CC BY
57
Кроме того, темы, входящие в метате-матическое единство, находятся в исключительной связи друг с другом и обусловливают одна другую.
Категории темы и мотива, а также понятие метатематического единства должны, на наш взгляд, стать составляющими особого теоретического рабочего языка, инструментария для телеологического анализа произведений автора. Помимо этого, анализ тематического и метатематического состава творчества того или иного писателя позволяет проникнуть в глубину авторского миросозерцания, процесса формирования и выражения авторской мысли "в эстетически материализованную реальность" [1, с. 24]. Именно эти категории, причем и в качестве смыслообразующих, и в качестве структурообразующих единиц, отражают в себе, с одной стороны, авторское стремление выразить мысль и, с другой стороны, захватить внимание читателя особенностью данного мыслевыражения. Тема и мотив, как ее минимальная единица, одновременно являются категориями, фиксирующими выражаемый смысл и на уровне формы и на уровне содержания.
ЛИТЕРАТУРА
1. Скафтымов А.П. Тематическая композиция романа "Идиот" // Нравственные искания русских писателей. М.: Худ. лит-ра, 1972. 542 с.
2. Розанов В.В. Три момента в развитии русской критики // Несовместимые контрасты жития. М.: Искусство, 1990. 606 с. С. 263.
3. Силантьев И.В. Поэтика мотива. М.: Языки славянкой культуры, 2004. 296 с. С. 37.
4. Тюпа В.И. Архитектоника эстетического дискурса // Бахтинология: исследования, переводы, публикации. СПб.: Алетейя, 1995. 370 с.
5. Томашевский Б.В. Теория литературы. Поэтика. М.: Аспект пресс, 2003. 344 с. С. 176.
6. Хализев В.Е. Теория литературы. М.: Высшая школа, 2002. 438 с. С. 56.
7. Жолковский А.К., Щеглов Ю.К. Работы по поэтике выразительности. Инвариант - Темы - Приемы - Текст. М.: Прогресс, 1996. 344 с.
8. Сухих И.Н. проблемы поэтики Чехова. СПб.: Филол. фак. СПбГУ, 2007. 492 с.; Шехватова А.Н. Мотив в структуре чеховской прозы. Дис. ... канд. филол. наук. СПб., 2003. 218 с.; Катаев В.Б. В Поисках за настоящей правдой // Проза Чехова: проблемы интерпретации. М.: Изд-во МГУ, 1979. 300 с.; Фарафонова О.А. Мотивная структура романа Ф.М. Достоевского "Братья Карамазовы". Дис. ... канд. филол. наук. Новосибирск, 2003. 202 с.
17 октября 2011 г.
УДК 821.161.1.09
О ПОЭТИЧЕСКИХ ПУТЕШЕСТВИЯХ В ЛИРИКЕ АКМЕИСТОВ
Е.Ю. Куликова
В данной статье мы рассматриваем динамический ракурс пространства в лирике Н. Гумилева, А. Ахматовой, О. Мандельштама. Цель нашей работы - показать, что динамические и статические черты особым образом формируют лирический сюжет стихотворений акмеистов. Новизна заключается в том, что нами предпринято исследование стихотворных путешествий в поэтической культуре акмеизма. Гораздо чаще в сфере внимания литературоведов оказываются прозаические путешествия, которые на протяжении многих лет плодотворно исследуются как жанр (о жанре траве-
Куликова Елена Юрьевна - кандидат филологических наук, доцент, старший научный сотрудник сектора литературоведения Института филологии СО РАН, 630090, г. Новосибирск, ул. Николаева, 8, e-mail kulis@mail.ru, т. 8(383)3304772.
логов писали В.Б. Шкловский, Ю.М. Лотман, А. Шенле, Т. Роболи, В.С. Киссель, Д. Бурк-харт, А.Н. Балдин и др. [1]) и как сюжетно-мотивный комплекс. Большинство исследователей, занимавшихся мотивами путешествий в акмеистической поэзии, сосредотачивали свое внимание на одном из авторов-акмеистов - Н. Гумилеве, поскольку в его творчестве тема путешествия доминирует (см. труды Л. Аллена, М. Баскера, А. Давидсона, Ю.В. Зобнина, О. Обуховой, Е.Ю. Раскиной, Р.Д. Тименчика и др. [2]). Для нас же важно обозначить общеакмеистические тенденции динамического пространства, связанные
Yelena Kulikova - Ph.D. of Philology, associate professor, senior researcher of Literary Studies Section at the Institute of Philology of the Siberian Branch of Russian Academy of Sciences, 8, Nikolayeva Street, Novosibirsk, 630090, e-mail: kulis@mail.ru, ph. +7(383)3304772.
