CC BY
78
Вестник Омского университета. Серия «Право». 2008. № 1 (14). С. 191-196. © И.Ю. Таричко, 2008
УДК 343.1
О РАСШИРЕНИИ СФЕРЫ СУДЕБНОГО КОНТРОЛЯ В СВЕТЕ РЕШЕНИЙ КОНСТИТУЦИОННОГО СУДА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
И.Ю. ТАРИЧКО
Статья посвящена проблемам законодательного оформления и практики применения норм уголовно-процессуального законодательства, регулирующих деятельность суда на стадии предварительного расследования.
Вот уже более пятнадцати лет институт судебного контроля находится под пристальным вниманием ученых и практиков. Интерес к данной сфере деятельности суда не случаен. Принятием Конституции Российской Федерации ознаменовано стремление власти создать сильное правовое государство, основанное на общедемократических принципах и признающего в качестве основного приоритета права и свободы человека. Особая роль в этом процессе отведена суду. Правосудие выступает основной весомой гарантией защиты интересов личности, вовлекаемой в уголовное судопроизводство. Однако сегодня полномочия суда существенно расширены путём введения в уголовный процесс полномасштабного института судебного контроля. Суд не только осуществляет правосудие, разрешая уголовное дело по существу, но и является полноправным участником уголовного судопроизводства, реализуя контрольную функцию на стадии предварительного расследования.
Первым ростком возрождавшегося судебного контроля стало введение в УПК РСФСР ст. 220-1 и 220-2. К сожалению, закон не предусматривал четкого процессуального механизма реализации этих норм, что вызвало большие затруднения на практике и привело к их корректировке со стороны Конституционного Суда РФ. Так, постановлением от 3 мая 1995 г. № 4-П данный судебный орган признал не соответствующим Конституции РФ положение ст. 220-2 о проверке законности и обоснованности применения заключения под стражу судом только по месту содержания
лица под стражей. В это же время наиболее остро встал вопрос о пределах судебного контроля. В 1996 г. В.М. Бозров отмечал: «...отсутствие судебного контроля или даже усеченного, а также соответствующего механизма его реализации приводит в уголовном судопроизводстве к негативным последствиям, иногда практически трудновосполнимым, а порой просто и трагичным» [1]. В своей статье А. Бабенко и В. Яблоков указывают на противоречивость взглядов юристов относительно судебного контроля: «Одни авторы предлагают ограничить контрольные полномочия суда, другие ратуют за введение бес-пробельного судебного контроля» [2].
В целях выявления дальнейших перспектив развития обозначенного правового института кафедра уголовного процесса и криминалистики Самарского государственного университета совместно с Самарским областным судом провели исследование, которое показало, что рамки судебного контроля на тот период времени были существенно сужены. Кроме того, было выявлено практически полное отсутствие жалоб на многие действия и решения органов расследования, составляющие в соответствии с постановлениями Конституционного Суда РФ предмет российского судебного контроля. За период с января 1998 г. по сентябрь 1999 г. в суды Самарской области поступило две жалобы на постановление о наложении ареста на имущество, две - на постановление о прекращении дела, три - на отказ в возбуждении уголовного дела, одна - на незаконную выемку и одна - на незаконное задержание [3].
Принятая в 1993 г. Конституция РФ завершила процесс формирования правовых предпосылок для воссоздания функции судебного контроля, закрепив на самом высоком уровне нормы, касающиеся непосредственно судебного контроля, и принципы, без которых реализация судом указанной функции была бы невозможна.
Кроме того, постановления Конституционного Суда РФ предусмотрели осуществление судебного контроля за законностью и обоснованностью постановлений об отказе в возбуждении уголовных дел, о продлении срока предварительного расследования, о приостановлении предварительного расследования, о производстве обыска, о наложении ареста на имущество. Конституционный Суд констатировал и возможность судебного обжалования действий органов предварительного расследования, связанных с производством обыска и наложением ареста на имущество [4].
