CC BY
40
Таким образом, языковая картина А. Блока имеет следующие организующие начала:
- все рассмотренные словоупотребления приобретают в текстах символическое значение в соответствии с художественно осознанной установкой на символизацию;
- многозначность символа оказывается механизмом бесконечного символопорождения;
- каждый отдельный символ не является независимым, а входит в единую семиотическую систему, структуре которой подчиняется;
- ключевые (мифологические) символы выполняют функцию интеграторов, создавая модель модели (миф о мире становится поэтическим мифом);
- в структуре модели мира можно вычленить основной коррелят Она - Он, образующий два ряда мифологических символов;
- выделяются группы мифологических символов, указывающих на пространственные и временные отношения в новой языковой реальности;
- лексика физического восприятия мира, отражая какое-то мгновенное состояние лирического героя, как правило, несет информацию о целостном сюжете блоковской "трилогии вочеловечения".
Мифологические символы становятся организующим началом языковой картины
мира Блока, универсальным кодом символистского мировосприятия в целом. Исследование природы подобных символов и их эволюции в творчестве отдельных авторов позволит получить более полное представление об уникальном явлении в области языка - поэтической мифологии.
ЛИТЕРАТУРА
1. Хайдеггер М. Время картины мира // Новая технократическая волна на Западе. М.: Прогресс, 1986. 451 с. С. 113.
2. Апресян Ю.Д. Дейксис в лексике и грамматике и наивная модель мира // Избранные труды: В 2 т. Т. 2. М.: Языки русской культуры, 1995. 767 с. С. 637.
3. Топоров В.Н. Модель мира // Мифы народов мира: В 2 т. Т. 2 / Под ред. С.А. Токарева. М.: Сов. энциклопедия, 1992. 719 с. С. 161.
4. Цивьян Т.В. Модель мира и ее лингвистические основы. М.: КотКнига, 2006. 280 с. С. 9.
5. Минц З.Г. Несколько дополнительных замечаний к проблеме: "символ в культуре" // Поэтика русского символизма. СПб.: Искусство, 2004. 480 с. С. 41.
6. Аверинцев С.С. Символ // Краткая литературная энциклопедия: В 9 т. Т. 6. М.: Сов. энциклопедия, 1971. 960 с. С. 830.
7. Минц З.Г. Символ у Александра Блока // Поэтика Александра Блока. СПб.: Искусство, 1999. 728 с. С. 341.
8. Блок А. Собр. соч.: В 6 т. М.: Правда, 1971.
26 ноября 2008 г.
ББК 74.268.1
О ТРАНСФОРМАЦИИ ПЕРФОРМАТИВНЫХ ПРИЗНАКОВ В КОММУНИКАТИВНОМ ПРОСТРАНСТВЕ
Л.А. Романова
Более 40 лет феномен перформатив-ности с завидной регулярностью притягивает к себе пристальное внимание исследователей различных научных школ и направлений, изучающих теоретические и практические аспекты данного явления. Литература, рассматривающая пер-формативность в научном дискурсе (в лингвистике, культурологии, философии, антропологии, политологии, литературоведении и др.),
Романова Лариса Алексеевна - кандидат филологических наук, доцент кафедры теории языка и межкультурной коммуникации, докторант кафедры общего и классического языкознания Тверского государственного университета. 170904, Тверь, Сахарово, ул. Василевского, 7, е-шаП: abtgsha@dep.tver.ru, т. 8(4822)531682.
столь обширна, что нет необходимости подробно останавливаться на этом аспекте. Можно лишь отметить, что со времен первого симпозиума, посвященного определению статуса понятий "перформатив - констатив", введенных в научный обиход английским философом Дж.Л. Остином [1; 2], теоретические дискуссии о том, что собой представляет феномен перформативности/перформатива в тех или иных областях гуманитарного знания
Romanova Larisa - candidate of phylology, associate professor of the Language Theory and Cross-cultural Communication Depatment of the Tver State University, 7 Vasilevskogo Street, Sakharovo, Tver, 170904, е-mail: abtgsha@dep.tver.ru, ph. (007 4822)531682.
