CC BY
264
В.П. Реутов
Реутов Валерий Павлович — доктор юридических наук, профессор, заслуженный юрист Российской Федерации, заведующий кафедрой теории и истории государства и права Пермского государственного национального исследовательского университета
О функциях и структуре юридических конструкций
Прежде чем говорить по существу проблемы, обозначенной в названии работы, необходимо несколько слов сказать о самом понятии юридической конструкции. В настоящее время существует значительное количество определений, отражающих различные подходы к понятию сущности данного явления. Более того, вероятно, этим термином зачастую обозначаются разные, пусть и связанные между собой, явления.
Наиболее часто встречаются два подхода к определению юридической конструкции. Одни авторы связывают юридическую конструкцию, прежде всего, с доктринальным уровнем существования и познания права, другие видят в ней, в первую очередь, инструмент правотворческой техники, схему, которую законодатель наполняет нормативным содержанием в ходе правотворчества.
Известный исследователь проблем юридической техники М.Л. Давыдова на основе концепции
А.Ф. Черданцева (о взглядах которого на юридические конструкции смотри ниже) попыталась соединить два названных подхода и предложила определение юридической конструкции как разработанной наукой и принятой юридическим сообществом идеальной модели, позволяющей осмыслить, закрепить в норме и обнаружить в реальных отношениях закономерную логическую взаимосвязь элементов различных юридических явлений1.
Юридическая конструкция реально существует в виде системы понятий, суждений, умозаключений2. Поэтому к юридическим конструкциям не следует относить элементарные юридические явления, определяемые отдельными суждениями3. Напротив, такие явления, как субъект права, юридическое лицо, состав правонарушения (преступления), аксиомы, презумпции, фикции, можно рассматривать в качестве юридических конструкций4.
Существуют многочисленные попытки классификаций юридических конструкций. Они, например, проанализированы в названной выше работе М.Л. Давыдовой и ряде других исследований. Для целей данной работы наиболее важным является предложенное А.Ф. Черданцевым деление юридических конструкций на конструкции, которые находят закрепление в нормах права (нормативные юридические конструкции), и теоретические юридические конструкции, используемые правовой наукой в качестве метода познания права.
Безусловно, пишет А.Ф. Черданцев, между нормативной юридической конструкцией и юридической теоретической конструкцией нет грани, которая полностью отделяла бы одну от другой. Нормативная юридическая конструкция может включаться в конструкцию юридической науки и, наоборот, конструкции юридической науки могут превращаться в нормативные конструкции. В большинстве случаев те и другие совпадают. Точнее, можно говорить о единой юридической конструкции, используемой в различных целях, осуществляющей разные функции: гносеологическую или норма-тивную5.
Однако различие между теоретической и нормативной юридической конструкцией может быть и достаточно очевидным. Теоретические конструкции являются итогом научных изысканий, анализа действующего законодательства и практики его применения и существуют, прежде всего, в виде научных выводов, предположений, предвидения, могут служить основой для предложений по совершенствованию законодательства. Поэтому они могут быть в принципе оторваны от действительности, не совпадать с ней полностью, иметь существенные элементы субъективизма и т. п. Нормативная конструкция представляет собой результат развития, зачастую длительного, иногда бук-
1 См.: Давыдова М.Л. Юридическая техника. — Волгоград, 2009. — С. 152.
2 См.: Баранов В.М. Юридическая конструкция: сценарий компьютерного урока / В.М. Баранов, Ю.Л. Мареев // Проблемы юридической техники: Сборник статей / Под ред. В.М. Баранова. — Н. Новгород, 2000. — С. 317.
3 См.: Давыдова М.Л. Юридическая техника. — Волгоград, 2009. — С. 158.
4 См., например: Булаевский Б.А. Гражданско-правовые презумпции: понятие и функции // Юридическая техника. — 2010. — № 4. — С. 110; Варьяс М.Ю. К вопросу о юридическом лице как правовой фикции // Законотворческая техника современной России: Сборник статей: В 2 т. / Под ред. В.М. Баранова. — Н. Новгород, 2001. — Т. 2. — С. 127—128; и др.
5 См.: Черданцев А.Ф. Логико-языковые феномены в юриспруденции. — М., 2012. — С. 251—252.
вально выстраданного и предполагает достаточно высокий уровень согласия юристов с ее содержанием1.
