CC BY
35
И. В. Радиков
О ТРАНСФОРМАЦИИ ВОЕННОЙ ПОЛИТИКИ ПОСТСОВЕТСКОЙ РОССИИ. Ч. 2
В статье утверждается, что военная сила и сегодня остается важнейшим фактором национальной безопасности и мировой политики. Делается вывод, что крупномасштабные и исторические процессы в глобальной геополитической обстановке, произошедшие в мире, потребовали изменения характера и направленности военно-политического курса постсоветской России. Исходя из требований современного российского демократического государства, раскрываются особенности его военной политики двух последних десятилетий. С учетом появления новых опасностей и угроз анализируются процесс трансформации российской военной системы, формирующееся новое качество современной российской военной политики.
Ключевые слова: военная сила, военная политика, военная безопасность, вооруженные силы, вооруженное насилие, военное строительство.
В современных условиях возникли новые опасности и угрозы для нашего государства, которые требуют нового качества российской военной политики.
Существенную роль в политике и стратегии Российского государства продолжает играть ядерное оружие, как фактор обеспечения военной безопасности. Но масштабы, география и темпы распространения оружия массового уничтожения, оборудования, технологий и компонентов, используемых для изготовления ядерного и других видов этого оружия (оружие массового поражения — ОМП), а также технологий двойного назначения, которые могут использоваться для создания такого оружия и средств его доставки, возможность его применения в региональных конфликтах и возрастающая в таком случае вероятность выхода кризиса за рубеж региона представляют качественно новую степень опасности. Моделирование ракетного ядерного удара по Манхэттену (центр Нью-Йорка) боеголовкой мощностью в одну мегатонну, выполненное для Scientific American, показало, что в результате взрыва, сплошных пожаров и воздействия радиации погибнут миллионы людей. Так же пострадают и другие большие города (см.: Фишетти, 2008).
В конце сентября 2008 г. на ежегодной Ассамблее МАГАТЭ глава агентства признал неэффективность его более чем полувековой работы (с 1956 г.), поскольку, распространяя ядерную энергетику, сдержать распространение ядерного оружия не удалось. Число стран, обладавших или обладающих ядерным оружием, за эти годы
© И. В. Радиков, 2009
удвоилось. По оценке агентства, около 40 стран стоят на пороге создания ядерного оружия. Девять стран способны сегодня в одночасье умертвить огромное количество людей с помощью ракет с ядерными боеголовками. Десятая страна, Иран, может приступить к производству оружейного урана.
Баллистические ракеты, запущенные из США, России и Китая, могут достичь практически любой точки Земли, двигаясь по различным траекториям, в том числе над Северным полюсом. Пять стран (США, Англия, Франция, Россия, Китай) способны нанести разрушающий удар ядерными боеголовками, запущенными с подводных лодок практически из любой точки в Мировом океане.
Восемнадцать стран (Афганистан, Армения, Бахрейн, Беларусь, Египет, Греция, Ирак, Казахстан, Ливия, Саудовская Аравия, Словакия, Южная Корея, Сирия, Тайвань, Турция, Туркменистан, Украина, ОАЭ) обладают баллистическими ракетами, но не имеют ядерного оружия. Дальность их полета до 800 км, за исключением Саудовской Аравии (2600 км) (см.: Капица, 2008).
США приступили к выполнению рассчитанной на 25 лет программы по замене тысяч боеголовок W76 на более современные RRW (Reliable Replacement Warhead). По мнению военных специалистов и сторонников программы, ее реализация позволит увеличить надежность американского ядерного арсенала. Критики считают, что разработка RRW не только приведет к затратам миллиардов долларов, но и заставит включиться в новую ядерную гонку другие страны (см.: Биелло, 2008).
Если ранее опасность использования оружия массового уничтожения в основном предопределялась тем, что в реальное противоборство было непосредственно втянуто относительно небольшое число государств, обладающих оружием массового уничтожения, то теперь вероятность его применения в конфликтных ситуациях может значительно увеличиться за счет как роста числа стран, обладающих эти оружием, так и его транспортировки в конфликтные зоны извне.
