О ПРИМЕНЕНИИ БЕЗДЕНОТАТНЫХ ЗНАКОВ В ЯЗЫКЕ ФИЛОСОФИИ
Е.В. ВОЛОШИН
Кафедра онтологии и теории познания Факультет гуманитарных и социальных наук Российский университет дружбы народов 117198 Москва, Россия ул. Миклухо-Маклая, д. 10 а
В статье рассматривается особый тип концептуальных знаков, используемых в языке философии и составляющих её парадоксальную семантику. На примере известных в философии языка концепций Витгенштейна и Хайдеггера выясняется статус значения в данном типе знаков. Также приводится интерпретация связи значения и смысла в знаках, называемых в этом анализе трансгрессивными.
В XX веке с подачи логического позитивизма процесс редуцирования философского языка к естественному известен как преодоление метафизики. Преодоление метафизики осуществляется через признание её значений псевдозначениями, а оперирование этими значениями полагается нарушающим грамматику языка. В данной работе осуществлена попытка интерпретации одного из типов псевдозначения - пустого денотата - как денотата, тождественного своему концепту (смыслу) или ссылающегося на него. Также обсуждается статус и роль концептуальных знаков, имеющих такую же структуру и используемых в языке философии.
Основным логическим недостатком естественного языка является произвол в установлении связи знака и его денотата. Независимо от того, является ли подразумеваемый денотат явлением действительности или нет, у нас всегда есть возможность произнести слово, изобразить символ - использовать знак. Конечно, этот фундаментальный семиотический произвол очевиден: когда мы говорим, мы априори уверены, что нам есть о чем сказать. То есть мы в состоянии произвести знак, значение которого не будет являться предметом действительности. Строго говоря, это бездено-татный знак, или - знак, не имеющий значения. Кроме очевидной возможности лгать, это свойство языка всегда используется для прорывов в мышлении (или сопровождает эти прорывы).
Безденотатные знаки - именно та область языка, которую табуировал Витгенштейн, проложив в этом месте границы языка, изоморфные границам мира. О чем невозможно говорить без противоречий с правилами синтаксиса, о том следует молчать [Витгенштейн, 1994]. Воля к молчанию как минимум обеспечит описание фактического мира средствами нормального языка, имеющего фактическое употребление. Первым след-
ствием применения этого «аскетичного» подхода является методологический отказ от трансгрессии - познавательной стратегии выхода за пределы мира. Как раз трансгрессивные интуиции породили метафизику - способ мышления и выражения, концептуально основанный на безденотатных знаках, использующий ту рискованную пограничную область языка, в которой рождаются предельные семантические проблемы.
Метафизика - продукт осознанной языковой трансгрессии. Когда Платон в своем диалоге «Федр» описывает «гиперуранию», он трансгрессивно преодолевает синтаксис нормального языка: «Занебесную область не воспел никто из здешних поэтов, да никогда и не воспоет по достоинству. Она же вот какова (ведь надо, наконец, осмелиться сказать истину, особенно когда говоришь об истине): эту область занимает бесцветная, без очертании, неосязаемая сущность, подлинно существующая, зримая лишь кормчему души - уму; на нее-то и направлен истинный род знания» [Платон, 1993, с. 186]. В этом отрывке Платон использует полный трансгрессивный набор: во-первых, как уже было сказано, он преодолевает нормативный синтаксис, создавая слово «гиперурания» - «занебесная область» (безденотатный знак: место, которое не есть место); во-вторых, осознает, что то, о чем он собирается говорить, сложно выразить (предельная семантическая проблема); в-третьих, перевод удачно демонстрирует афоризм: говоря об истине, надо сказать истину (в знаке концепт денотата превалирует над самим денотатом). Языковая трансгрессия - это осознанный акт нарушения сложившегося синтаксиса языка, сопровождаемый появлением особого типа знаков, которые являются комплексом семантических затруднений и призваны для преодоления еще больших семантических затруднений - а именно, полагания главных семантических идей -выражения того, для чего в нормальном языке нет естественных средств. Рациональные высказывания о языковой трансгрессии характеризуют её как необходимость, по словам Хайдеггера, «дать слово языку как языку» [Хайдеггер, 1993], как невозможность «выразить языком то, что само выражается в языке» [Витгенштейн, 1994], или, по Карнапу, как «редкий случай, когда вводится новое слово, которое с самого начала не имеет значения» [Карнап, 1998].
Итак, речь идет о трансгрессивном сегменте языка, о таком семантически разомкнутом его состоянии, в котором вскрыты связи языка и мира -механизмы выражения и означения. В основе такого подхода к языку -семиотическая модель Г. Фреге, придуманная им для различения в знаке денотата (значения) и десигната (смысла, концепта денотата) [Фреге, 1977]. Денотат - то, о чем сообщается, смысл - то, что сообщается о денотате, а знак - их образный представитель в культурном мире. Рассмотрим частный случай в этой модели, ради которого был написан «Логикофилософский трактат», опровергалась в XX веке метафизика, а также был
найден «дом» для бытия. Так, следующие слова очевидно являются без-денотатными знаками: (1) Пегас, (2) флогистон, (3) идея, (4) суперструны, (5) медийно-социальные фантазмы, (6) мозг Эйнштейна. Данные имена выбраны с учетом мультикультурной ситуации. Денотат отсутствует по-разному в зависимости от культурного антуража.