Примером такой конструкции является конструкция состава преступления. Характерно, что она одновременно есть и конструкция нормативная, зафиксированная в нескольких статьях действующего Уголовного кодекса Российской Федерации. Теоретическая же конструкция состава правонарушения, предполагающая в качестве обязательного его элемента вину правонарушителя, явно «хромает», ибо нормативное ее закрепление, например, в гражданском праве, далеко не безупречно, поскольку допускает, как известно, существование правонарушений, совершаемых при отсутствии вины.
Очень наглядные, даже яркие примеры противоречий между теоретическими конструкциями и их воплощением в законодательстве приводят, например, специалисты в области налогового права2. Отмеченная выше конвенциональность нормативных конструкций вовсе не обязательна для теоретических конструкций, которые могут быть совершенно неизвестны законодательству, быть, как уже сказано, итогом логических размышлений их авторов. Такой характер носит, например, предлагаемая
В.А. Сивицким конструкция единого нормативного правового (многоступенчатого) акта. Она достаточно логична, имеет, несомненно, теоретическое значение, но реально в текстах нормативных актов никак не отражена3.
Теоретические конструкции зачастую могут быть ложными или фиктивными, осознанно искажающими свойства реального объекта с целью моделирования нужного автору результата4. Их реализация в нормативном материале неизбежно приводит к дефектам нормативных актов самого разного характера. Высказано даже мнение о том, что все дефекты законодательства связаны с наличием дефектных юридических конструкций. Скорее всего, это — в некоторой степени преувеличение, но такая связь, несомненно, есть, и данная позиция имеет право на существование5.
Выскажу предположение: пытаться утверждать, что все функции юридических конструкций в равной мере присущи и теоретическим конструкциям, и реально существующим нормативным достаточно сложно, да и вообще вряд ли возможно. С другой стороны, поскольку, как уже отмечено, оба названных вида конструкций во многом совпадают по содержанию, взаимно дополняя друг друга, они должны иметь и в значительной мере совпадающие, или общие функции.
Прежде чем говорить о функциях юридических конструкций — два предварительных замечания. Первое — как отмечено выше, существуют дефектные конструкции. Их роль может быть выявлена путем анализа дисфункций юридических конструкций, но это пока не входит в задачи исследования. И второе — следует сначала установить, что следует понимать под функциями в юриспруденции вообще. И уж затем попытаться установить, что такое функция юридической конструкции, какие функции могут быть названы, и в чем их содержание.
В юриспруденции как, впрочем, и в ряде других гуманитарных наук под функциями того или иного явления принято понимать его роль, проявляющуюся в направлениях воздействия на определенные объекты. В связи с этим можно говорить о функциях права и правовой системы по отношению, в частности, к общественным связям (собственно регулирование и охрана), по отношению к сферам общественной жизни (политическая, экономическая, духовная), по отношению к правосознанию и правовой культуре (воспитательная) и т. д.6
Естественно, что элементы правовой системы и правовые средства конкретизируют функции права и правовой системы, зачастую сохраняя для обозначения функций отдельных элементов правовой системы те же самые термины. Это естественно и вполне обосновано. Очень ярко продемонстрировал эту особенность функционального анализа правовых явлений, в частности, В.Н. Карташов. Так,
1 См.: О значении фактора конвенциональности см.: Юридическая техника / Под ред. Т.Я. Хабриевой, Н.А. Власенко. — М., 2009. — С. 91.
2 См.; Бабин И.М. Законодательные дефиниции элементов юридической конструкции налога (на материалах налогового законодательства Украины) // Законодательная дефиниция: Логико-гносеологические, политико-юридические, морально-психологические и практические проблемы: Материалы Международного «круглого стола» (Черновцы, 21—23 сентября 2006 года) / Под ред. В.М. Баранова, П.С. Пацуркивского, Г.О. Матюшкина. — Н. Новгород, 2007. — С. 780—783; Иванова В.М. О возможности использования элемента правовой материи «юридическая конструкция» для формирования законодательной дефиниции «юридическая конструкция налога» с целью выражения юридической сущности налога в Налоговом кодексе РФ // Там же. — С. 852—855.
