CC BY
105
УДК 343.3
Майоров А.В., Уторов О.Р.
О ПРОБЛЕМЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬНОЙ РЕГЛАМЕНТАЦИИ УГОЛОВНОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТИ ЗА ДОЛЖНОСТНЫЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ
Представленная статья посвящена рассмотрению проблемы законодательной регламентации уголовной ответственности за должностные преступления. Проанализирована точка зрения ведущих ученых по вопросу определения степени вины представителя власти в совершении должностного преступления. Обозначена позиция Верховного Суда по рассматриваемому вопросу Высказана авторская позиция о проблеме законодательной регламентации уголовной ответственности за должностные преступления.
Ключевые слова: власть, уголовная ответственность, наказания, должностные преступления, преступление, мотив, судебная практика.
* * *
Mayorov A.V., Utorov O.R.
ON THE PROBLEM OF THE LEGISLATIVE REGULATION OF CRIMINAL LIABILITY FOR OFFENSIVE CRIMES
The article is devoted to the consideration of the problem of legislative regulation of criminal liability for official crimes. The point of view of leading scientists on the issue of determining the degree of guilt of a representative of the authorities in committing an official crime is analyzed. The position ofthe Supreme Court on the issue under consideration is indicated. The author's position on the problem of legislative regulation of criminal liability for official crimes is expressed.
Keywords: power, criminal responsibility, punishment, official crimes, crime, motive, judicial practice.
*
Проблема законодательной регламентации субъективной стороны в должностных преступлениях - одна из наиболее дискуссионных в юридической литературе. В основном споры ведутся по поводу двух вопросов: о форме вины и мотивах в составах указанных преступлений.
Внимание ученых долгие годы занимает вопрос, в какой мере форма вины в отношении деяния предопределяет форму вины в отношении последствий. Относительно вины в должностных преступлениях мнения криминалистов сводятся к двум основных позициям. Первая позиция сформировалась еще советскую эпоху, когда такие составы преступлений, как злоупотребление властью и превыше-
* *
ние власти, характеризуется «двойной», или «смешанной» формой вины, когда имеет место расхождение между формой вины по отношению к деянию и формой вины по отношению к последствиям этого деяния [8, а 40].
Сторонники смешанной формы вины полагают, что «в отношении последствий форма вины характеризуется предвидением наступления (или возможности наступления) существенного вреда государственным или общественным интересам либо охраняемым законом правам и интересам граждан и желанием (прямой умысел) наступления этого вреда, либо сознательным допущением (косвенный умысел) наступления этого вреда, либо
легкомысленным расчетом на его предотвращение (преступная самонадеянность). Не исключено также отсутствие предвидения возможности наступления этого вреда, хотя должностное лицо должно было и могло его предвидеть (преступная небрежность)» [8, с. 43].
В свою очередь, сторонники второй позиции считают, что «расщепление» вины противоречит конструкции вины в законе, искусственно разрывает действия лица и причиняемый ими результат, в то время как действие вне причиняемого результата безразлично для уголовного права [5, с.7 9] или даже отвергается возможность самого понятия «смешанной» формы вины [17, с. 599].
Как пишет Ю.И. Ляпунов: «Разве можно допустить такое положение, когда лицо, умышленно злоупотребляя служебным положением вопреки интересам службы и при этом преследуя корыстные или иные личные цели, не предвидело возможности вредных последствий своего незаконного поведения? Сама мотивация противоправного поведения должностного лица начисто исключает такое предположение... Злоупотребляя служебным положением с корыстной целью или иной личной мотивацией, нельзя не предвидеть, что подобного рода общественно опасные действия могут существенно нарушить интересы государства, общества, личности. И коль скоро виновный, предвидя это обстоятельство, решается совершить противоправные действия, есть все основания сделать обоснованный вывод, что он по меньшей мере сознательно допускает их наступление, то есть действует с косвенным умыслом» [10, с. 4].