(например, в области лингвистики, философии, социологии, культурологии, антропологии или искусства), в чем его предназначение для сферы жизнедеятельности когнитивного агента как социального субъекта и каково его прагматическое предназначение для явления коммуникации вообще и социальной коммуникации в частности, что дает предложенное Дж.Л. Остином деление на перформативы и констативы для каждой из перечисленных областей гуманитарного знания, каковы тенденции и перспективы развития понятия пер-формативности в сфере описания социальной действительности и др., не только не утихают, но и приобретают все большее значение для культурологических и социальных дисциплин. Об этом свидетельствуют многочисленные международные проекты и конференции, центральной темой которых является перфор-мативность, например: "Перформативность в свете пересечения культурологических и социальных исследований", "Перформативность и материальность: событие и повтор", "Перформативность коммуникации", "Ритуал: перформативность и идентичность", "Социальное как ритуал: мимезис, перформативность, практика", "Перформативность и гендер", "Перформативность и медиальность" и др.
Очевидно, что такая широкая трактовка понятия перформативности ставит его в центр различных исследовательских направлений и механизмов для получения нового гуманитарного знания, вовлекая это понятие в точку пересечения не только целого ряда гуманитарных сфер и дисциплин ("дискурс перформативного", "перформативный дискурс/ текст", "перформативность ритуала", "меди-альность и перформативность", "восприятие и перформативность", "перформативность и театральность", "перформативность кино", "перформативность и идентификация пола", "гендерная перформативность" и т.д.), но и взаимоперекрещивания самих конститутивных признаков, положенных Дж.Л. Остином в основу разграничения перформативности и констативности.
Однако вместе с тем становится очевидным и то, что широта трактовок пер-формативности приводит к размытости и трансформированию его базовых конститутивных признаков, сводя их функционально-содержательную направленность и специфику к обыкновенному перформансу как привычному исполнению действий. Не трудно заметить,
что причины такого нечеткого деления и смешения перформативности и перформанса кроются в высказываниях самого автора разграничения высказываний на перформативные и констативные. В этой связи уместно привести точку зрения представителя постмодернизма Ж.-Ф. Лиотара [3, с. 30] о том, что в своих размышлениях о перформативности сам Дж.Л. Остин отмечал близость этих понятий, подчеркивая, что перформанс (performance) и перформативность (performativite), например, системы очень схожи в ставшем традиционном смысле измеряемой эффективности отношения input / output, где перформативный осуществляет оптимум перформанса.
Широкое внедрение термина перформа-тивности и его способность раскрывать свои основные свойства с учетом лишь базовых (конститутивных) признаков обусловило исключительную гибкость самого понятия пер-формативности и значимый разброс сфер его применения. Так, для представителей постмодернизма, взявших за основу деятельностно-процессуальный признак перформатива, само понятие перформативности становится синонимом нереференциальности и десеманти-зации художественного дискурса, когда означаемое и означающее художественного текста как знака представляют собой не стороны заданного (представленного в знаке) значения, а суть явление чисто процессуального феномена их (означаемого и означающего) соединения в перформансе.
Для постструктуралистских воззрений разграничение между перформативностью и перформансом заключается в специфике исполняемого действия, когда перформанс понимается как исполнение или осуществление действия независимым интенционально действующим (активным) субъектом, в то время как перформативность оспаривает эту роль субъекта. Перфор-мативным делает любое действие (выражение, высказывание) его узнаваемость, а также его репродуктивность, ритуальность и "цитатность" в системе общественно признанных условностей (условий) и норм. Отсюда вытекает признание возможности неудачи перформативного действия, так как признак перформативности не является больше внешним, реализуемым самим говорящим или относящимся к свойствам определенных единиц языка признаком канонического перформатива [3].