3 См.: Сивицкий В.А. Теоретическая модель единого нормативного правового (многоступенчатого) акта как способа конкретизации норм силы закона // Конкретизация законодательства как технико-юридический прием нормотворческой, интерпретационной, правоприменительной практики: Материалы Международного симпозиума (Геленджик, 27—28 сентября 2007 года) / Под ред. В.М. Баранова. — Н. Новгород, 2008. — С. 172—178.
4 См.: Баранов В.М. Юридическая конструкция: сценарий компьютерного урока / В.М. Баранов, Ю.Л. Мареев // Проблемы юридической техники: Сборник статей / Под ред. В.М. Баранова. — Н. Новгород, 2000. — С. 735.
5 См.: Кузьмина Н.В. Дефектные юридические конструкции российского законодательства о национальноэтнических меньшинствах // Юридическая техника. — 2008. — № 2. — С. 87.
6 О понятии и видах функций права см. подробнее; Реутов В.П. О функциональной природе системы права. — Пермь, 2002. — С. 5—61.
исследуя функции легальных дефиниций, он справедливо пишет о том, что они в значительной степени связаны с функциями норм, институтов, отраслей права1. Это замечание особенно ценно в связи с тем, что легальные дефиниции основаны в большинстве своем именно на устоявшихся юридических конструкциях. Представляется только, что речь должна идти не только о конкретизации функций норм, институтов и отраслей, но и права и правовой системы.
В связи со сказанным следует отметить, что поскольку легальные дефиниции зачастую, как уже отмечено, представляют собой нормативные юридические конструкции (таковы, например, дефиниции юридического лица, брака, трудового договора и т. д.), можно с достаточными основаниями предположить, что предлагаемые В.Н. Карташовым и другими исследователями функции дефиниций во многом являются одновременно и функциями юридических конструкций в целом.
Так, вполне справедливо утверждать, например, что юридические конструкции, конкретизируя функции правовых норм, как и дефиниции, имеют учредительную и онтологическую (описательную), интерпретационную и оценочную, коммуникативную и познавательную функции и ряд других2. Разумеется, далеко не каждая юридическая конструкция имеет все названные функции. Более того, существование некоторых из названных В.Н. Карташовым функций определений применительно к функциям всех юридических конструкций может быть подвергнуто сомнению (по крайней мере, в качестве самостоятельных функций).
Но что следует отметить особо, так это признание В.Н. Карташовым факта существования у определений регулятивной и охранительной функций. Причем автор прямо пишет о том, что указанные функции тесно связаны с соответствующими функциями правовых норм3.
Для исследования проблемы юридических конструкций необходимо привлечь работы, посвященные изучению функций юридических презумпций. Так, Б.А. Булаевский, прямо признавая презумпции разновидностью юридических конструкций, справедливо пишет о том, что презумпции, являясь элементами правовой системы и выполняя свои особые функции, опосредованно реализуют и отдельные функции соответствующей отрасли права, а также отдельные функции всего права. В связи с этим автор пишет о регулятивной и охранительной функциях, ориентированных на функцию признания интересов, их реализации, обеспечения и защиты. Поэтому в качестве функций презумпций в гражданском праве автор признает существование соответствующих функций у презумпций: признание интереса, реализация интереса, обеспечение и защита интереса4.
Нет необходимости оспаривать выводы Б.А. Булаевского о наличии у презумпций (возможно, и у юридических конструкций) названных функций. Но только следует учитывать, что данная функция, как, кстати, и ряд функций, отмеченных В.Н. Карташовым в цитированной статье, выделены по отношению к особому, специфическому объекту. У Б.А. Булавина — это интерес субъектов отношений, у В.Н. Карташова — это, например, процесс познания.
Немалый интерес представляет попытка анализа функций презумпций, предпринятая А.П. Кузнецовым и М.П. Прониной. Авторы справедливо исходят из того, что функции презумпций — это основные направления их регулятивного воздействия, отраженные в праве, обусловленные их сущностью и назначением, определяемые задачами, стоящими перед правом, самими функциями права5. Они, как и цитированный выше Б.А. Булаевский, вслед за названным ими рядом исследователей (Ю.Г. Зуев, Е.С. Шугрина, К.В. Шундиков) признают презумпции разновидностью юридических конструкций, считают, что, исполняя роль особых правовых норм, презумпции реализуют их функции.
