CC BY
89
мативного акта, во втором — правоприменительного, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Однако данное обстоятельство ничуть не умаляет возможности применения одинаковых средств техники к формированию и дальнейшему существованию указанных актов. Кроме того, в науке не подвергается сомнению, что как правотворческая, так и правоприменительная практика являются разновидностями общей юридической практики, из чего с необходимостью следует, что элементы, их составляющие, также будут являться разновидностями соответствующих элементов, входящих в состав общей юридической практики. На этот факт указывают два обстоятельства.
Первое. Существует целый ряд юридических технологий, которые обычно применяются в любой юридической деятельности. К ним можно отнести: технологию лоббирования1, технологию работы с информацией, составляющей тайну2, и т. д.
Значительное число классификаций юридических технологий также не акцентирует внимания на различиях между правотворчеством и правоприменением, а носит сквозной характер. Так, в зависимости от значимости цели, поставленной перед юридическими технологиями, Н.А. Власенко предлагает выделять генеральную (основную) технологию и технологии частные, второстепенные. Последние, по мнению автора, зависят и предполагаются задачами и целями юридического производства, генеральной технологией, ее логикой. Каждая частная (специальная) технология имеет свои задачи и цели, и о них можно говорить лишь как о части общего «ствола» технологий3.
По уровню развития применяемой технологии следует выделить технологию создания:
— высокотехнологичных правовых актов;
— актов среднего технологического развития;
— низкотехнологичных правовых актов.
При этом следует отметить, что характер применяемых технологий не является решающим критерием в определении степени совершенства акта. Главным принципом создания качественного акта является сбалансированное использование имеющихся средств. Поэтому создание полноценного акта возможно путем применения короткой технологической цепочки действий.
По субъекту использования можно выделить общие юридические технологии и технологии, специфичные для отдельных субъектов: органов местного самоуправления, субъектов РФ, Российской Федерации в целом, а также международно-правовые технологии.
По форме нормативно-правового закрепления можно выделить: технологии, регламентированные нормативными актами (например, технология подготовки судебного решения), и технологии, зафиксированные в деловых обыкновениях (например, многие правотворческие технологии на муниципальном или локальном уровне).
Все названные классификации в равной мере относятся к технологии правотворчества и правоприменения, что свидетельствует об общей юридической природе последних и о невозможности проведения жесткой границы между ними.
Второе. Есть технологии, выступающие связующим звеном между правотворческой и правоприменительной юридическими технологиями. В первую очередь, к их числу необходимо отнести научно-прикладную (доктринальную) технологию4. С одной стороны, доктринальная технология, как и технология юридического обучения5, не относится в полной мере к практической деятельности юриста, характеризуя процесс не столько создания или реализации права, сколько его научного осмысления. С другой стороны, ни правотворчество, ни правоприменение невозможны без этого осмысления, без соответствующей доктринальной базы. Именно доктрина формирует тот единый контекст, в котором осуществляется любая юридическая деятельность.
На сегодняшний день, когда судебный прецедент фактически признан источником права в рамках конституционного и арбитражного судопроизводства, исследование механизмов связи, поиск общих основ правотворчества и правоприменения приобретает не только теоретическую, но и практическую значимость.
Тихонова С.С., доцент кафедры уголовного права Нижегородского государственного университета им. Н. И. Лобачевского, кандидат юридических наук, доцент — «О качестве современного уголовного закона: юридико-технический аспект новеллизации УК РФ»
«Успешное построение гражданского общества и правового государства возможны только на основе совершенной законодательной базы, куда входят и отрасли законодательства, ориентированные на
1 См.:ЛюбимовА.Л. Профессиональный лоббизм. Технологии лоббирования. М., 2008.
2 См.: Исаков В.Б. Современные информационные технологии в законотворчестве // Законотворческая техника современной России: состояние, проблемы, совершенствование: сборник статей: в 2 т. / под ред. В.М. Баранова. Н. Новгород, 2001.
3 Доктринальные основы юридической техники / отв. ред. Н.А. Власенко. М., 2010. С. 8.
