, умышленно менее эффективных, для достижения либо личных интересов и/или интересов третьей стороны). Иными словами, с позиции антикоррупционного законодательства, выделяется понятие - «заинтересованность», когда например: «подписал и получил выгоду». В нашем случае, «незаинтересованность», когда: «не подписал, усложнил, отсрочил, не договорился, проигнорировал, в целом что называется «сыграл в долгую» и «получил выгоду». Установить юридические последствия от подобных отношений не представляется возможным, поскольку ни экономическая наука, ни юридическая не в состоянии проследить комплекс причинно-следственных связей множества принимаемых тактических и стратегических решений лица, в результате которых в государстве (регионе / муниципалитете) стратегическая цель не достигнута, а также установить факт извлечения, например, нефинансовой выгоды. Таким образом, вести речь сегодня о незаинтересованности служащего — антинаучно. Научный подход может объяснить причины неисполнения стратегических документов наличием объективных факторов внутреннего и внешнестранового характера. С позиции научного подхода к исследованию причин неисполнения документов стратегического планирования необходимо в качестве источника данных иметь достоверную информацию о принимаемых оперативных и стратегических решениях в кабинетах федерального, регионального и местного уровней, доступа к чему у академической среды нет.
Эксперты ЦСР отмечают в качестве причины административного характера при реализации «Стратегии 2020» проблему координации между министерствами. Считаем, что если субъект находится на должности, то этому есть причина - наличие доступа к различного рода ресурсам, позволяющих ему решать с минимальными издержками сложные вопросы и эффективно достигать поставленные цели. Если при реализации стратегически важных целей для государства (региона / муниципалитета) у служащего возникали сложности с координацией, по причине которых стратегические цели не достигаются, то возникает два обоснования сложившейся ситуации:
Объективно сложно скоординировать совместную деятельность в рамках плановой работы между министерствами. Это возможно, зачастую, при внимании Президента. В данном случае, возникает вопрос: «почему министерства, регулярно (об этой проблеме не одно
десятилетие говорят) «наступая на одни и те же грабли», не согласовывают на этапе разработки стратегических документов подобные риски»? Это результат некомпетентности, проявление формальности, конкуренции и полного игнорирования командной деятельности, отсутствие воли или ресурса договороспособности?
Вероятно, причина отсутствия (наличие барьеров) координации между органами власти (одной из сторон отношений) — это выработанная модель поведения, которая работает в интересах субъекта управления (равносильно в интересах третьей стороны — западных «партнеров»).
Во-вторых, вероятно, что в анатомии административных причин, выступивших факторами, сдержавшими реализацию «Стратегии 2020» присутствовали «гены» факторов, среди всех прочих, связанных с проявлением внешнего воздействия. Ведем речь о вероятности нахождения в вертикали власти (начиная от федерального уровня, заканчивая отдельными лицами на локальных территориях) субъектов, выступающих проводниками западных идей, рекомендаций, советов, указаний, направленных на дестабилизацию различных подсистем государственного, регионального и муниципального уровней. Поскольку одним из принципов государственного управления выступает принцип демократизма, что также реализуется на всех уровнях стратегического планирования при общественном обсуждении, то по причине открытости системы рассматриваются позиции различных заинтересованных сторон. При наличии административного ресурса фактически любая идея может быть внедрена в долгосрочные планы и дальше реализовываться.