Но одновременно А.П. Кузнецов и М.П. Пронина анализируют и специфические функции презумпций, связанные с их практическим использованием в правоприменительной практике. Здесь отчетливо проявилась отмеченная выше необходимость каждый раз ставить вопрос: по отношению к какому объекту мы рассматриваем роль (функцию)? Авторы, например, справедливо отмечают, что по отношению к процессу доказывания презумпции освобождают от необходимости доказывания определенных фактов, распределяют бремя доказывания и т. д. Если брать в качестве объекта деятельность государственного аппарата, то они способствуют ее совершенствованию и имеют значение в реализации политических и социальных задач6.
1 См.: Карташов В.Н. Юридические дефиниции: некоторые методологические подходы, виды и функции // Законодательная дефиниция: Логико-гносеологические, политико-юридические, морально-психологические и практические проблемы: Материалы Международного «круглого стола» (Черновцы, 21—23 сентября 2006 года) / Под ред. В.М. Баранова, П.С. Пацуркивского, Г.О. Матюшкина. — Н. Новгород, 2004. — С. 593.
2 См. там же. — С. 594—596.
3 См. там же. — С. 596.
4 См.: Булаевский Б.А. Гражданско-правовые презумпции: понятие и функции // Юридическая техника. — 2010. — № 4. — С. 111 — 112.
5 См.: Кузнецов А.П. Функции презумпций в праве и их значение в регулировании отраслевых общественных отношений / А.П. Кузнецов, М.П. Пронина // Юридическая техника. — 2010. — № 4. — С. 292.
6 См.: Кузнецов А.П. Функции презумпций в праве и их значение в регулировании отраслевых общественных отношений / А.П. Кузнецов, М.П. Пронина // Юридическая техника. — 2010. — № 4. — С. 300.
Современные исследователи считают юридические конструкции одним из важнейших средств юридической техники. Об этом, в частности, пишет М.К. Юков1. С.С. Алексеев называет конструкции «скелетом», на котором «строится» право2. В.К. Бабаев считал юридические конструкции важным средством правового регулирования общественных отношений наряду с другими элементами юридической техники3. В связи с этим представляет интерес попытка анализа функций юридической техники, предпринятая Н.Н. Морщаковой.
В частности, автор полагает, что юридическая техника обладает ограниченными возможностями воздействия на правовую материю и выполняет вспомогательную функцию. Она не регулирует непосредственно поведение субъектов права. С этим необходимо согласиться. Ведь и юридические конструкции, представляющие, как уже отмечено, важнейшее средство юридической техники, в том числе презумпции и фикции, регулируют отношения людей, прежде всего, через нормы, в которых они выражены и закреплены.
Что касается других функций, наличие которых отмечает Н.Н. Морщакова, то они в действительности присущи в той или иной мере и юридической технике в целом, и юридическим конструкциям в частности. Можно только выразить сомнение по поводу используемой терминологии. Так, функция оформления законодательной воли — это не что иное, как упомянутые выше, предложенные В.Н. Карташовым применительно к функциям дефиниций, учредительная и описательная функции. Предложенная Н.Н. Морщаковой контрольная (сдерживающая) — это, скорее всего, воспитательная функция. А вот интерпретационная и конкретизирующая функции упомянуты и В.Н. Карташовым, и
Н.Н. Морщаковой4. Впрочем, понять такую несогласованность вполне можно: во-первых, эти исследования еще находятся на начальном этапе и терминология не устоялась, а во-вторых, оба автора далеко не всегда конкретизируют те объекты, по отношению к которым рассматриваются анализируемые функции.
После всех приведенных суждений по поводу функций разных видов юридических конструкций наступило время подвести некоторый итог. Так, напрашивается вывод о том, что юридические конструкции по отношению к общественным связям имеют, как и многие другие юридические средства, регулятивную и охранительную функции. Причем те конструкции, которые ближе к нормативным, осуществляют их непосредственно с учетом характера отрасли, в рамках которой действуют (существуют). Естественно, например, что такие конструкции как презумпции или легальные определения основополагающих явлений в гражданском праве направлены, прежде всего, на позитивное регулирование. Конструкция состава правонарушения и конструкции отдельных составов правонарушений в рамках охранительных отраслей тяготеют к реализации охранительной функции с учетом особенностей отрасли.
Принципиально важно отметить, что и в том, и в другом случаях функции конструкций реализуются через соответствующие нормы, в которых они выражены, закреплены.
