CC BY
139
Вестник Санкт-Петербургского университета. Сер. 2, 2005, вып. 2
В. В. Васшик.
О МОДЕЛЯХ ВЗАИМООТНОШЕНИЯ СВЕТСКОЙ И ЦЕРКОВНОЙ ВЛАСТИ В ЭПОХУ ОСВОБОДИТЕЛЬНОЙ ВОЙНЫ 1648-1654 гг. (Богдан Хмельницкий и Сильвестр Коссов)
Церковно-государственные отношения в православном мире строились сообразно разным моделям, более или менее соответствующим христианским представлениям о сущности и задачах власти.
Идеальной моделью взаимоотношений считалась и считается идея симфонии светской и государственной власти, органичной для православного мира. Оформление этой идеи связано с именем императора Юстиниана, ярко выразившего ее в своей 6-й новелле: «Существуют два великих дара, которые Бог в своей любви к человеку даровал ему свыше - священство и царство. Первое служит божественному, второе управляет человеческими делами, однако оба происходят из одного источника и украшают жизнь человечества. Поэтому если священство свободно от порока и обладает доступом к Богу и если цари справедливо и равновесно управляют государством ... то из этого происходит прекрасная симфония (или благостное созвучие) и благополучие даруется человеческому роду».
Конечно, подобная схема является идеальной, однако в той или иной форме она проявляется в жизни православных народов и государств, естественно завися от временных и национальных условий. Существует ряд работ, посвященных этой теме на византийском1 и русском материале2.
С другой стороны, безусловно существовали и другие модели церковно-государ-ственных взаимоотношений как в православном, так и в инославном мире, которые в той или иной мере представляют диссонанс к христианскому мировоззрению. Одна из них-доминирование светской власти над церковной, печально известный цезаропапизм, который наиболее ярко проявился в худшие времена синодального строя, когда российское духовенство было вынуждено присягать царю как «крайнему судье Церкви». Подобная модель развилась в Православной Церкви в Новое время под явным влиянием протестантизма и протестантских представлений о том, что cuius regio, illius religio3, она могла возникнуть еще в Византии, когда иконоборческий император Лев 11 [ Исавр заявил: «Я император, я и священник»4.
В православном мире встречаются примеры противоположной модели - папоцеза-ризма, с доминированием церковной власти над светской. Эта модель оформилась на католическом Западе на основе представления о папе как о vicarius Christi или заместителе Христа на земле и, следовательно, обладателе двух мечей - духовного и светского, а также благодаря так называемому Константинову дару, подложному документу о даровании Рима с областью римскому первосвященнику. В русской истории в качестве примера нарождающегося папоцезаризма можно привести правление Никона с его наименованием «государь», короной, условием для царя «слушаться его во всем». Однако зачастую папоцезаризм в православном мире был явлением вынужденным - в силу отсутствия других центров власти, помимо церковных. К таким явлениям относится правление митрополитов в Черного-
О В.В. Василик, 2005
рии в XVII—XIX вв., а в XX в. - президентство архиепископа Макария над Кипром. Своеобразной разновидностью «вынужденного папоцезаризма» является модель «этнархии»: осуществление административных функций (сбора налогов, суда и т.д.) епископом в условиях иноверной власти. Эта модель впервые проявилась в рамках Сасанидской империи, однако сформировалась в своем окончательном виде в Оттоманской империи, когда патриарх Константинопольский стал не только духовным, но и светским возглавителем христианской общины, ответственным в глазах султана и его правительства за поведение райи. Следовательно, учитывая многообразие моделей церковно-государственных взаимоотношений, целесообразно рассмотреть проявление идеи симфонии на малороссийском материале, в том числе на взаимоотношениях Богдана Хмельницкого и Сильвестра Коссова5.
Эпоха правления митр. Сильвестра Коссова (1647-1657) явилась ключевой и судьбоносной для Малой Руси и тем более важной и интересной для исследования церковно-государственных отношений6. Выдающийся исследователь украинской церковной истории Хмельницкий и Коссов имели много общего7. Оба они происходили из шляхетских родов, оба умерли в одном и том же году (1657). Оба они вкусили латинской премудрости и, по большому счету, не соблазнились ей. Но если Хмельницкий учился только у иезуитов, то Коссов прошел также Киевскую братскую школу и обучался заграницей. Он родился после 1587 г. в с. Жировицы на Витебщине, в православной дворянской семье. Закончил Виленскую школу, затем учился в Люблинской иезуитской коллегии и Замойской академии. Затем Сильвестр стал учителем в Вильне и принял монашество. По некоторым известиям он принимал участие в борьбе против униатского епископа Иосафата Кунцевича, распространяя в Витебске послание Мелетия Смотрицкого о том, что Кунцевич готовится всех обратить в польскую веру, а церкви сделать костелами8. В конце 20-х годов Петр Могила посылает его учиться заграницу По возвращении Коссова в 163 I г. Могила назначает его префектом Киевской академии. Как и его покровитель, Коссов был убежденным сторонником латинизации академического курса. Вот как он объяснял это позднее в своей книге Exegesis (1635): «Латинские науки нашему народу нужно изучать прежде всего для того, чтобы нашей Руси бедной не звали Русью глупой. Совет учиться только по-гречески, а не по-латыни хорош в Греции, но не в Польше, где латинский язык особенно распространен. Поедет бедняга русин на трибунал, на сейм, на сеймик, до города, до земства - без латыни платить вины; только, как коршун вытаращивши очи, присматривается он там то к тому, то к другому»4
Слишком ревностное введение латыни вызвало возмущение казаков и мещан, когда, по словам Коссова, профессора академия ждали, что шляхта станет начинять ими днепровских осетров. Однако все обошлось: в преподавателях-латинофронах увидели истинных сынов Восточной Церкви и киевские обыватели стали не только наполнять «Аполлоновы сады» Киевской академии детьми как муравьями, «но и называть наше училище Геликоном и Парнасом и хвалиться им»10. В этой цитате - весь характер Сильвестра - книжника, упоенного латинской образованностью и античной культурой. Однако основной пафос его деятельности состоял в просвещении, именно в нем он видел ту благодатную силу, которая не только должна была уравнять русских с поляками, но и преобразить их. Вскоре он станет ректором Могилянского коллегиума, но недолго ему придется наслаждаться тишиной школьного кабинета, митрополит посвятит его в епископы Мстиславские.
Время пребывания Коссова на Могилевской кафедре ознаменовано активной борьбой против унии. Так, несмотря на законодательные запрещения, в 1636 г. он посетил Полоцк и Витебск, закрытые для православного епископата, где он открыто проповедовал против унии". Трудами Коссова в Могилеве была построена Свято-Никольская церковь на
Пляцах, позднее преобразованная в монастырь. Коссов прилагал немало усилий к просвещению своей паствы. В 1636 г. он собирает в Могилеве собор, где изъясняет подчиненному ему духовенству учение о семи таинствах. На следующий год он публикует работу «Ди-даскалия альбо наука о семи сакраментах» (1637). Она всецело пропитана идеями Петра Могилы и латинским истолкованием таинств даже в своих ключевых моментах12. Так, освящение Святых Даров Коссов вслед за Могилой связывает с так называемыми установи-тельными словами («Примите, ядите»...), а не с так называемой эпиклезой, т.е. призыванием Духа Святаго.