4 См.: Доктринальные основы юридической техники / отв. ред. Н.А. Власенко. М., 2010. С. 9.
5 Давыдова М.Л. Классификация юридической техники как научная проблема // Пробелы в российском законодательстве. 2009. № 2. С. 44.
Межвузовский научно-практический круглый стол «Качество современного российского законотворчества: состояние и пути повышения»
Межвузовский научно-практический круглый стол «Качество современного российского законотворчества: состояние и пути повышения»
борьбу с преступностью»1, в первую очередь — уголовное законодательство. Современное уголовное законодательство является кодифицированным, и первичным (базовым) уголовным законом выступает Уголовный кодекс Российской Федерации 1996 года2 (далее — УК РФ), который, будучи созданным «в сложных и нестабильных социально-экономических условиях, в целом адекватно отражает потребности уголовно-правового регулирования качественно новых общественных отношений и соответствует мировым стандартам»3.
Отраслевая кодификация считается наиболее совершенной формой упорядочения нормативных правовых актов определенной отраслевой принадлежности4. Однако «правотворчество не может остановиться на определенном этапе, а все время находится в движении, в постоянном развитии в силу динамики различных социальных связей, возникновения новых потребностей общественной жизни, настоятельно требующих вмешательства государства путем правовой регламентации»5, адаптации законодательства к меняющимся условиям жизнедеятельности общества. Таким образом, кодификация не завершает процесс правообразования. Более того, в настоящее время в уголовно-правовой сфере наблюдается повышенная активность законодателя по внесению изменений и дополнений в УК РФ, которые «сыпятся, как из рога изобилия»6. Среди отраслевого законодательства самым большим коэффициентом нестабильности в последние годы характеризуется именно уголовное законодательство. Не касаясь содержательного аспекта соответствующих нововведений, представляется целесообразным остановиться на их качестве с позиций юридической, а точнее, законотворческой техники.
Законотворческая техника предполагает осуществление законодателем специальной коллективной творческой интеллектуальной деятельности по оценке правовых потребностей общества и словеснодокументальному закреплению в законодательных актах различных моделей правового регулирования общественных отношений, обладающих способностью менять их существующую систему. При этом «основная задача законодателя состоит в том, чтобы дать как можно меньше поводов для критики создаваемых законов»7. К сожалению, «принятие законов о внесении изменений и дополнений в Уголовный кодекс обычно приводит к рассогласованию той системы норм, что была выражена в Уголовном кодексе на момент его принятия, и не имеет результатом определение уголовно-правовых норм как завершенных систем»8. В частности, оказывается достаточно и поводов для критики отечественного законодателя, связанной с нарушением юридико-технических правил, в том числе правил нормативного структурирования и языковых.
Известно, что в Особенной части УК РФ законодательно закреплен значительный массив основных составов преступлений. К сожалению, многие из них еще в первоначальной редакции УК РФ были образованы казуистическим способом, представляя собой частные случаи общей нормы. Однако, согласно правилу нормативного структурирования, касающемуся конструирования специальных составов преступлений, их наличие имеет смысл лишь в случаях: 1) когда уголовная ответственность значительно смягчается по сравнению с общей нормой; 2) когда уголовная ответственность значительно увеличивается по сравнению с общей нормой; 3) когда вводятся признаки, которые совершенно видоизменяют общую норму9. Примерами отступлений от данного правила при внесении дополнений в УК РФ могут служить составы: невыплаты заработной платы, пенсий, стипендий, пособий и иных выплат (ст. 1451 УК РФ); злостного уклонения от представления информации, содержащей данные об эмитенте (ст. 1851 УК РФ); вовлечения в совершение преступлений террористического характера (ст. 2051 УК РФ); изготовления или оборота материалов или предметов с порнографическими изображениями несовершеннолетних (ст. 2421 УК РФ); организации экстремистского сообщества (ст. 2821 УК РФ); нецелевого расходования бюджетных средств и средств государственных внебюджетных фондов (ст. 2851, 2852 УК РФ). Наиболее же яркий пример — введение в УК РФ Федеральным законом от 29 ноября 2012 года10 статей 1591 —1596 (!), описывающих отдельные виды мошенничества (в сфере кредитования, страхования, компьютерной информации, при по-
1 Итоговый документ V Российского Конгресса уголовного права (МГУ им. М.В. Ломоносова, г. Москва, 27—28 мая 2010 года). М., 2010.
