CC BY
76
http://www.zabvektor.com
ISSN 2542-0038 (Online) ISSN 1996-7853
УДК 101.1:168:930.2
DOI: 10.21209/1996-7853-2017-12-3-35-39
Марат Николаевич Чистанов,
доктор философских наук, доцент, Хакасский государственный университет им. Н. Ф. Катанова (655017, Россия, г. Абакан, ул. Ленина, 90), e-mail: maratc@mail.ru
О границах применимости теории поколений в современной философии истории
В современной философии истории существует дефицит новых теорий. В течение двадцатого века были последовательно дезавуированы её базовые концепции: идея объективного исторического процесса и общественного прогресса, неокантианская теория исторического познания, феноменолого-герменевтиче-ская концепция внутреннего историзма субъекта, аналитическая философия истории. Последняя крупная попытка создать историческую эпистемологию на базе теории исторического нарратива заканчивается признанием иррационального характера последнего. В этих условиях новый шанс получают теории, основанные на эмпирически выводимых и проверяемых закономерностях. Поскольку главной особенностью эмпирических исследований является поиск всякого рода повторяемостей, то в последние десятилетия можно наблюдать массовое возвращение к циклическим моделям. Одной из теорий такого рода является теория поколений, предложенная американскими исследователями Штраусом и Хоувом. Поскольку представители одного поколения имеют общие ценности и вкусы, модель Штрауса и Хоува оказалась очень популярной в маркетинговых исследованиях, а впоследствии появились попытки её использования в других экономических и вообще социальных дисциплинах. Тем не менее, при ближайшем знакомстве оказывается, что данный подход лишён серьёзных онтологических оснований и нуждается в серьёзной философской доработке.
Ключевые слова: философия истории, историческая эпистемология, теория поколений, онтологические основания, эмпирическая методология
Вводная часть. Хорошо известно, что европейская философия истории появилась в конце восемнадцатого века, в эпоху осмысления итогов первых буржуазных революций. Именно тогда возникают классические концепции объективного исторического процесса и неотвратимого поступательного социального прогресса. Золотой век философ-ско-исторических систем пришёлся на рубеж девятнадцатого и двадцатого веков, когда произошло разделение теорий исторического процесса и исторического познания. Дальнейшая эволюция философско-историческо-го знания приводит к постепенному угасанию исторической онтологии в классическом смысле, поскольку уже в работах Шпенглера и Тойнби исторический процесс показан настолько дефрагментированным, что для его выделения потребовалась специальная методология. Очень точно и поэтично суть произошедшей с философией истории коллизии описана в книге В. Н. Сырова «Расцвет и закат европейской философии истории»: «Для нас аспект утраты жизненности состоит в том, что многочисленные философии истории, выражавшие ожидания европейской культуры, не могли обеспечить гарантий существования знания как исторического имен-
но потому, что в самом источнике, который их оплодотворял, таился фундаментальный, сущностный порок.... Как ни удивительно, разрушение философий истории делает возможным самое существование определенной сферы знания как знания исторического. Поэтому наблюдатель, осмысливая путь европейского философствования именно как опыт, сам оказывается внутри истории и выступает творцом истории именно как истории» [8, с. 9-10]. Таким образом, историческая онтология в классическом смысле этого слова оказалась не у дел, по крайней мере, на последующие восемьдесят лет.
Несколько иная судьба ожидала фило-софско-историческое направление, связанное с исследованиями сущности исторического познания. Историческая эпистемология сначала получила достаточно серьёзную гносеологическую и онтологическую поддержку со стороны неокантианской теории ценностей (при всей неоднозначности онтологического статуса самой ценностной теории). Поиски особого метода исторического, а в широком смысле - всего гуманитарного познания приводят В. Виндельбанда, Г. Рик-керта и их последователей, включая Макса Вебера, к необходимости расширения гра-
© Чистанов М. Н., 2017
35
ниц классической научной рациональности и выводу исторической науки за пределы действия универсальных научных закономерностей. Эта тенденция надолго испортила реноме исторической науки в глазах сторонников сциентизма, но позволила сохранить некоторую видимость «объективности» и «беспристрастности» наук о духе в массовом сознании западного обывателя [см. напр., 1; 7].