Уголовно-процессуальный кодекс РФ 2001 г. представил новую модель уголовного процесса и, соответственно, иначе определил его назначение: защита прав и законных интересов лиц и организаций, потерпевших от преступлений, и защита личности от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения, какого-либо ограничения её прав и свобод. Не последнее место в решении этих задач законодатель отводит суду, предоставляя ему право осуществлять контрольные полномочия. Статья 29 УПК РФ закрепила четкий перечень правомочий суда по осуществлению контрольных функций. Однако правоприменительная практика вновь и вновь выявляет несовершенство законодательного регулирования общественных отношений, складывающихся в данной области права и вызывает к жизни новые решения Конституционного Суда РФ. Так, в связи с расследуемым прокуратурой Западного административного округа г. Москвы уголовным делом 29 декабря 2004 г. на основании постановления следователя был произведен обыск и изъят ряд документов на рабочих местах адвокатов в помещении адвокатского бюро «Адвокатская фирма «Юстина». При производстве данного следственного дейст-
вия должностные лица прокуратуры учитывали отсутствие в ст. 29 УПК РФ прямого указания на получение разрешения суда, а также предписания ст. 7 УПК РФ, предусматривающей приоритет норм Уголовнопроцессуального законодательства при установленном несоответствии его норм с нормами иного федерального закона или нормативного акта. Однако, адвокаты, обратившиеся в Конституционный Суд РФ за защитой своих интересов, указали, что ст. 7, 29, 182 и 183 УПК РФ, не предусматривающие обязательное получение решения суда для производства обыска и выемки в помещениях, используемых для адвокатской деятельности, исключают возможность применения в таких случаях п. 3 ст. 8 Федерального закона «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации», ограничивают возможность соблюдения адвокатской тайны и тем самым влекут ущемление гарантированных Конституцией РФ права на неприкосновенность частной жизни, права адвоката на занятие избранной деятельностью и права каждого на получение квалифицированной юридической помощи. Рассмотрев данную жалобу, Конституционный Суд РФ указал, что о безусловном приоритете норм уголовно-процессуального законодательства не может идти речь, когда в иных (помимо УПК РФ) законодательных актах устанавливаются дополнительные гарантии прав и законных интересов отдельных категорий лиц, обусловленные в том числе их особым правовым статусом. В определении сказано: «Положения ст. 7, 29 и 182 УПК РФ в их конституционно-правовом истолковании, вытекающем из сохраняющих свою силу решений Конституционного Суда Российской Федерации, и в системном единстве с положениями п. 3 ст. 8 Федерального закона «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации» не предполагают возможности производства обыска в служебном помещении адвоката или адвокатского образования без принятия об этом специального судебного решения».
Данный пример выявил некоторые проблемы, требующие своего разрешения. В этой связи можно было бы рекомендовать
законодателю с учетом подобных решений Конституционного Суда РФ внести изменения в Уголовно-процессуальный кодекс РФ, поскольку отсутствие здесь четких законодательных предписаний затрудняет деятельность практических работников. Так, в частности, необходимо внесение в ст. 7 УПК РФ дополнения, предусматривающего возможность применения закона, содержащего большее количество гарантий прав личности. Кроме этого, целесообразно дополнить ст. 29 УПК РФ следующим установлением: «Только суд в ходе производства по уголовному делу правомочен принимать решение о производстве обыска в служебном помещении адвоката». Данный вывод подтверждается также и тем, что через несколько месяцев после вынесения упомянутого определения Конституционного Суда РФ данный судебный орган принимает решение, в котором констатирует: «Взаимосвязанные положения ст. 7, 75 и части третьей ст. 183 - в их конституционно-правовом истолковании, вытекающем из ранее принятых и сохраняющих силу решений Конституционного Суда РФ, и в нормативном единстве с п. 4 ст. 8 Федерального закона «Об аудиторской деятельности» - не предполагают возможность осуществления выемки предметов и документов, содержащих аудиторскую тайну, в рамках производимых следственных действий по уголовному делу без принятия об этом специального судебного решения».
В ходе проведения судебной реформы практика неоднократно сталкивалась с неразрешимыми проблемами, вызванными пробелами и несовершенством отечественного законодательства. Отсутствие согласованности между различными нормативно-правовыми актами до сих пор затрудняет деятельность правоохранительных органов и суда, что в конечном итоге приводит к затягиванию процесса расследования и нарушению прав личности, вовлекаемой в уголовное судопроизводство.
Так, 7 февраля 2007 г. следователь отдела по расследованию особо важных дел прокуратуры Омской области Л. возбудил перед судьей ходатайство о даче разрешения на получение сведений о входящих и исхо-
дящих звонках (протоколах соединений) необходимых ему телефонных номеров, а также сведений о владельцах, на чье имя зарегистрированы указанные телефонные номера. Суд, рассмотрев представленные материалы, а также сложившуюся судебную практику, в удовлетворении ходатайства следователю отказал, указав при этом: «Согласно п. 11 ч. 2 ст. 29 УПК РФ только суд, в том числе в ходе досудебного производства, правомочен принимать решение о контроле и записи телефонных переговоров. При этом под контролем телефонных и иных переговоров понимается прослушивание и запись переговоров путём использования любых средств коммуникации, осмотр и прослушивание фонограмм (п. 14.1 ст. 5 УПК РФ). Следователь же ставит вопрос о производстве выемки сведений о входящих и исходящих сигналах сотовой связи, без прослушивания и фиксации. При выемке у операторов сотовой связи документов о входящих и исходящих сигналах соединений без их прослушивания и фиксации тайна содержания переговоров сохраняется, и, соответственно, право граждан на тайну телефонных и иных переговоров не нарушается». Не согласившись с доводами суда, прокуратура Центрального административного округа г. Омска внесла кассационное представление, обозначив свою позицию таким образом: «В соответствии с п. 2 определения Конституционного Суда РФ от 2 октября 2003 г. № 345-О «Об отказе в принятии к рассмотрению запроса Советского районного суда г. Липецка о проверке конституционности ч. 4 ст. 32 Федерального закона от 16 октября 1995 г. «О связи» Конституция РФ, предусматривая, что ограничение права на тайну телефонных переговоров допускается только на основании судебного решения, устанавливая запрет на сбор, хранение, использование и распространение информации о частной жизни лица без его согласия, исходит из необходимости защиты личности. Судебный контроль, таким образом, отнесен Конституцией РФ к числу гарантий, препятствующих необоснованным ограничениям такого права гражданина, как право на тайну телефонных переговоров».