(1) Пегас. Крылатой лошади не существует как представителя фауны. Мифический знак представляет собой вторичную семиологическую структуру: денотат этого знака ссылается не на явление действительности, а на другой знак, денотат которого, в свою очередь, - это своеобразная достойная героя атрибутика, а смысл, т.е. то, для чего эта атрибутика применяется - концептуальное выражение уничтожения героем зла (Химеры).
(2) Флогистон. В качестве денотата ничто не соответствует этому знаку, возможно, потому, что его смысл уже остался в прошлом, в истории науки.
(3) Идея. Денотат знака ссылается на собственный концепт (смысл). Т.е. здесь «пустой» денотат интерпретируется как тождественный своему концепту. Такой тип знака в этом рассмотрении называется трансгрессивным.
(4) Суперструны. Прагматика введения подобных знаков в науке та же, что и в метафизике. Как и в случае с «идеей», денотат этого знака призван обслуживать особый концепт из новейшей теории современной астрофизики. Вопреки неопозитивизму, наука также как и метафизика использует трансгрессивные знаки, денотаты которых принципиально не соответствуют чему-либо в эмпирическом мире, но успешно обслуживают язык квантовой теории и дифференциальной геометрии.
(5) Медийно-социальные фантазмы. Семантическая выразимость этого знака такова, что его денотата желательно не должно существовать, независимо от того, какой у него смысл.
(6) Мозг Эйнштейна [Барт,2000]. Р. Барт приводит в пример этот знак как объект современного мифа. Денотат его ссылается на другой знак: «механизм для производства уравнений». Современный мифический знак, в отличие от классического, ссылается на легко обнаруживаемые объекты и виртуализирует их, превращая во вторичные семиологические системы.
Из перечисленных примеров интересующий нас тип псевдозначений представлен в трансгрессивном типе безденотатного знака (3): полный набор метафизических слов, не употребляемых в протокольных предложениях и в нормальном языке.
На какой-то период времени можно представить, что трансгрессивные знаки не нелепы, а нестандартны, поскольку их применение преследует концептуальные цели. Такие знаковые конструкции используются для
обозначения того, «что» не имеет отношения к существованию, но имеет отношение к мышлению. Эта парадоксальная семантика - следствие адаптации в мышлении затруднений, связанных с невыразимостью основных семантических идей: 1) как выразить то, благодаря чему возможно выражение; 2) как обсуждать в языке отношения, связывающие его с миром; 3) как выйти за пределы языка и наблюдать со стороны то, благодаря чему возможно выражение, ведь это и будет нарушение границ языка, означающее нарушение границ мира.
Процесс означения традиционно скрыт от субъекта, носителя естественного языка. Это помогает скрыть роль другого субъекта, повергающего язык в состояние трансгрессии. Роль того, кто выходит за пределы языка, чтобы понять, как происходит означение в языке, признается бессмысленной; иначе говоря, выходящей за пределы мира. Тем не менее, смысл у этой акции имеется (владеющие языком в разной степени могут говорить или «молчать» о ней). Другое дело, что выход за пределы мира обеспечивает в нашей обыденной риторике потерю значения - поэтому было удобнее для практики фактического словоупотребления такие случаи приравнять к потере смысла. Формально следует признать, что позитивистская процедура приравнивания отсутствия значения к отсутствию смысла ничем не отличается от метафизической процедуры установления тождества между значением и смыслом (или установления постоянной ссылки денотата на свой концепт).
Уже упоминаемое слово Платона «гиперурания» - типичный пример трансгрессивного знака, денотат которого нарушает границы языка, а десигнат являет собой противоречивый смысл. Собственно сам термин призван обозначить некую метафизическую локальность для идей. Обозначить то, что осмыслено каким-то иным путем, нежели чем размещение этого знака в фактическом языке, которому он (знак) противоречит. Обозначить - то есть зафиксировать в языке ссылку на значение, которая выразит, оформит смысл. Таким образом, появившийся знак станет пригодным для использования в языке - задействованным в мышлении. Выходит, ссылка на значение имеется, но самого значения нет, потому что нет ни возможных протокольных предложений, из которых может быть выведена «гиперурания», ни эмпирических условий истинности для «гипе-рурании».