Для России, при крайне неблагоприятном соотношении сил на всех стратегических направлениях, ядерное оружие остается важнейшим, наиболее надежным средством стратегического сдерживания внешней агрессии и обеспечения своей военной безопасности. Необходимо учитывать и то обстоятельство, что в связи со снижением возможностей наших космических средств, системы СПРН и ударных средств СЯС, а также с созданием стратегического ПРО все более проблематичным становится нанесение не только ответно-встречного, но и достаточно эффективного ответного удара по потенциальному противнику. В этой связи требуется очень
взвешенная позиция по реакции на внешне привлекательное предложение нового президента США Барака Обамы о взаимном сокращении на 80% ядерных арсеналов России и США. Требуется всесторонняя оценка последствий возможного сокращения. Так, по мнению многих экспертов, радикальное сокращение ядерных боеголовок способно поставить Россию в сложное положение. Оставив на вооружении всего тысячу боеголовок, Россия не сможет преодолеть систему ПРО США и окажется безоружной перед Китаем. Напомним, что основу китайских ядерных сил сегодня составляют ракеты средней и малой дальности Dong Feng, расстояние полета которых не превышает 600 км, они не опасны для США, но способны долететь до России. Российская Федерация после резкого сокращения своего вооружения не будет иметь возможность нанести Китаю адекватный ответный удар, который нанес бы соответствующий ущерб, следовательно, не сможет осуществлять ядерное сдерживание Пекина, отмечает «РБК daily» (http://www.nr2.ru/technology/219184.html/).
«Предлагаемое Бараком Обамой количество боеголовок России недостаточно, чтобы осуществлять ядерное сдерживание США», — подтвердил эксперт Московского института политического и военного анализа Александр Храмчихин. Он считает, что американцы смогут вывести из строя сокращенный российский арсенал, даже не прибегая к использованию собственного ядерного оружия. Ракеты шахтного базирования, составляющие основу российских ядерных сил, США смогут уничтожить с помощью высокоточных неядерных ударов. Те же ракеты, которые России все-таки удастся выпустить, будут сбиты американской ПРО (Там же). По мнению постпреда России при НАТО Дмитрия Рогозина, вопрос о сокращении ядерных боеголовок надо решать в связке с вопросом о ПРО, так как «невозможно одновременно предлагать сокращать боеголовки и строить у российских границ установки, способные эти боеголовки уничтожать», — отметил он, добавив, что тысячи боеголовок не хватит, чтобы преодолеть ныне существующую систему ПРО США (Там же).
Очевидная сегодняшняя евроатлантическая ориентация военной политики России (в смысле источников военных угроз) входит в реальное противоречие со все возрастающей военной опасностью со стороны КНР. В современных условиях вооруженные силы (ВС) Китая строятся в соответствии с концепцией «стратегических границ и жизненного пространства», которая, как представляется, разработана для обоснования и правомочности ведения ВС Китая наступательных боевых действий в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Концепция базируется на представлении, согласно которому рост населения и ограниченность ресурсов вызывают естественные потребности в расширении пространства для обеспечения дальней__________________________________________________________________ 165
шей экономической деятельности государства и увеличения его «естественной сферы существования». Предполагается, что территориальные и пространственные рубежи обозначают лишь пределы, в которых государство с помощью реальной силы может «эффективно защищать свои интересы».
«Стратегические границы жизненного пространства» должны перемещаться по мере роста «комплексной мощи государства» (под ней понимается совокупность экономики, науки и техники, внутренней политической стабильности, военной мощи). Концепция КНР подразумевает перенесение боевых действий из приграничных районов в зоны «стратегических границ» или даже за их пределы. При этом причинами военных конфликтов могут стать сложности на пути «обеспечения законных прав и интересов Китая в Азиатско-Тихоокеанском регионе (АТР)». Фактически данная концепция определяет цели и задачи современного китайского экспансионизма, в сферу которого вовлечены те территории России, которые активно заселяются китайцами (см.: Храмчихин, 2008, http://www.apn.ru/ publications/article20421.htm).
Хотя указанная концепция не называет прямо направление, в котором будут расширяться «стратегические границы жизненного пространства» Китая, достаточно очевидно, что это может быть только Россия, преимущественно ее восточные регионы, а также Центральная Азия, в первую очередь Казахстан. Восточная Сибирь и Дальний Восток РФ обладают гигантской территорией и природными ресурсами при очень небольшом, причем быстро сокращающемся, населении. Схожая ситуация и в Казахстане. В Индокитае (другом потенциальном направлении китайской экспансии) ситуация прямо противоположна (мало территории и ресурсов при высокой плотности коренного населения). Индия в качестве направления экспансии, разумеется, рассматриваться не может по причинам географического (между Китаем и Индией лежат Гималаи) и демографического (население Индии почти равно китайскому при гораздо меньшей площади территории) характера.
То, что экспансия Китая может быть направлена на Россию, подтверждается как ведущейся в этой стране пропагандой, так и характером военного строительства.