Примечательна трактовка перформатив-ности в исследованиях, посвященных
дискурсивной специфике текстовых образований, где перформативность рассматривается как условие существования индивидуальности в коммуникации, средство самопонимания и способ вызвать понимание и отношение со стороны других участников коммуникации [4]. По отношению к тексту термин "перформативность" означает, что текст не столько говорит о чем-то, сколько показывает нечто, сопровождает говоримое его исполнением, подтверждая тем самым подлинность говоримого.
В контексте культурологических и социальных дисциплин, к примеру, политологии и политической социологии, перформатив-ность рассматривается с позиций социальной действительности, в которой большое значение придается осуществлению актов исполнений социальных действий и тем самым эти действия приобретают перформативный характер, сравните, например, точку зрения Ю. Хабермаса [5]. Как правило, такое исполнение осуществимо в рамках перформативной заданности социальных действий в виде социальных практик как общественно создаваемых символов и знаний, которые приобретают характер определенного социального императива или руководства к действию. В этом плане любопытны попытки представить пер-формативность в качестве ключевого слова (key word) культурно-гуманитарной среды, заключающего в себе одновременно и структурные сходства научных гипотез, и сходства общественных практик.
Представляя социальную действительность в виде дискурсного устройства, необходимо, как считают представители социологии и социальной психологии, например К. Герген (Джерджен) [6], выводить исполнительные акты (performing acts) на сцену общественной (в частности, политической) жизни, чтобы достигать большего эффекта в социальной коммуникации, где формы репрезентации (инсценировки, формы подачи) и ритуальность в большей степени определяют восприятие политического дискурса, а инсценирование скандалов, провокаций или нарушения запретов рассматриваются в качестве стратегических средств в борьбе за фокусный электорат. В этом смысле перформативность понимается как некий мостик, преодолевающий границы между дискурсами, оценками, восприятием, с одной стороны, и социальными действиями, с другой стороны.
Если сравнивать конститутивные признаки канонических перформативов с "пер-формансными" перформативами, то становится понятным, что обозначенная трансформация касается в первую очередь как конститутивных признаков канонических перформативов, так и "перформансных" или трансформированных (не путать с транспонированными перформативами, по А.А. Романову [7]). К ним прежде всего можно отнести такие признаки, как индексальность (специфика заинтересованной самопрезентации "Я - форм" перформативных выражений и специфика перформативных выражений как знака-медиума), театрализированность и ритуальность (исполнение и постановка в игровом аспекте, сценарность и схематичность построения действий), процессуальность (исполнение и постановка в ее итеративном плане, в духе Дерриды), наличие условий акта непосредственного исполнения действия как перформанса, самопрезентация и ауто-референция действия, в котором главное принадлежит исполнению (ср. Ю. Хабермас), результативной нацеленности на инициацию коммуникативного взаимодействия.
Вместе с тем трансформация конститутивных признаков канонических пер-формативов не дает ответа на вопрос о том, для каких же целей необходимо разграничение между "словами-действиями" и "словами-описаниями". Более того, несмотря на многогранность и многоаспектность феномена перформативности в гуманитарных науках - от описания реализации и осуществления действий (перформанс) в культуре и социальной жизни отдельного индивида или сообщества до чисто филологических изысков "перформативного дискурса" какого-либо литературного произведения или конкретного политика, - приходится констатировать, что место данного явления в истории гуманитарной научной мысли изучено недостаточно и поэтому неопределенно.