с темой путешествий. Кроме того, мы рассматриваем путешествие не как отдельный жанр или сюжетно-мотивный комплекс, а как синтез тематики путешествия и пространственной поэтики, для которой характерен внутренний динамизм.
Поэзия акмеистов вводит в литературу особый предметный язык, позволяющий объединять различные пространства, выходить за пределы только поэзии, синтезировать искусства, переводить слова в живописные, скульптурные или архитектурные образы, втягивать в лирический мир бытие вещное, преодолевать неметафорические расстояния. Акмеисты не стеснены ни во времени, ни в пространстве, поэтому путешествия для них - особая тема.
С одной стороны, как писал О. Мандельштам, "архитектор должен быть хорошим домоседом" [3, с. 143], и это подчеркивает тяготение акмеистов к некоей статике, противоположной движению. Поэт упрекает символистов в том, что они были "плохими зодчими... любили путешествовать, но им было плохо, не по себе в клети своего организма" [там же]. С другой стороны, "домоседы-акмеисты" внутри статичного пространства создавали вихревое движение, бесконечную динамическую цепь, дающую возможность строительства, т.е. путешествия вглубь материала.
Такие путешествия принимают разнообразные очертания и формы: они могут быть связаны с реальными странствиями и, соответственно, отражаться в стихах (как у Н. Гумилева); с путешествиями воображаемыми - например, словесными, литературными ("Слово способно путешествовать: это важное свойство - оно открывает нам пространство, рассказывая о нем, возводя, раздвигая его в нашем воображении" [4]); с динамикой преодоления границ как выхода за пределы самого себя, ибо язык, мышление, художественный текст построены по образу путешествия. Мышление прерывисто, не линейно, оно стремится вывернуться наизнанку, захватить те области, которые лежат за его пределами. Поэтому путешествие - это образ "выворачивания" наизнанку, или сам процесс такого выворачивания. "Путешествия Нового времени ведут в пространство, в принципе мыслимое как открытое" [5], указывает
В.С. Киссель. Акмеисты этот процесс осознавали и в разных вариациях фиксировали. Мышление и язык влияют на мотив путешествий, и в то же время архетип путешествия влияет на язык и мышление.
Динамичность пространственных построений является неотъемлемым свойством лирики акмеистов, поэтическая материя которой состоит из разнообразных и изменчивых "порывов", формирующих подвижное языковое пространство текста. "Взгляд на язык как на нечто самодовлеющее определяет один из существеннейших аспектов акмеистической реформы поэтического языка - осознанное и подчеркнутое обращение языка на сам язык" [6, с. 185]. Слово у акмеистов обретает поистине материальную реальность и обрастает плотью, рождая независимое пространство. В совместном исследовании Ю.И. Левина, Д.М. Сегала, Р.Д. Тименчика, В.Н. Топорова и Т.В. Цивьян рассматриваются особенности релятивизации слова у акмеистов, оживления "конструктивных формообразующих потенций составляющих слово элементов внеположного мира" [6, с. 192]. Авторы подчеркивают, что "поиски слова, в котором ничего не устоялось ... все неопределенно, и составили содержание важнейшей части акмеистической деятельности" [6, с. 192]. Возникновение такой "семантической неопределенности", по мнению исследователей, создает эффект, когда "элементы поэтического текста оказываются. как бы "взвешенными", неприкрепленными" [6, с. 193], что открывает возможность интерпретирования слова и нового его рождения. Результатом является обретение пространственных связей слова с другими словами, в рамках контекста, в целом, и это организует динамическое состояние всего текста.
С одной стороны, лирика акмеистов характеризуется четкой, ясной образностью. Эта черта, безусловно, присуща творчеству Н. Гумилева и А. Ахматовой, хотя воплощена у этих поэтов в совершенно различных формах; образность рефлексивной поэзии О. Мандельштама несколько иная, свойственные ему поэтика синтеза и метапоэтичность создают своего рода "научность" [7], много-слойность слова, возможная ясность значения которого обязательно наделена вторичными, иногда "туманными" оттенками. Несмотря на общую непохожесть каждого из рассма-
триваемых авторов, можно отметить их тяготение к наделению образа вещественной плотностью и пластичностью, что и рождает эффект его ясности. Акмеисты приносят "вкус к целостному словесному представлению, образу, в новом органическом понимании" [3, с. 185].