Что же касается теоретических конструкций, то есть основания утверждать, что указанные функции присутствуют в них эвентуально, как возможные, потенциально реализуемые в будущем, когда такая конструкция будет реально воплощена в действующем законодательстве. Являясь теоретической моделью нормативной конструкции, теоретическая конструкция выступает в качестве представления о возможных нормах или других юридических явлениях. Естественно, что она содержит и представление о регулирующих или охранительных ее возможностях. Но это именно абстрактные представления, не подкрепленные реальными процессами правового воздействия. Они смогут существовать в сознании исследователя. Но не упомянуть их было бы неправильно, поскольку с их существованием может быть связана структура соответствующей теоретической конструкции.
Что касается так называемых социальных функций права и правового регулирования, то юридические конструкции, как уже упомянуто выше, участвуют в их реализации наряду с другими правовыми средствами. И поэтому вряд ли можно говорить об их самостоятельном значении. Они, бесспорно, так или иначе, способствуют, а в отдельных случаях, возможно, напротив, препятствуют решению проблем эффективного регулирования социальных связей в экономической, политической и собственно социальной сфере. Но выделить их самостоятельное значение в решении указанных проблем вряд ли предоставляется возможным. Примером может служить проблема так называемой ювенальной юстиции. Ведущаяся ныне вокруг нее полемика явно затрагивает и вопросы создания новых конструкций, в частности, ответственности родителей и других субъектов за воспитание детей. Но эти проблемы явно имеют не самое важное значение.
1 См.: Юков М.К. Место юридической техники в правотворчестве // Правоведение — 1979. — № 5. — С. 46—47.
2 См.: Алексеев С.С. Право: азбука, теория, философия: опыт комплексного исследования. — М., 1999. — С. 108—109.
3 См.: Бабаев В.К. Правовая система общества // Общая теория права: Курс лекций / Под ред. В.К. Бабаева. — Н. Новгород, 1993. — С. 100.
4 См.: Морщакова Н.Н. Юридическая техника: понятие, виды, средства, основные функции и значение // Юридическая техника. — 2007. — № 1. — С. 52—59.
Среди функций, которые в той или иной мере присущи и теоретическим, и нормативным конструкциям, можно отметить существование познавательной и воспитательной функций. Сначала о познавательной. Признание факта ее существования напрямую зависит от признания наличия такой функции у права (правовой системы). Известно, что по поводу познавательной функции, ее наличия у права и содержания среди правоведов нет единого мнения. Те, кто признает ее существование, уповают на то, что право является специфической формой накопления знаний о закономерностях развития общества и может содержать в себе моменты прогноза, предвидения. В этом смысле, несомненно, юридические конструкции, как и право в целом, могут быть признаны носителями указанной функции.
Причем познавательное значение имеют оба вида конструкций, хотя и в разной степени, точнее, в разных формах проявления. Нормативные конструкции содержат, как и нормы права, знания сформулированные и зафиксированные. Зачастую за ними стоит вековой опыт накопления знаний в области юриспруденции1. Теоретические конструкции, являясь итогом познавательного процесса, осуществляемого исследователями правовой действительности, служат базой совершенствования и развития законодательства. Они дают методологические основания для их использования в качестве познавательного средства в процессе решения конкретной исследовательской задачи. При этом осуществляется сопоставление юридических конструкций и на этой основе на заключительном этапе происходит воплощение теоретической конструкции непосредственно в содержание правовых норм2.
С познавательной функцией юридических конструкций тесно связана их воспитательная роль (функция) по отношению к правосознанию как юристов, так и всех граждан. Естественно, она является проявлением и продолжением воспитательной функции права, но имеет свою специфику, связанную с особенностями воспитательного воздействия таких юридических конструкций, как аксиомы, презумпции, фикции3. Их содержание, их исходные положения, принимаемые на определенном этапе познания и правового регулирования зачастую на веру в силу их специфики, очевидности, невозможно переоценить в качестве средства формирования правосознания, формирования ценностного подхода к праву и правовому регулированию. Достаточно вспомнить значение презумпции невиновности, конструкции вины как необходимого элемента состава правонарушения4.
В ситуации, когда приходится констатировать наличие у явления значительного количества функций, выделяемых по отношения к самым различным объектам, с которыми это явление взаимодействует, возникает необходимость выявления функций, определяющих природу явления и его структуру. Речь пойдет о так называемых структурообразующих функциях.