В настоящее время китайская историография, находящаяся под контролем партийных органов и отражающая исключительно официальную точку зрения, рассматривает действия России в отношении Китая начиная с XVII в. исключительно как агрессию, которая привела к захвату Россией значительных «исконно китайских» территорий. Напомним, что по Нерчинскому договору 1689 г., который был навязан нам силой, Россия потеряла Приамурье, русские вой-
ска и переселенцы выводились из Албазинского воеводства (причем к тому моменту русские жили не только на левом, но и на части правого берега Амура), которое Китай не пытался осваивать ни до, ни после этого договора. По Айгуньскому договору 1858 г. и Пекинскому договору 1860 г. Россия вернула себе часть утраченных земель, установив нынешнюю границу по Амуру и Уссури. Однако в Китае даже Нерчинский договор рассматривается как уступка с китайской стороны, а Айгуньский и Пекинский договоры однозначно называются «несправедливыми» и «неравноправными». Уже в 1926 г. Китай предложил СССР восстановить границу по Нерчинскому договору (по вершинам Станового хребта). На консультациях в Пекине по поводу уточнения прохождения линии границы в 1964 г. Китай официально заявил, что 1540 тыс. кв. км отторгнуто Россией по неравноправным договорам, в том числе по Айгуньскому — более 600 тыс. кв. км, по Пекинскому — более 400 тыс. кв. км (МИД РФ, 2002, 16 января).
Подобная трактовка истории не изменилась в Китае до сего дня, хотя официально руководители КНР сейчас заявляют, что территориальных претензий к России не имеют. Подписание договоров о границе лишь снизило интенсивность соответствующей риторики в Китае, но сама суть концепции не изменилась ни малейшим образом: какие-либо альтернативные взгляды отсутствуют в принципе. Мы в представлении китайцев остаемся страной, отторгшей у Китая не менее миллиона км2 его территории.
Перед Китаем стоит комплекс очень серьезных проблем (демографических, экологических, экономических), причем их сочетание таково, что решение одних ведет к усугублению других. Экспансия с целью захвата территорий и природных ресурсов может явиться для КНР возможным способом избежать серьезнейшего кризиса, угрожающего самому существованию этой страны. Хотя экспансия эта предположительно будет носить в первую очередь экономический и демографический характер, нельзя исключать и прямой военной экспансии (см.: Храмчихин, 2008, http://www.apn.ru/publications/ article20421.htm). Сегодня Китай предъявляет территориальные претензии 11 из 24 своих соседей, включая Индию, Японию, Вьетнам, Филиппины и Россию. В отношениях Китая со всеми этими странами важным фактором было и остается потенциальное использование военной силы.
Новым содержанием наполняет современную российскую военную политику угроза со стороны так называемого «международного терроризма». В большинстве стран мира вооруженные силы по своему целевому предназначению не имеют прямых задач борьбы с терроризмом. Это считается прерогативой специальных служб и
правоохранительных органов государства. Но масштабы терроризма потребовали все большего вмешательства вооруженных сил. Возможности вооруженных сил, в том числе российских, для ведения антитеррористической борьбы можно рассматривать по следующим направлениям: а) предупреждение террористической деятельности, предотвращение проведения террористических акций; б) непосредственная защита объектов террористических вылазок, уменьшение масштабов разрушений и поражения; в) ликвидация последствий террористического нападения (например, экологических), восстановление деятельности объектов терроризма.
Но объектом терроризма могут быть и сами вооруженные силы. Так, предметами интереса и агрессивных действий со стороны террористических сил могут стать: а) личный состав вооруженных сил, его физическое здоровье и нравственно-психологическое состояние, помещения и сооружения для его размещения; б) вооружение и военная техника, боеприпасы, средства и системы связи и управления, информационные сети; в) аэродромы, узлы коммуникаций; транспортные средства, запасы материальных средств, в том числе горюче-смазочные материалы, продовольствие, вещевое имущество и т. д.
Современная концепция национальной обороны, когда вооруженная борьба направлена не столько на сохранение контроля над территориями, сколько на защиту важнейших объектов, также во многом смыкается с концепцией борьбы с терроризмом. Таким образом, участие вооруженных сил в антитеррористической борьбе можно считать объективной необходимостью, это требование времени.
Что касается конкретных направлений такого участия, то, исходя из структуры и состава Вооруженных сил Российского государства, они могут сводиться к следующим:
1. Использование разведывательных возможностей вооруженных сил. Армейская разведка имеет специфические задачи, но ее силы и средства способны существенно повысить эффективность борьбы с терроризмом. Агентурная, радио- и радиотехническая, воздушная, артиллерийская, космическая и другие виды разведки, а также средства контроля коммуникаций связи могут быть источниками ценной информации о намерениях и действиях террористических организаций.