Результаты исследования. Последующая трансформация исторической эпистемологии приводит к концепту внутренней историчности сознания у Гуссерля и гуссер-лианцев с выходом на экзистенциальную проблематику у Хайдеггера и в последующей феноменолого-герменевтической традиции. Теоретически это, конечно, был успех, поскольку глобальная историчность субъекта делает историческим абсолютно любой акт познания. На практике для традиционной философии истории это обозначало медленную смерть, поскольку максимальное расширение границ историчности приводит к потере интереса к классическим проблемам социальной истории, заменяя её копанием в глубинах собственной личности. Безусловно, эти изыскания представляют определённый интерес для феноменологов, но широкого общественного резонанса они не вызывают. Определённое место в философско-истори-ческих исследованиях данного направления занимает проблематика языка и культурной традиции, но эти исследования оказываются на периферии интереса самой школы и традиционно рассматриваются в русле компаративистских течений.
Крайне серьёзное влияние на последующую судьбу исторической эпистемологии оказала аналитическая философская традиция, начиная с классической работы Карла Гемпеля [2] (опять-таки, какой бы трактовки его понятия универсального закона мы не придерживались). В самом деле, мы можем считать вслед за Гемпелем, что законы, действующие в социальной истории, являются частным аспектом всеобщих законов объективного материального мира, которые мы должны вскрыть и предъявить всем желающим к вящему нашему удовольствию. Мы можем, как гемпелевский оппонент У. Дрей, считать историческое событие или факт результатом конфликта множества рационально мотивированных действий [3]. В любом случае, спецификой аналитического подхода к эпистемологии истории всегда оставалось стремление к построению рациональной объяснительной структуры по типу: событие А
произошло потому, что ему предшествовало событие В, а тому, в свою очередь, или событие С, или событие й, и эта причинно-следственная цепочка может быть нами выявлена, выстроена и обнародована для научной общественности.
Сама эта структура исторического объяснения изначально аналитиками рассматривалась как комплекс высказываний, по типу атомарных высказываний у Рассела и Витгенштейна, но впоследствии, в связи с необходимостью анализа коннотации границы объяснительной структуры расширились до всего текста, и даже нарратива как мета-текста. Начиная с 1973 года, когда была опубликована «Метаистория» Хейдена Уайта [9], нарративная методология во всех её формах: как собственно аналитической разновидности (Х. Уайт, А. Данто, Ф. Анкерсмит), так и в форме компаративистских изысканий, отпочковавшихся от феноменолого-герменев-тического направления (П. Рикер) [7] рассматривалась как самая перспективная и бурно развивающаяся часть исторической эпистемологии.
Тем не менее, к концу прошлого века нарративистский проект всё более и более стал напоминать изросшегося вундеркинда. Надежды, столь безудержно питаемые сторонниками и сочувствующими первоначально, сменились сдержанным раздражением и молчаливым недоумением. Оказалось, что столь долго ожидаемая типология исторических тропов, или система исторических нарративов в основе своей уже должны содержать некоторую интенцию, которая, увы, логическому анализу и последующей рационализации не поддаётся, но в ней, по сути, и содержится пресловутая тайна истории. Неудивительно, что и Поль Рикер, и Франклин Анкерсмит, главные идеологи современной нарратологии, один раньше, другой позднее, но вынуждены были признать необходимость религиозного или иного интуиционистского решения ключевой проблемы.
Менее религиозные, а стало быть, более скептически настроенные исследователи в один голос стали говорить о необходимости прагматического поворота в философии истории. Но философский прагматизм в любой его ипостаси возможен лишь через проблематику долженствования, то есть через этику. А этический дискурс - это сфера идеологической борьбы, а следовательно - сфера несвободы, область диктата либерального неототалитаризма над одномерной личностью [4].
Неудивительно, что чуть менее идеологически ангажированные исследователи в панике начинают искать точку опоры в эмпирических исследованиях. Укоренённость в земле таких концепций обладает неодолимой притягательной силой для «почвенников» всех возрастов и философских «конфессий». А поскольку главной особенностью эмпирических исследований является поиск всякого рода повторяемостей, то в последние десятилетия можно наблюдать удивительное в своей трогательности и наивности массовое возвращение к циклическим моделям всякого рода.