Действительно, Конституционный Суд РФ отметил: «Содержащаяся в части четвертой ст. 32 Федерального закона от 16 февраля 1995 года «О связи» и сохраненная в Федеральном законе от 7 июля 2003 г. «О связи» (часть третья ст. 63) норма, согласно которой получение сведений о телефонных переговорах допускается на основании судебного решения, является специальной, конкретизирующей и обеспечивающей действие ст. 23 (ч. 2) и 24 (ч. 1) Конституции Российской Федерации применительно к вопросам сохранения тайны связи.
Право каждого на тайну телефонных переговоров по своему конституционноправовому смыслу предполагает комплекс действий по защите информации, получаемой по каналам телефонной связи, независимо от времени поступления, степени полноты и содержания сведений, фиксируемых на отдельных этапах её осуществления. В силу этого информацией, составляющей охраняемую Конституцией Российской Федерации и действующими на территории Российской Федерации законами тайну телефонных переговоров, считаются любые сведения, передаваемые, сохраняемые и устанавливаемые с помощью телефонной аппаратуры, включая данные о входящих и исходящих сигналах соединения телефонных аппаратов конкретных пользователей связи; для доступа к указанным сведениям органам, осуществляющим оперативно-розыскную деятельность, необходимо получение судебного решения. Иное означало бы несоблюдение требования ст. 23 (ч. 2) Конституции Российской Федерации о возможности ограничения права на тайну телефонных переговоров только на основании судебного решения».
Таким образом, мы видим, что Конституционный Суд РФ в содержание термина «тайна телефонных переговоров» включает в том числе и сведения о входящих и исходящих сигналах.
Отечественное законодательство, в частности, Федеральный закон РФ «О связи» содержит в ст. 63 такое понятие, как «тайна связи». Однако, как отмечает Л.К. Терещенко, ни в самом законе, ни в иных законодательных актах, устанавливающих ограниче-
ния прав граждан на тайну переписки, телефонных и иных переговоров, данный термин не разъясняется. Автор комментария к обозначенному закону указывает, что и в Конституции РФ, и в Законе о связи дан открытый перечень способов передачи информации и видов сообщений, что вполне оправдано, поскольку научно-технический прогресс предоставляет всё новые возможности связи. И если по своей форме какое-либо сообщение не входит в приведенный перечень, то право на тайну связи сохраняется. Тем не менее, остается открытым вопрос о содержании категории «тайна связи». А именно, включаются ли в него сведения о факте произведенного звонка, т. е. о входящих и исходящих сигналах телефона абонента сотовой связи.
В русском языке понятие «связь» можно рассматривать как соединение. В данной интерпретации тайна связи предполагает защиту не только передаваемой информации, но и самого факта соединения (звонка) абонента с другим телефонным аппаратом.
В свете сказанного представляют интерес мнения, изложенные рядом авторов в комментариях к Уголовно-процессуальному кодексу РФ. Например, П.Е. Кондратов, ссылаясь на уже известное нам определение Конституционного Суда РФ от 2 октября 2003 г., распространяет его как на органы, осуществляющие оперативно-розыскную деятельность, так и на органы предварительного расследования, указывая при этом на необходимость получения судебного решения в случаях изъятия информации о входящих и исходящих сигналах, соединениях телефонных аппаратов конкретных пользователей [5]. Противоположное мнение высказывают А.П. Коротков и А.В. Тимофеев. В частности, они отмечают, что Федеральным законом от 4 июля 2003 г. № 92-ФЗ в ст. 5 УПК РФ внесен новый пункт 14.1, в соответствии с которым контроль и запись телефонных и иных переговоров - это прослушивание и запись переговоров путём использования любых средств коммуникации, осмотр и прослушивание фонограмм. В связи с этим при затребовании на основании ч. 4 ст. 21 УПК РФ сведений о номерах телефонов, с которых производились соединения абонента,
дате разговора, времени их начала и продолжительности, а также данных, отраженных в протоколе соединения абонента получать судебное решение не обязательно [6].