С другой стороны, пластичность образа, поэзия "слова-предмета" у акмеистов никогда не застывает в мертвой форме, ибо всегда направлена на строительство, используется для того, чтобы элементы стихотворения приобрели большую динамическую направленность. Взаимодействие слова, стиха и пространства текста создает ощущение движения, которое приводит к выравниванию контраста между статикой и динамикой. Не случайно Мандельштам уподобляет "стихотворение египетской ладье мертвых" [8, с. 445]. Метафора движения, пространственное чувство присутствуют в этом образе, придавая ему дополнительные ассоциации пути, помимо основного (не менее динамического) значения - дороги в новый (иной) мир. Примечательно, что образ ладьи (лодки) неоднократно встречается в лирике Мандельштама, особенно раннего. В стихотворении "Как тень внезапных облаков." лодка движется не то в водном пространстве, не то по земле, более всего напоминающей осенний парк: "И лодка, волнами шурша, / Как листьями" [8, с. 17] - странное плаванье, близкое процессу писания стихов (листья как листы бумаги). Описывая Адмиралтейство, Мандельштам упоминает "ладью воздушную" - тоже образ не классического судна, а, скорее, фантастического, похожего на "Воздушный корабль" Лермонтова-Цейд-лица. Синонимом ладье можно считать ковчег из следующей строфы - безусловный символ покорения пространства. Поэтический корабль, который Мандельштам называет и воздушной ладьей, и ковчегом, помогает преодолеть три измерения, открыть "всемирные моря", и здесь звучит отзвук пушкинского плавания в "Осени", сопоставимого с творческим вдохновением.
Как ладья мертвых лодка у Мандельштама появляется в стихотворении "Еще далеко асфоделей.": путь поэта - всегда путь в царство мертвых, и осознание динамики бытия всегда синонимично переходу из одного пространства в другое. Это один из самых
"морских" и самых метафоричных в этом смысле текстов, плавание как постижение мира одновременно дано ярко и отчетливо, со свойственной акмеистам пластичностью и вещественностью ("шуршит песок, кипит волна"; "тяжесть урны гробовой"; "за кипа-рисною каймой", "в песок зарылся амулет" [8, с. 59-60] и др.), над которой властвует символическое значение практически каждого образа и мотива ("печальный веер прошлых лет", "хлопья черных роз летают", "птица смерти и рыданья, / Влачится траурной каймой / Огромный флаг воспоминанья" [8, с. 59-60] и др.). На натяжении между предметностью и развоплощенностью происходит создание новых семантических рядов, и лодка Харона (корабль с черным парусом) есть тот образ, который порождает вокруг себя динамическое пространство.
В стихотворении "Прославим, братья, сумерки свободы" возникает корабль времени, возможно, гибнущий, подобно "Титанику" (хотя о "Титанике" нет никаких явных упоминаний), а возможно, ищущий свой путь: "огромный, неуклюжий, / Скрипучий поворот руля. / Земля плывет. Мужайтесь, мужи. / Как плугом, океан деля, / Мы будем помнить и в летейской стуже, / Что десяти небес нам стоила земля" [8, с. 65]. Комментаторы пишут, что "корабль (курсив авторов. -Е.К.) - очевидно, противостоит "пароходу современности" футуристов с их декларативным отказом от культурного наследия" [9], и, кроме того, отмечают ассоциацию с погибшим в 1918 г. "Варягом".
Добавим, что Мандельштам имеет в виду, конечно, и корабль России, который должен найти свое место в новом мире, открытом после 1917 г.: либо обрести свою дорогу, либо погибнуть. Метафорические и отсылающие к историческим реалиям оттенки образа корабля в стихотворении совмещены, как это постоянно происходит в лирике Мандельштама, да и вообще у каждого автора, но в данном случае мы видим на этом стыке поэтическое движение текста, который начинает свое плавание, подобно историческому кораблю России.
Уже упомянутая связь лодок и кораблей Мандельштама с плаванием в "Осени" А.С. Пушкина в данном тексте явлена особо: "Земля плывет. Мужайтесь, мужи" отклика-
ется непосредственно на последние строки пушкинского стихотворения "Плывет. Куда ж нам плыть?..", после которых следуют ряды многоточий. Для Мандельштама это вопрос и о путях развития России, и о пути поэтического слова в тексте, возможно, слова связанного ("Мы в легионы боевые / Связали ласточек" [8, с. 65]). Лодка (корабль) характеризует динамику творческого процесса Мандельштама и в лирике, и в эссе "О природе слова", где поэт пишет о новом слове акмеистов: "Отшумит век, уснет культура, переродится народ. и весь этот поток увлечет за собой хрупкую ладью человеческого слова в открытое море грядущего. Как же можно снарядить эту ладью в дальний путь, не снабдив ее всем необходимым для столь чужого и столь дорогого читателя?" [8, с. 445].