2. Участие армейских подразделений в специальных мероприятиях. Спектр целей и задач таких операций очень широк, но в интересах антитеррористической борьбы наибольший интерес представляют разведывательные, противодиверсионные, информационно-психологические и поисково-спасательные мероприятия. К проведению специальных операций могут привлекаться разведывательные, аэромобильные, десантно-штурмовые и другие части и
подразделения. Примером комплексного использования возможностей вооруженных сил в сочетании с действиями спецслужб, экономическими, дипломатическими и пропагандистскими мероприятиями является широкомасштабная операция США и других государств ан-титеррористической коалиции, проведенная в Афганистане.
3. Применение противовоздушной и противоракетной обороны. Поскольку средства воздушного нападения (в таком качестве могут быть использованы даже пассажирские самолеты) принадлежат к наиболее опасным с точки зрения возможного осуществления террористических акций, то их своевременное обнаружение и, при необходимости, уничтожение являются важными и ответственными задачами.
4. Применение воздушных и морских десантов. Вооруженные силы способны быстро готовить и высаживать на значительные расстояния воздушные и морские десанты, что может быть использовано для блокирования и уничтожения, особенно при поддержке авиации, любых группировок террористов. Существенными являются также возможности вооруженных сил по выявлению и уничтожению террористических групп, действующих на море (в том числе под водой).
5. Обеспечение радиационной, химической и бактериологической защиты, радиоэлектронной и противоминной борьбы, защиты компьютерных сетей обмена информацией.
6. Участие инженерных и железнодорожных войск в решении задач по ликвидации последствий террористических акций и восстановлению нормального функционирования объектов и коммуникаций, пострадавших от террористического нападения.
7. Использование всех имеющихся в вооруженных силах средств огневого поражения для блокирования и уничтожения созданных для целей терроризма незаконных вооруженных формирований.
Содержание военной политики России в современных условиях определяется необходимостью обеспечения возможностей для реализации, прежде всего, экономических интересов государства. Борьба за ресурсы в будущем будет становиться все более значимым фактором, определяющим содержание государственной политики России в области обороны и военного строительства. В этой связи укажем на новую географию этих интересов, а отсюда и на новое пространство для военной политики. Внимание международной политики в долгосрочной перспективе будет сосредоточено на обладании доступом к источникам энергоресурсов, в том числе на шельфе Баренцева моря и в других районах Арктики. В условиях конкурентной борьбы за ресурсы не исключены решения возни___________________________________________________________ 169
кающих проблем с применением военной силы — может быть нарушен сложившийся баланс сил вблизи границ РФ. Эта проблема переходит сегодня из разряда гипотетической возможности в категорию очевидной геостратегической реальности. Это настоятельно диктует ориентацию военной политики и на Ледовитый океан.
С Арктикой непосредственно «граничат» шесть стран: Россия, Канада, США, Норвегия, Исландия и Дания (которой, как известно, принадлежит остров Гренландия). Еще два государства — Швеция и Финляндия — прямого выхода к Северному Ледовитому океану не имеют, однако тоже считают себя членами «арктического кооператива». Даже китайцы серьезно заинтересовались этим регионом: они открыли исследовательскую станцию на Шпицбергене и несколько раз отправляли в северные моря свой ледокол «Снежный дракон», который обычно работает в Антарктике. Всего же о своей готовности к разработке шельфа Арктики заявили свыше 20 государств, что автоматически ставит вопрос о пересмотре условных границ Севера планеты (см.: Гусейнов, 2008).
По данным геологической службы США, дно Северного Ледовитого океана содержит около 25% мировых запасов углеводородов, а также богатые залежи алмазов, золота, платины, олова, марганца, никеля и свинца. Только месторождения арктической нефти, по данным ООН, превышают 100 млрд тонн — в 2,4 раза больше всех ресурсов России (см.: Цыганок, 2008). Долгое время эти кладовые полезных ископаемых, а также биоресурсы не осваивались из-за крайне затрудненного доступа к ним. Однако, как утверждают канадские ученые, в период с 1969 по 2004 г. объем льда на востоке Канадского арктического архипелага уменьшился на 15%, а в некоторых местах на западе страны — на треть. По прогнозам специалистов, уже к 2040 г. из-за глобального потепления значительная часть Северного Ледовитого океана будет свободна ото льда, что существенно облегчит добычу природных богатств со дна и удешевит перевозки. Председатель международной организации по оценке воздействия цивилизации на арктический климат Роберт Корелл недавно заявил, что, согласно его расчетам, «к 2050 г. Северный морской путь будет открыт 100 дней в году вместо 20» (Там же).
После российской экспедиции «Арктика-2007» РФ заявила о своих претензиях на 1,2 млн кв. км шельфа Северного Ледовитого океана (около 45% его площади), с чем категорически не согласны некоторые члены мирового сообщества (Там же). Так, Оттава взяла курс на обновление размещенных в Заполярье канадских военных объектов. Власти страны кленового листа заявили о намерении построить в Арктике первый канадский порт, в который смогут заходить глубоководные суда. В поселке Резольют будет создана учеб-
ная база для подготовки канадских военнослужащих к операциям в арктических условиях. Правительство Канады направило в Арктику несколько своих военных кораблей. Они будут патрулировать районы, которые Оттава считает своими территориальными водами (см.: Чирков, 2007).