В случае 1-ой причины необходимы «работающие» алгоритмы выявления проявлений неэффективной деятельности сотрудников аппарата. Очевидно, что за период реализации государственных программ в Российской Федерации, с момента ввода в действие ФЗ-172 1 в 2014 г, Постановления Правительства РФ от 26 мая 2021 г. N 786 2, а также Указа Президента РФ от 8 ноября 2021 г. № 633 3, проводится настройка системы государственного стратегического управления. Работа в основном связана с организацией функционирования системы стратегического планирования, а также повышением эффективности реализации государственных программ и инструментов, обеспечивающих их реализацию. Считаем важной увязку показателей эффективности деятельности государственных (муниципальных) служащих и показателей стратегического развития. Необходима прозрачная ответственность (подотчетность) отдельной системы, ее кадровых составляющих при достижении отдельных показателей. Безусловно, задача сложная: много объективных факторов, которые искажают фактическое достижение плановых значений, проявляются изменения в вызовах перспективного развития для страны, на которые оперативно необходимо реагировать. Однако, данную сложную задачу предстоит решать, даже не с позиции обеспечения юридической ответственности, а нормализации системного подхода к сфере стратегического государственного планирования.
1 Федеральный закон от 28 июня 2014 г. № 172-ФЗ «О стратегическом планировании в Российской Федерации». [Электронный ресурс]. URL: www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_164841 (дата обращения: 18.05.2024).
2 Постановление Правительства РФ от 26 мая 2021 г. N 786 "О системе управления государственными программами Российской Федерации". [Электронный ресурс]. URL: //base.garant.ru/400820533/?ysclid=lwajrstb2 b632682950 (дата обращения: 18.05.2024).
3 Основы государственной политики в сфере стратегического планирования в Российской Федерации. Утверждены Указом Президента РФ от 8 ноября 2021 г. №633. [Электронный ресурс]. URL: www.garant.ru/products/ipo/prime/doc/402915816/?ysclid=lwajm8gsy3951167022 (дата обращения: 18.05.2024).
Во-2-м случае, если вероятность внешнего воздействия имеется, считаем, нужен работающий механизм обеспечения безопасности системы стратегического планирования на всех уровнях управления (федеральном, макрорегиональном, региональном, местном (при необходимости агломерационном), государственных корпораций, уровне крупных промышленных и финансовых структур), со своим инструментарием оперативной деятельности, технологиями выявления и нивелирования угроз для плановой работы.
Противодействие групп влияния
Как замечают специалисты ЦСР одной из причин невыполнения мер «Стратегии-2020» стали лоббистские группы. «Нужно, чтобы была обеспечена готовность групп влияния, элитных групп принять изменения, которые предлагаются. Дело не в том, чтобы была поддержка президента. Мы видим на примере указов, что они даже формально могут не выполняться. То есть нужно добиться поддержки этих предложений группами влияния. Иначе это новая стратегия повторит судьбу большей части Стратегии-2020» [Дмитриев, 2016].
В феномене наличия групп влияния также нет ничего нового. При любой экономической формации подобные отношения в той или иной степени концентрации можно наблюдать. Однако, на современном этапе, при современной логике имеющихся форм сетецентрической борьбы между глобальными игроками, такая активность внутренних хозяйствующих субъектов — резидентов, считаем должна восприниматься неоднозначно. Корпоративный частный интерес, заключающийся в извлечении и присвоении максимальной прибыли — то, что отличает корпоративный сектор от государственного. Корпоративный сектор в целях максимизации прибыли, роста своей конкурентоспособности, пользуясь различными инструментами предпринимает не всегда легальные попытки через политические отношения преодолеть различного рода барьеры, ограничивающие их движение к цели. «Фактор лоббизма оказывает системное влияние на экономику и государство. Некоторые эксперты говорили о том, что реформистские устремления в экспертном сообществе снижаются и все более заменяются лоббистскими предложениями и запросами. Последние часто маскируются под реформистские, якобы мотивированные соображениями общественного блага» [Дмитриев,2016]. Рассматривая подобное влияние через участие в планировании (территориальном, стратегическом, бюджетном) развития страны (региона, муниципального образования), казалось бы, противоречий не проявляет, поскольку через принцип демократизма реализуется общественное обсуждение. Однако, противоречие имеется. Заключается оно в том, что интересам групп влияния, противоречат национальные интересы, приоритеты, цели, по причине чего запускаются механизмы сопротивления изменениям. Предположительно, данное явление имеет место в связи с тем, что реализация документов стратегического планирования недостаточно обеспечены юридической силой; многообразие документов, не имеющих стройности, демонстрируют противоречия целевых показателей. Это вызывает как минимум неоднозначность толкования стратегических установок и игнорирование сто стороны корпоративного сектора, максимум — сопротивление.