Дело в том, что далеко не всякая функциональная связь между явлениями определяет структуру воздействующего на другие явления объекта. Структурообразующий характер в первую очередь носят функциональные связи, определяющие роль известного социального явления как целого по отношению к другим явлениям.
Проиллюстрируем это на известных примерах. Так, существование регулятивной и охранительной подсистем правового регулирования определяется не тем, что есть регулятивная и охранительная функции, выполняемые отдельными группами норм, а тем, что право в целом выполняет соответствующие функции. Выделение материальных и процессуальных отраслей и институтов в праве связано опять же с существованием функции права по закреплению и обеспечению движения социальных связей. С защитой личных и публичных интересов, их гармонизацией как функцией права связано существование структур частного и публичного права5.
Среди названных выше многочисленных функций юридических конструкций структурообразующий характер носят, скорее всего, лишь названные выше регулятивная и охранительная, представляющие собой, по сути, лишь две ипостаси единой регулятивной функции юридических конструкций как важного средства правового регулирования. Именно они отражают основное, главное, характеризующее юридические конструкции как специфическое правовое явление.
В связи с этим можно говорить о структуре нормативных юридических конструкций как специфических регуляторах общественных связей. Применительно к идеальным конструкциям об их структуре можно судить лишь в плане гипотетическом в соответствии с характером их функций, о чем речь шла выше.
1 См., например: Савельев В.А. Юридическая техника римской юриспруденции классического периода // Доктринальные основы юридической техники / Отв. ред. Н.А. Власенко.— М., 2010. — С. 18—29.
2 См.: Хизов В.Е. Юридическая конструкция как куматоид // Юридическая техника. — 2012. — № 6. — С. 596.
3 См.: О воспитательной функции права см.: Реутов В.П. О воспитательной функции правового регулирования // Государство, право, законность. — Пермь, 1975. — Вып. 6. — С. 80—94.
4 О воспитательном значении презумпции невиновности пишет, например, О.И. Цыбулевская. См.: Цыбулев-ская О.И. Презумпция невиновности: нравственный аспект // Юридическая техника. — 2010. — № 4. — С. 573.
5 См. подробнее: Реутов В.П. О соотношении функций и структур в правовой системе // Вестник Пермского университета. — 2001. — Вып. 2: Юридические науки. — С. 7—20.
В данном аспекте в общей теории права структура юридических конструкций практически не исследовалась. Лишь в цивилистической литературе можно найти суждения о структуре таких юридических конструкций, как презумпции и фикции. Так, анализируя презумпции как особые юридические конструкции, воплощенные в специфических нормах, О.А. Кузнецова пишет о том, что они носят вспомогательный, дополнительный характер и обычно имеют усеченную структуру по сравнению со структурой основных норм, которую автор представляет в виде гипотезы, диспозиции и санкции. Структурными элементами презумпции, по мнению О.А. Кузнецовой, являются условия действия презумпции, само предположение и возможность опровержения предположения.
Норма-презумпция, по мнению автора исследования, конструируется по схеме: «Если А, то предполагается Б, пока не доказано иное (не В)»1. Но вывод о трех элементах нормы презумпции может быть подвергнут сомнению. Вполне возможно рассматривать элемент, называемый О.А. Кузнецовой контрпрезумпцией, содержащий возможность опровержения презумпции, как условие, которое делает предположение (презумпцию) действительной. Известная презумпция невиновности в соответствии с этим подходом может быть сформулирована так: если совершено правонарушение, то пока вина лица, совершившего правонарушение, не установлена в надлежащем порядке, оно предполагается невиновным.
Возможен и иной вариант. Можно исходить из того, что презумпция невиновности существует в виде двух самостоятельных нормативных суждений.
1. Если совершено правонарушение, то первоначально совершивший его предполагается невиновным.
2. Если в процессе рассмотрения устанавливается иное, то предположение утрачивает силу (считается недействительным). И в том, и в другом варианте презумпция и нормы, закрепляющие ее, состоят из двух структурных элементов: условия и определенных последствий.
Показательно, что в другой своей работе О.А. Кузнецова, анализируя структуру еще одной юридической конструкции — фикции, прямо делает вывод о том, что в структуре любой фикции следует выделять два элемента: гипотезу (элемент, который содержит условие действия фикции) и диспозицию (элемент, который непосредственно закрепляет положение, не соответствующее действительности). Автор подробно иллюстрирует этот вывод многочисленными примерами из области гражданского права. Можно предположить, что косвенно вывод о структуре конструкции фикций свидетельствует о существовании двухэлементной структуры и конструкции презумпции.