Становится ясно, что в контексте современной культурно-научной дискуссии само понятие перформативности все больше отделяется от ее остиновских речеактовых истоков и акцент переносится на описание специфики динамического процесса исполнения различных видов действий и их интерпретацию в рамках тех или иных артефактов культуры. В этом плане чаще всего перформативность рассматривается как процесс, при помощи
которого осуществляется культурное событие (например, кино, танец или театральная постановка), которое обладает остиновскими перформативными свойствами ситуационности и неповторимости и на этом основании считается одним из базовых и конститутивных признаков культуры. Налицо проявление общей тенденции современной научной гуманитарной мысли, заключающейся в постепенной трансформации введенного Дж.Л. Остином понятия перформативности в понятие перфор-манса (performance). Суть такой трансформации сводится к всеобъемлющему расширению известного в историческом аспекте понятия "перформативность" и его приложимости к любому выражению (действию, высказыванию), которое непосредственно вплетено в акт коммуникации как действие, как исполнение действия.
В этом значении термин "перформа-тивность" уже теряет свой строгий смысл и подвергается определенной трансформации и редукции. И как результат - трансформированная перформативность уже получает статус перформанса, претендуя при этом на обладание конститутивными признаками "инсценирование / инсценированность", которые были присущи перформативности в ее строгом, каноническом смысле, особенно если речь идет о ритуальных перформативах, типа крещение, посвящение в студенты, присяги, спуска на воду построенного корабля и т.п. При этом, однако, отсутствуют указания (отсылки) на то, что подобного рода перфоманс (т.е. трансформированный из канонической перформативности) становится явлением различных сфер современного искусства и культуры.
Такой новый статус перформатива, трансформированного в перформанс, принимается как данность и оформляется в перформансную перформативность, которая становится непреложным условием существования индивидуальности в социальной коммуникации как средство самовыражения, самопонимания социального субъекта и как способ вызвать понимание и отношение со стороны других участников социальной коммуникации. При этом "текстовая составляющая" такой перформансной перфор-мативности не столько призвана что-либо означать, сколько направлена на сопровождение (вторичность формы по отношению к содержанию) и показ (инсценировку, форму
презентации) того, о чем говорится. И в этом отношении основная прагматическая направленность перформансной перформативности сводится к подтверждению подлинности (но не всегда истинности как у канонического перформатива) говоримого, чтобы привлечь зрительный образ в качестве особой инструментальной поддержки социальной коммуникации вообще и вербального общения в частности, превращая коммуникацию по существу в визуально-перформансную (т.е. уже трансформированно-перформативную) и заменяя, по Ж. Бодрийяру [8], реальное знаками реальности (или симулякрами), образами, не являющимися отражением чего бы то ни было, но порождающими новую гиперреальность. В этой связи обращает на себя внимание тот факт, что термин "перформативность" не исчезает из научного обихода, а сохраняется как более широкое, вероятнее всего, как гиперонимическое понятие, отсылающее к перформансу.
Очевидно, что из поля зрения выпали те конститутивные признаки канонических перформативов, благодаря которым возникла потребность разграничения выражений на перформативные и констативные, такие как неповторимость и невоспроизводимость, нахождение за пределами истины или ложности, невозможности отрицания, невозможности потерпеть неудачу и провал, правомочности их использования в определенных, социально обусловленных контекстах, результативности. Забвение и неучет конститутивных признаков канонических перформативов сводит к бессмыслице разграничение перформативов и констативов, ибо если исходить из базового признака трансформированного перформати-ва как исполнения, осуществления действия именно действующим субъектом, чего якобы не может быть при реализации канонических перформативов, то тогда следует признать, что и констатив может исполняться и осуществляться субъектом наравне с каноническими перформативами, что в действительности и происходит, так как высказанный констатив не может не быть речевым действием.
Из этого следует, что констатив также способен обладать признаками трансформированной перформативности или перформанса. Но если дело обстоит именно таким образом, то приходится констатировать, что в этом случае отпадает необходимость проводить функционально-содержательное различие между
"словами-действиями" и "словами-описаниям", т.е. между остиновскими перформативами и констативами. И в этой связи нельзя не вспомнить, что около тридцати лет тому назад уже предпринимались попытки устранить выдвинутое Дж.Л. Остином деление на перформативы и констативы при помощи так называемого "глубинного перформатива", репрезентируемого соответствующим глаголом "говорить".