Данные обстоятельства «развязывают руки» хозяйствующим субъектам. Тем не менее, в описанном варианте, мы имеем дело с рыночным механизмом, координирующим действия групп влияния. Другое обстоятельство, когда, гипотетически, группы влияния руководствуются целями, видением западных структур, выступают как проводники иностранной миссии на территории России. Примером тому может служить процессы национализации крупнейших хозяйствующих субъектов, активно наблюдающиеся в ряде
регионов Российской Федерации с 2023 г. по настоящее время 1. С одной стороны национализация может рассматриваться как способ нахождения баланса между государственным сектором и частным, с другой стороны — это реакция государства на деятельность ненационально ориентированного бизнеса. Сегодня — на этапе цивилизационных вызовов для страны, данный инструмент выступает как крайняя регулирующая мера, позволяющая скоординировать (мотивировать) «протестные» группы влияния на достижение стратегических целей развития государства.
Как и в вышеприведенном примере, выявление подобных связей представляется достаточно затруднительным. Единственным инструментом здесь выступает анализ финансовых потоков, демонстрирующих прямые или косвенные связи между отечественными хозяйствующими субъектами и иностранными организациями, негосударственными западными фондами и т.д. Вероятно, что после 2022 г., при активном внимании со стороны российского государства к внешнему финансированию отечественных хозяйствующих субъектов, данный метод будет мало продуктивен, поскольку западное финансирование развития институтов демократии по американским лекалам в России стало менее эффективным.
Альтернативным способом выявления фактов запуска сопротивления группами влияния будет организация работы по накоплению данных о принимаемых управленческих решениях на местах и оценки текущих и долгосрочных эффектах от них на уровне ключевых игроков. Динамика эффектов будет прямо или косвенно индикатировать о приоритетах групп влияния. Прогнозирование, выстроенное на основе полученных данных представит возможность работы с рисками сопротивления реализации документов стратегического планирования (на всех уровнях управления), позволит выявить мотивы и связи интересантов.
Заключение
Система стратегического планирования как институт, используемый в практике современного государственного строительства, выступает действующим механизмом обеспечения национальной безопасности. Эффективно действующий механизм, который обеспечивает конкурентоспособность, суверенитет, повышение качества жизни населения представляет собой угрозу стратегическим интересам западных «партнеров», так отчетливо в последние полвека характеризующимися настойчивым желанием контролировать жизненно важные процессы в различных государствах. Исходя из этого, данный механизм — система стратегического планирования, должен быть защищен от внешнего воздействия. Практика исполнения «Стратегии 2020» косвенно может указывать на то, что причинами низкой результативности реализации выступать могут не только объективные социально-экономические условия, но и субъективный фактор, корни которого могут вести к внешним интересам.
В современных хозяйственных условиях, когда калейдоскоп политического миропорядка трансформируется, крайне важным выступает поддержание высокого уровня управляемости внутригосударственных систем, обеспечивающих государству необходимую стабильность, жизнестойкость, способности при центростремительных изменениях не скатиться на переферию глобальных отношений. Высокий уровень организации и
1 Филипенок А. Какие частные компании прокуратура требует передать государству. [Электронный ресурс]. URL: www.rbc.ru/business/29/03/2024/64e3a6769a7947634c7c9f53?ysclid=lvo5hunp4k578558936 (дата обращения: 17.05.2024)
независимости системы стратегического планирования, обеспечивающей совпадение желаемого и фактического в национальном хозяйстве, в состоянии будет внести свой вклад в прогрессивное государственное строительство, что позволит стране занять достойное место в новых геополитических, экономических условиях.