С конца 1990-х - начала 2000-х годов США, не ожидая какого-либо серьезного противодействия, концентрируют основные усилия на постепенном ограничении возможностей всех конкурентов в Арктике. Этому же, по их мнению, должна способствовать американская противоракетная оборона, первый район которой находится на Аляске, а радиолокационные станции — в Гренландии и Великобритании. Именно в таком ключе ряд экспертов расценивают и совместное использование Соединенными Штатами и Норвегией центра спутниковой связи, расположенного в населенном пункте Лонгйир на Шпицбергене и предназначенного для сбора информации с находящихся на полярных орбитах экологических и метеорологических спутников. Повышенное внимание США к Арктическому бассейну не случайно, ибо это один из наиболее вероятных районов боевых операций американских подводных лодок в случае военного конфликта с Россией. В составе ВМС США около 30 субмарин уже приспособлены к действиям подо льдами. Ежегодно они совершают до 4 арктических походов. Стремление США и Норвегии направлено и на интернационализацию российской части Арктики, превращение российского Северного морского пути в международную магистраль, что может резко снизить уровень безопасности России в ее северной части.
Уже в настоящее время на Аляске дислоцируются 24 тыс. американских военнослужащих, находятся три базы армии (сухопутных войск) и три — ВВС, а также несколько объектов Береговой охраны (БОхр). Ледокольный флот насчитывает 3 судна («Хили» и два типа «Полар»), входящие в состав 13-го округа БОхр и базирующиеся в Сиэтле (штат Вашингтон). Однако считается, что этих сил недостаточно. В 2008 г. на нужды Береговой охраны, например, выделено 8,726 млрд долл., 100 млн из которых были предназначены для обслуживания и обеспечения работы полярных ледоколов. Предусмотрено увеличение численности БОхр с нынешних 40 тыс. до 45 тыс. человек.
Администрация США считает военный контроль над Арктикой важным элементом стратегии по обеспечению национальной безопасности и намеревается в обозримом будущем усилить присутствие своих войск в этом регионе. Такой вывод можно сделать после ознакомления с текстом обнародованной в начале 2009 г. президентской директивы «О региональной политике в Арктике», подписанной Джорджем Бушем. Эксперты указывают на стратегический
характер намерений США по усилению силового присутствия на богатой углеводородами территории. По их мнению, помешать реализации концепции Вашингтону не сможет даже финансовый кризис, способный лишь отсрочить проникновение американских военных в регион (см.: Цыганок, 2008).
Согласно документу, который был подписан 9 января 2009 г., Арктика является зоной национальных интересов США, в перечне которых значатся ПРО, стратегическое сдерживание, морское присутствие и обеспечение свободы транспорта и навигации. Кроме того, Вашингтон подчеркивает, что не менее важным аспектом присутствия США в этом регионе является стремление «предотвратить террористическую и иные угрозы», исходящие из Арктики, и «продемонстрировать морскую мощь всему региону». Очевидно, что данное решение носит системный характер, администрация Барака Обамы не станет отказываться от озвученной в директиве политики. Возможно, из-за финансового кризиса ее реализация будет идти не так быстро, как это планировалось ранее, однако и конкуренты США, прежде всего Россия, будут вынуждены снизить темпы освоения Арктики. Желание добраться до источников углеводородов на шельфе Баренцева моря никуда не делось, и в ближайшем будущем напряжение вокруг Арктики будет только расти (см.: Поморцев, 2009). Отметим и то, что объектом интереса США являются не только месторождения нефти и газа, но и морские транспортные коридоры, ставшие пригодными к активной эксплуатации из-за таяния арктических льдов.
Угроза со стороны США и НАТО признается многими экспертами и политиками на сегодняшний день для России угрозой гипотетической, однако она может стать реальной на Севере. В практическом плане это может сказаться в вычленении НАТО Арктического региона и создании предпосылок для давления на Москву угрозой размещения вдоль границ спорных территорий вооруженных сил альянса до «справедливого дележа» Арктики. Подобный шаг вполне возможен: ведь известно, что российское военно-политическое руководство постоянно отслеживает несение боевого дежурства стратегическими бомбардировщиками и атомными подводными лодками США в Северном Ледовитом океане и Северной Атлантике (как и вынуждено ныне учитывать досягаемость для тактической авиации НАТО с аэродромов новых членов блока практически всех стратегически важных объектов РФ на европейской части России).