Одним из наиболее часто упоминаемых подходов в современной философии истории оказывается поколенческий подход, то есть объяснение социальной динамики через процедуру взаимодействия и смены поколений. Несмотря на то, что представители данной методологии попытались опереться на существующую в литературе традицию, а среди предшественников ими называются Платон, Аристотель, Монтескье, Вико, Гегель, Конт, Энгельс, Вебер, Сорокин, Пар-сонс и иже с ними, реальными создателями подхода следует считать Уильяма Штрауса и Нила Хоува, авторов вышедшей в 1991 году книги «Поколения» (Generations) [10]. Штраус и Хоув определяют поколение как группу людей, рождённых в определённый возрастной период, испытавших влияние одних и тех же событий и особенностей воспитания, с похожими ценностями. Мы этих ценностей не замечаем, они действуют незаметно, но во многом определяют наше поведение: как мы общаемся, как решаем конфликты и строим команды, как развиваемся, что и как покупаем, что нас мотивирует, как ставим цели и управляем людьми [5].
Поскольку представители одного поколения имеют общие ценности и вкусы, модель Штрауса и Хоува оказалась очень популярной в маркетинговых исследованиях, а впоследствии появились попытки её использования в других экономических и вообще социальных дисциплинах. Но как только поколенческие циклы стали применяться к чему-то отличному от стиля в одежде и вкусов в искусстве, резко возросла степень погрешности объяснений и предсказаний. Понятно, что неоднозначность результатов применения немедленно привела к критике концепции со всех сторон: теоретики обвиняли представителей теории поколений в вульгарном социологизме, социологи же, наоборот, говорили о пренебрежении авторов эмпирическими иссле-
дованиями и недостаточности фактического материала для проведения обобщений.
Обсуждение результатов исследования. Не углубляясь в детали самой концепции поколений (интересующихся отсылаю к обильным материалам сайта regenerations. su), хотелось бы указать на имеющиеся методологические ограничения в применении данной концепции к проблеме социальной динамики и построения моделей истории. Нас в данном случае не интересуют ни способы выделения самих поколенческих структур, ни их хронологические рамки (это вопрос важный, но всё-таки узкоспециальный).
Недостаточно проработанным, на наш взгляд, является вопрос о сущности самого процесса смены исторических поколений. Понятно, что в основе должны лежать биологические процессы старения, но каков сам механизм передачи исторической эстафеты, не вполне понятно. Особенно осложняет дело наличие так называемых «потерянных поколений», то есть целых возрастных групп, которые фактически к активному управлению обществом даже не приступают. Анализ системы передачи власти в современных политических и бизнес-структурах показывает, что здесь зачастую смена происходит не по принципу от отца - к сыну, но от деда - к внуку и т. п. (ср.: английская королевская семья).
Структура и характер ценностных установок выделяемых поколений рассматриваются авторами как результат воздействия внешних условий (то есть внешней по отношению к поколению истории). В то же время результатом сформировавшихся установок становится комплекс целерациональных действий самих исторических субъектов. В свою очередь, эти действия выступают в качестве внешней среды для формирования установок последующего поколения. В этом случае попытка исторической ретроспективы даёт нам дурную бесконечность.
Выводы. Иными словами, для того чтобы стать респектабельной в философском отношении, теория поколений должна обзавестись приличной рациональной онтологией. В противном случае, она рискует остаться инструментом маркетинга и популярной социологии, не имеющим серьёзных философских оснований. Если такие онтологические основания будут найдены, можно будет говорить о том, что в философии истории появился перспективный подход, позволяющий получить новые теоретические результаты, обладающие некоторой предсказательной силой.
Список литературы
1. Вебер М. «Объективность» социально-научного и социально-политического знания // Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990. С. 345-415.
2. Гемпель К. Г. Функция общих законов в истории // Логика объяснения. М.: Дом интеллектуальной книги, 1998. С. 16-31.
3. Дрей У. Ещё раз к вопросу об объяснении действий людей в исторической науке // Философия и методология истории. М.: Прогресс, 1977. С. 37-71.
4. Маркузе Г. Одномерный человек // Эрос и цивилизация. Одномерный человек: исследование идеологии развитого индустриального общества. М.: ACT, 2002. 526 с.
5. Основы теории поколений [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://www.rugenerations.su/ (дата обращения: 20.09.2016).
6. Рикер П. Время и рассказ. М.: Университетская книга, 2000. Т. 1. Интрига и исторический рассказ. 313 с.