Более того, гипертрофирование речеак-товой природы перформативности, которой уделяется большое внимание во взглядах представителей постструктурализма, постмодернизма и социального конструкционизма, приводит к смешению и подмене понятий перформативности и иллокутивности как одной из составляющей любого, а не только перформативного, речевого акта. Напомним, что иллокутивностью обладают и конста-тивный, и перформативный речевые акты. Однако их различие будет обусловлено не только семантическими характеристиками (содержанием) объемов понятий конкретного иллокутивного потенциала (типового образца иллокуции, иллокуции-типа) и конкретной иллокутивной силы (иллокуции-события, иллокуции, реализуемой в конкретных координатах "Я - здесь - сейчас"). Не в последнюю очередь оно будет определяться целевой привязкой (прагматической компонентой, прагматической направленностью) акта исполнения (действия, совершения, осуществления) обозначенного социального действия когнитивным агентом (говорящим субъектом) к конкретному адресату для выстраивания (установления, построения) с ним системы социальных отношений. В этом случае в качестве конкретного адресата может выступать не только единичное лицо, но и адресная группа, члены социального института в широком смысле данного понятия.
В сущности, система социальных отношений коммуникативна, т.е. она способна к самонаблюдению, самоописанию и отслеживанию собственных состояний, меняющихся в процессе ее взаимодействия с внешней средой, что делает ее самореферентной или аутопоэтической, по Н. Луману и Ф. Вареле (autopoesis в переводе означает "самовоспроизведение" [9]). В этом плане аутореферентность как признак канонической перформативности не сводится лишь к функции отражения. Данный признак обладает активным творческим
потенциалом, непосредственно участвует в конституировании социального порядка жизнедеятельности членов общества. С помощью коммуникации социум не только адаптируется к условиям внешней среды, а воспроизводит собственные смысловые границы, формирует собственную реальность конкретной коммуникативной ситуации из сети собственных элементов, путем их селекции, комбинирования и т.д. При этом следует иметь в виду, что понятие собственной реальности не означает буквально ее "первичность" или "вторич-ность" по отношению к физической реальности. Совершенно очевидно, что ее "вторич-ность" или "первичность" условна, ибо такой же, в конечном счете, оказывается и вполне физическая (т.е. "первичная") реальность, например у Г. Рота [10, с. 22], поскольку данная нам реальность располагается внутри нашего опыта и через него коррелирует с объективной онтологией.
Участвуя в конституировании социального порядка жизнедеятельности членов общества, перформативность играет в ней одну из важных ролей. Основная задача канонической перформативности как вербальных знаков - участие в формировании вербальной реальности социальных отношений (т.е. в формировании смыслового конструирования социального мира, по А. Шютцу [11]) как реальности второго порядка, конструирующей модель человеческих деятельностных связей и мотивов и тем самым понимание их. При этом каждое типовое перформативное выражение репрезентирует проблему в социальных отношениях, для решения которой оно и существует. Изменение проблемы (т.е. результативность социального, в том числе и речевого, действия) влечет за собой изменение значимых структур в отношениях между участниками социальной коммуникации и смену (или замену, изменение) конструкций, базирующихся на наличии у индивида "запаса знания" (констативы) и процессе "получения / приобретения знания" в процессе акта социальной интеракции, т.е. в конкретной ситуации.
Таким образом, оперирование запасом знания соотносимо (коррелирует, в некотором смысле) с такой деятельностью, которая для когнитивного агента теряет в момент акта исполнения социального действия характер осознанного действия и которую он не акцентирует (не замечает), потому что
она для него привычна, шаблонна (сравните в этой связи трансформированные признаки перформансного перформатива - "цитиро-ванность", "повторяемость", "узнаваемость", "шаблонность / ритуальность"). На этом уровне человек не противопоставляет себя объекту, а он как бы включен в него и неразрывен с ним. Привычное, шаблонное знание (как и действия, деятельность) принадлежит миру обыденной (созерцательной) жизни. Запас знания индивида неразрывно связан с "общественным запасом знания" [11], т.е. с языком. И каждый язык соответствует "относительно-естественному мировоззрению", и в языке заложены смысловые структуры обыденного мира, как природного, так и социального.