Следовательно, совершая должностное злоупотребление, виновный обязательно предвидит наступление некоторых общественно опасных последствий и осознает, что реализация мотива (корыстной или иной личной заинтересованности), который движет им, невозможна без наступления этих последствий. Это дает основание
сделать вывод, что он по меньшей мере действует с косвенным умыслом, то есть сознательно допускает наступление общественно опасных последствий.
Проблема субъективной стороны должностных преступлений нашла свое отражение и в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 16 октября 2009 г. №19 «О судебной практике по делам о злоупотреблении должностными полномочиями и о превышении должностных полномочий».
Так, в п. 16 данного Постановления указывается, что «при решении вопроса о наличии в действиях (бездействии) подсудимого состава преступления, предусмотренного статьей 285 УК РФ, под признаками субъективной стороны данного преступления, кроме умысла, следует понимать .. .корыстную заинтересованность .иную личную заинтересованность.» [11].
Корыстный мотив теперь понимается данным Постановлением шире, чем в действовавшем ранее Постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 30 марта 1990 г. № 4: теперь корыстная заинтересованность определяется как стремление должностного лица путем совершения неправомерных действий получить выгоду имущественного характера не только для себя, но и для других лиц. Причем круг этих лиц теперь не ограничивается, например, только близкими виновному лицами.
Корыстную заинтересованность в качестве мотива рассматриваемых преступлений принято определять как психологическое побуждение должностного лица к противоправной деятельности, выражающее его стремление к достижению материальной выгоды антисоциальным способом в результате использования своих служебных полномочий. Однако требование о наличии у субъекта корыстного мотива нельзя понимать в том смысле, что для оконченного состава должностного преступления обязательно фактическое извлечение материальной (имущественной) выгоды [2, с. 316].
При этом мотив и цель - тесно связанные, взаимообусловленные психические явления, по мнению Б.С. Волкова, цель -это желаемый результат, которого стремится достичь лицо, совершая общественно опасное деяние [3, а 10].
Определение цели поведения, в том числе и преступного, является необходимой предпосылкой принятия решения о совершении тех или иных действий. В связи с принятием решения цель преступления выступает в качестве конкретизированного выражения интересов субъекта и модели потребного ему будущего. Потому, как правильно отмечает С.А. Елисеев, корыстная цель как идеальный образ желаемого результата действия становится побудительным представлением («целью-мотивом») [7, а 30].
Единообразному в целом пониманию содержания корыстного мотива применительно к должностным преступлениям в теории и судебно-следственной практике послужило введение законодателем в УК РФ такого субъективного признака, как «иные личные побуждения», который, соответственно, уточнил понятие «корысть».
Данный признак носит недостаточно определенный характер, имеются трудности в уяснении его уголовно-правового смысла.
Следует отметить, что приведенный в п. 19 Постановления Пленума от 16 октября 2009 г. .№19 «О судебной практике по делам о злоупотреблении должностными полномочиями и о превышении должностных полномочий» перечень видов «иной личной заинтересованности» носит открытый характер, и поэтому судебная практика относит к ним и иные негативные побуждения виновного, например, стремление оказать содействие своим товарищам и непосредственному руководителю [1], предотвратить негативную оценку своих профессиональных качеств и профессиональных качеств своего сослуживца со стороны руководства [13], придать правомерный вид
своим действиям, связанным с применением насилия [9].
Как справедливо отмечает П.С. Яни, сами по себе ложно понятые интересы службы не могут отождествляться с мотивом в виде иной личной заинтересованности, поскольку последний представляет собой желание извлечь выгоду неимущественного характера, обусловленное различными низменными, аморальными устремлениями, а действуя из ложно понятых интересов службы, лицо стремится совершить полезное, исходя из предполагаемого им результата, действие, хотя очевидно, что незаконным путем. Однако указанные мотивы могут сопутствовать друг другу [18, с. 28].