2 СЗ РФ. 1996. № 25, ст. 2954—2955.
3 Трахов А.И. Стабильность и динамизм уголовного закона и их влияние на судебную практику // Предмет уголовного права и его роль в формировании уголовного законодательства Российской Федерации: доклады научно-практической конференции, г. Саратов, 25—26 апреля 2002. Саратов, 2002. С. 87.
4 Бабаев В.К., Баранов В.М., Гойман В.И. Словарь категорий и понятий общей теории права. Н. Новгород, 1992. С. 46.
5 Арзамасов Ю.Г., Наконечный Я.Е. Роль мониторинга нормативных актов для систематизации российского законодательства // Юридическая техника. 2008. № 2. С. 32.
6 Ошибки в Уголовном кодексе / А.И. Бойко [и др.] // Российская газета. 2010. № 5205 (126).
7КозловА.П. Механизм построения уголовно-правовых санкций: монография. Красноярск, 1998. С. 138.
8 Кленова Т.В. Соотношение кодифицированного и текущего правотворчества в уголовном праве // Законотворческая техника современной России: состояние, проблемы, совершенствование: сборник статей / отв. ред. В.М. Баранов. Н. Новгород, 2001. Т. 2. С. 227.
9 Ковалев М.И. О технике уголовного законодательства // Правоведение. 1962. № 3. С. 144—146.
10 О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и отдельные законодательные акты Российской Федерации // СЗ РФ. 2012. № 49, ст. 6752.
лучении социальных выплат и т. д.) принципиально не меняя наказуемости данных деяний по сравнению с общей нормой о мошенничестве (ст. 159 УК РФ).
Увеличение объема Особенной части УК РФ за счет появления полученных казуистическим способом уголовно-правовых предписаний придает уголовному законодательству свойство громоздкости, значительным образом затрудняя работу правоприменителя по ориентации в соответствующем массиве правового материала, порождая проблемы конкуренции уголовно-правовых предписаний. Возможно, постепенное наращивание специальных норм в Особенной части УК РФ можно объяснить тем, что законодатель не верит в способность отечественного правоприменителя к абстрактному мышлению. Однако представляется, что даже если это и так, то необходимо вести работу в направлении повышения уровня юридической грамотности последнего, а не в направлении понижения степени абстрактности уголовно-правовых предписаний.
Обращаясь к вопросу о нарушении языковых правил при внесении изменений и дополнений в УК РФ, необходимо в первую очередь отметить игнорирование законодателем запрета длиннот, под которыми понимается насыщение текста причастными и деепричастными оборотами, сложными (сложносочиненными и сложноподчиненными) предложениями. Нельзя не отметить имеющуюся в отечественной правовой науке позицию, согласно которой «информационный компонент законодательства увеличивается за счет введения в его текст причастных и деепричастных оборотов, однородных членов, придаточных предложений и пр.»1. Однако усложнение логико-лексической структуры текста может привести к разрыву логической связи между его элементами. По образному выражению В.К. Бабаева, в подобных случаях правоприменитель вынужден «продираться сквозь словесный и стилистический частокол к подлинному смыслу юридической нормы»2. В этой связи представляется совершенно справедливым общепринятый взгляд на конструирование правовых предписаний: они должны формулироваться по возможности короткими фразами, обеспечивая легкую обозримость нормативного материала. Усложнение юридического языка излишней детализацией в рамках одного предложения затрудняет усвоение соответствующего нормативно- правового предписания его адресатом, в связи с чем является юридико-технической погрешностью, и более того — коррупциогенным фактором юридико-лингвистического плана. Однако, несмотря на то, что соблюдение требований антикоррупционного законодательства является обязанностью всех участников законотворческого процесса, изменения УК РФ свидетельствуют о том, что при конструировании вторичных уголовно-правовых предписаний законодатель «забывает» о том, что понижение коммуникативной эффективности соответствующих предписаний влечет повышение их коррупциогенности.