Язык является главным средством социализации, усвоения и передачи знания, а всякая социализация есть усвоение опыта, который передается и воспринимается в языковой форме. Действительность фильтруется посредством языка в соответствии со смысловыми структурами относительно-естественного мировоззрения в противопоставлении "слов-действий" "словам-описаниям", т.е. в противопоставлении перформативных выражений констативным.
ЛИТЕРАТУРА
1. Austin J.L. Performative Utterances // Philosophical Papers. Oxford: Univ. press, 1963. P. 220-239.
2. Austin J.L. Performative - Constative // Philosophy and ordinary Language. Urbana: Univ. of Illinois press, 1963. P. 22-54.
3. Лиотар Ж.-Ф. Состояние постмодерна. СПб.: Кролик, 1998. 286 с.
4. Четыркина И.В. Перформативность как конститутивный признак культуры: Этнические и исторические перспективы. Краснодар: КубГУ, 2005. 223 с.
5. Habermas J. Zur Logik der Sozialwissenschaften // Habermas J. Theorie des kommunikativen Handelns: In 2 Bd. Bd. 1. Frankfurt a.M.: Suhrkamp, 1981. S. 160-206.
6. Джерджен К.Дж. Социальный конструкцио-низм: знание и практика. Минск: Изд-во БГУ, 2003. 328 с.
7. Романов А.А. Семантика и прагматика немецких перформативных высказываний-просьб. М.: Ин-т языкознания РАН, 2005. 153 с.
8. Бодрийяр Ж. К критике политической экономии знака. М.: Добросвет, 2003. 257 с.
9. Varela F. J. Patterns of Life: Intertwining Identity and Cognition // Brain and Cognition. Vol. 34. 1997. P. 72-80.
10. Конструктивизм в эпистемологии и науках о человеке (материалы круглого стола) // Вопросы философии. 2008. № 3. С. 3-37.
11. Schütz A. Gesammelte Schriften: In 2 Bd. Bd. 1. Den Haag: De Greyt, 1972. 458 s.
26 ноября 2008 г.
ББК 81.411.2-7
ПРАГМАТИЧЕСКИЕ ИНТЕНСИФИКАТОРЫ ГАЗЕТНОГО АНАЛИТИЧЕСКОГО ТЕКСТА
С.В.
Газетная прагматика относится к той области исследований, которые занимают существенное место в лингвистической науке, посвященной современной газетной речи. Прагматический аспект изучения газетного текста является весьма актуальным потому, что внимание к данной проблеме позволяет глубоко постичь языковой механизм воздействия на массовую аудиторию с помощью средств массовой информации, призванных не только освещать текущие события, но и убеждать, прогнозировать и влиять.
Ляпун Светлана Владимировна - кандидат филологических наук, доцент кафедры русского языка Адыгейского государственного университета, 385000, Майкоп, ул. Первомайская, 208, e-mail: Lyapun_sv@inbox.ru, т. 8(8772)593913.
В основе использования языка как средства воздействия, с одной стороны, лежат общие установки публицистического стиля, а с другой - индивидуальные намерения автора, реализуемые с учетом жанровой формы текста.
Прагматическая направленность свойственна публицистическим текстам разных жанров, однако мы решили остановить свое внимание на аналитической журналистике, выбрав наиболее распространенные жанры, относящиеся к данному виду публицистической деятельности: комментарий, корреспонденцию, статью.
Lyapun Svetlana - candidate of philology, associate professor of the Russian Language Department of the Adygh State University, 208 Pervomaiskaya Street, e-mail: Lyapun_sv@inbox.ru, ph. (007 8772)593913.