Подобные разногласия вполне допустимы в ходе научных дискуссий, однако неприемлемы, если речь идет о правоприменительной практике. В нашем примере такие разночтения, видимо, и привели к тому, что, обжалуя отказ в разрешении на проведение следственного действия в рамках возбужденного уголовного дела и ссылаясь на определение Конституционного Суда РФ № 345-О от 2 октября 2003 г., прокурор не обращает внимания на то, что речь в нем идет о получении разрешения на проведение оперативно-розыскных мероприятий.
На основании сказанного и возвращаясь к проблеме пределов судебного контроля в уголовном процессе, хотелось бы отметить следующее.
Уголовный процесс представляет собой деятельность властных государственных органов, направленную на раскрытие и расследование преступлений и изобличение лиц их совершивших. От оперативности и слаженности работы правоохранительной системы и суда зависит качество расследования, что, в свою очередь, напрямую отражается на правах и интересах как лиц, совершивших преступление, так и потерпевших. В этой связи особое значение придается оптимальному определению границ функции судебного контроля. По мнению авторов Концепции судебной реформы, судебный контроль на досудебном производстве должен охватить: применение мер пресечения; надлежащее содержание лиц в местах предварительного заключения, при проведении стационарных экспертиз; правильность прекращения и приостановления уголовных дел; разногласия между следователем и прокурором, между обвиняемым и защитой по поводу направления следствия и содержания важнейших процессуальных решений; рассмотрение жалоб и заявлений субъектов процесса в связи с действиями и решениями следователя и прокурора. На наш взгляд, данное предложение не вполне обдуманно, поскольку фактически предполагает тотальный контроль суда, что
является нецелесообразным и с юридических, и с экономических позиций [7]. В этой связи хотелось бы выразить несогласие с позицией юристов, выступающих за распространение судебного контроля на все действия и решения органа предварительного расследования, а также с мнением прокурора, освещенном в приведённом выше кассационном представлении.
Как отмечают В. А. Азаров, Н.И. Ревенко и М.М. Кузембаева, судебный порядок рассмотрения жалоб существенно отличается от прокурорского аналога, являющегося максимально простым и более экономичным. Кроме того, авторы обоснованно предлагают сократить поле деятельности суда при выдаче разрешений на проведение следственных действий. В частности, выдвинуты аргументы за оставление суду права принимать решения об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу и продлении её срока; об осмотре, обыске, выемке в жилище и личном обыске [8]. По нашему мнению, этот список вполне оправдано дополнить обыском и выемкой в служебном помещении адвоката, что позволит сохранить адвокатскую тайну и в значительной мере обеспечить права личности.
Резюмируя сказанное, следует отметить многоаспектность проблемы применения судебного контроля в уголовном процессе. Начиная с 1992 г. данный институт постепенно набирает силу, становясь весомой гарантией охраны прав человека, попавшего в сферу уголовной юстиции. Тем не менее, до сегодняшнего дня его нормы подвергаются серьезной критике со стороны ученых и практиков. Причинами тому является, на наш взгляд, как отсутствие осязаемых и закрепленных в законе оптимальных пределов судебного контроля, так и несбалансированность российского законодательства.
1. Бозров В.М. Контрольная функция суда // Российская юстиция. - 1996. - № 11.
2. Бабенко А., Яблоков В. Судебный контроль за предварительным расследованием необходимо расширить // Российская юстиция. - 2000. - № 6.
3. Там же.
4. См.: Судебная проверка решений и действий органов предварительного расследования на досудебном этапе уголовного судопроизвод-
ства // Российский судья. - 1999. - № 3. -С. 22.
5. Научно-практический комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации / Под общ. ред. В.М. Лебедева; Науч. ред. В.П. Божьев. - 2-е изд., перераб. и доп. - М.: Спарк, 2004. - С. 41.
6. Коротков А.П., Тимофеев А.В. 900 ответов на вопросы прокурорско-следственных работников по применению УПК РФ: Комментарий. - М.: Экзамен, 2004. - С. 45.
7. Азаров В.А., Таричко И.Ю. Функция судебного контроля в истории, теории и практике уголовного процесса России: Монография. -Омск: Омский гос. ун-т, 2004. - С. 156.
8. Азаров В.А., Ревенко Н.И., Кузембаева М.М. Функция предварительного расследования в истории, теории и практике уголовного процесса России: Монография. - Омск: Изд-во ОмГУ, 2006. - С. 69-70.