Так, например, в части 1 статьи 2851 УК РФ «Нецелевое расходование бюджетных средств» содержится 3 причастных оборота, в части 1 статьи 2852 УК РФ «Нецелевое расходование средств государственных внебюджетных фондов» — 4 причастных оборота. Формулировка диспозиции части 3 статьи 195 УК РФ «Неправомерные действия при банкротстве» в редакции Федерального закона от 7 мая 2010 года «О внесении изменений в статьи 14.13 и 14.14 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях и статью 195 Уголовного кодекса Российской Федерации» не устранила громоздкости соответствующего уголовно-правового предписания, наблюдавшегося в предшествующей редакции данной части статьи, где несколько предложений фактически были объединены в некое единое синтаксическое целое. Что касается «появившихся» в связи с принятием Федерального закона от 16 июня 2010 года «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и в статью 151 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации» статьи 1701 «Фальсификация единого государственного реестра юридических лиц, реестра владельцев ценных бумаг или системы депозитарного учета» и статьи 1855 «Фальсификация решения общего собрания акционеров (участников) хозяйственного общества или решения совета директоров (наблюдательного совета) хозяйственного общества», то их формулировка не выдерживает критики. Диспозиция части 1 статьи 1855 УК РФ содержит 5 причастных оборотов, не считая огромного количества однородных членов предложения, в связи с чем «смысловая нить» теряется при прочтении менее трети от общего текста диспозиции.
В части 1 статьи 1411 УК РФ «Нарушение порядка финансирования избирательной кампании кандидата, избирательного объединения, избирательного блока, деятельности инициативной группы по проведению референдума, иной группы участников референдума» — 3 причастных и 2 деепричастных оборота, в статье 1421 УК РФ «Фальсификация итогов голосования» — 5 причастных оборотов. Общеизвестно, что «элементы коррупции сопровождают избирательные кампании кандидатов и создают предпосылки для злоупотреблений должностных лиц... однако привлечь виновных к ответственности проблематично прежде всего потому, что диспозиции указанных статей изобилуют нечеткими, расплывчатыми формулировками признаков указанных деяний»3. Таким образом, уголовно-правовые предписания Особенной части УК РФ, устанавливающие ответственность за посягательства на избирательные права граждан, безусловно, содержат коррупционные риски.
1 Кашанина Т.В. Юридическая техника: учебник. М., 2007. С. 34.
2 Бабаев В.К. Теория современного советского права: фрагменты лекций и схемы. Н. Новгород, 1991. С. 100.
3 Правовые акты: антикоррупционный анализ: научно-практическое пособие / отв. ред. Ю.А. Тихомиров, Т. Я. Хабриева,
В.Н. Найденко. М., 2010. С. 33—34.
Межвузовский научно-практический круглый стол «Качество современного российского законотворчества: состояние и пути повышения»
Межвузовский научно-практический круглый стол «Качество современного российского законотворчества: состояние и пути повышения»
Для устранения отмеченной юридико-технической погрешности текста УК РФ в перспективе необходимо произвести его литературную обработку — синтаксические эквивалентные преобразования предложений, содержащих «длинноты». Сохранив содержательно-правовую эквивалентность, следует изменить их синтаксическую структуру, в частности, разделить предложения, излишне перегруженные грамматическими конструкциями1. Дробление объемных диспозиций с неизбежностью повлечет увеличение количества статей в Особенной части УК РФ (с тождественными санкциями). Однако в данном случае отступление от принципа экономии текста уголовного закона повысит эффективность восприятия уголовно-правовых предписаний правоприменителем. Увеличение количества статей Особенной части УК РФ с компактными законодательными формулировками облегчит деятельность по квалификации содеянного.
Повышение качества уголовного закона невозможно при несоблюдении выработанных представителями отечественной науки юридико-технических требований к нормативному структурированию и языку закона. В этой связи юридико-техническое совершенствование УК РФ должно рассматриваться как необходимая составляющая законотворчества в уголовно-правовой сфере.