Новое качество российской военной политики определяется не только объективными обстоятельствами, но и изменившимся за два десятилетия военно-политическим сознанием военно-политической элиты и всех российских граждан, изменением представлений о ро-
ли военного фактора в истории, идеи защиты Отечества и воинского долга. Новым качеством отличаются существующие военнополитические институты и учреждения, существенно изменились военные кадры на всех уровнях. При этом речь идет не об их качественном росте, что было бы вполне естественно, а, наоборот, о вопиющей деградации военной компетентности не только исполнителей военно-политических решений, но и тех лиц, которые принимают эти решения. Достаточно напомнить, что нынешний министр обороны России к военному делу вообще никакого отношения не имеет и вряд ли понимает суть и последствия принимаемых военно-политических решений. Здесь мы видим еще одно «историческое» подтверждение природы властного российского управления, в том числе военного управления: во все времена, не исключая и «новую демократическую» Россию, главным качеством руководителя любого ранга была и остается личная преданность вышестоящему начальнику, а не опыт, компетентность, глубокое понимание сущности управления. Так называемые «структурные изменения» в российских Вооруженных силах рождаются исключительно в высших кабинетах Минобороны и Генштаба, причем без всякого научного их обоснования и независимой военной научной экспертизы, что недопустимо в принципе. Коллегиальные профессиональные споры на стадии принятия решений как непременный атрибут демократического государства в последнее время стали несовместимыми с нынешним стилем военно-политического руководства. Угодничество и фаворитизм были и остаются основой кадровой политики. Фактически игнорируется индивидуальность — источник инициативы, творчества, воинского мастерства, стремления к подвигу. При этом заметим, что индивидуальность не противоречит коллективизму. Успех вооруженной борьбы достигается действительно коллективизмом, взаимопомощью, но с одновременным сочетанием индивидуального военного искусства, мастерства и личного героизма. Военное искусство — это органическое единство индивидуальности и коллективизма, сочетание коллективно организованных действий воинских формирований с наличием офицеров и генералов, которые обладают инициативой, самостоятельностью. Но когда из-за несогласия с «единственно верной позицией» руководства увольняются из армии под благовидными предлогами высококвалифицированные офицеры и это становится известным, то в армейской среде начинают преобладать пассивность и конформизм. К сожалению, вышеупомянутые процессы мало заботят политическое и военное руководство страны.
Всего за полтора года Министерством обороны фактически проведена кадровая «чистка», сравнимая по своим масштабам с
репрессиями в армии в конце 1930-х годов. Сняты со своих должностей или отправлены в запас начальник Генерального штаба и все начальники главных управлений Генерального штаба и большая часть начальников обычных управлений. Из шести командующих округов заменены все шесть, из пяти командующих флотов и флотилий заменены пять. Странно, что политическая элита и СМИ восприняли эту кадровую политику министра с олимпийским спокойствием. Но главное — в другом: пришедшие на смену уволенным в запас руководителям, как правило, обладают меньшим опытом, особенно боевым, более низким военно-профессиональным уровнем. И внешне пристойные основания для подобных кадровых решений не могут замаскировать то, что стиль нынешнего военного руководства не имеет ничего общего с демократическими принципами.
Кадровые изменения вскоре коснутся и среднего звена военного руководства. В печати нередко приводятся данные о предстоящем их сокращении. Так, за четыре предстоящих года в два раза будет сокращен офицерский корпус с более чем 300 тыс. до 150 тыс. человек. Размеры предстоящих количественных изменений представлены в таблице (см.: Гаврилов , 2008).
Ожидаемые сокращения офицерского состава Вооруженных сил России, чел.
Категория военнослужащих 2008 г. 2012 г. Степень сокращения
Г енерал 1107 886 20%
Полковник 25665 9114 65%
Майор 99550 25000 75%
Капитан 90000 40000 54%
Прапорщик/Мичман 140000 0 100%
Не подлежит сомнению, что из армии уйдут наиболее опытные и подготовленные офицеры, получившие военное образование еще в советский период. Структурная чехарда в высших эшелонах армии, сопровождаемая снижением престижа воинской службы, может привести к негативному кадровому отбору, потери нитей военно-профессиональных связей, сложившихся на протяжении нескольких поколений, трагическому разрыву опыта и знаний военных специалистов как основе национального военного стиля.
Резкое сокращение офицерских кадров будет происходить в условиях, когда подавляющее большинство офицеров тактического и оперативного звеньев уже не имеет боевого опыта, как и опыта организации и проведения учений с боевой стрельбой (начиная с ротных и батальонных и кончая тактическими учениями с боевой стрельбой полков, бригад и дивизий). Высший командный состав (в том числе и Генеральный штаб) все более теряет навыки в органи-
зации и проведении крупных учений, маневров и военных стратегических игр. Утрачиваются знания и опыт управления боем, сражением и войной в целом, а это является гибельным и для армии, и для военной политики государства.