Наблюдаемые системные проблемы в рассматриваемом механизме должны быть глубоко проанализированы на предмет слабых мест, в частности на предмет открытости; ответственных субъектов, принимающих / не принимающих важные для безопасности города, региона, страны управленческие решения на всех стадиях стратегического цикла. Открытым вопросом является развитие методического инструментария, позволяющего выявить риски внешнего воздействия на национальную систему стратегического планирования.
Список источников
1. Анализ факторов реализации документов стратегического планирования верхнего уровня: аналитический доклад / С. А. Белановский, М. Э. Дмитриев, В. М. Комаров [и др.]; под научной редакцией М. Э. Дмитриева; Центр стратегических разработок. Санкт-Петербург, 2016. 204 с.
2. Бартенев В.И. Вмешательство во внутренние дела: спор о дефиниции // Вестник Московского университета. Серия 25 / Международные отношения и мировая политика. 2018. Т. 10. № 4 С. 79-108.
3. Жихаревич Б.С. Стратегии малых городов: территория творчества СПб.: Международный центр социально-экономических исследований «Леонтьевский центр», 2017. 68 с.
4. Камаровский Л.А. Начало невмешательства: Вопрос об интервенциях в литерат уре. № 93. Изд. 2. URSS. 2017. 120 с.
5. Кржижановский Г.М. Вредительство как оно есть / М.; Л.: Гос. изд-во, 1930. 39
с.
6. Brzezinski Zb. The Choice: Global Domination or Global Leadership, New York, Basic Books. 2004. 242 p.
7. Castel J.G. lnternational Law: Chiefly as lnterpreted and Applied in Canada, 8th Edition. Toronto: Butterworths, 2014. 958 р.
8. Duner B. Military intervention in civil wars: The 1970s. Aldershot: Gower, 1985. 197
р.
9. Geldenhuys D. Foreign political engagement. London: Palgrave Macmillan UK, 1998.
326 р.
10. Little R. Intervention: External involvement in civil wars. London: M. Robert son., 1975. 236 р.
11. Mearsheimer, J.J. The tragedy of great power politics. New York: W.W. Norton & Company, 2001. 555 р.
12. Morgenthau H. J. Politics Among Nations. The Struggle for Power and Peace, 1948.
615 р.
13. Oppenheim L.F.L. International law: A treatise. Vol. 1: Peace. New York; Bombay: Longmans, Green, and Co., 1905. 684p.
14. Pearson F.S., Baumann R.A. International military interventions: Identification and classification // International Interactions, 1988. Vol. 14. No. 2. P. 173-180.
15. Regan P.M. Choosing to intervene: Outside interventions in internal conflicts // Journal of Politics, 1998. Vol. 60. No. 3. P. 754-779.
16. Reus-Smit C. The concept of intervention // Review of International Studies, 2013. Vol. 39. No. 5. P. 1057-1076.
17. Rosenau J.N. The concept of intervention // Journal of International Affairs, 1968. Vol. 22. No. 2. P. 165-176.
18. Tillema H.K. Appeal to force: American military intervention in the era of containment. New York: T.Y. Crowell, 1973. 260 p.
19. Waltz K. N. Theory of international politics / New York: McGraw-Hill, 1979. 251 p.
20. Young O.R. Intervention and international systems // Journal of International Affairs. 1968. Vol. 22. No. 2. P. 177-187.
ON THE PROBABILITY OF EXTERNAL INFLUENCE ON THE STRATEGIC PLANNING SYSTEM IN THE RUSSIAN FEDERATION
Dyachenko O.V., South Ural University of Technology Gredyakina I.V., Limited Liability Company «Avangard»
Abstract
The article considers the hypothesis of the presence of external influence on the processes of strategic planning in the Russian Federation. The results of the research conducted by the Center for Strategic Research "Analysis of factors in the implementation of top-level strategic planning documents" are considered as a basis for putting forward a hypothesis.
Keywords: strategic planning system, national security, economics, unipolar world order, external influence, strategy, goal setting, lobbying.