Тяжесть и твердость человека, и, соответственно, плотность и "оснащенность" поэтического слова - вот символы новой акмеистической поэтики, о которой пишет Мандельштам. Эта твердость должна быть соединена с мягкой, но уверенной динамичностью плывущей лодки, которая несет слово в новые пределы, и такой путь соответствует "живой поэзии слова-предмета" [3, с. 187].
Пространство и его динамический аспект в лирике акмеистов открываются через тему путешествия особенно отчетливо, потому что энергетика созидания здесь выражена максимально ярко, выпукло, рельефно. Поэтические путешествия в силу лирического рода не могут быть сведены к нарративной проблематике, а наоборот, будучи от нее полностью освобожденными, делаются собственно "проводниками" идеи, всей своей структурой воплощая динамичность, подвижность бытия. Пространственные игры - любимые игры акмеистов, реализуемые ими не только и не столько в содержательном плане, а, большей частью, способом изображения. Динамический аспект в творчестве Гумилева связан и с его биографией, и с тем, как она отражена в его стихах (пространственные образы и мотивы являются преобладающими), и в использовании любимых поэтом экфраз ("Портрет мужчины", "Самофракийская победа", "Персей. Скульптура Кановы" и др.), и в создании "живых" поэтических карт Африки или почти трехмерных итальянских стихов. В лирике Ахматовой "чувство нашло
себе новое выражение, вступило в связь с вещами, с событиями, сгустилось в сюжет" [10]: некая статичность образов совмещается с вещественностью и пластичностью ее стихов, которые несут в себе пространственные изменения, разбивающие плотность скульптурных форм. У Ахматовой неподвижность всегда дублирована пространственной динамичностью. "Поэтическая память" Мандельштама подвижна по своей структуре, как описанная им "Божественная комедия" Данте: "Представьте себе монумент из гранита или мрамора, который в своей символической тенденции направлен не на изображение коня или всадника, но на раскрытие внутренней структуры самого же мрамора или гранита" [8, с. 486]. Лирика Мандельштама отзывается на мировую культуру и несет ее внутри себя, возрастая на ней и обретая форму. "Раскрытие идеи мрамора или гранита", а, по сути, секрет лирики заложен внутри этого пространства и произрастает из него, как нечто органическое. Это движение и становится доминантой творческого процесса, и потому все "путешествия" О. Мандельштама рождаются в диалоге с другими поэтами.
В лирике акмеистов обыгрываются различные варианты дневников путешественников, записок и наблюдений, воспоминаний и воображаемых ситуаций. Одно из стихотворений Гумилева называется "Сентиментальное путешествие" и служит прямой отсылкой к роману Л. Стерна, хотя никаких пересечений между двумя текстами нет, и у Гумилева это, в первую очередь, путешествие воображаемое. Возможно, впрочем, что так поэт обыгрывает стерновскую идею описания не дороги, не достопримечательностей, а душевных движений героя. Но сам Гумилев много внимания уделяет путешествию как таковому, хотя в финале и возникает вопрос, не состоялось ли оно лишь на бумаге в "петербургскую злую ночь". У Ахматовой есть ряд стихотворений, которые по заголовкам можно было бы принять за отрывки из дневника, если бы они были написаны прозой, однако это именно поэтические произведения, выросшие из прозаических травелогов конца XVIII - начала XIX вв. и уже совсем не похожие на них: «Из "Дневника путешествия"», «Из цикла "В пути"», "Дорожная, или Голос из темноты", "И я все расскажу тебе" и др.
В отдельную группу можно выделить циклы об Африке и об Италии Гумилева, стихи о Риме и Париже - Мандельштама, о Ташкенте - Ахматовой.
С одной стороны, педалируется некая тематичность, объединяющая ряд лирических произведений; с другой - мы видим вариации путешествий-описаний, причем не просто с выделением их лирического начала, очень важного и для Л. Стерна, и для Н.М. Карамзина, и для других писателей, но с полной заменой прозаического отчета только лирическими впечатлениями. Авторы конца XVIII -начала XIX вв. любили перемежать основное повествование лирическими отступлениями и поэтическими цитатами. Как отмечает Т. Роболи, "в одном из ранних произведений Марлинского - "Поездка в Ревель" (1821) оживает традиционный жанр гибридного путешествия со всеми характерными чертами: эпистолярной обработкой, обращениями к друзьям, вводом стихов и пр. Наряду с обычным появлением стихов на сильных (курсив автора. - Е.К.) местах. непосредственный переход от прозы к стихам и возвращение к основному прозаическому тексту дается вне всякой тематической мотивировки" [11]. Стихи акмеистов и есть описания-тра-велоги, но, став лирикой, их поэтические путешествия уже не несут в себе прозаических черт, концентрируя в себе лишь ненарративное лирическое пространство, изнутри взорванное динамической устремленностью вдаль, ввысь и вглубь.