Качественные характеристики современной военной политики России в значительной степени характеризуются уже заметной тенденцией к разрыву между ее теоретической и практической сторонами. В стране сегодня практически отсутствуют фундаментальные военно-научные труды стратегического уровня, в том числе и прогностического характера. На сегодняшний день в России практически нет оригинальных военно-научных школ как направлений национальной военной теоретической мысли и современной военной практики. Особенно удручает деперсонификация российской военной науки, при том что недостатка в кандидатах и докторах военных наук в России нет.
Университетская наука как бы не замечает потребностей военной практики, а потому ничем ее не обогащает. Лучшие профессорско-преподавательские кадры России (даже общих гуманитарных дисциплин) к чтению лекций и вообще к преподаванию в учреждениях военного профессионального образования практически не привлекаются.
Пренебрежение военной наукой, законами и принципами военного дела, историческим и даже ближайшим боевым опытом идет от несомненного недостатка общего и военно-профессионального образования, культуры и личного опыта высшего командного состава. Подобное замечалось и прежде, этим во многом объясняются наши неудачи в войнах. Даже успешная боевая практика не всегда превращалась в теорию и была востребована армейским и государственным руководством. Но сейчас положение еще более усугубляется, во многих аспектах становится критическим. Как и прежде, российские военные изучают боевой опыт не по боевым документам, например, анализирующим причины наших военных неудач в Великой Отечественной войне и даже Афганской и Чеченской кампаний, а по учебникам, которые дают лишь общее представление событий.
В войсках и военных учебных заведениях практически отсутствуют современные учебные пособия (типа «Тактика в боевых примерах», на которых училось послевоенное поколение офицеров и генералов Советской армии), в которых бы был профессионально описан опыт боевых действий взвода, роты, батальона в Афганистане и Чечне, а это означает только одно — реальный опыт боевых действий войск не изучается, бессмысленно теряется (см.: Владимиров, 2008, http://www.kadet.ru/lichno/vlad_v/Ob_innov_VSRF.htm).
Это осложняется и тем, что в военных учебных заведениях, как правило, командуют ротами и батальонами курсантов и преподают им тактику никогда не воевавшие и даже не служившие в войсках бывшие курсанты этих же училищ. К тому же, как считают опытные военные руководители, офицерский корпус практически прекратил читать профессиональную литературу и литературу общекультурного плана и при отсутствии в гарнизонах источников культуры, компьютерной, национальной сети военных (общегражданских) библиотек, по существу, деградирует.
В стране по-прежнему нарушена логика взаимосвязи науки и военно-промышленного комплекса: не наука формулирует внятные задачи ВПК, наоборот, военная промышленность, поставляя армии образцы вооружения, определяет направления развития военной теории и основы боевого применения техники и вооружения.
Качественные характеристики военной политики России определяются и качественным изменением содержания войны. Начало XXI в. ознаменовалось рассредоточенными хроническими войнами, которые не так просто отличить от периодов мира, и одновременным стиранием границ между такими понятиями, как «гражданский» и «военный», «национальный» и «международный». Так, в мире за первое десятилетие этого столетия проявились отголоски «холодной войны» (Корея, Куба, марксистские герильи), кризисы, порожденные расколом империй (Кавказ, Балканы), гражданские войны, грозящие разрастись до международного масштаба (Магриб, Африка), очаги дестабилизации, вызванные крушением государств (Афганистан, Пакистан, Дарфур), конфликты из-за вопросов легитимности и территориальных проблем (Ближний Восток), соперничество за власть (Азия), операции международной полиции, проводимые под эгидой ООН.
В это время происходит смена типа войн. США и некоторые страны НАТО переходят к дистанционному бесконтактному поколению войн. США применяют высокоточное оружие уже не просто с помощью самолетов и кораблей, направляя его только на экономику и военную инфраструктуру, а с помощью разведывательноударных боевых систем. Последние представляют собой собираемые на период войны в организационную структуру средства разведки, программирования, управления, запуска, наведения и документирования результатов поражения. Это — войны будущего. Но Россия по-прежнему и в подготовке кадров, и в обеспечении Вооруженных сил отстает на два поколения. Помимо этого, в российской военной политике следует учитывать распространение часто называемого «гуманного» оружия, вошедшего в этом веке в набор стандартных видов вооружения, применяемых в войне. К ним мож-
но отнести следующие виды оружия: акустическое — для создания беспричинного страха; низкоэнергетическое лазерное — для ослепления живой силы противника и систем наведения; сверхвысокоточное излучение — для выведения из строя радиоэлектронной аппаратуры, нарушения работы головного мозга и центральной нервной системы; графитовые боеприпасы — для замыкания линий электропередачи, электромагнитные бомбы — для создания мощного электромагнитного излучения; термическое оружие — для разогрева человеческого тела свыше 40 градусов по Цельсию, ингибиторы (замедлители) сгорания любых видов топлива; клеящие и пенные обволакивающие составы — для сковывания движения техники и людей; инфразвуковое оружие, совместимое с оптическим, — для психологического воздействия; зловонные боеприпасы, способные вызывать страх и ужас.