Из всех трудов Коссова наиболее известным и живучим оказался его перевод-пересказ на польский язык Киево-Печерского патерика: «Paterikon, abo Zywoty svetych ojcow pieczarskich» (1637)13. Текст патерика сопровождался статьей о пяти крещениях Руси и хронологией православных митрополитов русских - от принятия Русью Крещения до Петра Могилы. Цель статей - показать как православным, так и униатам с католиками, что вопреки мнению последних русские приняли христианство с православного Востока, а не от папы, и русские митрополиты всегда находились в подчинении Константинопольскому патриарху. Текст патерика посвящен сенатору Адаму Киселю и сопровождается виршами в честь рода Киселей. Этот факт указывает на многое: в частности, он показывает политическую близость Сильвестра политике Адама Киселя, который стремился законными средствами обеспечить легальный статус Православной Церкви внутри Речи Посполитой, но был чужд каких-либо крайностей, тем более идее восстания против короля.14
Конец 30-х - первая половина 40-х годов XVII в. наполнены борьбой епископа Сильвестра Коссова против унии. Он устраивает братский Богоявленский монастырь, а в 1646 г. получает разрешение от короля преобразовать Никольскую церковь в монастырь.
Из этой краткой биографии можно сделать следующие промежуточные выводы.
1. Сильвестр Коссов был искренним сторонником Православия и борцом против унии, однако понимал он православие в достаточно латинизированном духе. Его больше тяготила зависимость от Римского папы и насильственное проведение унии, чем реальные догматические различия с католиками.
2. По своему происхождению, воспитанию и развитию он был типичным шляхтичем и латинофроном, стремившимся легитимными способами добиться признания Православной церкви.
25 февраля 1647 г., после смерти Петра Могилы, епископ Мстиславский Сильвестр Коссов был избран в митрополиты Киевские как «известный древностию своего рода, высокими достоинствами, благочестием и расторопностию, а вместе с тем горяч-ностию и твердостию в православной вере»15. Конец года ознаменовался началом освободительной войны Хмельницкого. Рассмотрим отношения Хмельницкого и Коссова в период с 1648 по 1654 г.
По сообщению Грондского16, Богдан Хмельницкий утверждал, что он, якобы, спрашивал благословение на восстание у старца архиепископа митрополита Киевского и будто бы митрополит не только благословил это начинание, но угрожал церковным проклятием всем, кто не будет участвовать в этом деле оружием или умом. Не исключено, что Хмельницкий мог употребить подобный агитационный прием, возможно также, как думает Н.И. Костомаров, он мог воспользоваться именем умершего к этому времени митрополита Петра Могилы17, однако сам факт благословения не заслуживает доверия. При всей своей властности Петр Могила не мог рисковать теми привилегиями и приобретениями для Церкви, которые были достигнуты в его правление. Тем менее, как увидим ниже, Сильвестр Коссов был расположен к подобному риску, если принять во внимание, что в
числе усмирителей Хмельницкого неминуемо должны были оказаться православные шляхтичи (что и случилось впоследствии). Следовательно, подобное сообщение следует признать либо апокрифом, либо примером информационно-психологической войны.
Известия о поведении Коссова во время войны показывают, что он занимал достаточно осторожную и дистанцированную позицию18. Известно, что он был в казацком войске в сентябре 1648 г. перед битвой под Пилявцами, однако его роль сводилась к тому, что он изо всех сил убеждал казаков заключить мир с поляками19. Некоторые исследователи считают, что он находился в армии Хмельницкого не по своей воле, а по поручению польского правительства20. Именно к митрополиту Сильвестру обратились за посредничеством польские комиссары во главе с Адамом Киселем, впрочем, обращение не имело успеха. Это показывает независимость Хмельницкого в своей политике от мнения митрополита, несмотря на все уважение к последнему.
При въезде Хмельницкого в Киев 17 декабря 1648 г. митрополит устроил ему торжественную встречу у стен св. Софии, однако не он являлся главным действующим лицом в церковных торжествах. Им был патриарх Иерусалимский Паисий21, который торжественно встретил гетмана вне города с 1тыс. всадников. С точки зрения церков-но-государственной символики примечателен следующий факт: 27 декабря в день Фе-одора Начертанного (именины Богдана Хмельницкого) сам патриарх служил литургию и в конце пригласил гетмана к причастию Святых Тайн, хотя он и не исповедовался. Как известно, без исповеди причащалось (и причащается) духовенство. Для православного мирянина в XVII в. причастие без исповеди было невозможно, тем более всенародно. С другой стороны, в православном чине венчания на царство царь причащается по священническому чину - раздельно Чаши и раздельно Хлеба. Возникает вопрос: не был ли поступок патриарха Паисия указанием на более высокое в церковно-иерархи-ческом плане положение гетмана и своеобразной заменой чина венчания. Вероятность подобного прочтения не исключена, тем более, что позднее в переговорах Хмельницкий именует себя державцем русским. Именно патриарх Иерусалимский дал гетману благословение на войну и на совершенное истребление поляков. Вот как позднее Хмельницкий рассказывал об этом польским комиссарам: «Сам патриарх благословил меня в Киеве на эту войну, венчал меня с моею женою, разрешил меня от грехов, хотя бы я и не исповедовался, и приказал мне совершенно истребить ляхов; как же мне не слушаться великого владыки, главы нашей, и любезнейшего гостя? (як же мЫ его не слу-хати, такого великого старшого и гостя любого)»22.
Эта фраза заслуживает особого внимания в силу ряда скрытых в ней церковно-государственных смыслов. В этом высказывании Хмельницкого содержится влияние греческого принципа этнархии - патриарх является начальным человеком не только в делах духовных, но и светских, своеобразной заменой царя. Из этого, в частности, следует, что Хмельницкий не мыслил свою власть абсолютной - в категориях независимости или, лучше сказать, на языке той эпохи самодержавия, хотя и называл себя державцем. Во-первых, Хмельницкий несколько лукавит говоря о патриархе Иерусалимском как о «главе нашем»: как известно, южнорусские земли были подчинены патриарху Константинопольскому и патриарх Иерусалимский находился в чужой епархии, где не имел никакой власти. Нельзя понимать слово «глаза» и как первенство патриарха иерусалимского среди прочих патриархов: согласно церковным канонам Иерусалимский патриарх занимал четвертое место, а первое - патриарх Константинопольский. По логике вещей церковным «начальным человеком» Хмельниц.^ го был митрополит Сильвестр Коссов, но именно от неге Богдан Хмельницкий м не : олучал столь нужной ему поддержки. Для
легитимизации войны и ее благословения ему пришлось использовать авторитет пришлого патриарха.