ЛИТЕРАТУРА 1. Шкловский В.Б. К технике внесюжетной прозы // В.Б. Шкловский. Гамбургский счет: Статьи -воспоминания - эссе (1914-1933). М.: Советский писатель, 1990. С. 408-412; Лотман Ю.М., Успен-ский Б.А. "Письма русского путешественника" Карамзина и их место в развитии русской культуры // Н.М. Карамзин. Письма русского путешественника. Л.: Наука, 1984. С. 525-606; Шенле А. Подлинность и вымысел в авторском самосознании русской литературы путешествий. 1790-1840. СПб.: Академический проект, 2004. 272 с.; Робо-ли Т. Литература "путешествий" // "Младоформа-листы": Русская проза. СПб.: Петрополис, 2007. С. 104-127; Киссель В.С. Путешествие на солнце без возврата: к вопросу о модернизме в русских травелогах первой трети ХХ века // Беглые взгляды: Новое прочтение русских травелогов первой трети ХХ века: Сб. ст. М.: НЛО, 2010. С. 9-34;
Буркхарт Д. Путешествия Осипа Мандельштама в Крым: поэтическая медитация // Беглые взгляды. Музей Анны Ахматовой в Фонтанном доме. С. 126-136; Балдин А.Н. Протяжение точки: литературные путешествия. Карамзин и Пушкин. М.: Эксмо, 2009. 576 с.
2. Аллен Л. "Заблудившийся трамвай" Н.С. Гумилева: Комментарий к строфам // Л. Аллен. Этюды о русской литературе. Л.: Худ. лит-ра. Ле-нингр. отд., 1989. С. 113-143; Баскер М. Гумилев, Рабле и "Путешествие в Китай": К прочтению одного прото-акмеистического мифа // Николай Гумилев и русский Парнас: Матер. науч. конф. 17-19 сентября 1991 г. СПб.: 1992. С. 5-25; Давид-сон А. Муза странствий Николая Гумилева. М.: Наука, Восточная лит., 1992. 319 с.; Зобнин Ю.В. Странник духа (о судьбе и творчестве Н.С. Гумилева) // Н.С. Гумилев: Pro et contra. Личность и творчество Николая Гумилева в оценке русских мыслителей и исследователей: антология. СПб.: РХГИ, 2000. С. 8-52; Обухова О. Ранняя проза Николая Гумилева в свете поэтики акмеизма: Заметки к теме // Russian Literature. XLI. 1997. С. 495-504; Раскина Е.Ю. Поэтическая география Н.С. Гумилева. М.: МГИ им. Е.Р. Дашковой, 2006. 164 с.; Тименчик Р.Д. К символике трамвая в русской поэзии // Уч. зап. Тартуского гос. ун-та: Труды по знаковым системам. XXI. Символ в системе культуры. Тарту: Тартуский гос. ун-т, 1987. Вып. 830. С. 135-143.
3. Мандельштам О.Э. Сочинения: В 2 т. Т. 2. Проза. М.: Худ. лит., 1990. 464 с.
4. Балдин А.Н. Протяжение точки. С. 2.
5. Киссель В.С. Путешествие на солнце без возврата. С. 14.
6. Сегал Д.М. Литература как охранная грамота. М.: Водолей Publishers, 2006. 976 с.
7. Киршбаум Г. "Валгаллы белое вино". Немецкая тема в поэзии О. Мандельштама. М.: НЛО, 2010. 392 с. С. 9.
8. Мандельштам О. Стихотворения. Проза. М.: СЛОВО / SLOVO, 2001. 608 с.
9. Мандельштам О.Э. Сочинения: В 2 т. Т. 1. Стихотворения. М.: Худ. лит-ра, 1990. 638 с. С. 483.
10. Эйхенбаум Б.М. Анна Ахматова // Б.М. Эйхенбаум. О прозе. О поэзии. Л.: Худож. лит-ра, 1986. С. 374-440. С. 385.
11. Роболи Т. Литература "путешествий". С. 121122.
Статья написана в рамках программы президиума РАН № 28 "Историко-культурное наследие и духовные ценности России" "Дискурсивные стратегии современной русской литературы в социокультурном пространстве".
10 октября 2011 г.