Эффективность российской военной политики в значительной степени определяется наличием соответствующих средств вооруженного насилия, поэтому новая военная политика требует нового качества военно-промышленного комплекса. Созданный в советское время оборонный комплекс представлял собой объединение предприятий, выпускающих серийные образцы вооружения и военной техники и имеющих дополнительные мощности для резкого увеличения выпуска продукции в случае подготовки к началу боевых действий. Такая модель, как известно, привела к перегрузке и диспропорции национальной экономики.
Сегодня разработки носят не экстенсивный (количественный) характер, а интенсивный, акцент делается на производство высокоточного оружия, имеющего высокий коэффициент живучести. В этой связи состояние и возможности российского оборонно-промышленного комплекса в современных условиях существенно ограничивают темпы военной модернизации. К тому же мы должны учитывать то обстоятельство, что в ближайшие 10-15 лет будет полностью исчерпан не только технический ресурс основных средств вооружения и военной техники, но и модернизационный потенциал имеющегося вооружения и военной техники.
Оснащение подавляющего большинства промышленных предприятий и не только промышленных предприятий, но и научноисследовательских организаций, и лабораторий, входящих в современный оборонно-промышленный комплекс, далеко от современного уровня технологических поколений тех или иных видов деятельности. Сейчас на 1,4 тыс. предприятий российского оборонно-промышленного комплекса (ОПК) работает около 1,5 млн человек. Государству не удается остановить отток кадров с оборонных предприятий. В 2008 г. уволились 50 тыс. работников (Новости ВПК,
2009, http://www.rncit.ru/news.php?ord=1614). Ситуация усугубляется тем, что, во-первых, уходят высокопрофессиональные специалисты, причем это касается как рабочих, так и инженернотехнического состава, в последнее время значительно упал престиж оборонных специальностей в высших учебных заведениях. Во-вторых, перестраиваемая российская военная промышленность в значительной степени ориентирована на вооружение чужих армий. Поставки за рубеж превышают то, что получает наша промышленность из бюджета национальной обороны по государственному оборонному заказу.
Сделаем несколько выводов.
1. Военная политика России в значительной степени зависит от внутриполитических процессов. России необходимо сделать свою военную политику независимой от субъективных факторов внутреннего развития.
2. Российская военная политика нуждается в серьезных качественных преобразованиях, чтобы соответствовать требованиям к военной политике демократического государства.
3. Время для радикальной трансформации военной системы выбрано руководством страны с объективным учетом сложившейся военно-стратегической обстановки. Главное сейчас состоит в том, чтобы эффективно использовать предоставленный ходом исторического развития шанс для создания современной военной системы, отвечающей требованиям к военной политике демократического государства.
Литература
1. Биелло Д. Нужны ли новые боеголовки // В мире науки. 2008. № 2.
2. Владимиров А. Об инновационных Вооруженных силах России, национальной военной мысли, военной науке и профессиональном военном образовании // http://www. kadet.ru/lichno/vlad_v/Ob_innov_VSRF.htm
3. Гаврилов Ю. Вооруженные силы сократят и поменяют облик армии // Российская газета. 2008. № 4772. 15 октября.
4. Гусейнов В. Россия готовится добывать нефть и газ на арктическом шельфе // Российская газета. 2008. № 4754. 18 сентября.
5. Капица С. П. Ядерное оружие в новом мире // В мире науки. 2008. № 2.
6. Новости ВПК. 2009. 2 февраля // http://www.rncit.ru/news.php?ord=1614
7. Поморцев А. США займутся милитаризацией Арктики // Око планеты. 2009. 14 января.
8. Фишетти М. Ядерная угроза // В мире науки. 2008. № 2.
9. Храмчихин А. Как Китай раздавит Россию // http://www. apn. ru/pu b l i cati o ns/a rti cle20421. htm
10. Цыганок А. Д. Край ледяного безмолвия — будущий горячий регион планеты // Независимое военное обозрение. 2008. 7 марта.
11. Чирков Л. Связанные одной Арктикой, или Последний раздел на океанской карте // Парламентская газета. 2007. 10 марта.
12. http://www.nr2.ru/technology/219184.html/