Тем не менее сам гетман поддерживал митрополита как мог. Прежде всего он утвердил права Церкви и ее собственность как на земли, так и на крестьян. 28 декабря 1648 г. Хмельницкий дал гетманскую грамоту Киево-Печерскому женскому монастырю, в которой приказывал крестьянам села Подгорцев быть по-старому в послушании этому монастырю, отбывать на него работы и другие повинности и объявлял вообще: «Мы со всем войском не хочем отнимать крестьян у монастырей, на войсковую услугу даст Бог охотников и без церковных людей».23 Эта фраза достаточно значима. Несмотря на нужду в ратных людях и деньгах для войны, Хмельницкий отказывается от каких-либо поползновений на церковную собственность и утверждает ее иммунитет, при этом рискуя популярностью у монастырских крестьян. Моральная поддержка духовенства была ему нужнее. Она была действительно ему оказана, но на уровне простых священников, повсеместно призывавших народ к войне за веру, и лишь некоторые иерархи, такие, как Афанасий Желиборский, тайно помогали повстанцам, посылая им свинец и порох24. Митрополит держался по-прежнему весьма осторожно и играл роль миротворца. В 1649 г. он присутствовал в казацком войске при Збараже и участвовал в выработке статей Зборовского договора. Непосредственному влиянию митрополита как поборника просвещения следует приписать статью о сохранении русских школ, запрещении иезуитам появляться в Киеве и во всех городах, где есть привилегированные православные школы (ст. 10)25: этот запрет не в последнюю очередь продиктован памятью о событиях 1632 г., когда выступление шляхты и киевских мещан против латинского языка было вызвано интригами иезуи-
Зборовский договор был направлен на всемерную защиту Православной Церкви, особенно ст. 7-10, однако он был шире узко клерикальных целей. Так, ст. 9 о занятии должностей в киевском, черниговском и брацлавском воеводстве только «дворянами греческого исповедания» предусматривала прежде всего интересы православной шляхты, запрет евреям проживать в казачьих областях касался свободы совести низов, а требование уничтожения унии было всесословным. Есть основания предполагать, что пункт о заседании митрополита в сенате был введен скорее Богданом Хмельницким, чем митрополитом, поскольку последний с легкостью отказался от этого права, как только обнаружились трудности в его исполнении.
В Зборовском договоре отсутствуют пункты, связанные непосредственно с интересами клира и церковной собственностью. Все это скорее говорит за то, что большинство положений в статьях, связанных с защитой православия, принадлежит Богдану Хмельницкому, и в данном вопросе именно он играл первую скрипку в церковно-госу-дарственной симфонии.
После Зборовского договора митрополит в сопровождении епископа Черниговского направился в Варшаву, для того чтобы занять причитавшееся ему место в сенате среди духовных чинов - первое после Гнезнеского примаса. Однако Коссов быстро уступил, как только католические иерархи запротестовали против присутствия «схизматика» и грозили покинуть сейм. Тем не менее митрополит проявил значительное упорство и немало усилий, чтобы вернуть под свою юрисдикцию из-под униатской власти епархии и церкви, которые были переданы православным. В Люблине он сразу после сейма занял монастырь и церковь. 3 февраля 1650 г. он издал универсал об избрании Перемышльского епископа. В Холме митрополит изгнал силой униатское духовенство во главе с администратором Яном Сушей. Уже в июне 1650 г. на соборе в Киеве присутствовало три новых
епископа - Луцкий, Холмский и Перемышльский.26 Таким образом, Сильвестр проявил себя одновременно и как опытный дипломат, и как решительный деятель, в полной степени воспользовавшийся результатами казацких побед.
Получив многое от Зборовского договора. Коссов стремится полностью провести его в жизнь, в частности, защитить интересы шляхты, которая по договору должна была вернуться в свои украинские владения. Митрополит выступает посредником в переговорах между Адамом Киселем и Богданом Хмельницким, прося его за бедствующих панов, оставшихся без куска хлеба, и устрашая его гневом небес. Однако его посредничество терпит неудачу: гетман заверяет его, что все возможное для возвращения шляхты в свои владения он сделал, но не в его силах укротить народ. Из этого видно, что при всем уважении к митрополиту Хмельницкий проводил ту политику, которая представлялась ему наиболее целесообразной и реалистичной. Что касается митрополита, то в данном посредничестве наиболее ярко проявились его пропольские и прошляхетские симпатии, которые заставляли его, вопреки реальной ситуации, ходатайствовать за выгнанных панов.
Сильвестр Коссов явно не сочувствовал новой войне с поляками. Это следует из его поведения после поражения при Берестечко. Когда князь Радзивилл двинулся на Киев, то митрополит и Печерский архимандрит попросил казацкого полковника Антона Жда-новича покинуть город, пощадить церкви и народ, уверяя литовского гетмана, что с ним воюют одни только казаки, а жители Киева - мирные люди, желающие быть в подданстве польскому королю. Сдача города не спасла его: Киев был подожжен неизвестными и сгорело более 2 тыс. домов27. Хмельницкий был очень недоволен капитуляцией Киева и написал Сильвестру Коссову, чтобы он впредь не просил полковников и казаков оставлять город, следуя просьбам митрополита: если за православную веру кто и пострадает, то приимет венец от Господа. Вряд ли причиной подобного поведения были страх и слабость: сам митрополит Киевский не покинул оккупированный Киев несмотря на то, что претерпел многие обиды и притеснения от поляков28.
Скорее это была позиция Сильвестра, который стремился быть верноподданным польского короля, удержаться в рамках легальности, сохранить то, что уступили Владислав и Ян Казимир по Зборовскому договору, и остаться митрополитом всех православных Речи Посполитой, а не только восставшего Войска Запорожского. В определении этой позиции митрополит шел, мягко говоря, достаточно далеко: так. в письме к гетману Литовскому Радзивиллу он пишет о тех бедствиях, которые он претерпел под казаками, и как он воспел «Слава в вышних Богу», когда поляки вошли в Киев.29 Комментарии излишни.
Однако покорность митрополита не спасала дела православных: поражение под Берестечко ликвидировало результаты Зборовского договора и бульшая часть новопри-обретенных храмов и епархий была потеряна.30
Таким образом, в Киевском митрополите Хмельницкий не имел подлинной опоры для освободительной войны. Гетману приходилось искать духовной поддержки среди иерархов православного Востока. В 1650 г. к Хмельницкому приезжал митрополит Коринфский Иоасаф, направлявшийся в Москву за милостыней. Он привез гетману грамоту от Константинопольского патриарха с благословением на борьбу с папизмом. Известие, что он привез Хмельницкому и меч, освященный на гробе Господнем, вряд ли достоверно: в Православии не существует литургической традиции освящения оружия, кроме того, между Иерусалимом и Константинополем достаточно большое расстояние. Очевидно, эта деталь была придумана как параллель к действительному факту: в конце 1650 г. к королю Яну-Казимиру приезжал кардинал из Рима, который вместо требуемых королем на войну денег привез ему освященный меч и мантию от папы. Хмельницкий
оставил митр. Иоасафа при себе, он стал его духовником; почти ежедневно служил и отправился вместе с ним в поход против поляков в 1651 г.