Интересно отметить, что вполне обоснованно и убедительно автор, как, впрочем, и в цитированной выше книге, посвященной презумпциям, показывает, что структура указанных юридических конструкций (презумпций и фикций) не зависит от того, в какой сфере они действуют — регулятивной или охранительной. Осуществляя регулирующую функцию (собственно регулятивную и охранительную), они имеют одинаковую структуру, состоящую из условий их действия и последствий. Автор называет эти элементы соответственно гипотезой и диспозицией2.
Если применительно к нормативным конструкциям (нормам-фикциям и нормам-презумпциям, например) это не должно вызывать возражений, то по отношению к конструкциям идеальным, пока они не воплощены в конкретные нормы (или проекты норм), говорить об их функциональной структуре вряд ли возможно. Такие конструкции, как отмечено выше, реально существуют в виде системы суждений, умозаключений, дефиниций.
Примером может служить конструкция многоступенчатого единого нормативного правового акта, предложенная В.А. Сивицким в цитированной в начале статьи работе. Это могут быть такие суждения, как: единый акт состоит из правовых норм, принятых разными органами государственной власти; эти нормы могут иметь различную юридическую силу; располагаться в акте эти нормы могут по юридической силе и по тематическим блокам; и т. д.3
Видимо, в таком же ключе можно рассматривать и структуру тех конструкций, которые представляют собой легальные дефиниции. Если дефиниция является частью нормы права, то она может быть содержанием гипотезы или диспозиции, и о ее структуре в указанном функциональном аспекте говорить в этом случае весьма проблематично. Но если речь идет о легальном определении сложного юридического явления, представляющего собой юридическую конструкцию, то здесь, скорее всего, можно исследовать структуру с самых разных позиций.
В цитированной выше работе В.Н. Карташов, в частности, пишет, что для легальных дефиниций характерны не только нетрадиционные логические, но и специфические лексические, морфологиче-
1 Кузнецова О.А.Презумпции в гражданском праве. — СПб., 2004. — С. 48.
2 См.: Кузнецова О.А.Фиктивные явления в праве. — Пермь, 2004. — С. 66—67.
3 См.: Сивицкий В.А. Теоретическая модель единого нормативного правового (многоступенчатого) акта как способа конкретизации норм силы закона // Конкретизация законодательства как технико-юридический прием нормотворческой, интерпретационной, правоприменительной практики: Материалы Международного симпозиума (Геленджик, 27—28 сентября 2007 года) / Под ред. В.М. Баранова. — Н. Новгород, 2008. — С. 178.
ские, синтаксические, семантические, юридические и иные структуры...1 Ярким примером логикоструктурного анализа уголовно-правовых презумпций как особых юридических конструкций является, в частности, работа К.К. Панько2.
Итак, разнообразные юридические конструкции могут быть как идеальными, так и нормативными. Выполняемые ими функции, то есть направления воздействия на те или иные объекты, весьма многообразны. Наиболее важной, имеющей принципиальное значение, является функция регулирования общественных отношений, распространяющаяся как на позитивное регулирование, так и их охрану. Именно она имеет структурообразующий характер. Наиболее убедительно это можно проиллюстрировать на примере структуры таких нормативных конструкций, как презумпции и фикции, состоящих из двух элементов: условий действия и последствий, определяющих содержание данных конструкций. Анализ структуры положений, составляющих юридические конструкции, возможен и по иным основаниям. Это может быть логический, грамматический и иные подходы. Но это выходит за рамки собственно юриспруденции.
1 См.: Карташов В.Н. Юридические дефиниции: некоторые методологические подходы, виды и функции // Законодательная дефиниция: Логико-гносеологические, политико-юридические, морально-психологические и практические проблемы: Материалы Международного «круглого стола» (Черновцы, 21—23 сентября 2006 года) / Под ред. В.М. Баранова, П.С. Пацуркивского, Г.О. Матюшкина. — Н. Новгород, 2004. — С. 589.
2 См.: Панько К.К. Логико-структурный анализ уголовно-правовых презумпций // Юридическая техника. — 2010. — № 4. — С. 442—446.