Случай применения трансгрессивного знака можно оправдать, интерпретируя его семантическую структуру как редуцированную: денотат полностью ссылается на свой концепт, тождественен ему. Примером трансгрессивного знака с ярко выраженной редуцированной структурой является интерпретируемое Хайдеггером слово «ничто». Его разработка вопроса о «ничто», пожалуй, символизирует собой способ выяснения значений всех трансгрессивных знаков - метафизических понятий. Пер-
вым делом Хайдеггер задействует «ничто» в протокольном вопросе фактического языка: «Что такое Ничто?», «Что есть Ничто?». Выясняется: 1) мы подменяем «ничто» на «нечто», от чего «ничто» абсолютно отлично; 2) вопрос, заданный вроде бы средствами легитимного естественного языка, сам себя лишает собственного предмета. Карнап сравнил формулирование такого вопроса с предложением «Цезарь есть и» [Карнап, 1998] - то есть с неадекватным использованием частей речи. Хайдеггер отмечает, что о «Ничто» мы постоянно говорим - используем в языке -пусть грамматически и синтаксически верно, но совершенно бездумно. Он переформулирует вопрос о «ничто» следующим образом: не «где мы сталкиваемся с Ничто?», а «как Ничто обнаруживает себя?». Ответ: «Ничто впервые ставит наше бытие перед сущим как таковым» [Хайдеггер, 1993]. То есть, Ничто есть условие возможности раскрытия сущего как такового для человеческого бытия. Как выразился Хайдеггер, этот ответ имеет смысл только тогда, когда вопрос о Ничто продолжает для нас стоять. Если для нас неприемлемо или незнакомо измененное трансгрессивное состояние философского языка, то и «ничто» для нас будет формой отрицания или местоимением. О чем-то подобном говорит и Витгенштейн в своем «Логико-философском трактате»: «Эту книгу, пожалуй, поймет лишь тот, кто уже сам продумывал мысли, выраженные в ней, или весьма похожие» [Витгенштейн, 1994].
Изменение языка для Хайдеггера - это манифестация готовности продолжать ставить вопросы именно в философском ключе, а не в режиме нормального рассуждения и аргументации. «Философия сама есть только, когда мы философствуем. Философия есть философствование» [Хайдеггер, 1993, с.329]. В этой фразе манера тавтологично изъясняться останавливает нас в попытках выразить философию через язык, имеющий фактическое употребление. Ведь язык, измененный фактом - это иное, нежели чем язык, измененный философией.
В заключение можно сказать, что рассматриваемую здесь проблему наиболее удачно обнаруживает противостояние концепций, предлагающих различные основания философии языка и выраженных в следующих установках: 1) Л. Витгенштейн: «О чем невозможно говорить, о том следует молчать» и 2) М. Хайдеггер: «Допустить сказать себе то, что достойно мысли, значит - мыслить» [там же, с. 312]. Первая установка строит философию языка как универсальный корректор мышления. Конструктив этой позиции следующий: в действительности невозможно осмыслить то, что невыразимо средствами естественного языка. А невыразимы концептуальные семантические идеи о связи языка и мира. Это значит также и то, что никакая деструкция знака с целью выяснения способа ссылки на денотат невозможна: знак либо ссылается на денотат, либо он пуст. В таких условиях говорящий субъект, кто бы он ни был - Хайдеггер или эти-
мология - просто не сможет изменить то, что уже кодифицировано в языке, а тем более - внедрять в этот код нечто свое. Что касается установки Хайдеггера, то она, наоборот, призывает к концептуальному постижению сущности, и сущности языка в первую очередь. «Чтобы следовать мыслью за существом языка, говорить ему вслед свойственное ему, требуется изменение языка»... [там же, с. 272] Познавательные цели Хайдеггера настолько радикальны, что он предлагает менять отношение к языку таким образом, чтобы позволить языку стать свидетелем раскрытия бытия: язык получает слово («говорит», т.е. семантические идеи выразимы) и это делает сущее понятным. Радикальность позиции Витгенштейна (периода «Логико-философского трактата») иная, она состоит в том, что, по его мнению, язык уже находится в таком состоянии.
ЛИТЕРАТУРА
1 .Барт Р. Мифологии. М., 2000.
2. Витгенштейн Л. Логико-философский трактат // Витгенштейн Л. Философские работы. - М.: Гнозис, 1994.
3. Карнап Р. Преодоление метафизики логическим анализом языка. // Аналитическая философия: становление и развитие. - М.: ДИК, 1998.
4. Платон. Федр // Платон. Собрание сочинений в 4 томах. Т. 2. - М.: Мысль, 1993.
5. Фреге Г. Смысл и денотат // Семиотика и информатика, вып. 8, - М., 1977.
6. Хайдеггер М. Время и бытие. - М.: Республика, 1993.
APPLIKATION OF NON-DENOTING SINGS IN PHILOSOPHIC
LANGUAGE
E.V. VOLOSHIN
Department of Ontology and Epistemology,
Faculty of Humanities and Social Sciences,
Russian Peoples’ Friendship University 117198 Russia, Moscow,
Miklucho-Maklay Str., 10 a
Author of this article considers the special type of conceptual signs which compose a paradoxical semantics of the philosophic language. Wittgenstein’s and Heidegger’s famous conceptions of the philosophy of language are compared in this article for clearing up a status of significance in non-denoting (transgress) signs. The main theme of the following analysis is also the interpretation of the relationship of significance and sense connected in transgress sign.