По мнению польских историков31, именно митрополит Иоасаф помог осажденным русским выстоять под Берестечком32. Он ободрял казаков и, по признанию поляков, признанию автора belli scythicae. если бы он попал в плен к ним, его ожидали бы жестокие мучения. Однако он не достался врагу. В момент паники, когда раздался клич: «Братцы! Уже ни едного полковника немае в табори, поутикали уси» и толпа хлынула на плотину, митрополит Иоасаф в архиерейской мантии33 вышел к бегущим казакам, уговаривая их остановиться. Его не слушали и бежали, в конце концов какой-то шляхтич заколол его и, по словам украинских историков, он освятил меч своей кровью.
Мы не разделяем мнение Н.И. Костомарова по поводу того, что митрополит Иоасаф - двойственная фигура: проповедник крестового похода против латинства и пропагандист подчинения Украины исламу. В данном случае он находится под воздействием польских источников, которые называют его propagator uniae cozacorum et Turcorum. На самом деле, митрополит Коринфский постоянно убеждал Хмельницкого перейти в подданство московскому царю, извещал Алексея Михайловича о военных действиях и намерениях гетмана. В письме от 11 марта 1651 г. он сообщал: «Мы говорили с Хмельницким, чтобы он отстал от еретиков ляхов и со своими ратными людьми учинился работником Вашему царскому величию... и, благодатию Божиею, соберется и поцелует крест Христов на том, чтобы им (казакам) работниками быть Вашему царствию, и будут готовы головами своими, куда изволишь»34. Иоасаф в данном вопросе продолжал линию восточных патриархов. Еще патриарх Иерусалимский Паисий грозил наложить на Хмельницкого проклятье, если с крымским ханом и турецким султаном он будет воевать за московские пределы, и советовал ему служить «единому христианскому царю».
Между тем Сильвестр Коссов относился к идее подданства Москве достаточно осторожно и весьма прохладно. Особенно явно это проявлялось в сношениях митрополита с Москвой и царем Алексеем Михайловичем35. Начиная с 1649 г. между Коссовым и царем завязалась оживленная переписка. Поводом для нее послужила просьба царя послать в Москву двух знающих старцев для переводов и устройства училища. Митрополит прислал двух монахов - Арсения Сатановского и Епифания Славинецкого, получил щедрую милостыню от царя и грамоту для дальнейших сборов, однако для Москвы цель переписки не ограничивалась этим. В 1649 г. Хмельницкий при встрече с московским послом Унковским объявил, что он сражается с поляками за веру и просил принять его в московское подданство. После подобного демарша для царя было весьма важно получить подтверждение подобных заявлений у духовного главы Малороссии - Киевского митрополита. Ожидание просьбы о московском подданстве явно сквозит в прозрачном намеке из царского письма Сильвестру от 1649 г. Царь Алексей в своей грамоте к Коссо-ву прямо выражался: «И Вам бы, митрополиту, нам, великому государю, послужити и нашего царского жалованья к себе поискати».
Однако митрополит не только активно уклоняется от участия в переговорах гетмана с Москвой по поводу подданства, но и никак не реагирует на подобные намеки в царских письмах, ограничивая свою переписку с царем просьбами о милостыне или покровительстве тем или иным лицам, поэтому в Москве стали приходить в недоумение по поводу подобного молчания в вопросе о подданстве: решается судьба Православия на Украине, его спасения от польского гнета, которое невозможно без москов-ской помощи, а архипастырь отмалчивается. Молчание Коссова дезавуировало заявления Богдана Хмельницкого о войне за веру и ставило в тупик Московское правительство: оно прибегало к некоторым средствам косвенного давления, пытаясь заставить митрополита высказаться более опре-
деленно. Так, в 1651 г. было оставлено без ответа письмо Коссова, в котором он жаловался на происшедшее разорение от поляков и оскудение и просил прислать комплект миней и ряд других книг для Софийского собора, а также шубу - лично для себя.36 Формальным поводом было отсутствие подписи митрополита на грамоте, но реальной причиной - двусмысленная и непонятная позиция митрополита.
Отчасти ее объясняют слова генерального писаря Ивана Выговского: случайно открыв ее царскому гонцу Богданову, прибывшему к гетману в июле 1651, Хмельницкий собирался отправить в Москву послов с челобитьем о подданстве, и Выговский, в частности, заметил: «Думаю, что и митрополит Киевский Сильвестр начнет писать о том к государю... а если б возможно было, то митрополит Киевский и сам поехал бы к государю бить челом от всей Малой Руси и от запорожских Черкасов, чтоб государь пожаловал принять их под свою руку. Да только-де ему поехать, а государь того учинить не изволит, и ему-де лише с поляки ссориться»37. По мнению Выговского, митрополит опасался оказаться в «межеумочном» положении в случае, если он поедет в Москву бить челом о принятии подданства Малороссии и отказе в этом царя. Тогда он рисковал потерять последние остатки авторитета в глазах короля, прослыть изменником среди поляков и навлечь на южнорусскую церковь дополнительные гонения и при этом не получить царской поддержки.
Однако в обширной переписке митрополита с царем мы не находим практически никаких намеков на желание просить о московском подданстве. Единственная фраза уже из упомянутого письма от 1651 г. - «Только надеемся на Бога и на твое царское величество» - носит характер простой просьбы, а не политического намека. Позднейшие оправдания Коссова уже после Переяславской рады перед Московским послом Бутурлиным, что он ничего не знал о переговорах Хмельницкого с царскими послами, не только не выдерживают никакой критики, но и прямо противоречат словам Выгодского. Нельзя объяснить молчание митрополита и страхом перед поляками: как мы увидели,(Сильвестр Коссов был человеком не робкого десятка. К тому же в случае участия в переговорах киевский митрополит рисковал бы гораздо меньше, чем восточные иерархи, советовавшие Хмельницкому бить челом царю о подданстве. Они неминуемо лишились бы голов на родине, если бы сведения об этом дошли до султана, а Иоасаф Коринфский заплатил бы жизнью за свое участие в освободительной войне. Скорее нежелание митрополита участвовать в переговорах говорит о его полонофильской позиции: несмотря на все страдания православных русинов и преследования Православной Церкви в Речи Посполи-той, он оставался верен Речи Посполитой. С Московским царством он предпочитал иметь дело как с далеким источником материальных благ и полем деятельности киевских книжников, но опасался московского подданства как в светском, так и в церковном отношении. На то были свои основания.
Уложение царя Алексея 1649 г. устанавливало жесткий государственный контроль за церковным землевладением38. Что касается церковных дел, то митрополит опасался в случае воссоединения Малой Руси с Великой Россией перехода под омофор патриарха Московского. Церковная зависимость Киева от Константинополя была номинальная и ничем не стесняла Киевского митрополита, особенно в экономической области. Примечательно наблюдение Паисия Лигарида: он указывал, что суммы на Киевскую митрополию и Церковь собираются немалые, а Св. София и прочие соборы приходят в ветхость, попы и меньшая церковная братия живут бедно, куда идут деньги - неизвестно. Естественно, подобная свобода должна была сильно ущемиться в случае перехода под юрисдикцию Московского патриарха. Неудивительно, что Коссов относился к идее воссоединения с Великой Россией весьма прохладно. Тем не менее он не мог оставаться в стороне от общенародного движения, когда соединение стало свершившимся фактом.