В тех случаях, когда мотив личной заинтересованности предусмотрен в качестве конститутивного признака состава преступления, сопутствующий ему мотив ложно понятых интересов службы, как не влияющий на уголовно-правовую оценку, не становится препятствием для вменения соответствующего состава. Происходит это потому, что правило о выборе доминирующего мотива применяется, когда оба конкурирующих мотива значимы для квалификации, например, когда установлены корыстный и хулиганский мотивы убийства [18, с. 29].
Так, Верховный Суд РФ согласился с осуждением сотрудников органов внутренних дел по ст. 292 УК РФ, указав, что все осужденные как должностные лица вносили заведомо ложные сведения в официальные документы из иной личной заинтересованности, связанной с желанием улучшить показатели раскрываемости преступлений по отделению БЭП Промышленного РОВД г. Оренбурга. Эти показатели относились к работе каждого из осужденных, поэтому несостоятельными являются их утверждения о том, что они не были заинтересованы в таких показателях [12].
Вопросы квалификации должностных преступлений по субъективным признакам рассмотрены также и в п. 19 Постановления
Пленума от 16 октября 2009 г. №19 «О судебной практике по делам о злоупотреблении должностными полномочиями и о превышении должностных полномочий», где указано, что, «исходя из диспозиции статьи 286 УК РФ, для квалификации содеянного как превышение должностных полномочий мотив преступления значения не имеет».
Данное правило, по мнению П.С. Яни, необходимо применять с оговоркой, что, во-первых, если действия, отнесенные в названном пункте Постановления ко второму виду превышения полномочий, совершены по мотивам корыстной или иной личной заинтересованности, содеянное образует не превышение должностных полномочий, а злоупотребление должностными полномочиями, и, во-вторых, мотив превышения должностных полномочий должен быть установлен и отражен в обвинении в силу ст. 73 и ч. 2 ст. 171 УПК РФ, поскольку данное преступление является умышленным [19].
В свою очередь, термин «иная личная заинтересованность», понимаемая как «стремление должностного лица извлечь выгоду неимущественного характера, обусловленное такими побуждениями, как карьеризм, семейственность, желание преукрасить действительное положение, получить взаимную услугу, заручиться поддержкой в решении какого-либо вопроса, скрыть свою некомпетентность и т. п.» (п. 16 Постановления [11]) упускает такой момент, как «ложно понятые интересы службы».
Как справедливо считает Б.С. Волков, «личная заинтересованность и ложно понятые интересы учреждения и предприятия противоположные мотивы, по-разному характеризующие общественную опасность нарушения должностными лицами служебного долга, мотивы ложно понятой необходимости проистекают не из стремления получить личное удовлетворение, а из других оснований, из так называемого чувства ложного патриотизма» [3, с. 10].
Разделял мнение о недопустимости признания «ложно понятых интересов службы»
разновидностью личной заинтересованности и такой известный специалист, как профессор Б.В. Волженкин, труды которого о служебной преступности стали классикой современной теории уголовного права. В частности, относительно состава преступления, предусмотренного ст. 285 УК РФ, он указывал: «При предъявлении обвинения должен быть конкретно указан соответствующий мотив личного характера, которым руководствовалось должностное лицо, совершая злоупотребление полномочиями. Весьма распространенная в свое время ссылка на узковедомственные или ложно понимаемые государственные или общественные интересы как на достаточный мотив для обвинения в должностном злоупотреблении противоречит закону» [4, с. 146].
Соответствующими закону представляются позиции судов, которые, строго следуя положениям ст. 49 Конституции РФ, занимают жесткую позицию относительно доказанности мотива должностного преступления. Так, например, Определением Судебной коллегии по уголовным делам Омского областного суда от 2 марта 2006 г. был отменен приговор суда первой инстанции и прекращено производство по делу по обвинению сотрудника органа внутренних дел в совершении преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 285 УК РФ, с указанием на предположительный характер вывода нижестоящего суда о получении указанным должностным лицом какой-либо личной выгоды в результате совершения противоправного деяния, заключавшегося в укрытии заявления потерпевшего о краже.