Широкалова Г.С., заведующий кафедрой философии, социологии и политологии Нижегородской государственной сельскохозяйственной академии, доктор социологических наук, профессор — «Федеральный закон «Об образовании в Российской Федерации» и место религии в учебном процессе».
Позиция по отношению ко всем конфессиям должна основываться на конституционных положениях
0 светском характере российского государства и равенстве граждан вне зависимости от их отношения к религии. Только светское государство может обеспечить свободу совести своих граждан.
В последние годы все чаще обсуждается вопрос: является ли Россия де-факто светским государством? Государство, мифологизируя манипулятивные возможности конфессий, прежде всего РПЦ, расширяет границы дозволенного религии как социальному институту, в том числе в сфере образования. Представители РПЦ, со своей стороны, поддерживая на словах принцип светскости, проводят политику постепенной клерикализации общества. Поддерживает ли такую практику общественное мнение, и насколько она соответствует мировой тенденции?
В мире преобладает секуляризация, то есть вытеснение религии из общественной жизни и снижение доли верующих. В среднем за последние семь лет число считающих себя религиозными людьми сократилось на 9%. А в некоторых странах это снижение составило порядка 20%, например, во Франции, Ш вей-царии, ЮАР2. Вторая тенденция прямо противоположна — клерикализация, то есть подчинение религии всех сфер общественной жизни. Самым наглядным проявлением ее является создание «исламской дуги» в арабских государствах. Характерна она также для России и других постсоветских республик.
Уже не раз подчеркивалось, что результаты опросов зависят от методики исследователя, но все они свидетельствуют, что идентификация себя с той или иной религией часто носит культурологический, а не конфессиональный характер. Сошлемся на данные социологического проекта под названием «Атлас религий и национальностей» («АРЕНА»). В 2012 году было опрошено 56 900 человек в 79 субъектах РФ. Согласились с утверждением «исповедую православие и принадлежу к Русской православной церкви» из 57 тысяч опрошенных 41%, что почти наполовину меньше доли позиционирующих себя как людей православных. Верят в Бога (высшую силу), но не относят себя ни к какой конкретной конфессии — 25%. Атеистами себя считают 13% опрошенных. Ислам выбрали 6,5%. Не более 0,5% от числа участвовавших в опросе исповедуют иудаизм, буддизм, католичество или протестантизм3.
На этом фоне становится понятно, почему 71% опрошенных через социальную сеть Facebook Общественным движением «Россия для всех» (РДВ) заявили, что они хотели бы жить в России светской; по закону — «Место Церкви в храмах» и 29% — в православной: «Оставьте Церковь в покое!»4. Несмотря на различие методик и конкретизацию отдельных показателей, вывод из социологических исследований один: ни церковь, ни религиозная вера не являются приоритетной потребностью россиян.
Следовательно, причина клерикализации государства — совпадение интересов государственной машины как выразителя потребностей олигархического капитала и религиозных организаций, прежде всего, РПЦ, становящейся таким же олигархом, в сохранении власти. Традиционные религии рассматриваются как один из механизмов решения этой проблемы. Когда религиозные организации почувствовали, что власть ищет у них поддержку, они начали завышать свои требования.
Покажем это на примере Федерального закона «Об образовании в Российской Федерации», принятого 29 декабря 2012 года. Еще недавно рассматривались как местный курьез факты, являющиеся симптомами
1 Баранов П.П., Иванов Г.И., Костенко М.А. Роль эквивалентных преобразований текстов нормативно-правовых актов в законодательной технике // Законотворческая техника современной России: состояние, проблемы, совершенствование: сборник статей / отв. ред. В.М. Баранов. Н. Новгород, 2001. Т. 1. С. 205—206.
2 Мир становится менее религиозным, считают социологи. URL: http://www.newsru.com/religy /31 jul2012 /religiositaet. html
3 URL: http://sreda.org/opros/arena-reliz
4 URL: http://www.newsru.com/religy/17apr2012/weltlichtml