Когда 16 января 1654 г. московский боярин Бутурлин прибыл в Киев для принятия присяги от горожан, за полторы версты от Золотых ворот встретил его с речью митрополит Сильвестр Коссов: «Целует вас в лице моем он, благочестивый Владимир, великий князь русский; целует вас святый апостол Андрей Первозванный, провозвестивый на сем месте велию просияти славу Божию, яже ныне вашим пришествием благополучно паки обновляется; целуют вас общему житию начальницы, преподобный Антоний и Феодосии Печерстии и все преподобнии, лета и живот свой о Христе в сих пещерах изнурившие; целуем и мы о Христе Ваше Благородие со всем освященным собором, целую-ще ж любовне взываем: внидите в дом Бога нашего и на седалище первейшее благочестия русского, да вашим пришествием обновится яко орля юность наследия благочестивых великих князей русских»34. Возникает вопрос: насколько искренен был митрополит в этой речи? Чернобыльский протопоп, явный недоброжелатель московской власти, сообщает, что якобы «отец митрополит од жалю обумирав», а все бывшее с ним духовенство «за слезами св1та не видели». Это известие заслуживает не более доверия, чем те слухи, которые распространял тот же протопоп о грядущем перекрещивании русинов40, хотя бы потому, что он не мог видеть этой сцены, так как находился в числе прочего духовенства у Золотых ворот, за полторы версты от места встречи. К тому же подобное поведение со стороны иерарха, всем своим опытом приученного к выдержке, было бы верхом неприличия и неразумия.
В речи митрополита есть одна деталь, указывающая на его искренность - упоминание о Печерских святых, над житиями которых он столько потрудился в свое время. На искренность речи Сильвестра Коссова указывает и ее пафос. Он не упускает указать на историческое первенство Киева и показать, что Московская Русь возвращается к своим истокам, к своей прародине. Говоря об апостоле Андрее Первозванном, Сильвестр утверждает апостольское значение и апостольское преемство киевской кафедры, а также ее самостоятельность, на что указывают слова «освященный собор». Вольно или невольно, но Коссов выражает историческую сущность воссоединения Великой Руси с Малой41 - обновление наследия благочестивых древнерусских князей: младший (по возрасту) брат, полный сил, приходит для того, чтобы укрепить старшего брата и вернуть ему молодость.
Однако ни Сильвестр Коссов, ни малороссийское духовенство не присягнули Московскому царю и царские послы не настаивали на присяге, возможно, по предварительной договоренности с гетманом, очевидно, понимая, что присяга митрополита осложнила бы и без того нелегкое положение православного духовенства на польской территории.42 Тем не менее Бутурлин потребовал присяги митрополичьего двора и шляхты. После двухдневного сопротивления митрополит, ссылавшийся на то, что служащие ему - вольные люди и их присяга вызовет гонение на православных в Польше, был вынужден уступить: 19 января 1654 г. служащие митрополичьего двора и Печерского монастыря присягнули.
В марте 1654 г. между митрополитом и московскими воеводами произошел конфликт из-за строительства укреплений в Киеве. Князь Федор Куракин должен был выстроить острог на холме рядом с церковью св. Софии. Митрополит объявил, что земля эта церковная, достояние Софийского собора, Архангельского и Никольского монастыря издревле и строить он не даст. Когда воеводы заметили, что острог насущно необходим для обороны города и другого удобного места нет, то митрополит посоветовал им оберегать Киев за 20 верст или далее от него и решительно отказался передать землю и, более того, пообещал за нее биться в случае упорства воевод. Когда московские воеводы указали на неприличие для иерарха таких поступков и напомнили о присяге царю, то услышали в ответ, что хотя гетман со всем Войском Запорожским и поддался государю, но митропо-
лит со всем собором о том бить челом к государю не посылал и живет он с духовными людьми сам по себе, ни под чьею властью. Эти слова являлись, мягко говоря, преувеличением: митрополит игнорировал очевидный факт подданства польскому королю в прошлом и представлял несбыточную утопию церковной власти ни от кого не зависимой. В завершение разговора митрополит прямо стал грозить воеводам, обвинившим его в измене: «Почекайте, почекайте, да и ждите себе конца вскоре»43.
В этом столкновении проявились понятия двух разных миров. Московские воеводы с изумлением смотрели на поведение «князя Церкви», которого они пришли защищать от еретиков и который был готов биться со своими защитниками. Понятие абсолютного иммунитета церковной собственности не укладывалось в их головы: верховным собственником земли, по их понятиям, был государь, в чем их убеждало также Уложение 1649 г. Кроме того, московские бояре еще помнили пример Троице-Сергиевой Лавры, пожертвовавшей в Смутное время всеми богатствами ради защиты государства. С другой стороны. Киевская митрополия действительно претерпела серьезный урон во время войны «от наездов панов и казацких старшин»44 и от бегства крестьян в казаки. Вызванное военной необходимостью требование воевод казалось Коссову, уставшему от войны и разорений, очередным «наездом» на священную в его глазах церковную собственность, против которого он собирался бороться привычным феодальным способом - вооруженным отпором.45 Но москвичи отвыкли от подобной феодальной междоусобицы и вольницы еще в XV в. Тем более непривычно было царским воеводам смотреть на столь воинственного иерарха, поскольку подобная модель поведения, по московским понятиям, никак не приличествовала епископу, хотя и соответствовала нравам Речи Посполитой и римо-католическим представлениям о власти духовных лиц. Естественно, речи митрополита и его угрозы казались им изменой, о которой они не преминули донести в Москву, хотя Коссов вскоре одумался и просил у них прощения. Результатом явились царский гнев и вызов митрополита в Москву для оправдания.
Однако, благодаря вмешательству Хмельницкого и его объяснениям, эта ситуация была разрешена. Царь Алексей Михайлович понял, что здесь речь идет не об измене, а о разных понятиях и о непривычке митрополита к московским порядкам, он со свойственным ему личным тактом отписал митрополиту, чтобы он не обижался, а вместо занятой земли принял бы другую. А в первых числах апреля государь извещал Хмельницкого в ответ на его ходатайство по делу митрополита: «Мы, Великий Государь, не только не велим ломать стародавних прав церковных, но и сверх прежнего нашею государскою милостию награждать будем... И митрополита Киевского Сильвестра мы пожаловали, велели дать ему взамен взятой у него земли под город в другом месте столько же и даже больше, где ему будет угодно, и он бы в том оскорбленья никакого не имел».46
Особой грамотой царь утвердил маетности митрополита, однако прибавил следующую грозную для митрополита фразу: «А митрополиту Киевскому, также и иным духовным Малыя России, быти под благословением святейшего патриарха Московского и всея Великия, и Малыя, и Белыя России, а в права духовные святейший патриарх вступа-ти не будет».47 Конечно, переподчинение патриарху Московскому невозможно было без благословения патриарха Константинопольского, именно поэтому в царской грамоте использована достаточно расплывчатая формулировка подчинения: «быть под благословением». Однако титул патриарха Московского говорит сам за себя. В Москве не случайно отнеслись столь мягко к проступку митрополита в деле о строительстве крепости, возможно, желая сделать митрополита более уступчивым в вопросе о подчинении Московскому патриарху.