При этом суд кассационной инстанции, обосновывая свои выводы, подчеркнул: «Мнение суда о желании А. повысить статистические показатели работы УВД КАО г. Омска не может считаться личной заинтересованностью. Не усматривается из материалов дела и какого-либо продвижения А. по службе в результате единичного со-
крытия от учета преступления. Боязнь критики и нежелание оставлять по результатам дежурства нерассмотренное сообщение о краже не является злоупотреблением должностными полномочиями, а свидетельствует о наличии в действиях А. дисциплинарного проступка» [14].
Примечательно, что данный прецедент был приведен в официальном обобщении региональной судебной практики под редакцией заместителя председателя Омского областного суда. Следовательно, это не единичный правоприменительный акт, а определенная правовая позиция суда соответствующего субъекта РФ.
В связи с изложенным можно также обратиться к выводам Б.С. Волкова о генезисе соответствующих побуждений: «Мотивы ложно понятой необходимости не возникают на голом месте. Они имеют свои объективные и субъективные обоснования. Сложные условия отправления служебных обязанностей вызывают у некоторых людей стремление оценивать свою деятельность исключительно с точки зрения узковедомственных задач, не считаться с интересами других учреждений и предприятий, обходить правовые требования. Иногда это стремление порождает... борьбу за честь мундира, игру во власть» [3, с. 11]. Учитывая это, говорить в указанном случае о какой-либо личной заинтересованности как субъективной побудительной причине поведения виновных, оснований нет.
Следует вместе с тем подчеркнуть, что в юридической литературе ранее уже была высказана и аргументирована несколько иная оценка описанного выше прецедента правоприменительной практики Верховного Суда РФ. Так, ссылаясь на него, П. С. Яни обосновывает точку зрения о допустимости вменения мотива «иной личной заинтересованности» в случае, если по делу о должностном преступлении установлена обусловленность содеянного виновным ложно понятыми интересами службы, одновременно свя-
занными с его стремлением также извлечь определенную личную выгоду неимущественного характера, которая, как отмечает данный автор, «может, например, состоять в желании получать неосновательные поощрения за создание видимости качественной работы органа внутренних дел» [13, с. 42].
Свою позицию П.С. Яни объясняет следующим образом: «Сами по себе ложно понятые интересы службы не могут отождествляться с мотивом в виде иной личной заинтересованности. Однако в обвинении указание на такие мотивы возможно, если по делу, допустим, установлено, что в конкретном органе внутренних дел существовал порядок, согласно которому лица, возбуждающие уголовные дела о преступлениях, раскрыть которые было сложно, получали пусть и не основанные на законе взыскания от руководства, им снижали по надуманным предлогам надбавки за сложность в работе, не представляли на поощрение, неосновательно задерживали очередное звание, иными мерами принуждали укрывать преступления, то есть действовать в незаконных интересах данного органа» [20, с. 42-43].
Вышеназванные доводы, безусловно, имеют под собой логические основания, но все же, по нашему мнению, следует опираться на выводы, сделанные ведущими специалистами данной области уголовного права.
Во-первых, необходимо исходить из того, что мотив преступного поведения представляет собой «обусловленное определенными потребностями осознанное побуждение, стимулирующее субъекта к совершению преступления и проявляющееся в нем [15, с. 40], или как «фактически побудительный стимул, источник активности человека» [5, с. 166].
Учитывая подобные установки, считает А. Синельников, «уголовно-правовое значение должен иметь главный, определяющий мотив преступного поведения,
ставший решающей субъективной причиной содеянного виновным. Несомненно, возможны ситуации, когда на деяние виновного влияют несколько мотивацион-ных факторов, но и тогда среди них имеется определенная субординация: какие-то побуждения и интересы неизбежно вы-
ступают побочными, производными, фоновыми» [16, с. 23].