7. Риккерт Г Науки о природе и науки о культуре // Науки о природе и науки о культуре. М.: Республика, 1998. С. 44-128.
8. Сыров В. Н. Расцвет и закат европейской философии истории. (От Бэкона к Шпенглеру). Томск: Курсив, 1997. 387 с.
9. Уайт Х. Метаистория: историческое воображение в Европе XIX века. Екатеринбург: Изд-во Урал. унта, 2002. 528 с.
10. Howe Neil, Strauss William. Generations: The History of America's Future, 1584 to 2069. New York: William Morrow & Company, 1991. 544 p.
Статья поступила в редакцию 30.11.2016; принята к публикации 15.01.2017
Библиографическое описание статьи
Чистанов М. Н. О границах применимости теории поколений в современной философии истории // Гуманитарный вектор. 2017. Т. 12, № 3. С. 35-39. DOI: 10.21209/1996-7853-2017-12-3-35-39.
Marat N. Chistanov,
Doctor of Philosophy, Associate Professor, Katanov Khakass State University (90 Lenin St., Abakan, 655017, Russia), e-mail: maratc@mail.ru
On the Limits to the Generational Theory Applicability in Modern Philosophy of History
There is a shortage of new theories in modern philosophy of history. During the twentieth century, the basic concepts in philosophy of history were consistently disavowed: the idea of the objective historical process and social progress, the neo-Kantian theory of historical cognition, the phenomenological and hermeneutic concept of the subject's internal historicism, the analytic philosophy of history. The last major attempt to create a historical epistemology based on the theory of the historical narrative ends with the recognition of the irrational nature of the latter. In these circumstances, empirical theories get a new chance. Since the main feature of empirical research is the search for all kinds of repeatability, in recent decades, a massive return to cyclic models can be observed. One of these theories is the theory of generations, proposed by American researchers W. Strauss and N. Howe. Since the representatives of the same generation have common values and tastes, the model of Strauss and Howe was very popular in marketing research and later some attempts were made to use it in other economic and social disciplines. However, upon a closer look this approach does not have any serious ontological foundations and needs a serious philosophical revision.
Keywords: philosophy of history, historical epistemology, generational theory, ontological foundations, empirical methodology
References
1. Veber M. «Ob"ektivnost'» sotsial'no-nauchnogo i sotsial'no-politicheskogo znaniya // Izbrannye proizvedeniya. M.: Progress, 1990. S. 345-415.
2. Gempel' K. G. Funktsiya obshchikh zakonov v istorii // Logika ob"yasneniya. M.: Dom intellektual'noi knigi, 1998. S. 16-31.
3. Drei U. Eshche raz k voprosu ob ob"yasnenii deistvii lyudei v istoricheskoi nauke // Filosofiya i metodologiya istorii. M.: Progress, 1977. S. 37-71.
4. Markuze G. Odnomernyi chelovek // Eros i tsivilizatsiya. Odnomernyi chelovek: issledovanie ideologii razvitogo industrial'nogo obshchestva. M.: ACT, 2002. 526 s.
5. Osnovy teorii pokolenii [Elektronnyi resurs]. Rezhim dostupa: https://www.rugenerations.su / (data obrashcheniya: 20.09.2016).
6. Riker P. Vremya i rasskaz. M.: Universitetskaya kniga, 2000. T. 1. Intriga i istoricheskii rasskaz. 313 s.
7. Rikkert G. Nauki o prirode i nauki o kul'ture // Nauki o prirode i nauki o kul'ture. M.: Respublika, 1998. S. 44-128.
8. Syrov V. N. Rastsvet i zakat evropeiskoi filosofii istorii. (Ot Bekona k Shpengleru). Tomsk: Kursiv, 1997. 387 s.
9. Uait Kh. Metaistoriya: istoricheskoe voobrazhenie v Evrope XIX veka. Ekaterinburg: Izd-vo Ural. un-ta, 2002. 528 s.
10. Howe Neil, Strauss William. Generations: The History of America's Future, 1584 to 2069. New York: William Mor-row & Company, 1991. 544 p.
Received: November 30, 2016; accepted for publication January 15, 2017
Reference to the article
Chistanov M. N. On the Limits to the Generational Theory Applicability in Modern Philosophy of History // Humanitarian Vector. 2017. Vol. 12, No. 3. PP. 35-39. DOI: 10.21209/1996-7853-2017-12-3-35-39.