/
После пасхи 1654 г. Коссову было предъявлено еще одно объявление в измене. Некий грек Иоанн Тафлярас, выпущенный из польской тюрьмы, оказавшись в Москве, донес на митрополита, что будто бы тот посылал в Варшаву двух чернецов, которые сообщили королю и сейму, что будто бы украинцам жить вместе с москвичами невозможно, ибо: те собираются их перекрещивать. Эти чернецы, якобы от имени митрополита, призвали польское войско на помощь и обещали, что они, киевляне, выбьют московских людей из Киева. Это будто бы сообщил ему король, отдавая универсалы для распространения между казаками.48 Данное сообщение нельзя признать достоверным ни с какой стороны. Вся предыдущая деятельность Коссова говорит о том, что он был неспособен на подобный безумный демарш, который неминуемо дискредитировал бы его и в глазах гетмана, и в очах царя, и во мнении всего верующего малороссийского народа, так как не мог остаться не известным в случае сообщения его сейму. Сильвестр Коссов, придерживаясь строгой легитимности, мог не сочувствовать великороссам, но коль скоро отныне власть царя и подвластного ему гетмана стала законной на Украине, подобное посольство уже являлось бы прямым нарушением принципа законности. Кроме того, в случае подобного демарша поляки должны были бы резко переменить отношение к Коссову в лучшую сторону. Между тем именно в 1654 г. на митрополита в Польше обрушивается град памфлетов и пасквилей. Наконец, выглядит достаточно странным, что король нисходит до того, что лично отдает универсалы в руки вчерашнего заключенного, незнатного торговца и делится с ним государственными тайнами. Наконец, это сообщение не подтверждается другими источниками. Если эта история - не результат польской интриги и провокации против Киевского митрополита, то она - плод измышления хитрого грека, который мог наслушаться на Украине толков среди некоторых недоброжелательных к Московскому царству духовных лиц, а по прибытии в Москву уловить недовольство Сильвестром Коссовым.
Обвинения против митрополита особо опровергал в своей грамоте от 25 мая 1654 г. Богдан Хмельницкий, призывая царя не верить тем, кто клеветал на митрополита, будто бы он не принимал соединения православия и разорял дело Божие, так как митрополит за православную веру претерпел многие поношения и не только устные, но и письменные, к грамоте был приложен также письменный пасквиль.49 Летом 1654 г. в Москву было отправлено посольство во главе с Иннокентием Гизелем. В своем послании митрополит оправдывался за свое поведение, уверяя, что его сопротивление строительству укреплений вызвано не противлением царю, а ревностью к церкви Божией, поскольку эти земли издревле принадлежали митрополии и у воевод не было письменного царского указа. Цель посольства состояла в подаче Челобитной о сохранении Киева под юрисдикцией Константинопольского патриарха. По сути дела вопрос ставился в ней не о том, быть ли юридически зависимой Киевской митрополии от Константинопольского или Московского патриарха, а о том, быть ли Киеву фактически независимым от слабого и далекого Константинополя или фактически зависимым от сильной и близкой Москвы. Это желание четко видно из пунктов Челобитной:
1. Чтобы малороссийское духовенство не было изъято из-под власти Константинопольского патриарха.
2. Чтобы духовные власти удерживали свои места до смерти, а преемники их были избираемы голосами как мирских, так и духовных лиц, а из Великой России духовенство не приезжало.
3. Чтобы виновных в преступлениях духовных лиц Государь не посылал в Великую Россию.50
По сути дела эти условия обеспечивали независимость Малороссийской церкви: в каком-то смысле она оказывалась более привилегированной, в отличие от последней, Московская была защищена от приезда пришлого духовенства. Царь отложил решение данного вопроса до окончания похода.
Отношение Хмельницкого к челобитью митрополита было неоднозначным. С одной стороны, в своих грамотах он всячески прикрывал митрополита и убеждал не верить клеветам на него. С другой стороны, сохранилась грамота гетмана к патриарху Никону, где он обращается к нему так: «Божиею милостию Великому Господину, святейшему Никону, патриарху Московскому и всея Русии, зверхнейгиему пастырю нашему милостивому, Богдан Хмельницкий гетман и все войско запорожское до лица земли челом бьем». И далее: «Тебе, великому святителю нашему, твоему зверхнейшему святительству».51 Таким образом, гетман со всем войском высказывал свое полное согласие на подчинение Малороссии в церковном отношении Московскому патриарху. Более того, в грамотах Хмельницкого не встречается никаких протестов против переподчинения Киевской митрополии Москве.
Возможно, линия на подчинение Московскому патриарху не встречала сопротивления со стороны Хмельницкого по следующим причинам.
1. Связь Малороссии с Московским государством несомненно укреплялась бы через церковное подчинение.
2. Известно, что патриарх Никон был противником вмешательства в малороссийские дела и всячески убеждал царя Алексея Михайловича не иметь дела с «черкасами» и не вступать в войну за них с Польшей, а воевать с Швецией. Для Хмельницкого было важно нейтрализовать нерасположение патриарха по крайней мере перспективой подчинения Малой Руси Московскому патриарху.
3. Переход Западнорусской церкви под юрисдикцию Московского патриарха освобождал бы Хмельницкого от косвенной зависимости от турецкого султана, которая исходила от подчинения Константинопольского патриарха, обязанного султану лояльностью.
4. Подчинение Московскому патриарху безусловно повысило бы статус православных в Малой Руси и Речи Посполитой вообще, поскольку в церковном отношении они подчинялись бы уже не слабому и зависимому от султана Константинопольскому патриархату, а сильной, богатой и независимой Московской патриархии, что снимало бы с них обвинения в связи и сотрудничестве с турками. Характерны те ругательства, которые, согласно житию св. Афанасия Брестского, отпускали униаты в адрес православных: «Волк, схизматик, турко-гречин, отщепенец.52
После демарша марта 1654 г. и до своей смерти Сильвестр Коссов практически не предпринял никаких не лояльных шагов по отношению к Москве. После того как в 1655 г. Михайловский архимандрит Феодосий Василевич именем митрополита убеждал осажденных могилевцев сдаться литовскому гетману Радзивиллу, Сильвестр лишил его настоятельства. Митрополит терпеливо переносил и отсутствие компенсаций за потерянные имения в Польше, и распоряжения патриарха Никона в Белоруссии и Литве, в церковном отношении подчиненных Киеву. Со своей стороны, хотя и именовал патриарх Никон в своей грамоте Сильвестра своим возлюбленным сыном, он стеснялся называть себя его пастырем.53
Когда Сильвестр умер, его прославляли за доброту, мудрость и терпение. В общем, он выполнил главную задачу своей жизни: во время войны и смуты сохранил целостность Киевской митрополии, увеличил количество ее храмов и епархий и если не способствовал, то и не препятствовал вхождению Малороссии в состав Российского государства.