Таким образом, сложившаяся ситуация требует ревизии правовой позиции высшей судебной инстанции и разъяснений по данному вопросу на уровне Пленума Верховного Суда РФ.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Апелляционное определение Московского городского суда от 18 мая 2016 г. по делу № 10-4222/2016 [Электронный ресурс]. URL: http://buhpressa.ru/dlya-bukhgaltera/normativnye-dokumenty/53-sudebnaya. (дата обращения: 22.12.2017).
2. Басова Т.Б. Уголовная ответственность за должностные не преступления. М., Проспект, 2007.
3. Волков Б.С. Мотив и квалификация преступлений // Уголовное право. 2008. № 8.
4. Волженкин Б.В. Служебные преступления: Комментарий суда, законодательства и судебной практики. СПб.: Питер, 2010.
5. Галахова А.В. Уголовная ответственность за превышение власти или служебных полномочий. М., 2010.
6. Гаухман Л.Д. Квалификация преступлений: закон, теория, практика. М., 2011.
7. Елисеев С.А. Субъект преступлений против интересов службы // Законность. 2012. № 4.
8. Здравомыслов Б.В. Должностные преступления. Понятие и квалификация / Классика советского уголовного права / Под ред. А. Чучаева. М., 2014.
9. Кассационное определение Курского областного суда от 27 июня 2011 г. № 22-8702011 [Электронный ресурс]. URL http://www.ourcourt.ru/kurskij-oblastnoj-sud/2011/06/27/ 783330.htm (дата обращения: 22.12.2017).
10. Ляпунов Ю.И. Российское уголовное законодательство: резервы совершенствования // Уголовное право. 2002. № 2.
11. Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 16 октября 2009 г. № 19. "О судебной практике по делам о злоупотреблении должностными полномочиями и о превышении должностных полномочий".
12. Определение Верховного Суда РФ от 30 ноября 2006 г. № 47-006-96 [Электронный ресурс]. URL: http://sudbiblioteka.ru/vs/text_big2/verhsud_big_36699.htm (дата обращения: 22.12.2017).
13. Постановление Президиума Верховного суда Республики Северная Осетия -Алания от 5 марта 2012 г. №44у-6/12 [Электронный ресурс]. URL: http:// www.ourcourt.ru/verhovnyj-sud-respubliki-severnaja-osetija-alanija/2012/03/05/ 603619.Мт(дата обращения: 22.12.2017).
14. Разъяснения Омского областного суда // Бюллетень судебной практики Омского областного суда. 2007. № 1 (31) [Электронный ресурс]. URL: http:// oblsud.oms.sudrf.ra/ modules.php?name= docum_sud&id (дата обращения: 22.12.2017).
15. Рарог А.И. Субъективная сторона преступления. СПб., 2011.
16. Синельников А. Иная личная заинтересованность как мотив должностного преступления // Уголовное право. 2011. № 5.
17. Уголовное право. Особенная часть / Под ред. И.Я. Козаченко. М., 2010.
18. Яни П.С. Вопросы квалификации должностных преступлений в Постановлении Пленума и судебной практике // Законность. 2014. № 4.
19. Яни П.С. Должностное злоупотребление - частный случай превышения полномочий // Законность. 2011. №12.
20. Яни П.С. Укрытие преступлений сотрудниками милиции: умысел и мотив // Российская юстиция. 2007. №12.
REFERENCES
1. Apellyatsionnoe opredelenie Moskovskogo gorodskogo suda ot 18 maya 2016 g. po delu № 10-4222/2016 [Elektronnyy resurs]. URL http://buhpressa.ru/dlya-bukhgaltera/normativnye-dokumenty/ 53-sudebnaya. (data obrashcheniya: 22.12.2017).