Итак:
1. Взаимоотношения церковной и государственной власти во время Богдана Хмельницким осуществлялась в сложных условиях. И гетман, и митрополит проводили каждый свою политику, векторы которой зачастую расходились. В то время как линия митрополита являлась по преимуществу полонофильской и прошляхетской, Хмельницкий был настроен непримиримо по отношению к польской шляхте. Противоречия удавалось ликвидировать в основном благодаря доброй воле и усилиям гетмана. Митрополит придерживался концепции полного суверенитета и независимости духовной власти, сходной с римо-католическими представлениями. Со своей стороны, гетман стремился выстроить отношения более напоминающими симфонию, поскольку они основывались на равенстве, взаимодействии и взаимной поддержке.
2. Отношение к восстанию против Речи Посполитой у митрополита Сильвестра было достаточно прохладным. Мы почти не видим явных манифестаций в поддержку освободительной войны. Скорее, митрополит берет на себя посреднические функции (как под Збаражем) и пользуется плодами побед казачьего войска. Для благословения войны и одушевления казаков Хмельницкому приходилось пользоваться помощью восточных иерархов. Попеременно функции духовного возглавителя восстания осуществляли патриарх Паисий и митрополит Иоасаф. Можно говорить о феномене «коллективного духовника» и «коллективного патриарха» в Освободительной войне.
3. Понимая характер своего митрополита и его ограниченные возможности, Хмельницкий не стремился возложить на него непосильное бремя духовного вождя освободительной войны, но охотно использовал его в качестве посредника в мирных переговорах.
4. Отношение к Московскому царству и Великорусской Церкви у Коссова было достаточно противоречивым. С одной стороны, он, подобно восточным иерархам, обращался за милостыней и помощью, но упорно избегал всяких переговоров о подданстве Украины Московскому царю. Принятие Переяславской рады и соединение с Великой Россией для него были вынужденными, тем не менее он не мог не понимать историческую необходимость и пользу этого события. Спор с московскими воеводами по поводу строительства острога больше говорит о сугубо западных феодальных понятиях о земельной собственности, присутствовавших у митрополита, чем о его враждебности к московитам. Сообщение о его сношениях с польским королем после Переяславской рады скорее всего недостоверно.
5. Пункты Челобитной, присланные митрополитом в Москву, показывают желание сохранить церковную самостоятельность Киевской митрополии и ее иммунитет.
6. С одной стороны, Хмельницкий стремился защитить митрополита и привилегии Киевской митрополии, с другой - он спокойно относился к перспективе ее подчинения Московскому патриарху.
1 О 6-й новелле и о теории симфонии см.. в частности: MeyendorfJ. Imperial Unity and Christian divisions. New York, 1989.
2 Успенский Б.А. Царь и патриарх. M., 1997.
3 Чье владение (или царство), того и вера.
4 Dagron G. L'empereur pretre. Paris, 1966
5 В этой статье автор предпочитает не употреблять термин «Украина», поскольку применительно к условиям XVII в. он является анахронизмом (все равно, что Галлию времен Юлия Цезаря называть Францией). Как известно, термин ((Украина» в XVII в. обозначал окраинные земли на границе с Диким Полем и соответственно различались ((Московская Украина» и ((Польская Украина». Сами так называемые украинцы в XVII в. себя так не называли: их самоназвание было «русский» (графический вариант руський) или «русин». Титулом митрополита Сильвестра Коссова был «митрополит Киевский, Галицкий и всеа Малыя
Рост», или «Руси» (см.. например, грамоты Богдана Хмельницкого к царю Алексею Михайловичу: Католики. Православные. Униаты. Проблемы религии в русско-польско-украинских отношениях в 40-60-е годы XVII в. М., 1998. С. 196. 199 и т.д.). Более того, в грамотах Хмельницкого и Сильвестра Коссова украинское духовенство называется «российским» (Там же. С. 199). Сам приказ, занимавшийся в XVII в. делами Войска Запорожского, именовался не Украинским, а Малороссийским.
Территория современной Украины в XVII в. называлась Малой Русью (см. Католики... С. 107). Соответственно автор считает вправе использовать для пространства, называемого ныне Украиной, термины «Малая Русь», «Малая Россия» и производное от него прилагательное «малороссийский», а для жителей -термин «русин», «русский». Собственно говоря, по-видимому, так оно и понималось в XVII в. (см. грамоту царя Алексея Михайловича «Нашие царского величества отчины Малые Pocchí» // Католики... С. 176). Естественно, отчина здесь означает прежде всего «отеческое имение», но появление термина «отчина» здесь не случайно, оно связано с представлением о возвращении древней родины и наследия киевских князей -идеей, озвученной митрополитом Сильвестром Косовым. а затем в «Синопсисе» (см. далее).
'' Об истории Киевской митрополии этого времени см.: /ларон <Огченко). Митр. Украшьска Церква за Хмельницького. 1647-1657. BiHHiner, 1955: см. также: Антонович В. Що принесла Украш1 православной церкви вщ п. XVII до к. XVIII ст. BiHHiner. 1991; Сенник С. Украшьска церква в добу Хмельницкого. Льв1в, 1994; С ал ни К. Православно-церковний чинник у пол1тичних процессах добы Гетьманщини. Кигв, 2001.
7 О жизни Сильвестра Коссова см.: Голудев С Т. Киевский митрополит Петр Могила и его сподвижники. Киев, 1898. Т. 2; подробную библиографию см.: МахновецьЛ.Е. Украшсю письменники: Бю-б1блюгра<|мчний словник. Кигв, 1960. Т. 1. С. 385-389.
11 О борьбе Мелетия Смотрицкого с Иосафатом Кунцевичем и об участии Сильвестра, в частности, см.: Прокошина Е.С. Мелетий Смотрицкий. Минск, 1966.
9 Exegesis. Kievo imprimatur. 1635. Р. 23. Научное издание АЮЗР. Кигв, 1914. Ч. I. Т. 8; об этом сочинении см.: Герич Ю. Exegesis Сильвестра Коссова. Иорктон.
Exegesis.... Р. 25
11 На это жаловался королю униатский архиепископ Антоний Селява (см.: Макарий. История Русской Церкви. Кн. VI. Отд. I. Гл. IV. М., 1996. С. 533-534 (далее - Макарий...).
12 Карташев А.В. Очерки по истории Русской Церкви. М., 1992. Т. II. С. 288.
п О патерике см.: Голубев С.Т. Киевский митрополит Петр Могила... Т. 2. С. 245-293; см. также: Пере ту В. Н. Киево-Печерский патерик в польском и украинском переводе // Славянская филология. М., 1958. Т. 3. С. 385-393.
14 Об Адаме Киселе см.: Svsyn FE. Between Poland and the Ukraine: The dilemma of Adam Kysil (1600— 1653). Cambridge. 1985.
15 Макарий. ..Кн. VII. T.X. Отд. 2. Гл. I. М, 1996. С. 22
"' Historia belli cosacopolonicae conscripta anno 1676. Р. 51.,
17 Костомаров НИ. Богдан Хмельницкий. М„ 1994. С. 178-179.