2. Basova T.B Ugolovnaya otvetstvennost' za dolzhnostnye ne prestupleniya.
3. Volkov B.S. Motiv i kvalifikatsiya prestupleniy // Ugolovnoе pravo. 2008. № 8.
4. Volzhenkin B.V. Sluzhebnye prestupleniya. Kommentariy suda zakonodatel'stva i sudebnoy praktiki. SPb.: Piter, 2010.
5. Galakhova A. V. Ugolovnaya otvetstvennost' za prevyshenie vlasti ili sluzhebnykh polnomochiy. M., 2010.
6. Gaukhman L.D. Kvalifikatsiya prestupleniy: zakon, teoriya, praktika. M., 2011.
7. Eliseev S.A. Sub''ekt prestupleniy protiv interesov sluzhby // Zakonnost'. 2012. № 4.
8. Zdravomyslov B.V. Dolzhnostnye prestupleniya. Ponyatie i kvalifikatsiya / Klassika sovetskogo ugolovnogo prava / Pod red. A. Chuchaeva. M., 2014.
9. Kassatsionnoe opredelenie Kurskogo oblastnogo suda ot 27 iyunya 2011 g. № 22-870-2011 [Elektronnyy resurs]. URL http://www.ourcourt.ru/kurskij-oblastnoj-sud/2011/06/27/783330.htm (data obrashcheniya: 22.12.2017).
10. Lyapunov Yu.I. Rossiyskoe ugolovnoe zakonodatel'stvo: rezervy sovershenstvovaniya // Ugolovnoe pravo. 2002. № 2.
11. Postanovlenie Plenuma Verkhovnogo Suda RF ot 16 oktyabrya 2009 g. № 19. "O sudebnoy praktike po delam o zloupotreblenii dolzhnostnymi polnomochiyami i o prevyshenii dolzhnostnykh polnomochiy".
12. Opredelenie Verkhovnogo Suda RF ot 30 noyabrya 2006 g. № 47-006-96 [Elektronnyy resurs]. URL http://sudbiblioteka.ru/vs/text_big2/verhsud_big_36699.htm (data obrashcheniya: 22.12.2017).
13. Postanovlenie Prezidiuma Verkhovnogo suda Respubliki Severnaya Osetiya - Alaniya ot 5 marta 2012 g. № 44u-6/12 [Elektronnyy resurs]. URL: http://www.ourcourt.ru/verhovnyj-sud-respubliki-severnaja-osetija-alanija/2012/03/05/603619.htm (data obrashcheniya: 22.12.2017).
14. Raz''yasneniya Omskogo oblastnogo suda // Byulleten' sudebnoy praktiki Omskogo oblastnogo suda. 2007. N 1 (31) [Elektronnyy resurs]. URL: http:// oblsud.oms.sudrf.ra/ modules. php?name= docum_sud&id (data obrashcheniya: 22.12.2017).
15. Rarog A.I. Sub''ektivnaya storona prestupleniya. SPb., 2011.
16. Sinel'nikov A. Inaya lichnaya zainteresovannost' kak motiv dolzhnostnogo prestupleniya // Ugolovnoe pravo. 2011. № 5.
17. Ugolovnoye pravo. Osobennaya chast' / Pod red. I.YA. Kozachenko M., 2010.
18. Yani P. S. Voprosy kvalifikatsii dolzhnostnykh prestupleniy v Postanovlenii Plenuma i sudebnoy praktike // Zakonnost'. 2014. № 4.
19. Yani P.S. Dolzhnostnoe zloupotreblenie - chastnyy sluchay prevysheniya polnomochiy // Zakonnost'. 2011. №12.
20. Yani P. S. Ukrytie prestupleniy sotrudnikami militsii: umysel i motiv // Rossiyskaya yustitsiya. 2007. №12.
СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРАХ
МАЙОРОВ Андрей Владимирович, кандидат юридических наук, доцент, заведующий кафедрой прокурорского надзора и организации правоохранительной деятельности, ФГБОУ ВО «Челябинский государственный университет», г. Челябинск.
E-mail: [email protected]
УТОРОВ Олег Р. , кандидат педагогических наук, доцент кафедры прокурорского надзора и организации правоохранительной деятельности, Институт права, ФГБОУ ВО «Челябинский государственный университет», г. Челябинск.
E-mail: [email protected]
Рецензент:
к.ю.н., доцент Горюнов В.Е.