18 О неоднозначном отношении митрополита Сильвестра и украинской иерархии к Освободительной войне, в частности, см.: Флоря Б.Н. Древнерусские традиции и борьба восточнославянских народов за воссоединение // Пашуто, Хорошкевич. Флоря. Древнерусское наследие и исторические судьбы восточного славянства. М, 1982. С. 228; см. также: Шевченко Ф. Пол1тичш та eKOHOMÍ4HÍ зв'язки Украшы с Pocieio в сер. XVII ст. Кигв, 1959. С. 212-214, 344-345.
" О битве под Пилявцами см., напр.: Дорошенко. Нарыс icTopii Украшы. JIbíb, 1991. С. 248.
20 См., в частности: Макарий...Кн. Vil. Т. X. Отд. 2. Гл. I. С. 26, 396. - Из современных исследователей мнение о безусловно пропольской политике Коссова и его стремлении к украинско-польскому компромиссу высказывает С.Н. Плохий (см.: Крижашвский П. 1стор1я Церкви та рел1гийной думки в УкраЫ. Кигв, 1994. Кн. 3. С. 84.
21 О патриархе Паисии и его путешествиях в Россию см.: Каптерев Н.Ф. Характер отношений России к православному Востоку в XV1-XVII вв. М„ 1914. С. 250-270.
22 Описание переговоров комиссаров польского правительства с Богданом Хмельницким содержится в дневнике львовского подкомория (см.: Воссоединение Украины с Россией. М.. 1953. Т. II. С. 120-121).
21 Акты, относящиеся к истории Западной России, собранные и изданные Археографической комиссией. СПб., 1853. Т. V. №25. С. 113.
24 Костомаров Н.И. Богдан Хмельницкий. С. 222.
25 См. Акты, относящиеся к истории Южной и Западной Руси. СПб., 1866. Т. III. № 256. С. 320 (далее -АЮЗР).
2(1 Макарий...Кн. Vil. Т. X. Отд. 2. Гл. I. С. 31. 397.
27 Там же. С. 33.
28 А метрополита юевсмй Сил/вестр Коссов не уступовал скатедри, але зоставал при церкви свято'Г Соф/Т, также и архимандрита печерскш 1осиф Тризна з брат1ею зоставали у монастиру Печерском, любо великую
шкоду и небезпечность здоровя м/ли (Л¡топись самовидця. Кига, 1971. С. 55).
" Католики... С. 53.
111 Правовым обоснованием этого преследования был пункт Белоцерковского договора о возвращении в религиозной области к Status quo перед Зборовским договором: «Религия греческая, которую исповедует войско запорожское, также соборы, церкви, монастыри и коллегиум киевский имеют оставаться при прежних правах, согласно с давними привилегиями» (см. АЮЗР. Т. III. № 328. С. 472).
11 Historia bclli cosacopolonicac conscripta auno 1676. Р. 144.
'2 Последнюю фундаментальную работу о битве при Берестечко, ее обстоятельствах и причинах пораженя казацкого войска см.: Свегин1ков 1. Битва шд Берестечком. Льв1в, 1993.
Сообщение о том. что он вышел останавливать бегущих с мечом, очевидно, вымышлено (см. выше). Это нереально хотя бы потому, что, во-первых, православный иерарх не имел права брать в руки оружие; во-вторых, этот освященный меч должен был храниться у Хмельницкого, которому он, якобы, предназначался, а не у митрополита, который будто бы опоясал им Хмельницкого.
'4 АЮЗР. Т. 3. № 3 18.
'5 О взаимоотношениях Московского царства с Малороссией и Киевской Митрополией см.: Касименко О.К. PoeiñcKO-yKpaÍHbCKÍ взаимовшноссини 1648 - початку 1651 року. Кигв, 1955; см. также: Эйхгорн В. Очерки из истории Малороссии в XVII в. Сношения мапороссийского духовенства с московским правительством в царствование Алексея Михайловича. (Это-блестящая и до сих пор не утратившая своей актуальности работа.)
АЮЗР. Т. III. № 312.
37 Католики... С. 107. Макарий.. .Кн. VII. Т. X. Отд. 2. Гл. I. С. 42.
™ Карташев А.В. Очерки по истории Русской Церкви. Г. II. С. 138-141.
3' АЮЗР. Т. X. № 4. Ст. 2. С. 25 1-252.
40 Толки о том, что москвичи начнут всех перекрещивать, были несправедливы, но, к сожалению, опирались на определенную историческую почву, хотя и явно отставали от жизни. Решения Московского Собора 1620 г. проложили резкую грань между православными великороссами, с одной стороны, малороссами и белорусами -с другой, поскольку, согласно решениям собора, подвергались перекрещиванию все, кто был крещен обливанием, а не погружением (а таковых среди малоруссов было немало). За 1625 г. было присоединено всего 30 малороссиян и белорусов. В 1628 г. было принято решение о постепенной выемке всех книг литовской печати и т.д. (Карташев А.В. Очерки... Т. 2. С. 96-99). Естественно, подобная настороженно-подозрительная политика во многом диктовалась болезненными воспоминаниями о Смутном времени - лисовчиках и казаках Сагайдачного, когда будто бы православные паны и казаки громили святыни православного царства, но она же порождала болезненность, подозрительность и обиду по другую сторону границы. Все эти болезненные воспоминания 20-30-х годов естественно не способствовали легкой адаптации к московской власти. При этом, разумеется, не принималась во внимание реальная церковная ситуация начала 50-х годов: в 1652 г. к власти пришел реформатор Никон, который смотрел на церковную жизнь шире, чем патриарх Филарет и его преемники; именно для того он и проводил свои реформы, чтобы теснее связать Русь со всем православным миром.
41 Здесь и в других местах автор использует название «Малороссия» не в пейоративном смысле, а в смысле указания изначальной родины, как, например. Малая Польша, Малая Азия или просто Греция в противоположность Великой Греции.
42 Следует отметить, что не только боязнь гонений на Церковь на польской территории удерживала митрополита и малороссийское духовенство от присяги Московскому царю. Они опасались, что присяга русскому царю автоматически переведет их под омофор Московского патриарха. О подобных опасениях пишет папский нунций Петр Видонив в своем сообщении в Ватикан о Переяславской раде: «Духовенство не желает присягать по причине расхождений в некоторых вопросах веры, которые существуют между их церковью и Московской, а прежде всего потому, что зависимы от другого патриарха» (Acta Nuntiaturae Poloniae. Romae, 1990. Т. I. Р. 263).
4Í Католики... С. 177-178.
44 Фраза взята из письма Сильвестра Коссова царю Алексею Михайловичу (см. выше).
45 Печерские иноки, случалось, отбивались так даже от польского короля, особенно в конце 1598 г.
АЮЗР. Т. X. № 7. Ст. 'l 7. С. 480-81.
47 Там же. Т. IV. № 115. С. 264.
48 Там же. Т. X. № 10. Ст. 3.
"Католики... С. 196-197.
5" АЮЗР. Т. X. № 16. Ст. 10. 13.
51 Акты Западной России. Т. 5. № 48.
52 Жития русских святых. М., 2004. Т. 2. С. 17.
53 В черновом тексте грамоты зачеркнуты слова «любовь к нам пастырю твоему». Статья поступила в редакцию 24 марта 2005 г.
